Текст книги "Стихотворения. Рассказы. Малостранские повести"

Автор книги: Ян Неруда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц)

ЯН НЕРУДА
Стихотворения. Рассказы. Малостранские повести. Очерки и статьи.

О ЯНЕ НЕРУДЕ

Ян Неруда для чешского читателя неизмеримо больше, чем просто один из великих творцов национальной литературы. Ян Неруда для нас – то же, что Александр Сергеевич Пушкин для русских, Адам Мицкевич – для -поляков, Шандор Петефи – для венгров, как бы ни было велико различие между этими поэтами.

Со дня рождения Неруды минуло сто сорок лет. За истекшее время чешский и словацкий народы добились небывалого расцвета в области материальной и духовной культуры. Развившись в ширь и глубь, расцвело их искусство. Выросла целая плеяда выдающихся художников, чье творчество известно всему цивилизовапиому человечеству. Однако Ян Неруда по-прежнему остается величайшим из чешских поэтов не только благодаря всеобъемлющей мощи дарования, общедоступности творчества, но и благодаря гуманности и реалистичности своего искусства. Вспыхнув, отпылал не один ослепительный фейерверк, не одна звонкая фанфара отзвучала в пустоте, а Ян Неруда по-прежнему живет, оставаясь одним из столпов того моста, по которому чешская литература переступает из столетия XIX в XX и движется дальше.

Ян Неруда вступил в литературу в 50-е годы прошлого века, в годы «погребенных заживо». Демократическая революция 1848 года была разгромлена, политическая жизнь парализована, дух молодежи подавлен. В школах и в учреждениях господствовал немецкий язык, уничтожалась даже память о былой самостоятельности чешского народа, любое проявление свободомыслия душилось в самом зародыше. Историк Франтишек Палацкий и его друзья должны были молчать; родоначальник чешской политической печати поэт Карел Гавличек-Боровский был сослан в Бриксен, революционер, демократ Й.-В. Фрич томился в заключении в Венгрии. Народом владела апатия. Прага, крохотный, запуганный город, была буквально населена сыщиками и фискалами. Несмотря на это, молодежь, в особенности студенческая молодежь, не утратила своего патриотического воодушевления, а молодая чешская сельская и городская буржуазия, отыскивая всевозможные пути и средства, боролась за рынки и прибыли.

В такую атмосферу вторглись нерудовские стихи. Его первая книга под названием «Кладбищенские цветы» вышла в 1858 году и обнажила перед современниками, которым убогая тогдашняя чешская литература наивно являла жизнь в образах дпвпых парков, «гордых блистаньем красок прелестных, полных напевами пташек небеспых»,– совершение иную действительность: кладбище, смерть, нищету, неуверенность в завтрашнем дно, трагизм существования. Молодые поэты, обливающиеся кровыо ужо при первых столкновениях с жизнью, часто начинают со стихов о смерти. Но происходит это пе из-за усталости, а из-за безрассудпо-упоеннои жажды жизни, которая оборачивается порой полной себе противоположностью – сознанием собственного ничтожества, близости смерти. У Япа Неруды, сына отставного солдата, владельца мелочпой лавки, и служапки, родившей его 9 июля 1834 года, эта неутолимая жажда жизни постоянно наталкивалась на преграды, воздвигнутые нищетой, неудовлетворенными желаниями, разбитой любовыо и, главное, безнадежными национальными, политическими, социальными условиями того времени. В отличие от своих предшественников – К.-Г. Махи и К.-Я. Орбена, которые происходили хотя из небогатых, но все жо обеспеченных семей купцов или ремесленников, Яп Неруда был типичным пролетарием и плебеем, который научнлся видеть жизнь снизу.

