Текст книги "Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

Не выдержав взгляд Ленца, ставший в этот момент совсем другим, я опустил глаза.

– Мне не нравится твое предложение, – проговорил я недовольно.

– Ты сделаешь то, что я тебе сказал, Димитрис, – с неожиданной твердостью изрек Роберт, сделав последний глоток своего кофе. – На этот раз я не даю тебе совет.

Мне оставалось лишь сжать чашку с чаем еще крепче, чтобы не выдать дрожь в пальцах. Казалось, прошла целая вечность, на протяжении которой я не смотрел в глаза полковника, прежде чем напряженная тишина наконец прервалась.

Ленц поднялся со своего места и ласково потрепал меня по плечу, так же дружелюбно, как вчера, когда он поздравлял меня с победой на олимпийских соревнованиях. Подняв на него взгляд, я с удивлением заметил, что наваждение развеялось, невидимые шипы исчезли, и Роберт вновь был таким же мягким и терпеливым, каким я привык его видеть все эти годы.

– Я не сказал, что согласен, – пробубнил я угрюмо.

– Трех недель будет достаточно, – проигнорировав мои слова, уточнил Роберт, к которому вернулась его обычная улыбчивость. – Вернешься в середине августа, как раз перед началом учебного года. К тому времени все уляжется, и журналисты о тебе забудут. Тебе ведь вчера вручили сертификат на поездку в Палм-Сити, на этот замечательный антарктический курорт? На двоих, верно? Вот и чудесно. Бери с собой Джен и отправляйся в вояж. Хороший отдых тебе не помешает.

– Она говорит, что не может пропустить свою практику в госпитале.

– Ерунда. Пусть не строит из себя деловую колбасу, – иронично закатил глаза Ленц. – Никогда не поверю, что студентка мединститута не вырвется летом на две недели на курорт. Как будущий врач, она должна знать, что не бывает эффективной работы без хорошего отдыха.

– А третья неделя? – спросил я, не заметив, когда успел отступить со своей позиции.

– Придумай что-нибудь. Это же твой отдых, – пожал плечами Роберт и вздохнул. – Ладно, Дима. Знаешь что? Мне пора на службу. Давай проведем в этом месте черту и оставим этот эпизод позади. Думаю, нам обоим будет так легче.

– Конечно, Роберт, – произнес я, пожав протянутую руку.

Я вовсе не был уверен, что выбросить этот эпизод из моей памяти будет так же просто, как пожать руку и сказать: «Конечно, Роберт». Человеческое доверие подобно прихотливому растению. Требуется долго поливать его, прежде чем оно даст первые всходы, но иногда достаточно кратких заморозков, чтобы оно погибло навсегда. Роберт Ленц был добрым дядечкой, когда хотел, но мог и не быть им, если кто-то становится на его пути – сегодня он красноречиво мне это показал.

– Что стряслось? – поинтересовалась Джен, возвращаясь домой после бега. – Чего хотел от тебя Роберт в такую рань?

– Мы с тобой едем отдыхать, – без тени улыбки сообщил я.

***

Антарктический воздух, как выяснилось, хорошо действовал на Дженет Мэтьюз.

То ли в памяти девушки ожили романтические вечера в лагере «Юнайтед» много лет назад, когда наши чувства были еще свежими и яркими, как едва раскрывшиеся бутоны. То ли дело было в том, что она избавилась от переутомления от занятий в своем мединституте. Какой бы не была причина, мы занимались с ней сексом почти каждый день, иногда по несколько раз.

Для этого мы испробовали практически все локации, которые можно было найти в нашем роскошном номере-люкс (тридцать шесть метров квадратных) пятизвездочного отеля «Антарктида»: огромная двуспальная кровать, письменный стол, кресло перед ним, душевая кабина, и, конечно же, ванна-джакузи. В половине всех случае инициатором любовных ласк выступала она, что случалось крайне редко за все годы нашего знакомства.

– Дженни, можно мы поселимся здесь навсегда? – шутливо спросил я, лежа рядом с ней на свежей белой простыни.

