Текст книги "Революция отвергает своих детей"

Автор книги: Вольфганг Леонгард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 39 страниц)

– Что ты знаешь о последних политических событиях в Германии?

С большим воодушевлением она рассказала сначала в нескольких словах то, что было сообщено о событиях 20 июля в «Правде». Она все больше и больше входила в азарт и передала, как действительные факты, даже такие сообщения, которые «Правда» приводила в виде «предположений иностранных кругов».

– В Германии власть в руках нового правительства, состоящего из оппозиционных генералов и антифашистов, а в скором времени будут вестись переговоры о мире между новым правительством и антигитлеровской коалицией.

В ближайшие дни выяснилось действительное положение вещей. Разочарование увеличилось, когда стало известно, покушение не удалось, что участники покушения и сторонники активных действий арестованы и расстреляны. После раскрытия заговора 20 июля и расправы над заговорщиками советская пресса больше о нем не упоминала. В передачах же и в газете «Свободная Германия» мы подробно анализировали это движение.

Во всех статьях участники движения 20 июля выдвигались, как пример мужества и решительного действия, им высказывались недвусмысленные похвалы. Критические замечания ограничивались тогда тем, что участниками заговора 20 июля ошибочно «не была установлена тесная связь с военными командирами, которые согласны были участвовать в перевороте». Главное внимание обращали на запасные части войск, а в действующих армиях ограничивались тем, что осторожно зондировали мнения и настроения офицеров высшего командного состава. Среди оппозиционных генералов были разногласия или, во всяком случае, неясность в вопросе «как закончить войну». Действующая армия умышленно не была втянута в это движение, чтобы не лишиться ее как силы при мирных переговорах. Эта тактика, как подчеркивалось Национальным комитетом, оказалась неверной. Если бы была установлена тесная связь с военными командирами, готовыми поддержать переворот, действия 20 июля, даже при неудаче покушения в ставке главнокомандующего, могли бы привести к успеху. Кроме того, было ошибкой «ограничиться лишь связью с верхушкой административного аппарата, торговых и промышленных кругов, оставив в стороне массу населения», так как «без участия сильных групп рабочих и служащих успех был не мыслим».

Так судили тогда о движении 20 июля в Москве. Спустя же десять лет в июле 1954 года, участников 20 июля в прессе советской зоны всячески ругали и клеветали на них. Газета СЕПГ «Единство» («Einheit») в июле 1954 года утверждала:

«Заговорщики 20 июля хотели спасти немецкий милитаризм и империализм, поскольку это было еще возможно. Их союзниками были уже тогда реакционные круги американского и британского империализма, которые совместно с реакционными монополистами и реакционным генералитетом хотели продолжать войну против Советского Союза, первого государства рабочих и крестьян». «Участники заговора 20 июля, – писал центральный орган СЕПГ, 20 июля 1954 г., – не были принципиальными противниками фашизма… Они были кровь от крови и плоть от плоти немецкого империализма… Попытка выставить себя и других заговорщиков 20 июля, как борцов против фашизма, не могла прикрыть их настоящих целей. Эти цели как тогда, так и сегодня враждебны народу и антинациональны».

Так менялась коммунистическая оценка событий 20 июля.

ВТОРЖЕНИЕ ГЕНЕРАЛОВ

Но не только события 20 июля держали нас тогда в напряжении. Со вторжением союзников в июне была пробита большая брешь на западном фронте, на юге союзные войска продвигались к Италии, и в начале 1944 года началось советское генеральное наступление, которое в несколько недель разгромило центральную часть немецкого фронта и прорвало граничащие с ней фронтовые линии.

8 июля 1944 года нам сообщили, что заместитель командира 12–го корпуса Винценц Мюллер принял ультиматум Красной армии и издал личный приказ о капитуляции окруженным частям на востоке от Минска.

«Наше положение после долгих и тяжелых боев – безвыходно… Конец безнадежному кровопролитию! Я приказываю поэтому немедленно прекратить сражение. Приказываю на местах, под командованием офицеров или унтер–офицеров, собираться группами в 100 и более человек. Собрать всех раненых!»

