Текст книги "Демократы"

Автор книги: Янко Есенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Чиновник, подающий надежды

Когда Ландик приехал в Братиславу, там только что закончилась Дунайская ярмарка{69}. Как обычно бывает в таких случаях, весь город был расцвечен флагами. Тут были чехословацкие – бело-красные с голубым языком, чешские – бело-красные и флаги города Братиславы – красно-белые. Не было смысла их снимать, так как вслед за ярмаркой начинались общенациональные празднества. Тысяча семьдесят один год минул с тех пор, как впервые прибыли в Моравию вероучители, святые Кирилл и Мефодий;{70} по мнению некоторых из новейших историков, они побывали и на земле нынешней Словакии. За этими торжествами, рассчитанными на семь дней, намечено было празднование трехсотлетия со дня основания в Трнаве первого «словацкого» университета и юбилея его основателя, знаменитого «словака» Петера Пазмана{71}. Потом предстояло отмечать стопятидесятилетие со дня рождения поэта Яна Голлого{72}, столетие возникновения гимна «Гей, словаки!», шесть с половиной лет существования Словакии как самостоятельной административной единицы; и в недалеком будущем предполагался общегосударственный съезд гидрологов. Таким образом, флаги оставались на столбах и домах уже, верно, дней пятнадцать. И была радостная надежда, что они будут развеваться по крайней мере еще с месяц.

Такие праздники – своего рода жизненный эликсир: кровь, обычно текущая медленно, вдруг начинает бешено пульсировать. Люди настраиваются по-праздничному, свежеют, становятся подвижнее, веселеют. У каждого появляется желание чем-то отличиться, совершить как можно больше каких-то значительных дел. Разве будет кто против этого? И все же находятся этакие антиэликсиристы, способные испортить любой праздник. «Ладно, ладно, – говорят они, – допустим, что юбилеи и вправду эликсир. Но не следует злоупотреблять им и впрыскивать его непрерывно, не то организм привыкнет к яду и при настоящей болезни лекарство уже не окажет нужного действия. Пусть эликсир будет редкостью. Только тогда он действует… Ведь только вчера, на открытии Дунайской ярмарки, мы слышали прекрасные слова о «торговле как концентрическом движении, которое взлетает на крыльях нетерпения… и органической работой фиксирует славянскую рапсодию… Открылся клапан великой мысли конструктивизма, и из калейдоскопа теории то и дело возникают tabula rasa – пустые места. А вместо позитивной работы мы опять идем в туманное прошлое…»

Хорошо, что различные корпорации, общества, лиги, союзы, объединения, группы и прочие организации не вняли трудолюбивым ворчунам и праздновали все подряд.

Торжества в этом месяце удались на славу. Казалось, что в Братиславе происходит землетрясение. Дома, правда, не рушились, но сгибались под тяжестью флагов. На главных улицах из флагов образовались настоящие аллеи, везде толпы горожан. Все стремились как-нибудь отметить эти юбилеи. Всевозможные общества устраивали концерты, лекции, беседы, вечера, показательные выступления, факельные шествия, манифестации. В Словацком национальном театре давали «Либушу», «Далибора», «Поцелуй», «Проданную невесту»{73} и тому подобные торжественные оперы. В городе через день устраивались иллюминации («На это, разумеется, у них денег хватает», – ворчали антиэликсиристы) и парады местного гарнизона. К гарнизону присоединялись не только жандармы («Без них, конечно, нигде не обойтись»), но и пограничники («Ну как же») и полицейские («Где их нет»), члены спортивных обществ «Сокол», «Орел», скауты, пожарники, студенты, студентки («И эти туда же, нет чтоб учиться»), дети («Даже дети!»), но впервые (что было весьма интересно) даже государственные служащие в форме во главе с вице-президентами краевого управления в генеральских фуражках, в мундирах с шитыми золотом воротниками, украшенными золотыми листьями липы, с золотыми темляками на саблях («Всюду золото, только в карманах пусто»). Пока проходили войска, президенты и среди них краевой президент Словакии сидели на трибуне; когда же началось шествие гражданского населения, краевой президент и мэр города спускались на газон, чтобы отвечать на приветствия. Перед каждым флагом и знаменем обнажались головы… А вечером снова иллюминация на Дунае. С Братиславского града пускали ракеты, на его четырех башенках горели бенгальские огни, внизу гремели пушки, в небе кружились эскадрильи («А у нас выключают свет, потому что нечем платить!»).