Отправившись на пляж, мы не включили режим «Уберите, пожалуйста, комнату», но услужливый персонал отеля все равно побывал в люксе и заменил все белье, которое, на момент нашего ухода, оставалось практически чистым. Вернувшись в номер, мы увидели, что, как и в день нашего заезда, кровать усеяна красивыми россыпями лепестков роз.

– Я не против.

Сложив ладонь лодочкой и набрав в нее пригоршню лепестков, лежащая рядом девушка с наслаждением вдохнула их аромат.

– Это же настоящие цветы, – прошептала она с радостной улыбкой. – Знаешь, что? Когда у меня спросят, как бы я хотела устроить медовый месяц, я скажу: «Сделайте, пожалуйста, все так же, как было у нас с Димой летом 82-ого».

– Ты уже решила, с кем будешь проводить его? – спросил я с улыбкой.

– Современные женщины с высшим образованием не выходят замуж раньше тридцати, – непривычно кокетливо улыбнувшись, со мнимой серьезностью произнесла Дженет Мэтьюз. – Так что, если кто-то сделает предложение раньше, придется отказать, будь он хоть чемпионом мира по боксу.

– Вот черт, – засмеялся я.

За широким панорамным окном, обрамленным легким прозрачным тюлем, меж двух колонн балкона раскинулся белоснежный песчаный пляж, ласкаемый тихим океанским прибоем. Я знал, что прибой не настоящий, ведь перед нами не открытый океан, а изолированная бухта, огражденная плотиной, с очищенной водой. В сотне метров над всей рекреационной зоной раскинулся стеклянный купол, потому что обычного искусственного озонового слоя было недостаточно, чтобы уберечь бледную кожу городских жителей от убийственного ультрафиолета. Даже несмотря на это, люди, гуляющие по пляжу, прикрывали тела парео и летними рубашками. И все же это было прекрасно.

Я думал, что моя жизнь должна казаться со стороны идиллической. Я провожу седьмой или восьмой прекрасный день (я потерял им счет) в одном из лучших отелей на одном из немногих оставшихся на Земле океанских курортов, и впереди еще осталось много таких же прекрасных дней. Я расслабленно лежу на кровати в своем белоснежном махровом халате, мне некуда спешить и не о чем волноваться. Мне всего лишь двадцать один год. Я абсолютно здоров, даже мои немногие спортивные травмы зажили, нахожусь в замечательной форме, и могу рассчитывать прожить хоть до сотни лет, если продолжу вести тот же образ жизни, что веду. Совсем недавно я обрел славу и известность, а также призовые три сотни тысяч фунтов в придачу. Я обитаю в самом приспособленном для жизни городе мира, и у меня хорошие перспективы остаться его жителем навсегда. Рядом со мной, в таком же белом халате, лежит моя обворожительная девушка: красавица, умница, будущий врач, которая дарит мне свою любовь каждый из этих прекрасных дней.

Чего еще можно желать? Пожалуй, ничего, если считать человека животным, смысл жизни которого состоит в поиске удовольствия. «А что, разве человек является чем-то иным?» – скептически спросил сидящий внутри меня философ. – «Стоит ли обманывать себя, делая вид, что ты нечто большее?» Я лишь с сомнением покачал головой. Моя жизнь стала бы намного проще, если бы я готов был примириться с этим философским подходом. Может быть, когда-нибудь я к этому приду.

– Как же здесь хорошо, – мечтательно улыбнулась девушка, не подозревающая, что за мысли роятся в моей голове, и вложила свою ладонь в мою. – Ты даже не представляешь себе, как я мечтала о чем-то подобном все эти годы!

– Мне давно следовало устроить нам нормальный отдых, – согласился я. – Я легко смог бы сделать это, если бы не проводил так много времени на своих тренировках и в академии. Как ты все это время меня терпела, Дженни?

– Это не только твоя вина. Я все время была занята какими-то делами, которые казались мне намного более важными, чем мы с тобой, – крепче прижимаясь ко мне, призналась девушка. – Мы уделяли слишком мало времени друг другу, Дима. Все откладывали на «потом». Какая глупость, правда?

– Да, – согласился я.

