Текст книги "Метафизика пола"

Автор книги: Юлиус Эвола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

41. Об этике полов

Приведенные выше наблюдения заставляют сказать хотя бы несколько слов об этике полов. Эту проблему мы затронем лишь вскользь – по двум причинам. Во-первых, вопреки мнению большинства, этика никогда не бывает самостоятельна. Чтобы что-то значить, она должна быть прямо связана с областью священного и с метафизикой. Во-вторых, мы уже рассмотрели вопросы этики именно в этой перспективе, но в другой работе. Здесь эта же проблема будет лишь введением в другую – сакральных форм отношений полов.

Всякая традиционная, а не "социальная", то есть абстрактно-философская, этика основывается на восхождении к абсолютному, к тому, что составляет самую сущность бытия. Данное и внеположное, оформленное волевым актом, теряет свою самодостаточность и становится этическим критерием. Истинная формула всякой этики – "быть самим собой" или "быть верным самому себе". Причем под этой верностью следует разуметь верность глубинной природе, сущности человека, его внутреннему типу, "идее".

В бытии-для-себя и бытии-для-другого легко распознавать основные черты мужественности и женственности; становится ясным, что́ есть этика мужчины и что́ – этика женщины: это проявляется в реакции, безусловном «ответе» на предлагаемые жизнью ситуации со стороны каждого пола. В этом, как мы уже отмечали выше, можно заметить симметрию. Мужское в чистом виде, то есть бытие-для-себя, мы видим только в двух типах – воина и аскета; им соответствуют два типа женственности, то есть бытия-для-другого – тип любовницы и тип матери.

Мы только дополняем то, что уже говорили о женском и женщинах. Взятые сами по себе, ни "афродитизм", ни материнство не есть категории внеонтологические и соответственно этической ценности не несут; все зависит только от принадлежности женщины к тому или иному "типу". Существует общее и вполне определенное мнение о женщинах, принадлежащих к "афродическому" типу, материнство же всячески превозносится. Но когда слышишь о "высоком призвании материнства", трудно определить, что же собственно высокого в самом его факте. Материнская любовь у людей имеет очень много общего с ней же у животных – это чисто природное, безличное и инстинктивное чувство женщины, само по себе лишенное этического измерения и могущее даже вступать в противоречие с этическими ценностями. Несомненно то, что для "абсолютной матери" ее любовь никак не вытекает из каких-либо высших начал[602]602
  L. Klages. Vom Kosmogomsben Eros. cit, р. 18.:
  "Безличная материнская любовь одной женщины ничем не отличается от ее же у другой… Как всякий инстинкт, оживляющий и возбуждающий, она углубляет душу" но с точки зрения жизни духа животная мать ничем не отличается от человеческой".


[Закрыть], она слепа и часто несправедлива.

Мать любит ребенка потому, что это ее ребенок, а не потому, что видит в нем достойное любви. Чтобы защитить и спасти свое дитя, "абсолютная мать" способна не только пожертвовать жизнью (здесь природное и этическое совпадают), но и совершать поступки, с точки зрения этики совершенно непростительные. Пример проявления чисто материнского типа женщины – в новелле Айно Калла "Имант и его мать"[603]603
  Айно Юлия Мария Каллас, урождённая Крон (фин. Aino Julia Maria Kallas, Krohn, 2 августа 1878, Кийскиля, Выборгская губерния, Финляндия – 9 марта 1956, Хельсинки, Финляндия) – финская писательница, писавшая стихи, новеллы, романы и пьесы. Оригинальное название указанного произведения: "Imant ja hänen äitinsä" (1930). (Вики) (прим. верст. fb2)


[Закрыть] – мать узнает, что ее сын рискует жизнью, участвуя в заговоре против своего хозяина; она без колебаний выдает этому хозяину всех участников при условии, что жизнь ее сына будет сохранена. Заговорщиков казнили, а Имант остался в живых, но, узнав о случившемся, покончил с собой, ибо другого выхода у него не было. Здесь в самом чистом виде выявлено противоречие между мужской этикой и материнской любовью.

Для того, чтобы преодолеть свою чисто природную стихию, женщине как материнского типа, так и типа любовницы, нужно превзойти саму себя, нужно героическое усилие, самопожертвование, самоотречение. Для матери это должно проявляться в любви не слепой, не инстинктивной, а оставляющей возможность свободного выбора и ясно видящей ее объект – свое дитя – любви, способной к различению, распознаванию, вплоть до желания смерти недостойного сына. Такую материнскую любовь мы встречаем среди спартанских, древнеримских, иберийских и германских матерей; это первая возможность этического поведения женщины.

Другая этическая перспектива открывается перед женщиной противоположного типа – типа любовницы; она – в жизни для другого[604]604
  В качестве интересного подтверждения этого положения приведем слова м-ль де Леспина, сказанные де Жильберу: «Я все время чувствую, что я – не я, я – это Вы, и чтобы быть Вами, мне не нужно ничем жертвовать. Ваши чувства, Ваши мысли, мой друг, все это мое, мое внутреннее; остальное мне чуждо». (B. Dangennes. Op.cit) Этическая sîtâ говорит, что благородная женщина следует не за родителями, не за сыном, не за друзьями, но «лишь за своей душой», а это и есть ее супруг. Св. Бонифаций свидетельствует, что среди северных народов есть женщины, не желающие пережить своего мужа; они приносят себя в жертву огню, зажженному в его честь; легенды рассказывают то же самое и Наме и Брунгильде. Самоубийства среди женщин у литовцев и готов, чьи мужья погибали на войне, были очень часты (Ср. тж.: Е. Westmark. Histoire du mariage.).


