Текст книги "Метафизика пола"

Автор книги: Юлиус Эвола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

37. Мужская и женская психология

Мы уже указывали, что мифология пола касается не эмпирической психологии мужчины и женщины, но глубинной и коренной. Она рассказывает об основных свойствах природы, душевно-духовного строения и поведения полов по ту сторону случайности и двусмысленности внешнего мира. Мы уже их очертили, хотя и кратко, но достаточно, дабы не потеряться в широте вопроса – насколько позволяет объем этой книги.

Известно, что католические теологи очень долго обсуждали вопрос, обладает ли женщина душой, – его постановка вытекала из слов блаженного Августина "mulier facta поп est da imaginem Dei"[546]546
  "Женщина не носит в себе образа Божия" (лат.) Православное христианство никогда не разделяло этой точки зрения, подчеркивая духовно-душевную равночестность обоих полов перед Лицом Божиим при признании их разного экклезиологического (здесь… – служению церкви в деле спасения) и общественного служения. С православной точки зрения это частное мнение блаженного (но не святого) Августина, не разделенное Вселенскими Соборами.


[Закрыть]; на соборе 1555 года обсуждался тезис mulieres homines поп sunt[547]547
  Женщины не суть люди (лат.).


[Закрыть] (с поправкой на то, что женщины, конечно, люди, но в другом смысле). В Исламе присутствует аналогичный мотив, а дальневосточная традиция говорит о «Чистой Земле», «Восточном Рае», где вообще не будет женщин; достойные женщины там станут мужчинами. В целом это совпадает с одним из аспектов обсуждения на соборе в Маконе – является ли обязательным для праведниц их превращение в мужчин при Воскресении из мертвых; в конце концов собор пришел к выводу, что нет, не обязательно. Определенная связь между этими идеями и платонизмом («Тимей») очевидна – согласно Платону, регрессия мужа, утерявшего в жизни свой интеллектуально-чувственный уранический принцип, проявляется в том, что он вторично рождается на земле в виде женщины[548]548
  Связь между платонизмом и позднеримокатолической догматикой и мистикой раскрыта А. Ф. Лосевым в «Очерках развития античного символизма и мифологии». (Прим. перев.)


[Закрыть].

Все эти концепции не так уж экстравагантны и представляют не только исторический интерес. В наши дни Отто Вейнингер высказывал нечто похожее, приложив положения трансцендентальной философии Канта к своему психологическому анализу поведения двух полов. Попробуем на основе уже изложенного обрисовать более или менее верную картину. Мы помним, что в качестве воплощения вечно женственного, каждая женщина онтологически принадлежит "природному" или, в более широком смысле, "космическому" началу, и вовсе не только на материальном плане. Мужчина же воплощает противоположный принцип – он потенциально за пределами "природы", преодолевает ее, потому-то внутри диады мужское первично. Когда говорят, что у женщины нет души, говорят несколько об ином, чем это может на первый взгляд показаться. Если употреблять слово "душа" в изначальном его смысле, как psyche, или принцип жизни, становится ясно, что женщина действительно не имеет души, так как она сама есть" душа"[549]549
  Здесь следует отличать философские категории от религиозно-мистических. Католическая и исламская теология говорили об отсутствии души именно в конкретном, реальном смысле – как конкретного, не видимого телесными очами составного элемента personae. Религия (и мистика вообще) говорит об онтологически конкретном, реальном, философия – о «принципах» и «идеях» – в этом их различие. Стремящийся к первому, Эвола теряет здесь, как и в некоторых других местах, основную нить… (Прим. перев.)


[Закрыть]. В той мере, в какой она есть женщина и воплощение «абсолютно-женского», настолько она не есть мужчина – мужчина же не душевен, а духовен (νους, а не ψυχη): но только к духовному человеку относится сверхприродный принцип католической теологии о том, что человек есть образ Божий[550]550
  Тайна Христа и заключается в том, что «образ Божий» относится именно к человеку, «плоть носящему» (почему и необходимо Боговоплощение). Чисто духовен же не человек, а Ангел, который сотворен не по образу и подобию Божию, а иначе (см. об этом: Архиеп. Киприан (Керн). Антропология св. Григория Паламы) (Прим. перев.).