Я понимал, что наше блаженство в этом райском уголке не продлится вечно, и в конце концов нам придется вернуться к реальности, в которой нас встретят те же проблемы и стрессы, что и раньше. Эти каникулы ничего кардинально не изменят в нашей жизни, разве что мы впадем в депрессию, когда вынуждены будем вернуться к той же рутине, из которой ненадолго вырвались. Однако сейчас мы были в сказке, и нам оставалось лишь верить в то, что эта сказка продлится вечно, иначе весь ее смысл будет утрачен.

– Как ты считаешь, мне действительно это пойдет? – игриво улыбнулась Дженни, поднимая с прикроватного столика и перекатывая меж пальцев самодельные бусы из ракушек, которые я купил ей во время сегодняшней прогулки по пляжу.

– Еще бы. Это же мой подарок.

– Что ж, посмотрим.

Она слегка приподнялась, медленно развязала поясок и махровый халат мягко опустился на белую простынь. Панорамное окно заслонили тоненькие девичьи плечи и спина, по которой развевались длинные рыжие волосы. Я не стал жаловаться, что она закрывает мне вид.

– Не поможешь мне? – прошептала девушка, протягивая мне бусы.

Я приобнял ее сзади, перекинув бусы через плечи и аккуратно застегнув на шее. Легонько толкнув меня обратно на подушку, Дженни обернулась ко мне, и, закусив губки, поправила россыпь океанских ракушек, которые колыхались на фоне ее маленьких подтянутых грудей с нежными розовыми сосочками.

– Красиво? – прошептала она, нежно взяв в руки мои большие ладони и положив их себе на плоский животик, а затем переместив выше, к напрягшимся от возбуждения соскам.

– Намного красивее, чем океан, – согласился я, выдохнув от нахлынувшего на меня возбуждения.

Приподнявшись, я запустил пальцы в волнистые рыжие волосы и привлек девушку к себе, ощутив своими устами нежность ее мягких и горячих губ. Мы наслаждались неторопливыми поцелуями и поглаживаниями, казалось, целую вечность. Когда мне показалось, что у меня между ног вот-вот произойдет запуск ракеты в космос, Дженни, улыбаясь, наконец протянула руку к комоду, на котором лежали презервативы, нащупала рукой мой член и, нетерпеливо покончив с мерами безопасности, помогла мне войти.

– Милый мой, – страстно прошептали ее губы в этот момент, а девичьи ладони замерли и сжались на моих твердых грудных мышцах. – О, мой милый!

Прикрыв глаза от удовольствия, она неторопливо покачивалась на мне, словно на волнах. Я не ускорялся, так как знал, что она любит плавные и нежные движения. Мои руки продолжали ласкать ее груди, и это продолжалось долго, наверное, минут пять, прежде чем дыхание девушки участилось, и она слегка закусила губу, сдерживая стон. Поняв, что она достигла вершины, я заставил себя подождать еще несколько мгновений, прежде чем прекратить себя сдерживать и почувствовать острую вспышку оргазма.

Кажется, это был сегодня второй раз – пришла ко мне первая мысль несколько минут спустя, когда я лежал, неторопливо поглаживая девушку по незагорелой молочно-белой коже ягодиц.

– Не хочешь посмотреть, что происходит в мире? – предложил я.

– Как хочешь, – Дженни безразлично и расслабленно пожала плечами.

Надев сетчаточник, подключенный к системе управления номером, я включил телевизионный дисплей и перелистнул несколько каналов, вещающих на разных языках, прежде чем в углу экрана появилась знакомая эмблема новостного канала ABC. Мое внимание задержалось на ABC из-за надписи: «Сидней. 10 минут с мэром» в нижней части экрана, и из-за высокого седого мужчины с тараканьими усиками, стоящего за кафедрой.