Этот приказ был напечатан в газете «Свободная Германия» и читался многократно по радио.

Как у нас, так и в Луневе все были в сильном волнении. Генерал фон Зейдлиц объяснил в своем комментарии:

«Генерал Мюллер – первый немецкий генерал, который сознательно пошел против указаний и категорических приказов Гитлера; этим он спас жизнь тысячам немецких солдат для будущего Германии. Мы приветствуем этот истинно патриотический шаг этого немецкого генерала!»

Только позже узнал я от уполномоченного Национального комитета на фронте, что нами и генералом фон Зейдлицем была получена неправильная информация.

– История с капитуляцией и с известным приказом Винценца Мюллера не соответствует действительности. Винценц Мюллер, как и другие генералы, был взят в плен и только в плену составил этот знаменитый приказ, который был распространен русскими среди окруженных немецких частей.

– Да, но Винценц Мюллер был с этим согласен?

– Конечно. Это было для него большим политическим шансом. Он сразу им воспользовался. После того, как он увидел, каким его окружили вниманием, он стал уговаривать и других генералов восстать против Гитлера и так быстро стал противником фашизма и изменил все свои взгляды, что те, кто были долгие годы антифашистами, поражались этому перерождению. Еще в октябре 1944 года он, будучи католиком, ходил к исповеди, в ноябре поступил на курсы «Антифа», а когда вернулся в декабре в Лунево, был абсолютно «верен генеральной линии партии».

В отличие от некоторых других генералов, которые после долгой и тяжелой внутренней борьбы, но искренне и честно примыкали к движению «Свободная Германия» и не действовали только как «марионетки русских», Винценц Мюллер с корыстным расчетом перешел на сторону Советского Союза. Быстрая перемена его взглядов и преданность «линии» не остались незамеченными. Вскоре после его возвращения (осенью 1948 года) он занял пост заместителя председателя национал–демократической партии и был произведен в генералы народной полиции…

Расстрелы и террор, связанные с событием 20 июля привели к тому, что многие генералы и офицеры, относившиеся отрицательно или нейтрально к Национальному комитету, решили отбросить свои сомнения и в дальнейшем принять активное участие в борьбе против Гитлера. Для многих эти события стали последней каплей, переполнившей чашу терпения, тем более, что они потеряли в результате террора своих друзей и знакомых.

С разгромом центральной линии фронта в июле 1944 года, в течение нескольких недель в советский плен попало еще двадцать немецких генералов. 17 из них подписали уже 22 июля воззвание к германской армии на Востоке. В конце июля в гостинице «Люкс» поговаривали о том, что и фельдмаршал Паулюс примкнет к антифашистскому движению. Наконец, 8 августа 1944 года, в день казни в Берлине фельдмаршала Вицлебена, я получил в радиостудии декларацию Паулюса. Мне бросилось в глаза, что дата его декларации была вписана в последнюю минуту: «август 44» было напечатано на пишущей машинке, число же – «8 августа» – приписано им самим от руки. В этот вечер я смог передать по радио записанную на пластинку (как и все речи генералов и офицеров в Луневе) декларацию Паулюса:

«Внимание, внимание! Говорит генерал–фельдмаршал Паулюс, бывший главнокомандующий 6–ой армией. Вы слушаете генерал–фельдмаршала Паулюса».

Это была короткая декларация следующего содержания:

«Под Сталинградом 6–ая армия под моим командованием, следуя приказу Адольфа Гитлера, героически боролась до последней возможности, в надежде, что ее жертвенность поможет высшему командованию довести войну до не совсем неблагоприятного для Германии конца. Эта надежда не оправдалась. События последнего времени сделали продолжение войны для Германии бессмысленной жертвой. Красная Армия продвигается по широкому фронту и в Восточной Пруссии подошла к границе Германской империи. На западе американцы и англичане прорвали линию обороны и продвигаются вглубь территории Франции. Германия не располагает резервами ни на востоке, ни на западе; превосходство сил противника в воздухе и на море подавляющее. Положение наше безвыходно!