[Закрыть]. Потому и сказано: «Духовное в нас – мужской принцип, все чувственное – женское»[551]551
  Philon d'Alexandrie. De off. mundi. 165.


[Закрыть]'. Женщина – часть «природы» и утверждает природное, в то время как мужчина, существо, рожденное человеком, потенциально – сверхчеловек.

Вейнингер, отрицающий за женщиной не только наличие души, но и личности, "Я", да и самого "существования", кажется слишком радикальным. Все это было бы просто женоненавистничеством, если бы опять-таки не терминологическая ошибка. Говоря о "Я", он вслед за Кантом имеет в виду не психологическое, а ноуменальное или трансцендентальное "Я", превосходящее мир явлений (в метафизической терминологии это "все проявленное", подобно индийскому atma); под бытием же понимает абсолютное бытие, а по отношению к нему все природно-эмпирическое, как по Пармениду, так и по Веданте, действительно есть небытие.

Обладает ли конкретный мужчина таковым "Я" – иной вопрос. Для большинства всего этого просто как бы не существует. Однако онтологически мужчина связан с этим абсолютным и внеположенным принципом; поэтому дальневосточная традиция и утверждает, что мужчина рожден «Небом» – это является определяющим фактом мужской психологии и дает возможность всякому мужчине стать таковым; чаще всего, однако, он не использует этой возможности. Абсолютная женщина не только не обладает таковым "Я", но и не знает о его существовании и не способна его понимать; более того, будь оно у нее, оно бы только стесняло женщину, мешало бы проявлению ее глубинных свойств.

Увы, этот онтологический статус никогда, и особенно в наши дни, не мешал женщинам проявлять иные амбиции: они научились искусственно конструировать «интеллектуальное Я» и скрывать свою глубинную сущность. В мешанине современной цивилизации «природный» характер женщины не мешает ее потугам на сакральные функции в полном соответствии с призывами феминисток. Никогда никакие Материнские Мистерии не могли отменить положенный женщине «космический» предел. Сегодня же, среди всеобщего смешения, очень трудно разглядеть эту фундаментальную черту онтологии полов. Все сверхприродное из мира исчезло. Исчез и тип абсолютного мужчины. В условиях духовного «разрыхления» пределы, ранее отчетливо видимые, растворились.

Символизм Вод и изменчиво-лунная природа – главные черты женского архетипа, "ключ к уразумению" женской психологии. Все это не касается отношения к "чертам характера" или "моральному облику" какой-либо конкретной женщины. Речь идет об объективных имперсональных свойствах, относящихся к "химическому составу" женской "субстанции". Это более или менее точные и постоянные параметры "собственно сути", и здесь – еще раз подчеркнем – нет места чувствам, оценкам, разговорам о "хорошем" или "плохом".

Конечно, общей чертой является болтливость, изменчивость и непостоянство характера женщин (да и мужчин тоже, которые часто "хуже бабы") как свойства "влажной" ("водной") или "лунной" природы женского начала. Некоторые средневековые авторы связывают это напрямую. Секко д'Асколи[552]552
  Чекко д’Асколи Франческо дельи Стабили (итал. Cecco d'Ascoli Francesco degli Stabili; 1257, Асколи-Пичено – 1327, Флоренция) – итальянский астроном, астролог, математик, философ и поэт. В 1324 и 1327 году предстал перед судом инквизиции по обвинению в ереси. В результате этого процесса был приговорён к смертной казни и сожжён на костре во Флоренции 26 сентября 1327 года. Это – один из первых учёных, казнённых по приговору суда инквизиции. (см. Вики) (прим. верст. fb2)


[Закрыть], объясняя отсутствие у женщин твердости характера и цельности души, которая «как ветер, – сегодня здесь, завтра там», писал: «Каждая из них влажна, а влажное не хранит формы». И делал вывод, который часто делаем все мы: «Это в ее природе – ей нельзя верить»[553]553
  M. Alessandri. Сессо d'Ascoli. Roma, 1955, р. 169–170.


