Текст книги "Точка столкновения. Часть два (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Лешко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)

– Ты что обиделся что ли? Да ладно! Не обижайся. Отвечая на твой вопрос: да я всегда был забыт всеми, так что все нормально. Теперь ты ответь мне: кто ты мать твою?

– А я целую речь приготовил. "Ты отправляешься на юг. Так значит привыкай к боли" и все такое. Я хотел стать твоим проводником в дикий мир. Хотел провести тебя по самой низине, показать дно этого мира, – обиженно глядя в сторону, говорил Ортопс.

– Так проведи, покажи. Я же не против, – желая охладить обожженную руку, он принялся закапывать ее под землю. – Не обижайся ты... как там тебя...

– Я не обижаюсь. Ты просто неинтересный...

– Ну а ты... до жути странный.

– Ну ладно, – сказал Ортопс, вдруг резко поднявшись, оглядевшись, прислушавшись. – Ненавижу время... Скованные им мы все будто пленники, – после этой фразы он вдруг завис на несколько секунд взглядом в одной точке. – Должен признать, что это чертово время не оставляет нам выбора. Этот разговор закончен, мне пора, – с этими словами он скрылся в лесу.

– Я сейчас хоть где нахожусь-то вообще... – Рэвул крикнул ему в след, но ответа не последовало, Ортопс ушел, просто беззвучно растворился. После вынимания из холодной земли обгорелая рука начинала выть от боли, поэтому ему пришлось снова закопать ее. Закрыв глаза, он просто лежал, своеобразно отдыхал, как вдруг где-то рядом раздался резкий звук – хруст ветки, на которую кто-то наступил и в следующую секунду мощный удар по голове лишил его сознания.

В его глазах все плыло. Вновь ощутил себя он привязанным к шесту, в окружении каких-то безумных дикарей, людей в которых было сложно разобрать. Затерянные, существующие вне цивилизаций лесные обитатели в набедренных повязках, с телами, разукрашенными черно-белыми полосами как у зебр, в украшениях из костей радостно отплясывая на ходу, что-то крича на чудовищном языке, всем скопом волокли свою жертву через лес. Два здоровенных бугая на плечах тащили шест, на котором болтался привязанный Рэвул, еще пара десятков человек с копьями и деревянными вытянутыми щитами шли по бокам.

На улице уже давно стемнело. Он сидел на коленях с руками связанными за спиной, окруженный толпой воинственных дикарей раскрасивших тела в черно-белые полосы. Встречающиеся в нынешнем окружении женщины с голыми отвисшими грудями или в каких-то накидках из шкур, толстые коренастые, далекие от цивилизованных идеалов красоты. Темноту разгоняло пламя огромного костра пылающего рядом. Рэвул с недоумением смотрел на этих "людей", уже оставив попытки докричаться до них, как-то объяснить, что в нем скрыто лютое зло которое, пробудившись, разорвет их всех на куски.

Сначала здешний вождь – "красавчик" в маске из человеческого черепа, схватив за волосы, обнюхал его, оценил, а после бросил на землю, проорав на своем диком языке, предоставив своим подданным полную свободу. Под яростные вопли дикая во всех отношениях толпа набросилась на него со всех сторон. Несколько раз, серьезно вмазав по лицу, его повалили на землю и принялись забивать ногами. Множество рук принялись срывать черные лохмотья, висящие вместо одежды, которые сначала затрещали, стали разрываться затем, неожиданно обретя жесткость, будто черные щупальца эти проклятые лоскуты начали притягиваться обратно к телу носителя, снова обвивать его. Один абориген все же сумел оторвать маленький кусочек оборотнического одеяния, черная ткань у него в руках обратилась клочком черной шерсти, Рэвул почувствовал боль сравнимую с выдергиванием клока волос. Так и не сумев раздеть Рэвула, поняв, что тут замешаны темные силы, дикари в ужасе расступились, глядя на него как на дьявола. Местный вождь что-то прокричал и несколько огромных мужиков, вырвавшись из перепуганной толпы, хорошенько отдубасили его палками. Доведя до состояния отбивной, затем, харкающего кровью, облили какой-то мерзкой липкой жижей. Лысый дикарь, с умным видом набрав в рот какой-то гадости, впрыснул ее ему под кожу, через маленькую иголку, зажатую во рту. Из-за попавшего в организм яда у Рэвула закружилась голова. Странная жидкость, осевшая на нем, стала затвердевать, под победоносные крики толпы его от главного костра через всю деревню, состоящую из пары десятков юрт, протащили до единственной хижины из свитых веревками прутиков. Затащив внутрь, привязав к центральному шесту, держащему на себе крышу, оставили в полумраке "доходить".

