Текст книги "И нет этому конца"
Автор книги: Яков Липкович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)
Старший лейтенант вздернул подбородок.
– …маленького инцидента…
Ох уж этот Сухов, или, как его называли солдаты, Незаконченное Высшее! Не может без эффектных концовок! Не от них ли все его беды? Сухов попал в армию после того, как был с треском отчислен со второго курса политехнического: запутался в многочисленных «хвостах». Но форс остался, потому и звали его так – Незаконченное Высшее.
– По просьбе пассажиров, – пояснил он, – высадили из маршрутного автобуса одного бухарика.
– Кого? – поморщился старший лейтенант.
– Бухарика. Приставал ко всем, матюгался.
– Документы у него в порядке?
– Так точно!
– Где он?
– В задержке. Я звонил в милицию, обещали забрать. Только не едут что-то, – по дороге в будку докладывал Сухов.
Комната для задержанных находилась как раз напротив входа, за окованной дверью. Это было узкое помещение с зарешеченным окном и тусклой лампочкой у самого потолка.
Задержанный сидел прямо на полу, рядом с опрокинутой табуреткой. Он поднял на старшего лейтенанта осоловелые глаза и заплетающимся языком произнес:
– З-д-дравия ж-ж-желаю, товарищ генерал!
– Пить меньше надо! – только и сказал старший лейтенант.
– Слушаюсь и повинуюсь!
Это был старый знакомец Ревякина – рабочий местной мебельной фабрики Огурцов, известный дебошир и пьяница. В сущности, его давно следовало лишить права проживания в погранзоне, тем более что он жил сейчас один: уже три года, как от него ушла и куда-то уехала с детьми жена. Но все упиралось в нехватку рабочих рук. Да и мастер он был, судя по отзывам, отменный.
Узнав Огурцова, старший лейтенант мгновенно потерял к нему интерес. Пограничникам всегда приходится быть начеку: нарушители нередко прибегают к самым неожиданным ухищрениям. И пьяными притворяются, и ненормальными, и кем угодно, лишь бы выкрутиться при задержании.
– Давно звонил в милицию? – спросил старший лейтенант Сухова.
– Да часа полтора будет.
Дверь в комнату для задержанных снова заперли на задвижку. Прошли к телефону. Старший лейтенант взял трубку, попросил соединить с милицией.
– Сазонов? Говорит Ревякин. Послушай, ты думаешь, у нас своей работы нет? Только и дела, что возиться с твоими подопечными? Вот именно, насчет Огурцова… Всегда у вас что-нибудь летит – то мост, то шатун, то еще что-то! – и хмыкнул, передразнивая: – «Выручай!» Могу предложить свой вариант. Пусть он тут полежит, очухается. А потом, протрезвевши, добирается до тебя своим ходом… Свернет в сторону, чтобы снова зарядиться? Ну, это уж твоя забота. Где праздники встречаю? На заставе, где же еще. Привет!
И спросил Сухова:
– Слышал?
– Так точно!
– К концу смены, когда окончательно протрезвеет, посадишь на какую-нибудь попутную машину!
– Есть посадить на попутную машину!
– Если сейчас отправить, еще замерзнет где-нибудь.
– Все же хомо сапиенс! – не удержался от демонстрации своих знаний Незаконченное Высшее.
– Ну-ну, – хмыкнул старший лейтенант…
Младший наряда рядовой Глазков продолжал воевать с сугробами возле будки. Его круглое деревенское лицо пылало ярким румянцем. Он, как и Синицын, прибыл на заставу недавно, после недолгого пребывания в учебном пункте. Вот кто не любил сачковать. Всегда чем-нибудь был занят. Одних дров на зиму переколол, наверно, кубометров двадцать. Посмотрел, как другие колют, молча взял топор и пошел с одного раза тюкать громадные поленья.
Сам родом из глухой тамбовской деревни, Ревякин любил вот таких безотказных деревенских парней. На них всегда можно было положиться.
Но внешне старший лейтенант не очень-то выказывал свое расположение к Глазкову. Знал: как только начнешь выделять любимчиков, добра не жди – коллектив изнутри разъест ржавчина. Поэтому и относился к Глазкову, как ко всем. Вот и сейчас, вместо того чтобы открыто похвалить за усердие, бросил насмешливо:
– Оставил бы хоть немного на развод!
