Текст книги "Встречи во мраке (Сборник)"

Автор книги: Ян Флеминг

Соавторы: Эллери Куин (Квин),Уильям Айриш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

Их там было трое: двое незнакомых и мужчина, уже однажды побывавший здесь.

Они заметили шляпу и плащ, который он держал в левой руке.

– Вы намеревались уходить, мистер Стрикленд?

– Да, собирался.

– Очень жаль, но допрос, несомненно, более важное дело.

Это прозвучало как категорическое приказание.

– Хорошо,– покорно промолвил он.– Как вам будет угодно.

– Садитесь и устраивайтесь поудобнее,– сказал Камерон.

Снова это звучало как приказ.

Он сел. И вдруг ему стало ясно, что Флоренс дала ему неразумный совет. Надетые перчатки наоборот только привлекали внимание к его рукам.

– Мы хотим задать вам только парочку вопросов.

Опять говорил Камерон. Он говорил почти непринужденным тоном в противоположность своей первоначальной застенчивости.

Стрикленд постарался скрыть свои руки, насколько это было возможно. Одну он просунул между ручкой кресла и своим бедром. В то же время другая, хотя бы частично, была скрыта в кармане пиджака.

Внезапно кто-то протянул ему пачку сигарет.

– Закуривайте, мистер Стрикленд.

Он машинально протянул руку, но тотчас отвел ее.

– Нет, благодарю. Я– сейчас я не хочу.

– Но -я прошу вас, почему же вы отказываетесь. Видите, мы все дымим.

– Я... я в данный момент не имею желания.

Пачка сигарет исчезла. Их истинная цель не была достигнута – или, пожалуй, еще не была.

– Какая причина вынуждает вас, мистер Стрикленд, надевать дома перчатки?

Кровь бросилась ему в голову.

– Я... я собирался уходить из дома.

– Но шляпу и плащ вы уже сняли.

Он тяжело вздохнул, затем попытался принять надменный вид.

– Может быть, здесь кому-нибудь неприятно, что я надел перчатки?

– Никоим образом,– вежливо ответил Камерон.– Но, возможно, это неприятно вам, мистер Стрикленд. Вы же надели их наоборот.

Действительно. Утолщенные рубцы были ясно видны. Должно быть, в спешке она неправильно их надела.

Его надменность исчезла. Краска тоже сошла с его лица.

• Они выжидали. Его руки казались ему непомерно большими; они сделались теперь центром внимания.

– Почему вы не хотите их снять, мистер Стрикленд?

Если Камерон когда-либо проявлял свою инициативу, то это было именно сейчас.

– Вы не можете принуждать меня в моем собственном доме снимать перчатки, если я сам этого не пожелаю,– единственное, что вырвалось у Стрикленда.

– Разумеется, не можем. Но тогда вы должны иметь основательные причины не желать этого.

– Вовсе пет! У меня нет никаких причин.

Он буквально обливался потом.

Почему же вы их до сих пор не снимете? Кажется, вам достаточно тепло. Теплее, чем нам всем.

Он взялся за кончики пальцев и потянул. Перчатка упала на пол.

Наступила абсолютная тишина. Только слышалось его учащенное дыхание, напоминавшее шорох шагов по песку.

~ Вот это вы и не хотели нам показать? Где это вас так поцарапали?

– Я... я не знаю. Как-то утром я проснулся и увидел это. Во сне... во сне я мог... Я видел сои...

Они молчали, но их презрение было так ощутимо!

В сущности, они задали ему всего два вопроса,

– Вы отрицаете, что она здесь была? Что в тот памятный вечер она появилась на вечеринке, которую устраивала ваша жена?

– Совершенно верно, я не признаю этого! – решительно ответил он.

– Позовите сюда слугу,—тихо сказал Камерон,– Мы допросим его еще раз в вашем присутствии.

Стрикленд жестом остановил его.

– Может быть, она была здесь. Я... я не видел ее, во всяком случае.

– Мы не можем доказать, что вы видели ее. Но мы можем точно доказать, что вы у входа кому-то сказали: «За это ты заплатишь мне своей жизнью».

Затем настала очередь второго и последнего вопроса.

– Вы так же не признаете, что в тот самый вечер, только много позднее, вы ходили к ней на квартиру? Сделали ей, так сказать, ответный визит?