В храмах шли торжественные богослужения. В учреждениях выдавались циркуляры с приложением программы торжеств. Начальники «выражали пожелания и надежду, что в этих незаурядных празднествах примут участие все служащие». Особенно строго обстояло дело с посещением храмов.

Их было много, поэтому чиновников разбили на группы и каждую закрепили за каким-нибудь храмом. Самый большой костел – кафедральный собор – взял на себя президент, сюда чиновники шли «под его руководством», второй католический костел получил в свое ведение вице-президент доктор Кияк, одну лютеранскую кирху занял вице-президент доктор Зимак, вторую оккупировал государственный советник доктор Сливка. В немецкий евангелический храм вел шеренгу государственный советник Хотарович, в венгерский – государственный советник Моравец, в ортодоксальную синагогу еврейской общины – главный советник Грнчарик, в синагогу конгрегации израэлитов – главный советник Ринг, молельню чехословацкой церкви занял верховный комиссар Маситый и так далее.

Из Праги для участия в торжествах прибыли самые ответственные лица. Среди них, например, председатели и заместители председателей палаты депутатов и сената, премьер-министр и все министры – кроме министра финансов, который отговорился тем, что не может приехать на празднества, поскольку пытается добиться равновесия в бюджете, и министра унификации, который не сумел приехать из-за обилия работы.

А на вокзале в те дни происходили как бы особые празднества. Председателей палаты депутатов и сената, премьер-министра и министра национальной обороны полагалось встречать с воинскими почестями. Каждый из них приезжал поодиночке, в разные дни и разными поездами. Возможно, в то время они сердились друг на друга. Кто знает? Но роте почетного караула и оркестру трудно было мотаться взад и вперед, приходить на вокзал для исполнения своих обязанностей и снова уходить, а через три часа возвращаться. Поэтому командир роты почетного караула решил разбить лагерь на вокзале – на перроне или в зале ожидания пассажиров второго класса, а также в ресторане; оркестранты находились там все время, за исключением тех торжественных минут, когда оркестр требовался где-нибудь в другом месте.

В краевом управлении, полицейском управлении и в верховном суде все автомобили, ранее в целях экономии снятые с шасси и положенные на брюхо, восстали из мертвых, и на них развозили всяких знатных гостей. Представители автомобильных фирм за умеренную плату давали машины напрокат – для рекламы и в надежде продать их потом. Дошел черед и до такси, до тех, которые не очень пропахли бензином и маслом, сидения которых были порваны не настолько, чтобы шерсть, которой они были набиты, просилась обратно на коня. Словом, все подручные средства были пущены в ход и летали так, словно их вместо бензина поили слабительным – на вокзал, с вокзала в отели, из отелей на парад, с парада на парад, на обед, с обеда на доклад, с доклада в театр, из театра на ужин.

Трактирщики перестали жаловаться на «вехаров», а «вехары» на трактирщиков. Виноделы, продававшие вино в Девине и сухое вино в Модре, Пезинке, Трнаве и в других местах, не могли нарадоваться празднествам: у них как-никак опустели погреба – ведь и приезжие, и местные, с энтузиазмом участвовавшие в официальных торжествах, охотно заполняли и неофициальные места, где могли вволю развлечься и повеселиться.

Это, правда, не относилось к «литераторам» краевого управления: они изучали историю и словари, сочиняли речи, тосты, приветствия – словом, все, что произносилось при прибытии великих людей, перед началом спектаклей, на торжественных мероприятиях, митингах, обедах, ужинах и в полночных выступлениях.