[Закрыть]'.

В целом мы можем представить себе более или менее ясную картину женских эмоций и предрасположенностей, их пассивной, "лунной", неясно-переменчивой природы. Очень часто и выражение лица женщины оказывается просто маской, под которой ничего нет. Движению черт лица женщин свойственны волнообразность, отсутствие однозначного выражения, присущего мужчинам; и при этом сильная нервно-мускульная подвижность – при господстве своеобразного "оранжево-красного тона", особенно в улыбке. Вот почему из всех искусств для женщины важнейшим является театр, и в каждом актере всегда есть нечто женское[554]554
  H. Ellis. Маn and Woman. Сказанное датчанкой Карин Михаэлис о женской улыбке очень выразительно: "Наши улыбки отражают наше превосходство, но нашу внутреннюю пустоту". Она добавляет, что «история улыбки никогда не была написана», и сделать это могла бы только женщина, но никогда не сделает – «из женской солидарности» (Цит. по: F. O. Branchfeld. Los Complejos de inferioridad de la mujer. I, XV).


[Закрыть].

В самом широком смысле космическо-женское – внешний, а не внутренний аспект любой субстанции (natura naturata versus natura signata[555]555
  лат. – природа натуры (внешнего, формального, экзогенного) против природы запечатанного (внутреннего, субстанциального, сущностного) (прим. верст. fb2)


[Закрыть]). В психологии это прежде всего пластичность, условность и приспосабливаемость женской психики, способность воспринимать и впитывать идеи, и формы извне и в то же время конформизм и верность привычкам, также связанные с пассивностью восприятия. Вот почему, несмотря на изменчивость и подвижность природы, в социально-политической жизни женщины чаще всего предпочитают неофобию[556]556
  Неофобия – страх перемен. Неофобия, как и любая другая фобия, дезадаптирует человека, мешая ему максимально развиваться и полноценно функционировать в обществе. Неофобия проявляется в том, что индивид боится всего нового. Новое место работы или жительства, новые знакомые, новые места, новые впечатления – все, что является неизвестным для уже взрослого человека, вызывает внутренний испуг. Он желает вернуться в прежнее привычное существование. Существует множество различных проявлений данного вида фобии. (прим. верст. fb2)


[Закрыть] и консерватизм[557]557
  P. J. Moebius. Ueber den physiol. Scbwachsinn des Weibes:
  "Как животный мир все тот же с незапамятных времен, так и род человеческий сохраняет свое изначальное состояние – и это благодаря женщинам".


[Закрыть]. В мифологии блюстительницы закона – правда, не высшего, небесно-уранического, но закона «крови и почвы» – всегда женские богини деметрического и теллурического типов. То же самое – в биологии. Еще Дарвин отмечал у самок склонность к сохранению рода и подавлению индивидуальных особенностей, в то время как самцы проявляют большее психо-анатомическое разнообразие. Вообще существуют два типа изменчивости. Первый тип – женский, тип пластической материи, перетекающий в инерционный, статичный после того, как материя «получила форму». Здесь взаимодействуют оба аспекта – афродический и деметрический. Второй тип – мужская, творчески-оплодотворяющая изменчивость, принцип активности, ясного смысла, свободы. Что же до противоречия между двумя аспектами женской природы и их проявлениями – изменчивостью и консерватизмом, то ясно, что это «противоречие» – мнимое.

О. Вейнингер был первым и единственным из пишущих на эти темы, кто поднялся над банальностями. Потому нам снова придется к нему вернуться. Прежде всего, Вейнингер установил связь между памятью, логикой и этикой, которые все вместе составляют "Трансцендентное Я". Это триединство и есть "абсолютно мужское". "Бытие" стремится сохранить свою целостность в мире становлений – в этом задача памяти. Память – это противостояние распаду сознания среди множественности и изменчивости феноменов. В интеллектуальной сфере ту же роль играет логика с ее основным принципом А=А и подчинением множества единству. Память плюс логика формируют этику, орудие сопротивления самоидентичного бытия внешнему и внутреннему разрушению. Согласно Вейнингеру, «абсолютная женщина» потому лишена «бытия», что памяти, логики и этики для нее не существует; она не ведает императивов, причинности и строгого интеллектуального декретизма – всего того, что составляет сущность мужского характера[558]558
  O. Weininger. Geschlecht und charakter. Op.cit., II-e partie.


