Текст книги "И нет этому конца"
Автор книги: Яков Липкович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)
Может быть, поэтому ему так понятна чужая боль? И хочется невзирая ни на что помочь этому славному парню, запутавшемуся в своей первой и, похоже, настоящей любви.
А что, если…
– В котором часу отправил Бакуринский письмо? – спросил он Морева.
– Не знаю, – ответил тот. – Я сбегаю, спрошу у него!
– Сиди! – старший лейтенант снял трубку. – Дежурный! Бакуринского – ко мне!
Не прошло и минуты, как в дверь постучали.
– Входи!
Вошел Бакуринский. Бросил удивленный взгляд на Морева, встретившего приятеля растерянной улыбкой.
– Товарищ старший лейтенант, прибыл по вашему приказанию!
– В котором часу отправили письмо Морева?
Бакуринский на мгновение замялся. По-видимому, пытался понять, не навредит ли он Мореву своим откровенным ответом. Но лицо у того сейчас ничего, кроме ожидания, не выражало.
– Полдевятого, товарищ старший лейтенант!
– В полдевятого?
– Так точно! На обратном пути из отряда. Мы с товарищем прапорщиком торопились и все поглядывали на часы.
– Сейчас одиннадцать… Может быть, еще… – и старший лейтенант потянулся к телефону. – В каком почтовом отделении?
– В Стукалове, товарищ старший лейтенант!
– Идите!
И Бакуринский неторопливо, словно рассчитывая, что его еще остановят, вышел из канцелярии.
Старший лейтенант взял трубку, соединился с поселковым коммутатором.
Сердце у Морева бешено заколотилось.
– Девушка, попрошу стукаловское почтовое отделение! – В ожидании ответа старший лейтенант полистал перекидной календарь, еще раз проверил, сколько дней осталось до праздников. – Как не отвечает? Дайте еще звоночек, да подольше!.. Тогда соедините с квартирой начальника почты, да, да, в Стукалове. Вы не скажете, как ее имя-отчество? Нина Владимировна? Благодарю!.. Будьте любезны позвать к телефону Нину Владимировну. Это вы? Извините, что беспокою в столь позднее время. С вами говорит начальник Ивановской заставы старший лейтенант Ревякин. Слышали обо мне? Откуда? Меня все знают? Ну и ну! Так вот, у меня к вам небольшая просьба. Один из моих солдат сгоряча отправил своей девушке письмо, в котором незаслуженно наговорил ей много обидных вещей. Ясно, нехорошо. Но сейчас он опомнился и хочет вернуть письмо. Когда и как отправлено? Авиазаказным сегодня, в полдевятого вечера. Поздно? А почта далеко от вашей квартиры? Не очень? Нина Владимировна, я обращаюсь к вам от имени всех погранвойск Советского Союза: не смогли бы вы пройтись до почты и обратно? У вас сын пограничник? Ну, тогда вы совсем наш человек!.. Кому письмо? Быстро!
– Город Барнаул, Симуковой Евгении! – волнуясь, сказал Морев.
– Город Барнаул, Симуковой Евгении, от Морева! – повторил старший лейтенант в трубку. – Спасибо! Я позвоню вам минут через десять, хорошо? Вы сами? Договорились!
Старший лейтенант положил трубку, посмотрел на Морева, щеки которого с самого начала телефонного разговора покрылись красными пятнами.
– Ну что, заварил кашу? – спросил Ревякин.
Теперь у Морева запылали еще и уши.
– Словом, нашел работенку своему начальнику заставы. А то ему делать нечего.
Морев молчал, и только пятна продолжали путешествовать по его лицу.
– Эх, Морев, Морев!
Вскоре зазуммерил телефон. Старший лейтенант быстро взял трубку.
– Ревякин слушает!.. Есть? Не успели отправить? Большое вам спасибо, Нина Владимировна! Да, да, спрячьте его куда-нибудь подальше или лучше просто переадресуйте к нам на заставу. Разумеется, по обратному адресу. Спасибо! Спокойной вам ночи!..