– Вот что я вам скажу! – со своей всегдашней непререкаемой уверенностью вещал Уоррен Свифт, мэр Гигаполиса, нависая над кафедрой с таким видом, будто готов в любую секунду хлопнуть по ней кулаком. – Люди, подписавшие петицию против городского сбора за повышенное потребление электроэнергии – это эгоисты, которые не готовы ударить палец об палец ради благосостояния нашей общины! Это те самые полпроцента, которые голосуют за социал-популистов на каждых выборах, и я не хочу тратить время на то, чтобы переубеждать их. Вы хоть представляете себе, какое количество средств было потрачено городом на то, чтобы принять прошедшие Олимпийские игры?! 30 миллиардов фунтов! За счет чего, по мнению авторов этой петиции, я должен покрыть образовавшуюся «дыру» в бюджете? Может быть, мне стоит распустить полицию? Отключить водяные фильтры? Прекратить обслуживать озоногенераторы?

– Господин мэр, однако авторы петиции утверждают, что совокупная налоговая нагрузка на доход состоятельного резидента Сиднея, с учетом дополнительного сбора, превысила 75 %, что значительно выше, чем в других «зеленых зонах» Австралии.

– Вот пусть бы и ехали в эти «другие зеленые зоны», – фыркнул мэр. – Может быть, кто-то не заметил, но у нас тут за забором выстроилась очередь тех, кто готов платить не 75 %, а 95 % от доходов, чтобы стать частью нашей общины!..

– Старый козел, – зевнув, протянула Дженет.

– Ты тоже его не любишь?

– Еще бы. Ведь он отказался сделать моего парня резидентом.

Я лишь задумчиво кивнул, вспомнив те самые слова Уоррена Свифта вскоре после закрытия Олимпиады, когда один из журналистов спросил, не собирается ли он предложить резидентский статус пяти спортсменам-нерезидентам, завоевавшим медали для австралийской сборной, в том числе Димитрису Войцеховскому, натурализованному украинцу, сенсационно победившему в соревновании по боксу.

«Знаете, что я вас скажу?» – сказал этот надутый индюк. – «Кто-то может быть хорошим боксером или игроком в крикет, но все это не имеет никакого отношения к резидентскому статусу. Не сила и даже не мужество делают человека достойными членства в нашей великой общине. Таким его делают преданность нашим идеалом, законопослушность, лояльность, патриотизм. Пусть парень с честью и старательностью выполнит свой пятилетний контракт в полиции Сиднея, покажет себя полезным членом общества, и тогда он станет резидентом. Так же, как и все. Я сторонник абсолютного равенства. А сейчас, извините, но у меня полно работы – на моем попечении самый большой город на Земле…».

– Что ж, – вздохнул я. – По крайней мере, меня согласились перевести на ФСОРД.

– Тебе долго пришлось просить?

– Да нет. Правда, глаза у Моржа удивленно поползли на лоб, и он завел эту обычную песенку, мол, «странный выбор, парень, такие кулаки, как у тебя, очень пригодились бы в штурмовой группе», – передразнил я начальника академии.

– И что ты ему сказал?

– Сказал, что моя девушка хочет, чтобы я был детективом в чистеньком модном костюме.

Дженни рассмеялась.

– И что он?

– Подписал все что нужно, конечно. Сказал: «Это самое меньшее, что я могу сделать для человека, столь сильно прославившего наш город», – припомнил я. – У него был такой вид, что он выдал бы за меня свою дочь, если бы я попросил.

Я не стал говорить, что, когда за день до отъезда в Антарктику меня вызвали к начальнику академии, я подумал, что речь пойдет о моем исключении. Беженец из мятежной Центральной Европы, который публично просит вызволить своих родственников из китайской тюрьмы – не самая подходящая рекомендация для работы в органах правопорядка.

– Жаль, что старина Морж не министр-координатор по внешним делам, – скорее самому себе, чем Джен, прошептал я.

– Ты все еще расстроен из-за того, что китайцы не ответили на твою просьбу о родителях? – могла и не спрашивать с сочувствием в голосе Дженет.

– Роберт считает, что я сделал глупость. Ты тоже так считаешь? – глянул я на нее.

– Он лучше меня разбирается в политике, – ушла от ответа девушка, взяв меня за руку. – Я лишь хочу, чтобы с тобой все было хорошо. Хочу увидеть, как однажды утром ты просыпаешься без этой тени на лице.

