Текст книги "Метафизика пола"
Автор книги: Юлиус Эвола
Жанры:
Философия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)
21. Любовь, сердце, сон, смерть
Роль сердца в языке влюбленных хорошо известна и часто оказывается объектом самого слащавого и упадочного сентиментализма. Тем не менее в этом языке мы находим утверждение глубокой веры, следов того, что всегда означало сердце в эзотерических и доктринальных традициях. Гораздо в большей степени, нежели средоточием эмоций, эти традиции полагают сердце центром всего человеческого существа[262]262
Об этом говорят различные письменные источники: Brihadârañyaka – upanishad, IV, i, 7. ("Сердце есть средоточие всего существа и его основа", Zenon (Armin, II, fr.837–839): "Основная часть души сосредоточена в сердце"; схоластическая литература – Ugo di San Vittore: «Vis vitalis est in corde» ("Жизнь жизни живет в сердце"), Агриппа (De occulta phylosophia. III, 37) и т. д.
[Закрыть], но так же и точкой, через которую во время сна происходит передача сознания, минуя область головы, имеющую большее отношение к бодрствованию[263]263
Cf. Brihadârañyaka – upanishad., II, i, 16–17, cf. Agrippa, III, 37.
[Закрыть]'. Как мы уже отмечали, сознание во сне считается «тонким» состоянием, особенно в индуистской традиции; но также и большинство мистиков иных традиций считают внутреннее, тайное сердечное пространство вместилищем сверхчувственного света («сердечного света»). Например, когда Данте, говоря о первичном, внезапном восприятии эроса, упоминает о «самой сокрытой клети сердца», это вовсе не банальный и приблизительный способ любовного объяснения, но нечто совершенно точное и действительно существующее[264]264
Vita Nuova II, 4.
[Закрыть]'. Казалось бы, нет ничего более безвкусного, чем изображение сердца, пронзенного стрелой (луком и стрелой, а также факелом древние наделяли персонифицированный образ Любви): в наши дни это любимая татуировка моряков и уголовников. Но этот же знак наполнен необычайной смысловой напряженностью. Эрос выступает как рана, наносимая самому существу человека: эзотерически это поражение сердца. Традиция утверждает, что связь человека с его внутренним "Я" можно или порвать или возвести к соучастию в жизни более высокой, к высшей свободе. Так, эрос выступает в виде смертельного удара стрелы. Мы начинаем понимать, что средневековые «Адепты любви» (см. прим. 127) и Данте вместе с ними просто поднимали профанический опыт влюбленных до уровня сознательной веры. Следы этих смыслов мы открываем в опыте каждой любви. Исламскому эзотеризму известны термин "fat 'hi-l-gabb" ("открытие" или "распечатывание" сердца"), а также понятие "сердечного света". Эти же же соответствия мы находим в языке всех мистиков. В "Corpus Hermeticum"[265]265
Corpus Hermeticum (лат.) – "Герметический корпус", «Корпус Герметикум» или Герметика – совокупность приписываемых Гермесу Трисмегисту трактатов религиозно-философского характера, сохранившихся на греческом языке. В широком смысле собрание всех трактатов, приписываемых Гермесу Трисмегисту. (См. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть] (VIII, II, VI, I) встречаются выражения: «открыть очи сердца,» «понимать очами сердца». Мы можем установить ясно зримую связь между освобождающим от оков индивидуальным «открытием сердца» и переживанием опыта новизны, свежести, преображения мира, сопровождающее состояние любви: здесь намек на зримый сердечными очами мир, именуемый суфиями "ауn-l-gabb".
В первой главе мы уже говорили об эротическом опыте как об опыте "смещения" индивидуального бодрствующего сознания. Это смещение и есть движение в область "сердечного места". Состояние экзальтации, свойственное эросу, приводит к тому, что наступает «мысленное» преображение действительности, озарение, но вовсе не погружение в полусон, транс или собственно сон, то есть в состояние ночное. Как уже указывалось, внешне это проявляется в некоем свете, порой озаряющем лица влюбленных, в том числе тех, которые в обыденной жизни вовсе не благородны; это, безусловно, определенное свидетельство (сравните с образом факела в руке Эрота, наряду со стрелой).
Соответственно, связь между любовью и ночью, в обычных случаях всплывающую в сознании каждого, приобретает характер определенного "знака". И конечно, связь между любовью и ночью хорошо знакома романтической поэзии. Но она же имеет экзистенциальную глубину, позволяющую называть ее чем-то большим, чем простая связь. Обычно ночь считается самым подходящим временем для половой любви. Но если мы проведем мысленный опыт, заменив обычно употребляемое выражение "ночь любви" на "зарю любви", мы сразу же услышим в первом сочетании некий неверный звук. Это подтверждает и биология, хотя, в глубине своей, речь идет, конечно, о вещах иного, "гиперфизического" порядка – физиологические условия для "здоровой и нормальной" любви, связанные с высвобождением огромных запасов свежих энергий, наилучшими являются именно утром. Можно сколько угодно ссылаться на такие внешние обстоятельства как образ жизни, отсутствие свободного времени в течение дня, на общественные условия и порядки – раз такие обстоятельства существуют, значит в них присутствует глубокий смысл. Сколько людских сообществ имеют прямые, жесткие, ритуально оформленные предписания отдавать жене именно ночь, причем как в первый период, так и в течение всего времени совместной половой жизни. На заре муж и жена должны расставаться. Но есть вещи особенно ценные для понимания сути дела: в тантризме "сердце ночи" предписывается как время маго-инициатических практик совместно с женщиной[266]266
См. Evola. Lo Yoga della Potenza. cit, p.281.