Морев неторопливо прохаживался у входных ворот. Сквозь тонкие прутья решетки был виден поселок, который весь утопал в сугробах, – уже несколько часов подряд валил снег. Сопки с трех сторон подступали почти к самой заставе, и ночь от этого казалась еще темнее. Редко-редко где-нибудь в окошке мелькнет огонек. И только на столбах, раскинутых по поселку, мерно покачивались электрические лампочки. А вокруг них нескончаемо роились снежинки.
До конца смены оставалось три часа. Но это нисколько не тяготило сейчас Морева. Никогда ему так хорошо не думалось, как в эти тихие ночные часы. И на душе у него было удивительно спокойно и легко. Завтра, в крайнем случае послезавтра он заново напишет Женьке. Правда, он еще не знает что, но это уже будет другое, совсем другое письмо. Вот обрадуется она!
Морев осторожно подошел к окну комнаты для приезжих офицеров. За плотной занавеской ничего не было видно. Там на провисшей солдатской койке спал старший лейтенант Ревякин, у которого тоже нелады с женой. Помочь бы ему! Но как? Не возьмешь же его с Ларисой Емельяновной за руку и не подведешь их друг к другу!
Хорошо бы, сами помирились. Жаль, не понимает она, что такого человека, как старший лейтенант – доброго, красивого, умного, – любая полюбит. Только захоти он…
Громко хрустнула под ногами присыпанная свежим снегом ледяная корка. Морев вздрогнул и тихо, чтобы ненароком не разбудить старшего лейтенанта, отошел от окна…
РАССКАЗЫ
ПИЛОТКА
Уже больше часа Саша Близнюк сидит у перекрестка, что за селом, и ждет попутной машины. За это время прошли не останавливаясь только пять «студебеккеров» с боеприпасами. Хорошо, что дождь кончился. А то бы промок как цуцик.
И все-таки ему здорово везет. От штаба армии до Жаркова он добирался как бог – на новеньком «виллисе». От Жаркова до Красного его подбросила «санитарка». От Красного до бывшего заповедника он с ветерком прокатился на мотоцикле. А там, прямо за минуту до грозы, его подобрала автомастерская. И сюда он угадал в самый раз, когда перестало лить.
Вот только сейчас что-то заело. Но он не придает этому большого значения. Он все еще под впечатлением прежней удачи. Перед ним до сих пор стоят лица его добрых попутчиков… Старика полковника, который подвез его до Жаркова и там на прощанье, как равному, пожал руку… Длинного как жердь военврача, сразу согласившегося захватить его с собой… Веселых ремонтников, накормивших его рассыпчатой картошкой, которую они отварили тут же, в машине… Лейтенанта-мотоциклиста, за широкой и крепкой спиной которого он чувствовал себя в не меньшей безопасности, чем в кабине или кузове… И, конечно, Жорки Гукасьяна, с которым он неожиданно встретился в офицерской столовой и затем вместе проехал несколько километров. Надо было видеть Жорину физиономию, когда он узнал, что Саша получил назначение в прославленную танковую гвардейскую бригаду, которая только что первой форсировала Днепр. Он даже позеленел от зависти. Ведь его направляли в какую-то захудалую пехотную часть. Один трехзначный номер – и ничего больше!.. Саша насвистывает «Роземунде». Чешскую польку. Ее вчера без конца крутили писаря из штаба…
Настроение у него приподнятое. Приподнятое, несмотря на тревожное чувство, не покидавшее его все эти дни. Впрочем, мысль о том, что его могут скоро убить или тяжело ранить, сегодня его почти не беспокоила. Впервые за долгую дорогу на фронт он весело и безбоязненно думает о будущем. И все потому – и он это понимает, – что так складно получилось с назначением и поездкой, что с утра на пути ему попадаются одни хорошие, славные, добрые люди, что все эти везенья кажутся ему сплошным счастливым предзнаменованием…
Но все-таки почему так долго нет машин?