– Еще около столбов пройтись надо, – ответил тот, вытирая со лба пот.
– Ну давай, пройдись! – сказал старший лейтенант. – Морев, поехали!
У того машина, как хороший конь, натянувший удила: не успел Ревякин опуститься на сиденье, как она уже понеслась…
Замелькали первые домики поселка. По тротуару шагали три статных молодцеватых солдата. Старший лейтенант невольно обернулся: сверкали надраенные пряжки, блестели лихо начищенные сапоги. Шли неторопливо, но все же по привычке – в ногу. С трудом оторвал взгляд – до того приятно смотреть на них.
Здесь в поселке была расположена воинская часть, «Советская Армия», как полушутя-полусерьезно называли пограничники пехотинцев, артиллеристов, танкистов и представителей других родов войск. Себя же они именовали чекистами. У них свое ведомство, свой хозяин, если можно так выразиться. И этим они немного форсили.
Но эту троицу словно перенесли с обложки иллюстрированного журнала. Ее хоть сейчас можно в почетный караул, встречающий на Внуковском аэродроме именитых гостей из-за рубежа. Не заводя в казарму. С помощью этакой волшебной палочки!
Впереди огромное объявление: «Новый художественный фильм «Мужчины в ее жизни». До и после танцы!» Стало быть, три солдата, получив увольнительные, топали на танцы. Наверно, интересовали их и «мужчины в ее жизни». Но еще больше – простые поселковые девчата. И в этом Ревякин не видел ничего плохого – ни для девчонок, ни для солдат.
Недавно он поспорил с начальником соседней заставы Луковым. Правда, тот был уже майор, и немолод, но должности у них были одинаковые, и поэтому разговор шел на равных. Так вот, майор считал, что солдат-пограничник должен выбросить из головы до конца службы всякие танцульки и свидания. Враг, мол, хитер и ищет всевозможные лазейки. По поводу вражеских козней Ревякин не стал спорить: чего только не бывает на границе! Но насчет танцулек и свиданий высказал свое мнение. Прежде всего не без подковырки напомнил майору, что тот, наверно, когда был моложе, вряд ли отказывался от встреч со своей Анной Ивановной только потому, что где-то не дремал враг. Да скинь им обоим с милейшей Анной Ивановной этак годков десять – пятнадцать, они с таким удовольствием покружились бы в вальсе или каком-нибудь другом тогдашнем танце, что их клещами бы не оторвать друг от друга. И ведь это нисколько не мешало честному несению службы! Наоборот, еще больше дорожил солдат увольнительной, знал: чуть что не так, и не видать ему ее в следующий раз как своих ушей. Конечно, два года срок небольшой, можно потерпеть и без танцулек. Но – зачем? Чтобы избегать контактов с местным населением? Так ведь требовалось совсем обратное: крепить связь с местными жителями, сколько нарушителей границы задержано с их помощью! А потом, если молодому человеку доверили службу в погранвойсках, то надо уж доверять ему до конца. Привел старший лейтенант еще один аргумент. Солдаты, которые встречались с девушками, всегда были подтянуты, аккуратны, у них уж не увидишь ни грязного подворотничка, ни кое-как почищенных сапог. А вот те, кто отсиживался в казарме, откладывал лирику на потом, и внешностью своей интересовались лишь постольку поскольку. Лишний раз ленились простирнуть носовой платок или портянки.
Взять хотя бы того же Морева. За полтора года он ни разу не ходил в увольнительную. Кроме «уазика», его ничего не интересовало. Теперь вот нового дружка завел – Андрюшку! А под ногтями чернозем развел, хоть репу сажай! А была бы у него девушка…
Но майора этими рассуждениями не прошибешь. У него своя позиция, тоже четкая, – как бы чего не вышло!
«Уазик» втиснулся между двумя «санитарками», стоявшими у входа в гарнизонный госпиталь. Ревякин взял с заднего сиденья свой тяжелый портфель, выбрался из тесной кабины на тротуар.
– Товарищ старший лейтенант, можно мне с вами? – спросил Морев.
– Нельзя!
– Я попрошу вахтера присмотреть!
– Разве в этом дело?
– А в чем, товарищ старший лейтенант?