[Закрыть], жизни его тени, тени героя, когда он для нее – «господин и супруг», когда обожание его доходит до обожествления: тогда исчезает всякий страстный эгоизм, а любовь превращается в священное приношение; при этом сохраняются присутствующие в этих женщинах будоражащие, вдохновляющие и демонические черты, но исчезает «высасывание», вампиризм, о котором мы говорили. В предыдущей работе мы перечисляли возможные для женщин не деметрической, но афродической и дионисической природы пути, очерченные традиционными культурами. Женщины, которые хотели оставаться с мужем по ту сторону физического существования, добровольно предавали себя погребальному костру – этот обычай существовал не только в Индии, но и у фракийцев, венедов, древних германцев, инков и так далее – и это было естественным завершением пути женщины такого типа.

В данной работе, говоря об этике полов, мы делаем лишь приблизительный набросок. Нас совершенно не интересуют "женские" и "сексуальные" проблемы, как их представляет себе современный мир, равно как и вопросы брака, развода, эмансипации, свободной любви и так далее. На самом деле их нет. Единственной серьезной проблемой является то, насколько общество, и шире – эпоха, – могут способствовать самораскрытию мужчины и женщины в рамках обозначенных архетипов, а также, соответственно, способных через разнообразие внешних форм добиться, чтобы общественные институты отражали естественные законы и содействовали укоренению мужского и женского начала в метафизике пола, а также приближению к простому закону: "принципиальное в главном – подчинение женщины мужчине". Все остальное, как сказал бы Ницше, «есть глупость»; и во введении к этой книге мы уже говорили, в какое глупое положение по отношению как к женщине, так и к полу вообще поставила себя современная западная цивилизация вследствие ее так называемого «прогресса»[605]605
  Современный мир узнал женщину, желающую «эмансипироваться» (материально, социально) от мужчины, но не мужчину, сумевшего освободиться (внутренне, духовно) от женщины. Гинекократический климат современной западной (особенно американской) цивилизации хорошо выражен в словах одного из персонажей Д. Х. Лоуренса (Aaron's rod. ch.XIII): «Фундаментальная важность женщины для жизни, вытекающая из того, что она якобы есть ее источник и носитель, – вот вера, исповедуемая в глубине души большинством в сегодняшнем белом мире… Почти все мужчины принимают правила этой игры. Почти все мужчины, даже когда они начинают истерично заявлять о своих правах самца и хозяина, в глубине души верят в превосходство женщины – родительницы и носительницы. Они молчаливо исповедуют культ женственного, молчаливо соглашаются с тем, что женщина – это материнство, красота, страсть и вообще самое благородное в мире. Иногда они начинают взбрыкивать – ненавидят жен, тянутся к проституткам, алкоголю и неважно к какой еще ерунде – все это просто истеричный бунт против позорной догмы о священном превосходстве женщины, в котором они просто профанируют своего подлинного бога, бога, в которого веруют. Ненавидя женщину, они только усиливают ее власть, кадят ей… Дух мужества исчез из мира. Современные мужчины не способны собраться на священную битву – появится женщина со своими детенышами и повернет это стадо баранов защищать ее.»


[Закрыть].

Часть V. САКРАЛИЗАЦИЯ И ПРОБУЖДЕНИЕ

42 Брак, как «таинство» в традиционном мире

После опубликования фундаментального труда Фюстеля де Куланжа[606]606
  Нюма-Дени Фюстель де Куланж (фр. Numa Denis Fustel de Coulanges; 18 марта 1830 года, Париж – 12 сентября 1889 года, там же) – французский историк, автор классического труда «Древний город». Его научный подход выражался как желание: «факты, факты, ничего, кроме фактов». (Вики) (прим. верст. fb2)


[Закрыть] всеми признано, что древняя семья была не только естественным, но и религиозным союзом. Это относится к любой изначальной цивилизации, или иначе, цивилизации традиционного мира. Ее сакральный характер охватывал как интимные отношения полов вообще, так и семейные в частности.

Прежде всего, отметим, что в древней семье индивидуальное начало было обычно подавлено и не выступало как определяющее. Личные склонности и чувства часто вообще не принимались во внимание: господствовали интересы расы. Римское понятие dignitas matrimonii[607]607
  (лат.) – достоинство брака. (прим. верст. fb2)


[Закрыть] отдавало первенство целям рождения благородного потомства. Поэтому, и не только в Риме, но и в Греции, а также в других традиционных цивилизациях, делались различия между женщинами, призванными к деторождению, и другими, использование которых было связано с переживанием мужчиной чистого эротического опыта (институт конкубината[608]608
  Конкубина (лат. concubina, от лат. con – вместе, и лат. cubare – лежать) – в древнем Риме незамужняя женщина низшего сословия, находившаяся в сожительстве с холостым мужчиной. Такое отношение, называемое в Римском праве конкубинатом (лат. concubinatus), не было зазорным, но было лишено всех прав, какие имел законный брак. Дети считались незаконнорожденными. Термин, в основном, применяется в отношении римского и христианского права. (см. Вики) (прим. верст. fb2)


[Закрыть] был законно включен в семейное право как дополнение собственно к браку). Что же касается супружества, то и в нем проводилось различие между просто эротикой и сознательным использованием жены для деторождения. Когда муж этого хотел, супругам следовало пройти особый очистительный и искупительный ритуал, а затем сходиться именно и только с этой целью, соблюдая строгие предписания относительно самого полового акта. Ему предшествовал период воздержания; очистительный ритуал предполагал изгнание из женщины демона сладострастия, затем следовало призывание богов и выбирался день, в который супруги уединялись. Применялась особая наука, касающаяся регулирования пола будущих детей[609]609
  S. Péladan. La science de l'amour. Paris, 1911, p. 324–325.