[Закрыть]'. Уточним, Бергсон указывал на существование двух форм памяти. Первая – «витальная», связанная с категорией «длительности», со всем пережитым опытом; эта форма существует в подсознании, и лишь в кризисные, например, при угрозе смерти, моменты, всплывает и изменяет все содержание существования. Другая форма – организованная, определенная, находящаяся под управлением разума. Именно эта, вторая, и отсутствует у женщин по причине их «флюидной» и «лунной» природы, но вот что касается первой, «витальной», памяти, то с этим у женщин обстоит дело даже лучше, чем у мужчин. Именно наличие такой памяти, вне этического смысла и всего высокого, свидетельствует об отсутствии «трансцендентального Я».

Логика тоже бывает двух видов. Нас не волнует обыденная житейская логика, которой женщины, конечно, умеют пользоваться как инструментом, особенно тогда, когда ей нужно вести "партизанскую войну", полемику, софистически отстаивать свои, чаще всего низменные интересы. Только логика, как проявление любви к чистой правде и истине, внутренним смыслам, ведущим к строгим и внеличным нравственным императивам, заслуживает внимания. Женщина не просто неспособна к такой логике – она ее не интересует. Ей (такой логике) нет места в мире флюидов, в области yin (Инь) – в отличие от мира мужских интеллектуальных принципов, четких, часто сухих форм, светоносному, аполлоническому миру, где господствует νους и logos.

Утверждение Вейнингера о том, что абсолютная женщина игнорирует этический императив, справедливо. Этику в ее категориальном смысле, закон как таковой, свободный от эмпирики, чувственности, эвдемонизма и слезливости, женщина игнорирует полностью и всегда. Остатки этики, которые она еще как-то способна воспринять, неотделимы от инстинктов, сентиментов и сексуальности: то есть от "жизни". Но все это не имеет ничего общего с "чистым бытием". Это или просто природные инстинкты, или их сублимация, что мы и видели на примере типов "матери" и "любовницы". Максимум женского восприятия – не этика, а мораль, всегда поверхностная, заимствованная у "мужского мира", полная конформизма. Невозможно даже помыслить о женском понимании чести, "добродетели" и других проявлений "социальной этики", если это именно этика, а не следование обычаям, которые женщины деметрического типа, впрочем, склонны оберегать. Женщина может иногда позаимствовать у мужчины кое-какие качества, обладающие этической ценностью, – редко чувство справедливости, еще реже героизм, волю к власти и принятию решений, почти никогда – аскетические установки. Но даже если это случается, то носит поверхностный характер, связанный с подражанием сексуально привлекательному для данной женщины мужчине. И опять-таки сексоцентризм женского поведения налицо.

Народная мудрость всегда и везде гласила: основная черта женской натуры – лживость. Вейнингер объясняет это отсутствием "бытия" у "абсолютной женщины". Это связано с изначальной бесформенностью, состоянием "первоматерии", υλη (жизненной силы), что, согласно Платону и Аристотелю, есть принцип «другого», неидентичного, двоящегося и «упадочного». Вейнингер замечал, что на обычный вопрос мужчины: «Зачем ты лжешь?» женщина, как бы не понимая вопроса, или «успокаивает» его улыбкой, или чаще всего кидается в слезы[559]559
  Ibid. Op. cit., p.191.


[Закрыть]'. Не понимая этики, трансцендентной по отношению ко «лжи» как простой изменчивости явлений, женщина именно ложь воспринимает как подлинное «бытие». А это в древнем Иране воспринималось как грех, более тяжелый, чем убийство. Высшая глупость – представление, будто бы женская ложь – выработанное веками естественное средство защиты" женщины от ее притеснений в обществе. Правда в другом: «чистая женщина» склонна ко лжи сама по себе, это ее «вторая», а точнее, первая, глубинная натура. «Абсолютная женщина» и не считает ложь за грех, для нее – в отличие от мужчины – ложь просто естественное внутреннее самоподчинение. Это проявление ее «пластичности» и «флюидности». Как писал д'Орвильи, «женщина творит ложь вместо правды просто, естественно и без аффектации». Абсурдно ее обличать и осуждать по законам поведения мужчины, «абсолютного мужчины». Не надо «насиловать» женщину – какую бы «гадость» она ни сделала, она все равно будет искренне верить, что не сделала ничего плохого.

