Текст книги "Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

Глава 7

Цыганский барон Горан Молдовану был человеком в принципе недружелюбным – даже если не касается тех случаев, когда его будят посреди ночи из-за визита малознакомого заезжего человека, который пришел сообщить, что его племянник получил пулю и лежит без сознания в больнице.

– Проклятье! Но мне дурака совсем не жаль. Сам виноват! – ругался старый цыган, дымя трубкой. – Я же говорил ему, говорил! А ты чего сюда приперся, а?!

Когда я коротко объяснил ему ситуацию, лицо Горана вытянулось, а ругательства стали еще грязнее. Я явно не принадлежал к числу людей, для спасения которых барон был готов прилагать серьезные усилия. Если только такие люди вообще существовали. Меня обнадеживала лишь его неподдельная ненависть к Альянсу, которая должна была помешать ему прибегнуть к наиболее очевидному и выгодному для него варианту – сдать меня властям.

– И что, ты решил у нас тут залечь?! Дохлый номер. В первую очередь тут искать будут. Не хватало еще, чтобы у нас тут все вверх дном перевернули! Или обвинят еще нас в пособничестве шпиону и выгонят из города! – не на шутку забеспокоился Горан. – Да и что ты, всю жизнь тут будешь прятаться? Нет, нет, это не дело!

– Не беспокойтесь. Я тут оставаться не собираюсь, – заверил его я.

По пути из больницы сюда у меня созрели зачатки чего-то похожего на план, если только слово «план» применимо к хаотичным мыслям человека, петляющего по смутно знакомым темным переулкам города и гадающего, ищут ли его уже патрули Альянса.

– У меня есть старый друг, который живет в небольшом поселении под названием «Наш Замок». Если верить картам, то это на самой границе территорий, которые контролирует Альянс. Сейчас, подождите, – с помощью своего коммуникатора я спроецировал на воздушный дисплей спутниковую карту местности. – Это примерно вот тут. Двести пятьдесят километров отсюда.

С полдюжины родственников Горана, собравшихся вокруг стола, за которым сидел барон, чтобы послушать, о чем тот будет говорить с ночным визитером, презрительно заулыбались.

– Эта твоя карта из Интернета яйца выеденного не стоит, – хмыкнул один из сыновей Горана. – Те, кто ее составляли, понятия не имеют, что происходит на пустошах. Какие дороги проходимы, какие нет. Где очаги высокой радиации. Эта карта никуда не годится.

– Так и есть, это просто фотографии со спутника. Вы не знаете, как туда можно попасть?

Вначале казалось, что никто не знает. Однако один из племянников Горана припомнил, что в ту сторону, кажется, ходят транспортные конвои. Такие конвои время от времени отправляются из Олтеницы и объезжают различные хутора, где сгружают заказанные теми товары и загружают новые. С помощью одного из родственников барона удалось отыскать где-то расписание отправления конвоев. Выходило, что один отправляется как раз завтрашним утром.

– Конвой охраняют солдаты Альянса? – поинтересовался я.

– Нет-нет, это частная торгово-транспортная компания, называется «Еврокараван». У них своя охрана. Они время от времени набирают туда крепких парней. – заверил меня какой-то из племянников Горана.

– Да, это правда. Я сам однажды ездил, – добавил старший из сыновей, и объяснил родне столь несвойственное для цыгана занятие: – Думал, там можно хорошо разжиться. Но у них оказалась хорошая электронная система учета товара. Я погорел, и едва смог потом от них отделаться.

Его родные и двоюродные братья понимающе зацокали языками.

– Так вот, – продолжил он авторитетно. – Я помню, при выезде, на блокпосте, все машины тщательно досматривали. Если тебя ищут, то там-то тебя с конвоя и снимут.

Я понурил голову, соглашаясь с этим соображением. Да, это определенно не выход.

– Значит, пусть подсядет туда за городом! – вдруг гаркнул Горан.

Все, включая меня, удивленно воззрились на молчавшего до этого старого цыгана, в котором неожиданно проснулась жажда действий.