Глава города купил себе запасную пару очков: если одни он вдруг забудет дома, другие выручат при чтении речей и тостов. В парадном черном костюме у него, как у каждого порядочного человека, было девять карманов: четыре на брюках – два боковых, два задних; четыре на пиджаке – два внутренних и два наружных; на жилетке, кроме маленьких, один большой внутренний карман. В каждом – приготовленная речь. Нужно только помнить, где что лежит:

приветствия приезжающим гостям – в правом верхнем кармане,

слово перед концертом – в правом нижнем,

тост на обеде – в правом наружном,

речь на демонстрации – в жилете,

«Либуша» – в левом верхнем,

тост за ужином – в левом нижнем,

на все случаи жизни – в левом пиджачном.

Оставались про запас еще брючные карманы впереди: в них можно было сунуть руки или хотя бы большой палец. Наружный пиджачный карманчик в счет не идет: из него торчал нарядный шелковый платочек. Тексты прочитанных речей, тостов оратор тут же вручал редактору «Словацкой газеты» для опубликования.

Эта система была намного остроумнее цветных карандашей Бригантика.

Сложной для запоминания она кажется только на первый взгляд, ибо мы не знаем ключа, но если выдать секрет – что материал размещался в карманах в соответствии с программой дня – сверху вниз: все речи, тосты и приветствия, предназначенные для дневных торжеств, располагались в правых карманах, а для вечерних и ночных – в левых, – то сразу ясна простота и легкость этой замечательной системы.

Бравый мэр города за двадцать – тридцать дней торжеств прочитал немало всяких речей, но на день карманов – благодарение господу! – все же хватало.

Управляющий краевого управления был счастливее: в день ему приходилось произносить не более двух речей, одного приветствия и двух тостов.

Таким образом, когда Ландик приехал в Братиславу, было произнесено тридцать семь речей, а когда он пришел доложить о своем прибытии в краевое управление, отзвучала уже сорок первая.

В секретариате, куда ему надлежало явиться, Ландик застал только заместителя начальника, главного советника Шкврнитого – полного молодого человека в больших темных очках, со смуглым бритым лицом.

Ландику пришлось ждать довольно долго, потому что Шкврнитый разговаривал по телефону с Прагой. Едва Ландик вошел в кабинет, как зазвонил телефон.

– Вы приехали в самое неподходящее время, – заметил Шкврнитый, берясь за телефонную трубку.

Ландик знал, что по уставу посторонним не полагается присутствовать при телефонных разговорах начальства, и вышел в коридор.

Через полчаса его позвали.

– В очень неподходящее время… – начал опять Шкврнитый. – Торжества проходят в десятках мест. Только что звонили из Праги. В полночь приедет сам военный министр.

– Согласно распоряжению, пан советник.

– Верховный…{74}

– Пан главный советник.

– Верховный… «Верховный», а не «главный» советник.

– Пан верховный советник!

– Точно так же, как правильно говорить «земский», а не «краевой».

– Пан земский верховный советник…

– «Земский» не надо, только «верховный советник политического управления» в отличие от верховных советников и просто советников лесных, технических, финансовых и сельскохозяйственных, полицейских и других управлений…

Телефон опять зазвонил. Ландик вышел. Когда он вернулся, Шкврнитый ворчал:

– Этого нам только недоставало, Брамапутры!..

– Какого Брамапутры? Я – доктор Ландик. Брамапутра – река в Индии.

– Да ведь не о вас речь! Вы скорее болтунишка, – недовольно ответил Шкврнитый. – Индийский король Брамапутра… Да нет, не Брамапутра, как-то иначе…

Взяв листок, он прочитал:

– Его величество индийский король Гайи Наваб Хамидулла Кхан Сикандер Саулат Ифтикар-ул-Мулк-Багадур… Не Брамапутра, а Багадур.

– Багадур?

