Текст книги "Революция отвергает своих детей"

Автор книги: Вольфганг Леонгард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 39 страниц)

Вскоре я получил приглашение прочесть несколько лекций в Оксфорде, за которым последовало, – безо всяких анкет и комиссий, – предложение заняться в течение двух лет исследовательской работой в колледже св. Антония Оксфордского университета. В это время Советский Союз вступил как раз в период «борьбы с культом личности тов. Сталина». Уяснение возможностей и пределов этой «борьбы» оказалось тогда в центре моих интересов. В прекрасных условиях работы в Оксфордском университете я смог осуществить замысел соответственного исследования и написать свою книгу «Кремль без Сталина».

Спокойная, деловитая и объективно–критическая атмосфера, царившая в Оксфорде, осторожная, вдумчивая оценка различных факторов, немного шутливый, порой скептический тон и вежливая внимательность к собеседнику в беседах и спорах произвели на меня глубокое впечатление. Иногда, хоть порой лишь на пару секунд, я вспоминал школу Коминтерна в Советском Союзе 1942 года: контраст не мог бы быть большим. Односторонне доктринерская высокомерная уверенность в непобедимости, претензия на знание законов истории и на способность справиться с любыми трудностями, лишь бы «правильно» подготовить и организовать дело… а теперь здесь, в Оксфорде, эта спокойная деловитая, объективно–критичная атмосфера. Проведенные в Оксфорде два года весьма помогли мне избавиться от остававшихся еще идеологических шор и предрассудков, не отбрасывая и не забывая в то же время опыт моего четырнадцатилетнего пребывания в социалистическом обществе.

Также и после оксфордского опыта я думаю, что работники советского аппарата и коммунистического движения имеют решающее преимущество при политическом анализе происходящего на Востоке: понимание действующих там внутренних механизмов, способность более выпукло представить себе происходящие перемены и вдуматься в душевное состояние человека в коммунистическом мире, также и в психологию членов партии, ее руководителей и вождей; способность не только расшифровывать, но легко, почти автоматически прочитывать столь загадочное для многих на Западе пустословие; понимание политических целей партийного руководства, в первую очередь их стратегии и тактики в ее практическом применении. Многое из того, что выросшему на Западе и сложившемуся в западной политической системе человеку кажется таким невероятным, для бывшего партийного работника отнюдь не загадка.

Не случайно поэтому все последовавшие за моей первой книгой работы посвящены переменам в лагере социализма. «Кремль без Сталина» (1959) и «Хрущев – взлет и падение вождя КПСС» (1965) рассматривают полное противоречий преодоление сталинского наследия в Советском Союзе. В «Советологии сегодня – политический урок» (1962) я стремился изложить и критически рассмотреть советологию в ее сегодняшнем виде, указав в первую очередь на глубокое противоречие между первоначальным научным социализмом Маркса и Энгельса и его позднейшими фальсификациями. С середины 50–х и до середины 60–х годов я кроме того регулярно писал злободневные комментарии о политическом положении в социалистическом лагере для газеты .,Ди Цейт».

Перед лицом конфликта между Москвой и Пекином и нарастающих расхождений в мировом коммунистическом движении, мои интересы все больше и больше переключались с Советского Союза на развитие мирового коммунизма в его целом. Толчком к этому послужило последовавшее в 1963–64 году приглашение меня в качестве старшего научного сотрудника в Колумбийский университет в Нью–Йорке. За ним последовала моя деятельности в Йельском университете (Нью–Хэвен, США), где я с начала 1966 года читаю лекции на историческом факультете, однако лишь в весеннем семестре (с января по июнь), так что во второй половине года я имею возможность заниматься публицистической деятельностью в ФРГ.

Мои лекции и семинары в Йельском университете по истории Советского Союза и мирового коммунистического движения укрепили во мне стремление рассматривать события и изменения в мировом коммунизме в их историческом аспекте; эта деятельность служит мне существенным дополнением к злободневным политическим комментариям в печати, радио и телевидении Федеративной Республики Германии. И как бы ни различались формы и акценты в моих анализах, в них неизменно присутствует одна общая черта: мой неослабевающий интерес к изменениям в коммунистическом мире, никогда не угасающая надежда на преображение, но прорыв из бюрократической диктатуры к социализму с человеческим лицом.