– Да, это я так же не признаю. Меня видели здесь больше десятка людей. По окончании вечеринки я тотчас поднялся наверх и лег спать.

– Нам нет нужды беспокоить десяток людей. Достаточно одного. К примеру, водителя такси, который опознал вас по фото и который довез вас до ее дома.

Камерон обратился к одному из своих спутников:

– Приведите его сюда. Мы заставим его повторить свои показания.

Снова Стрикленд остановил его движением руки, затем бессильно опустил ее. Он дал этому шоферу тысячу долларов за то, чтобы тот держал язык за зубами. Что же могло заставить его внезапно изменить данному им слову? Ну, вероятно, тысяча пятьсот или две тысячи долларов, которые кто-то дал ему, чтобы он заговорил.

– Откуда у вас мое фото? – необдуманно спросил он.

Ему никто не ответил. Он видел их уклончивые взгляды и старался разгадать их значение.

Неожиданно в комнату привели Флоренс. Двое из них привели ее сюда. Негодующую, неохотно идущую Флоренс, с умоляющими глазами. Такую маленькую, такую беспомощную между этими здоровенными мужчинами.

Он привстал со своего кресла.

– Господа, я протестую! Вы не должны этого делать! Я требую, чтобы вы оставили мою жену в покое!

На него не обратили никакого внимания. Они вежливо предложили Флоренс стул. Она была настоящая леди. Леди, которая только на короткое время встала на одну ступеньку с ними, окруженная грязными проделками мужчин.

– Вы говорили, миссис Стрикленд, что тридцать первого мая ранним утром, после устроенного вами званого вечера, ваш муж не выходил из дома.

– Я говорила, что, насколько мне известно, мой муж не выходил из дома тридцать первого мая ни рано утром, ни позже.

– Почему вы настаиваете на этой, столь подробной формулировке? – спросил ее Камерон.

– А почему вы настаиваете на том, чтобы я изменила свои первые показания? – очаровательно улыбаясь, задала она встречный вопрос.

– Мы только хотим знать, настаиваете ли вы на своих первых показаниях или можете их пересмотреть?

– Я не изменю их,– коротко ответила она,

– Речь идет об очень серьезном деле, миссис Стрикленд,—Камерон с огорчением посмотрел на нее.– Даже очень серьезном. К сожалению, мы уже не исходим из тех предпосылок, которыми располагали при первом допросе. Поэтому я еще раз прошу вас заново дать показания. Водитель такси, некий Июлиус Глезер опознал в лице вашего мужа пассажира, которого он возил в ту ночь.

Он вынул из кармана конверт.

– Здесь тысяча долларов, которые он мне вручил и заявил, что получил их от вашего мужа как взятку. Ваше выгораживание мужа, несомненно, при других обстоятельствах помогло бы, но теперь это бесполезно. Итак, еще раз: выходил ли ваш муж из дома в ранний утренний час после вечеринки или нет?

– Можно ли принудить меня выступать против моего мужа?

– Нет, принудить вас нельзя.

После этого она замолчала. Как раз этим она уличила его больше всего.

Он видел, как они торжествующе переглянулись. Внезапно страх охватил его. Пришло время, когда он должен был пойти своим последним козырем. Это было единственное, что могло его спасти.

– Флоренс, покажи им лист бумаги! – неожиданно вырвалось у него.– Тот лист бумаги, который я отдал тебе!

Она непонимающе посмотрела на него.

– Какой лист бумаги, Хью!—спросила она наконец.

– Флоренс... Флоренс...

Им пришлось удержать его в кресле.

Она смущенно покачала головой.

– Единственное, что ты отдал мне, было...

– Да? Да? – спросили все разом.

Она взяла свою сумочку, помедлила, наконец вытащила из нее бумажку.

Она не отдала ему бумажку, но и не сопротивлялась, когда он взял ее у нее из рук. Она была настоящей леди и не могла позволить себе сопротивляться.

– Чек на пятьсот долларов,– прочитал вслух Камерон.—Выдан на предъявителя. Дата —30 мая, накануне убийства...

Она перепутала и сожгла не ту записку. Она сделала ужасную ошибку. Сожгла записку, которая могла его спасти, а вместо нее сохранила чек. Эту ошибку уже не поправишь, но чек выдан на предъявителя. Им может быть любой человек. Это еще ничего не значит, потому что он...