– Багадур… Из будапештского посольства телефонировали, что он уже отплыл из Будапешта и вечером прибудет в Братиславу; министерство внутренних дел сообщает, что мы должны принять его как короля. Никакой проверки паспортов, багажа… Чтобы был оркестр, королеве – букет, девушки в национальных костюмах, представители городского населения, речь… Вот выбрал денек, черти бы его взяли! В управлении как метлой выметено, никого нет. Президент – с правительством, остальные в костелах и на парадах. Я не имею права отойти, привязан к телефону. Вы ведь слышали, звонит каждую минуту. Кто же скажет речь?

– Я к вашим услугам, пан верховный советник! – с готовностью отозвался Ландик. – Если у вас под рукой никого нет, я встречу этого короля Багадура, обеспечу букеты и цыгана… Только вот как с национальными костюмами – не знаю…

Мгновение он колебался, но, поразмыслив, добавил:

– Впрочем, и это можно устроить.

Ему вспомнилась Желка, о которой он думал по дороге в Братиславу. Адвокат Петрович – дальняя родня Ландиков, как говорится, седьмая вода на киселе. А с Желкой он знаком. Придется нанести им визит, раз уж Ландик в Братиславе. Правда, это неприятно: богачи – и бедный родственник, небось сразу вообразят, что он навязывается, бог знает чего ждет от них. Но хоть и не хочется, а сходить надо. Раз положено, значит, надо. А то скажут, что он невежа, невоспитанный человек… Заскочит к ним минут на десять. Кстати, и узнает насчет костюмов, вдруг Желка ему поможет. У нее наверняка есть национальный костюм, да и у подруг ее.

– У меня тут знакомые есть, Петровичи, – смело сказал Ландик. – Пани Петровичева наверняка посоветует мне что-нибудь.

– Это не так просто, – объяснил Шкврнитый, почесывая ручкой голову. – Багадур – его величество, индийский король, а вы по рангу не подходите… Достанется мне потом от пана президента.

– Но если у вас никого нет… И потом, ведь король не узнает, кто я.

– А журналисты?

– Да и они тоже.

– Были бы вы хоть верховным советником!..

– Ну, я и скажу, что я верховный советник. Кто это знает?

– Чиновники.

– Если это попадет в газеты, мы скажем, что произошла ошибка.

– Вы все-таки наивный малый. Вы слишком упрощенно все это представляете. Сразу видно, что приехали из провинции. У нас на все есть специальные отделы. Мы не имеем права обойти их, – ведь это все равно что шить ботинки у портного или заказывать фрак сапожнику! В данном случае речь идет о прибытии в республику иностранца. Значит, это иностранный туризм. А иностранный туризм в ведении специального отдела, там свои специалисты, которые занимаются только иностранными туристами. Вы представляете, сколько всякой всячины надо для этого знать? Каждый выдающийся иностранец должен в первую очередь пройти через этот отдел, потом через братиславскую секцию «Союза иностранцев», и только после он может двигаться дальше, скажем, в Вайноры для ознакомления с вышивками или на Девин… Фундамент каждого отеля для иностранцев заложен в отделе туризма, корни всех дубов и сосен, помеченных туристским знаком, находятся в этом отделе, каждая горная тропка ведет к нему… Нет, нам не обойти ни отдела иностранного туризма, ни туристского филиала. Дальше. Приезжает король – следовательно, встреча должна быть торжественной. Для этого у нас имеется так называемый отдел торжеств. Совместно с нашим «Просветительным обществом» он выдумывает и осуществляет все торжества, в том числе, например, и нынешний тысяча семьдесят первый юбилей Кирилла и Мефодия. Можете вы обойти его сейчас, когда приезжает король Индии? Боже упаси!.. Дальше… есть отдел экономии… Такие встречи ведь всегда связаны с расходами. Тут вам и цветы, и музыка. Отдел экономии должен ответить, предусмотрены ли средства на покрытие этих расходов в главе IV, § 8а, пункт 7в. А вдруг не предусмотрены? Что же вы – купите цветы на свои деньги и заиграете на собственной скрипке? Ведь нет?.. Но это еще не все. Приезжает король Индии – а с этим связана и безопасность его королевского величества, и нашего государства. Не замутит ли это не только волны Дуная, но, возможно, и политическую гладь? Разве вы знаете, какой он? Опасен или безопасен для нашего государства? На это есть специалисты в отделе государственной безопасности. Что бы сказали в этом отделе, если б мы не уведомили их о приезде королевской особы? Вы бы нарушили европейское равновесие…

«Ну и насмешник», – подумал Ландик.