[Закрыть]'.

Важно то, что в тотемических[610]610
  Тотемизм (от алгонкинского «ототем» – его род) – некогда весьма распространенная и ныне ещё существующая религиозно-социальная система, в основании которой лежит культ так называемого тотема. Термин этот, впервые употреблённый английским путешественником Дж. Лонгом в 1791 году, заимствован у североамериканского племени оджибва, на языке которых totem означает название и знак, герб клана, а также название животного, которому клан оказывает специальный культ. В научном смысле под тотемом подразумевается класс (а не индивид) объектов или явлений природы, которому та или другая социальная группа, род, фратрия, племя, иногда даже каждый отдельный пол внутри группы (Австралия), а иногда и индивид (Сев. Америка) – оказывают специальное поклонение, с которым считают себя родственно связанным и по имени которого себя называют. Нет такого объекта, который не мог бы быть тотемом, однако наиболее распространёнными (и, по-видимому, древними) тотемами были животные. (см. Вики) (прим. верст. fb2)


[Закрыть] обществах концепция деторождения не сводилась только к биологическому продолжению рода, но включала в себя стремление сохранить и передать сквозь время мистическую силу крови gens[611]611
  gens(фр.) – люди; (лат.) – нация. (прим. верст. fb2)


[Закрыть], исходящую от родоначальника, его гения, жившего в родовом вечном огне, который хранили в доме. В пронизанной традицией древности как участие в семейных ритуалах создавало новое родство, то есть прибавляло к родовой цепочке новых членов, так и женщина принадлежала мужу, была «замужем» именно магической силой родоначальника. В Риме брачное ложе называлось lectus genialis, то есть родовое ложе. Сохранились свидетельства о том, что римская жена, соединяясь с мужем, соединялась с «гением рода», приапическим богом Матитусом или Титинусом (genius domesticus или lar familiaris). В доме мужа молодая жена, nova nupta, лишалась девства с помощью фаллического симулякра этого бога – ut illarum pedicitiam prior deus delibasse videtur[612]612
  Проперций (Carm. IV, И, 33); Лакганций Div. Inst. I, 10, 36; Тж. A. de Marchi. Il culto privato in Roma antica. Milano, 1896.


[Закрыть]. В других древних цивилизациях мы можем встретиться с похожими смыслами. Истинной целью брака считалось не просто деторождение, но именно рождение «сына долга», как на берегах Инда назывался сын-первенец, который должен был стать «героем». Заключительная часть брачной церемонии çraddha[613]613
  Шраддха (Śrāddha) – религиозный обряд в индуизме, проводимый в честь умершего предка и являющийся неотъемлемой частью культа предков. Является религиозной и социальной обязанностью всех индуистов мужского пола за исключением санньясинов и некоторых садху. Именно из-за шраддхи в Индии придаётся такое большое значение мужскому потомству, которое делает возможным проведение ритуала. Основной целью шраддхи является защита и поддержка душ умерших предков в тонком мире, до того, как они снова реинкарнируются на Земле. (см. Вики) (прим. верст. fb2)


[Закрыть] звучала так: vîram me datta pitarah ("О отцы, сделайте так, чтобы мой сын стал героем!")[614]614
  S. Radhakrishnan. The Hindu view of life. London-New York, 1927, p. 84. (NB: Радхакришнан издан на русском.)


[Закрыть]'.

В сакрализованой семье разность полов была подчинена режиму взаимодополнения. Место женщины в арийском домашнем культе было связано с огнем, естественной хранительницей которого, как бы представительницей Весты, "живого огня" или огня-жизни, она и была. Жена в определенном смысле была живой поддержкой этого сверхчувственного влияния, дополнением вирильного начала, принадлежавшего pater familias[615]615
  (англ.) – хозяин дома, отец фамилии (прим. верст. fb2)


[Закрыть]. Жена следила за чистотой огня, чтобы он не погас, она представала как сакральная сила в жертвоприношении огню[616]616
  F. de Coulanges. La cité antique. Paris, 1900, p. 107–166.