Камерой перевернул бумагу.

– Подпись,– сказал он,– Эстер Холлидей.

Наступила мертвая тишина. Затем вскрикнул Стрикленд:

– Нет! Этого не может быть! Чек не был подписан, когда я взял его! Это не ее подпись! Это невозможно! Она уже была мертвой, когда я... Это подделка! Кто-то другой мог...

Вдруг он встретился взглядом с Флоренс. Она была какая-то необычная – холодная, расчетливая, почти торжествующая. Он внезапно прервал начатую фразу, и больше ни слова не сорвалось с его уст.

Камерон растопырил пальцы, затем опустил руку.

– Вы только что сказали, что она уже была мертвая, когда вы взяли у нее чек. Естественно, так оно и было. Перед тем как забрать чек, вы должны были сначала убить ее.

Он обратился к своим спутникам:

– Дело ясное, джентльмены. Следы царапин, которые эта леди оставила ему на память,– определенно косвенная улика. Мы должны сделать с них пару фотоснимков, пока они совсем не побледнели.

Они помогли Стрикленду подняться; он не мог без посторонней помощи стоять на ногах. Она же, напротив, продолжала сидеть. На губах ее была холодная, застывшая улыбка, которая выражала удовлетворение и утоление мести. Эта улыбка выглядела ужасней, чем маска смерти на лице Эстер Холлидей.

С умоляющим взором он обратился к Камерону:

– Разрешите мне одну минуту поговорить со своей женой. Только одну короткую минутку, прежде чем вы меня уведете.

– Мы не можем выпускать вас из поля зрения, мистер Стрикленд. Вы арестованы.

– Ну так здесь, в этой комнате, немного в стороне, пожалуй...

– Вашу сумочку, миссис.

В виде предосторожности он забрал у нее сумочку, на случай, чтобы она не передала ему оружие или яд. Но она не собиралась этого делать. Она сама была своего рода смертельным оружием, своего рода ядом.

Она поднялась и разрешила ему подойти. Она была такая же холодная и такая же очаровательная, как всегда.

– Почему ты так со мной поступила, Флоренс? Я не убивал эту женщину.

Она заговорила очень тихо, так, что, кроме него, никто не мог разобрать. Ее губы едва двигались.

– Я знаю, что ты не убивал ее, Хью. И это было, пожалуй, самой большой твоей ошибкой. Если бы ты это сделал, то твой поступок, наоборот, был бы мне приятен. Тогда бы я была с тобой и стала бы бороться за тебя до самого конца. Но ты этого не сделал, и в этом твоя вина по отношению ко мне, как я уже объяснила. Я не люблю неоплаченных счетов. Ты должен заплатить, Хью. А эти три года горя и унижений стоят дорого, очень дорого.

Где-то позади них послышалось звяканье металла, видимо, кто-то приготовил пару наручников.

Она стояла и улыбалась ему – такая холодная, такая очаровательная, такая невозмутимая.

 Глава 4
Третья встреча

Была ночь, но уже близился рассвет. Проснувшись, она лежала совсем тихо и в отчаянии молилась, чтобы этот день подольше не наступал. Уставившись на темный потолок комнаты, она думала о боге войны Марсе, который так быстро разрушил ее счастье.

И, пока молилась, она крепко сжимала его руку. Самую дорогую руку во всем мире.

Некрасивая рука. Неуклюжая, жилистая, мозолистая и с прокуренными пальцами. Но какая дорогая!

Она повернулась на бок и целовала ее, еще и еще. Зазвенел будильник, но она быстро остановила его. Затем встала с постели, взяла свое платье и нижнее белье и закрылась в крошечной ванной, намереваясь потихоньку одеться, чтобы не разбудить его. Там она начала плакать. Она проливала свои слезы беззвучно, зная, что наступили последние часы перед разлукой.

Потом она подошла к кровати и нежно разбудила его.

– Любимый,– сказала она,– Пора в бой. Война ожидает тебя.

Он открыл глаза и спросонья зевнул.

– Верно,– размышлял он вслух.—Сегодня сбор и выступление.

Быстро вскочил с постели.

– Твой бритвенный прибор стоит наготове на умывальнике. Лезвие я сменила. А на комоде лежит чистое полотенце.

Это был последний раз, когда она могла позаботиться о нем.

Он принял душ, побрился и оделся. Затем сели за стол завтракать.