На дне жизни, в тисках немилосердной судьбы и враждебного ему общества, он боролся до последних своих дней. Трагическое восприятие окружающего, рожденное этой ситуацией, усиливали необычайная ранимость и непреклонная гордость поэта. Вот почему «Кладбищенские цветы» – это картина чешского общества той поры и выражение душевного состояния автора. В мрачных, но конкретных и точных образах Неруда изобразил человека, влачащего нищенское существование. Неруда одним из первых среди чешских поэтов увидел эту тяжкую повседневную борьбу «с суровой действительностью». Он высмеял «непорочную» литературу, которая, утопала в истории, стыдливо отворачиваясь при этом от насущных проблем жизни и мира. Неруда не был простодушным певцом, который идеализировал и мифологизировал свой парод, желая во что бы то ни стало увидеть в нем некий идеальный союз и единство. Оп решительпо отмежевывался от того общества, которое уже в молодости причинило ому столько обид и унижений. Его возмущал равнодушный «сброд», заботившийся лишь об удовлетворении низменных потребностей и ценивший желудок превыше головы. Его ирония и язвительный ум разрушили досель неприкосновенные представления о вечности, о вере и невинности. Оп лишил нимба таит тленности и человеческую любовь, показав ее земную, биологическую суть, ее зависимость от материальных и общественных условий. Его искрометный дух постигал противоречивые свойства человеческой натуры и любых человеческих устремлений. Уже в своем первом сборнике он проявил себя поэтом мыслителем, обладающим острым политическим чутьем: оп диалектически смотрел

па мир, изучая его в вечном движении и изменениях. Сквозь шум преходящих политических событий своей эпохи оп расслышал грохот циклопических молотов будущего, идущий из глуби земли.

Неруда ввел в чешскую поэзию грубую конкретную реальность и грубую конкретную поэтическую речь, берущую начало у истоков народной разговорпоп речи, народной образности и юмора, и тем самым пробил огромную брешь в условно-романтической, туманной и пышно-цветистой поэтической речи того времени.

«Кладбищенские цветы» встретили у литературной общественности то же непонимание, что и поэма «Май» К.-Г. Махи; их долго считали лишь незрелым проявлением субъективизма молодого поэта, плодом его всеот-рицания. «Набитый дурак»,– так отозвался о Неруде редактор, ранее печатавший его стихи. Франтишек Палацкий после выхода в свет «Кладбищенских цветов» заявил, что Неруда не поэт, а танцмейстер. Живший в Праге французский ученый-геолог Иоахим Баррапд, в прислугах у которого работала мать Неруды, настоятельно советовал молодому человеку бросить стихоплетство и заняться какой-нибудь серьезной наукой.

Й.-В. Фрич откровенно признавал, что не считает его поэтом и первую книжку стихов поставит в библиотеку, подобно тому как естествоиспытатель оставляет у себя ту или иную диковинку. Галек – вот это, мол, поэт, это другое дело…

И все-таки «Кладбищенские цветы» – ключевое произведение Неруды. В нем – весь сто характер: озлобленное одушевление, неподкупная искренность и жар сердца. В нем трепетно и непосредственно выразились как личные проблемы поэта, так и проблемы эпохи. Кроме того, в этой книге, как в ядре, содержится весь будущий Неруда. Мы найдем здесь строки мужественной и сдержанной интимной лирики, то, что мы встретим позднее в «Книгах стихов» и «Простых мотивах». По стихотворениям, где поэт обозревает движение миров, можно угадать будущего певца «Космических песен». Горькие строки, излившиеся в минуты размышлений над проблемами современного ему обществе!, явятся предвестниками грядущих «Песен страстной пятницы». В целом «Кладбищенские цветы» есть выражение нового направления в чешской литературе, стремившегося выработать реальный и правдивый взгляд на общественно-политическое развитие чешского народа.