[Закрыть]', и это же время избрано хлыстами, к которым мы еще вернемся, для совершения своих оргиастических и неистовых действий; точно так же, в ночное время и в темном месте, на Элевзинских мистериях, совершалось священное совокупление, hieros gamos[267]267
ИЕРОГАМИЯ (гр. – ιερός γάμος, ιερογαμία «священный брак», англ. – Hieros gamos) – сексуальный ритуал, символизировавший брак между мужским и женским божеством, роли которых исполняли люди. Ритуалы иерогамии были частью так называемой ритуальной проституции. (См. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть], являвшееся строго символическим. Оргийно-дионисийский ритуал, совершаемый исключительно женщинами, носил имя Никтелий («Ночной») и проходил ночью. Можно, конечно, считать случайностями обычаи соединения в полном мраке как, например, в Спарте, когда мужчина умыкал свою будущую жену, увозил ее в полностью лишенное освещения место, среди ночи развязывал ей пояс и овладевал ею в абсолютной темноте[268]268
См. Plutarque. Lyc, 23, Мы выбрали в качестве примера именно Спарту, потому что там фактор стыда как раз не имел значения – девушки часто ходили там обнаженными в присутствии мужчин, и это считалось в порядке вещей.
[Закрыть]. Однако сколько женщин до сих пор желают для себя того же самого – их стыдливость всего лишь глубинная память о том времени, когда они находились во власти обычаев, которые нам сегодня кажутся странными. Хатор[269]269
Хатхор, или Хатор/Гатор («дом Гора», то есть «небо») – в египетской мифологии богиня неба, любви, женственности, красоты, плодородия, веселья и танцев. Также была супругой Хора. Первоначально считалась дочерью Ра. Термин Хатор – греческий, египетское имя этой богини – Херу. Иногда упоминается под именем Атор. В поздние периоды древнеегипетской истории Хатхор отождествлялась с богинями любви и красоты других народов, в частности, с месопотамской Иштар, греческой Афродитой и римской Венерой. (См. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть], египетская богиня любви, носила имя «Госпожи ночи», и эта смысловая цепь тянется к стихам Бодлера:
"Ты манишь, словно мрак,
Горячки темной нимфа".
На самом деле здесь вступают в действие сокрытые стороны космической жизни: ведь именно ночью, как мы уже говорили, происходит циклически обусловленное применение мироустройства, переход сознания в сердечную область – то есть именно то пробуждение, которое дает эрос; точно так же, раз любовь находится под знаком женщины, а женщина принадлежит темной, подземной, ночной стороне бытия, ее «бессознательно-жизненному», то и царство любви принадлежит ночи, темноте[270]270
В китайской традиции элементарная жизненная энергия р'о связана с женским началом инь, в свою очередь связанным с темной половиной луны, угадываемой только во время роста месяца.
[Закрыть]. Таким образом, ночь – наиболее подходящее время для проявления женского эроса, для выхода наружу глубинных сил, сокрытых под дневной поверхностью конечного индивидуального сознания. Что же до неожиданностей, рождаемых проявлением того, что обычно как бы затоплено изменчивой пеной обыденного, то в связи со сказанным вовсе не только романтико-поэтическим представляется произнесенное Новалисом[271]271
Барон Фридрих фон Гарденберг (Georg Friedrich Philipp Freiherr von Hardenberg, 2 мая 1772, Видерштедт – 25 марта 1801, Вайсенфельс) – немецкий философ, писатель, поэт мистического мироощущения, один из йенских романтиков. Публиковался под псевдонимом Новалис (нем. Novalis).
В его "Гимнах к ночи" (1800) смерть вместе с ночами, "вестницами бесконечных тайн", прославляется как соединение с "настоящим", слабым отблеском которого являются день и жизнь. Это настоящее постигается не разумом, не наукой, а непосредственным проникновением (интуицией), не осложнённым пагубными премудростями рационализма.
Отсюда возникает идеал непосредственно творящего, ищущего, вечного во временном, бесконечного в конечном, наивного, не отягощенного разумом поэта. Образ такого поэта дан им в аллегорической сказке "Гиацинт и роза", вставленной в философский фрагмент "Ученики в Саисе" (основная идея: мир науки – искусственный мир, действительность же постигается не разумом, а чувством). (См. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть] в «Гимнах ночи»[272]272
Речь идет главным образом о последних строках первого Гимна:
***"На угольях сей тьмы ночной,на ложе нежном и убогом,воздвигнуто смятенье телзажженных огненным объятьемжеланной гибели огнём.Поглощено пыланьем духа сердце,в горячем воздухе единое с твоимнавек, навек, да вечно длится,ночной кутёж."