– Знаю, – кивнул я.

Мой взгляд невольно остановился на бусах из ракушек, которые остались лежать на простыне, и я припомнил, как купил их. Босой паренек в старенькой рубахе с плохими зубами нагнал нас, когда мы гуляли вдоль пляжа, и начал совать нам эти бусы, объясняя на ломаном английском, что он живет в рыбацкой деревне, недалеко от рекреации, и сам нашел эти ракушки на дне океана. Цена изделия была смешной. Когда я перевел необходимые средства на счет парня, на его худом лице появилась такая счастливая улыбка, будто он выиграл в лотерею. А в следующую секунду, завидев приближающегося к нам отельного охранника, парень, не прощаясь, рванул прочь по белому песку пляжа.

«Лучше выбросьте это, мэм», – провожая торговца суровым взглядом, посоветовал охранник Джен, держащей в руках бусы и с удивлением наблюдавшей за бегством парня. «Это незаконная торговля. Эти штуки могут быть радиоактивны». Однако я мягко задержал руку Джен, не позволив ей выкинуть мой подарок в песок. «Давайте проверим их дозиметром», – предложил я. Охранник нехотя достал свой прибор. Как я и ожидал, ракушки оказались чисты. «Прошу прощения, что этот торговец побеспокоил вас», – произнёс на прощание охранник. – «Мы гоняем этих голодранцев, как можем, даже шокерами били, а они все равно пролазят под забором!» Помню, в тот момент я представил себе, что сказал бы охраннику Ши Хон, если бы оказался рядом. Однако я нашел в себе силы лишь для того, чтобы холодно произнести: «Он вовсе нас не побеспокоил».

– О чем ты задумался, милый?

– Да так, о разном, – заставил себя улыбнуться я.

***

– Будешь? – отхлебнув пива из банки, Ши протянул мне круглую коробку с хрустящими кузнечиками «Taberu», которые пахли ядреным чесночным соусом.

Я отрицательно покачал головой, не сводя глаз с телеэкрана.

– Я не был удивлен, однако был разочарован тем, что внесенные мною законопроекты, касающиеся облагораживания «желтых зон», затерялись в комитете по социальной политике, – сенатор Рудольф Элмор, которого я однажды видел на выпускном торжестве в интернате, грустно покачал головой. – Мне приходится лишь удивляться своим коллегам, которые не упустят случая высказаться с трибуны о какой-нибудь тривиальной проблеме, но сразу же прячут головы в песок, когда я предлагаю им задуматься о действительно важных вещах. Кое-кому кажется гораздо удобнее сделать вид, что наша планета снова превратилась в цветущий сад и выбросить очередную сотню миллиардов фунтов на пир во время чумы, чем хотя бы подступиться к Авгиевым конюшням, в которые превратились наши «желтые зоны». Коллеги, неужели вы думаете, что проблема, о которой вы пытаетесь забыть, исчезнет сама собой? Или вы надеетесь, что срок ваших полномочий подойдет к концу к тому моменту, когда переполненная помоями бочка, из которой вы брезгуете черпать, начнет переливаться через край?

– Ха-ха! Хорошо говорит! – рассмеялся Ши.

– Причем страусиная политика – это еще не самое худшее, – продолжил сенатор. – Вот, например, на прошлой неделе, посетив Сидней по случаю злосчастных Олимпийских игр, проведенных ценою отказа от переселения миллиона людей из «желтых» зон в «зеленые», я говорил с Уорреном Свифтом. Я ждал этого разговора с того самого дня, как Уоррен мужественно объявил, что с дня вступления на пост фавелы, окружающие возглавляемый им Анклав, он считает своей проблемой. Под этим лозунгом состоялась уже добрая сотня полицейских рейдов. Я задал мистеру Свифту вполне простые вопросы. Спросил, сколько садиков и школ он построил в «желтых зонах». Сколько озоногенераторов он там ввел в строй. Сколько рабочих мест создал. Знаете, что он ответил? Что это не его проблема! Ха-ха. «Там есть свои муниципальные власти, у них свой бюджет», – открестился он. Как же так? Господин мэр, ведь вы считаете это своей проблемой, когда посылаете туда целые армии полиции устраивать облавы и производить незаконные аресты. Почему же она перестает быть вашей, когда нужно инвестировать в развитие неблагополучных районов? Нет, мистер Свифт не придумал ничего умнее, чем вложить кучу денег в создание армии, окружить ею оазис и силой защищать его от жаждущих. Каждый раз, когда статистика показывает очередную волну роста преступности, или в городе снова взрывается бомба, Уоррен кричит, что нужно повысить налоги, чтобы нанять на работу еще больше полицейских. Боже милостивый, что это за бред?!

