Текст книги "Метафизика пола"
Автор книги: Юлиус Эвола
Жанры:
Философия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)
Часть II. МЕТАФИЗИКА ПОЛА
13. Миф об андрогине
М. Майер. Символы, Андрогин, 1617 г.
В мифе традиционный мир выражал предельные, последние знания и значения бытия. Миф – это ключ. Еще недавно к нему пытались подыскать естественно-исторические, биологические или психологические объяснения. Нам же, напротив, миф послужит и поможет понять особенное отношение, связывающее наши пестрые знания с глубинными смыслами.
Через мифы мы постигаем метафизическую глубину пола. Возьмем один, который на Западе считается ближайшим к нам по времени, предупредив, однако, что мифы, принадлежащие к другим циклам, в целом идентичны. Выберем платоновский "Пир". Среди его участников двое как бы представляют нам две мифологические теории любви. Это Аристофан и Диотима[116]116
Аристофан (др. – греч. Aριστοφάνης) (444 до н. э. – между 387 и 380 гг., Афины) – древнегреческий комедиограф, прозванный «отцом комедии».
Диотима или Диотима из Мантинеи (греч. Διοτίμα) – жрица, жившая в древней Мантинее (город в Аркадии или Аркадах), которая играет важную роль в Платоновом диалоге «Пир». Её идеи – происхождение понятия Платонической любви. На Пире Платона его участники обсуждают значение любви. Сократ – самый важный оратор. По его словам, в его юности ему преподавала «философию любви» некая Диотима, которая была провидицей или жрицей. В диалоге Сократ также рассказывает, будто Диотима дала ему генеалогию Любви (Эрос), заявляя, что он – сын «ресурса и потребности». По её мнению, любовь – средство подъёма к рассмотрению Божественного. Для Диотимы и для Платона вообще, самое правильное использование любви к другим людям должно направить ум к любви, к Богословию. Будучи проникнут подлинной «платонической» любовью, красивый (прекрасный) человек вдохновляет ум и душу и направляет внимание к духовным вещам. Каждый проистекает из признания чьей-либо красоты к оценке Красоты, поскольку она существует отдельно от любого лица (человека), к рассмотрению Богословия – источника красоты и любви Бога. Её имя часто использовалось в качестве прозвища для философских или художественных произведений, журналов, эссе, и т. д. (см. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть]. Мы увидим, что определенным образом две эти теории дополняют друг друга, высвечивая антиномии эроса.
Первая теория касается мифа об андрогине. Как и почти все мифы, вставленные Платоном в свои философские сочинения, миф об андрогине, надо полагать, ведет свое происхождение от обрядов инициации, соотносящихся с Мистериями. В самом деле, эта же тема тайно циркулирует в литературе достаточно варьированной, начиная с древности, в сочинениях мистериософских и гностических, вплоть до авторов Средневековья и даже первых столетий нового времени. Встречаются также соответствующие темы и вне нашего континента.
По Платону[117]117
Платон. Пир. XIV, XV в т. ч. 189 с-190 с.
[Закрыть]' существовала некогда исконная, первоначальная раса, «сущность которой ныне угасла», раса существ, заключавших в себе два принципа, – мужской и женский – так называемые андрогины. «Страшные своей силой и мощью, они питали великие замыслы и посягали даже на власть богов». Этой расе также приписывают предание, донесенное Гомером, о братьях Оте и Эфиальте: «Это они пытались совершить восхождение на небо, чтобы напасть на богов». Это та же тема, что и тема титанов и гигантов; это и прометеевская тема, и она же встречается и в других мифах – в некоторой степени также и в библейском мифе о Рае и Адаме, поскольку там фигурирует обещание «стать как боги» (Бытие, III, 5).
У Платона боги не поражают молниями и громом эти андрогинные существа, как до того поразили Гигантов, но лишают их могущества, разделив надвое. Отсюда мужской пол и женский; и лица разного пола, у которых жива еще память о предшествующем состоянии, вожделеют восстановления первоначального единства. По Платону, именно в этом импульсе, побуждении и нужно искать конечный смысл эроса, метафизический и вечный. "Вот с таких давних пор свойственно людям любовное влечение друг к другу, которое, соединяя прежние половины, пытается сделать из двух одно и тем самым исцелить человеческую природу[118]118
Ibid. (там же) 191 c-d, XIV–XV.
[Закрыть]'. Помимо простого стремления к удовольствию, «ясно, что душа каждого хочет чего-то другого; чего именно, она не может сказать и лишь догадывается о своих желаниях, лишь туманно намекает на них»[119]119
Ibid., 192.
[Закрыть]'. Как бы испытывая влюбленных, Платон заставляет Гефеста вопрошать их: «Чего же, люди, вы хотите один от другого?… Может быть, вы хотите как можно дольше быть вместе и не разлучаться друг с другом ни днем, ни ночью? Если ваше желание именно таково, я готов сплавить вас и срастить воедино, и тогда из двух человек станет один, и, покуда вы живы, вы будете жить одной общей жизнью, а когда вы умрете, в Аиде будет один мертвец вместо двух, ибо умрете вы общей смертью. Подумайте только, этого ли вы жаждете и будете ли довольны, если достигнете этого?» И далее: «Случись так, мы уверены, – утверждает платоновский Аристофан, – что каждый не только не отказался бы от подобного предложения и не выразил никакого другого желания, но счел бы, что услыхал именно то, о чем давно мечтал, одержимый стремлением слиться и сплавиться с возлюбленным в единое существо. Причина этому та, что такова была изначальная наша природа и мы составляли нечто целостное. Таким образом, любовью называется жажда целостности и стремление к ней»[120]120
Ibid., 192 d-e.
[Закрыть]'. Смысл этого единства – это как бы переплетение двух частей, их взаимопроникновение[121]121
Ibid., 187 a.
[Закрыть]'.
Конечно, здесь надо отделить все побочное, метафорическое и баснословное от главной концепции. Конечно же, речь не идет о первоначальных, исконных существах, о которых Платон рассказал на манер сказки, дав их описание вплоть до соматических подробностей, словно существа эти – представители какой-нибудь доисторической расы, и нам осталось только обнаружить их в виде останков или окаменелостей. Доктрину множества состояний бытия следует воспринимать не исторически, а духовно-онтологически. В этом смысле андрогинат есть абсолютное, не разделенное и не раздробленное дуализмом бытие, даже, возможно, бессмертное. Именно это несколькими страницами позже утверждает у Платона Диотима, затем об этом рассказано в "Федре", правда, в связи с учением о прекрасном и с тем, что потом стали называть "платонической любовью". Но в любом случае связь между эросом и бессмертием очевидна.