Неудачу своей первой книги Неруда переживал очень болезнепно, но она не сломила его. Вскоре он встал во главе нового литературного поколения. В конце 50-х – начале 60-х годов поэт развил прямо-таки лихорадоч-пую деятельность, словно желая доказать себе и другим, что он способен иа позитивные дела. Вместе с поэтом Внтезславом Галеком (1835-1874) он создал в 1858 году альманах «Май», вокруг которого объединилось молодое поколение талантливых литераторов. Осенью 1858 года аноиимио издал сатирический памфлет «У пас», направленный против устаревшей реакционной критики. В 1859 году вместе с Я.-Р. Вилимеком оп основал журнал «Образы живота», где публиковал стихи и повести ведущих чешских и мировых писателей, а также научно-популярные статьи, юмор и сатиру. По:}же Неруда редактировал журналы «Родинна кроника», «Квоты», «Люмир», постоянно предъявляя к себе и своим коллегам непременное хребопание – создавать «произведения новые, невиданные и неслыханные». Неруда мечтал поднять уровень своих журналов до мировых образцов. В альманахе «Май» в 1859 году он опубликовал свою первую «арабеску» – «Моему воробью», положив тем самым начало дальнейшему своему прозаическому творчеству.

В 1859 и 1860 годах им была написана большая часть стихов, составивших сборник «Книги стихов», который увидел свет лишь в 18(58 году. Поэта уже не удовлетворял односторонний взгляд на мир, пе удовлетворяла мелодия, сыгранная на одной струне. Он попытался развить свои способности как можно полнее и в своем творческом порыве ушел очень далеко. Освоив романтическое творчество Махи, баллады Эрбена, он в чем-то остался близок им, но, решительно шагнув вперед, вплотную подступил чуть ли не к современной социальной балладе и злободневной политической песне. Неруда, вполне владея отечественной тематикой, смело черпал из опыта всемирной поэзии: восточной и западной, итальянской и скандинавской. При этом успешно переводил: Петефи, Гюго, Бёрнса, Гейне, Ленау, Беранже ж др.

В своих эпических композициях «Дикий звук», «О Шимоне Ломниц-ком» поэт объективировал чувства общественной обездоленности и нищеты, о чем с впечатляющей остротой и выразительностью писал уже в своих ранних стихах. В превосходных зарисовках пейзажей, в изображении трагических судеб и страстей он неоднократно обнаруживал львиную хватку, достойную истинного наследника Махи. По талант описательства по был для пего органичен. Словно живые, обнаженные нервы, трепещут в этих романтических творениях пассажи социальные, исполненные человеческой боли, выраженные стихом строгим и скупым, как в «Кладбищенских цветах» (тематику их он, впрочем, развивал и углублял в «Листках из «Кладбищенских цветов»). Близки его первенцу и циклы «Отцу» и «Анне», в которых поэт правдиво и без романтического пафоса и гиперболизации выразил свое отношение к близким людям. Отца он любил, гордился им, ио истинные свои чувства к нему всегда прятал под маской отчуждения. Сложными были отношения поэта и с Анной Голиновой. Он то ухаживал за ней, то жестоко смеялся над девушкой. В 60-е годы Неруда дополнил эти циклы новым – «Матушке». К ней одной он испытывал ничем не омраченную глубокую и горячую любовь.

Чувства сыновней любви были у него самыми сильными и прочными. Он наделяет ими иные планеты и миры в «Космических песнях», монумен-тализирует в «Балладах и романсах» и в «Песнях страстной пятницы»; они тихонечко звучат в последних «Эпиграммах». В этих трех циклах Неруда проявил себя как лирик, человек больших страстей и глубокою интеллекта, как мастер поэтической метафоры и тонкого намека, то есть всего того, что задало тон и дальнейшей чешской интимной лирике. От «Кладбищенских цветов» берут свои начала и некоторые из публицистических заметок Неруды, где он затрагивает социальные проблемы Чехии и других стран. Его волновала жизнь оставленных родителями детей, судьба стариков и калек, трогали драмы возлюбленных и трагедии художников. Добрую старую балладу он освободил от романтической таинственности, наполнив новым содержанием и эмоциональной атмосферой. Изображая социальные противоречия с позиции простых бедных людей, Неруда остался поэтом своего времени, поэтом, неудовлетворенным жизнью, понимавшим насущные задачи дня, но не видевшим способа их разрешения.