Саша выходит на середину перекрестка и всматривается в дорогу. Он близорук. Поэтому, чтобы лучше видеть, натягивает кожу на виске. И тотчас же, как из тумана, отчетливо выступают очертания разбитого машинами шляха.
Ничегошеньки!..
А над головой, похоже, снова начинают собираться темные грозовые тучи…
– Эй, друг!
От неожиданности Саша вздрагивает и резко оборачивается. На бугре, у крайней хаты, стоит незнакомый офицер с вещмешком, перекинутым через плечо.
– Тебе куда?
– Куда?.. К себе, в часть! – краснея, отвечает Саша.
– Да тут машины не ходят! Они там сворачивают! – показывает рукой в сторону села офицер.
– Где?
– Да там, за церковью!.. Пошли! Мне тоже туда!..
Когда до офицера остается несколько шагов, Саша обращает внимание на его глаза – бесцветные и нагловатые…
И вот они шагают рядом… На офицере выцветшая гимнастерка со следами орденов и медалей. По расположению и форме пятен и проколов Саша наметанным глазом бывшего курсанта определяет: Красная Звездочка и три медали.
И тут же удовлетворенно отмечает: на гимнастерке никаких следов гвардейского значка.
Конечно, четыре правительственные награды – это немало. Но принадлежность к гвардии тоже чего-нибудь да стоит!..
Немного воображения – и Саша чувствует себя таким же бывалым и заслуженным фронтовиком…
И все, разумеется, смотрят на них…
Для посторонних они, конечно, друзья-однополчане…
Что ж, он готов великодушно принять лейтенанта под свои гвардейские знамена…
– Сам откуда?
– А? Что?
– Откуда, спрашиваю?
И Саша не без гордости называет свою прославленную гвардейскую танковую бригаду.
– Я спрашиваю, родом откуда?
Саша краснеет:
– Из Ленинграда.
– В блокаду там был?
– Был, – неожиданно для себя говорит неправду Саша.
Лейтенант смотрит недоверчиво. Но сквозь это недоверие уже сквозит уважение…
А Саша тем временем ищет и находит оправдание своему вранью. Когда эвакуировали их семью, в магазинах уже почти ничего не было – одни соленые помидоры. Правда, и голод, и бомбежки, и обстрелы – все это пришло потом. Но кто знает об этом? А если учесть, что кое-что он все-таки испытал, то нет никаких оснований для угрызений совести. Во всяком случае это не такое уж большое вранье.
Итак, для лейтенанта он блокадник и гвардеец. И это, как сейчас кажется Саше, почти уравнивает их.
По дороге Сашин спутник кое-что выкладывает о себе. Артиллерийский техник. Сам с Кубани. Освобождая это село, познакомился с одной местной и с тех пор навещает ее. Правда, говорят, что она не только его привечала, но ему на это плевать, он ведь на ней не собирается жениться. К тому же их тоже скоро двинут в бой. А новое наступление – новые встречи…
Саша с уважением смотрит на техника-лейтенанта: ни слова об опасностях! Вот что значит настоящий фронтовик!..
Когда они подходят к церкви, между ними уже вполне приятельские отношения. Теперь они держатся друг друга. Вернее, держится Саша. Не отстает ни на шаг от техника-лейтенанта. Но и тот помнит, что он уже не один.
Спросив у какого-то старшины, когда пошла к фронту последняя машина, они подсаживаются к группе военных, также ожидающих попутной…
А там выдается очередная солдатская байка.
– Попал один сапер под понтон… – начинает старший сержант с пучками густых бровей на забавном лице клоуна.
Особенно долго и заразительно хохочет сидящий рядом с Сашей молоденький солдат. Глядя на него, и остальные никак не могут остановиться.