[Закрыть]. И последнее, что следовало бы сказать о роли сердца. Согласно гиперфизической физиологии со смертью или смертельной опасностью жизненные силы восходят в средоточие человеческого бытия, в сердце (они покидают свое место и начинают перемещение в момент действительной или грозящей смерти, каталепсии[273]273
КАТАЛЕПСИЯ (от греч. katalepsis – захват, удерживание), двигательное расстройство – застывание человека в принятой им или приданной ему позе (Современный энциклопедический словарь)
КАТАЛЕПСИЯ ж. продолжительный и смерти подобный обморок; общее онемение всего тела, припадок бесчувственности и недвижности, нередко с сохранением самосознания, а иногда и чувств, слуха. (Толковый словарь живого великорусского языка) (прим. верст. fb2)
[Закрыть] или на соответствующих стадиях более позитивного высокого восхождения)[274]274
Brihadârañyaka – upanishad IV, iv, 1–2, Kâtha-upanishad. II, vi, 15–16.
[Закрыть]'. Аналогичное явление может возникать также при всяком переживании сильного желания или вообще вспышке чувств, при встрече с любимой женщиной, возникновении в сознании ее образа[275]275
"Внезапно, я не знаю как, когда я обернулся, чтобы посмотреть на пустынную улицу, на темные окна домов, пламенная жажда Пат (имя женщины) охватила меня, ударила меня словно кулаком. Это было так ужасно, словно я был на краю смерти (Э. М. Ремарк). См. строку персидского поэта Хосрева:
"Ее лицо явилось мне в ночи,и, горе мне! – охвачен смертью я".
[Закрыть] или даже просто образа обнаженной женщины; между тем у восточных авторов часто встречается упоминание остановки дыхания при виде возлюбленной, от любви, от любовного очарования, от сильного желания или просто в «сексуально заряженной» атмосфере. Внешнее, профаническое и банальное соответствие всего этого хорошо известно физиологии. Наиболее часто в таких случаях говорят: «У меня сжалось сердце». Это еще одно приближение к раскрытию потенциального качественного достоинства эроса. Так осуществляется естественный переход к феноменологии любви, мост к непрофаническому эротизму: мы касаемся его, когда говорим о mors osculi[276]276
mors osculi (лат.) – смертельный поцелуй, поцелуй смерти. (прим. верст. fb2)
[Закрыть], о смерти от поцелуя, упоминаемой каббалистами, о почитании дамы сердца «Адептами любви». И еще одна любопытная деталь: некоторые французские трубадуры пели о женщине зримой не глазами и не душой, но именно сердцем.
22. Союз любви, боли и смерти
Сказанное выше предполагает необходимость рассмотреть очень важную для нас совокупность, своего рода союз: любви, боли и смерти. В этом странном слиянии физическая сторона не может быть отделена от уже «не физической». Прежде всего всякое пробуждение эроса в его простейшей форме, если не ведет к реальному преображению "Я" (в этом случае происходит расширение сознания через страсть, направленную на другого, на любимое существо), означает сверхнормальное перенасыщение жизненного цикла, переживаемое как страдание, как смертельное желание, импульс, не находящий разрешения. О подобной душевной напряженности рассказывают многие мистики. Об одном из своих героев Сомерсет Моэм писал: «Такая любовь есть боль, но боль тонкая и тайная, превышающая наслаждение. Она похожа на Божественную тоску, о которой рассказывали святые». Или у Новалиса:
Можно говорить о «редко встречающейся и таинственной плотской жажде, связывающей два человеческих существа в ненасытном желании». С другой стороны, есть основания отметить, что часто подобная страсть ведет к изменениям сознания: конкретное лицо становится для любящего символом; тогда для него оно уже «почти как Бог, на месте Бога». Все силы души, приобретающие абсолютный характер, сосредотачиваются на объекте поклонения или, лучше сказать, фетишизма"[278]278
L. Klages. Vom kosmogonishen. Eros. Iena. 1930, p.199
[Закрыть]'. Конечно, такие случаи противоположны сакрализации и пробуждению: человек не обнаруживает в себе качеств, необходимых для подлинной связи с высшим планом, уже не человеческим, достижимым через соединение с абсолютно мужским или абсолютно женским, но воздает то, что должно относить к этому плану, случайно-человеческому. Тогда любовная связь, особенно если объект ее соглашается на предлагаемую субъектом узурпацию, приобретает характер вампиризма, часто бессознательного, – перед нами очень опасный случай сексуального рабства.
Все это относится к темам, излюбленным художниками трагического и романтического склада. Однако и в обыденной жизни подобные повороты судьбы могут заканчиваться кризисом и крушением всей жизни. Это бывает, когда параллельно идеализации женщины мужчиной происходит приписывание ей моральных качеств, которых у нее нет и в помине. Когда же обнажается реальность, то все, что Стендаль называл "кристаллизацией" чувства, рассыпается, здание рушится и любящий получает ранящий удар. Очень часто это случается после достижения поставленной цели, то есть, когда женщина стала принадлежать любящему. Еще Киркегард говорил об "опасности счастливой любви", утверждая, что любовь несчастная, а также вскрытие женской лживости и обмана, могут оказаться промыслительны и сущностно значимы для того, чтобы сохранить метафизическую напряженность эроса и избежать «обморока» благодаря дистанции между любящими и препятствием к фетишизации объекта[279]279
In Vino veritas. р.76 sqq.
[Закрыть]'. Новалис добавлял: «Кто любит, должен вечно терпеть лишения и держать раны отверстыми»[280]280
Cit, р. 104.