Как второй элемент, в платоновском мифе мы имеем один из вариантов общей традиционной темы "падения". Различие полов соответствует условиям разорванного, а, следовательно, конечного и смертного бытия; то есть уже не первородного "дуализма", при котором бытие имеет жизнь не в себе, но в "другом". Здесь параллель даже с библейским описанием падения Адама и, как следствия, – удаления его от Древа Жизни. В Библии также говорится об андрогинате первочеловека, сотворенного по образу и подобию Божьему ("Мужа и жену сотворил их". Бытие, I, 27). Имя Ева, символ метафизического дополнения человека – переводится как "жизнь", "живущая". Как мы это увидим, в каббалистической интерпретации отделение женщины-жизни от андрогина ставится в соотношение с падением и кончается, тождественно этому падению, – удалением Адама от Древа Жизни. "И рече Бог: се Адам бысть яко един от Нас, еже разумети доброе и лукавое. И ныне да не когда прострет руку свою, и возьмет от древа жизни, и снестъ, и жив будет вовек. И изгна его Господь Бог из рая сладости, делати землю, от неяже взят бысть" (Быт. III, 22, 23)[122]122
Синодальный перевод:
22. И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно.
23. И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят. (Бытие) (прим. верст. fb2)
[Закрыть].
В общем кругу платоновский миф находится в числе тех, которые намекают на переход от единства к двойственности, от бытия к его утрате. Его отличительное свойство и важность обнаруживаются, тем не менее, в приложении именно к дуальности полов, обозначая и определяя тем самым тайный смысл и конечную цель эроса. Особенно часто выражение уже известного нам следствия (то есть силы, действующей в мужчине и женщине, которая побуждает их к цели, кажущейся иллюзией) можно встретить в Упанишадах: "В основе стремления мужчины к женщине лежит не любовь, но âtmâ[123]123
АТМАН («самость», «дух», "высшее Я") – вечная, неизменная духовная сущность, абсолют, осознающий своё собственное существование. Термин используется в индийской философии и религии индуизма для описания высшего "Я" человека и всех живых существ. (прим. верст. fb2)
[Закрыть]« (принцип „всеобъемлющего света, полного бессмертия“)»[124]124
Brihadârañyaka – upanishad. II, IV, 5.
[Закрыть]'. В контексте такого подхода эротический импульс – это стремление преодолеть последствия падения, то есть экзистенциальную двойственность, и тем самым восстановить первообразное состояние.
Это и есть тайна тяги мужчины к женщине и всевозможных ее вариантов, именуемых любовью, вплоть до случаев соединения существ, которых нельзя называть чистыми мужчинами и чистыми женщинами. Именно в этом ключ ко всей метафизике пола: "через диаду[125]125
ДИАДА (греч. – двоица), термин пифагорейско-платонич. философии для обозначения принципа неопределённости, неоформленности, множества и материальной текучести в противоположность монаде ("единице") как принципу единства, стабильности и формы. (Философский энциклопедический словарь. Гл. ред.: Л. Ф. Ильичёв, 1983.) (прим. верст. fb2)
[Закрыть] к единству". Наиболее фундаментальная форма половой любви – мгновенно взрывающая дуальность, экзистенциальную преграду между "Я" и "не-Я", между "Я" и "Ты". Плоть и пол здесь служат всего лишь инструментами к экстатическому достижению «единства»[126]126
Надо иметь в виду, что вследствие широкого распространения гомосексуализма в Греции его времени Платон придавал метафизический смысл гомосексуальной любви, то есть отношениям между лесбиянками и педерастами (Пир. 191 с, 192 а; Федр. 251 с, 253, 265 с, 240 а и так далее. Говоря о любви, Платон вообще прежде всего имеет в виду любовь к юношам). Применительно к такой любви невозможно говорить о стремлении мужского или женского начала в примордиальном смысле к восстановлению единства. Мофологический смысл такой любви – не андрогинат, а гомогения, «полнота мужского» (педерастия) или «полнота женского» (лесбиянство). Любящие ищут соединения со своей собственной субстанцией; сущностные основы полярности и дополнительности полов рушатся. (Ю. Э.)
От переводчика: В. В. Розанов пытался понять эти явления, исходя из вариативности уровней пола. (см. «Люди лунного света»). Его выводы в целом сопоставимы с тем, что Ю. Эвола говорит о «поле физическом и поле внутреннем». Другой русский философ, Л. П. Карсавин, писал о «четных и нечетных духах» и их соответствии типам людей. При этом, будучи православным христианином, он настаивал на том, что люди «нечетного духа» призваны к строгой аскезе. А. Ф. Лосев полагал гомосексуализм имманентно присущим платонизму как таковому, вне зависимости от распространения или нераспространения этого явления в конкретных условия Эллады, считал платонизм анафематствованным Вселенской Церковью и несовместимым с «византийско-московским Православием». В то же время отношение Церкви к Платону (а, следовательно, и к его философии) никовда не было однозначным – его изображение мы находим среди изображений «внешних мудрецов» в Благовещенском соборе Московского Кремля. Существует предание о том, что кости Платона были крещены. По-видимому, «проблема Платона» относится к числу антиномически-неразрешимых. Сам же гомосексуальный акт («содомский гpex») Церковь официально относит к числу «грехов, вопиющих на небо».
[Закрыть]. Этимология, данная слову "amor" средневековыми "Адептами Любви" (Fideli d'Amore)[127]127
Орден Fedeli d’Amore – «Верные любви» или «Адепты Любви» – это тайное общество литераторов под руководством Гвидо Кавальканти, к которому принадлежал Данте, также являющееся частью Традиции Aurum Solis. Общество «Fedeli d’Amore» возникло из слияния двух традиций: первая из них – это провансальская, представленая чередой трубадуров и труверов, представители которого с XII в. засвидетельствованы как в Провансе и Италии, так и во Франции и Бельгии. «Fedeli d'Amore» составляли тайное духовное воинство, их целью было исповедание культа «несравненной Дамы» и посвящение в таинство «любви». Они пользовались неким "секретным языком" (parlar cruz), чтобы их доктрина не открылась черни, la gente grossa (итал. – флегматичные, ленивые люди – слуги), по выражению Франческо да Барберино (1264–1348), одного из наиболее выдающихся представителей Fedeli. Другой «Fedele d'Amore», Жак де Безье, в своей поэме "C'est des fiez d'Amours" предписывает «не разглашать советы Любви, но тщательно их скрывать». Эта традиция завершена и отполирована Кавальканти и Данте.
Другая же – суфийская традиция, носящая глубокие элементы мистицизма. Суфийская поэзия проникла на Запад во время крестовых походов; её эхо донесли до Европы рыцари-храмовники. Не смотря на длительную историческую вражду, на Запад незаметно проникли слова Ибн Араби (Ibn’ Arabi), мысли Авероэса (Averroes) и рассказы Ашиков (’ashiq). Более поздним суфиям, "Федели Д’Аморе" могло бы показаться неожиданной флорентийской вариацией на тему Шадхилии (Shadhiliyya), также предлагавшей возвышенный жизненный путь (сочетающий любовь и поэзию) и схожий символизм (вращавшийся, например, вокруг таинственного числа «девять»).
«Федели Д’Аморе» появилось до того, как в него вступили первые члены: это был вопрос любовных переживаний как таковых, воспринимаемых в то время исключительно как нечто мистическое, возможно, незаметно отходя от переживаний христианских. Влюблённость (по возможности, в красивую девушку, «девицу») была ключом к открытию загадочной двери, ведущей к сердцу. Иной мир внутри мира сего, по аналогии с двухсторонним зеркалом; любовь – ключ к этому путешествию, любовь делает возможным изменение времени, разветвляющегося в обе стороны, и материализацию Вечности внутри тела. Вторым шагом стал отказ от дерзких попыток завоевания ради сохранения эротического напряжения без последующего его удовлетворения. Третья стадия началась с освоения поэзии и приобретения лингвистической практики, в точности копировавшей любовные переживания: страстный стиль, подготавливающий к познанию смысла жизни.