[Закрыть]'. В Риме те же самые «дополняющие» задачи при живом огне исполнял священник. Потому, если супруга Огня – flaminia dialis[617]617
  конфарреация (лат. confarreatio) – торжественный ритуал, проводившийся в основном в семьях патрициев. Обряд совершали главный жрец (лат. pontifex maximus) и фламин (жрец) Юпитера (лат. flamen Dialis): зачитывались прошения к богам, в жертву приносился хлеб из полбяной муки (лат. far – «полба», отсюда название ритуала). В ходе церемонии в жертву Церере и Теллусу приносились также овца и фрукты. Обязательным было присутствие десяти свидетелей. Установление этой традиции Дионисий Галикарнасский приписывал Ромулу. Плиний писал, что «Ничего не было священнее уз брака, заключённого таким образом». Невеста передавалась из рук отца в руки жениха – это подчёркивало полную зависимость римской патрицианки. Этот обряд не допускал развода – на труднейшую процедуру расторжения подобного брака решались только тогда, когда не оставалось никакого другого выхода. При заключении других видов брака женщина получала больше прав и возможностей. По этим причинам такая форма брака постепенно вышла из употребления, и в 23 году н. э., по словам Тацита, нельзя было найти даже трёх кандидатов на должность жреца Юпитера, которые должны были происходить от родителей, сочетавшихся путём конфарреации, и сами находиться в браке, заключённом таким же образом. (см. Вики) (прим. верст. fb2)


[Закрыть] – умирала, ее следовало заменить, ибо без своего дополнения огонь угасал и умирал. Можно приводить и примеры из иных традиций, например, брахманической, исполненной тех же смыслов. Жена, связанная с мужем таинством – samskâra – выступает как «богиня дома» и изначально участвует в культе и ритуалах совместно с мужем. Она посвящена жертвенному пламени. И медитировать на нее следовало как на огонь – yosha-magnin dhyâyоtâ. Сами супружеские отношения подчинялись разработанному ритуалу – vajna – аналогичному жертве огню – homa. Говорили так: «Знающий жену как форму огня достигает освобождения». В çathapata-brahmâna женщина говорит: «Если ты относишься ко мне как к жертвеннику, то какой бы благодати ты ни возжелал, обретешь ее мною»[618]618
  I, VIII, 1, 9. – J.Woodroofe. Shakti and shâkta. Madras-London, 1929, p. 96–97.


[Закрыть]'. Соитие с женщиной рассматривается по аналогии с жертвоприношением сомы (Vajapeya), а каждая часть ее тела при этом как имеющая космические аналоги. В частности, матка и была жертвенным огнем[619]619
  Brihadârañyaka – upanishad. IV, IV, 3.


[Закрыть]'. В другом традиционном тексте все фазы полового общения рассматриваются как священнодействие и указывают на сходство последнего с первым[620]620
  Chândoya-Upanishad. II, XII, 1–2.


[Закрыть]'.

Само по себе бракосочетание приобретает характер таинства и подлежит ритуализации. В известной индоевропейской ритуальной традиции, относящейся к акту продолжения рода, мужчина и женщина уподобляются Небу и Земле: приближаясь к жене, муж произносит: "Я – Небо, ты – Земля; я – Небо. Я песня (sâman), а ты строфа… Я Небо, а ты Земля. Обнимем друг друга, смешаем наше семя ради рождения сына и благополучия нашего дома". Затем, когда жена начинает символически отклонять объятие, муж произносит: «Небо и Земля, соединитесь!» Перед тем, как войти в жену, муж целует ее в губы, три раза гладит снизу доверху и говорит: «Как Земля принимает Огонь в недра свои, как Небо заключает Индру в лоне своем, как четыре света содержат в себе ветра, так я ввожу в тебя зародыш…» (называется имя будущего сына)[621]621
  Brihadârañyaka – upanishad. VI, IV, 2-21. Atharva-Veda. XIV, II, 71.


[Закрыть]'. Мужское начало вообще – символ Неба, женское – Земли. В Греции, по свидетельству Пиндара, мужчина в любви отождествлялся с Гелиосом, Солнцем, женщина – с Селеной, Луной[622]622
  K. Kerényi. Figlie del Sole. Torino, 1949, p.134.


[Закрыть]'. Можно также отметить, что в некоторых индийских диалектах санскритского происхождения женщина именуется prakrtî; это же слово обозначает «природу» – женскую ипостась неподвижного бога purusha[623]623
  Интересно, что в некоторых романских языках – в частности, во французском и итальянском – народное наименование женского полового органа – «природа».


[Закрыть]. Эти следы сакрализации брака должны постепенно исчезать из памяти; тем не менее, еще совсем недавно существовало много такого, что объяснить невозможно, не обращаясь к этим следам. Множество Божественных и космических соответствий, сохранившихся в разных культурах, свидетельствуют о повсеместном в древности распространении ритуальной иерогамии и теогамии[624]624
  ТЕОГАМИЯ(греч.). Праздниквчестьсвадеббогов, свадебныепеснопениявчестьбогов, например, существовавший на острове Сицилии праздник похищения Персефоны Аидом. (букв.) – Богосупружество.


[Закрыть]. Не было ни одного народа, у которого бы брачная практика не являлась ритуализированной – все это составляло огромную магическую цепь, подчинявшую материальную сферу сферам высшим[625]625
  Р. В. Randolf. Magia sexualis. Paris, 1952, p.28.


[Закрыть]'. Новалис имел основания считать брак в его сегодняшнем состоянии «профанированной мистерией», возвращение к подлинному смыслу которой только и может освободить человека от ужаса одиночества. То, что Клод де Сен-Мартен часто не делал в жизни того, что писал, не умаляет значения многих его слов, например, таких: «Если бы род человеческий знал, в чем смысл брака, он воспылал бы его жаждой, ибо благодаря браку человек становится подобным Богу и может покончить с вменённой человечеству гибелью.»[626]626
  С. de Saint Martin. Le Ministère de l'Homme-Espit. Paris. 1802, p. 27. («Человек, его истинная природа и служение»)
  Луи Клод де Сен-Мартен (родился 18 января 1743 во Франции, умер в 1803 году) – французский мистик, подписывавший свои работы псевдонимом «Неизвестный Философ». Духовный учитель мартинистов.