В это положение поставил Германию, несмотря на геройство наших вооруженных сил и всего народа, своей политикой и ведением войны Адольф Гитлер.

К тому же зверское обращение его ставленников с населением занятых нами областей, вызвало у населения этих областей ненависть и отвращение по отношению к каждому истинному солдату, к каждому истинному немцу.

Если немецкий народ не отречется сам от этих поступков, он должен будет нести за них полную ответственность. Поэтому я считаю своим долгом объявить своим товарищам по плену и всему немецкому народу: Германия должна отречься от Адольфа Гитлера. Она должна избрать себе такой государственный строй, который прекратил бы войну и дал нашему народу возможность жить и завязать мирные, дружественные отношения с нашими теперешними врагами».

На следующий день, сидя в ресторане гостиницы «Люкс», я все еще находился под сильным впечатлением этого выступления.

Год тому назад я вряд ли поверил бы, что бывший главнокомандующий под Сталинградом решится на выступление против Гитлера.

Главной темой разговора в «Люксе» была, конечно, декларация Паулюса, но мой восторг вскоре поостыл.

– Почему это не было сделано им раньше? Ведь уже 1944 год и через несколько недель Красная армия окажется германской границе?

Эта мысль проходила красной нитью во всех разговорах.

Высадка союзных войск на западе, события 20–го июля, разгром главного фронта, декларация Паулюса – привело всё в движение. Советское наступление осенью 1944 года неудержимо развивалось дальше. Все больше немецких генералов попадало в плен и, в отличие от взятых в плен ранее, они легко поддавались политической обработке: большинство из них видело безнадежность положения национал–социалистической Германии и поэтому через несколько дней они соглашались подписывать воззвания и присоединялись к движению «Свободная Германия»[9]9
  Среди генералов, присоединившихся к движению «Свободная Германия– или подписавших воззвания, могу назвать следующих: Фолькерс (27–ой армейский корпус), Гольвицер (LII а. к.), Траут (78 кадр. див.), Гофмейстер (41–ый танковый корпус), барон фон Лютцов (35–ый а. к.), Мюллер (XII а. к.), Энгель (45–ая пех. див.), Кламмт (260 пех. див.), Гиттер (206–ая пех. див.), Беме (73–яя пех. див.), Гейне (6–ая пех. див.), Тровитц (57–ая пех. див.), Михаелис (95–ая пех. див.), Конради (36–ая пех. див.), фон Штейнкеллер (танк, гренадерская див. «Фельдгеррнгалле»), Штрекер (XI а. к.). Гель (VII а. к.). Шлёмер (XIV танковый корп.). Постель (XXX а. к.), Эдлер фон Даниельс (376–ая пех. див.), Людвиг Мюллер (LIV а. к.), Байер (153–яя учебн. див.), Бушенхаген (III а. к.), фон Куровский (110–ая пех. див.), Лейзер (29–ая пех. див.), Корфес (295–ая пех. див.), Латман (14–ая танк, див.), Недтвиг (454–ая кадровая див.), фон Дреббер (297–ая пех. див.), Вейнкнехт (79–ая пех. див.). Тешнер (LS–бригада 1), фон Эрдмансдорф (коменд. Могилева), фон Девитц, он же фон Кребс (коменд. Кишинева), Брандт (уполном. офиц. в румынском районе добычи нефти), фон Боген (302–ая пех. див.), фон Аренсторф (60–ая пех. мот. див.), Мюллер–Бюлов (246–ая пех. див.), граф фон Гюльзен (370–ая пех. див.), Френкинг (282–ая пех. див.), Линдеман (361–ая пех. див.), Гир (707–ая пех. див.), Штингль (ком. корп. в Яссах), Тронниер (62–ая пех див.), фон Лилиенталь (генерал–интендант), Буш (главнок. в Румынии). Деболь (44–ая див.), Вульц (IV а. к.), д–р Расе (немецк. воен. миссия пехотных сил в Румынии), Гебб (9–ая пех. див.), Арно фон Ленски (24–ая танк. див.).