Каждое движение казалось пыткой, тело, переставая слушаться, обмякало как тесто. Когда в глазах перестало двоиться, у здешней стены он разглядел кучку перепуганных сжавшихся от страха дикарок. Руками, связанными веревками они закрывали себе рты, вопреки распирающему ужасу боясь издать лишний звук. В отличие от тех грудастых коров, что снаружи эти были худыми бледными и запуганными. У нескольких была четко заметна беременность. Какие-то пленницы, судя по всему представительницы другого племени проигравшего битву за выживание, обрюхаченные местными лучшими самцами, оставленные как еда на голодный зимний период. Рэвул вдруг откуда-то располагал знаниями о жизни и быте диких людей живущих вне истории. Мерзкая жижа на коже, быстро затвердевая, превращала его в живую восковую фигуру. В итоге все в его глазах съехалось в мутную кашу, разлагаемый изнутри ядом, он отключился.

И вот ему снова пришлось с трудом открывать глаза. Первое что он увидел это красное рассветное солнце, появившееся из-за деревьев. Местами на нем осталась корка той странной затвердевшей жидкости, обвернувшей его в подобие воскового кокона. Окружающая хижина была разрушена, все вокруг было заволочено дымом. Отовсюду доносился женский крик и плач. Из дыма возник грозный силуэт. Крепкие руки схватили его и поставили на ноги. На него уставились несколько дикарей уже уровнем повыше: облаченные в доспехи, вооруженные нормальными мечами. Бородатые морды в боевом окрасе застыли в безразличных выражениях. Отморозки вот только перерезавшие несколько десятков людей, они выглядели совершенно спокойно. Приставив лезвие меча к его горлу, они долго о чем-то переговаривались, затем какой-то самый старый из них пощупав мышцы на руках, проверив зубы изможденного Рэвула, о чем-то его спросил. Рэвул ничего не ответил, за что сразу получил несколько мощных шлепков по лицу. "Ни хрена не понимаю, что ты несешь", – тяжело дыша от злости вызванной болью, устало прохрипел Рэвул. На лицах бородатых варваров возникло удивление. Старик что осматривал Рэвула, что-то крикнул и прибежал другой бородатый дикарь возрастом заметно моложе.

– Говоришь по-артэонски? – спросил молодой варвар.

– Думаю глупо спрашивать, что происходит? – едва держась на ногах, ответил Рэвул.

– Ты умирал. Тебя накачали ядами и бросили. Как бы замариновали изнутри. Мы откачали тебя. Так радуйся, ты будешь жить.

– Чему же тут радоваться? – устало прохрипел Рэвул.

Лезвие меча, представленное к горлу его совершенно не пугало. Когда бородатая морда начала на него орать, заставляя идти он, отодвинув лезвие от шеи пальцами, предложил окружающим варварам успокоиться, остыть. Тут же воздух прорезали звуки ударов хлыста рассекающих кожу, Рэвул взревел от нестерпимой лютой огненной боли. Непонятно откуда взяв силы тут же встал и пошел куда ему велели, вмиг став как шелковый, готовый на все лишь бы больше не чувствовать эту дикую неописуемую боль. Чудовище подозрительным образом молчало. Где же оно, ведь сейчас ему больно как никогда? Ни глаз ставших волчьими, ни рычания доносящегося из тела, оно просто никак не реагировало на происходящее, не собиралось защищать его.