– Михо, ты выведешь его через наш старый тоннель, в обход блокпоста, – распорядился барон. – Откройте-ка мне карту. Поменьше масштаб, дурья башка! Так-с. Этот тоннель ведет за город, далеко-о. Ага, выход аж вот тут. А вот здесь проходит дорога. Здесь, видишь, старая заброшенная заправка…

– Папа, этот конвой не остановится, если он просто проголосует! – возразил старший сын.

– А ты сходишь, договоришься с ними. Может, им как раз нужен лишний охранник. Договоришься, чтобы его подобрали.

– С чего бы им со мной разговаривать? Они же выгнали меня тогда, после той истории.

– Ну пусть сходит Ларо. Взятку даст, если надо. Учить вас надо, что ли?!

– На взятку деньги нужны. Деньжата-то у тебя водятся, а? – Михо повернулся ко мне.

– У меня почти нет наличных. В Содружестве они вообще не ходят. Я думал, здесь также. А безналом пользоваться опасно – все операции можно отследить, – объяснил я.

– Ох, горе с тобой! Давай все наличные, что у тебя есть, – велел старший цыганский сын. – Так-с, так-с. Нет, маловато будет.

– Как только я выберусь, я переведу вам столько денег, сколько нужно, – пообещал я.

– Ага, конечно. Знаем мы эти «как только – так сразу»!

– Вы знали моего отца, – напомнил я, твердо посмотрев на барона. – И должны помнить, что у нас в семье принято держать слово.

– Твоего отца, может, и знали, а тебя – не знаем! – презрительно сплюнул Джорджи – тот самый молодой цыган, с которым я пикировался при первом визите в табор.

– А если тебя убьют, или ты в кутузку угодишь? – поинтересовался еще кто-то из цыган.

– Ладно, черт с ним, поверю ему один раз! – вмешался Горан. – Нельзя терять времени! Ларо, ты тогда займись конвоем. Михо выведет его из города, пока к нам сюда не нагрянули с обыском. А ты, Джорджи, проверь, чтобы все наши тайники были прикрыты. Не хватало еще, чтобы свиньи нашли что-то из нашего товара!

– Но конвой ведь будет только утром, – напомнил я.

– Нечего тебе здесь оставаться! – решительно заявил барон. – Заночуешь на пустошах. Хоть бы вон там, при выходе из тоннеля. Тебе же будет спокойнее. А нам – так тем более.

Я нахмурился. Слова «ночевать на пустошах» и «будет спокойнее» как-то не стояли у меня в одном ряду, особенно после того, что я успел повидать не далее чем сегодня.

– Мне понадобится какое-то оружие, чтобы идти самому на пустоши. Я уже не смогу забрать у охранников тот автомат, что я забрал у «славян». У вас наверняка припрятано здесь немало. Вы дадите мне какой-нибудь?

– У тебя же нет денег! Что нам, подарить его тебе, что ли?! – возмутился Михо.

– Миро отдал бы мне свой автомат, не задумываясь.

– Миро здесь нет. Он из-за тебя в больнице оказался! – неприязненно крикнул Джорджи.

– Ладно, так уж и быть. Отдайте ему автомат Миро и пару магазинов, – гаркнул Горан неохотно. – Все что угодно, лишь бы он поскорее отсюда убрался!

Минут через пятнадцать я уже семенил следом за низкорослым цыганом в капюшоне по темным переулкам. За спиной у меня по-прежнему был спортивный рюкзачок, с которым я выехал еще из Сиднея. Цыгане так торопили меня, что я не успел даже порыться в нем и пополнить припасы, с которыми меня в одиночку выпихивали на дикие пустоши. Зато теперь рядом с рюкзаком болталась матово-серая французская штурмовая винтовка FAMAS FELIN, выполненная по схеме булл-ап – такие использовали в батальоне «Рысь», где служил Мирослав.

– Ты уверен, что власти не знают о выходе из города, через который ты меня ведешь? – спросил я на ходу у Михо.

– Если бы знали – вряд ли позволяли бы таскать через него контрабанду, – хмыкнул тот.