[Закрыть].

Уже столько генералов писало в газете «Свободная Германия», что военнопленные в лагерях орган Национального комитета называли «Генеральский вестник»[10]10
  По–немецки игра слов: General‑Anzeiger.


[Закрыть]. Количество присоединявшихся к движению «Свободная Германия» все увеличивалось.

27 августа движение «Свободная Германия» выступило еще с одним воззванием, но, несмотря на усилия Национального комитета повлиять на развивавшиеся в Германии события, гибельная война продолжалась. Это не осталось без последствий. 1 октября 1944 года газета «Свободная Германия» напечатала решения западных союзников, касающиеся будущей оккупации Германии. Комментарий к ним был короток: «Что эти задачи первыми должны будут решать оккупационные войска – не звучит лестно для нашего народа. Но еще не поздно загладить хотя бы часть ошибок, сделанных нашим народом. Еще можно с оружием в руках, направленным против режима Гитлера, объединиться с союзниками для уничтожения этого постыдного режима. Осталось не много времени!»

Наконец 8 декабря 1944 года было опубликовано знаменитое «Воззвание 50–ти генералов к народу и армии». К тому времени в советском плену было уже 80 немецких генералов. Из них 50 присоединилось к «Союзу немецких офицеров» (в котором состояло 4 000 членов), а тем самым и к движению «Свободная Германия». Они все подписали последнее предостережение и призыв кончить эту гибельную войну:

«Немцы! глубоко озабоченные будущим нашего народа… в последнюю минуту обращаемся мы, немецкие генералы, вместе с сотнями тысяч солдат и офицеров из русского плена к вам, немецкие мужчины и женщины… Час крушения перед лицом подавляющего превосходства коалиции противников приближается. Война уже проиграна! Несмотря на это, Гитлер хочет продолжать войну.

Наш народ не должен погибнуть! Поэтому война должна быть немедленно прекращена!

Немецкий народ, восстань на подвиг против Гитлера …

Немцы, мужественными делами спасите честь немецкого имени перед миром и сделайте этим первый шаг к лучшему будущему!»

Миллионы экземпляров этого воззвания были разбросаны фронте. Много недель подряд мы давали его в эфир, снабжая коротким комментарием: почему подписавшие его пришли к необходимости свергнуть Гитлера, почему они за окончание войны, а также почему они присоединились к движению «Свободная Германия».

Это воззвание 50–ти генералов к народу свергнуть Гитлера и прекратить войну, оказалось в то же время и высшей точкой в развитии движения «Свободная Германия» и его концом.

Гитлер продолжал войну. В январе 1945 года была окружена Восточная Пруссия, отрезана Силезия, Гленвиц, Гинденбург, Алленштейн, Мариенбург заняты Красной армией. Шли бои под Бреславлем, Познанью, Кенигсбергом. Красная армия находилась в 200 километрах от Берлина.

8 февраля 1945 года началась Ялтинская конференция. Восточная Пруссия была уже отрезана. Восточнее Берлина Красная армия находилась под Кюстрином и Франкфуртом на Одере. По обеим сторонам Бреславля советские войска на отрезке в 300 километров перешли реку Одер. Не за горами было окончательное поражение национал–социалистической Германии.

Когда 12 февраля 1945 года были опубликованы резолюции, принятые на Ялтинской конференции, Национальному комитету оставалось лишь заявить: «Мы надеемся, что безмерное, заслуженное поражение фашистской Германии пробудит в немецком народе силу, которая даст ему возможность, после безжалостной чистки своего собственного дома и при страстном желании вернуть себе доброе имя, добиться достойного существования и снова занять свое место в сообществе наций».

Было ясно, что Национальный комитет не достиг своей цели. После воззвания 50–ти генералов не было оглашено больше никаких важных политических деклараций. Я видел, что работа в газете и на радиостанции шла лишь по инерции, в то время, как все важнейшие политические решения принимались совсем на другом уровне.

НАШИ ДИРЕКТИВЫ ДЛЯ ГЕРМАНИИ

«В ближайшие дни начнется курс изучения наших будущих политических задач в Германии».