– Тебе страшно? – спросил он.

– Нет,– солгала она и робко улыбнулась,– А тебе?

Он пожал плечами, он был правдивее, чем она.

– Прямого страха нет. Я волнуюсь, как перед экзаменом. Или как в день моей женитьбы. Перед ней, а не после.

– Может быть, включить радио? – неуверенно спросила она.

Он покачал головой.

– Что могут они передавать так рано? Мы можем включить попозже.

И затем:

– Давай лучше немного посидим вместе.

Она вздохнула. Именно этого она и желала. Через некоторое время он положил салфетку на стол,

– Я полагаю, что должен теперь...

– Еще только чашку кофе,– поспешно предложила она,– Только одну чашку.

– А ты?

– Я выпью вместе с тобой.

Она налила ему полную чашку.

Снова стала молиться. Молилась над чашкой кофе так, чтобы он не заметил. «Ну, еще немного. Продли еще немного. Пусть чашка не опустеет. Пусть свершится чудо».

Мужество снова покинуло ее.

С завтраком было покончено. Навсегда. Нет, нет, он снова будет —она стала быстро думать о другом и вдруг закрыла лицо руками.

– Нет, не плачь,– попросил он, целуя ее.—Ты должна обещать мне не плакать.

– Я не плачу, Я не буду плакать,

Она подала плащ и протянула ему небольшой, приготовленный накануне пакет, который он должен был взять с собой.

– Я хочу проводить тебя до железной дороги – сказала она.

Она решилась обратиться к нему с этой просьбой из боязни, что он не разрешит ей раньше.

– Я должен сначала явиться на сборный пункт. Нас собирают там, а затем мы все вместе идем на станцию.

– Хорошо, тогда я провожу тебя до сборного пункта.

– Но товарищи могут подумать...

– Я не стыжусь показать людям, что люблю тебя.

Это подействовало.

– Ну, хорошо. Но только до угла, не до входа.

Они сели в автобус. При посадке она уцепилась за него. Она чувствовала себя, как на дороге к эшафоту. Потом они дошли до угла.

– Это на той стороне,– сказал он.

Там стоял большой коричневый многоквартирный дом. Сборный пункт был на первом этаже, на остальных размещались жилые квартиры. Из одного окна домашняя хозяйка вытряхала пыльную тряпку. Они молча стояли друг против друга, не зная что сказать.

– Теперь я должен идти...

Они поцеловались, и затем еще и еще. Наконец он сделал шаг назад.

– Теперь иди домой. Больше не стой здесь

– Да. Нет.

Она подняла руку и помахала ему, сказав при этом напоследок:

– Смотри, Бэкки, я больше не плачу. Разве я тебе это не обещала? Посмотри, я и в самом деле не притворяюсь.

Затем на смену мужеству к ней пришел страх. Уголки ее рта начали подергиваться. Она быстро повернулась и ушла.

На углу находился драгстер, дверь которого, к счастью, была открыта. Она нашла там убежище.

Она плакала так, как еще никогда в жизни. Заранее оплакивала все грядущие годы, заранее оплакивала всю эту воину. Долго стояла она у входа в драгстере, в ожидании, когда он с товарищами промарширует. Она полагала, что рано или поздно они должны пройти; остановка автобуса находилась прямо возле угла.

Драгстер имел двойные стеклянные двери, Она стояла так, чтобы он не смог ее увидеть. Это было хорошее убежище. Она могла просматривать всю улицу, не будучи сама замечена.

Они шли в шеренге по двое. Он был в третьем ряду от конца и непринужденно беседовал е рядом шагавшим товарищем.

Она положила руку на стекло двери, словно хотела выбежать и задержать его, но он уже прошел. Перед ней осталось только стекло.

– До свидания, Бэкки,– вздохнула она.– До свидания, мой любимый.

Он носил его с собой, как некую драгоценность, как талисман, могущий защитить его от всего в мире, как сокровище, принадлежащее только ему одному. Это было письмо от нее.

«Мой любимый, мой единственный муж!

Я написала тебе одиннадцать писем, но ни одного не отослала. Со всех сторон мы слышим: вам нужно поднять дух, вы должны писать только о радостных вещах, вы должны поддерживать хорошее настроение. Я знаю. Я знаю все это. И я даже пыталась так писать. Но я не хочу этого. Почему я должна тебе лгать? Я тебе никогда не лгала.