«Книги стихов» – это, по-существу, сборник программной поэзии; они воссоздают широкую картину социальной и национальной жизни, увиденной глазами прогрессивно настроенного писателя. Программным со всей очевидностью представляется третий раздел сборника – «Книга стихов злободневных и к случаю», где собрана зрелая поэтическая лирика, в которой поэт дает критический анализ положения страны и народа, бесстрашно указывает пути к демократии и свободе. Аналитический критик национального и социального угнетения в «Книгах» поднимается до высот поэтического трибуна своего времени, трибуна мощного дыхания и могучего голоса, который не только уяснил собственную позицию в борьбе за будущее – быть простым солдатом, стоять на переднем рубеже и жить вместе с народом всеми его горестями и заботами,– но и отважно предсказал грядущую судьбу своего народа и всего человечества:

Бой нынешний – для нас последний бой,

Тьма прошлого! -не знать ей возвращенья.

Восславит человечество с зарей

Великий праздник – праздник Воскресенья.

(Карелу Г авличку-Боровскому)

Падение баховского режима (1859 г.) принесло в чешские земли новую жизнь. В октябре 1860 года была разрешена первая чешская газета «Час», а с 1861 года еще одна ежедневная газета – «Народни листы». Затем начинает выходить целый ряд еженедельников и ежемесячников, возникают многочисленные экономические и культурные общества. Прага и другие города получили самоуправление. Было основано известное культурное и спортивное общество «Сокол», художественный клуб «Умелецкая беседа». В эти годы организовались многочисленные манифестации и торжества. Чешский народ в 60-е годы еще раз пережил мощный подъем. Он пробуждался для общественной и культурной жизни.

Неруда энергично участвовал в этом движении. Он работал в газетах, редактировал собственные журналы и был членом различных обществ. Его личная жизнь складывалась весьма драматично. Любовь к Анне Голиновой остыла, их отношения прервались. Он увлекся Каролиной Светлой (1830– 1899) – писательницей, умной и обаятельной женщиной. Однако взаимная их симпатия быстро проходит. В эти годы, годы напряженной

общественной и духовной жизни, как будто иссякает источник нерудовского лиризма. Поэт, который столь щедро раздавал богатства своей души, вдруг ощутил, что промотал всо, поэтому ушли от пего и песни. В 18G2 году он написал:

Я спел последнюю песню…

И отложил свою лиру,

Не верю ни в эти струны,

Ни в то, что я нужен миру.

Поело I860 года Неруда писал стпхи лгало. Он был очень одинок. Дружина «маевцев» распалась, Неруда разошелся со своими недавними друзьями. В интеллектуальном отношении он намного опередил своих коллег, а поэтический его дар по-прежиому редко кто признавал. Поэтому оп всо более тесно начал сотрудничать с газетами и стал журналистом. Но и как журпалист он своей образованностью, профессиональной честностью, характером и умением превосходил остальпых австрийских и чешских журналистов. Хотя по должности Неруда числился просто фельетонистом, оп очень часто вторгался в область политики, воюя с немецкими шовинистами, чешскими клерикалами и реакционерами. Это обеспечило ему симпатии простых читателей, по в официальных чешских кругах ои приобрел множество врагов. Со временем писатель сделался столь опасным противником партии старочехов, что в 1871 году они организовали против пего грязпую кампанию, обвинив в том, что он тайно посылает в венский еженедельник «Монта гс ревю» информацию об отношениях в лагере старочехов. Неруда подал в суд и решительно опроверг это обвнпепие, однако постыдная травля надолго испортила ему жизнь. Старочохи вынуждены были спять свои обвинения, но в 1875 году снова обвинили – на сей раз в том, что он, подобно писателю Сабипе, является тайным агентом пражской полиции. Новое обвинение также было недостойным вымыслом. В такой сложной обстановке, «когда подлость отплясывала канкан, а патриоты ей аплодировали», Неруда жил, работал в газетах и писал стихи. В условиях изнурительного труда, мелких забот и интриг родилась третья книга его стихов.