Конечно, мы часто рассуждали о будущем, о том, как все сложится, если мы сможем когда‑то вернуться опять в Германию. Но до сих пор это были только одни мечты. Перспектива начать изучение наших будущих задач втянула и меня в так называемую «немецкую лихорадку», которая, главным образом, распространилась среди эмигрантов старшего поколения. Среди же молодых находились и такие, которые отклоняли разговор о Германии: «Что Германия! Я охотнее остался бы здесь», – говорили они. Некоторые из них настолько русифицировались, что между собой говорили исключительно по–русски и давно считали Советский Союз своей родиной.

Я не принадлежал к последним, наоборот, я горел желанием вернуться в Германию, чтобы заняться там политической деятельностью. Итак, я с большим нетерпением ждал начала курса изучения наших задач и директив для Германии.

Несколько дней спустя в помещении Московского горкома партии сидело около 150 немецких эмигрантов. Там я опять встретил окончивших школу Коминтерна: Мишу Вольфа, Яна Фогелера, Эмми Штенцель, Гельмута Генниза, Марианну Вейнерт, Гейнца Гофмана и ряд незнакомых мне эмигрантов. В лекциях принимали участие и некоторые сотрудники газеты и радиоредакции «Свободная Германия». Вступительное слово сказал Вильгельм Пик:

– Мы будем раз в неделю собираться на доклады с дискуссиями, чтобы еще раз разобрать проблемы, решение которых будет нам необходимо для будущей работы в Германии.

Первые два вечера мы слушали доклады Вильгельма Пика – об общих задачах и Вальтера Ульбрихта на тему «Целеустремленность антифашистско–демократических сил». В следующие вечера выступали: Герман Матерн – об опыте борьбы компартии Германии в период Веймарской республики; Антон Аккерман – о борьбе против фашизма Гитлера в годы 1933–1945 и о заключительных выводах; Эдвин Гёрнле прочитал доклад о сельскохозяйственных проблемах; Рудольф Линдау (в Советском Союзе он носил имя Пауль Грец) говорил об опыте ноябрьской революции 1918 года, один из докладов трактовал будущие задачи профсоюзов.

Тематика этих вечерних курсов была следующая:

Победа над фашизмом Гитлера достигнута не восстанием немецкого народа внутри страны, а внешними силами антигитлеровской коалиции. В то время, как в оккупированных Гитлером странах всюду вспыхивали восстания, в Германии их не было. Немецкий народ, судя объективно, сделал себя причастным преступлениям фашистской Германии. Из того следует логический вывод, а именно: оккупация Германии державами антигитлеровской коалиции.

Задачи антифашистской демократической силы должны быть следующие: поддерживать работу оккупационных властей по уничтожению нацизма и милитаризма, перевоспитанию немецкого народа и проведению демократических реформ. Залогом победы над Гитлером было единство антигитлеровской коалиции, в первую очередь США, Великобритании и Советского Союза.

Нацисты без сомнения будут пытаться разбить это единство трех великих держав и посеять между ними недоверие. Такие попытки следует безжалостно пресекать.

За победой последует, несомненно, долгий период оккупации, который может длиться годы, пока опять не будут допущены германские политические партии. Задача антифашистских демократических сил – принимать живое участие в работе местной немецкой администрации, которая под надзором союзников будет выполнять свою работу.

В нашу политическую задачу не входит в данное время строить в Германии социализм или хотя бы толкать развитие в сторону социализма, наоборот, эта вредная тенденция должна быть пресечена. Германия стоит перед буржуазно–демократической реорганизацией, которая по содержанию и существу является завершением буржуазно–демократической революции 1848 года. Необходимо активно проводить эту задачу и противодействовать любым социалистическим лозунгам, так как они, в настоящих условиях, представляют собой демагогию чистой воды. При существующих условиях идея социализма была бы лишь дискредитирована.