– Сладки речи этого парня, – усмехнулся Хон. – Жаль, что он всего лишь очередной политикан, который пытается нагрести себе баллы перед выборами.

– Слова Элмора звучат намного разумнее того, что обычно приходится слышать с экранов, – заметил я. – Я бы проголосовал за него, если бы мог.

– Если он действительно так честен, как пытается показать, то он не доживет до дня, когда ты получишь право голоса. А если нет, то голосовать за него бессмысленно, – презрительно фыркнул Хон, переключив на другой канал.

Элис-Спрингс, куда Голдстейн и Хон давно приглашали меня погостить, стало единственным местом, где мне пришло в голову провести последнюю неделю своего вынужденного изгнания из Гигаполиса. Дженет не поехала со мной, сославшись на то, что ей надо возвращаться к практике в госпитале и она все равно не вынесет общество Ши Хона на протяжении недели. И вот уже почти неделю я торчу в «индустриальной столице» в недрах австралийской пустыни, получая впечатления прямо противоположные тем, которыми наслаждался на антарктическом побережье.

– Все эти политики – чертовы лжецы! – заключил Ши, выключив телеэкран. – Каким же быдлом все-таки они нас считают, если не стесняются городить всю эту чушь прямо с экранов!

– Это не слишком конструктивно – считать их всех поголовно лжецами, Ши, – резонно возразил я. – Кто-то из них хуже, кто-то лучше, и избиратели выбирают среди них. Это и есть демократия, верно?

– В этом – твоя проблема, Димитрис, – усмехнувшись, перебил меня кореец. – Ты все еще веришь в Деда Мороза. Поэтому эти ублюдки могут иметь тебя и дальше, сколько им вздумается. Они трахали тебя в карантине, трахали тебя в интернате, трахают тебя в академии, а ты и дальше готов целовать им зад. Телик именно для этого и предназначен.

Я покачал головой, не соглашаясь с таким фаталистическим подходом. После той истории, в которую я вляпался, мне не хватало только быть пойманным на подобных разговорах, чтобы люди из спецслужб укрепились в своих диких подозрениях на мой счет. Как намекнул мне Ленц, привлечь внимание этих ребят легко, но полностью избавиться от него, до самой смерти, практически невозможно.

Интересно, есть ли в этой комнате жучки? Ши считал, что есть. Он был свято убежден, что спецслужбы прослушивают абсолютно всех на территории Содружества, однако это не мешало ему трепать языком, ничуть не заботясь о последствиях.

– Был на параде в честь Нового года в 81-ом? – придвинувшись ко мне ближе, шепотом поинтересовался Хон, оглядываясь так, будто в захламленной комнате дешевой съемной квартиры в индустриальном пригороде Элис-Спрингс, расположенной прямо возле железнодорожных путей, мог быть еще кто-нибудь, кроме нас.

– Да. А причем здесь это?

– Разве они не психи?! – возмущенно воскликнул Ши. – Распылять эту хрень в таком масштабе, когда миллионы людей собрались на площадях. Никакие гребаные коммунисты и нацисты на такое бы не решились! Это хуже, чем геноцид! Это геноцид нашего гребаного мозга!

– Ты о чем? – ничего не понимая, недоуменно переспросил я.

– Чувствовал кайф, находясь на той долбанной площади?

– Это было шикарное представление, очень трогательное. Да, я помню, меня оно впечатлило.

– А на следующий день не чувствовал себя хреново?

