Текст книги "Революция отвергает своих детей"

Автор книги: Вольфганг Леонгард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 39 страниц)

Все пережитое нами до сих пор в связи с кампанией объединения, поблекло перед тем, что началось теперь. Вся наша работа была направлена на объединение. Отдел массовой агитации, руководимый тогда Рудольфом Доллингом (впоследствии начальником политического управления народной полиции), получил подкрепление. Листовки, плакаты печатались непрерывно. Все мои учебные тетради посвящались только одной теме: объединению.

Ни один съезд, ни одно собрание, ни одна конференция, по какому бы вопросу они ни созывались, не проходили без того, чтобы под конец не принималась резолюция с требованием немедленного объединения КПГ и СДПГ. Пачками поступали эти резолюции в ЦК и в редакцию «Дейче фольксцейтунг»

И вдруг, в разгар лихорадочного разворота кампании объединения, все работники отдела агитации и пропаганды были вызваны к Фреду Ольснеру. Мы увидали на столах большие цветные проекты знамени и значка будущей СЕПГ.

– Здесь первые проекты наших новых эмблем. Мы поручили ряду художников разработать значок для СЕПГ с символом в виде сплетенных рук.

Перед нами лежали восемь–десять эскизов круглых значков со сплетенными руками и словами: Социалистическая единая партия Германии.

– У меня есть сомнения, – сказал один работник нашего отдела, который сидел в концентрационном лагере в Германии. – Круглая форма мне не нравится. Она может вызвать воспоминания о нацистском значке, о конфетке.

Его замечание было сейчас же поддержано другими. Началась долгая дискуссия о том, какую форму должен иметь значок. Наконец мы решили – овальную. Новая директива была передана художникам и через несколько дней мы рассматривали ряд новых проектов.

Больше всего нам понравился один проект, на котором были видны сплетенные руки на белом фоне. Но и это не полностью устраивало нас. Отто Гротеволь, который в свободное время занимался рисованием, предложил на заднем плане изобразить еще красное знамя. Его предложение получило всеобщее одобрение. Опять художники взялись за работу. На нашем следующем обсуждении был окончательно принят проект партийного значка: в середине было видно красное знамя, перед ним – окрашенные золотом сплетенные руки, а вокруг, на серо–голубом фоне, также золотыми буквами, надпись: Социалистическая единая партия Германии.

Теперь у нас был устав, короткая программная декларация и даже значок, только одного еще не было – единой партии. Всё напряжение было сконцентрировано на том, чтобы основать СЕПГ в Берлине и по всей зоне к определенному сроку.

Между тем в СДПГ сопротивление против немедленных организационных мер в отношении объединения стало заметно сильнее, недоверие к КПГ возросло. В то время, как в зоне открытая манифестация такого сопротивления была невозможна, в Берлине социал–демократы – противники объединения с КПГ – добились в своей партии решения, чтобы все члены СДПГ проголосовали по этому вопросу. Всеобщее голосование должно было произойти 31 марта 1946 года. Центральный комитет СДПГ, находившийся под руководством Гротеволя и стоявший на стороне объединения, отказался от проведения голосования, а в советском секторе Берлина оно даже было просто–напросто запрещено советским комендантом. Это запрещение подверглось, между прочим, порицанию со стороны знакомых мне партработников.

– Конечно в СДПГ еще имеются большие сомнения относительно объединения, но таким запретом голосования настроение против объединения только обострится. Пусть товарищи социал–демократы сами решат этот вопрос, – сказал мне один товарищ, и я был с ним вполне согласен.

Вследствие запрета проголосовали лишь 32 547 членов СДПГ, живших в Западных секторах Берлина.

Голосование выявило следующие настроения:

1. За немедленное объединение СДПГ и КПГ: 2 937 голосов.

2. За союз СДПГ с КПГ, который гарантирует сотрудничество и исключает междоусобную борьбу: 14 763 голоса.

3. Против всякого объединения и против всякого союза: 5559 голосов.

Таким образом, подавляющее большинство берлинских социал–демократов высказалось против немедленного слияния.

Когда эти результаты стали известны в ЦК КПГ, мы получили указание еще более усилить кампанию объединения. Конференции и собрания сменяли друг друга. На очень многих собраниях царили подлинное воодушевление и надежда, что наконец это злополучное разделение будет преодолено и новая партия воспримет лучшие традиции обеих партий.