«Космические песни» (1878) вышли десять лет спустя после публикации «Кпиг стихов». В них Неруда брал разбег, словно испытывая свои возможности и силы; в «Песнях космических» он продолжал набирать темп и искать, но, так сказать, уже не в горизонтальном, а в вертикальном направлении. Он оторвался от земли и перенесся в царство звезд. Его представления о космосе и о космических телах, почерпнутые из современной ему популярной литературы, выглядят сегодня несколько наивной антропоморфи-зацией, но тем но менее попытка ввести в поэзию научные проблемы знаменовала собой несомненный прогресс. Созерцание звездного неба рождает в душе поэта целую гамму чувств и философских размышлений.

Сборник открывают милые песенки в духе Витезслава Галока. В них Неруда спускает звезды с небес па землю, вводит их в сельский дом и в танцевальную залу, уподобляет людям. Затем ои настраивается на серьезный, даже трагический лад. Он видит, что небеспые тела тоже стареют и угасают. Солнца Всоленпой ведут между собой титаническую борьбу. Прах погасших светил загорается в повых хаотических массах, и новый мир возникает пз старого, как птица Феникс. У Неруды рождается ощущопие, что и пламя его души тоже взлетает ввысь, что и его мельчайший атом зазвенит песней Космоса. Повторяю, не нужно буквально

воспринимать все, что поэт говорит о Вселенной, но нужно проникнуться его духом и настроением. Дух этот прогрессивен, он постигает закономерности развития материального мира п проникнут оптимизмом.

Как львы, решетки мы грызем.

Как львы, мы в клетке тесной.

Хотим, прикованы к Земле,

Уйти в простор небесный.

Львы духа, рвемся к звездам мы,

Миров простор огромен!

Мы, узники земной тюрьмы,

Ее решетки сломим!

В «Космических песнях» Неруда восславил венец творения – человека, покорителя природы,– и открыл тем самым перед своим пародом новые горизонты. В «Космических песнях» Неруда заставил звучать все регистры своего таланта: от поэтического назидания до песенных строф, от шуточного поэтического фельетона до торжественных гимнов, от поэтического афоризма до декларации национальной программы. Неруда но был бы Нерудой, если бы он не отточил и пе испробовал свой юмор и па космических сюжетах («Лягушки в луже собрались…»). В этих стихотворениях но только рассыпаны отдельные перлы; все стихи здесь овеяны дыханием большой поэзии, напоминающей о К.-Г. Махе:

О облака, вы лебеди седые!

Вы письмена несете золотые;

На небесах, осенних и печальных,

Летите вы в нарядах погребальных,

Несете мертвых вздохи и страданья И нерождениых первое дыханье.

Вы – прошлое и будущее мира.

Истинно нерудовской горькой поэзпей насыщены стнхи:

Ведь п душа и мысль народа,

Они измучены, согбенны,

И боязливы, как дитя,

И трепетны, как пена.

Ведь до сих пор везде, повсюду Бледны безжизненные лица;

Кто в эти лица поглядит,-

Надолго сна лишится!

Ах, если смех хоть на мгновенье Лицо родное озаряет,

Беда ль, что после юморист В своем углу рыдает?

«Космические песни» тоже ждала своя нелегкая судьба. Неруда испытал немало горьких минут еще до того, как они увидели спет. Его издатель Даттел сперва не проявил к ним сколько-нибудь значительного интереса, редактор газеты «Народни листы», работодатель Неруды – Юлиус Грегр высмеял стихи перед всей редакцией. Однако не прошло и двух недель, как они вышли в новом издании; о «Песнях» писали много, но ни один из критиков не разгадал их подлинного смысла.

В последующие годы изоляция Неруды становится все более полной. Вместо дальних путешествий за границу он теперь ездит лить ненадолго за город. Из многочисленных друзей остались у пего лишь оперпый певец Йозеф Лев и венский журналист В.-К. Шембера.