По законам, установленным местным правительством еще до Альянса, практически любое имущество, ввезенное в город с нежилой территории, облагалось сталкерской пошлиной, размер которой постоянно увеличивался и, в конце концов, достиг весьма приличных размеров. Кроме того, правилами предписывалось, что все вещи должны проходить радиологический контроль. После начала войны Альянс «временно» ввел на всей своей территории дополнительный сталкерский сбор, размер которого был еще выше, чем местная пошлина. Было объявлено, что сбор будет отменен после окончания войны. Однако по прошествии нескольких лет слово «временный» начисто забылось.

На сегодняшний день, чтобы соблюсти все законы, сталкерам приходилось отдавать таможенникам практически половину стоимости добытых ими ценностей еще до того, как им удавалось их сбыть. А если еще учесть, что таможенники безбожно завышали стоимость товаров – деятельность законопослушных сталкеров становилась откровенно убыточной, и они быстро исчезли как вид. Контрабанда осталась единственным выходом из положения, и, вопреки противодействию властей и суровым мерам наказания вплоть до смертной казни, стала невероятно распространенным и прибыльным промыслом.

Вряд ли стоило удивляться, что сородичи Миро оказались замешаны в контрабанде также, как они замешаны в торговле оружием и наркотиками, сутенерстве, воровстве, всех видах жульничества и неизвестно каких еще преступлениях.

– Военные не могут не интересоваться такими вещами. Ведь через тайный ход могут проникнуть не только контрабандисты, но и вражеские диверсанты, – засомневался я.

– Олтеница – не крепость, – презрительно фыркнул Михо. – Кроме парадных входов, сюда можно попасть сотней путей. Сомневаюсь, что ментам известно даже о половине… Нам сюда! Приготовь фонарь, там внутри тьма-тьмущая.

Я достал пластиковый фонарик, приобретенный когда-то в одном из супермаркетов Сиднея за пятьдесят пенсов, просто на всякий случай – в столице было не так уж много темных мест, а отключений электричества не бывало. Ничего лучшего у меня дома не нашлось, а по прибытии в Олтеницу я просто не успел раздобыть себе какого-либо снаряжения.

– Игрушечный, что ли?! – снисходительно ухмыльнулся Михо, осмотрев мой фонарик.

У него был длинный, металлический фонарь, наподобие тех, которыми пользовались раньше полицейские. Светил он дай Боже. Эх, как пригодилась бы мне сейчас тонфа со встроенным мини-прожектором!

– Ну что застыл? Идем.

Я полез следом за цыганом в дыру, напоминающую канализационный колодец. Ржавая лесенка была такой шаткой, что я всерьез опасался, выдержит ли она мой вес. Лишь презрительные насмешки проводника, мол, чего копаешься, заставили меня быстро преодолеть с десяток ступеней. Внизу, к счастью, не воняло дерьмом, зато стоял затхлый запах сырости.

Еще мама рассказывала мне, что земля под Олтеницей вдоль и поперек изрыта катакомбами, вырытыми еще в Темные времена, когда люди прятались под землей от ультрафиолета и радиации. Ни у кого не было карт этих подземелий, и среди горожан ходило немало страшных историй о детях, которые забирались сюда и пропадали бесследно. Нередки здесь были и обвалы. Глядя на земляные стенки, кое-как укрепленные деревянными подпорками, я легко мог в это поверить.

Бредя по темному подземному ходу, следом за проводником, двигающимся проворно, как кошка, я думал о том, как я сумел докатиться до такого положения. За прошедшие четыре дня я трижды попадал в перестрелку, если не считать всей прочей херни, которая со мной произошла. Может быть, я сплю?!