[Закрыть]'. Впрочем, и адепты средневековой «куртуазной любви» это знали; в одном из рыцарских орденов, ее культивировавших, вообще существовало кажущееся парадоксальным условие приема в него: невозможность достичь завершения любви и утолить желание, то есть, попросту – половое бессилие.
Так же культивировалась возвышенная любовь к предварительно изображенным для поклонения дамам настолько знатным, что овладеть любой из них было просто невозможно; в конце концов уже становилось неясно, идет ли речь о конкретной женщине или о женщине-идоле, "духовной женщине". Клагес выделяет, как важное обстоятельство, существование того, что он называет l'Eros der Ferne – то есть эрос на расстоянии, эрос, утоления которого нельзя даже ожидать – именно это и есть эротическое напряжение, а вовсе не утрата мужества. Однако, чтобы подобная ситуация не превратилась в патологическую, необходима определенная степень преобразования эроса и его направление в особое, не профаническое, русло: как мы это увидим чуть ниже, можно полагать, что именно так и было в средневековой эротике. В то же время не будучи преобразован, эрос на простейшей стадии своего развертывания не может проявляться иначе, чем в виде неутолимой и мучительной жажды. Пример такой роковой страсти – донхуанизм. Дон Хуан есть символ желания как такового, взятого в его чистом виде – когда страсть к одному объекту утолена, он без передышки устремляется к другому, и в конце концов, теряя все иллюзии из-за невозможности – ведь уже не важно, в какой женщине отражается «абсолютная»! – этот абсолют обрести, переходит к чисто эфемерному наслаждению процессом соблазнения и победы, а затем доходит до жажды творить зло как таковое (в некоторых редакциях легенды подчеркиваются именно эти черты Дона Хуана). Любовные похождения Дона Хуана продолжаются до бесконечности, так и не достигая «абсолютного обладания», которого просто нет – это своего рода муки Тантала; каждая история начинается с «высокого» переживания страсти, затем следует соблазнение и бегство, унижение от которого толкает снова и снова на поиск вожделенного и ненавистного объекта уже новой страсти; в конце концов все заканчивается простым стремлением разрушать и осмеивать. Интересно, что в отличие от литературных, в самых старых испанских вариантах легенды, Дон Хуан погибает не от руки Командора, но уходит в монастырь. Ненасытная страсть в конце концов самоисчерпывается и наступает полный разрыв с «миром женщины». В иных случаях, в особенности, конечно, в искусстве, в легендах – в большей степени, чем в реальности, у страстной любви – трагический конец, предопределенный, разумеется, внутренней трансцендентальной логикой, даже если он вызван, казалось бы, чисто внешними причинами – ведь он именно таков, какого на самом деле желают и сами влюбленные. К такому повороту событий применима строка: «Но лишь тонкая вуаль отделяет любовь от смерти». Это случай Тристана и Изольды. Если брать легенду в ее целом, во всем объеме ее содержания, то тема приворотного зелья не является в ней случайной и незначительной, как это может показаться. О таких любовных напитках мы уже говорили – их применение не относится к области простых предрассудков; особые смеси имели силу увеличивать напряженность эроса на элементарном уровне путем нейтрализации всего того, что внутри человека могло мешать его проявлению[281]281
В античном Риме были известны случаи безумия, вызванного использованием любовных приворотных зелий; говорят, оно стоило жизни Лукуллу и Лукрецию. На самом деле, в любом случае, пробуждение эроса на элементарном уровне с помощью специального средства может вызвать симптомы гебефрении, раздвоения личности, в особенности у подростков, у которых могут начаться внезапные и грубые действия, разрыв состояния и поведения с предыдущим вследствие того, что структура личности перестает совпадать с развитием страсти самой по себе.
[Закрыть]. Если это происходит, у любящих может возникнуть комплекс любви-смерти, жажда растворения и самопожирания, жажда смерти и самоуничтожения. Вагнеровское "О, сладкая смерть! – о, пробужденное пламя! – Смерть от любви! – вот подлинная тема «героической любви». «Живою смертью вошел я в мертвую жизнь – Любовь убила меня, увы! Такою смертью… – я мгновенно лишился жизни, как и смерти…» – писал Дж. Бруно[282]282
D.Bruno. Eroici furori. I, II, 10.
[Закрыть]'. Музыка Вагнера делает этот мотив еще более выпуклым (возможно, в более положительных аспектах, как всякая музыка, таков же, кстати, и финал «Андрея Шенье» Умберто Джордано[283]283
Умберто Менотти Мария Джордано(итал. Umberto Menotti Maria Giordano; 28 августа 1867, Фоджа ― 12 ноября 1948, Милан) ― итальянский оперный композитор, один из заметных представителей веризма – (итал. il verismo, от слова vero – истинный, правдивый) – реалистическое направление в итальянской литературе, музыке и изобразительном искусстве конца XIX века.
«Андре Шенье» (итал. Andrea Chénier) – опера композитора, принадлежащая к наиболее значительным музыкальным произведениям веризма. Итальянское либретто Луиджи Иллики основано на вольной интерпретации событий, связанных с казнью французского поэта Андре Шенье во время Великой французской революции. Будучи четвёртой оперой Джордано, «Андре Шенье» принесла ему мировую славу. До сегодняшнего дня она остается наиболее известным и популярным произведением композитора.