Однако судьба развела его и с ними, и Неруда очутился в полном одиночестве. Его друзьями, как признавался он в дни своего пятидесятилетия, «были труд и любовь к родине». Однако мало-помалу он терял интерес и к своему труду. Он чувствовал себя покинутым, тяжело болел. Политическая ситуация внушала ему отвращение, так же как и непомерная осторожность чехов, пресловутая «чешская робость», традиционное подчинение консервативным вождям.

Подобно Божене Немцовой (1820-1862), которая в труднейший период своей жизни написала повесть «Бабушка» (1855), воссоздав в ней солнечную картину своей юности, так и Ян Неруда, воскресив в памяти годы молодости, революции 1848 года, встречи с чешской природой и людьми, создал «Баллады и романсы» (1883), книгу, полную света, тепла, юмора, мудрости и веры в простой чешский народ. Эта книга является своего рода художественной антитезой убогой жизни того времени. После долгих блужданий по просторам земли и среди звезд поэт обрел себя на родине, дома, в себе самом. С тонким поэтическим чувством и с огромным поэтическим мастерством он передал в новой книге трагизм человеческих судеб и трагизм смерти; с неповторимым юмором показал он и светлый лик жизпи, запечатлел самобытность национального чешского характера. С поразительной силой пишет Неруда о трагических моментах родной истории, но столь же убедительно повествует о жизненном оптимизме и вдохновенности парода. Создавая эту книгу, Неруда больше чем когда-либо вслушивался в речь народа, пристальнее изучал народную мудрость, народный разговорный язык, его метафоричность и, конечно, юмор. Разумеется, его ни в малейшей степени не удовлетворяло подражание народному творчеству. Традиционным сюжетам он придает более высокий смысл, благородство библейских я исторических деятелей связывает с народными представлениями о них; нагромождение ужасов народной баллады он венчает мрачным юмором и, напротив, тра-

гпческие темы просветляет великой человеческой нежностью, а шутки излагает самым серьезным тоном. В шутливом «Романсе о Карле IV» он так, папример, пишет о характере чешского народа:

Какая земля, таков и народ!

Ведь даже святые, собравшись конклавом,

Не справятся с чешским упрямым нравом,

Такой народ и святых изобьет.

Как с этим вином, так со всеми делами:

Задумаю новое, только начну -

Идет не туда, куда я потяну.

Не знаю, что делать, беда мне с вами!

А в прекрасной «Балладе о трех королях» в библейской легенде вновь звучит у него глубокий иронический подтекст:

…Вы позабудете о том, как шли сюда когда-то,

Как славословили меня, дарили шелк и злато,

И вы решитесь наконец Терновый мне подать венец.

И на Голгофу я взойду, камней осыпан градом,

Но никого из вас со мной тогда не будет рядом!

Если в «Космических песнях» Неруда очеловечил и приблизил к нам* жизнь Космоса, то в «Балладах и романсах» он перенес на чешскую почву библейские сказанья и исторические легенды и написал о них с истинно чешским юмором, иронией, шуткой.

Но старость близилась, накапливалась усталость; Неруда, замкнувшись в своем одиночестве, все больше занимается самоанализом. Он очень живо представлял себе все изменения, происходящие с ним самим. Однако не расплылся в сожалениях и жалобах. Поэт принимает жизнь такой, какова она есть. Он не усугубляет ее трагизма, не углубляет ее противоречий. Словно играя, он выбирает отдельные мгновенья или ситуации, приподнимает их над прозой повседневности и освещает юмором и силой своего духа.

Камерным выражением этого этапа жизни были «Простые мотивы» (1883), состоящие из четырех циклов: весенние, летние, осенние, зимние мотивы. В них Неруда передал все богатство чувств человека, который очутился на пороге старости и ждет прихода смерти. В его душе оживают воспоминания, стремления, упреки, раздумья и шутливые сопоставления молодости и старости; поэт живописует все это на фоне чешского пейзажа или городского парка. Неруда предстает тут как человек из народа и поэтому вносит в свою лирику массу разговорных элементов. Он слушает песенки, «популярные в этом году», насвистывает походные марши, играет с детьми, которые с любопытством приглядываются к нему, и т. д. Свои переживания он выражает весьма разнообразными средствами. То конкретной деталью:

Как выгляжу! Пусть дышу па стекло

И тру его шелком… Все же

Мне виден тусклый, безжизненный

взгляд,

Сухая, желтая кожа.