Смеются все, кроме одного. Это тонконогий капитан с медицинскими погонами. Он с осуждением произносит:
– Того, кто придумал этот анекдот, самого бы спустить под понтон.
– Кажись, машина! – восклицает кто-то из солдат.
Все вскакивают с места, выбегают на дорогу.
Обдав едким и густым дымом, грузовик проносится мимо. Вдогонку ему летят крепкие ругательства. Кто-то угрожающе машет вслед кулаком.
Затем все возвращаются на обочину. Но тут снова появляется машина. Ее атакуют так же дружно и решительно. Двум солдатам помоложе удается ухватиться за задний борт и на ходу перевалиться в кузов, в котором тяжело покачиваются бочки с горючим.
Третья машина останавливается по первому же сигналу. Но оказывается, что она дальше не пойдет…
– Пошли! – тихо говорит техник-лейтенант Саше.
– Куда?
– Тут… недалеко…
Ясно, что техник-лейтенант нарочно не отвечает прямо на вопрос, что-то скрывает от всех. Отойдя немного по дороге, он говорит:
– Там один подъем есть. Машины всегда сбавляют ход. Легко можно вскочить…
Последние слова он произносит совсем тихо.
Саша оборачивается: оставшиеся опять сидят у обочины и лениво о чем-то разговаривают. И ни один не смотрит в их сторону. Как будто их нет…
Техник-лейтенант знает в селе каждую тропинку. Пройдя с полсотни шагов по главной улице, он, кивком головы поманив за собой Сашу, вдруг сворачивает в расщелину между двумя деревянными сараями. Затем ведет его по каким-то огородам, мимо хат и амбаров. Мокрая трава, скользкая липкая грязь превращают Сашины кирзовые сапоги в неповоротливые и непослушные чудовища.
Саша с завистью поглядывает на своего ловкого спутника: умеет же ходить по грязи! Только задники чуть-чуть запачканы.
К подъему они выходят совершенно неожиданно для Саши.
По обилию глубоких и неровных следов видно, что автомашинам здесь приходится нелегко.
А вот и машина!..
Пока это еще серое пятно. Но оно растет так быстро, что Саша уже начинает различать возвышающиеся над кабиной человеческие фигурки.
– Давай выше! Там легче сесть! – кричит техник-лейтенант.
И они бегом поднимаются еще на несколько десятков метров. Тут и впрямь самое крутое место подъема. Саша пока не знает, как он будет вскакивать на ходу – раньше он никогда не прыгал. Конечно, он не раз видел, как это делают другие, хотя бы те два солдата. У них это здорово получилось. Но сумеет ли он так же? А почему бы и нет? Чем он хуже?..
Машина уже совсем близко. Саша видит широкое лицо шофера, пилотку, низко нахлобученную на лоб…
Внезапно техник-лейтенант перебегает на другую сторону…
Саша отступает к кювету…
Почти у самого его лица проносятся окованные железом доски. Саша хватает правой рукой задний борт и, тщетно пытаясь уцепиться за него второй рукой, которую все время относит в сторону, бежит за машиной. Краем глаза он видит, как ловко взобрался наверх техник-лейтенант. Теперь он понимает, почему тот перебежал на другую сторону. Оттуда удобнее залезать: выше и с руки… Наконец Саша последним усилием хватается второй рукой за борт и упирается коленом в какой-то выступ. Затем с отчаянием на лице подтягивается и, едва не запутавшись в собственных ногах, переваливается в кузов…
А техник-лейтенант уже сидит у кабины. Рядом с ним капитан-медик. Тут же старший сержант с клоунской физиономией и молоденький солдат.
Саша проходит вперед и садится на свободное место у самого борта.