Дамы «Верных Любви», какое бы имя они не носили, Роза или Беатриче, Джованна или Сельваджия, это одна и та же женщина, символизирующая тайную доктрину, в значительной степени враждебную Церкви. Так у Данте любовь оказывается любовью к «Святой Мудрости», в его «Раю» солнце Беатриче затмевает солнце Христа.
В «Божественной Комедии» AMOR приобретает такие черты, которые никогда еще до Данте не приписывались богу любви. Перводвигателем Вселенной объявляется «Amor Divino» ("Божественная Любовь"). Св. Бернар Клервосский, создатель культа Марии, и который отнюдь не случайно выступает в роли одного из вожатых Данте, наряду с Вергилием и Беатриче, призывает Данте обратить взоры к изначальной любви (primo amore – первая любовь). Раньше у Данте эти слова относились к Св. Духу как к одному из ипостасей Св. Троицы, теперь же Св. Бернар сопровождает их молитвой Богоматери. И в конечном итоге силой, которая управляет Вселенной, оказывается у Данте все же AMOR.
Это не «средневековая ересь». Это, скорее, Гесиод, у которого Эрос – сила любви, влекущая к себе элементы мироздания, космическое начало, посредством которого объединяется Вселенная. Это возврат к античному образу мышления. Это – Возрождение.
https://vk.com/wall-55584631_21
(взято в Сети) (прим. верст. fb2)
[Закрыть], хоть и не «научна», но от этого не менее значительна: "частица "а" означает "без"; "mor" (mors) – "смерть": соединяем оба – получаем "без смерти", то есть бессмертие[128]128
А. Ricolfi. Studi sui Fedeli d'Amore. Milano, 1933, v.l, p.63.
[Закрыть]'.
В сущности, любя и желая, человек ищет собственный корень, почву, причастность к абсолютному бытию, ищет разрушения στηρεσις– «потерянности» и связанного с ней экзистенциального страха. Поняв это, мы поймем и любовь, даже профаническую, и даже простой «секс». И начнем постепенно нащупывать путь, ведущий в область мистического эротизма сакрализации пола и даже половой магии – всего того, что составляло важную часть древней традиции. И это потому, что перед нами уже раскрылась «элементарная», стихийная, не физическая, но метафизическая сущность эротического импульса. Проследуем по этому пути – его этапы станут последующими главами этой книги.
При этом не будем забывать о деталях и частностях. Как мы видели, платоновская доктрина об андрогине имеет вполне определенную "прометеевскую" окраску. Если эти мифические существа по сущности своей были способны внушить страх богам и бороться с ними, то, значит, эротическая реинтеграция не только сама по себе мистична, но и несет с собою некое могущество, возможно, опасное. Мы вернемся к этому, когда предпримем исследование инициатических форм половой магии. Весь "пафос", однако, отсюда. В широком мифологическом обрамлении прометеизм теряет или отчасти теряет свои негативные свойства: одна и та же традиция оформила как мифы о Прометее и Гигантах, так и героические мифы о Геракле. А ведь последний достиг той же цели, которой добивались Титаны, – открытия подступов к Древу Жизни. Герой "наслаждается" яблоками бессмертия (по одной из версий путь к Древу Гераклу указывает именно Прометей), а на Олимпе он – обладатель Гебы, вечной молодости, и не как вероломный мошенник, но как равный Олимпийцам.
Итак, традиция намекает на латентный прометеизм всякого эроса. В богатом инициатическом содержании, но зашифрованном под рыцарские приключения цикле о святом Граале, искушение, которое представляет женщина для избранного рыцаря, приводит иной раз и к Люциферу[129]129
Тексты содержатся в кн. J. Evola. II mistero del Graal. p.92.
[Закрыть]. Это является преткновением для моралистических толкований. У Вольфрама фон Эшенбаха падение Амфортаса[130]130
Персонаж рыцарского романа в стихах В. фон Эшенбаха «Парцифаль» (1210 г.). (прим. верст. fb2)
[Закрыть] соотносимо с девизом «Amor» – девизом, который, как говорит поэт, не согласовывается с покорностью и смирением[131]131
Wolfram von Eshenbach. Parzifal. III, 70–71.
[Закрыть]'. Это означает, что в любви некоторым образом присутствует противление чистому смирению, υβρις существ[132]132
υβρις (др. греч.) – гибрида (ночнаяхищнаяптица);
Гибрис, хюбрис (др. – греч. υβρις – дерзость) – высокомерие, гордыня, спесь, гипертрофированное самолюбие, наглость, нахальство, дерзость, строптивость, горячность. В древнегреческой культуре персонифицированное свойство характера, позже – важная этическая концепция. (см. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть], «единых» по происхождению. К тому же, нужно заметить, у Вольфрама сказано, что «путь к Граалю открывается только с оружием в руках», иными словами, через насилие, что и приводит главного героя поэмы Парсифаля к своего рода богоборчеству[133]133
См. J.Evola. II mistero del Graal e la tradizione ghibellina del'Impero. Roma, 1957, p. 87–88.
[Закрыть]'. Следовательно, открыть себе путь к Граалю – более или менее равноценно открытию заново пути к Древу Жизни или бессмертию; всякое вялое и дряблое обрамление этой легенды, подобное опере Вагнера, не соответствует изначальным смыслам и потому не может быть принято во внимание. Наконец, нужно отметить, что в кругах, в которых практиковались половая магия и мистический эротизм, имелись адепты, которые открыто исповедовали доктрину «единства» и отрицали какую-либо онтологическую дистанцию между Творцом и творением. Их взгляды порой содержали откровенную аномию, то есть отрицание не только человеческих, но и Божественных законов. Вот очень приблизительный перечень: от Сиддхи и Каулы индусов до тантристов «Пути левой руки»; в Европе – от «Братьев Свободного Духа» христианского Средневековья до саббатианства Якова Франка[134]134
Яков Франк (при рождении Яков бен Иехуда Лейб (Лейбович); 1726, Королёвка, Подолия, ныне Тернопольская область, Украина, – 1791, Оффенбах, Германия) – польско-еврейский религиозный деятель, создатель еврейской мессианской группы. Объявил себя мессией, Жил в Оттоманской империи, где познакомился с дёнме (каббалистическая секта; тур. dönme, буквально – отступники), потом перебрался в Речь Посполитую (Подолию). В Польше организовал секту, которая была в остром конфликте с ортодоксальными еврейскими общинами. В споре с раввинами привлёк католического епископа, а потом всей сектой принял католичество. Сам Яков Франк, находясь в Турции, принимал ислам в общине дёнме, дважды принимал католичество и вёл переговоры с русским духовенством о массовом принятии православия всей его общиной. (см. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть], а в наши дни вплоть до Алистера Кроули[135]135
Один из персонажей С. де Гуайта (Le Serpent de la genesis, Le Temple de Satan. v.I, Paris, 1916, p.503), представленный автором в довольно зловещем виде, утверждает своеобразный мистический эротизм: "Поймите слова Эли – если вы дрожите, вы потеряны. Надо быть отважным; если вы не таковы, вы никогда не поймете ничего в любви. Любовь предприимчива, она все ниспровергает, грохочет, сияет. Поднимитесь над собой! Станьте великими в своих выдумках. Вгоните в ужас и небо, и ад… Да, служители Эли, озаренные, возрожденные, преображенные на вершине горы Кармильской, произносите вслед за Эли: «Нам – наказание! Нам – ад! Нам – сатана!» С другой стороны, неоплатоник-христианин Марсилио ле Фичино (Sopra lo Amore. XI, 19) утверждает почти то же самое, освобождает идею «свободы» от люциферианских смыслов: «Конечно, мы разделены и ущербны, но соединенные в Любви, мы становимся единым целым. Любя Бога в Его творении, мы и творение начинаем любить в Боге, и тогда мы искуплены. Ведь если мы любим Бога, то и сами любимы». И далее (II, 6): «В любви и желании человек становится Богом…» Мы встречаем подобные мотивы и у современного, гораздо более профанического писателя (Н. Barbusse. L'enfer): «Желание, полное неведомого, ночная кровь, желание, само сотканное из ночной тьмы… – и вопль победы! Любовники говорят друг другу „я люблю тебя“, но их объятия – это борьба; они стенают и плачут, но восклицают: „Как мы счастливы!“ Уничтоженные друг другом, они разлучаются и говорят „Навеки!“ Кажется, в глубине их любви пылает огонь, похищенный с небес самим Прометеем». (прим. авт.)