[Закрыть]

В рамках креационистских религий также присутствуют представления о сакральном характере деторождения, как бы продолжающего Божественное творение. В зороастрийском Иране существовал древний брачный ритуал, предполагавший прямую связь Божественной милости с интенсивностью собственно сношения[627]627
  Yаcna, 53,7.


[Закрыть]'. В Исламе, брачный ритуал которого очень напоминает индоевропейский, также отсутствуют представления о сексуальности как о чем-то нечистом и непристойном, в связи с которым всякое упоминание Божества будет кощунственно. Напротив, прежде, чем совершить сношение с женой, муж произносит: "Во имя Аллаха всемилостивого и милосердного – Bismallah alrahman al-rahim".

Также и жена отвечает: "Во имя Аллаха…", прерывает произнесение формулы, а затем, когда муж, чувствуя, что она устала, совершает семяизвержение, жена завершает формулу словами "…всемилостивого и милосердного". В том же духе о соединении Бога с женщиной толкует мастер суфизма Ибн Араби, придавая сексуальным объятиям метафизическое и теологическое значение. В трактате Fucuc Al-Hicam он пишет: "Супружеский акт – проекция воли Бога, проявленной Им в момент творения, дабы в творении Он узнал Самого Себя… Пророк любил женщин из-за их онтологической природы, принимающе-пассивной, которая перед его лицом была подобна Универсальной Природе (at-tabо'ah) перед лицом Самого Бога. Бог проекцией Своей воли, Своим Божественным Актом воздействует на Универсальную Природу и дает ей возможность раскрыть заложенные в ней формы, что можно представить как супружеский акт, совершаемый духовной волей (al-himmah – так именуется трансцендентная вирильность – прим. Ю. Э.) в мире элементов, в мире световых духов – это и есть логическое завершение дискурсивного порядка (саму логику тоже можно представить как сущностное проявление мужского начала – прим. Ю. Э.). Ибн Арави утверждает, что любящий женщин, соединяясь с ними, «любит их Божественной любовью». Но для тех, которые слепо следуют только физическому влечению, «половой акт – бездуховная форма; дух недоступен для того, кто приближается к супруге – или любой другой женщине с одной только похотью – он не ведает об истинной природе и объекте своего желания…» «Люди знают, что я влюблен, но не знают, в кого», – этот стих назидает тех, кто любит только плотски, то есть просто женщину, не понимая духовного смысла своей влюбленности. Ты должен знать, кто и зачем играет твоей страстью – знающий достигнет совершенства"[628]628
  Ibn Arabî. La Sagesse des Prophétes. trad. T.Burckhardt, Paris, 1955, р. 187–189.
  Мухйиддин Абу Абдуллах Мухаммад ибн Али аль-Андалуси (араб.) – (28 июля 1165, Мурсия – 10 ноября 1240, Дамаск) – исламский богослов из Мусульманской Испании, крупнейший представитель и теоретик суфизма. Получил прозвание «величайший учитель» (аш-шайх ал-акбар).


[Закрыть]. В этой суфийской теологии любви можно увидеть расширение и подъем сознания путем ритуализации; человек этой культуры более или менее ясно понимает суть брачных отношений и то, что они, как и собственно половой акт, освящены кораническим законом, причем это касается как моногамии, так и полигамии. Деторождение же в Исламе понимается как продолжение Божественной креативности в самом человеке.

Древний иудаизм также не содержал в себе пуританско-аскетического проклятия пола и смотрел на брак не как на уступку плоти, но как на духовную сущность, одну их самых священных тайн. Согласно еврейской Каббале, каждый подлинный брак – символическое осуществление союза Бога и (Шхина) shekhinah[629]629
  G. Sholem. Mystique juive. cit. p.251.


[Закрыть]'.

Следует также указать на китайскую доктрину царских браков. Кроме собственно царицы, у царя должно быть еще сто двадцать жен. Использование всех их также есть ритуал и подчиняется особому символизму. Царские жены разделены на четыре разные группы, в которых число жен обратно пропорционально их "ценности": наиболее многочисленная состоит из наименее благородных. Женам разрешалось приближаться к царю только в строго определенные ночи. Для представительниц наиболее многочисленной, "внешней" группы, это периоды убывания луны вплоть до безлунных ночей; избранные наиболее благородные жены принадлежали царю в течение двух объемлющих полнолуние дней. В наступившую же священную ночь, когда луна светит полным светом, отражая солнце целиком, царь оставался наедине с царицей и был для нее Единственным Мужчиной, Единым. Эта идея абсолютного, "центрального" союза и расходящегося от него в стороны "множества" – чистого количества – означала убывание, рассеивание в материи Единого и ее восстановление: иерогамия царской четы повторяла структуру космоса"[630]630
  M. Granet. La pensée chinoise. Paris, 1950, р. 293–295.


[Закрыть]'.