(См. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть]); в отличие от текста, усеянного мистико-философским «шлаком». Знаменитые стихи "In de Weltatems – Wehenden All – Versinkem – Ertrinken – Hochste Lust!"[284]284
В скорбных волнах мирового дыханья – всепогруженье, потоп, высшее наслажденье!..
[Закрыть] создают впечатление скорее провала в пантеистические глубины (смешание со «Всем», растворение внутри «Божественного, вечного, забытого»), чем подлинного возвышения; в них очень много чисто человеческого – ведь жажда смерти это прежде всего стремление обрести по ту сторону полное слияние с любимой, невозможное здесь (Тристан говорит: «Теперь мы мертвы, чтобы жить для этой любви, нераздельные, навеки вместе, без конца, захваченные душами друг друга»)[285]285
Известно, что опера Тристан и Изольда была вызвана своего рода сублимацией горячей страсти Вагнера к Матильде Везендонк. Выражения, которые мы можем встретить в одном из писем композитора к этой женщине, в своем роде замечательны: "Демон! Он переходит из одного сердца в другое… Мы уже не принадлежим самим себе. Демон, демон становится Богом!" (A.Onofri. Tristano е Isolda. Guida altraveso il росmа e la musica. Milano, 1934, p. 17, 20).
[Закрыть]. Примерно такими же словами описывает действие приворотного зелья средневековый поэт Готфрид Страсбургский: "Ihnen war ein Tod, ein Leben eine Lust, ein Leid gegeben… Da wurden eins und allerlei die zwiefait waren erst"[286]286
* * *Им смерть и жизнь достались в дарованье,Единство в разности и общее страданье.Взаимно жизнь друг друга в них текла —Вначале только двойственность была.
[Закрыть].
Продолжая этот сюжет, следует отметить: в случае Тристана и Изольды приворотное зелье не просто вызвало страсть, но преобразило в нее имевшую место первоначальную взаимную ненависть будущих влюбленных. Такая ситуация возникает достаточно часто: ненависть обнажает их половую полярность и соответственно сильную напряженность отношений, переходящую в сжимающееся, все раздавливающее кольцо взаимной любви, в которой внешние препятствия и индивидуальные проявления личности уже остаются где-то внизу.
23. Сладострастие и страдание. Садомазохистский комплекс
Как мы уже показывали, большинство древних божеств любви были одновременно и божествами смерти. Вера в такое единство всегда создавала совокупность представлений и идей. Если метафизически любовь-страсть всегда трансцендентна, то психологически каждая любовь, даже обычная, физическая, содержит в себе элемент разрушения, саморазрушения и страдания – «удовольствие» и «наслаждение» имеют изнанку, причем грубую.
И, очевидно, что тема смерти соседствует с любовной не только у романтиков, но и в обычном жаргоне влюбленных: "я люблю тебя до смерти", "я смертельно тебя хочу" и т. п. – все это так банально, что не хочется перечислять; однако конечный смысл всего этого совпадает с античным cupio dissolvi[287]287
Жаждой растворения (лат.). (прим. верст. fb2)
[Закрыть]. В стихотворении «Любовь и смерть» ("Amour et mort") Леопарди говорит о «жажде смерти», которой «истинная и страстная любовь есть начало». Это вытекает и из углубленного анализа феномена наслаждения. Вслед за Мечниковым, фрейдисты констатировали существование Todestrieb[288]288
Влечение к смерти (инстинкт смерти) – понятие психоанализа, введённое Зигмундом Фрейдом. Фрейд затем концептуализирует понятие, которое служит в его работах для обозначения наличия в живом организме стремления к восстановлению первичного (неживого, неорганического) состояния. Противопоставляется влечению к жизни. В некоторых случаях отождествляется с агрессивным влечением, или же энергией мортидо. (См. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть], жажды смерти, разрушения, лежащей «по ту сторону принципа удовольствия». Они считают, что есть биологический антагонизм между жаждой смерти и сексуальным влечением[289]289
Согласно Фрейду, в организме происходит борьба между ним самим и тенденцией органической материи вернуться в первоначальное неорганическое состояние. С одной стороны, зародышевая плазма потенциально бессмертна, с другой – первичное вещество влечет к упадку и смерти. Это соответсвует половому инстинкту и инстинкту смерти. Как и другие подобные авторы, Фрейд настаивает на том, что переход из неорганического состояния в органическое случаен, но в то же время (вместе с Фехнером, Пэйером и Вейнингером) указывает на постоянный обратный переход, например, в случаях склероза, окаменения ископаемых и т. п.; при всем том психоаналитики нигде не показали, как именно переходит неорганическая материя в органическую.
[Закрыть]. И тогда остается лишь описывать формы и «взвешивать» смесь либидо (удовольствия) и разрушения-саморазрушения, в разных сочетаниях присутствующих повсюду. Вспомним описание фонтана у д'Аннунцио (в "Vergini delle Roccie"), заканчивающееся напоминанием древней мудрости: "Spectarunt nuptas hic se Mors atque voluptas-Unis (fata ferat), quem quo, vultas erat"[290]290
"Смерть и сладострастие так внимательно смотрят друг на друга, что их лица превращаются в одно лицо".
[Закрыть]. Отсюда неразрывная связь сексуальности и боли.