Алистер Кроули (англ. Aleister Crowley; урождённый Эдвард Александр Кроули (англ. Edward Alexander Crowley); 12 октября 1875 – 1 декабря 1947) – английский поэт, оккультист, каббалист и таролог. Был известен как чёрный маг и сатанист XIX–XX века, один из "видных идеологов оккультизма и сатанизма". Основатель учения Телемы и автор оккультных произведений, в том числе «Книги закона». Создатель колоды «Таро Тота». участник нескольких оккультных организаций, включая «Орден Золотой Зари», «Серебряную Звезду» и «Орден Храма Востока». К увлечениям Кроули относились шахматы, альпинизм и астрология. (см. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть]. Но все это следует выделить особо, «отшелушив» от вульгарного «прометейства» и в то же время подчеркнув конкретно эротический аспект, вовсе не касающийся обычной любви мужчины и женщины. В то же время будем помнить, что у самого Платона[136]136
Пир. 193 с-а.
[Закрыть] «выздоровление», «восстановление» и «высшее блаженство» понимались как «высшее благо и добро», к которому может привести эрос. Все это сочеталось с неприятием безбожия и нечестивости. Но в определенном смысле такая установка отделяет от Божественного начала, ведет к подчинению и раздробленности человека – это как бы обратная сторона платоновского «антипрометеизма». Такая грань отделяет Геракла от Прометея и соответственно от установки на сатанизм. К этим проблемам мы еще вернемся.
14. Эрос и различные состояния опьяненности
Рассмотрим теперь ту «теорию любви», которую Платон вложил в уста Диотиме. Но сначала послушаем, что говорит Платон о высшей форме эроса как состояния, иными словами, о влиянии его на подсознание. Персонифицированный Эрос уже в «Пире» назывался «могущественным гением», «пребывающим посередине между богами и смертными» и передающим, как и другие гении, соответственно приказания или молитвы[137]137
Ibid, 202 d-e.
[Закрыть]'. В «Федре» пространно говорится о μανια[138]138
μανία (гр.) – 1) ярость, энтузиазм, вдохновение, восторженность, страсть, увлечение; 2) мания (тж. мед.) – сумасшествие, душевная болезнь, безумие, исступление.
[Закрыть]. Слово это довольно трудно перевести, буквальный перевод "мания" наталкивает на что-то негативное и болезненное, так же неточна попытка перевести это слово как «фурор», предпринятая гуманистами Возрождения (eroici furori[139]139
eroici furori (итал.-) – Героический Энтузиазм (или страстный напор) (прим. верст. fb2)
[Закрыть] у Джордано Бруно). Но можно говорить о состоянии восторга, "Божественного энтузиазма", экзальтации или светлой, ясной опьяненности: об этом мы уже говорили в связи с первичной природой эротического импульса. Платон строго различает две формы «мании» или «неистовства»: "неистовство бывает двух видов: одно – следствие человеческих заболеваний: другое же – Божественного отклонения от того, что обычно принято…[140]140
Федр, 265 а.
[Закрыть] Так что не стоит его бояться, и пусть нас не тревожит и не запугивает никакая речь, утверждающая, будто следует предпочитать рассудительного друга тому, кто охвачен порывом. Пусть себе торжествуют победу те, кто докажет к тому же, что не на пользу влюбленному и возлюбленному ниспосылается богами любовь, – нам надлежит доказать, наоборот, что подобное неистовство боги даруют для величайшего счастья"[141]141
Ibid, 245, b.
[Закрыть]'.
Самым важным для нас здесь является то, что неистовство эроса включено в совокупность признаков метафизического измерения. Платон различает четыре вида позитивного «неистовства», не относящегося к человеческой патологии. Он вменяет их четырем божествам: любовная μανια у него увязана с Афродитой[142]142
Афродита (др. – греч. Aφροδιτη, в древности истолковывалось как производное от αφρος – «пена») – в греческой мифологии богиня красоты и любви, включавшаяся в число двенадцати великих олимпийских богов. Она также богиня плодородия, вечной весны и жизни. Она – богиня браков и даже родов, а также «детопитательница». Любовной власти Афродиты подчинялись боги и люди. Неподвластны ей были только Афина, Артемида и Гестия. Была безжалостна к тем, кто отвергает любовь. Жена Гефеста и позднее Ареса. (см. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть] и Эротом[143]143
Эрот (Эрос, др. – греч. Eρως, также Эрос, у римлян Амур, лат. Amor и Купидон, лат. Cupido) – божество любви в древнегреческой мифологии, безотлучный спутник и помощник Афродиты, олицетворение любовного влечения, обеспечивающего продолжение жизни на Земле. Эрот – мировое божество, соединяющее богов в брачные пары, считался порождением Хаоса (тёмной ночи) и светлого дня или Неба и Земли. Он господствует как над внешней природой, так и над нравственным миром людей и богов, управляя их сердцем и волей. По отношению к явлениям природы он является благодетельным богом весны, оплодотворяющим землю и вызывающим к бытию новую жизнь. Его представляли красивым мальчиком, с крыльями, в более древнее время – с цветком и лирой, позднее со стрелами любви или пылающим факелом. (см. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть] (эросом), профетическая[144]144
ПРОФЕТИЧЕСКИЙ – относящийся к пророчествам (прим. верст. fb2)
[Закрыть] – с Аполлоном, μανιαинициаций – с Дионисом[145]145
Аполлон (др. – греч. Απόλλων), по прозвищу Феб (др. – греч. Φοῖβος) Фебос или Фойбос – «лучезарный, сияющий») – в древнегреческой мифологии златокудрый сребролукий бог света (отсюда его прозвище Феб, солнечный свет символизируется его золотыми стрелами), покровитель искусств, предводитель и покровитель муз (за что его называли Мусагет (Μουσηγέτης) предсказатель будущего, бог-врачеватель, покровитель переселенцев и основывающихся древнегреческих колоний, также очищал людей, совершивших убийство. Один из наиболее почитаемых богов. Олицетворяет Солнце (а его сестра-близнец Артемида – Луну).