На многих социал–демократов, которые противились объединению, был произведен новый нажим, – но даже мы в отделе агитации и пропаганды при ЦК ничего точно не знали об этих делах. В то время я узнал только об одном случае ареста среди противников объединения, а именно, в районе «Пренцлауер Берг». Этот случай очень взволновал некоторых работников берлинского руководства компартии.

– Эти русские с их арестами! Этим они только вредят нам. Если некоторые функционеры СДПГ еще не согласны на слияние, надо их оставить в покое. Они позже сами убедятся в правильности пути объединения наших партий. Мы тогда были еще полны иллюзий…

Одна история в районе Мекленбурга обошла в те дни всех партработников. Мне рассказал ее Вальдемар Шмидт: во вторник на прошлой неделе оба районных секретаря – КПГ и СДПГ – были вдруг приглашены к 7–ми часам вечера в комендатуру округа. Они явились точно к назначенному времени. Комендант любезно поздоровался с ними, сделал величественно–таинственное лицо и повел их в соседнюю комнату – столовую. Стол был накрыт, как для дипломатического приема: на нем было все, что душе угодно.

– Пожалуйста, ешьте! – сказал комендант на ломаном немецком языке.

Оба секретаря райкома принялись есть.

– Пожалуйста, пейте, – пригласил комендант опять. Оба секретаря стали пить. Потом комендант налил им по очень большому стакану водки. Секретари медлили и не решались, но комендант был неумолим.

– Безусловно должны вы пить! – потребовал он.

С тяжелым сердцем осушили секретари по стакану водки.

– Так, а теперь, оба дайте сюда руки. Они сделали это.

– О–о-о, очень хорошо! – воскликнул комендант радостно. – Ну, я могу донести, что объединение у нас состоялось!

В марте 1946 года в округах, а потом и в землях советской зоны оккупации, все мероприятия организовывались обеими партиями совместно. Состоялись и совместные вечера партучебы. В Саксонии и Тюрингии, а потом также и в других землях совместно издавались большим тиражом газеты. 8 и 9 апреля Саксония, Тюрингия и Мекленбург сообщили, что на их поместных съездах объединение состоялось. 13 и 14 апреля в Берлине состоялись съезды компартии отдельных земель и сторонников объединения из СДПГ.

Я присутствовал на съезде компартии одной из земель, где основной доклад читал Вальдемар Шмидт, бывший в то время секретарем Берлинской парторганизации. Затем говорил Ульбрихт. Это была первая речь, в которой он резко и ясно подчеркнул различие между зонами и существующие между ними противоречия.

– У них, в западных зонах, – у нас, в восточной, советской, зоне – начались его противопоставления.

Всеобщий смех вызвала его оговорка (тогда еще не было никакого культа Ульбрихта):

– У нас в Советском Союзе…

Он густо покраснел:

– Я имею в виду, конечно, нашу советскую зону …

Через несколько дней состоялись оба центральных партийных съезда, – КПГ и СДПГ, – на которых должно было быть окончательно решено объединение. Только позже я узнал, сколь мало «партийный съезд СДПГ» отражал действительное настроение членов СДПГ в зоне и в Берлине, и что несогласные со слиянием партий делегаты, ехавшие на съезд, были сняты с поездов и арестованы. Тогда я еще верил, что этот партийный съезд представлял большинство членов СДПГ.

Утром 19 апреля я ехал с другими работниками при ЦК на XV съезд КПГ, который состоялся в Немецком театре на Шуманштрассе, празднично украшенном в честь съезда.

Трибуна была затянута ярко красными полотнищами, на задней стене огромными буквами стояли слова: мир, строительство, прогресс.

Вильгельм Пик от имени ЦК приветствовал всех присутствовавших, в том числе находившихся в зале представителей союзных оккупационных властей и выразил надежду, что будущая СЕПГ будет признана и поддержана союзниками. Тогда речи были еще сравнительно краткими. Ульбрихт говорил о политике партии, Франц Далем об организации ее. Он сообщил при этом, что уже было подано более 200000 новых заявлений о приеме в СЕПГ. Особенно подчеркнул Далем стремление ко внутрипартийной демократии в будущей СЕПГ.

– В Социалистической единой партии воля членов партии будет высшим законом.