Но Шкврнитый совершенно серьезно продолжал:

– А поддержание порядка? Порядок должен быть. Иначе зачем нам свое собственное, краевое, вернее, земское полицейское управление, полицейский директорат, полицейская охрана, наконец, жандармерия? Все это далеко не так просто. Тут без совещания не обойтись.

– Но ведь у вас совсем нет времени, пан верховный советник… Король-то плывет вверх по Дунаю и с каждой минутой приближается к столице Словакии… Он ведь наверняка уже в Вацове, – напомнил Ландик.

– Пароход медленно идет вверх по Дунаю, и дело решают секунды.

Советник снова взялся за телефонную трубку, а Ландик опять собрался было выйти в коридор, чтобы не подслушивать служебные тайны.

– Подождите, – закричал ему Шкврнитый, – это вы можете слушать. Садитесь… пана советника Газдика… Это отдел иностранного туризма, – объяснил он Ландику. – Не отвечает?.. Тогда, пожалуйста, Подгаздика… Ну, его заместителя, верховного комиссара Небогого… и этот не отвечает? Занимаются иностранным туризмом? Хе-хе… Ну, тогда… Кто заместитель у Небогого? Сольничка?.. Тогда Сольничку… Звонят из секретариата. Шкврнитый. Пан коллега, в половине одиннадцатого совещание, у меня. Приходите… Благодарю.

Шкврнитый положил трубку и тотчас снова снял ее.

– Барышня, дайте мне доктора Заяца… Это отдел организации торжеств, – подмигнул он Ландику. – Не отвечает? Ушел на торжества? Тогда его заместителя, Ушла… Кто ушел? Доктор Заяц ушел или Ушел?.. Или оба?.. Ушел у телефона? Слава богу… В половине одиннадцатого совещание, у меня.

Так он договорился со всеми – с отделом экономии, государственной безопасности, с полицейским управлением и с городской ратушей. Всюду на месте были только мелкие чиновники. Остальные были на торжествах.

Было уже четверть одиннадцатого, когда Шкврнитый кончил звонить. Сидя на стуле, он нервно притопывал ногой.

– Вы поступаете в управление? – спросил он Ландика.

– Да. Вот распоряжение.

– И хотите получить работу?

– Да. Очень.

– Очень? Это хорошо. – Черные очки Шкврнитого остановились на носу Ландика. – Все это совсем не так просто, – проговорил главно-верховный советник. – Вы думаете, что здесь все так же, как в окружном управлении в Старом Месте? Там начальник скомандует: «Идите туда-то!» – и вы идете. Дело уже сделано. А тут, – он сделал широкий жест, – огромный механизм с гигантским аппаратом, да еще не хватает колесиков. Больших колес у нас хватает. Шефов, которые только подписывают бумаги, – полно, но дельных работников, которые позаботились бы о занятиях для начальства, – мало. Поэтому каждый начальник будет требовать, чтобы вас определили именно к нему. Вас, правда, нельзя разорвать на куски, как рвут плохой черновик, вы пока превосходный черновик, который каждый захочет получить.

Польщенный таким сравнением, Ландик поклонился.