Руины, оставшиеся от деревушки дикарей, уже догорая, местами все еще полыхали огнем. Повсюду валялись трупы. В основном мужчины, все из племени дикарей людоедов кто могли и попытались оказать сопротивление. Копья с наконечниками, высеченными из камня, как и деревянные щиты, воинов диких лесных племен, не шли ни в какое сравнение со стальными доспехами кольчугой и коваными мечами. Представляющие превосходящую цивилизацию бородатые варвары, устроившие весь этот маленький геноцид, были профессиональными добытчиками рабов, уставшими от войны наемниками, ищущими легкой наживы, родом из некой страны Эрекхайм что находилась дальше на юге, у порога степей.

Всех женщин, детей, сдавшихся мужчин из уничтоженного племени сгоняли в кучу на окраине догорающей деревни. Затем сбивали в колонну по паре десятков человек и руками привязывали к одному огромному шесту, ложащемуся на плечи тех, кто выше. Всего таких человеческих связок получилось пять, Рэвула прицепили к самому концу последней. Дети и женщины, лишенные свободы, рыдали, а поработившие их варвары довольно улыбались, уже прикидывая, сколько денег они получат за этот товар. "Все вы теперь рабы. Бежать не получится. Или смерть или повиновение. Просто смиритесь с этим и делайте, что от вас требуют", – молодой эрекхаймец говорящий на общеартэонском истолковал Рэвулу слова своего командира обращенные ко всем новоиспеченным рабам. Под звуки ударов плетей и командные выкрики колонна свежих рабов в сопровождении эрекхаймских вояк двинулась на юг.

Несколько суток они находились в пути. Короткий отдых для пленников связанных в одно целое сводился лишь к возможности присесть. Рэвул прочувствовал, что такое ад в прямом смысле слова. Теряя сознание на ходу, волочась едва переставляя ноги, мечтая о том, чтобы просто прилечь, он желал пробуждения твари носимой внутри. Больше всего ему хотелось, чтобы безумный человек-волк в своей манере кроваво жестоко разорвал всех окружающих нелюдей на части, прекратил весь этот кошмар, даровал их душам покой от заблудших животных смертных оболочек. Но тварь и не думала просыпаться, не желала его спасать, давая помучиться.

После лютого бурелома, болот и рек, куска продуваемых степей, спустя несколько часов после входа в какой-то лиственный тихий лес началась нормальная дорога. По пути стали попадаться пахотные поля, деревушки, виноградники. В лучах утреннего солнца затуманенным измотанным взглядам будущих рабов открылся огромный город, раскинувшийся на побережье Соленой Мили. Медгара – город-полис, первый из трех городов государств образующих собой Грионский союз. В артэонской прессе рассчитанной на далекие от реальности умы этот союз назывался оплотом демократии и свободы в диких южных землях, главным союзником едва ли не продолжением Арвлады. На юге же говорили проще: Грионский союз лежал под артэонами. Условно предав людской род, правители данного союза заключили договор с артэонскими правящими элитами. Под покровительством артэонов, получая всевозможную помощь, начиная с продовольствия, поставок оружия, заканчивая прямой военной поддержкой Грионский союз, стал сильным мощным государством, сегодня половина земель юга платила ему дань. Платой за эту силу и могущество стал суверенитет, сильный внешне внутри в сути своей этот союз стал артэонской марионеткой на диком юге, которую щедро откармливали и растили с одной главной целью – для войны с непокорной Ладгарской Империей. Война эта фактически уже началась, вся Южная Половина сегодня была поделена на зоны влияния двух держав, которые уже можно сказать проложили между собой линию фронта.