Дионис (др. – греч. Διόνυσος, Διώνυσος, микен. di-wo-nu-so-jo, лат. Dionysus), Вакхос, Бахус (др. – греч. Βάκχος, лат. Bacchus) – в древнегреческой мифологии младший из олимпийцев, бог растительности, виноградарства, виноделия, производительных сил природы, вдохновения и религиозного экстаза. Упомянут в «Одиссее» (XXIV 74).
До открытия Микенской культуры позднейшие исследователи полагали, что Дионис пришёл в Грецию из варварских земель, поскольку его экстатический культ с неистовыми танцами, захватывающей музыкой и неумеренным пьянством казался исследователям чуждым ясному уму и трезвому темпераменту эллинов. Однако ахейские надписи свидетельствуют, что греки знали Диониса ещё до Троянской войны. В Пилосе один из месяцев назывался di-wo-nu-so-jo me-no (месяц Диониса).
В римской мифологии ему соответствует Либер (лат. Liber).
(см. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть], а поэтическая – с музами[146]146
Федр. Ibid, 265, b.
[Закрыть]'.
Аполлон
Дионис
Марсилио Фичино[147]147
Sopra lo Amore. VII, 13,14.
[Закрыть]' говорил, что это как раз «те образы фурора, на которые вдохновил нас Бог, возвышая человека над его человеческим, земным содержанием; и они же обращают человека в бога». Не будем здесь говорить о «поэтическом неистовстве», отметим только, что сейчас поэзия стала делом субъективно-профаническим, но когда-то поэт был пророком, а сама поэзия – carmen[148]148
carmen (исп. – букв.) – песня, напев, стихотворение, стихи, поэма, изречение оракула, пророчество, прорицание. (прим. верст. fb2)
[Закрыть]. Во всех остальных случаях даже сейчас μανια – это некая опьяненность, выводящая за пределы индивидуального переживания. У влюбленного, как и у посвященного, видение превышает ограниченность времени и самого субъекта[149]149
Об Эросе (Эроте) в целом Платон (Пир, 202 е, 203 а) говорит, как и о других гениях: «Благодаря им возникли всякие прорицания, жреческое искусство и вообще все, что относится к жертвоприношениям, таинствам, заклинаниям, пророчеству и чародейству».
[Закрыть]. Но почему-то ни Платон, ни его комментаторы не упоминали о неминуемом развитии анагогической[150]150
АНАГОГИЧЕСКИЙ – (отгреч. an, вверх, иagein, веду) – возвышающий, возвышенный, возносящий дух: таинственный; Психологич. – означает ведущий вверх и, следовательно, имеющий отношение к духовному или идеальному. (прим. верст. fb2)
[Закрыть], то есть ведущей ввысь μανια, которое происходит уже обычно под знаком Марса. Это странно вдвойне, ибо в древности героическое часто было связано с инициатическим[151]151
См. об этом Evola. Rivolta contro il mondo modemo. cit., I, § 19.
[Закрыть]'. Вспомним о священном безумии Коривантов и Куретов[152]152
Кориванты и Куреты – греческой мифологии демонические существа, составляющие окружение Великой матери богов Реи-Кибелы и младенца Зевса на Крите. Заглушали его плач ударами копий о щиты, тимпанами, экстатическими криками и плясками. (см. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть] с их особой техникой, включавшей в себя танец.
В то же время совершенно очевидно, что Платон признавал существование некоего древа, ветвью которого является эрос пола. Одушевленная опьяненность первоматерии от имени бога или гения, подобно прививке высшей жизни, освобождает «пленницу». И тогда, подчиняясь исключительно метафизике андрогината, материя приобретает высшую возможность – τελετη[153]153
τελετη (др. гр.) – обряд, праздник посвящения, посвящение в таинства, мистерии. (прим. верст. fb2)
[Закрыть] – эквивалент мистерийных инициаций. Весьма знаменательно, что слово "οργια" ("оргия", культ «оргии»), которое сегодня ассоциируется с половой распущенностью, возникло как обозначение состояния восторженной, воодушевленной экзальтации, которая в античных мистериях служила отправной, исходной точкой всякой инициации и имела эпитеты «священная», «сакральная». Но если эротическая μανια, родственная другим сверхчувственным переживаниям, о которых говорит Платон, локализуется, становится вожделением, а впоследствии лишь плотским, тогда она из «обуславливающей» становится «обусловленной», причем обусловленной биологически, исключительно телесным низом, деградирует и завершается синкопой[154]154
СИНКÓПА (др. – греч. – обрубание, отсечение): 1) внезапное ослабление, изнеможение, обморок, приступ кратковременной утраты сознания; 2) муз. – смещение музыкального ударения с сильной (ударяемой) доли такта на слабую; и др. (прим. верст. fb2)
[Закрыть] чистого «удовольствия». Это и есть «похоть Венеры».
Но даже здесь есть разные степени падения: "удовольствие" может оставаться экстатическим, если "магнетический" аспект любви, при флюидном слиянии двух существ, достаточно интенсивен. Когда эта интенсивность слабеет, в частности в результате привычки, "удовольствие" оказывается уже просто связанным с известными зонами и прежде всего с гениталиями. В особенности это свойственно мужчинам. Наконец, оно просто отделяется от всякого глубокого переживания. Вообще, "похоть" это действительно синкопа или коллапс состояния μανια. Последняя в своей сверхчувственности воли к абсолютному бытию всегда противоположна уничтожению эроса, замыкающему его в круге физического поколения. Это и есть у Платона вторая «теория любви», представленная Диотимой.
Не будет лишним еще раз подчеркнуть разделение Платоном видов "неистовства" – в дальнейшем это поможет нам развить наши идеи подробнее. Μανια, властно вмешиваясь в жизнь человека, либо полностью подчиняет себе его индивидуальный менталитет (в индийской терминологии – manas[155]155
МАНАС (санскр. manas, от корня man – думать) – в индийской философии обозначение психической способности координации и синтезирования деятельности моторных и сенсорных органов (индрий); манас также отвечает за то, чтобы чувственные данные поступали к субъекту познания (см. Атман, Пуруша) в определенной последовательности и чтобы психомоторые желания последнего без промедления передавались соответствующим "исполняющим органам". Манас часто выступает как ядро психической индивидуальности, определяющий специфический способ познания и действия личности. Распространенный перевод манаса как "ума" (англ. mind) может ввести в заблуждение, поскольку санскритский термин обозначает не активную познавательную способность (как "ум" в европейской традиции), а бессознательный инструмент, деятельность которого направляется сознательной душой. (см. Философская энциклопедия) (прим. верст. fb2)
[Закрыть]), либо вообще упраздняет его. Эта могущественная сила может быть онтологически высшей или низшей в отношении индивидуальности. В последнем случае неистовство становится животно-регрессивным. На очень тонкой, едва различимой пограничной линии находится, в частности, половая магия.