Совсем не обязательно выходить за рамки "нормального" и заниматься патологией. Но вспомним, что стоны во время полового сношения так похожи на стоны страдальцев. На разных языках женщины говорят своим возлюбленным, что, "кончая", они "умирают" (у Апулея – Met. III, 17 – Фотида, приглашая Луция, говорит ему: "Сделай так, чтобы я умерла"), да и само слово "спазм" ассоциируется с физической болью и страданием. Камиль Моклер справедливо утверждает, что сладострастие есть агония в самом строгом смысле этого слова[291]291
С. Mauclair. Magie de l'amour.
[Закрыть]'.
Дабы понять весь круг этих идей, следует выяснить метафизику страдания как такового. Новалис утверждал – всякая болезнь трансцендентна, она ведет к пробуждению высших сил – негативное лишь усиливает позитивное[292]292
Novalis. Werke ed Heilbronn. v.II, p.650 sqq.
[Закрыть]'. В большинстве случаев это относится и к физической боли, конечно, в определенных пределах. С внутренней стороны боль – всегда переживание разрушения, но она же содержит в себе трансцендентный фактор, разрывающий конечное существование – в этом смысле прав Уордсворт, утверждавший, что страдание – в самой природе бесконечности[293]293
См. «Metafisica del dolore e della malattia» dans Introdusione alla magia quelle scienza dell'Io (a cura del "gruppo di Ur "). Roma, 1956, v.II, p.204 sqq.
[Закрыть]'. Сам страдательный характер боли связан с пассивностью, с тем, что человеческое "Я" соприкасается с внешней силой, подчиняется ей, а не подчиняет ее, разрушается, а не разрушает. В этом контексте перемена ролей, по Новалису, есть переход к положительным формам экзальтации.
Среди прочего это позволяет понять использование физической боли как источника экстаза в различных аскетических практиках. Таково, например, нанесение ран в неистовых ритуалах, применяемых адептами Руфаи – из исламской секты, близкой к суфизму дервишей – шейх провозглашает, что адепты, не пережив боли, не станут совершенными; боль есть "благословение как тела, так и души"; кажущиеся нам дикими проявления мистического экстаза на языке этой секты – "способ отворения дверей"[294]294
W. B. Seabook. Adventures in Arabia. New Iork, p.283.
[Закрыть]'.
В случае же эротического сладострастия или иных измененных состояний боль соединяется с наслаждением. У подлинно же влюбленных пробуждение чувств столь глубоко, что скорее следует говорить не о "сладострастии", но о высоком опьянении; такое нефизическое опьянение – потенциальная сущность любого эроса, оно не проходит даже после пережитого «спазма» или «смерти» при телесном акте – скорее, напротив, усиливает свою интенсивность.
Через понимание комплекса "сладострастие-страдание" в целом, то есть соединения либидо с инстинктом смерти и разрушения, можно вообще подойти к средоточию феноменологии трансценденции в профанической любви. Это, прежде всего, тайна двойственности женских богинь, воплощающих желание, сексуальность, сладострастие с одной стороны, смерть – с другой (например, Венера-Либитина или египетская богиня любви Хатор и она же Шехмет[295]295
Сехмет, Сахмет, Сохмет – богиня-покровительница Мемфиса, супруга Птаха. Сехмет («могучая») – богиня войны и палящего солнца, грозное око бога Солнца Ра, целительница, обладавшая магической силой напускать болезни и излечивать их, покровительствовала врачам, считавшимся её жрецами. Охраняла фараона. Обладала характером, не поддающимся контролю. Изображалась с головой льва, что вызывало её отождествление с Пахт, Тефнут и Баст. Была олицетворением солнечного зноя и разрушительной энергии Солнца, и поэтому, на её голове изображался диск. Как богиня жара, Сехмет представлялась весьма суровой. В позднем мифе об истреблении богом Ра непокорного человечества Сехмет (в других вариантах мифа – Хатхор, Тефнут, Баст) в качестве ока Ра наслаждалась избиением людей, и только пролитое на землю богами красное вино, на которое Сехмет набросилась, приняв за кровь, и от которого опьянела, заставило её прекратить резню. Сехмет считалась истребительницей врагов богов. Носила эпитет «могучая» или «могущественная». Носила имена «Великая» и «Владычица пустыни». Была хранительницей мира и защитницей людей. К ней обращались в минуты опасности. Считалось, что её гнев приносил мор и эпидемии. (См. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть], богиня смерти).
Исходя из этого можно лучше понять фундаментальные основы эротического опыта, особенно моментов полного обладания и интенсивного желания. Стремление овладеть любимым существом и есть отличие половой любви от «чистой», от человеческого расположения. Чистая любовь не рассматривает другого как объект, она онтологически признает его «самость», «отдельность». Такова любовь христианская – проекция любви Бога к своему свободному творению – не принуждающая, не насилующая и не растворяющая в себе. Напротив, половая любовь включает в себя стремление подчинить, растворить самое душу – и даже если обладание не носит искаженного характера (см. § 19), оно все равно является как бы возмещением за унижения, самоутверждением, борьбой за превосходство.