В архитектурном и культурном плане город представлял собой античность, помешанную со средневековьем. С востока все застилала морская гладь, дул приятный ветер, в воздухе слышался крик чаек. С севера границу Медгары отчерчивала высокая гора, в склоне которой высоко от земли возвышаясь куполами и башнями, был высечен огромный замок. В замке этом обитал темный маг, хранящий этот город. Грионский союз, прежде всего, проистекал из дружбы трех темных магов захвативших власть в полисных городах, позже объединивших их и свои силы в союз. Именно благодаря ним плевавшим на подконтрольных людей Грионский союз попал под полный контроль артэонов. Они фактически продали свое детище артэонам в обмен на помощь и дружелюбие с их стороны. Закрывшись от всего мира мощным выращенным и защищаемым артэонами Грионским союзом, главными реальными правителями которого оставались они. Три этих мага не желающих служить светлым идеалам, за что прозванных темными, были лишены всяких забот и ответственности соответственно. Балансируя между темными магами юга и артэонами, поддерживая отношения с обеими этими сторонами, маги правители Гриона жили, купаясь в роскоши не отказывая себе ни в чем, не испытывая страха перед завтрашним днем.

Город, вмещающий в себя целое государство, был огромен, его население примерно оценивалось в пять миллионов человек. Окраинные его районы состояли из каких-то шалашей, буквально нагроможденных друг на друга, местных трущоб. Узкие отвратительные грязные улочки кишели людьми в жару прикрывшими требующие того части тела какими-то тряпками. А ведь Грионский союз был богатейшим государством юга, получить его гражданство было мечтой для многих. К появлению на улицах колонны перепуганных измученных людей привязанных по нескольку десятков к длинным шестам, подгоняемых кнутами, все здесь относились спокойно. Горожане спокойно расступались, давали колонне пройти. Местной особенностью или странностью были так называемые цветы-уши и цветы-глаза, растущие из земли в разных частях города. На первый взгляд это были самые настоящие цветы просто необычно крупные, у которых к большому удивлению в центре среди лепестков имелся самый настоящий человеческий глаз или человеческое ухо. Эта на первый взгляд глупость, которая пугала многих гостей города была проявлением магии, вернее воли мага Рудгера Бессмертного хранящего эти земли. Таким образом, этот маг, не лишенный паранойи, следил за своим городом. Через эти цветы он всех видел и слышал все, о чем говорят подданные.

Дальше ближе к центру дома становились аккуратнее, достигали в высоту до трех этажей. Надо признать, что демократия здесь все-таки была, но вот только существовала она на фоне рабства и неравноправия. Имеющие право называться гражданами здешние мужчины зрелого возраста действительно сами выбирали себе власть в ходе голосования, пользовались прочими благами и свободами. В то время как женщины здесь, как и положено считались равными животным бесправными вещами своих мужчин, а благополучие и процветание этого общества, сытую и беспечную жизнь элиты обеспечивали своим трудом армии рабов. Демократия на фоне рабства, разговоры о человеческих правах параллельно с угнетением рабов считающимся нормой.

Среди здешних улочек огромной площадью огороженной стеной укрылся рынок рабов, в ворота которого вошла колонна, в конце которой плелся Рэвул. Здесь на обширной площади раскинулись десятки торговых прилавков больше похожих на театральные сцены, на которых были выставлены рабы на любой вкус и цвет. Надвигалось время уборки урожая, товар был нарасхват, рынок кишел покупателями. Местные "оптовики" уводили гремящих кандалами рабов десятками. Сами невольники всех цветов кожи, возрастов и любого пола, для любых услуг, забитые, запуганные, закованные в кандалы, как выставленный на витрину товар, молча, стояли под палящим солнцем.