И это мое двенадцатое письмо совершенно правдивое. Его могут перехватить, могут половину вырезать, но меня это не трогает.

Я не могу больше. Я вижу тебя везде, ты повсюду, куда я только не пойду. Бог не должен допускать, чтобы было столько горя, так много слез и боли. Если это происходит по его желанию, значит, он большой обманщик.

Когда я сажусь за стол обедать, то вижу тебя, сидящего напротив. Ты ничего не говоришь, однако это ты. Если я иду по улице, то чувствую, что ты рядом, но когда я задаю тебе какой-нибудь вопрос, ты не отвечаешь.

И когда я достаю из почтового ящика воскресную газету, то никто не выхватывает ее у меня из рук и не перебирает все страницы, чтобы найти отдел юмора. И никто не смеется как ребенок над шутками.

Ты повсюду, ты нигде. Я не могу дальше, не могу. Я не жена героя, я совсем простая жена, Бэкки. И больше я не могу, Что должна я сделать? Как мне пережить это время? Скажи мне, любимый, о, пожалуйста, скажи с ко рей, так как я не могу больше вынести этого.

Зарон»,

«Я последовала твоему совету, Бэкки, и поступила на работу. Теперь я работаю на фабрике. Мне хотелось работать в таком месте, где много шума, яркий свет, много людей и машин. Это для меня новый, неизвестный мир, и он отвлекает меня от мыслей о тебе. Шум так велик, что я тебя не слышу. Свет такой яркий, что я не вижу твоего лица. Этого мне и хотелось. Так будем ожидать, ты и я, пока для тебя не кончится война.

Теперь я, как машина. Я ничего не ощущаю, я не думаю, я не чувствую боли. Шум меня так оглушает, что я не чувствую ничего. Я так утомляюсь, что и ночью бесчувственна. Я и выгляжу как машина. Темные защитные очки скрывают мое лицо. Металлический защитный шлем закрывает мои волосы, а руки мои запрятаны в толстые рукавицы. Комбинезон даже не дает возможности узнать, что я женщина.

По крайней мере я не чувствую больше боли.

И время работает на меня, на нас. Каждый день приближает нас друг к другу. Ты не веришь, что время помогает нам, хотя мы этого не замечаем? Скажи, что веришь, скажи, пожалуйста! В один прекрасный день объявят мир. Помни об этом...

Девушка, работающая за станком возле меня, выглядит тоже как машина, хотя под рабочей одеждой она такая же женщина, как и я. (И что это за женщина!) Думается мне, что она не способна переживать. Она живет с мужчинами, не чувствуя любви. Я не представляю себе, как это возможно, но она, кажется, придерживается только этой системы. Пробивай себе дорогу в жизни любыми средствами,—считает она,—Пробивайся всеми силами, и тогда с тобой ничего не случится.

У нее медно-красные волосы (я как-то видела ее на улице, когда возвращалась с работы), и поэтому, все называют ее Рыжуха. Ее уже никто не называет настоящим именем. Обычно она каждую неделю меняет своих любовников. „Почему я должна с ними дольше жить? – говорит она.– Потом они все равно надоедают. Именно в среду она дает отставку очередному любовнику и подцепляет нового на пробу.

В обеденные перерывы она мне все о них рассказывает.

Вот и сейчас у нее как раз новый. Сегодня после работы он заходил за ней на фабрику».

Как-то, стоя возле фабричного здания, Рыжуха вызывающе улыбнулась этому парню.

– Как поживаешь? – спросил он, не зная, что еще сказать.

– А сам как поживаешь? Пригласишь ли ты меня? – осведомилась она,

– Если ты желаешь.

Она пожелала.

– Хорошо. Пойдем на площадь, к Гаррису.—И, во избежание всяких недоразумений, быстро добавила:– Я могу сама за себя заплатить, если тебе не хочется тратить деньги. Я зарабатываю сотню в неделю и порой не знаю даже, куда девать деньги.

– Почему тебе это в голову пришло?

Он помолчал немного, потом спросил:

– Где ты оставила свою подругу?

– Ах, эту? – Она отвела взгляд в сторону.– Она тебе очень понравилась, да?

– Совсем нет, – быстро ответил он.– Я спросил только потому, что ты вместе с ней вышла с фабрики.