43 Христианство и сексуальность

Говоря о сакрификации[631]631
  Сакрификация – жертвоприношение (обычно речь идет о жертвенных животных). Очевидно, здесь говорится об отношении христианства к сексуальности как к жертвоприношению. (см. Вики – жертвоприношение) (прим. верст. fb2)


[Закрыть] традиционными институтами половых союзов и особенно различных форм моногамного брака, мы уже намекали на «гибридный» характер католичества, проявляющийся в его морали. Не только в этом, но и здесь, в частности, мы можем найти в данной конфессии последствия неправомерного смешения принципов и норм, относящихся к разным планам бытия. Глубоко креационистские традиционные религии всегда признавали существование двух законов, двух путей. Первый предполагал жизнь в мире, признаваемом Божьим творением, сохраняемом самим же Богом Творцом (само Божество имеет два проявления – «творческое» и «хранительное» – Брама и Вишну), и этот закон исповедует не отрицание, но, напротив, освящение мирской жизни. Второй закон относится к меньшинству, призванному к аскезе и избирающему уединение и восхождение («путь Шивы»). В отличие от древнего иудаизма, зороастризма, ведического индуизма и даже ислама, католичество смешивает эти два плана и прилагает аскетические мерки к обыденной жизни; одним из последствий этого стало проклятие секса, точнее, явная теологическая ненависть к половой жизни.

Напротив, собственно в Евангелиях указанное различие проводится. У Луки (XX, 34—36) мы читаем: «…сынове века сего женятся и посягают, сподобльшиеся век он улучити и воскресение еже от мертвых, ни женятся, ни посягают: ни умрети бо к тому могут: равни бо суть ангелом» (церк. – слав)[632]632
  «чада века сего женятся и выходят замуж; а сподобившиеся достигнуть того века и воскресения из мертвых ни женятся, ни замуж не выходят, и умереть уже не могут, ибо они равны Ангелам.» (Синодальный) (прим. верст. fb2)


[Закрыть]. И Матфей (XIX, 12) говорит о тех, кто «исказиша сами себе, Царства ради Небеснаго»[633]633
  «сделали сами себя скопцами для Царства Небесного.» (Синодальный) (прим. верст. fb2)


[Закрыть], добавляя: «Могий вместити да вместит» (Кто может вместить, да вместит). Слово «исказиша» не имеет здесь никакого уничижительного смысла, напротив, речь идет о наивысшей, если угодно, абсолютной мужественности. Также у Матфея (XIX, 4—6) мы находим слова, напоминающие мотивы андрогината: «Он же отвещав рече им: несте ли чли, яко сотворивый искони мужеский пол и женский сотворил я есть; и рече: сего ради оставит человек отца своего и матерь: и прилепится к жене своей, и будете оба в плоть едину. Якоже к тому неста два, но плоть едина: еже убо Бог сочета, человек да не разлучит» (церк. – слав)[634]634
  «Он сказал им в ответ: не читали ли вы, что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их? И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает.» (Синодальный) (прим. верст. fb2)


[Закрыть]. Строго говоря, эти слова указывают на соединение полов как на путь к восстановлению первоначального единства и в этом смысле такое соединение оправдывают; последняя фраза утверждает скорее не столько социальную нерасторжимость брачных уз, сколько то, о чем говорил Иоанн Скотт Эригена: само разделение полов есть проявление человеческого, уже падшего бытия. В самом деле, и Апостол Павел, воспроизведя библейский отрывок о двоих, оставляющих отца и мать дабы составить едину плоть, добавляет: "Тайна сия велика есть" (Эфес., V, 31–32, το μυστηριον τουτο μεγα εστιν) – он употребляет слово "тайна" ("мистерия"), а не "таинство" ("sacremento"), выражение, которое мы встречаем в этой связи в Вульгате[635]635
  Вульгата (лат. Biblia Vulgata – «Общепринятая Библия») – почётный титул, прилагаемый к латинскому переводу Священного Писания, восходящего к трудам блаженного Иеронима. Предыдущим (до Вульгаты) латинским переводам Библии присвоено название Vetus Latina (старолатинские, также именуются лат. Itala). C XVI века Вульгата является официальной латинской Библией католической церкви. (см. Вики) (прим. верст. fb2)


[Закрыть]. Апостол намекает на различный онтологический статус мужского и женского, на разные пути для мужчины и для женщины: «Муж… образ и слава Божия сый, жена же слава мужу есть» («Муж… образ и слава Божия; а жена есть слава мужа.») (I Кор., 11, 7); таким образом, мистерия преображения («искупления») женского начала мужским (подобно Шакти, ведомой Шивой) совершается благодаря тому, что мужу предписано возлюбить жену по образу любви Христа к Церкви, «да освятит ю, очистив банею водною в глаголе»; за этими словами читаем следующие: «Тако должни суть мужие любити своя жены, яко своя телеса. Любяй бо свою жену себе самого любит» (Эфес., V, 25—37). В то же время этим словам противоречит отрицание Павлом высших возможностей секса как такового, сексуальный опыт сам по себе рассматривается как «соблазн» и «нечистота», а брак лишь как дозволение. Мы читаем: «…добро человеку жене не прикасатися: но блудодеяния ради кийждо свою жену да имать, и каяждо жена своего мужа да имать», – и далее – «Аще ли не удержаться, да посягают: лучше бо есть женитися, нежели разжигатися»[636]636
  "хорошо человеку не касаться женщины. Но, во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа." … "Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться." (Синодальный) (прим. верст. fb2)


[Закрыть] (I Кор., VII, 1—2, 9).