Но это больше, нежели только надежда. Во всех государствах социалистического лагеря нельзя не заметить глубинного конфликта между новыми общественными силами и задачами современного индустриального общества, с одной стороны, и устарелой системой отживших бюрократически–диктаторских социальных структур и догм, с другой. Отставание этих государств от научно–технической революции, недовыполнение их собственных хозяйственных планов, усиливающиеся требования автономии, противостоящие централизму Москвы, растущая роль осознавших свое значение рабочих, усиливающаяся дифференциация в мировом коммунистическом движении (а также и вследствие конфликта между Москвой и Пекином) и, наконец, появление реформистской оппозиции с ясными альтернативными программами почти во всех государствах социалистического лагеря, – все это видится мне как обнадеживающие признаки того, что и на Востоке когда‑нибудь удастся провести реформы и, преодолев сопротивление бюрократически–диктаторского аппарата, пойти по пути плюралистического социализма.

Пражская весна 1968 года была и остается в моих глазах не единичным явлением в одной лишь Чехословакии, но и значительнейшим из всех имевших место до сих пор проявлений неудержимого раскрепощения Восточной Европы. Когда утром 21 августа 1968 года советские войска оккупировали Чехословакию, многим на Западе думалось, что приговор приведен в исполнение, надежды на реформы на подвластной коммунистам территории оказались иллюзиями и невозможность «социализма с человеческим лицом» доказана. Я не мог присоединиться к этому суждению в 1968 году, не могу и теперь. Как бы ни был трагичен конец Пражской весны, неверно видеть в нем конец реформистских стремлений в Восточной Европе и в Советском Союзе. Оккупация Чехословакии была и остается страшным провалом, который не может, однако, надолго воспрепятствовать необходимым реформам, ни в восточноевропейских государствах, ни в России.

Во время Пражской весны я окончил свой, пожалуй что наиболее обстоятельный труд «Тройной раскол в марксизме». Исходя исключительно из оригинальных источников, я описал эволюцию политических взглядов от Маркса и Энгельса к идеологическому манипулированию сегодняшнего бюрократического советского режима, вслед за чем сделал подробный разбор политических взглядов маоизма и реформаторского коммунизма, чтобы пояснить таким образом все значение дифференциации мирового коммунизма.

Как бы ни было вероятно, что предстоящие перемены в лагере социализма начнутся на периферии, и толчок к процессам преобразования и реформ будет исходить из индустриализованных стран Восточной Европы, это не значит, что перемены не коснутся самого Советского Союза. Углубляющиеся в нем противоречия воспринимаются мною как признак того, что в советской державе вполне возможны перемены. В моей вышедшей в 1975 году книге «Накануне новой революции? – Будущее советского коммунизма» я дал анализ возможных будущих изменений, исходя из глубинных противоречий советского режима.

В западной общественности мне снова и снова приходилось наталкиваться на переоценку властных отношений при недооценке противоречий и новых общественных сил. Государства социалистического лагеря, однако, вовсе не так прочны, как это утверждают их руководители и как это представляют себе многие на Западе. Статическое рассмотрение, сосредоточенное исключительно на современном состоянии и современном руководстве соцстран не может служить основанием объективного анализа и успешной политики. Социалистические страны надо рассматривать динамически, включая в свои соображения возможность серьезных расхождений, потрясений и драматических смен правителей.

Тот же подход действителен и для увеличивающейся дифференциации в мировом коммунистическом движении; этот процесс, выходящий далеко за рамки конфликта между КПСС и КПК, мне кажется, слишком часто недооценивается. Так течение реформаторского коммунизма, с 1975 года известное как «еврокоммунизм», многими комментаторами, неспособными освободиться от устарелого представления о монолитности мирового коммунизма, расценивается исключительно, как «тактический маневр» Москвы. Это широко распространенное мнение, опирающееся на излишне схематическое рассмотрение, а порой и недостаточное знание предмета, я старался опровергнуть в моей книге «Еврокоммунизм – вызов Востоку и Западу». Исходя из эволюции некоторых компартий в современных индустриальных государствах, я прихожу к однозначному выводу, что в случае еврокоммунизма мы имеем дело с важнейшим процессом эмансипации, в котором сказывается как все возрастающая независимость от Москвы, так и отход от устарелых концепций, стремление к их пересмотру и переосмыслению с тем, чтобы в изменившихся условиях современного индустриального общества вступить на новые пути к плюралистическому социализму.