38. Женщина как мать и как любовница

Мы уже говорили, что господство проявления и «природы» мужского начала и «дополнительность» женского точно выражает первичное и вторичное внутри диады. На человеческом плане это означает, что все существующее внутри диады имеет для женщины сущностный и выражающий естественный закон ее бытия характер; но для мужчины это не так, если он, конечно, действительно мужчина. Его роль в сексуальных отношениях жестко связана с тем, как он ведет себя с матерью. Совсем не бессмысленно, что в любой высокой цивилизации мужчина не считается мужчиной, если он в подчинении у матери и жены, если его существование всецело к ним привязано. Мы уже говорили, что ритуалы мужской инициации, совершавшиеся в традиционных обществах над достигшими зрелости юношами, связанные с приемом в «мужское общество», всегда были так или иначе связаны с расставанием с этой природной стихией. Библейская Рахиль говорит: «Дай мне сына, или я умру». Буддийские тексты рассказывают о «непреклонности» женщин в их привязанности к материнству и сексуальности, которыми они «никогда не будут сыты»[560]560
  Jâtaka. LXI;


[Закрыть]'. И с точки зрения метафизики совершенно не важно, какого типа женщина стремится надеть на мужчину ярмо.

Об отношении мужчин и женщин к сексу О. Вейнингер писал, что женщина "только сексуальна, в то время как мужчина сексуален плюс еще что-то. Есть глубокий символический смысл в том, что половые органы мужчины ограничены в пространстве и отделены от остального тела, в то время как у женщины они составляют самую глубокую, спрятанную внутри тела сферу. Именно потому, что мужчина сам по себе находится на некоторой внутренней дистанции от сексуальности, он ее "признает", в то время как женщина, которая сама не есть что-либо иное кроме сексуальности, отрицает, "отпирается" от нее[561]561
  O. Weininger. Geschlecht und charakter. Wien, 1918, p. 113, 115, 116.


[Закрыть]'. Индийское слово, обозначающее женщину, – kamini, то есть "сотканная из желания", что соответствует древнему западному tota mulier sexus[562]562
  лат. – вся (тотально) сексуальная женщина. (прим. верст. fb2)


[Закрыть]. Среди всего прочего, это подтверждается тем «провокативным» характером, который без всякого к тому намерения выказывают очень молодые и «невинные» женщины, почти девочки. У них, среди разных особенностей поведения, мы можем наблюдать особый, почти бессознательный «нарциссизм», присущий каждой женщине: это чувство потенциального удовольствия, которое она может доставить мужчине и которое она как бы смакует, даже едва предчувствуя, – и не имеет значения, что у нее еще и речи нет о реальных сексуальных отношениях. Между тем Эллис прав, говоря, что ради сексуальности и материнства она расцветает и выказывает свое бытие, и совершенно не важно, ради какого конкретного мужчины (добавим: кроме случаев, когда она участвует в каком– либо из проявлений более или менее высоких измерений любовного опыта). При всем том тайной целью, о которой мы поговорим ниже, неизменно будет лишение мужчины в той или иной степени его мужества[563]563
  H. Ellis. Op.cit., v.III р. 109:
  "Только это подлинно сексуальное чувство, о котором стесняются говорить – превратить мужчину в немужчину – делает женщину действительно самой собой".


[Закрыть]. При деметрической линии поведения господствует темное, потаенное стремление женщины стать матерью, неважно от какого мужчины, лишь бы он был плодовит. Часто, если все-таки при этом присутствует чувство к конкретному мужчине, то желание переходит на другой, не столь натуралистический, чаще всего чисто этический, план (продолжение жизни расы, семьи, касты и так далее).