– Та тебе не подойдет,– заметила она.– Это солдатская жена. Она сидит весь вечер дома.

Вошли в танцевальное заведение Гарриса, которое в этот час было переполнено. Густой табачный дым висел в воздухе. За столиком в углу им удалось найти два свободных места. Чтобы поднять настроение, заказали выпивку. Затем представились друг другу. Его звали Джо Моррис. Выпив по бокалу, закусив бутербродами и потанцевав пару раз, покинули помещение. Был приятный вечер...

Перед дверью ее дома он поспешил распрощаться.

– До завтра,– сказал Джо.

– Эй, один момент! – Она схватила его за руку.– Ты не хочешь зайти ко мне? Зачем же тогда ты вообще со мной таскался?

Он медлил с ответом, посмотрел на нее и рассмеялся как-то странно:

– Я хочу познакомиться с твоей подругой.

Она захлопнула дверь перед его носом, оставив его в растерянности.

Дверь снова открылась. Он все еще стоял, и его смех пронизывал ночную тишину. Она дружески протянула ему руку.

– Не могу злиться на мужчину больше двух минут. Приходи завтра вечером к фабрике. Я устрою тебе встречу.

На следующий вечер, около восьми, Рыжуха обратилась к Зарон:

– Пойдем со мной вниз, в холл. Мне хочется, чтобы ты оказала мне небольшую услугу.

Она взяла ее за руку и повела к двери.

– Что случилось? – пыталась узнать Зарон.

– Я хочу тебя кое-кому представить. Одному моему знакомому.

Зарон остановилась как вкопанная.

– Слушай,– сказала Рыжуха.– Я прошу тебя о небольшой любезности.

Она усадила Зарон на стул и села возле.

– Вроде бы ты хорошо ко мне относишься, не так ли?

– Ну, допустим,– осторожно ответила Зарон.

– Тогда ты, наверно, захочешь помочь мне выйти из затруднительного положения.– И тотчас добавила: – Во всяком случае, я на тебя рассчитываю.

– О чем идет речь? —спросила Зарон.

Рыжуха стала интригующе ей шептать:

– Слушай. С этим молодым человеком я дружу уже давно...

Она сделала энергичный жест.

– Он очень милый и порядочный человек. Но только сегодня вечером я буду... ну, одним словом, я имею другие планы. А он сейчас ожидает меня внизу. Я не могу просто прогнать его, понимаешь ты?

Она ласково похлопала Зарон по руке.

– Выручи меня, пожалуйста, только на один вечер. Я назначила свидание с другим и уже не могу его отложить.

– Почему ты не можешь объясниться с ним сама?

– Я не могу так поступить. Не хочу его обидеть. Сделай мне одолжение и пойди с ним прогуляйся.

Зарон встала и обошла стул.

– Я замужняя женщина... Я...

Рыжуха сделала успокаивающий жест.

– Это совсем ничего не значит. Уверяю тебя, это совершенно безобидное свидание, Бедный юноша одинокий, он, кроме дружбы, ничего не знает. Ты должна только ненадолго составить ему компанию. Через полчаса ты расстанешься с ним и вернешься домой. Ну, разве это, в самом деле, так трудно?

Она драматически подняла руки.

– Это дело мне не нравится,– заявила Зарон. Она прищурила глаза и немного подумала.– С тех пор, как уехал Бэкки, я еще так не поступала. Не хочу это начинать. Не понимаю, почему я должна выполнять подобные просьбы, это...

– В чем дело? Разве ты не уверена в себе?

Рыжуха бросила презрительный взгляд и продолжала, не дожидаясь ответа:

– Итак, хорошо. Все в порядке. Не будем больше говорить об этом.

Она закатила глаза и встала.

– Вопрос исчерпан. Оставим это.

Она поставила на место стулья и сделала недовольное выражение лица.

– Да, вот вам подруга, вместе с которой каждый день работаешь, заступаешься за нее, если начальник ругает, помогаешь ей, где только возможно. И затем просишь один раз о небольшом одолжении...

И, не дожидаясь никаких возражений, быстро добавила:

– Ну, очень хорошо. Вопрос исчерпан.

Зарон печально покачала головой и вздохнула. Наконец жалость одержала верх. Она подошла к подруге и положила ей руку на плечо.