Именно это последнее стало основой послеевангельского христианства. Утверждается, что половая жизнь в целом греховна[637]637
  Идея о том, что существует какая-либо связь между половым обменом и первородным грехом, никак не основана собственно на текстах: в Книге Бытия рассказывается о том, что Адам и Ева были одной плотью, результатом же греха как такового, стал их стыд перед своей наготой. Впрочем, католичество, а за ним и протестантство также утверждают, что возникновение полового влечения было не причиной, а следствием первородного греха.


[Закрыть]; католикам она разрешается только в социально оформленном браке и только ради деторождения. Брак как установленное таинство, а не простое благословение супружества, – явление в христианстве позднее (возникает примерно в XII в.), а религиозная церемония бракосочетания для тех, кто не желал более считаться пребывающим в конкубинате, установлена еще позже, на Тридентском соборе (1563)[638]638
  Это не совсем точно. Таинство брака признано Вселенской Церковью как одно из таинств до отделения Западной Церкви и само по себе не имеет никакого отношения к социально-государственным институтам. Православный обряд брака – венчание – подчеркивает как раз онтологическую, мистическую сторону образа супругов. Иное дело, что историческая действительность и на Востоке наложила на восприятие брака юридико-моралистические черты (Прим. перев.).


[Закрыть]. Эта запоздалая сакрификация имела все же скорее светские, чем духовные цели. Вследствие того, что повсюду господствовала идея «противоестественности» и греховности секса, допускаемого лишь как способ продолжения рода, брак оставался в уничижительной, по Апостолу Павлу, ситуации меньшего зла, "remedium infirnitatis concupiscential" для тех мужчин и женщин, которые подчинены закону плоти и не могут выдержать целибата[639]639
  Целибат (лат. coelibatus или caelibatus) – безбрачие (обязательный обет безбрачия), как правило, принятый по религиозным соображениям. (см. Вики) (прим. верст. fb2)


[Закрыть]. Каноническая идея о том, что в браке сообщается «благодать, необходимая для того, чтобы законным образом придать естественной любви нерасторжимый характер, которым она без нее не обладает», оказалась в конце концов юридической надстройкой. Речь не шла о том, чтобы узаконить или благословить какие-либо глубокие, преображающие, сакральные изменения опыта жизни в поле, осуждаемые теологической моралью в принципе, но, напротив, о том, что всякое стремление предаться любви без чистого намерения продолжения рода выпадает из правил, предписанных «целомудренному союзу». Но мы уже показывали, что эрос и инстинкт продолжения рода вовсе не одно и то же; кроме того, в католическом обществе даже само деторождение оказывалось лишенным той сакральной мощи, которую развивали в древней семье родовые и сословные культы. На практике, христианско-католическая точка зрения привела не к освящению половой жизни, но к ее отторжению и «упрощению»; это и есть реальное следствие указанной «гибридности» – сделать общим для всех людей и для обыденной жизни то отрешение от нее, которое на самом деле есть лишь один из описанных выше способов аскетической трансформации (а не пуританского подавления) половой энергии. Результатом оказалось доминирование социальных аспектов христианских предписаний, ведущее к лицемерию и внешнему обузданию человека, аспектов, лишенных для нашего исследования всякого интереса[640]640
  В восточно-православной традиции целью брака, как и монашеской аскезы, считается прежде всего путь человека к обóживанию, «стяжанию Духа Святаго». Преп. Серафим Саровский говорил: «И девство славно, и брак благословен». Собственно деторождение целью брака не является, при, разумеется, безусловном запрещении всех видов детоубийства. Кстати, в Православном мире до сих пор остались «сакрально-мощные» многодетные священнические семьи и даже кланы. Подобная перспектива, лишенная юридизма, но и не поощряющая человеческого своеволия, указывает прежде всего на промыслительное попечение Бога о каждой человеческой судьбе. Это глубинное экзистенциальное измерение христианства утрачено западной традицией (точнее, анти-традицией). Впрочем, и на Востоке огосударствление и политизация церковной жизни способны привести как к неправославной вседозволенности, так и к неправославному морализму (Прим. перев.).


[Закрыть].

К смешениям того же рода приводит и правило о целибате католического духовенства: теряется различие между мирским священником и монахом-аскетом; первый все равно не может быть отождествлен со вторым, чего никогда и не было в многочисленных традиционных цивилизациях с их длинными священническими династиями, в которых сама кровь служила естественной поддержкой и средством удержания сверхъестественных даров, передававшихся из поколения в поколение от одного родоначальника. Вообще, к тем, кто, пребывая в традиции, живет по законам мира, не являясь аскетом, применимы высказывания, подобные приводимым ниже словам Ибн Аты[641]641
  Абу Мухаммад ‘Ата ибн Абу Рабах (араб., 647, Дженед, Йемен – 732, Мекка) – мусульманский учёный поколения табиин, известный хадисовед, муфтий Мекки. (см. Вики) (прим. верст. fb2)


[Закрыть]: «Люди благоговейные и строгие удаляются от всего, что удаляет их от Бога, если же они видят Его во всякой вещи, они не удаляются ни от чего»[642]642
  См. М. М. Моreno. Antologia della mistica arabo-persiana. Bari, 1951.