Как мы уже видели, для космического женского начала характерно то, что греки называли "герметизмом" или гетероцентризмом. Если мужское начало содержит все свое в себе, женское, или, иначе, природное, берет свои истоки в другом. На психологическом плане женские характеры в обыденной жизни мало различимы: женская жизнь редко индивидуальна, даже если исполнена тщеславия или просто стремления быть заметной, узнанной, обожаемой, желанной (эту экстравертную тенденцию можно легко отождествить с основным метафизическим признаком Шакти – "смотреть вовне"). Бесчисленные обычаи "куртуазии", флирта, галантности, комплиментов (часто неискренних) со стороны мужчины будут непонятны, если мы не примем во внимание основной их "фон", прирожденные свойства женской натуры, везде и во все времена, свойства, с которыми мужчинам приходится считаться.

Различие мужской и женской этики, которое мы уже отмечали, проявляется в том, что, казалось бы, женщины должны презирать мужчин за их обожание, вызванное только плотским желанием, но на деле все оказывается наоборот.

Между тем, переводя разговор в менее, так сказать, фривольную плоскость, можно выделить для женщин две возможности самораскрытия в соответствии с двумя главными архетипами – афродическим, то есть любовницы, и деметрическим – матери. В обоих случаях способ существования и самоутверждения женщины направлен на другого – все равно, любит ли любовница своего партнера или мать сына. Так можно в рамках традиции, но вне онтологии, на профаническом уровне (ибо до сакрального еще очень далеко), определить основной закон женской этики.

Из авторов нового времени классическое типологическое и экзистенциальное описание этих двух женских типов принадлежит Отто Вейнингеру. Однако в целом, во всем, что он говорит о женщине, сквозит бессознательное женоненавистничество, возникшее на пуританской почве. Это проявилось прежде всего в том, что Вейнингер считает господствующим женским типом тип "проститутки" в противовес типу матери. "Проституция" – отрицательный, деградационный полюс материнства. Суть, конечно, лежит глубже. Фундаментально материнский тип противоположен типу любовницы, лишь одним из проявлений которого является профессиональная проститутка, чья жизнь связана, прежде всего, с социальными и экономическими обстоятельствами, накладывающимися, разумеется, на определенное внутреннее предрасположение. Впрочем, лучше говорить о типе античной и восточной гетеры или, еще лучше, о женщине "дионисийского" типа. Любой истинный мужчина всегда на отношении к самому себе ощущает противоположность двух женских типов "афродического" или материнского. С онтологической точки зрения они соответствуют двум основным состояниям "первоматерии": первое – чистое, динамически бесформенное, второе – состояние жизненной силы, привязанное к форме, ориентированное на форму, формой питающееся. С такой поясняющей поправкой характеристика Вейнингера становится точной: линией размежевания является отношение вообще к размножению и собственно к сыну. Типичная мать ищет мужчину, чтобы зачать и родить, любовница – ради эротического опыта самого по себе (грубо говоря, "для удовольствия"), не имеющего в виду размножение и желанного ради самих объятий. В то время как материнский тип целиком находится внутри природного порядка, – или, если принять биологический миф, подчинен законам и целям рода, – чистая "любовница" выходит из какого-либо порядка (характерный признак – бесплодие, часто встречающееся у любовниц или "проституток")[564]564
  Можно вспомнить стихотворение Бодлера, так или иначе связанное с «дургическим» архетипом:
                              * * *В сей местности пустой и странно символичной,Где с горним ангелом в слияньи сфинкс античный         …навеки воссияетВеличественный хлад бесплодной женской плоти.

[Закрыть].