Антон Аккерман, говоривший по вопросам идеологии, еще раз убедительно охарактеризовал тезис о разных путях к социализму в различных странах:

– Во всяком случае было бы самой большой ошибкой, – Ошибкой, которую мы в прошлом часто делали, – схематично переносить отдельные фразы Ленина и Сталина, фразы, которые родились от особенностей положения их страны, в совершенно иначе сложившиеся обстоятельства; или при совершенно иных предпосылках делать точно то же самое, что делали они. Этой ошибки мы должны остерегаться, мы не хотим потерпеть поражения. Было заметно, какое это имело для него значение, когда он с особым ударением говорил:

– Социалистическая единая партия будет независимой партией, потому что она будет совершенно свободна в своих решениях, потому что она будет рассматривать основные учения марксизма не как схемы, не как закостенелые догмы, – она будет применять их к специфически немецким условиям и к специфически немецкому пути развития.

Это объяснение было встречено дружными аплодисментами.

На другой день говорил Вильгельм Пик о будущей объединенной партии. Он не поскупился на критику прежней КПГ.

– Мы, коммунисты, – говорил Пик, – во многих случаях стремились опыт Октябрьской революции схематически переносить на Германию. При этом мы часто игнорировали национальные особенности Германии и немецкого рабочего движения.

После этого состоялись выборы партийного управления. Было выбрано 40 функционеров. После основания СЕПГ они должны были войти в правление СЕПГ, которое должно было состоять из 80–ти человек. Все еще надеялись, что вскоре после этого объединение партии состоится по всей Германии, так как из 40 членов правления 12 человек были из Западной Германии.

Партийный съезд единогласно принял резолюцию, в которой стояло:

«Съезд Коммунистической партии Германии и съезд Социал–демократической партии Германии 21 и 22 апреля 1946 года в театре «Адмиралспаласт» в Берлине сольются в единый партийный съезд, чтобы осуществить объединение обеих партий и учредить Социалистическую единую партию…»

ОСНОВАНИЕ СЕПГ

На следующее утро, 21 апреля 1946 года, в 10 часов утра открылся объединенный партийный съезд в «Адмиралспаласте» в Берлине.

Более тысячи делегатов и сотни гостей устремились в здание на первый объединенный съезд коммунистов и социал–демократов.

Перед «Адмиралспаластом» собрались тысячи людей, тогда еще никем и никак не организованные, а пришедшие стихийно, из интереса и симпатии; они нам кричали слова ободрения и приветственно махали руками. Наконец, мы заняли свои места. Коммунисты и социал–демократы сидели вперемежку; приветствовали друг друга, если раньше были знакомы, и представлялись, если раньше не знали друг друга, Оркестр играл увертюру к «Фиделио» Бетховена. Через несколько минут с разных сторон вышли на сцену Вильгельм Пик и Отто Гротеволь, сошлись посередине и подали друг другу руки под бурные аплодисменты, длившиеся многие минуты.

– Когда мы оба только что вышли на этот подиум, – сказал Гротеволь, – мне стало ясно символическое значение этого акта. Вильгельм Пик пришел слева, я справа, но мы оба пришли для того, чтобы посередине встретиться.

Делегаты вскочили с мест и закричали ура.

Что бы потом ни было, но в это утро 21 апреля 1946 года среди делегатов царил подлинный стихийный восторг.

Первый день конгресса прошел в приветствиях. Особенно часто выступали коммунисты и согласные с объединением социал–демократы из Западной Германии.

Второй, решающий день объединенного партийного съезда начался с неожиданности.

– Слово имеет товарищ Амборн из Лейпцига, который передаст один подарок и коротко объяснит его значение, – сообщили из президиума.

Из последних рядов встал один делегат и медленно пошел через весь зал к президиуму. Он нес в руке большую, опасно выглядевшую деревянную палку. Наконец он подошел, провожаемый любопытными взглядами делегатов, к столу президиума.

Торжественно передал он эту палку Гротеволю, который протянул ее Пику и оба стали держать ее вместе.

Оказалось, что палка принадлежала Августу Бебелю, – так объяснил лейпцигский делегат Амборн. Бебель сам обточил для себя эту палку. Когда он руководил Эрфуртским партийным съездом в 1890 году, палка была при нем.

– Тогда существовала оппозиция, так называемая «молодежь». И будто бы во время трудных споров, рассказывали потом делегаты съезда, Август Бебель «побил» этой палкой «молодежь».

Общий смех в зале.