– Я боюсь, что по внешнему виду отдельных лиц будут судить о заставе в целом!
Морев вспыхнул румянцем.
– А у лейтенанта Хлызова, – продолжал Ревякин, – усилятся колики!
– Мне-то что? – обиженно проговорил Морев. – Я только проведать хотел…
– Поэтому и должен был привести себя в надлежащий вид!
Морев покосился на запачканный рукав куртки.
– Вот-вот, – сказал старший лейтенант и шагнул к тяжелой резной двери госпиталя…
Морев думал, что придется ждать час или два, а оказалось, старший лейтенант уложился за двадцать пять минут. Да и Хлызов, наверно, не держал его, понимал, как тот замотался.
Опустевший портфель плюхнулся на заднее сиденье.
Тронув машину, Морев спросил:
– Товарищ старший лейтенант, ну как там товарищ лейтенант?
– Порядок! Пошел на поправку!
– А отчего такая болезнь бывает?
– Спроси что-нибудь полегче.
– Я подумал: может, от ушиба?
– Какого ушиба?
– Когда брали последнего нарушителя, ребята рассказывали, лейтенант спиной ударился о камни.
– Все может быть.
– Ну и здоровый же был, паразит! – вспомнил нарушителя Морев.
– А разве с тревожной группой был ты, а не Бакуринский?
– Я, – смущенно ответил водитель.
Ревякин в то время был в отпуске и поэтому не знал всех подробностей. Нарушитель около двух лет готовился к переходу границы: устроился на работу в геологическую партию, учился разбираться и ориентироваться на местности, где-то достал и вызубрил карту. Он рассчитывал перехитрить пограничников. Почти все время шел глухим лесом, держался подальше от населенных пунктов, старался не оставлять никаких следов. И все же его взяли. В годы войны, как это потом стало известно, он был фашистским прихвостнем, участвовал в массовых расстрелах советских людей. Два года назад состоялся суд над его дружками. Всех их приговорили к смертной казни. Он чувствовал, что не сегодня-завтра схватят и его, и поэтому торопился уйти за границу…
– Заедем?
– Как прикажете!
– Давай!
За полтора года они столько вместе поездили по этим дорогам, находящимся под контролем и наблюдением пограничных нарядов, что уже не придавали значения, кто первый спросит: «Заглянем?», «Свернем?» или «Заедем?». На этот раз сказал старший лейтенант.
«Уазик» покатил, подпрыгивая на колдобинах, под гору. Отсюда в четырех километрах находилась железнодорожная станция, на которой наряды, сопровождавшие поезда до границы и обратно, пересаживались из одного состава в другой. До отправления следующей электрички оставалось шесть минут.
– Прибавь газу!
– Успеем, товарищ старший лейтенант.
Ревякин промолчал: еще не было случая, чтобы по вине Морева они когда-нибудь опоздали. Его чувство времени порой казалось фантастическим. Не глядя на часы, на улицу, он мог с точностью до одной-двух минут сказать, сколько сейчас. Ему не надо было даже прикидывать в уме. Так что, если он говорил: «Успеем!» – можно было не сомневаться: «уазик» придет на станцию секунда в секунду. Во всяком случае, не позже…
Спидометр щелкал километры, как орехи. И вот из-за поворота выскочила станция. Вдалеке алым пятнышком мелькнула электричка. В запасе было добрых полминуты.
«Уазик» подскочил к путям и уперся в турникет у крохотного вокзала. С платформы, на которой стояли несколько пограничников и гражданских, сбежал большеротый, большеглазый солдатик.
Лихо козырнул, доложил:
– Товарищ старший лейтенант, на участке от Лихачей до Стукалова задержан неизвестный. Пытался соскочить с поезда. Документов не оказалось. Докладывает старший наряда сержант Ясеньков.
– Где задержанный?
– В милицейской комнате. С ним рядовой Спиваков.
– На заставу сообщили?
– Так точно! Обещали прислать машину.
– Можете отправляться с поездом. Спиваков поедет с нами.
– Есть отправляться с поездом! – опять лихо козырнул Ясеньков и побежал к платформе, к которой уже подходил состав.