– Я сказал – пока. Так что нечего кланяться, коллега. Вы пока еще подаете надежды, вы только превосходно написанный черновик. Вот когда мы изучим вас – тогда увидим, чего вы стоите. Словом, тогда возникнет вопрос, куда вас деть. Сначала мы выслушаем референта по кадрам, который занимается юристами; он выслушает начальников отдельных групп, те – начальников отделов, а последние – референтов. Одни из них будут утверждать, что у них работы больше, чем у всех, а сотрудников меньше; вторые будут доказывать, что количество ничего не значит, дело в качестве работы; третьи будут убеждать, что решающим должно быть не количество и не качество работы, а число командировок. Вот в том и в том отделении все всегда в дороге, в разъездах, а надо ведь, чтоб и «дома» кто-нибудь остался. «Но ведь это несправедливость, – скажут шефы отделений, чиновники которых всегда «сидят на месте», – где-то постоянно устраиваются прогулки, а мы, видите ли, должны все время сидеть дома». – «Надо справедливо разделить работу, чтобы каждому что-нибудь досталось». – «У нас не бывает ни геллера постороннего заработка». Шефы «путешествующих» отделений только усмехнутся в ответ на эти предложения: «Заработки? К каждой командировке мы доплачиваем из своего кармана. С удовольствием уступим вам все командировки». И так далее. Разгорится ссора. В конце концов будут составлены статистические сводки количеств дел в группах, отделах, у референтов – в расчете на год, месяц, день, минуту; потом исчислят доли эффективности работы без учета качества работы и числа командировок, затем с учетом качества, но без командировок; наконец, с учетом и качества и числа командировок. Далее вычислят в процентах: сколько работы приходится на одну группу, потом на один отдел, на голову. Сколько процентов чиновников занято в отдельных группах и отделах и за сколько минут, часов, месяцев и лет можно выполнить ту или иную работу. Только таким образом мы узнаем, где вы нужнее всего… Вы видите, что это не так просто. Если бы дело было просто, мы вообще не были бы нужны. Поэтому все надо так усложнить, чтобы мы снова понадобились, когда это придется упрощать.

– А что же будет до того времени, когда меня куда-то назначат? – испуганно спросил Ландик.

– До тех пор вы будете маячить, как придется.

– Маячить? Как это?

– Как маятник, от двери к двери.

Ландик не понимал, шутит Шкврнитый или говорит серьезно. Ему казалось, что советник хочет ошеломить его огромными масштабами аппарата земско-краевого управления, сложностью делопроизводства, своей опытностью и знаниями. Пусть-де неискушенный чиновник убедится, что тут не окружное управление, и проникнется уважением к высшему начальству.

– Может быть, мне прийти завтра, пан верховный советник, раз я сейчас ничем не могу быть полезен? Сегодня, я вижу, вы очень заняты.

Шкврнитый не отпустил Ландика.

– При нашем безлюдье вы нам очень пригодитесь. Может, вы получите какое-нибудь задание.

Чиновники начали сходиться на совещание. Первым пришел комиссар Сольничка, представитель отдела иностранного туризма; за ним – доктор Светлый из отдела организации торжеств. Выяснилось, что советник Ушел должен быть на параде. Полицейское управление представлял доктор Небогий. Государственную безопасность олицетворял комиссар Врабец. Полицейский директорат прислал комиссара Серваца.

Всего присутствовало семь человек. Все молодые чиновники – тщательно причесанные, полнощекие, со здоровыми зубами, бритые, сухопарые. Только у Небогого сверкал во рту золотой зуб, у Светлого была козья бородка, а комиссар Врабец зачесывал на лысину волосы из-за ушей. Солиднее всех – не считая Шкврнитого, которому солидность придавали черные очки, – держались Светлый и Врабец.

Шкврнитый был несколько уязвлен тем, что ему, «верховному советнику», приходится совещаться с такими молокососами, едва вступившими на административную стезю. Он чувствовал себя много старше их и хотел закончить совещание как можно быстрее.

Все шло гладко. Молодые люди слушали и не возражали. Ландик вел протокол и записывал, кому что поручено, кто отвечает за цветы, кто за музыку, за костюмы. Ландику достались костюмы. Жаркие дебаты разгорелись вокруг вопроса о приветственной речи. Шкврнитый предложил, чтобы ее произнес Светлый.

– У вас бородка, – сказал он, – и вы похожи на вице-президента.