Интересно, что на последних лекциях нас особенно подробно знакомили с тем, как именно следует отвечать на будущую критику «слева». Дело в том, что в целом ряде стран такие критические настроения дали себя знать, особенно среди рабочего класса. В Болгарии, например, это привело к сильному «полевению», которое было пресечено прямым вмешательством Димитрова.

Нам объяснили, что мы, вероятно, и в Германии натолкнемся на такие настроения и взгляды, согласно которым «пора уже вводить социализм». Придется услышать и упреки в том, что мы в Национальном комитете с бывшими нацистскими генералами образовали единый фронт. Ответом, на это должно быть: «не важно, с кем мы идем, а важно, ради какой цели мы идем!».

На упрек в том, что наша совместная работа не что иное, как политика правых социал–демократических вождей после 1918 года, мы обязаны ответить: «Правые социал–демократические вожди вместе с генералом фон Эппом боролись против рабочих, а мы вместе с генералом фон Зейдлицем боролись против Гитлера. В этом большая разница».

Требования порабощенных Гитлером народов совершенно справедливы. Надо иметь мужество смотреть действительности в глаза. После всего случившегося, после невероятно жестокого с ними обращения, порабощенные народы должны требовать гарантий против повторения всех этих ужасов.

Немецкие антифашисты и демократы обязаны будут внушать своему народу необходимость признать требуемые порабощенными народами новые границы, включая границу Одер–Нисе, а также заплатить требуемые репарации, рассматривая их как долг чести германского народа.

Оккупационные власти займут Германию, чтобы искоренить фашизм и милитаризм и принять необходимые меры для возрождения демократии в немецком народе.

Будущие мероприятия оккупационных властей в деталях еще не известны, однако можно с уверенностью предполагать, что, наряду с осуждением преступников войны, будут приняты какие‑то меры против монопольного капитализма, а также проведены земельная и школьная реформы. Следовало, при самом тщательном соблюдении предписаний союзников, активно включиться в эту работу и позаботиться о последовательном проведении реформ. Земельная реформа – одна из самых значительных задач, которые мы должны будем решать в Германии. Проведение ее, однако, можно начать самое раннее в начале 1946 года. Летом 1945 года нельзя производить никаких структурных изменений в сельском хозяйстве, так как это могло бы привести к серьезным перебоям в снабжении населения. Летом этого года нужно сделать все возможное, чтобы собрать урожай и предотвратить надвигающуюся угрозу голода.

Как только будут допущены немецкие политические организации, необходимо создать массовую антифашистско–демократическую организацию под названием «Блок боевой демократии».

Такова была политическая линия, объявленная нам на последнем курсе весной 1945 года перед нашим отъездом в Германию.

Меня в особенности заинтересовало, что в течение довольно долгого периода не предполагалось возрождать компартию Германии. В то время разговор шел только о «Блоке боевой демократии» – широкой антифашистско–демократической массовой организации. Но и эта мысль не застала нас врасплох.

В те времена в Москве очень мало можно было услышать и прочесть о коммунистических партиях в восточно–европейских странах, зато очень много – об антифашистских «блоках»: об «Отечественном фронте» в Болгарии, о «Национально–демократическом блоке» в Румынии, о «Национальном фронте» в Чехословакии и «Демократическом блоке» в Польше. Создание «Блока боевой демократии» для будущей послевоенной Германии казалось мне поэтому логическим развитием событий.

Одновременно наше внимание неизменно обращали на различие между Германией и другими, освобожденными от гитлеровской оккупации странами. В то время, как в других странах существовали сильные движения сопротивления, в Германии такого движения не было. Поэтому логика подсказывала, что политическое развитие в Германии будет, как мы тогда выражались, «хромать», коммунистическая партия в обозреваемый нами период не сможет заново организоваться и даже создание «Блока боевой демократии» – дело более позднего времени.