Своего рода иллюстрацией к изложенному являются теории уже цитированного нами Людвига Клагеса, который отчетливо отделял стихийное неистовство эротического события от его психофизического аспекта. Все "не-физическое" и экстатическое, по Клагесу, существует отдельно. "Это не дух человека освобождается в экстазе, – утверждает Клагес, – но душа, и освобождает она не тело, но дух."[156]156
Vom kosmogonishen Eros. cit, р. 63.
[Закрыть]' Хотя для этого автора дух и не совсем дух, а в сущности синоним «ментала», очевидно, что «душа», о которой он говорит, соответствует низшим пластам (почти бессознательным, соседствующим с биосом[157]157
БИОС – (устар.; греч. bios жизнь) – относящийся к явлениям жизни, витальности. (прим. верст. fb2)
[Закрыть]) человеческого бытия, в большей своей части характеризующимся господством женского, смутно-ночного, yin (Инь), а не принципом yang (Ян) – мужским и светлым. Следовательно, экстаз, рассматриваемый Клагесом, можно, собственно, назвать теллурическим[158]158
ТЕЛЛУРИЧЕСКИЙ – (от лат. tellus земля) – Земной, кземле, каккнебесномутелу, относящийся, изсилыземлиисходящий. (Словарьиностранныхслов, вошедшихвсоставрусскогоязыка.– ЧудиновА.Н., 1910.) (прим. верст. fb2)
[Закрыть], может быть, даже демоническим.
Итак, существует разветвленная феноменология видов μανια и эроса, важность которой невозможно преуменьшить. При этом надо понять, что ни негативно-демонический, ни Божественный аспект эроса одинаково не имеют никакого отношения к брутальному импульсу, к чистой животности. Этнологи, так же, как и историки религии, как и современные психологи, – не знают почти ничего об этих важнейших тонких различиях.
15. «Биологизация» и падение Эроса
В «Пире» Платона Диотима появляется, на первый взгляд, только для того, чтобы спорить с Аристофаном. Она утверждает, что смысл любви вовсе не в поиске своей половины и жажде единства. Нет, это обладание добром, «жажда блага и счастья»[159]159
Пир. 205 d – 206 а.
[Закрыть]'. Но, по существу, спор Диотимы с Аристофаном вызван своего рода разночтением. В эллинистической концепции «добро» – не моральная, а онтологическая категория, оно тождественно бытию, тому, что есть, то есть всему наиболее полному и совершенному. А ведь миф об андрогине, хотя и в сказочной форме, но как раз на это и намекает. Далее, Диотима утверждает, что пылкая заботливость и напряженность стремящегося к этой цели, приобретает специфический любовный облик. "Дело в том, Сократ, что все люди беременны, как телесно, так и духовно, и когда они достигают известного возраста, наша природа требует разрешения от бремени. Разрешиться же она может только в прекрасном, но не в безобразном. Соитие мужчины и женщины есть такое разрешение. И это дело Божественное, ибо зачатие и рождение суть проявления бессмертного начала в существе смертном[160]160
Ibid 206 b.
[Закрыть]'.
Ранее уже обозначенный смысл метафизики пола, с одной стороны, получает здесь свое подтверждение: стремление на едином вздохе к вечному обладанию добром; любовь, следовательно, является стремлением к бессмертию[161]161
Ibid, 207 а.
[Закрыть]'; но с другой стороны, в изложении Диотимы метафизика пола ниспадает до физики секса. А ведь это прямое предвосхищение теорий Шопенгауэра и дарвинистов! Смертная натура, даже если она истомлена, измучена, доведена до исступления любовным жаром, пытается все же достичь бессмертия в виде продолжения рода, в порождении. «Ведь у животных, так же, как и у людей, смертная природа стремится стать по возможности бессмертной и вечной. А достичь этого она может только одним путем – порождением, оставляя всякий раз новое вместо старого». В таких порождениях человек становится почти сверхиндивидуальным – посредством вечной цепочки поколений он как бы вытягивается во времени и пространстве благодаря эросу = производителю. «Ведь даже за то время, покуда о любом живом существе говорят, что оно живет и остается самим собой – человек, например, от младенчества до старости считается одним и тем же лицом – оно никогда не бывает одним и тем же, хоть и числится прежним, а всегда обновляется, что-то непременно теряя, будь то волосы, плоть, кости, кровь или вообще все телесное, да и не только телесное, но и то, что принадлежит душе… Так вот, таким же образом сохраняется и все смертное: в отличие от Божественного, оно не остается всегда одним и тем же, но, устаревая и уходя, оставляет новое свое подобие. Вот каким способом, Сократ, – заключила она, – приобщается к бессмертию смертное – и тело, и все остальное. Другого способа нет. Не удивляйся же, что каждое живое существо по природе своей заботится о своем потомстве. Бессмертия ради сопутствует всему на свете рачительная эта любовь»[162]162
Ibid 207 а.
[Закрыть]'. Диотима рассуждает совершенно как дарвинистка, пытаясь объяснить наиболее глубокий смысл не только естественного импульса, побуждения людей сохранить свою расу. «В чем, по-твоему, Сократ, причина этой любви и этого вожделения? Не замечал ли ты, в сколь необыкновенном состоянии бывают все животные, и наземные, и пернатые, когда они охвачены страстью деторождения? Они пребывают в любовной горячке сначала во время спаривания, а потом – когда кормят детенышей, ради которых они готовы и бороться с самыми сильными, как бы ни были слабы сами, и умереть, и голодать, только чтобы их выкормить и вообще сносить все, что угодно. О людях еще можно подумать, – продолжала она, – что они делают это по велению разума, но в чем причина таких любовных порывов у животных, ты можешь сказать?»[163]163
Ibid 207 b, 208 b.
[Закрыть]'
Не случайно все это вложено в уста женщины. И не просто женщины, а именно Диотимы из Мантинеи, посвященной в Мистерии, которые с уверенностью можно назвать "Мистериями Матери" и которые возвращают нас к доэллинским, доарийским расам, ориентированным теллурически (земным) и гинекократически (матриархально). Ко всему этому мы еще вернемся; здесь же отметим, что для цивилизации, кладущей продолжение рода чуть ли не в основу религии, не существует вообще понятия личности. Если даже оно как-то присутствует, то в чахоточном, эфемерном состоянии. Оно "вечно" лишь постольку, поскольку вечна материнская космическая субстанция, в которой человек вечно растворяется, но и оттуда же вечно появляется заново. Так новые, молодые листья вырастают на месте старых и мертвых. Это кредо полностью противоположно концепции олимпийского бессмертия, которая, напротив, обязывает решительно и резко разорвать физические и материнско-теллурические оковы, выйти из вечного круга порождений и вступить в область чистого бытия[164]164
Характерно, что говоря о «темпоральной вечности» или «временной вечности» рода, Шопенгауэр (Ор. cit, с.41, р. 25–26.) использует гомеровский образ старой ветхой листвы – qalis folia generatio, talis et hominum – в котором Й. Й. Бахофен (Das Mutterecht Basel, 1897, § 4, cf. § 15.) видел материнско-теллурическую основу античных цивилизаций Средиземноморья.