По окончании партийного съезда Август Бебель отдал палку на верное хранение товарищу Рейсгаузу. Рейсгауз был сторонником объединения. Он хотел эту палку передать тому партийному съезду, который осуществит объединение.

– Как хранитель наследства Рейсгауза, я считал себя обязанным, – сказал Амборн, – передать эту палку настоящему партийному съезду или же новому управлению единой партии[14]14
  Амборн, давнишний член СДПГ, был бургомистром в Бургхаузене. Через некоторое время после основания СЕПГ он был за «социал–демократизм» арестован органами МГБ.


[Закрыть].

Хотя эта интермедия, конечно, была подготовлена, но Вильгельм Пик казался искренне тронутым. Вспомнил ли он о своей юности, отданной им немецкому рабочему движению? Чувствовал ли он себя еще внутренне связанным с тем временем, несмотря на все переобучение, партийную дисциплину и советскую эмиграцию?

Я знал Вильгельма Пика достаточно хорошо, чтобы уметь различить наигранное от настоящего чувства.

Затем Гротеволь дал ему слово для доклада. Вильгельм Пик привел еще раз все основания, которые говорили за необходимость объединения и упомянул о конференциях и решениях, предшествовавших объединенному съезду. От делового изложения отошел он только один раз, когда заговорил о социал–демократическом партийном съезде противников объединения в Целендорфе и о голосовании. Совершенно недооценив сил социал–демократии, он назвал партийный съезд в Целендорфе «шуткой», а основанную там социал–демократическую партию Берлина «Целендорфским больничным клубом».

Никто в зале и не подозревал тогда, что «Целендорфский больничный клуб» уже через полгода окажется самой сильной партией Берлина…

Кроме этого презрительного замечания, вся речь Пика была призывом к гармонической совместной работе социал–демократов и коммунистов в СЕПГ.

– Цель должна быть достигнута полным растворением друг в друге, – говорил Пик, – настолько, чтобы уже нельзя было различить, кто социал–демократ, а кто коммунист.

Он взывал ко всем членам партии «крепче беречь дух товарищества, дружбы и терпения».

И Гротеволь не говорил еще тогда тем стандартным, жаргоном, который стал теперь неотъемлемой частью СЕПГ. Не догматически, живо, блистая прекрасными формулировками говорил он о современной и будущей Германии. Он говорил, что СЕПГ отклоняет антибольшевизм, «но это отклонение далеко от того, чтобы променять внутренние связи на чужие влияния». Самое большое одобрение всего партийного съезда получил Гротеволь после заявления:

– Я думаю, что не ошибусь, и думаю, что советские оккупационные власти не обидятся на меня, если я здесь заявляю, что созданная сегодня Социалистическая единая партия, по крайней мере в советской оккупационной зоне, благодаря ее огромной политической силе представляет из себя такую гарантию прочности, что мы не зависим больше от русских штыков.

Бурные, длившиеся несколько минут аплодисменты и восторженные возгласы были выражением надежды, что с основанием СЕПГ немецкие социалисты станут хозяевами в своем доме, чтобы затем на основе своих традиций вступить на свой путь к социализму.

Гротеволь особенно подчеркнул необходимость личной свободы в новой партии.

– Партия, – сказал он, – имеет задачу развить и раскрыть свободную личность… Ни в одной немецкой партии нет такого горячего и большого уважения к правам каждого человека, как в Социалистической единой партии.

А потом настал кульминационный момент: утверждение голосованием программы, устава и решения создания СЕПГ. «Основные принципы и цели СЕПГ» содержали наряду с требованиями момента, изложенными в 14 пунктах, краткую формулировку конечных целей СЕПГ.

«Цель Социалистической единой партии Германии – освобождение от всякой эксплуатации и угнетения, избавление от хозяйственных кризисов, бедности, безработицы и империалистической военной угрозы. Эта цель, это разрешение национальных и социальных жизненных вопросов нашего народа, может быть достигнута только на путях социализма…

Современное особое положение Германии, которое образовалось благодаря разрушению реакционного государственного аппарата насилия и происходящему построению демократического государства на новых хозяйственных основах, дает возможность помешать реакционным кругам путем насилия и братоубийственной войны стать поперек дороги окончательному освобождению рабочего класса. Социалистическая единая партия Германии стремится по демократическому пути к социализму; но она применит революционные средства, если капиталистический класс сойдет с рельс демократии …»

– Кто за предложенные основы и цели СЕПГ?