– Ну что ж, пойдем поглядим на нарушителя, – сказал старший лейтенант…
Нарушитель сидел за дощатым барьером, за которым обычно сиживали пьяницы и дебоширы. У него была обычная, ничем не примечательная внешность. В первую минуту старший лейтенант подумал: встретишь этого парня через полчаса на улице, и уже начнешь сомневаться, он или не он.
По эту сторону барьера у окна с автоматом в руках стоял рядовой Спиваков – огненно-рыжий малый с небесно-голубыми глазами. Увидев начальника заставы, он вытянулся и шагнул навстречу:
– Товарищ старший лейтенант…
– Этот? – перебил Ревякин.
– Так точно!
Затем старший лейтенант подошел к столу и пожал руку младшему сержанту милиции Осипенко, бывшему пограничнику, женившемуся на местной девушке.
– Привет!
– Здравия желаю!
– Я позвоню?
– Пожалуйста! – Осипенко придвинул телефон.
– Заставу!.. Бирюков, Бакуринский выехал? Выезжает? Так пусть не выезжает. Я сам привезу нарушителя!
Положил трубку, весело сказал Осипенко:
– Занятно получается: ваши сидят у нас, а наши – у вас!
– Свои люди – сочтемся.
– Тоже верно, – и, вернувшись к барьеру, старший лейтенант обратился к задержанному: – Ну, так как же все было?
– А что? Ничего особенного! – вдруг оживился тот. – Забыл документы. Со всяким может быть!
– Со всяким-то со всяким, – усмехнулся старший лейтенант. – Только не всякий будет сигать с поезда при виде пограничного наряда.
– А я не сигал!
– Не успел?
– Испугался, честное слово, испугался! – парень смотрел старшему лейтенанту прямо в глаза. – Сел в поезд, вижу: нет документов. Не возвращаться же? Думал: пронесет. А тут они, – кивнул он на Спивакова. – Кому охота платить штраф?
– Разумеется, лучше попасть под поезд, – иронически заметил старший лейтенант.
– Так он только тронулся!..
– А почему решили, что штраф? – быстро спросил старший лейтенант.
– Люди говорят. А что? – забеспокоился нарушитель, который, по-видимому, почувствовал, что сказал что-то лишнее.
– Откуда и куда едете?
– Из Большеграда. – Это был крупный приморский город, находившийся в нескольких десятках километров от границы. – К приятелю. Он живет в Стукалове.
– Адрес?
– Чей? Мой?
– Приятеля!
– Советская, пять.
– Фамилия?
– Откуда мне знать? Мы с ним на рыбалке на заливе всего два раза виделись. Говорит: приезжай, порыбачим в наших озерах. Такие, говорит, щуки водятся! Или нет?
– Щук хватает, – и, помедлив, старший лейтенант насмешливо добавил: – Но и рыбаков тоже!
– Может быть, зря ехал? – обеспокоенно спросил задержанный.
– А это вы скоро узнаете! – сказал Ревякин и обратился к Спивакову: – Произвели обыск?
– Так точно!
– Что нашли?
– Ничего такого… Сигареты, спички, перочинный ножик, двенадцать рублей трешками, мелочь, билет на поезд в одну сторону, – и, кивнув головой на рыбацкий «баян» и коловорот, стоявшие в углу: – И вон снаряжение!
– Осмотрели?
– Так точно! Полный комплект! – и вдруг, как бы припомнив, сообщил: – А на ремешке часов у него компас.
Задержанный ожег солдата сердитым взглядом, и старший лейтенант отметил это про себя. Маленький ли компас, большой – какая разница, так же хорошо показывает запад. Только вот такими крохотными штучками фасонят многие, и вряд ли можно серьезно говорить о них как об улике.
Главное сейчас – установить, кто он, этот невзрачный парень, сидящий за дощатым барьером. Может быть, обыкновенный растяпа, по легкомыслию оказавшийся в пограничной зоне без документов. А может быть, и в самом деле собирался перейти границу? В зависимости от этого придется решать, что делать с ним: отправить ли домой, послав вдогонку протокол о нарушении правил пограничного режима, или передать дальше. Сосед, майор Луков, в подобных случаях не особенно ломает голову. Он считает: дело пограничников задержать, а разбираются пусть другие. Это понятно, когда речь идет о явных нарушителях границы. А если это один из тех наших дорогих соотечественников, которые во всем полагаются на авось: «Авось не задержат!», «Авось пронесет!», «Авось отболтаюсь!» Что, их тоже передавать дальше?