Различие между Германией и другими странами я ощутил особенно явно, когда я смотрел в те времена в Москве в кинотеатре «Новости дня» короткометражные фильмы об освобождении Софии, Бухареста и Праги. После них были показаны фильмы о взятии немецких городов. Разница действовала на зрителя поражающе – и это было сделано, несомненно, с умыслом. В Софии, Бухаресте и Праге видно было общее ликование, флаги, цветы; восторженные толпы людей приветственно махали красноармейцам и танцевали на улицах от радости. Видны были сцены братания между красноармейцами, партизанами и населением; счастье, радость, ликование. Затем показывали киножурнал о Германии. При просмотре его создавалось впечатление, что в Германии приходилось драться за каждый дом, все население поддерживало СС и не было ни одного противника Гитлера.

Казалось, директивы, которые мы получили весной 1945 года в Москве, логично и последовательно продолжали предыдущую политику. Тем сильнее, естественно, было мое удивление, когда лишь несколько недель спустя, в Берлине, проводились мероприятия, которые были прямо противоположны данным нам директивам.

Все чаще и чаще шли разговоры о возвращении и будущей работе в Германии. Подготовительные работы двигались ускоренными темпами. В самом Национальном комитете и в антифашистских школах составлялись меморандумы, главным образом, в области народного образования. Существовали даже уже законченные рукописи учебников истории, которые после победы над Гитлером предполагалось печатать в Германии.

Наступление шло безостановочно. Ежедневные сводки с фронта сообщали о занятии немецких городов, причем часто объявляли сначала древнеславянское, а потом уже немецкое название города. Это были дни, когда победные реляции, салюты и фейерверки над Москвой так быстро сменяли друг друга, что еженедельные наши комментарии совершенно не успевали охватывать всех событий.

Везде чувствовалась надежда на скорый конец войны. Для немецких эмигрантов это были дни надежды на скорое возвращение в Германию. Для более старшего поколения это означало возвращение на родину, которую они покинули 13 лет назад и которая, несмотря на прочтенные за это время книги и прослушанные доклады, все же оставалась в их воспоминаниях прежней Германией – периода до 1933 года. У нас, молодых, покинувших родину детьми, воспоминания поблекли. Предстоявшее возвращение было возвращением в страну, к которой мы принадлежали, но которая была для Нас чем‑то совершенно новым и незнакомым.

ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЕЧЕР У ВИЛЬГЕЛЬМА ПИКА

– Поздравляю, Вольфганг, ты поедешь в Германию с первой группой, – сказал мне Антон Аккерман в середине апреля 1945 года после одного из редакционных совещаний.

Уже с начала месяца многие редакторы делали свое обычное дело без особого воодушевления. Все разговоры вертелись вокруг возвращения в Германию. В нашей редакционной работе приходилось все время импровизировать, потому что почти ежедневно отсутствовал то один, то другой редактор. «Товарищ – на совещании» – говорил тогда Аккерман. Дело шло о последних приготовлениях к отъезду в Германию! Обсуждались технические детали возвращения. Вероятно, некоторые уже знали подробности, но им, очевидно, были даны инструкции ничего не рассказывать. И возвращение в Германию было окружено той атмосферой тайны, которая мне была уже столь знакома в Советском Союзе.

Лишь во второй половине апреля нам было сообщено, что два самолета с первыми двадцатью немецкими эмигрантами в ближайшие сроки отлетят в советскую зону оккупации. Одна группа, под руководством Ульбрихта, должна была действовать в районе группы войск маршала Жукова, которая двигалась на Берлин; вторая группа, под руководством Антона Аккермана, направлялась в район действий армии маршала Конева, двигавшейся от Чехословакии к Дрездену.

Намечавшийся состав обеих групп точно не был еще известен.

Через несколько дней Антон Аккерман сообщил мне, что меня назначили в «группу Ульбрихта».

– Вас будет десять товарищей. В конце апреля вы полетите в направлении Берлина. Мы двинемся, вероятно, днем позже в район действий армии Конева. В ближайшие дни тебе скажут, куда ты должен пойти, чтобы оформить свой отъезд.

Я был, конечно, очень рад принадлежать к группе товарищей, летящих первым же самолетом; с другой стороны, мне было немного грустно, что я не полечу с Антоном Аккерманом, которого я высоко ценил. Ульбрихта я знал мало, кроме того он был мне не слишком симпатичен.