Ипогда целым событием, емкой поэтической метафорой:

Косой повержеп луг, цветы изнемогают,

Злак испускает дух, и тяжко дышит мята,

Бледнеют травы, гаснут, затихают.

Но, затухая, так благоухают! -

Затягивают в омут аромата.

О, если б в час последнего заката И ты, певец, испил из чаши полной,

И стих стекал, как колос под косою,

Из уст, сведенных смертною тоскою,

Очарованья зрелого исполнен.

«Простые мотивы» написаны зрелым мастером, обладавшим топким художническим видением мира и редким пластическим даром, мастером словесной филиграни, образа и стиха. Несмотря на всю свежесть поэтического взгляда п чувства, «Простые мотивы» окутаны дымкой рефлексии и меланхолии. В них нет горечи ранних стихов, по пет и их горячности и задора. В пих все воздушно, облегченно и мелодично.

Былая горечь, однако, ожила с прежней силой, стоило ему обратиться мыслью к судьбо своего народа и приступить к написанию «Песен страстной пятницы». Здесь уже пет горькой неудовлетворенности, в них заговорила былая энергия. Всей душой Неруда тревожился за судьбы своей родины. Его любовь и тревога были тем сильнее, что у него не было близких, к кому он по-человечески мог бы прильнуть душой. Политические неудачи парода «подсекали все его шаги, исковеркали всю жизнь, лишили ее вкуса». Когда официальные чешские политики па склоио 70-х годов перешли от пассивного сопротивления к активной поддержке венского правительства, Неруда окончательно понял, что па них нельзя возлагать никаких надежд, что надо обратиться непосредственно к народу, обнажить перед ним измену и побудить к отпору,– ведь ситуацию уже но мог ухудшить ни неожиданный удар, пи переворот, ибо трагизм ее заключался в самой сути общеполитических отношений, в их безнадежности. Неруда создает не коп-кретные образы, по библейские аналогии, которые всем хорошо понятны. Так, исторический путь народа он сравнивает с путем па Голгофу, где народ умирает па кресте, а Родина-мать подле креста оплакивает его муки. Чешская земля с пограничными горами видится ему, словно чаша, полная горечи.

Воспоминание о славпом прошлом вызывает в пем гордость и одновременно депрессию, ощущение ничтожности настоящего.

Мотивы «страстей» создают лишь фон «Песен страстной пятницы», но не определяют направленности книги. Ее ключевым стихотворением является «Рождественская колыбельная»; в отличие от радостного «Романса в сочельник» («Баллады и романсы»), она исполпепа горечи и серьезности:

Спи Христос, спи, святое дитя!

Будут руки и ногн в крови У тебя за призывы к любви,

Лишь ценою страданий суровых Человечество сбросит оковы.

Спи, Христос, сни, святое дитя!

Тот же выстраданный оптимизм п решительность отличают стихотворение «Встань из гроба!», найденное позже п включаемое теперь в «Песни страстной пятницы».

Кто дрожит, заслышав громы, тот погиб, •

навек потерян,

Лишь отважных и прекраспых Из могилы бог поднимет.

Нет весенних дней без грома,

Лишь пройдя по крови, сможешь Встать из гроба, встать из гроба!

Ядро «Песен страстпой пятницы», в которых поэт говорит о притеснениях чешского народа Австрийской монархией, словно обрамлено двумя стихотворениями, очень различными по стилю и настроению: «Мой цвет крас-пый и белый» и «Только вперед!». В них Неруда открывает перед своим народом более ясные перспективы, призывая его неуклопно идти вперед. Каждая строка тут – результат напряженной работы мысли и глубокого чувства, у каждой строчки – свой идейный заряд, осененный духом истинной поэзии. Оба эти стихотворения чешский народ до сих пор моячет считать своей национальной программой.