В отличие от материнства, утверждающего земную, физическую жизнь, внутреннее устройство этих женщин есть ей потенциально враждебное – именно из-за присутствующей в них виртуальной способности к восхождению по мере абсолютного разворачивания эроса[565]565
  Weininger. Op.cit, ch. X в т. ч. рр. 280 sqq., 287, 304, 310–311: «Физическая жизнь и физическая смерть, таинственным образом соединенные в половом акте, по-разному переживаются женщиной-матерью и женщиной-проституткой». Постоянно настаивая на слове «проститутка», Вейнингер (на с. 312) выделяет тот факт, что «проституция существует только у людей», но не у животных. Этот факт следует сопоставить с «шиваической» направленностью тех женщин, которых мы относим к типу любовницы. Альберт Великий (De secretis mulierum), описывая тип женщин, любящих сексуальные объятия, отмечает у них редкость или нерегулярность месячных и отсутствие молока, что отличает их от женщин материнского типа, а также предрасположенность женщин– «любовниц» к жестокости: мы особенно обращаем внимание на это последнее.


[Закрыть]. Отсюда ясно, как бы это ни было шокирующе и грязно с точки зрения буржуазной морали, но отнюдь не как мать, а именно как любовница, женщина – если брать не только этический критерий, но и критерий спонтанного пробуждения внутренней сущности, – способна приближаться к более высоким измерениям. С одной очень важной оговоркой: женщина материнского типа чувствует в половом акте приумножение, прирост бытия, «любовница», напротив, по натуре разрушительница, уничтожительница, губящая жизнь в своем безумии. И все же, сказать только это, будет неточным с двух точек зрения. Во-первых, как мы уже показали, «смертельная жажда любви» как экстатический порыв разрушения и саморазрушения на любой высокой и интенсивной стадии эротического опыта в равной степени предполагает и присутствие мужчины. Во-вторых, все описанные Вейнингером черты «любовницы» могут быть преобразованы на суперфизическом плане: тип «Девы» или «Дурги» близок типу «любовницы» и для афродической женщины есть самая глубокая возможность ее самоосуществления.

Но есть у обоих основных женских типов и черты их объединяющие, общие для женщин в целом – большая, чем у противоположного пола, экзистенциальная тоска, ужас одиночества, чувство тревоги, охватывающее женщину, если ею не владеет мужчина. Социальные и экономические условия, часто являющиеся видимой причиной этих чувств у женщин, являются внешними по отношению к причинам, действительно их связывающим. Но глубинный корень здесь иной – сущностный "гетеризм" (внеположность) женщины, самоощущение "матери", Пении, которая без "другого" (гр. – heteros), без формы есть небытие, ничто; вот почему, оставленная наедине с собой, она испытывает именно ужас небытия. В последний раз цитируя Вейнингера, имеет смысл придать смысл его замечанию о распространенном поведении женщин во время соития: «Высший момент жизни женщины, в который проявляется ее внутренняя суть, это момент, когда она чувствует в себе жар мужского семени – тогда она с диким восторгом обнимает мужчину и прижимает его к себе; это и есть высшее наслаждение пассивностью… ощущение матери и под воздействием формы, материи, стремящейся не к отделению от формы, но к слиянию с ней навеки»[566]566
  Ibid р.402.


[Закрыть]'. По сути, такова же и женщина близкого типа, «Дурга», которая, хотя и не соприкасается с мужчиной физически, но, оставаясь неподвижной, выражает на лице черты двусмысленного экстаза, подобно неопределенным чертам какого-нибудь из будд или кхмерских божков. Это связано с тем, что она впитывает в себя нечто большее, чем мужское семя, – vîrya (мужской потенциал), магическую вирильность, «бытие» мужчины. Именно в этом и проявляется «сосущая смерть, приходящая вместе с женщиной», о которой мы говорили с Густавом Майринком, разбирая оккультную сторону любого вульгарно-телесного сношения: этот аспект должен найти символическое выражение во всех своих соматических и психологических проявлениях.