Невыносимая адская дорога кончилась у пункта сортировки, наконец-то всех отвязали от шестов. Измученные будущие рабы без сил падали на землю. Для Рэвула это оказалось невероятным удовольствием – просто опустить руки вниз. Добытчики рабов в лице головорезов Эрекхайма получив свое золото за доставленный товар долго задерживаться не стали, им не смену пришли профессиональные надсмотрщики. Они были уже без брони и боевого снаряжения. Хлыстами и криком эти громилы, для которых бить людей это работа, быстро загнали рабов в помещение. Где их стали осматривать, ощупывать, детей, симпатичных дикарок и тех, что были беременны, сразу же увели куда-то. Оставшимся в порядке очереди срезали веревочные наручники и тут же заковали руки и ноги в тяжелые железные кандалы соединенные цепями. А затем под истошные вопли, запах горелой кожи, потери сознания, опорожнение мочевых пузырей раскаленным металлом выжгли клейма в центре лбов. Воистину зверской убийственной болью в его сознании отразилось погружение в рабство, оставившее в центре лба саднящий не дающий покоя кусок обожженной плоти.

Затем повторный осмотр уже профессиональными оценщиками. Тут уже рабов разделяли по группам, кого на продажу кого в качестве налога на госслужбу, обрабатывать гектары государственных полей. Сильных крепких мужчин отвели в специальный "загон" для спаривания, здесь осуществлялось что-то вроде селекции рабов. Специально отобранные рабыни без ущерба трудовой деятельности вынашивали потомство от специально отобранных невольников, естественным образом незначительно компенсируя постоянную нехватку рабской массы. У Рэвула не сумевшего свыкнуться с клеймом раба сдали нервы, когда всем велели сесть и заткнуться, оставшись стоять, он, сначала попытавшись сделать пару шагов обремененный кандалами, бессильно сдавшись, послав все к черту, принялся орать, проклинать этот убогий мир и жутких тварей что окружают его. Как пока еще не проданного, представляющего собой товар, который нельзя портить, здешние надзиратели забили его максимально аккуратно, если так можно сказать, жестоко, но без серьезных травм.

Он пришел в себя в каком-то амбаре. Вокруг лежа на сене, разбросанном по полу, спали какие-то люди, судя по внешнему виду рабы. Пульс мучительно отдавался в клейме, выжженном на лбу, бремя кандалов тоже требовало привыкания. Минувшая ночь, проведенная без сознания, многое дала понять. Как оказалось, все сейчас с ним происходящее было ловушкой устроенной силами Тьмы. В жутких видениях и кошмарах минувшей ночи он видел сопровождающих его призраков, своего монстра, мертвую заснеженную деревню, жуткий шепот, крики, различные голоса. Дав окружающему жестокому миру довести до ручки, ему от всего уставшему все возненавидевшему, что-то темное и жуткое предложило слиться воедино. Не ждать пробуждения чудовища, перестать воспринимать носимое внутри зло как что-то постороннее, а слиться с ним в одно целое. Все что для этого требовалось так это открыть свою душу Тьме, дать лютой кипящей внутри злобе полную свободу, и из Рэвула носящего чудовище в себе стать новым существом, объединившим в себе две эти сущности. Ведь монстр это часть него. Это слияние сулило великую силу и мощь. Дав самому себе стать жуткой тварью, превращаться в монстра в любое время по своему желанию, всегда смотреть на мир волчьими глазами, избавившись от хлипкого и немощного Рэвула. Со слов чего-то темного и жуткого он позабыл бы, что такое боль и слабость, обрел бы силу достаточную, чтобы ответить каждой встреченной на пути жуткой твари, перестав быть постоянной жертвой этого безумного мира. И он, происходящим в реальности доведенный до отчаяния, в глубине своего сознания, окруженный этим буйством Тьмы предлагавшей слиться воедино находился в шаге от самой страшной ошибки в жизни. Озлобившись, ненавидя все, искренне желал стать сильнее, перестать терпеть боль, обрести силу и самостоятельно прекратить тот кошмар, что окружает в действительности. Но в последний момент, перед шагом в пустоту все-таки одумался, схватившись за остатки личности, предпочтя остаться собой. Что-то жуткое и темное сидящее внутри чудовищным голосом прокляло его, пообещав мучения, жизнь полную боли в шкуре раба пока он не одумается.