Все делегаты подняли свои билеты.

Программа была единогласно принята. Последовало голосование о новом партийном уставе. Я огляделся удивленно: в непосредственной близости от меня некоторые делегаты не подняли своих билетов.

– Кто против? – раздалось с трибуны.

Некоторые делегаты показали свои билеты. Их было 21 человек.

– Воздержавшиеся? – Четыре делегата воздержались.

– Партийный устав принят, при 21–м против и 4–х воздержавшихся.

На меня это обстоятельство произвело очень сильное впечатление. На собраниях комсомола и, наконец, в КПГ я никогда не слышал голосов против предложений руководства. «СЕПГ все же будет чем‑то другим, не тем, что я до сих пор видел», – подумал я с удовлетворением. Я еще не подозревал, что это было в первый и в последний раз в истории СЕПГ, что на партийном съезде делегаты голосовали против предложения руководства.

Между тем председательство перенял Ульбрихт. Громко, с типичным для него саксонским акцентом, прочел он резолюцию об объединении.

«19 и 20 апреля 1946 года XL съезд Социал–демократической партии Германии и XV съезд Коммунистической партии Германии совместно пришли к решению объединения обеих рабочих партий. Социал–демократическая партия Германии и Коммунистическая партия Германии объединяются теперь в Социалистическую единую партию Германии».

Бурные аплодисменты помешали Ульбрихту говорить дальше. Наконец он мог продолжать.

– Кто за объединение, прошу поднять билеты?

На этот раз решение было принято единогласно. Под конец было объявлено, что партийное правление будет состоять из 80–ти человек, по 40 членов от обеих партий, тех, что были выбраны вчера на съезде КПГ и СДПГ. Еще оставалось выбрать председателей партии. Многие делегаты ухмылялись, когда Ульбрихт после имен Пика и Гротеволя не удовлетворился овациями, но – и это было тоже в первый и в последний раз на партийном съезде СЕПГ – спокойно и деловито потребовал:

– Я прошу товарищей поднять билеты. Поднялся лес рук.

– Кто против? Кто воздержался?

– Я констатирую единогласный выбор товарищей Пика и Гротеволя, как новых председателей.

Мы услышали прерываемые аплодисментами заключительные слова Ульбрихта:

– С сегодняшнего дня нет больше социал–демократов и коммунистов. С сегодняшнего дня существуют только социалисты… Сегодня дело касается не только объединения социал–демократов и коммунистов, дело идет о возрождении немецкого рабочего движения …

Все вместе спели мы песню «Братья, к солнцу, к свободе». СЕПГ была основана.

Вечером собрались все делегаты и многие партруководители к «радостному финалу» во дворце «Фридрихсштадт». Все места в здании, вмещающем три тысячи человек, были заняты, а у входных дверей стояли еще сотни товарищей.

Так закончился этот полный надежд, богатый для нас событиями день. Казалось все говорило за осуществление наших желаний: распределение мест в руководстве на паритетных началах; слова, призывающие к товариществу и доверию, с которыми Пик обратился к коммунистам; заверения Гротеволя насчет свободы личности в новой партии; первое голосование, порвавшее с обычным единогласием и никем не осужденное; тезис об особом немецком пути к социализму, нашедший свое отражение в программе СЕПГ; намеки Гротеволя о возможном скором конце советской оккупации…

В этот вечер я не мог предчувствовать, что почти половину участников объединительного партийного съезда в течение немногих последующих лет снимут с работы, уволят, оклевещут или сделают жертвами чисток.

Даже самые активные основатели СЕПГ не избежали этой судьбы.

Из 14–ти членов Центрального секретариата Август Карстен в 1947 году «по причине нездоровья» вышел в отставку. Эрих В. Гнифке бежал в октябре 1948 года в Западную Германию и впоследствии был назван Ульбрихтом «классовым врагом». Отто Майер, Кэте Керн и Гельмут Леман были в январе 1949 года переведены на незначительные должности. Пауль Меркер должен был в августе 1950 года сдать все партийные дела по обвинению, что он якобы «не имел доверия к советскому руководству» и в эмиграции исполнял «приказы американских империалистов». Не легче была судьба и Франца Далема. Его обвинили в «полной слепоте в отношении попыток империалистических агентов пробраться в партию».