«Песни страстной пятницы» Неруда не завершил. Они были подготовлены к издапию поэтом Ярославом Врхлицким и вышли в 1896 году, несколько лет спустя после смерти Неруды (1891 г.). Несмотря на то, что этот сборник не закончен, он представляет собой монументальное завершение того могучего поэтического свода, который воздвиг Неруда своим творчеством, начав с отчаяния «заживо погребенных» и придя к пепоколебимой вере в конечное торжество народа.

Уже в первых своих стихотворениях Яп Неруда открыл живительный источник, который питал все последующие книги его стихов; тот же родпик питал творчество и таких поэтов, как И.-В. Сладек, Й.-С. Махар, В. Дык,

С.-К. Нейман, Йозеф Гора, Ярослав Сейферт и Франтишек Галас. Эта лирика имеет своим предметом не только субъективные переживания поэта, она живет насущными проблемами своей эпохи и стремится быть обществен ао-действенной. Это лирика конкретная и реальная, сдержанная в выра-

знтельных средствах, обходящаяся без внешних эффектов, трезвая, правдивая и убеждающая.

Как художник Неруда поставил перед собой величайшие задачи: следовать во всем велшшм мировым писателям и учиться у них. Разумеется, он прекрасно знал и отечественную литературу, в особенности творчество Махи, Эрбена, Немцовой и Гавличка, на которое опирался, развитая но-своему, но-нерудовски, их традиции. Многое почерпнул он и из сокровищницы чешского народного творчества, из народных несен и поговорок, из народной разговорной речи.

Поэт прожил жизнь, исполненную страстей, пылких чувств, он обладал глубокой восприимчивостью и огромной интеллектуальной силой. Это роднит его с великими художниками Ренессанса. Большую часть жизни он, однако, прожил в нищете и самоограничении, как аскет, посвятивший всего себя лишь избранному делу. Его творческое наследие велико, глубоко человечно и по духу очень национально. О Неруде можно повторить все то, что говорит его герой Бушек из Вильгартиц о чешском народе:

Народ наш с большою,

Немного суровой, особой душою,

Особой своей красотою цветет.

Существенную часть творчества Неруды составляет его художественная проза и публицистика. Он работал в газетах с первых шагов в литературе и закончил свою литературную деятельность также на страницах газет. Сначала он сотрудничал в пражских немецких газетах «Tagesbote aus Boehmen» и «Prager Morgeiipost», где помещал статьи о новых книгах, театральных премьерах и иных событиях' культурной жизни: талант Нерудьыкурналиста расцвел особенно в 60-е годы, когда австрийское правительство вновь разрешило издавать чешские газеты. Ответственный за рубрику «Культура» в таких газетах, как «Час», «Глас», «Народни листы», Неруда на протяжении двадцати лет писал в них о новых изданиях, спектаклях, выставках. Он анализировал произведения современников, поэтов и писателей своего поколения – Галека, Гейдука, Светлой, Пфлегера-Мирав-ского, а также молодых поэтов: Шольца, Чеха, Сладека и Врхлицкого. Для пего всегда было важно одно – насколько их творения художественно правдивы и как они содействуют общественному и национальному прогрессу. Как театральный критик он оценивал репертуар, работу режиссера и игру актеров, обращал внимание на настроение зрителей и политику театрального руководства. Свидетельством его интереса к театру явились его «закулисные» фельетоны «Театральные заметки» (1881), в которых он, подделываясь под жаргон актеров, рассказывал об их работе, и сборник «Парод себе» (1880), где Неруда призвал чешскую общественность оказать помощь на завершающем этапе строительства Национального театра. Его перу принадлежит также несколько комедий и одна трагедия, но па сцене они ие имели успеха. Свои критические заметки Неруда не считал литературным творчеством. Однако его статьи по вопросам искусства оказали немалое влияние и на развитие чешской литературы и театра, и на развитие чешской критики вообще.