И вот открыв глаза, он снова смотрел на мир привычным взглядом, теперь можно сказать раба Рэвула. Все произошедшее в голове минувшей ночью казалось безумным сном, а может, это все таким и было, просто шуткой уставшего измотанного разума. Но, так или иначе, на душе ему было легко. Он все же сумел остаться собой, выстояв первый поединок с Тьмой, сам для себя осознавая свой маленький подвиг, теперь только оставалось свыкнуться с тяжелыми кандалами и рабской участью. Сквозь щель над воротами внутрь влетел один из сопровождающих его воронов, сев рядом, каркнув, уставившись на него. Он напоминал о дороге, в конце которой его ждут. Оправдываясь перед черной птицей, Рэвул потряс железом, окольцовывающим руки. "Я бы с удовольствием двинулся дальше, но, к сожалению, я теперь чья-то вещь, – глядя на черную птицу, со спокойной улыбкой прошептал он. – Кстати, чья именно?" – он удивленно осмотрел амбар.

После восхода солнца, вспугнув огромного ворона взглядом не отстающего от Рэвула, в амбар вломились местные надсмотрщики. Приказами, не забывая про плети, они подняли спящих рабов и куда-то их погнали. Рэвул на все наплевав, остался лежать, не двинувшись с места. К нему подошел один из надсмотрщиков. Со старым клеймом раба на лбу, одетый приемлемо по местным меркам в руках он сжимает плеть.

– Говоришь по-артэонски? – спросил почти без акцента надсмотрщик.

– Вы тут, что все с ума посходили? Что творите безумцы... – глядя куда-то перед собой, говорил Рэвул.

– Родился на севере среди артэонов? Как же тебя занесло! Понимаю. Ты теперь раб. Давай вставай...

– А если я не хочу? – Рэвул рассмешил собеседника.

– Рабов не спрашивают, в них превращают против воли. Ты теперь собственность города государства Медгара. Будешь делать, что тебе скажут и когда скажут. Забудь про самого себя, ты больше себе не принадлежишь.

– Как-то неубедительно...

– Ты будешь делать, что тебе говорят, вопрос только в том, сколько тебе для этого понадобится боли и какого характера.

– Ты же ведь тоже не из этих мест. Из земель артэонов? – продолжая лежать на полу, спрашивал Рэвул.

– Я старший раб. У меня и моих ребят задача проконтролировать выполнение работы вами – простыми рабами. Но я такой же раб и если вы что-то не выполните, то накажут меня. Я отвечаю перед хозяином. Поэтому, – он толкнул Рэвула ногой, – давай вставай, у нас много работы.

– Разве ты не хочешь сбежать? – не собирался вставать Рэвул.

– Сбежать?! Я был торговцем из южной Эвалты. Оказался здесь по дурости. Проигрался в карты. Вернее сам себя поставил на кон. Отдал свободу фортуне, и как видишь, проиграл. Думаешь, мне нравится здесь? Неважно как ты здесь оказался, главное, что отсюда бессмысленно бежать. Идти просто некуда, нам с тобой до дома не добраться. От севера нас отделяют тысячи километров. Дикие леса, болота, мертвое Пограничье, ну и самое страшное это пограничники Арвлады – погруженные в Малдурум безумцы. Беженцев они пропускают по настроению, пересечение границы это как игра в рулетку. Да ты и пределов союза не покинешь. То, что ты раб у тебя на лбу написано. Буквально. Это общество жестоко к ослушавшимся рабам. В назидание другим тебя казнят самым страшным образом. Так что бежать бессмысленно. Здесь тебя будут кормить, при необходимости лечить, ночлег тоже будет. Ты теперь как скот, только тебя жрать не будут, на тебе будут пахать.

Никакие аргументы не подействовали, только после удара плетью Рэвул поднялся с пола.

– Тебе еще повезло. Тебя забрало себе государство. Будешь работать в поле. Если будешь честно трудиться, то все будет нормально. Может, даже до старости дотянешь. Здесь никакой хозяин садист тебя мучить не будет, – по пути к полям рассказывал местный старший раб.