– Ну хорошо, поскольку ты считаешь это таким важным, я сделаю это. Но как ты можешь иметь сразу тысячу поклонников?

Рыжуха тотчас изменила тон и стала пылко признаваться в расположении к ней и дружбе. Она запорхала по комнате.

– Хочешь, я одолжу тебе платье? Может быть, ты желаешь попробовать мою новую губную помаду?

Но Зарон отказалась.

– Итак, хорошо, тогда пойдем. Я хочу представить тебя ему.

Она быстро увлекла Зарон к двери, опасаясь, что та может в последний момент передумать.

Он сидел в холле и слушал радио. Когда они пришли, поднялся. Выглядел не так плохо, как предполагала Зарон. Рыжуха встала в другом конце холла.

– Джо Моррис, Зарои Пэдж.

– Миссис Зарон Пэдж,– тихо, но твердо сказала-Зарон.

Он разглядывал ее с каким-то странным выражением глаз. Сразу было видно, что очень доволен.

Рыжуха дружески похлопала обоих по плечам.

– Ну, желаю вам хорошо провести время. Меня не ждите.

– Не желаете ли вы совершить прогулку? – вежливо осведомился он.

Зарон не ответила, но в знак своего согласия направилась к выходу.

Он последовал за ней. Рыжуха шла за ними по пятам.

– А что я получу за содействие? – шепнула она ему по дороге.

Он молча вынул что-то из кармана и сунул ей в руку тайком от Зарон.

– Недолго пробудет он с ней.– сказала она и хихикнула, когда дверь закрылась.

Они вышли на шумную улицу и смешались с прохожими, заполнявшими тротуары.

Зарон не знала, о чем говорить, и потому молчала в ожидании, что он начнет разговор.

– Не желаете ли что-нибудь выпить?

– Я не пью,—ответила она. не глядя на него.

– Нет, я имел в виду содовую или фруктовый сок.

– Спасибо, я не чувствую жажды.

– Дальше они шли молча.

Увидев яркую световую рекламу, он спросил:

– Может быть, вы имеете желание пойти в кино?

Она энергично воспротивилась:

– Нет, ни в коем случае. Теперь идут фильмы только об этой грязной войне.

– Понимаю,– коротко ответил он.

Она стала немного сожалеть о своей резкости.

– Мне не хочется испортить вам вечер,– сказала Зарон примирительным тоном.– Почему бы вам просто не делать того, что вы хотите?

– Я делаю именно то, что хочу,– ответил он.

Он продолжил разговор вопросом;

– Он на войне, не правда ли?

– Мой муж? Да.

Она отвернулась.

Он превратно истолковал ее мысли.

– Я не пригоден к военной службе,– сказал он.– У меня туберкулез.– Он улыбнулся.– Вы теперь испугались?

– Разумеется, нет.

Она инстинктивно поняла, что он болен именно этой болезнью.

– Во всяком случае, теперь вы осведомлены об ртом,– сказал он,– и все же не боитесь меня.

– Почему я должна бояться?

– Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. Человек в моем положении должен радоваться, если вообще нашлась девушка, которая с ним прогуливается. И конечно, он не сделает безнравственных предложений.

Он открыто посмотрел на нее и улыбнулся.

Она тоже улыбнулась. Зарон не уронила своего достоинства. Сам Бэкки признал бы это.

Они вошли в парк.

– Видите, на той стороне стоит скамейка. Хотите, мы на ней посидим?

«Он болен,– подумала она.– Прогулка для него, возможно, тяжела. Что же делать?»

Она согласилась.

Они сидели, освещенные сиянием яркого фонаря.

Я посижу недолго, поклялась она себе. Через пару минут я встану и мы распрощаемся.

– Расскажите мне о нем,– попросил он.

– Что я должна о нем рассказывать?

– Ах, все. Что он делает, как он говорит, каков он...

Она спрятала фото своего мужа.

– Сейчас, наверное, уже поздно?—вздохнула она со счастливым видом.– Должно быть, почти десять.

Давно уже ей не было так легко, так спокойно на душе.

Он взглянул на часы:

– Немного больше двенадцати.

Они просидели на скамейке три с половиной часа.

Потом он ожидал ее возле этой самой скамейки, которую они теперь называли своей.

Она шла сюда торопливо, почти бегом пересекая улицу.

Он встал, они пожали друг другу руки.

– Добрый вечер, Джо.