[Закрыть].

Внутри христианства мы лишь изредка встречаем иное отношение к проблемам пола – среди гетеродоксальных и гонимых течений. Это прежде всего Альбигойцы, Бегарды ("нищие") и "Братья Свободного Духа" (XX–XIV вв.); мысль о Божием всемогуществе привела их к выводам, подобным взглядам уже упоминавшихся традиций. Признавалось существование как бы двух религий: одной для простецов, другой – для просветленных, способных достигать видения Бога в самих себе и в любой вещи (quod dicitur quod homo ad tale statum potest pervenire, quod Deus in ipso omnia operatur)[643]643
  Что говорят, будто бы человек может достичь такого состояния сам, что Господь действует в нем Сам (лат.).


[Закрыть]. Для достигших такого состояния идея греха исчезает, аскеза теряет значение, в то время как все проявления телесной жизни являют Славу Божию: эти люди сами себя ощущают проявлениями Бога в человеческом облике. Так, в том, что касается секса, утверждается безгрешность просветленного, свободного в духе человека: полагающие так доходят до утверждений, будто вообще женщины созданы для того, чтобы ими пользовались мужи, пребывающие в этой свободе – sic et mulilurs sunt ut sint ad usum Morum qui sunt in libertate spiritus[644]644
  Так и женщины существуют для того, чтобы ими пользовались те, кто пребывает в свободе духа (лат.).


[Закрыть] – более того, провозглашается аномия, доходящая до полного отрицания христианской концепции греховности и сущности нечистоты секса, вплоть до полного упразднения каких-либо ограничений; о взглядах некоторых сектантов можно судить, например, по таким утверждениям: quod talis liber redditur impeccabilis… et si natura inclinaret ad actum venereum potest licite ipsum perficere cum sorore vel matre et in quocumque loco sicut altaire[645]645
  Каждый такой свободный возвращается безгрешным… и, если природа склоняет его к любовным деяниям, он может совершать их с сестрой или матерью и в каком бы то ни было месте, как это делают и другие (лат.).


[Закрыть]. В то же время следует осознавать, что могло существовать различие между тайными доктринами «просветленных» и тем, что им недобросовестно приписывали их противники; открытым остается и вопрос о том, всегда ли и обязательно ли доктринальные принципы осуществлялись на практике.

Из числа необычных отдельных примеров можно выделить историю, рассказанную сэром Джоном Уодроффом, о результатах расследования, проведенного в Доминиканском монастыре святой Екатерины в Прато в связи со скандалом, вызванным тайно практиковавшимися там формами мистического эротизма. Вот очень характерные показания молодой женщины – настоятельницы монастыря: "Наш дух свободен, и наши намерения исключали какие-либо порочные действия. Главное и достаточное – восходить в Богопознании, неважно каким путем, ибо цель исключает гpex". Соединиться с Богом, – утверждала она, – это соединиться по образу соединения мужчины и женщины. Внутренняя жизнь души и райское состояние в мире заключаются в "транссубстанцировании" союза мужчины и женщины. "Достичь "наслаждения Богом" через акт соединения с Ним можно через союз мужчины и женщины, союз с мужчиной, в котором я узнаю Бога". Вывод ее был таков: "То, что мы ложно зовем нечистотой, и есть подлинная чистота; это то, что Бог повелевает нам делать, и что мы делаем, и без чего мы не обретем Его, и это истина"[646]646
  De Potter. Vic de Scipion de Ricci, évêque de Pistoia et Prato. Bruxelles, 1895, I, pp. 460, 418, 420, 428.


[Закрыть]'. Этот пример является в своем роде достаточным; он не относится к институционно оформленным фактам освящения половой жизни, но имеет отношение к маргинальному свободному мистическому опыту; он принадлежит, в конечном счете, к иным, не христианским традициям[647]647
  Подобные утверждения относятся к числу весьма приблизительных, как вообще приблизительны будут любые словесные рассуждения на эту тему. Мистический опыт, подобный описанному, может возникать как раз на христианской почве, точнее, на почве юридико-моралистического понимания христианства, как его обратная сторона, «изнанка». Восточно-православная традиция, однозначно определяя подобные состояния как «прелестные», раскрывает путь их преодоления. Это, прежде всего умное делание, заключающееся в том числе в последовательном «совлечении образов» при молитве. Умному деланию соответствует апофатическое богословие – последовательный отказ от каких-либо определений Бога, ведущий к реальному Боговидению, невыразимому человеческим языком. Эротические же фантазии применительно к сверхчеловеческой реальности как раз и возникают при «фиксации» образа или определения. Они, собственно, не имеют отношения к «греховности» или "негреховностии отношений полов, но находятся по ту сторону этих отношений вообще (Прим. перев.).


[Закрыть]. Тем не менее, мы ясно видим тут прямые совпадения с идеями ритуализации супружества, чуждыми каких-либо представлений о греховности секса.

Мы уже говорили о коллективных ритуалах славянских хлыстов, практикующих сексуальные соития мужчин и женщин, при которых первые считаются воплощениями Христа, вторые – Богородицы. Но совершенно очевидно, что христианский элемент в них попросту перемешан с пережитками предшествовавших им языческих культов, что и следует принимать во внимание в данном контексте.