Светлый запротестовал:

– Пан Врабец – лысый, он выглядит куда внушительнее.

Врабец отпирался:

– Я бы охотно взял это на себя, если бы мог остаться в шляпе. Но шляпу надо снимать, подует ветер, и вся моя прическа… А испортится прическа, я тут же потеряю дар речи. Случалось, что самые пламенные слова о патриотизме, произнесенные мной, вызывали у слушателей смех только потому, что во время речи я придерживал рукой пряди волос.

– Попробуйте их напомадить, – посоветовал Сервац.

– Нет, не годится. Это серьезный довод, – решил Шкврнитый. – Тогда, может, вы, доктор Небогий?

Небогий покраснел, заерзал на стуле и, склонив голову, тихо ответил:

– У меня нет сюртука.

– Тоже серьезно, – согласился Шкврнитый. – У кого из вас есть сюртук? Мой не подойдет, я полнее и выше.

Все молчали.

– Пусть говорит Сервац, – предложил доктор Светлый.

– Я представляю не краевое, а полицейское управление. Поэтому меня не принимайте в расчет… А почему молчит пан комиссар Сольничка?

– Я-я-я за-за-за-икаюсь, – возражал Сольничка.

– С каких пор? – рассмеялся Сервац.

Никому не хотелось произносить речь. На это нужна сноровка. Те, у кого ее нет, охотнее слушают речи, чем произносят их. Ландик проникся состраданием к своим коллегам. «Несчастные», – подумал он и снова предложил свои услуги:

– Я могу сказать речь.

– Ваша забота – костюмы, – напомнил Шкврнитый.

Ему как-то не очень приятно было, что какой-то Ландик, только что прибывший из какого-то Старого Места, будет в такой торжественный момент представлять краевое управление и пана президента, да еще на церемонии встречи короля. Добро бы встречали своего начальника, а то – короля. А вдруг провалится?

– И костюмы достану, и речь скажу, – заверил его Ландик.

– Вот смелый молодой человек, – бросил Шкврнитый. («И наглый», – подумал он при этом.) – Ну, хорошо, – произнес он вслух. – А не справитесь, горе вам!.. Благодарю вас, господа, – обратился он ко всем, – через час доложите об исполнении… Благодарю, – поклонился он еще раз и распустил совещание.

«Каждый пошел своей дорогой»{75} выполнять свое задание.

Ландик поспешил к Петровичам, но не в адвокатскую контору, а прямо на квартиру. Не с паном адвокатом, а скорее с милостивой пани или, что всего лучше, с Желкой хотелось ему поговорить. Только бы застать их дома. Ландик чувствовал себя смело и уверенно – не то что утром, в час приезда в Братиславу. Тогда он был преисполнен тревоги, не знал, как его примут, не влетит ли ему сразу; тогда он не представлял себе, куда его назначат, не понизят ли в должности. И вдруг! Главный, то бишь верховный советник политического управления, заменяющий заместителя председателя секретариата, пустился с ним в долгие разговоры, разъяснял, изволил шутить с ним, посвятил его в тайны своего учреждения, усадил его – не то что этот дуб Бригантик, который чуть не лопается от высокомерия. Кажется, тут люди повежливее… Да еще и похвалил его, сказал, что он, Ландик, пока превосходный черновик, что за него будут драться; пригласил его на совещание, поручил вести протокол, и вот он должен приветствовать короля… Едва приехал – и уже должен приветствовать короля. Это он-то, комиссар! Даже и Петровичи сразу стали ему казаться ничего не значащими или весьма мало значащими людьми, которые, собственно, обязаны его принять, nota bene, хорошо принять и исполнить все, что он потребует. Они проникнутся чувством признательности к нему за то, что он, лицо, действующее именем наивысшего учреждения в стране, именем президента, обратился именно к ним по делу встречи короля. Пусть теперь осмелится сказать ему что-нибудь какой-то там окружной начальник из Старого Места! Да он и в подметки Ландику не годится. Балда! Когда он встречал короля? И будет ли встречать?