– Добрый вечер, Зарон.

Сели близко друг к другу, как старые друзья,

– Я получила от него письмо,– доверчиво сообщила она.

– Прочти его мне,– попросил он.– Тем временем я закурю сигарету.

Она прочитала только одно или два выбранных ею места. Она не раз знакомила его со своими письмами, и отрывки, которые выбирала для чтения, с каждым разом становились все короче.

– Постепенно я узнаю его все лучше и лучше,– заметил он, когда она закончила чтение.– Он уже стал мне почти как брат.

– Что он скажет, если узнает, что я читала тебе его письма?

– Не пиши ему об этом,– посоветовал он ей, как и прежде,– это может нам все испортить. Мы оба отлично знаем, что между нами ничего нет, но он... Это может дать ему повод...– Он не закончил фразу.

– А ты не считаешь, что мы делаем что-либо плохое?

– Нет. А ты?

– Нет,– решительно ответила она.– Нет. Ах, Джо, ты не понимаешь, какое для меня счастье быть вместе с тобой. Так быстро проходит время! Я тебе о нем рассказываю, читаю его письма, и это дает мне возможность словно стать к нему ближе. Иногда даже я путаюсь – иногда путаю тебя с ним, а его с тобой.

Она смущенно улыбнулась.

– Я тоже радуюсь, когда нахожусь рядом с тобой, Зарон. Это как-то помогает мне, понимаешь? Словно я в какой-то мере становлюсь обладателем кое-чего, не принадлежащего мне. Жена, счастливый брак, большое чувство к кому-то...

– Однако, мы странные люди,– задумчиво проговорила она.

– Прочти мне его письмо,– попросил он во время их очередной встречи.

Она вынула письмо из конверта, развернула его и подняла к свету. Затем замешкалась.

– Что случилось? – с тревогой спросил он.– Почему ты не читаешь?

– Сама не знаю,– беспомощно ответила она. Слова не сходили с ее губ.

– Он пишет что-нибудь обо мне?

– Нет. Я не писала ему о тебе.

Письмо упало на землю. В свете фонаря виднелись слова: «Моя любимая маленькая жена!»

– Что же тогда с тобой? – спросил он.– Почему ты плачешь?

Она всхлипнула:

– Потому что мне вдруг стали не нужны его письма. Я сама не знаю, как это произошло. Меня больше не интересует, что он пишет. Приходить сюда, сидеть возле тебя – это... это...

– Да? – поинтересовался он.– Да?

Она в отчаянии закрыла лицо руками.

– Я не люблю его больше. Я люблю тебя, Джо. О Боже, что же это со мной случилось? Я тебя все чаще вижу, а его все реже. Ты занял его место. Я– я сама этого не хотела, но...

Она затряслась всем телом от рыданий.

– Я сижу с моим любимым на скамейке в парке п получаю письма от постороннего, от чужого человека в военной форме, который меня больше не интересует...

Он обнял ее одной рукой и попытался утешить.

– Что же нам делать? Должен ли я уйти и больше не возвращаться? Скажи, должен ли я...

Она обняла его обеими руками.

– Нет, Джо, нет! Никуда не уходи. Не оставляй меня одну, я не смогу этого перенести. Ты – единственный, кто у меня остался после того, как я потеряла его!

– Я, Зарон, я...– глухо прозвучал его голос.

Впервые их губы слились. Они обнялись так крепко, будто хотели раствориться друг в друге.

Позабытое письмо лежало у ее ног: «Моя дорогая маленькая жена...»

«Любимый Бэкки!

Прошлую неделю я была так занята, что не смогла тебе написать. Особенно не о чем и писать. Все идет своим чередом. Погода в последнее время стоит прекрасная, кажется, нам в этом году действительно повезло.

Я должна поторопиться. Автобус уже ожидает меня и Рыжуху.

Всегда любящая

Зарон».

Нахмурив лоб, он вскрыл и второе письмо, которой пришло с этой же почтой. «Солдат» – начиналось оно. И дальше он прочел:

«...кто-то должен сообщить тебе об этом, поэтому решился я. И на тот случай, если ты подумаешь, будто я заблуждаюсь, поясняю: она имеет темно-каштановые волосы и карие глаза. Ростом она метр шестьдесят пять, весит сорок восемь килограммов и носит небольшой медальон в форме листка клевера.