Рэвул оказался на картофельном поле кажущимся бескрайним. Ему и еще нескольким рабам приходилось полоть, окучивать картофельные кусты. Солнце в безоблачном небе сегодня дарующее Преферии погожий яркий день, в поле превращалось во что-то ужасное и ненавистное, от него некуда было спрятаться. В принципе ничего тяжелого в доставшейся работе не было, вот только ее объемы не давали расслабиться. Чтобы успеть приходилось все делать быстро, постоянно торопиться. Рэвул с непониманием смотрел на своих друзей по несчастью. Женщины, мужчины и пара мальчишек все рабы долгие годы. Они уже смирились с такой жизнью. Быстро и молча работали, не поднимая глаз, не останавливаясь, не глядя в небо, не о чем не мечтая. Здесь не могло найтись друзей. Тяжелая и невыносимая жизнь раба делала людей нервными и замкнутыми. Когда у всех вокруг нервы на пределе ссоры и склоки случались из-за пустяков. Профессиональные надсмотрщики – свободные люди контролирующие работу рабов появлялись в поле крайне редко. Они только принимали выполненную работу у старших рабов, которые перед ними отчитывались и получали новые указания. Настоящие надсмотрщики здесь с кнутами не ходили и вообще с рабами не общались. Кнуты, плети, палки были только у старших рабов. Все как по методичке: рабская масса была рассорена, поделена на старших и младших рабов (тех, что сильнее и слабее соответственно) и фактически сама себя эксплуатировала. Рассоренные друг с другом, разделенные рабы не могли восстать, не могли объединиться потому, как ненавидели в первую очередь друг друга. Рабовладельческая система работала отлажено.

Первый день Рэвулу казалось, что все не разговаривают из-за злости и усталости привычной для рабов. На второй день он понял, что большинство его коллег по несчастью представители разных народов. Здесь был сброд из всех уголков Южной Половины. Все эти люди просто говорили на разных языках. Также у некоторых мужчин, которые, по всей видимости, много болтали, языки и вовсе были отрезаны, видимо в связи с ненадобностью.

Еда по расписанию, три раза в день. В основном какая-нибудь крупа, отваренная с солью, чаще всего рис. Старшие рабы ели то же самое, что и остальные. Посидеть с чашкой каши минут двадцать было единственным возможным здесь отдыхом за целый проклятый день.

– И вы что собираетесь вечно здесь пахать, пока не сдохните? – бросив работу глядя на окружающих неизбежно заговорил Рэвул. – Я конечно не лидер, но это же не жизнь. – На него никто не обращал внимания, все продолжали работать. Больше всего его поражали глаза людей, которых он тут увидел. В них зияла пустота, не просто отсутствие эмоций, а самое настоящее отсутствие жизни, привыкание к кошмару, согласие с тем, что твоя жизнь не имеет смысла. – Давайте убежим. Все вместе разом. Просто дружно встанем и побежим. Какая разница убьют нас или нет, или как нас убьют. Все равно это не жизнь, – он искренне пытался достучаться хоть до кого-нибудь. Все молча продолжали работать, никаких эмоций ни в ком не вспыхнуло, крик души Рэвула остался незамеченным, во многом из-за того что мало кто понимал язык на котором он говорит. В ответ только один мужик из числа простых рабов треснул его по затылку и велел продолжать работу.