Так д'Аннунцио говорит об одной из своих героинь: "Все тело ее приобрело вид сосущего рта" (роман "Il Fuoco" ("Огонь")); на тонком уровне вся сущность женщины может быть выражена эротическим рисунком fellatio. В действительности еще древние признавали активную роль женщины в половом сношении, а Аристотель писал о ее ожидании семенного флюида[567]567
  С точки зрения тонкого плана здесь речь идет не о материальном семени, но и о его нематериальном дубликате. Парацельс (Scritti scelti. Milano, 1943, р.140) писал:
  "В матке находится притягивающая сила, подобная магниту; это она привлекает семя, принимая в себя сперму, а затем взращивая зародыш. На этой основе Парацельс толковал трансбиологические стороны семяизвержения. Для лучшего понимания того, что имеется в виду, приведем более общее свидетельство Cosmopolit'a (Novum Lumen Cbemicum. Paris, 1669, р.37): «Как я уже много раз говорил, – писал этот автор, – сперма есть эссенция видимая, но семя невидимо и напоминает живую душу, которую мы не найдем среди мертвых вещей» (Прим. Ю. Э.). Вопрос о сущности семени и зачатия является одной из важнейших экзистенциальных проблем человека. Изложенное связано с идеей мировых циклов и соответственно предсуществования душ. Ее подробное изложение можно в частности найти в книге Ганса Генделя «Космогоническая концепция розенкрейцеров» (М. 1993). Большинство Отцов Церкви высказывало иную точку зрения: новая человеческая душа творится при соединении яйца со сперматозоидом. Взгляды, близкие к первой точке зрения, из них высказывал только св. Григорий Нисский. Энциклика папы Римского Павла VI, подтвержденная папой Иоанном Павлом II, "Vitae humanae", по сути, оказывается ближе к первой позиции. Обе точки зрения можно считать традиционными, и выбор одной из них является для человека глубинным выбором его свободы. Современная цивилизация, по сути, игнорирует эту проблему вообще (Прим. перев.).


[Закрыть]. Высказанную Фиштедом в середине прошлого столетия точку зрения до сих пор разделяет большинство авторов, писавших на эту тему; она состоит в следующем: существуют ритмические сжатия влагалища и матки, как при дыхании или всасывании, автоматически связанные с перистальтикой, идущие тоническими волнами в медленном ритме, результатом которых является поглощение. Такое соматическое поведение свидетельствует, что уровень сексуальности женщины очень высок, и древние не без основания считали это всеобщим явлением. Так, есть мнение, что за века люди забыли, скорее всего, по психологическим причинам, то обстоятельство, что женщина целиком сексуальна, и именно это приближает ее к положению «абсолютной женщины»[568]568
  Так, на древнем Востоке полагали, что «чувственность женщины гораздо выше, чем у мужчины»; подобные мнения знала и западная античность, в частности, Овидий (Ars Amandi. I, 443–444): [Libido foeminae] arcior est nostra plusque furoris habet.


[Закрыть]. К примеру, среди женщин Востока до сих пор сохранилась и считается нормальной древняя типология поведения во время половых сношений – она вполне совпадает с утраченными современными европеянками физиологическими возможностями, несомненно, имевшими место и на Западе в древние времена[569]569
  Ненормальным считается не только контроль за constrictor cuinni (анатом. – мышца, сжимающая половую щель), но и за гладкой мускулатурой женских органов, позволяющей интенсифицировать всасывающий автоматизм. Однако, у некоторых народов обучение этим приемам считалось неотъемлемой частью эротического обучения женщины – девушку, не научившуюся им, «дисквалифицировали» (Hesnard. Manuel de sexologie. cit, р. 94–95; H. Ellis. Studies on Man and Women. v.V, p. 159–165, Ploss-Bartels. Das Wieb. v.I, p.399, 408). При обучении тантрической половой магии эти приемы считаются очень высоким уровнем, как о том говорится в Hathayogapradîpika (III, 42–43, 87–89); у женщин это именуется уоnî-mudra, то есть умение самой вызывать сжатие yonî с тем, чтобы помешать семяизвержению посредством зажатия lingam'a. В этнологии известны народы (см. Ploss-Bartels, v.I, р.408), женщины у которых способны извергать семя обратно после его принятия в себя.


[Закрыть]. Речь идет также о «физическом символизме» или «отражении» внутреннего смысла. Каким образом, с точки зрения физиологии, оказывается, что женщина вбирает мужское семя всем своим телом, непонятно до сих пор, однако есть неоспоримое – запах, исходящий от всей женщины, а вовсе не только от ее гениталий, после полового сношения (итальянский поэт Артуро Онофри писал о «сперматической улыбке» женщин).