Как только он чувствует себя снова пассажиром, к нему возвращается прежнее благодушное настроение. Этому способствует и привычное окружение, по всему видно, добрых и славных людей. Он с нежностью смотрит на своих новых попутчиков и с нетерпением ждет таких же нежных ответных взглядов. И не очень-то огорчается, что их пока нет: внимание всех приковано к единоборству машины и подъема. К тому же из своего уже солидного дорожного опыта он знает, что всему свое время. Не пройдет и получаса – и все, кто здесь, станут приятелями. А может быть, и раньше…
Но вот машина въезжает на пригорок и, пройдя какой-нибудь десяток метров, неожиданно останавливается.
Что там случилось?
Сердито распахивается дверца кабины. Над передним бортом появляется хмурая физиономия.
– Кто сейчас сел?
От интонации, с какой сказаны эти слова, несет недобрым. Саша вопросительно смотрит на техника-лейтенанта, но тот делает вид, что его это не касается.
Саша встречается взглядом с капитаном. Ему кажется, что в глазах у того мелькнула усмешка.
– А?..
Сейчас шофер в упор глядит на него.
– Ну, я, – краснея, признается Саша.
– Давай сходи!
Саша возмущен. Но не столько тем, что его хотят согнать с машины, сколько тем, что какой-то младший сержант позволяет себе так с ним разговаривать! С каким наслаждением он наорал бы на него, но тогда уж точно придется сойти, снова месить грязь, ловить машины, а в довершение всего промокнуть до нитки – опять стало темно… Поэтому он старается говорить сдержанно и с достоинством, так, чтобы не обидеть и в то же время поставить этого типа на место. Но голос у него все равно дрожит от волнения:
– Во-первых, прошу не тыкать, а во-вторых, я никуда не пойду…
Шофер в один прием перемахивает через борт и подходит к Саше – рыхлый детина с огромными кулачищами.
– А ну вытряхайся!
Саша вконец теряется. Он чувствует, что словами шофера не проймешь, что тот не отвяжется, пока не добьется своего. Но уступить ему – это значит на глазах у всех опозорить себя и свои погоны. Положение – хуже не придумаешь! Если бы в училище ему сказали, что на фронте он когда-нибудь попадет в такой переплет, он бы ни за что не поверил. Он мог допустить все: и ранение, и смерть, и даже плен. Но только не это…
– Долго буду ждать?
Но почему все молчат? Может быть, они считают, что такого, как он, новоиспеченного офицерика нечего принимать в расчет? Или каждый думает только о себе? Даже техник-лейтенант, который по справедливости должен сейчас отдуваться вместе с ним, лишь молчит да хвастливо подмигивает: а я-то, мол, выкрутился… Неужели ему не совестно перед ним, Сашей, не стыдно перед остальными?
– Оглох, что ли?
Наконец Саша собирается с мыслями и говорит:
– Никуда я не пойду.
– Не пойдешь? – И шофер, неожиданно содрав с Сашиной головы пилотку, швыряет ее на землю.
Теперь Саша окончательно теряет контроль над собой. Он вскакивает и кричит плачущим мальчишеским голосом:
– Вы не имеете права!.. Вы не смеете поднимать руку на офицера! На гвардейского офицера! – «О, господи, зачем я это говорю?!» – Я доложу о вас вашему командиру!.. Вас отдадут под трибунал!..
Между Сашей и шофером просовывается худенькое плечо с капитанским погоном.
– Послушайте, оставьте младшего лейтенанта в покое.
Шофер медлит. Но, очевидно, прикинув в уме, что так и в самом деле можно нарваться на крупные неприятности, тяжело поворачивается и, не глядя ни на кого, спускается на землю. А капитан молча возвращается на свое место.
Громко хлопает дверца. После короткой и сердитой возни в кабине машина рывком подается вперед.
До Саши долетают слова:
– Со мной бы у него этот номер не прошел. Схлопотал бы по морде…
Это несколько запоздало комментирует происшествие техник-лейтенант.
Саше так стыдно, так стыдно, что дальше некуда. Стыдно за истерику, которую он только что устроил, за то, что не смог дать отпор этому хаму, за свое жалкое, немужское поведение.