– Не помню точно. Может быть, – пожал плечами, все еще не понимая, к чему он клонит. – Я гулял до четырех часов ночи. Должно быть, устал.

– Устал? «Устал»!!! – бывший ученик «Вознесения» разразился приступом гомерического хохота, поднеся зажигалку к своему бонгу и затянувшись марихуаной. – Черт, парень, ты такой доверчивый, что тебе можно завязать глаза и трахнуть тебя в задницу, а потом сказать, что это был благословение свыше, и ты скажешь: «Аминь»!

– Что ты пытаешься мне сказать?!

– Очнись, парень! – кореец постучал себе по черепу и безумно усмехнулся. – Ты описался кипятком на этом чертовом новогоднем шоу, переполненном банальностью и фальшью, лишь потому, что воздух кишел веществами, приводящими твой организм в состояние дикого восторга. И именно из-за этих веществ ты почувствовал на следующий день отходняки.

– Что за бред?! – поморщился я.

– И ты еще хорошо отделался, – продолжил гнуть свое Ши. – Из трех миллионов людей, принявших в тот день участие в празднествах, больше сорока тысяч обратились за медицинской помощью. Каждый сотый почувствовал себя так хреново, что заявился к доктору, ты понимаешь?! Три тысячи человек были госпитализированы с симптомами отравления газом. И пятнадцать – отбросили коньки!

– Чушь какая-то! – отмахнулся я. – Где ты это услышал?!

– «Интра FM», – с видом человека, обладающего тайными знаниями, поведал кореец.

– Чего?

– Интернет-радиостанция. Одна из немногих, которая все еще говорит правду. Знающие люди слушают их, а не смотрят весь этот дешевый пропагандистский мусор.

– Ты – параноик, Ши.

– Беднягу Пу Чанга тоже называли параноиком, когда он говорил, что в воду в проклятом интернате что-то подмешивают. Помнишь, как он закончил?

– Пу всего лишь перевели на повторный курс в другой интернат.

– Да? Ну и где же он?! Больше года прошло, как он должен был окончить повторный курс. Покажи-ка мне его аккаунт в социальной сети, или хоть одно упоминание о нем в Сети!

– Роберт показывал мне видео, на котором видно, что с Пу все в порядке.

– Твой опекун, работающий в спецслужбах? – фыркнул кореец. – Еще бы он не показывал тебе видео!

Спорить с Хоном, не признающим никаких авторитетов и общепринятых понятий, было та же сложно, как доказать математическую теорему тому, кто отказывается признавать аксиомы. Из-за моего выступления на Олимпийских играх Хон почувствовал во мне родственную бунтарскую душу, и за проведенные дни в Элис-Спрингс насквозь прожужжал мне уши своими маниакальными теориями заговора.

Я задумался о том, может ли быть, что Роберт обманул меня насчет судьбы Пу Чанга. Еще месяц назад я с уверенностью сказал бы, что не верю в это. Но теперь я уже не знал, чему верить. Роберт являлся работником аппарата ничуть не в меньшей мере, нежели моим опекуном, а возможно и в большей, а если так, то любые его слова могут быть направлены на общественное благо, а не на то, чтобы донести до меня правду.

– Еще немного, и я стану таким же чокнутым, как ты, – покачал я головой.

– Ты хочешь сказать – мыслящим человеком? – Ши самодовольно откинулся на старый топчан, заваленный пропаленными косяками подушками.

– Если так выглядит жилище мыслящего человека, – оглядев окутанную дымом убогую комнатку и закашлявшись, скептически произнес я. – То я предпочту быть телевизионным зомби.

– Мещанство, – высокомерно махнул рукой кореец.

– Ты хоть в институте бываешь?

– Еще бы, – хмыкнул он. – Если бы меня отчислили, громилы в полицейской форме уже давно вломились бы сюда, чтобы выбросить меня прочь из «зеленой зоны». Рано или поздно это произойдет, вот я и привыкаю во время моих «ночных прогулок».