Макс Фехнер был в январе 1949 года удален из Центрального секретариата, а в июле 1953 года исключен из партии как «враг партии и государства» и арестован по обвинению, что он 17 июня 1953 года, будучи министром юстиции, «использовал свое положение, чтобы защитить фашистских провокаторов от заслуженной кары». Элли Шмидт была также отстранена от руководства и в связи с событиями 17 июня 1953 года получила незначительный пост. Антон Аккерман, безусловно самая значительная личность в Центральном секретариате, осенью 1948 года должен был заняться самокритикой, в январе 1949 года был переведен из членов в кандидаты Политбюро, а после событий 17 июня 1953 года выбыл даже из состава ЦК, так как «занял примиренческую позицию».

Так из четырнадцати членов Центрального секретариата, избранных при объединении под ликование всех делегатов, в течение немногих лет десять крупных партийных руководителей были либо сняты со своей работы вовсе, либо понижены в должности, а частично даже разоблачены как «враги партии» и исключены из партии.

Не меньше жертв было среди вновь избранных 80 человек партийного руководства и среди более чем тысячи делегатов объединительного съезда. Они также, по большей части, стали жертвами начавшейся чистки (особенно после 1948 г.). Некоторые отделались сравнительно легко – лишь понижением в должности, многие были исключены из партии или даже арестованы.

Если бы я все это знал в тот вечер 23 апреля 1946 года, то мой восторг и моя радость были бы гораздо слабее… Но я этого и не подозревал, как не подозревали такого развития событий и другие делегаты, которые в этот вечер счастливые, полные надежд и радости расходились по домам с твердой верою, что были участниками большого дела объединения немецкого рабочего движения.

МОСКВА ПОДТВЕРЖДАЕТ ТЕЗИС АККЕРМАНА

Через несколько недель после основания СЕПГ я получил от советского офицера связи русскую рукопись.

– Пожалуйста, переведите это точно на немецкий язык, товарищ Леонгард. Это касается очень важного обстоятельства.

Заглавие было разочаровывающее: «Что такое демократия?». При чтении рукописи я вскоре заметил, что речь шла о совсем новой политической концепции. Статья пропагандировала для Германии форму средней демократии, которая «лежит между буржуазной и социалистической… Особенности этой демократии состоят в стремлении гарантировать господство большинства населения при сохранении основ капиталистического хозяйственного строя, при сохранении частных средств производства». Изменения должны были ограничиться ликвидацией империалистических монополий, проведением аграрной реформы и искоренением остатков фашизма, без принятия формы и содержания советской системы. «Нам кажется, что на сегодняшнем этапе этот тип демократии для Германии приемлемее всего».

Мой интерес возрос, когда я через несколько минут переводил с русского: «СЕПГ против механического перенесения советской системы так же, как она против механического перенесения английской, американской или французской системы в немецкие условия». Таким образом со стороны высшей советской инстанции нашей партии было дано указание не копировать советскую систему, а найти государственную форму, лежащую между буржуазной демократией и советской системой!

Я напряженно ждал, что произойдет с этим документом. Было ли это только внутренним указанием для высших руководителей? Или он будет размножен для большего числа членов партии как директива?

– Рукопись будет опубликована, товарищ Леонгард, – сказал офицер связи, улыбаясь, когда приехал за моим переводом.

К удивлению многих партийных работников в следующем номере идеологического органа СЕПГ «Единство» появилась статья, подписанная не именем автора, а тремя звездочками. Это было единственный раз, – такого не случалось ни до, ни после. Каждый партработник понял, конечно, что это была статья, полученная от высшей инстанции. В следующие недели не прошло, пожалуй, ни вечера, чтобы эта статья не обсуждалась. Это было доказательством того, что тезис об особом немецком пути к социализму был не только теорией немецкой компартии, но поддерживался также из Москвы.

В 1946 году учение о различных путях к социализму и в коммунистических партиях других стран стало неотделимой частью «линии». Большой подъем, который пережили коммунистические партии всех стран за время с 1945 до 1948 года объясняется не только активным участием коммунистов в движении сопротивления, – хотя и это было одним из решающих моментов, – но и фактом, что они в то время открыто высказывались против копирования советского пути к социализму.