Но с другой стороны, ох как нелегко порой разгадать, кто настоящий нарушитель, а кто липовый. Конечно, помогают интуиция, опыт да и просто здравый смысл, основанные на знании пограничной службы. Однако и они иногда подводят.
Взять хотя бы этого парня. Многое против него: и то, что испугался и хотел спрыгнуть с поезда, и то, что сболтнул про штраф, – значит, хорошо знал, что полагается за нарушение правил пограничного режима, и то, что неплохо придумал (если придумал) историю с рыбалкой, и то, что билет взял в одну сторону. И даже компас при такой версии может стать вещественным доказательством!
Но, возможно, было и так, как он рассказал. И шапочное знакомство на рыбалке, и то, что впопыхах забыл документы, и то, что пытался улизнуть от пограничников… А билет в одну сторону?.. Не исключено, что он решил погостить здесь не день, не два, а больше.
Выход оставался один: ехать в Стукалово, благо оно недалеко, всего километров шесть.
– Ну что ж, поедем! – не спуская взгляда с задержанного, сказал старший лейтенант.
– Куда? – вздрогнул тот.
– А тут… В одно местечко! Спиваков! Выводите задержанного!
И опять «уазик» петлял по заснеженной колее проселочной дороги. Задержанному было невдомек, куда его везут, и он чувствовал себя не в своей тарелке. Вздыхал, вертелся. Наконец не выдержал и обратился к сидевшему рядом Спивакову:
– Служба! Вернул бы хоть сигареты: курить зверски охота!
– Нельзя!
– А что я ими взорву вас, что ли?
– Не положено!
– Да, порядочки! – с осуждением произнес задержанный. – Это только в кино, видно, арестованным предлагают закурить. Смотрел «Следствие ведут знатоки»?
– Были бы свои – дал, а те нельзя! – ответил Спиваков и смущенно пояснил: – Некурящий я.
– Чего там? – обернулся старший лейтенант.
– Просит закурить!
– Морев, дай ему папиросу!
Морев достал из кармана и подал помятую пачку «Беломора».
– Вот спасибо! – обрадовался задержанный. Дрожащими пальцами вытянул папиросу, закурил. – И еще на одну разорю?
Морев взял пачку и положил в ящичек.
– И верно говорят: повсюду хорошие люди есть, – сказал задержанный, с наслаждением втягивая в себя дым.
– Есть немножко, – ответил старший лейтенант. – Но и плохие тоже водятся.
– А я понимаю, почему не отдаете мои сигареты. А вдруг там шифр какой засунут или ампула с ядом. Разгрызу – и все! Минус в работе!
– Да, грамотные теперь пошли нарушители, – бросил назад Ревякин.
– Ребята, ей-богу, отпустили бы? – неожиданно проканючил задержанный. – Ну какой я шпион?
– А это мы проверим! – сказал старший лейтенант.
– Думаете, наверно, что подослали разведать чего или взорвать?
– Бывает и это.
– Зря вы на меня… – произнес задержанный и уже помалкивал до самого Стукалова. Лишь изредка вздыхал и бормотал себе под нос.
Советская, пять оказался большим пятиэтажным кирпичным домом, с продовольственным магазином и пунктом приема порожней посуды.
– Квартира какая? – еще в машине спросил парня старший лейтенант.
– А он не сказал. Говорит: Советская, пять, и все!
– Какой он хоть из себя?
– Здоровый такой. С вас ростом. Только поширше в плечах.
– Молодой, старый?
– Да лет сорок – сорок пять.
– Брюнет, блондин?
– Вроде бы светлый…
– В лице ничего такого не запомнили? Ну, родимые пятна, бородавки, форма бровей, глаз, какие-нибудь шрамы?
– Взглянуть разок – я бы его сразу узнал. А так разве упомнишь?
– Ну хоть с бородой или бритый?
– Вот это помню – бритый! Складки глубокие у рта!
– Пошли!.. Спиваков, сопровождайте задержанного!
Они вышли из машины и двинулись вдоль витрины, заставленной горками консервов. Дом был обычный, типовой, и все подъезды выходили во двор. То там, то здесь возвышались штабеля ящиков, присыпанные свежим снежком.