Всякий эротический толчок двойственен – в нем есть не только любовь и обожание, но и жажда подавить, разрушить, уничтожить, растворить; это всегда ограничение бытия бытием. В желании всегда есть жестокость – она связана и самой природой полового акта[296]296
В Kama-sutrâ, помимо подробного разбора техники укусов, использования ногтей и других видов болевого воздействия, есть описание эрогенно-магнетического воздействия различных следов, оставленных на теле.
[Закрыть]; отсюда возможность говорить о «жестокой любовной горячке» (Метерлинк), о «смертельной ненависти полов», которая есть «основа любви, сокрытая или явная, но всегда присутствующая в ее проявлениях» (д'Аннунцио). Бодлер утверждал: жестокость и сладострастие суть одно и то же, как жар и холод[297]297
Euvres posthumes.
[Закрыть]'. У некоторых видов животных инстинкт уничтожения и половой инстинкт неразделимы – они убивают свою жертву прямо во время совокупления – у людей такое тоже встречается – в случаях преступного патологического садизма. Стихи Лукреция в этом смысле очень показательны:
Osculaque adfigunt, qua non est pura voluptas,
Et stimuli subsunt, qui instigant laedere et ipsum
Quodeemque est, rabis unde illa germina surget[298]298
Rer. nat. IV, 1070.
Поцелуи запечатывают одержимого нечистым вожделениемИ своей собственной му́кой разрушающего себя,Каждого, чей бы фаллос не вставал волною (лат.). Ср. (d'Annunzio ("Forseche si forse che no"):
"Застигнутые желанием, любовники бросаются в объятия ненависти, и сотрясение их ложа выдает то, что желание, разрушение и пытка – это одна и та же лихорадка".
[Закрыть].
Шпенглер, считавший истинную любовь между мужчиной и женщиной близкой к ненависти, пульсацией двух метафизических полюсов, добавляет, что «нет ни одной расы, которая бы не знала этой опасной любви»[299]299
Untergung des Abenlandes. Münshen, 1923, v. II, p. 198.
[Закрыть]'. В Китае тот или та, к кому некто испытывает непреодолимую любовь, именуется yuan-cia, что означает "предопределенный враг".
В психоанализе жажда уничтожить и поглотить любимое существо отождествляется с детским оральным комплексом или каннибалической фазой libido у взрослых, часто сокрытой в глубине бессознательного, но определяющей связь между libido и питанием (поглощением и перевариванием), присутствующей в любом сексуальном желании. Это не вымысел, но аналогия, связанная с реальным опытом. Вот слова Боссюе: «Что же до человеческой любви, то кто не знает, что она есть поедание, пожирание, вгрызание зубами в любимое существо, дабы питаться им, соединиться с ним, жить им»[300]300
См. Hesnard, cit, р.233 n. – Ср. у д'Аннунцио ("Il Piacere"):
Он хотел распахнуть ее, войти в нее, дышать ею, пить, владеть ею сверхчеловеческим образом".
[Закрыть]. Новалис говорит о более высокой стороне любви, его мотивы иные, иные и цели его писания, но и он (хотя и на совершенно ином плане) говорит о тайне любви как о тайне неутолимой жажды, в чем-то подобной таинству Евхаристии[301]301
Chants spirituals. XV.
"Божественный символ – Тайная Вечеря – есть символ всех телесных чувств; и каждый раз – пылающие любящие уста – вдыхают Дыхание жизни – и священный жар – расплавляет сердце в волнах содроганий – от которых отверзается зрак… – есть Его плоть – и пить Его кровь вечно…" (перевод подстрочный, с французского перевода).
[Закрыть]. Однако часто не замечают одного обстоятельства: поедание – всегда разрушение, а абсолютное желание разрушать и растворять есть всегда и желание быть разрушенным и растворенным. В женской сущности всегда присутствует «растворитель», который одновременно есть вода смерти; в алхимической символике она именуется «коррозивной водой» (об этом мы еще будем говорить в свое время). Здесь – связь безумия, оргазма и климакса – всего, что в индийской терминологии именуется sama rasa maithuna.
Мы вновь встречаемся с двойственностью, характерной для трансцендирующих свойств эроса в целом. В частности, паре «страдание-любовь» (наслаждение) соответствует связь садизма и мазохизма. Шренк-Нотцинг изобрел неологизм "алголагния"[302]302
АЛГОЛАГНИЯ (от греч. αλγος – «боль» и λαγνεια – «желание») – сексуальное удовлетворение, испытываемое при причинении боли половому партнёру или в связи с болью, причиняемой половым партнёром. Автором термина считается германский исследователь «психических явлений» барон Шренк-Нотцинг (нем.) (начало XX в.). Он делит термин на активную алголагнию – садизм, и пассивную – пассивная алголагния. (См. Вики) (прим. верст. fb2)
[Закрыть] (от греч. – αλγος – боль и λαγνος – половое возбуждение), обозначающий эротическое наслаждение страданием: активная алголагния – садизм, пассивная – мазохизм. Сексология же просто говорит о садомазохистском комплексе. Это вовсе не патология, он присутствует в самой обычной эротике. Во внешних проявлениях (не метафизически, ибо тайные метафизические смыслы часто противоположны видимым), женщины чаще склонны к мазохизму, у мужчин же господствуют садические предпосылки. Иногда бывает – если половое общение не просто удовлетворение похоти, мало отличающееся от мастурбации – "что двое преодолевают эту антитезу и, пройдя сложный путь, вступают в более сложные отношения. Но в садической эротике страдание другого воспринимается как что-то совсем постороннее. Воспринятое и растворенное, оно оказывается частью любовной экзальтации. А это уже мазохизм – удовлетворение скрытой жажды страдать и причинять страдание, как бы перемена субъекта и объекта. Очевидно, для мазохиста, как для женщины, боль, причиняемая партнером, в воображении переносится на него и порождает опьянение[303]303
Очень выразительны слова поэта: «Кишки, открытые тебе, кричат… Желание крошит, а поцелуй кровавит. – Я рана, уголья печи, я жажду новой пытки… Я рана, рытвины на мне ты поцелуем вытки» – Андре Ади, см. Péret, p. 341.