[Закрыть]. Поражает, что весь этот «модернизм» дарвинистского толка есть не что иное, как мотивы пеласгической[165]165
пеласгической, т. е. творимой женщиной; см. Р. Грейвс. Мифы Древней Греции «Пеласгический миф творения».
http://librebook.ru/mify_drevnei_grecii/vol2/1
[Закрыть] и теллурической (земной) религии Матери. Что это за «наивысшие таинства откровений», на каковые намекает Диотима, – мы увидим в дальнейшем, сейчас нам важно понять, что перед нами два антитетических[166]166
АНТИТЕТИЧЕСКИЙ – содержащий в себе антитезис, (диаметрально) противоположный, полярный, контрастный (прим. верст. fb2)
[Закрыть] подхода – мифология андрогината и концепция выживания в Роде. Первый подход – ураничен, метафизичен, вирилен и, возможно, имеет в себе некую часть прометеева духа. «Теория» Диотимы – материнско-теллурическая и «физическая».
Но отложим до времени противопоставления и займемся гораздо более важным – внутренним единством, а именно – вглядимся в переход одного воззрения в другое, в смысл этого перехода. Ясно, что "теллурическое" ("земное") или "временное" бессмертие – иллюзия. Человека, идущего этим путем, "абсолютное" как бы избегает: человек, отдавая свою жизнь другому, искренне страдает от ограниченности своего желания, и он начинает все снова и снова… и так без конца[167]167
Cf. C. Mauclair. Op.cit: «Что есть преемственность рода, как не проекция одного и того же желания на новое бытие, затем опять на новое и так до бесконечности?» В некотором смысле это явление того же самого порядка, что описал Платон (Федр, 255 d.): «Он любит, но не знает, что именно. Он не понимает своего состояния и не умеет его выразить… от него утаилось, что во влюбленном, словно в зеркале, он видит самого себя».
[Закрыть]. Впрочем, конец возможен, правда, всегда негативно-безысходный – раса может угаснуть или просто стать жертвой природного катаклизма. Мираж бессмертия в этом случае уже более чем мираж… Шопенгауэровский «гений рода» как бы говорит: вот, это я правлю влюбленными, удовольствие – лишь приправа к размножению и женская красота тоже; вот, вы, влюбленные, верите, что живете какой-то там высшей жизнью и достигаете единства, но на самом же деле вы – просто мои слуги… Киркегард очень точно подметил, что любовники, как бы составляющие единое "Я", – просто жертвы обмана, ибо в минуты соития род празднует победу над личностью. Киркегард находит, что это противоречие – самое смешное из всего, что Аристофан находил в любви. И все же даже здесь высшая перспектива возможна – ведь влюбленные, отказываясь от подлинного осуществления сами, жертвуют собой для третьего, для дитяти. Это, конечно, что-то, но… рожденное ими еще менее способно к подлинной жизни. Если бы сын был способен «окончить серию» своих отцов и дедов… Нет, он в лучшем случае – существо, им подобное[168]168
S. Kirkegaard. In vino vertitas.
От переводчика: Противоположный взгляд на онтологическую судьбу рода высказал священник Павел Флоренский: "Род есть единый организм и имеет единый целостный образ. Он начинается во времени и кончается. У него есть свои расцветы и свои упадки. Каждое время его жизни ценно по-своему; однако род стремится к некоторому определенному, особенно полному выражению своей идеи, перед ним стоит заданная ему историческая задача, которую он призван решить. Эта задача должна быть окончательно выполнена особыми органами рода, можно сказать, энтелехией рода, и породить их – ближайшая цель жизни всего рода. Ими заканчивается какой-то цикл родовой жизни, они последние или какие-то предпоследние проявления рода. Будет ли от них потомство или нет – это вопрос уже несущественный, по крайней мере, в жизни данного рода, ибо в лице этих своих цветов он уже выполнил свою задачу. Если появится потомство, то это может быть развитием рода по инерции, а в ближайшем будущем, то есть через три, четыре и так далее поколения (а что значит три-четыре поколения в истории рода!) жизненной энергии рода суждено иссякнуть. В других случаях возможно, при притоке надлежащей крови, и рождение стойкого потомства. Но таковое чаще всего исходит от какой-либо из младших ветвей рода, с новой родовой идеей и новой исторической задачей. Но чем полнее и совершеннее выразился в известном представителе исторический смысл рода, тем менее оснований ждать дальнейшего роста родовой ветви, к которой он принадлежит.
Нет никакого сомнения, что жизнь рода определяется своим законом роста и проходит определенные возрасты. Но нет сомнений также и в свободе, принадлежащей роду, – свободе, столь же превосходящей мощью своего творчества свободу отдельного представителя рода в среднем, как и полнота жизни рода в целом превосходит таковую же отдельных родичей в среднем. Кроме того, в какие-то сроки и в лице каких-то отдельных представителей рода это самоопределение его получает чрезвычайные возможности. Род стоит тогда у дверей собственной судьбы. Если вообще, в другие времена и в лице других его членов ему предоставлена некая беспечность и от него не требуется четких решений и прозрения задачи целого, то наоборот, в такие времена и в лице таких своих членов он приобретает возможность подтянуться, духовно напрячься и на этих поворотах сделать выбор, ответить либо ДА, либо НЕТ высшему о нем решению. Так бывает в жизни отдельного человека; но неизмеримо ответственнее эти узловые моменты в жизни целого рода. И тут род волен сказать НЕТ собственной идее и вырвать из себя источник жизни. Тогда, после этого рокового НЕТ себе самому, роду уже незачем существовать, и он гибнет тем или иным способом" (Флоренский П. А. Анализ пространственности и времени в худождественно-изобразительных произведениях. М., 1993, с. 211–216).
[Закрыть]. Все это похоже на бесполезно-вечное наполнение бочки Данаидами, бесполезно-вечное плетение Окносом[169]169
ДАНАИДЫ, ОКН (др. – гр. Окнос) – персонажи греческой, римской мифологии – символ бесполезной, бессмысленной работы. (прим. верст. fb2)
[Закрыть] нити, которую осел низшего, адского мира пожирает снова и снова[170]170
Если Е. Карпентер (Love's coming-of-age. Manchester, 1896, р. 18) прав, утверждая, что главная цель любви в создании единства, то продолжение рода не является необходимым следствием такого чисто творческого состояния. Ребенок может родиться и после изнасилования, без всякого внутреннего расположения женщины, и от искусственного оплодотворения, когда половой акт вообще отсутствует. Идея Карпентера нам станет понятнее, когда речь пойдет о половой магии (§ 59).