И вдруг он спохватывается: а пилотка? Что же делать? Он же не может явиться в часть без пилотки. Да и вообще его задержит первый же патруль в первом населенном пункте!.. Ни постучать, ни спрыгнуть… А машина все дальше и дальше удаляется от того места, где осталась пилотка.
На Саше, который нервно суетится и дергается, останавливается недовольный, вопрошающий взгляд капитана.
Саша кивает на уходящую дорогу:
– Пилотка!
И хотя первая реакция Сашиного спасителя весьма неопределенна, он все же поднимается и, с трудом удерживая равновесие, пробирается к кабине. Стучит, но не очень сильно. Сперва косточками пальцев, а потом кулаком.
Машина сворачивает к обочине и останавливается. Показывается знакомая физиономия.
– Чего вам?
– Мне – ничего, – отвечает капитан. – Просто пилотку забыли поднять.
В этой реплике Саше слышится ирония по своему адресу. Но сейчас он принимает ее как должное. Впрочем, на свой счет относит ее и шофер.
– Возвращаться не буду, – делая ударение на слове «возвращаться», отрезает тот.
– Ну, зачем возвращаться? – замечает капитан. – Сами сбегаем…
– Только пусть побыстрее. А то долго ждать не буду!
– Ну уж это как удастся обернуться. Ведь ее еще найти надо!
Саша подается к борту.
– Подождите, младший лейтенант! – останавливает его капитан. – Сбегает старший сержант.
– Слушаюсь! – с готовностью откликается тот, и его густые брови на прощанье – уже специально для Саши – смешно сходятся к переносице. У заднего борта он еще раз оборачивается к Саше и неожиданно корчит новую рожу.
Краска заливает лицо Саши. Он чувствует, что теперь над ним могут смеяться все кому не лень. У него даже появилось острое желание дать этому кривляке хорошего пинка.
Но по мере того как бегущая фигура отдаляется от машины, это чувство постепенно сменяется беспокойством. Сашу начинает волновать, успеет ли старший сержант сбегать за пилоткой. В том, что шофер в любую минуту может исполнить свою угрозу, он не сомневается. Такой человек способен на все.
Саша совершенно не представляет, что он будет делать в этом случае… Появиться в таком виде перед командиром прославленной бригады, которому он должен доложить о своем прибытии, – это значит с самого начала попасть в число нарушителей дисциплины. Ведь правду не скажешь – тогда вообще не примут: кому нужен такой офицер? А соврать, придумать что-нибудь… ну, скажем, ветром в реку сдуло или при бомбежке на станции потерял – тоже мало что даст. Главное – сам факт. А факт этот явно не в его пользу.
И при мысли, что из-за какого-то пустяка, мелочи, которая выеденного яйца не стоит, и кончится вся его карьера, на душе становится совсем грустно… Только бы успел… Только бы успел…
Но хотя старший сержант бежит быстро – этого у него не отнимешь, – все-таки расстояние между ним и тем местом, где начинается спуск, почему-то сокращается медленно…
Впрочем, это может быть и обман зрения…
От непрерывного натягивания кожи на висках у Саши устают руки, саднят уголки глаз, натертые грязными пальцами… Но он все равно продолжает напряженно следить за мелькающей вдали одинокой фигуркой.
И вдруг Саша весь внутренне сжимается… Все время думать о себе и ни разу не подумать о том, другом человеке! Ведь если шофер не захочет больше ждать, то старший сержант останется… Правда, ничего страшного нет: уйдет эта машина – сядет на другую, до фронта он уж как-нибудь доберется…
Но вещмешок его здесь. Если что, то не видать ему мешка как своих ушей…
А главное – было бы хоть из-за чего оставаться, а то из-за чужой пилотки!
Теперь Саша переживает за старшего сержанта тоже…
Только бы успел!
А тот уже далеко-далеко…
Наконец наступает момент, когда Саша почти не различает, где старший сержант, а где пятна тени на дороге. С этой минуты единственный источник информации для него – реплики попутчиков.