Я уже знал, что имеет в виду Ши, когда говорит «ночные прогулки». Два дня назад я согласился отправиться вместе с ним в «желтую зону», примыкающую к Элис-Спрингс – так называемое «графстве Мак-Доннелл», безводную пустыню, в которой расположились более сотни крупных промышленных производств, слишком вредных или опасных, чтобы расположить их где-нибудь еще.

Графство Мак-Доннелл было одним из немногих, предлагающих статус резидента любому иммигранту, ступившему на австралийскую землю, немедленно и бесплатно. И я понял причины такой щедрости с первой же минуты после того, как квадроцикл, на котором я сидел за спиной у Ши Хона, выехал из-под чахлого, в сравнении с Сиднеем, озонового купола Элис-Спрингс. Трехметровые металлические ворота за нашей спиной закрылись, и в наушниках зазвучал механический голос, возвещающий, что мы покинули безопасную территорию и нам может быть отказано в доступе обратно до прохождения карантина. Я обеспокоенно обернул голову, однако Ши сказал, что у него в охране есть кореш, который впустит нас через «черный ход», когда мы вернемся.

Не знаю, смогу ли я когда-нибудь выбросить из головы тот день (точнее, ночь). Мы были закутаны в плащи наподобие бедуинских, глаза были закрыты черными очками, а носы дышали через респираторы, но это вовсе не делало нашу жизнь комфортной, ведь тучи пыли и песка летели прямо нам в глаза. Рельеф окружающей местности не имел ничего общего с тем, что ожидаешь увидеть на планете Земля – песок, испещренная трещинами высохшая земля и острые скалы. Я поежился от ночной прохлады и Ши, почувствовав это, обернулся. «Скажи спасибо, что сейчас ночь! Днем температура поднимается до пятидесяти градусов, а солнечная радиация здесь такая, как на Марсе!»

Практически всю дорогу я ехал молча, не находя подходящих слов для того, чтобы выразить свои эмоции. «Вот, посмотри», – Ши остановил свой квадроцикл у края палаточного городка, который казался бескрайним, раскинувшегося на фоне исполинских заводских корпусов, из труб которого валил густой черный дым. – «Здесь живут рабочие с завода «Нью-Харвест»! Они производят здесь удобрения для ферм! Жутко ядовитая хрень!»

Мой взгляд остановился на огромной очереди людей, одетых так же, как мы, в плащах с капюшонами, очках и респираторах, которая тянулась к белой палатке с надписью «H20». «Раздают воду?» – догадался я. «Ха-ха! Раздают, говорит он», – мрачно захохотал Ши. – «Они покупают ее, парень. Тратят на нее половину своей нищенской зарплаты! Видишь этих ребят? Они работают по 72 часа в неделю. Законодательство графство Мак-Доннелл, написанное корпорациями, разрешает это. Здесь нет ни профсоюза, ни инспекции по охране труда. Кажется, у них есть даже нет отпуска. Черт, он не нужен им, ведь ад покажется им отпуском после этого места!»

– Ха, – прочитав мои мысли, Хон осклабился. – Это место будет сниться тебе в кошмарах, приятель. Я знаю. Мне оно долго снилось.

– Где Карен? – спросил я, чтобы спросить хоть что-то. – Она ни разу не появлялась здесь за эти дни.

– Появится, – пожал плечами он, а затем с сомнением добавил: – Наверное. У нас свободные отношения. Она как кошка, гуляет сама по себе.

– Ты стал реже видеться с Шоном? – спросил я, заметив во время нашей общей встречи в первый день по прибытии в Элис-Спрингс какой-то холодок между неразлучными прежде парнями.

– Для того, чтобы видеться, нужны общие темы, приятель. А их становится меньше с каждым следующим годом, который Голдстейн задрачивает в своем гребаном институте, готовясь стать надзирателем для ребят вроде тех, которых мы видели в пустыне. Химический завод «Харвеста» – это курорт в сравнении с урановыми шахтами «Дженераль», там вкалывают заключенные, чертовы смертники. Вот что нам придется видеть каждый день из окна своего офиса – гребаных зэков, задыхающихся от радиоактивной пыли. Но кое-кого это не трахает, ведь ему будут платить приличные бабки!

– Тебе тоже придется там работать, – напомнил я.