[Закрыть]. Но в безнадежно-тщетном вращении в «круге рождений» есть своя метафизика. Это метафизика нисхождения, «низ хождения» – вырождающееся бытие ищет суррогатов. Эрос, внутренне озаренный, становится все более и более внешним – жаждой, плотским вожделением, чисто сексуальным, а затем и просто животным инстинктом. И наконец – спазм, изнеможение сладострастия, каковое, особенно у самцов, всегда обусловлено физиологически и направлено на оплодотворение. Высшая точка восторга оказывается крахом диады, горькая пилюля которого, однако, растворяется в той жиже, которая именуется «удовольствием». Liquida voluptas[171]171
Liquida voluptas (лат. – жидкости удовольствия) (Google-переводчик) (прим. верст. fb2)
[Закрыть], феномен растворения – латинское выражение, своевременно использованное Микельстедтером[172]172
C. Michelstfedter. La persuasione а la retonca. Firenze. 1922, р.58.
Микельстедтер(Michelstaedter) Карло – итальянско-еврейский философ; p. 3.6.1887 (Гёрц/Гориция) – ум. 17.10.1910 (там же); стал известен после смерти благодаря гениальным предположениям, изложенным в его ранних работах, которые на протяжении длительного времени оставались неизвестными в немецкой и французской философии и в которых он, не зная об идеях Кьеркегора, путём глубочайшего мысленного анализа предвосхитил плодотворные начала современной экзистенциальной философии и даже ход рассуждений, содержащихся в работе Хайдеггера «Бытие и время». (см. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть]'. Но сила эта непослушна: она соскальзывает в область биоса и становится «инстинктом», безличным, как автомат. Не существующий чисто эротически, инстинкт продолжения рода становится, тем не менее, реальным в терминах "Es" – смутной, мрачной тяги, витального принуждения, которое отрывается от сознания и, возможно, начинает его разрушать. Все это не потому, что существует некая «воля рода», но потому, что воля личности, преодолевающая границы, никогда не сможет быть искорененной или «отмысленной» полностью. Она, пускай в пасмурно-демонической форме, но выживает, исполняя функцию δυναμις[173]173
Δ ύναμις (греч.) – возможность; также – сила, способность, потенция. (прим. верст. fb2)
[Закрыть], изначального импульса в вечном круговороте рождений, и в той же степени, в какое временное причастно вечному, хотя бы через последовательность размножающихся индивидов как «бессмертие в Матери», можно еще удержать в памяти последний, обманчивый отблеск абсолютного. Но вот он блеснул, а грань между человеческим миром и миром животных мало-помалу стирается…
Как мы уже говорили вначале, любой процесс должен быть инвертированным: низшее выводится из высшего, высшее объясняет низшее. Физическое проистекает из метафизического. Импульс бытия изначален и безусловно метафизичен. Инстинкты самосохранения или размножения суть «осадки», действие которых эффективно лишь на присущих им низких планах. Феноменология человека проходит процесс самоисчерпания от анагогической (возвышенной) и гиперфизической экзальтации (воодушевления) в высшей точке, до плотского оргазма, имеющего лишь генетическую природу, – в низшей. Можно, конечно, опуститься еще ниже, до чисто животного уровня. И, как в различных видах животных до́лжно видеть вырождение тех или иных возможностей человека, причем вырождение окончательное, безысходное, гротескно-бесовское, так и всякое, возможно, случайное соответствие между жизнью пола и любви, с одной стороны у людей, с другой – у животных является дегенеративной пародией на человеческий эрос.
Мы видим, как половое влечение толкает и ведет – иногда телепатически – всевозможные виды и роды животных к брачным миграциям. Четвероногие и пернатые покрывают неслыханные расстояния, попадают в невиданные переделки, часто погибают в пути – и все это только чтобы достичь, наконец, места, где можно совершить оплодотворение или отложить яйца. Мы видим кровавые разборки хищников, половая борьба которых, несмотря на повод, не является борьбой за самку, но скорее – за обладание бытием, которого домогаются тем более дико, чем более удален сам предмет вожделения. Мы видим, как метафизическая жестокость абсолютной женщины «макроскопируется» у богомола, самка которого убивает самца сразу же после совокупления. Похожие явления можно наблюдать у перепончатокрылых и разных других видов: губительные, смертельные кутежи и свадьбы, пожираемые самцы, жизнь которых завершается после акта зачатия, или же прямо во время самого полового акта; самки, умирающие сразу же, как отложат уже оплодотворенные яйца. Мы видим абсолютное совокупление лягушек, которым не мешают ни раны, ни смертельные увечья; можем лишь подивиться эротике улиток, их беспредельной потребности в продленном сношении и даже садизму проникновения друг в друга, зачастую болезненному и многообразному. Но мы видим и как похожее на размножение «пролетарской» части человечества кишение низших видов, плодящихся и пожирающих самих себя и доходящих до таких форм неиндифференцированного биоса, как гермафродитизм моллюсков и первичнохордовых, партеногенез[174]174
ПАРТЕНОГЕНЕЗ (от др. – греч. παρθενος – дева, девица, девушка и γενεσις – возникновение, зарождение) – так называемое «девственное размножение», одна из форм полового размножения организмов, при которой женские половые клетки (яйцеклетки) развиваются во взрослом организме без оплодотворения. (см. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть] одноклеточных организмов, протозоеров и самых последних метазоеров, образующих основу для начала нисходящей серии[175]175
На эту тему есть интересный цикл фильмов «National Geographic» – «Дикий секс»/"Wild sex" (2005) (прим. верст. fb2)
[Закрыть]. Все это, кстати, перечислено Реми де Гурмоном в его книге «Физика любви»[176]176
R. de Gourmont. La Physique de l'amour. Paris, 1912, р. 120: «Сексуальные выдумки человечества существуют и до и вне его. Нет такого способа, которого бы не знал животный мир», р. 141: «Всякое наше излишество имеет прототип в животном мире». Наблюдение интересное, однако будем помнить, что де Гурмон использует собранную им информацию для того, чтобы "вписать человеческий эрос в животный. (прим. авт.)
Реми де Гурмон (фр. Remy de Gourmont, 4 апреля 1858, Базош-о-Ульм, Орн, Нижняя Нормандия – 27 сентября 1915, Париж) – французский писатель, эссеист, художественный критик.
Оставил обширное литературное наследие, во многом не изданное при жизни. Кроме нескольких книг стихов, многочисленных романов и новелл, драматических произведений, его составляют тома эссеистики, литературной критики и художественной хроники. Самым известным его сочинением стал сборник литературных портретов деятелей символистского движения "Книга масок" (1898, с гравюрами Ф. Валлотона, многократно переиздавалась).
Афоризмы и эпиграммы Реми де Гурмона расходились по устам, его суждения о современном искусстве были чрезвычайно авторитетными, в том числе и в России, а влияние на литературу и художественную жизнь прекрасной эпохи – огромным, причем не только во Франции, но и во всей Европе – в Англии (Э. Паунд, О. Хаксли, Р. Олдингтон, посвятивший ему книгу), в России (М. Волошин, Н. Гумилёв, М. Кузмин), Испании (Ортега-и-Гассет). (см. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть]. Но ведь все это лишь результат падения человеческого эроса, в конечном счете его инволютивно-низшие стадии, приоткрывшиеся нам под видом автоматизированных, осатаневших побуждений к безумию и бросков в бездну. Ну как не признать тот факт, что метафизический корень такого животного эроса – особенно если говорить о его императивности – даже более видим, чем в многочисленных вялых, но так называемых «духовных» формах человеческой любви? Ведь все грубо-брутальное – лишь отражение низом верха, то есть абсолютного бытия, находящегося по ту сторону эфемерной, усредненной жизни индивида.