Из крайнего подъезда, служившего, по-видимому, черным ходом в магазин, вышла полная немолодая женщина в белом халате. Увидев пограничников и робко шагавшего между ними человека в не очень опрятной гражданской одежде, удивленно уставилась на них.
– Можно вас на минутку? – крикнул ей Ревякин.
Она терпеливо подождала, пока они подойдут.
– Вот товарищ с поезда, – старший лейтенант кивнул на задержанного, – ищет приятеля, договорились идти на рыбалку, а квартиру не помнит. Вы не подскажете самых заядлых рыболовов этого дома?
– Ой, миленькие, не знаю, – заквохтала она. – Я сама из Вахрушей. Я здесь только работаю. Вот тут, в приемном пункте находится мужчина – он, кажись, со второго подъезда!
Поблагодарив женщину, Ревякин первым спустился в подвал. Окошечко было закрыто. Старший лейтенант постучал косточками пальцев:
– Есть кто здесь живой?
Из-за перегородки отозвался хриплый голос:
– Не видите – обеденный перерыв?
– Откуда же нам видно, через перегородку? – сказал старший лейтенант и властным голосом приказал: – Откройте. Пограничный наряд!
По ту сторону на какое-то время воцарилась тишина. Затем послышались осторожные шаги.
– Сейчас!
Окошечко слегка приоткрылось, и приемщик, убедившись, что его не обманывают, пошел открывать дверь.
– Проходите!
Старший лейтенант шагнул в узенький проход, образованный ящиками с пустыми винными и молочными бутылками. В подвале стоял полумрак.
– Вот сюда! – Приемщик провел Ревякина в свою конторку, освещенную большой настольной лампой без абажура. – Здесь посветлее.
Приемщик был не один. За столом сидел высокий широкоплечий мужчина с гладко выбритым лицом. Бросились в глаза глубокие складки у рта. «Он!» – подумал Ревякин.
Приятели приканчивали уже третью бутылку пива, закусывая вяленой рыбешкой.
«Внимание!» – мысленно сказал себе Ревякин.
И вот из-за ящиков показался задержанный, сопровождаемый Спиваковым.
Лицо у бритого вытянулось:
– Ты как здесь?
– Да вот в гости приехал!
– Стоп! – приказал обоим старший лейтенант. – Теперь спрашивать буду я. Спиваков, выйди-ка со своим приятелем погулять!
Те послушно скрылись в ящичном лабиринте.
– А вы останьтесь! – бросил Ревякин замешкавшемуся приемщику: немаловажно, как тот будет реагировать на ответы бритого. Небольшая дополнительная проверка.
– Чего он натворил? – спросил бритый.
– Ничего страшного: забыл дома документы, – ответил старший лейтенант. – Но мы люди недоверчивые, необходимо кое-что проверить.
– Я его плохо знаю.
– И все же мне хотелось бы получить от вас некоторые сведения о нем.
– Пожалуйста, – пожал плечами бритый.
– Где и когда вы с ним познакомились? – Ревякин сел на перевернутый ящик.
– В прошлом году на зимней рыбалке. Наши лунки рядом были.
– Где?
– На заливе… Чего-то он все-таки натворил! – опять усомнился бритый.
– Я сказал: ничего он не натворил. И часто вы виделись с ним на заливе?
– Да раза два-три…
– А точнее?
– Можно и точнее: два раза.
– Вы пригласили его сюда, на озера?
– Кажется, был такой разговор…
– И адрес дали?
– Не помню, может и дал.
– Только номер дома, а квартиру почему утаили?
– Да я и не думал, что он приедет. Думал, так, одна болтовня!
– Вы сами где работаете?
– В совхозе. Механиком.
– Документы у вас при себе?
– Да, пожалуйста.
Бритый вытащил из бокового кармана новенький паспорт в целлофане, подал старшему лейтенанту.
И вдруг Ревякин вспомнил: вчера в местной газете было напечатано сообщение о бойце, которого спустя тридцать пять лет нашла боевая награда. Фамилия та же.
– Скажите, это вас наградили орденом Отечественной войны?
– Его-его, вот обмываем! – подтвердил приемщик.
– Меня, – смутился бритый.
– Что ж, примите мои поздравления тоже, – сказал старший лейтенант.
– Может, составите компанию? – вдруг пригласил приемщик.