[Закрыть]. Многие формы наслаждения выступают как «замещающие» страдание. Садомазохизм может «служить приправой» к нормальным половым отношениям, «обменом фантазиями», который Шамфор считает главным определением любви: тогда эти тенденции становятся питательной почвой «самопревышения» влюбленных. В этих случаях уже не важно, является ли алголагния (садо-мазо) активной или пассивной. Боль-наслаждение – это уже не боль. Превращаясь в нечто позитивное, она становится элементом трансценденции. И все же надо понять – когда садомазохистский комплекс становится психопатологией или извращением, а когда нет. Полагаем, что патологическая ситуация – такая, при которой садистские или мазохистские ситуации заменяют нормальный процесс. Например, если мужчина не может достичь оргазма без того, чтобы высечь партнершу, или когда оба не способны завершить акт, не прибегая к таким дополнениям. Если же садизм или мазохизм используются для повышения чувствительности или «укрупнения» впечатлений в момент завершения для более глубокого переживания эроса – это не патология. Вообще нельзя считать патологией различные аберрации нормального инстинкта, точнее, дремлющие в глубине, латентные вариации, задавленные в режиме скованной, сниженной сексуальности. Поэтому можно говорить не о болезненной алголагнии, без которой кто-то не может обходиться, но о совершенно нормальных проявлениях продления, обострения или углубления экстатического состояния в пределах нормального секса. Кроме того, встречаются коллективные и ритуальные формы мистического эротизма, содержащие эти проявления.
С садомазохизмом часто связаны различные обстоятельства лишения девственности. Пусть бессознательная женская тревога-ожидание, или примитивная мужская телесная настойчивость часто исчезают из обычных половых отношений, они почти всегда еще присутствуют при дефлорации и содержат элементы алголагнии. Однако это подлинное "посвящение женщины", если оно совершено мужчиной брутально, может иметь отрицательные последствия и в дальнейшем повредить нормальным отношениям. И в то же время есть основания предположить, что пробужденное в такой острой форме состояние опьянения, содержащее в себе разрушительное начало, связанное с болью при дефлорации, среди прочих факторов может вывести на гиперфизический план, к крайним, экстатическим состояниям, хотя это и трудно. Травма сознания может открывать сверхчувственное.
Поиск исторических свидетельств вышесказанному труден. Дошедшее до нас позволяет все же сделать вывод, что кое-где в древности существовали практики ритуального "отворения" девственниц. Инициатический момент при сексуальном пробуждении женщины присутствовал когда-то в некоторых исламских кругах. Мужчина передавал женщине частицу своей сверхчувственной силы – в исламской терминологии, barakah со словами, похожими на приводимые Герресом[304]304
В Prodomus Galateatus de la Christliche Mystik.
[Закрыть]': «Узри и пребывай во свете, твори и действуй в высшей свободе, ибо духовный свет и свобода даны каждому человеку». Травма дефлорации, возможно, была наиболее удобной для такой трансцессии[305]305
Можно предположить, что подобную цель преследовали половые союзы, совершавшиеся в некоторых древних храмах, во время которых девственницы и вообще женщины будто бы соединялись с богом. Но профанация этих практик вскрылась в Риме, при Тиберии – храм Исиды был закрыт Сенатом в связи со скандалом, вызванным попытками патриция Мундуса, пытавшегося через подкупленных им жрецов овладеть гордой матроной Павлиной. (прим. авт.)
ТРАНСЦЕССИЯ – (транс– сквозь, через + лат. cedo, cessum идти, перемещаться) мед. термин. – проявление бактериальных генов при их попадании в растительные и животные организмы и культуры тканей. (прим. верст. fb2)
[Закрыть]. Состояние женщины здесь похоже на состояние бичуемой. Известно, что в некоторых кругах подобные ритуалы дожили до наших дней. Возможно именно поэтому античные сексуальные практики пользуются дурной репутацией[306]306
Древняя рукопись, найденная у одной из шотландских ведьм, показанная директором «Музея ведьмовства» на острове Мэн свящ. Г.Б. Гарднером, рассказывает о бичевании женщины в процессе сексуальных инициаций. Свящ. Гарднер настаивает на полной тождественности содержания рукописи с орфической инициацией, изображенной на фресках «Виллы Мистерий» в Помпее – среди прочего там можно увидеть бичуемую женщину. Нам это не кажется убедительным. По нашему мнению, изображенное на фреске носит символический характер. Однако, в принципе, нельзя не отметить схожесть символических обозначений, относящихся к чисто духовному плану, с реально происходящим на плане физическом.
[Закрыть].