Все эти замечания о моей деятельности, как и опубликованные мною труды, при–водят к не однажды уже поставленному вопросу о моей политической позиции сегодня.

В конце июля 1980 года, в связи с одним юбилеем, я посетил школу, в которой учился в свое время в Берлине. Когда я в 1930 году пошел в первый класс этой школы, она называлась Рейникендорфской реальной гимназией; между тем ее переименовали в школу имени Фридриха Энгельса и, – как мне открылось при моем недавнем посещении, – она стала не только по названию совсем иной, чем та школа, в которую я пошел 50 лет тому назад.

Группа учащихся специально подготовилась к беседе со мной. Едва мы уселись в одном из классов, как один из учеников с горячностью задал мне первый вопрос: «Господин Леонгард, вы уехали вместе с вашей матерью в 1935 году в Москву, прожили там десять лет и получили образование в школе Коминтерна. В начале мая 1945 года вы вернулись в составе «группы Ульбрихта» в тогдашнюю советскую зону Германии, получили важные задания от Центрального Комитета СЕПГ, а весной 1949 года эмигрировали в Югославию из протеста против сталинизма. Осенью 1950 года вы переехали в теперешнюю Федеративную Республику Германии, а с 1966 года профессорствуете в Йельском университете в США. Ответьте на вопрос, как вы сами себя рассматриваете с общественной и с политической точки зрения. Куда вы себя относите политически?»

Мой ответ был, – как я заметил по удивленным взглядам, – неожиданным. Он гласил:

«Я сторонник Сахарова, сторонник тех групп и людей в Советском Союзе, которые стремятся к либерализации и демократизации. Хотя я и живу с 1950 года в ФРГ, мои политические размышления и интересы направлены на людей на Востоке. Либерализация и демократизация социалистического лагеря – вот дня меня решающие вопросы, которые меня волнуют и которые имеют, мне кажется, чрезвычайное значение для будущих отношений между Востоком и Западом. Как сторонник Сахарова, я сожалею, что заявления этого передового борца за демократию зачастую не находят достаточного отклика на Западе.

Неразрывно связано с симпатией к Сахарову мое одобрение Пражской весны 1968 года. Я солидарен с целепостановками Пражской весны и лично с деятелями этого направления, часть которых находится сегодня на Западе. Я не знаю других политических целей и направлений, с которыми я мог бы так отождествить себя, как с Пражской весной 1968 года».

Таков был мой ответ учащимся средней школы в Берлине–Рейникендорфе в июне 1980 года на часто задаваемый мне вопрос.

И именно сейчас, когда я пишу эти строки, на третьем месяце польского движения обновления социальных прав и демократических свобод и непосредственно после решения руководства ГДР резко повысить сумму принудительного обмена валюты для приезжающих из ФРГ, мне остается прибавить только:

Разрядка политического напряжения между Востоком и Западом и либерализация на Востоке не противоречия, но условия возможности друг для друга.

Все направления развития, ведущие к отказу от бюрократически–диктаторского централизма, содержащие в себе элементы открытого общества, расширяющие общественные права и демократические свободы, не только соответствуют социальной и экономической необходимости, но и желаниям и надеждам населения социалистических стран.

Либерализация в соцлагере лежит в прямых интересах разрядки напряжения между Востоком и Западом.

Имевшие место до сих пор политические провалы и затруднения заложены не в трудностях отношений между народами, но исключительно в наличии бюрократически–диктаторских режимов, в боязни властвующих групп потерять свою власть и привилегии.

Только на пути реформ, на пути расширения объема свобод и либерализации в странах социализма лежит возможность перехода от современных противоречивых, ненадежных и находящихся под угрозой провалов в отношениях с вождями диктаторских режимов к поставленной на прочное основание, обеспеченной от срывов, широкой разрядке завтрашнего дня, построенной на растущем взаимопонимании между народами.

Вольфганг Леонгард

Мандершейд/Эйфель

Октябрь 1980