– Не могу, на службе. – Ревякин встал.
– Товарищ старший лейтенант, так и не скажете, что он натворил? – все еще допытывался бритый.
– Не скажу! – Ревякин натянул перчатки. – Потому что нечего сказать. Потому что все ясно. Извините за беспокойство!
Козырнув, он направился к выходу…
Выйдя из подвала, приказал Спивакову посадить задержанного на первый же поезд в Большеград, предупредил, что в следующий раз тот так легко за нарушение правил пограничного режима не отделается.
– Спасибо вам! – выпалил на прощание парень.
– На здоровье! – как всегда насмешливо ответил старший лейтенант. И тут же бросил Мореву: – Ну, поехали!
– Куда?
– На заставу!..
2
В маленькой столовой было всего четыре столика. Но больше и не надо: ели все в разное время, по мере того как возвращались из нарядов.
Проголодавшись в поездке, Морев влетел, когда ребята наворачивали уже второе. Он подошел к окошку раздаточной, взял полную тарелку рассольника и сел рядом с Глазковым, доедавшим свои макароны по-флотски. Ел тот неторопливо, даже с ленцой – видимо, приканчивал добавку. Письмо, которое Морев только что взял в дежурке, лежало в кармане брюк. Но он не торопился его вскрывать: все равно знал, что там накорябано. Да и не принято было читать письма во время еды – не дома.
На пороге выросла высокая и стройная фигура начальника заставы.
– Ну что, трудимся? – сказал он.
– Приходится, – подал голос Незаконченное Высшее.
– Да, сразу видно: работа по душе, не то что снег разгребать!
– Так ложка же чище берет! – заметил Игнатов.
– С тобой, Игнатов, у меня еще будет разговор!
– О чем, товарищ старший лейтенант?
– О том. Сам знаешь!
Незаконченное Высшее обеспокоенно посмотрел на Игнатова, который, потупив взор, продолжал ковырять вилкой макароны.
– Вот-вот! – заметив эту молчаливую игру взглядов, сказал начальник заставы.
– Товарищ старший лейтенант, пообедайте с нами! – вдруг пригласил Сухов.
«Хитрит Незаконченное Высшее, выручает приятеля!» – подумал Ревякин. Но в душе он не осуждал ни Игнатова, предупредившего соседний наряд о появлении начальства, ни Сухова за его теперешний ход конем. Нельзя ожидать от солдат взаимовыручки в бою, если каждый из них будет думать только о своей выгоде. Но короткое внушение Игнатову не помешает, пусть не думает, что все вокруг дурачки.
Однако на приглашение пообедать Ревякин ответил вежливо и серьезно:
– Спасибо, я дома поем.
– Дома, конечно, вкуснее, – изрек Синицын.
– Не знаю, не знаю, – несколько загадочно произнес старший лейтенант и отступил в коридор.
Морев ел клюквенный кисель и думал о своем. И вдруг его внимание привлек разговор за соседними столиками.
– Просто ума не приложу, что делать с этим чертовым псом! – сокрушенно вздохнул Сухов.
– Опять, что ли, задел сигнализацию? – спросил Игнатов.
– Ну, если бы раз или два, а то уже четвертый день гоняю Глазкова на место сработки!
– И все в одно время?
– Тютелька в тютельку! Хоть часы проверяй!
– А что это за пес? – поинтересовался Синицын.
– Да обыкновенная дворняга, – ответил Сухов. – Двули!
– Чего?
– Двули. Дворняжка уличная.
– А чего ей там надо?
– Вот это ты у нее сам спроси!
– У нее или у него? – полюбопытствовал Игнатов.
– Не заметил, – ответил Сухов.
– За три дня можно бы и заметить!
– Вам все смех.
– Больше не будем, – пообещал Игнатов и уже серьезно спросил: – Все на том же втором участке?
– Все там! Облюбовал себе местечко у самой системы!
– А старший лейтенант что говорит?
– Хмыкает. «Сами решайте! Еще не хватало, чтобы я за вашими тузиками гонялся!»
– Развивает у нас смекалку! – догадался Игнатов.
– Пристрелить ее, да и весь разговор! – вдруг сказал Синицын.
– Как пристрелить? – недоуменно переспросил Сухов.