– Да он не туда пошел!
– Почему не туда? Туда.
– Ищет…
– Да ее не там надо искать!
– Отседова разве увидишь, там или не там?
– Солдат все должен видеть, – с шутливой интонацией замечает техник-лейтенант, обняв за плечи молоденького солдата и Сашу. На его лице, как ни в чем не бывало, все та же нагловатая дружеская улыбка… Саша осторожно, чтобы не было заметно, убирает плечо…
– Долго чего-то ищет…
– На зеленом не видать…
– Гляди-ка, чего-то нашел!
– Ишь как ногой поддал!
– Может, где на кустике висит?
– Надо бы самого водителя послать…
– Он те пошлет!
– Снова на дорогу вышел.
– Стоит чего-то…
– Траекторию полета высчитывает…
Сашу уже не на шутку беспокоят затянувшиеся поиски. Он то и дело поглядывает на кабину, на окошко, за которым затаилась чужая, недобрая воля. Он чувствует, что она вот-вот даст себя знать…
– Опять повернул в кусты, – спокойно комментирует кто-то.
– Куда это он?
– Побрызгать!
– Ну, теперь дело на лад пойдет!..
Наконец это мгновение, которого так боится Саша, наступает: скрипнула дверца, качнулась под тяжестью огромного нетерпеливого тела машина… Тут же стихает разговор, повисают в воздухе реплики… Все ждут последней и завершающей вспышки шоферского гнева… Но тот молча хлопает дверцей и выходит на середину дороги.
Сашу вдруг осеняет. Если шофер не согласится больше ждать, то придется сойти, захватив с собой сержантский сидор. Тогда все станет на место: он разыщет пилотку, к старшему сержанту вернется его вещмешок, а машина уйдет с остальными. И все будут более или менее довольны. Странно вот только, что эта простая и ясная мысль не приходила ему в голову раньше.
Но шофер почему-то молчит. Постояв на середине дороги, он принимается проверять скаты. Глухо раздаются удары кованого сапога о колеса.
Или он вообще собирается обойтись без предупреждения? А заодно поиграть на нервах у своих пассажиров?
Бросив короткий и колючий взгляд в сторону старшего сержанта, все еще занятого поисками пилотки, он круто поворачивается и решительно направляется к кабине.
– Товарищ капитан! – говорит Саша. – Я сойду!.. И это захвачу!
– Подождите. Я попробую его уговорить… Товарищ младший сержант!..
Но дверца захлопнулась, и тотчас же взревел не отключавшийся ни на минуту мотор. Машина трогается…
– Стой! Стой!
Саша хватает сержантский вещмешок и бросается к заднему борту.
– Товарищ младший лейтенант! Постойте! Машина разворачивается! – останавливает его чей-то возглас. И в самом деле Сашу, сидящего верхом на борту, начинает заносить в бок. Он не без усилий перебирается снова в кузов и смотрит на остальных: правильно ли он понимает происходящее? Конечно! Недаром лица у всех довольные, торжествующие!
– Сдрейфил! – подытоживает техник-лейтенант.
И хотя Саша понимает, что, возможно, так оно и есть, он недолго радуется поражению противника – ровно столько, сколько требуется машине времени на то, чтобы развернуться и проехать первые десятки метров…
К моменту, когда Сашины глаза снова начинают различать старшего сержанта, он уже думает о шофере, что тот, наверно, человек неплохой, только очень нервный и вспыльчивый. И оттого, что он так думает, у него заметно поднимается настроение. В эту минуту ему кажется, что опять сомкнулась разомкнувшаяся было цепь везений и уже дальше непременно все пойдет как по маслу.
Впрочем, он знает, что все это самообман. И что главное – другое…
А старший сержант уже бежит навстречу машине, размахивая палкой с надетой на нее пилоткой.
И все вокруг горячо обсуждают это событие.