С самого начала Рэвул поглядывал на лес что виднелся где-то далеко на окраине гигантского поля. Смириться с участью раба он никак не мог. Чудовище внутри него не пробудится, а Тьма только ожидает удобного момента, чтобы поглотить его. Спасения ждать неоткуда, нужно было что-то предпринимать самому. Глядя на людей вокруг, он приходил в ужас, никак не мог свыкнуться. Он видел женщин которые никогда не испытают радости материнства, ведь здесь их просто сводят друг с другом как животных, просто разводят как скот. Детей без детства. Все грязные заросшие, одетые в лохмотья люди которые почему-то людьми не считаются. И только это чертово поле, которому нет ни конца, ни края и бесконечная работа пока однажды из-за тяжести жизни у тебя не остановится сердце и тебя не выбросят в мусорную яму. Он больше не мог здесь находиться. Вечером второго дня он просто встал и побежал, гремя своими кандалами. Он был не усталым, он был изможденным, полностью обессиленным. Вдобавок с тяжелыми железками на руках и ногах, как бы ни старался, он не бежал, а будто быстро шел по меркам нормального человека. Старшие рабы могли бы запросто догнать его, но вместо этого издевательски просто шли за ним быстрым шагом. Рэвул задыхался, его легкие горели. Тихо попискивая, он пытался бежать изо всех сил. Следующие за ним старшие рабы смеялись, им было интересно, сколько он пробежит. В итоге Рэвул все-таки добрался до желаемого леса. Манивший его свободой желанный зеленеющий в дали лес на деле оказался небольшой полоской, за которой ему открылось новое поле. Бесконечное поле тянущееся казалось до горизонта. На новом поле все те же рабы, такие же измученные люди испуганно уставились на него. И тут свои старшие рабы с палками наготове уже движутся к нему. Бежать некуда, выхода нет. Он без сил и надежды рухнул на землю.

Его похлопали по щекам и дали выпить воды. Он поднялся на ноги и лишившийся надежды послушно побрел назад. Его не били, на него не кричали, просто повели обратно. "Бежать бессмысленно, я же тебе говорил", – пояснил старший над ним раб. Опускался вечер, на небе появились первые звезды. Бригада рабов, к которой относился Рэвул, была построена как строй солдат. Измученные уставшие после трудового дня люди дрожали от страха ожидая того что сейчас начнется. Рэвула поставили перед всеми. "Это Рэвул, – держа его за шею начал пояснять старший раб. – Рэвул решил, что он самый умный и попытался убежать. Так давайте покажем ему, что так делать нельзя". Криком раздалась команда: "Лежать!" – все рабы разом упали и прижались к земле. Послышались звуки плетей и жалобные всхлипывания. "Лежать сволочи, лежать твари!" – расхаживая с палками, орали старшие рабы. "Встать!" – все быстро подскочили. Снова "Лежать", снова "Встать", уставшие после трудового дня люди падали и вставали по команде. Серьезно калечить или убивать других рабов старшие рабы без разрешения не могли, поэтому они просто издевались.

– Вы что творите! Я же пытался сбежать. Так накажите меня! Оставьте их в покое, пожалуйста. Остановитесь! – удерживаемый за шею крепкой рукой молил своего старшего раба Рэвул. Ему было неописуемо жалко мучающихся из-за него людей, он содрогался в истерике, но мучители были непреклонны. Всех кроме него бегом погнали по маршруту, по которому пробежал он. Заставили встать на четвереньки и бежать подобно собакам, при этом, не задевая картофельных кустов. В час ночи вместо положенных одиннадцати вечера рабы, уставшие вдобавок еще и измученные тяжело дыша, толпой завалились в свой амбар и попадали на сено. Затем в амбар втолкнули Рэвула и двери захлопнулись. Он оказался один окруженный озлобленными людьми, которые мучились из-за него несколько часов. Его оттаскали за волосы, повалили на пол и забили ногами. Даже женщины набрасывались на него желая врезать, как следует. Избитый он, тихо скуля, просидел около двери всю ночь.

На следующий день он утратил всякую надежду. Стал рабом. Стал быстрее работать и, как и все молчать, не поднимая глаз смотреть лишь, что делают руки. Где-то к полудню в поле появился человек опрятно одетый, чистый, точно не надсмотрщик. Он подошел к старшим рабам и показал им какую-то бумагу. Насвистывая какую-то мелодию главный из старших рабов, тот, что говорил на артэонском, подошел к Рэвулу, толкнув его ногой, тот упал, высыпав из ведра подкопанную картошку.