Началось беспокойное время. Как и обычно мне приходилось каждый второй день в течение суток наговаривать радиопередачи. Остальное время было заполнено проведением всех формальностей, а также совещаниями. Уже два дня спустя мы, т. е. «группа Ульбрихта», как нас теперь называли, должны были явиться к Ульбрихту.

Ульбрихт был бесстрастен, по меньшей мере так мне показалось. О возвращении в Германию после стольких лет он говорил так, как будто это было наипростейшее дело.

– Каждый из вас должен урегулировать в ближайшие дни две вещи: отдать свои советские документы соответствующему начальнику кадров и приобрести необходимые костюмы и иную одежду для Германии.

Я в то время был еще достаточно наивен и думал, что нам придется покупать новые костюмы в советских магазинах. Несколько неуверенно я обратился к одному из товарищей:

– Как же быть с одеждой? Где мы ее достанем? Мой товарищ не мог не улыбнуться:

– Не беспокойся. Это ты все получишь в институте №205.

Мое незнание «аппарата» заметил другой товарищ.

– Я должен завтра пойти за своими вещами. Если хочешь, приходи ко мне, я работаю в институте №205. Мы можем пойти вместе в хозотдел.

– А где я тебя найду в институте?

– Меня зовут Густав Гунделах[11]11
  Делегат КПГ в первом германском послевоенном парламенте (1949–1953).


[Закрыть]. Ты найдешь меня в редакции немецкой народной радиостанции.

На следующий день я поехал в институт №205. Через полчаса я вместе с Гунделахом, пораженный, стоял в хозотделе. Хозотдел напоминал универмаг. Различные материи, обувь, костюмы, платья, пальто, белье, чулки – все, чего не было в военное время в магазинах, лежало здесь в большом количестве и все было весьма хорошего качества. Меня одели с ног до головы. Потом мне пришлось подписать бесчисленное количество бумажек – за каждую полученную вещь отдельно и весь список целиком с несколькими копиями.

Первая часть подготовки к отъезду была, таким образом, закончена. Теперь наступает вторая и, как мне, по крайней мере, казалось, торжественная часть: сдача документов. С бьющимся сердцем я отправился на другой день в комнату русского начальника кадров Воробьева. Я ожидал, что снова начнется знаменитая игра в вопросы и ответы и что предстоят серьезные политические разговоры. Но все было совсем иначе. Не было ни политических докладов, ни игры в вопросы и ответы; не было даже особенно торжественно.

– Ну, товарищ Леонгард, вы принесли все ваши советские документы?

– Конечно. Они все со мной.

При этом я уже вытащил все мои бумаги из кармана и положил их на стол: комсомольский билет, советское удостоверение личности, мой старый студенческий билет, заветную книжку из института, членские билеты МОПРа и ОСОАВИАХИМа.

– Это все? – спросил начальник кадров равнодушно. И он тут же вернул мне членские билеты организаций, которые всегда считались чрезвычайно важными, с таким жестом, будто они не стоили и бумаги, на которой были напечатаны. Только студенческие документы и комсомольский билет лежали еще перед ним. Он открыл ящик и положил их туда.

– Ну, теперь все в порядке. Желаю вам успехов в вашей дальнейшей деятельности.

27 апреля нас созвали на короткое совещание к Ульбрихту. В первый раз я увидел Ульбрихта смеющимся и: приветливым.

– Мы вылетим, вероятно, 29 или 30 апреля. До отъезда мы еще побываем у Вильгельма на прощальном вечере. И еще один практический вопрос …

Он открыл свой портфель и вынул пачку денег, которые распределил между нами.

– Это по 1000 рублей на каждого на необходимые расходы.

Это была сумма, которая намного превышала месячный заработок рабочего. Однако раздача денег еще не была закончена.

– А теперь каждый получит еще по 2000 германских марок на первое время жизни в Германии.

Снова мы получили связанные, свежеотпечатанные дензнаки, на этот раз выпущенные американцами для оккупационной зоны Германии. Мы уже слышали про эти деньги, но видели их впервые.