Вопрос остается открытым:

Было ли согласие Сталина и тогдашнего советского руководства на самостоятельный путь к социализму искренним? Были ли большевики сами убеждены в необходимости самостоятельного пути к социализму в разных странах? Или они этот тезис внушали и поддерживали только с целью укрепить коммунистические партии, а когда цель эта будет достигнута – собирались его сразу же положить под сукно?

ПЕРВЫЕ ВЫБОРЫ

В прошедшие четыре месяца наша работа была сконцентрирована исключительно на осуществлении объединения. Теперь единая партия была создана. Что же дальше! У нас, партийных работников, для которых жизнь без постоянной политической активности, без кампаний была почти невообразима – появилось чувство пустоты. В первый раз кроме повседневной рутинной работы у нас не было никакой нагрузки. Центральный партийный аппарат был занят почти исключительно только своими внутренними делами: устройством, распределением комнат в новом огромном здании партии (так называемом «Доме единения» на Лотрингерштрассе № 1), слиянием редакций прежних газет СДПГ – «Народ» («Das Volk») и КПГ – «Немецкая народная газета» («Deutsche Volkszeitung»), а также распределением функций между членами Центрального секретариата.

Наше здание на Вальштрассе № 76–79, раньше вмещавшее весь Центральный комитет КПГ, было отведено теперь только под отдел агитации и пропаганды, получивший название отдела обучения и вербовки, а также под партийное издательство.

Функция, которая раньше падала на одного человека, теперь распределялась на двух – на одного работника от бывшей КПГ и одного от бывшей СДПГ. От этого партийный аппарат стал гораздо тяжеловеснее и медлительнее. Все шло гораздо спокойнее, чем в прежней КПГ.

До объединения Центральный комитет КПГ был единственным учреждением, имевшим официально десятичасовой рабочий день. На другой день после объединения у нас был введен восьмичасовой рабочий день.

Две недели спустя наш «отдел обучения и вербовки» устроил совещание. Отто Гротеволь передал нам предложение Центрального секретариата:

– Мы предполагаем устраивать день учебы не еженедельно, а только два раза в месяц… Я хочу, чтобы вы подумали, что перегрузка товарищей…

Ольснер дал мне слово, как первому дискуссионному оратору. Но моя речь, направленная на защиту еженедельной учебы не помогла. Лихорадочный метод работы компартии как везде в партийном аппарате, так и в нашем отделе был заменен более спокойным стилем СДПГ.

Прошло несколько недель. В партийных школах и в низовых партийных организациях чувствовалось заметное снижение воодушевления. Ничто не могло быть опаснее для такой партии, как несколько недель покоя, отсутствие непосредственного задания, держащего всех в напряжении.

К тому же пришло большое разочарование: откладывалось признание СЕПГ в Берлине. Только 29 мая, почти через 5 недель после своего основания, на 57–м заседании союзных комендатур СЕПГ была признана в Берлине, но одновременно была признана и вновь основанная весной того же года СДПГ.

У некоторых вдумчивых людей постепенно снова рождались сомнения. Может быть надо было еще некоторое время подождать? Может быть объединение было проведено слишком поспешно? Не пришло ли бы к настоящей органической спайке при более медленном развитии?

Задержка с признанием в Берлине, двойное количество людей на каждом участке партработы, так сильно раздувшее аппарат, а главное неделями длившаяся бездеятельность партийного аппарата не остались без последствий для партии. СЕПГ в июне 1946 года была далеко не такой, как в конце апреля.

Только во второй половине июня появились новые задания: 30 июня 1946 года должен был состояться плебисцит по вопросу экспроприации и конфискации имущества у военных и нацистских преступников в Саксонии. Однако плебисцит 30–го июня должен был, в основном, служить не этой цели. Подтверждение уже решенной раньше передачи в руки государства имущества военных и нацистских вождей – это было само собой, но в первую очередь преследовалась цель – выяснить царящие в народе настроения.

Партработники на местах, ставшие от бездействия, длившегося неделями, инертными, не рвались к выполнению нового задания. Работники нашего центрального аппарата, вернувшиеся из Саксонии, стонали:

– Это ужасно, что люди стали так пассивны!

Только постепенно партия пошла опять «на рысях».

У нас же еще до проведения плебисцита началась интенсивная работа: мы должны были придумать лозунги и Плакаты для Саксонии. «Борись за мир! Предприятия военных и нацистских преступников в руки народа!». Такие лозунги в сотнях тысяч экземпляров были распространены в Саксонии.