– Дать короткую очередь…
– Ты это серьезно?
– А чего такого? Собака же, не человек!
– И ты бы мог?
– Ну чего привязался? – Синицын вспыхнул и вышел из-за стола. – Мог, не мог! А если бы это враг был? Ты бы тоже рассусоливал?
– Тебе не кажется, Синицын, что это сравнение хромает на обе ноги? – с убийственной вежливостью осведомился Сухов.
– Думаешь, раз из Ленинграда, то умнее всех?
– Думаю, но другое.
Синицын обернулся:
– Что другое?
– А вот этого я не скажу.
Синицын, сердито придержав взгляд на тонком лице Сухова, вышел из столовой.
– Морев! – обратился после паузы Игнатов. – Ты бы завез ее куда подальше.
– Ладно! – подумав, ответил тот.
– Что толку? – сказал Глазков. – Все одно вернется!
– Почему вернется? – возразил Игнатов. – Обычно собаки возвращаются к хозяину, а этот наверняка бездомный.
– Завезти бы его километров за сто, за двести, – мечтательно произнес Сухов. – А пятнадцать – двадцать километров для него всего на два-три часа ходу!
– Не разрешат далеко, – сказал Морев.
– Может, отвадить как? – спросил Игнатов.
– Все пробовали: и палки кидали, и камни, – признался Сухов.
– А если табаком или какой-нибудь другой дрянью? – предложил Игнатов.
– Махоркой бы, – сказал Глазков.
– Вспомнил, – насмешливо произнес Сухов. – Да ее уже давно никто не курит!
– В нашей местности курят.
– Ну, может быть, только в вашей, – подковырнул приятеля Незаконченное Высшее.
– Нет, не пойдет! – отказался от своего же собственного предложения Игнатов. – А вдруг в этом месте потом нарушитель пройдет? И собаки не смогут взять след? Вроде бы сами под собой сук рубим.
– Что же делать? – продолжал ломать голову Сухов.
– Послушайте, ребята! – вдруг загорелся Игнатов, – А что, если отдать его Лехе Крылову? Он давно хочет завести собаку!
– А ведь идея! – обрадовался Сухов.
Леха был местный школьник, семиклассник, давний друг пограничников. Славился же он тем, что стоило ему только заметить в поселке или поблизости подозрительного человека, как он сразу сообщал на заставу. Так с его помощью недавно был задержан опасный уголовный преступник, намеревавшийся перейти границу. Леха был свой в доску, и, если его о чем-нибудь попросить, он разобьется в лепешку, а сделает…
– Давно бы так, – одобрил такое решение Морев.
Морев устроился за угловым столом с подшивками центральных газет. Перед ним лежали два письма. Одно из них, то самое, что терпеливо поджидало его в дежурке, он уже прочел. Как и чувствовал, в нем не было ничего нового. Только чуть больше беспокойства.
Второе письмо – в помятом, потрепанном, уже местами подклеенном конверте – оставалось нераспечатанным.
В Ленинскую комнату заглянул вернувшийся с обеда старший лейтенант Ревякин. Ткнулся взглядом в худую костлявую спину Морева, в лежавшие на столе письма, но ничего не сказал. Только подумал, что в них, возможно, находился ответ на вопрос: почему тот в последнее время ходил какой-то унылый, раздраженный. Конечно, можно было бы тут же подойти к солдату и, как это всегда делал замполит, заговорив о чем-нибудь постороннем, как бы между прочим спросить, что пишут из дому. И Морев волей-неволей вынужден будет сказать правду. Или же хоть немного, но приоткрыть душу.
Но сейчас Ревякину было некогда – только что позвонили из комендатуры и потребовали немедленно связаться с ними. И поэтому разговор с Моревым он решил отложить на вечер. В конце концов, несколько часов ничего не решают.
Старший лейтенант и не подозревал, насколько был близок к истине. Лишь в одном он ошибался, считая, что у Морева нет девушки. А она была. И еще души не чаяла в молодом солдате. На свою голову…
Познакомился Морев с Женей за три месяца до призыва. Ехал как-то он на своем самосвале за цементом и вдруг, километрах в трех от города, увидел: стоит девушка в голубом платьице и голосует. Видно, давно пыталась сесть, замерзла – платьице летнее, тоненькое, а тут еще ветер!