Еще во вторник я засыпал в своей уютной квартирке, искренне полагая, что в моей жизни присутствует некий порядок, и даже считая ее полной рутины. В среду я стал свидетелем убийства. В тот же вечер я впервые в жизни напился, выдал пару государственных тайн в видео, выложенном в Интернет, и изменил своей девушке. В четверг, мучимый похмельем, я с ней расстался. В пятницу я уже был в пекле невиданных доселе уличных беспорядков. В паре метров от меня взорвалась бомба, убившая моего приятеля. Меня едва не прикончил какой-то психопат с револьвером. Тем же вечером, в нарушение полицейских правил, я испортил свой датчик, чтобы в нарушение еще более строгих правил, рискуя жизнью, бежать в «желтую зону». Там я встретился со старой подругой моего отца, которая оказалась его любовницей, а также раскаявшейся шпионкой, работавшей на моего опекуна, рассказавшей мне о нем кучу правды, которой я бы охотно никогда не знал. И вот наконец суббота. Я оказался на другом конце Земного шара, едва не погиб на пустошах от пуль нацистов и сейчас пускаюсь в бега от контрразведки Альянса…

«Когда я думал про себя, что мне нужна небольшая встряска, чтобы привести мысли в порядок, я имел в виду нечто менее масштабное, Боже», – подумалось мне в тот момент. – «Было бы вполне достаточно небольшой ссоры и примирения с Дженет. Или, скажем, какой-то легкой автомобильной аварии…».

– Чего молчишь, что скис совсем? – переступая через крыс, которых в этих тоннелях было великое множество, бросил через плечо Михо. – Мы, между прочим, почти пришли.

Мы остановились за очередным изгибом тоннеля.

– Тебе осталось пройти пару сотен шагов по этой прямой штольне. Тогда она возьмет уклон вверх, и ты упрешься в решетку. На двери висит замок. Держи, вот ключ. Как выйдешь – запри обратно, а ключ закинь внутрь, подальше. Я потом поберу. Не хватало еще, чтобы сюда снова пролезли троглодиты с пустошей.

– Какие-такие троглодиты? И что значит – «снова»? – нахмурился я, поправляя автомат на плече.

Еще в Генераторном я слышал немало историй о людях с пустошей, которые деградировали и одичали настолько, что практически не владеют человеческой речью и питаются падалью. Джером клялся, что видел нескольких таких во время своих странствий в станицу. Однако я не склонен был ему верить, а после многих лет жизни в цивилизации эта байка и вовсе показались мне смешной. Но Михо, по-видимому, не смеялся.

– Бывает, они влезают сюда. Знаешь, какая тут сеть тоннелей? Может, парочка еще до сих пор здесь бродит, крысами питается. Но ты не сцы! Они, вообще-то, нормальных людей боятся, прячутся от них. Разве что во сне могут подобраться, стащить что-нибудь из рюкзака.

– Я не полный идиот, чтобы спать здесь.

– А вот я как раз советую тебе спать, не выход из тоннеля. А то на пустошах водятся большие стаи бродячих псов. Вот эти как раз могут загрызть тебя во сне.

– Отличная новость. А здесь меня могут загрызть крысы, – глядя себе под ноги, где как раз пробегало несколько жирных грызунов, нервно пробормотал я.

– Крысы людей не едят, – хохотнул цыган, но, немного подумав, добавил: – Обычно не едят. Если, конечно, крыс очень много, и они очень голодны – тогда могут. Если вспомнить, то я слышал пару таких историй.

– Нет уж, пожалуйста, избавь меня от них. Напомни-ка лучше, как я узнаю, удалось ли твоему брату договориться насчет места в охране конвоя?

– Если не удастся, то конвой не остановится, когда ты будешь голосовать.

Я не хуже цыган знал, что у охраны транспортных конвоев на этот счет строгие инструкции, продиктованные суровыми реалиями пустошей. Если они сами не затормозят, лучше даже не пробовать перегородить им дорогу – могут просто расстрелять.

– И как мне тогда вернуться? Тем же путем? – я с сомнением покачал головой, припомнив пройденные катакомбы. – Если бы даже не темень, я бы в жизни не запомнил всех этих поворотов.

– Парень, ты задаешь мне такие вопросы, будто я твой ангел-хранитель. Ты мне даже не родственник. Мне сказано вывести тебя через тоннель – я вывел. Дальше сам разбирайся.

– Очень мило, – хмыкнул я.

По-видимому, если не срастется с конвоем – мне останется только пойти к воротам Олтеницы и сдаться. Я не мог, конечно, исключить, что мне грозит приговор за шпионаж. Однако более вероятным выглядел сценарий, при котором власти Альянса отпустят меня, помучив некоторое время допросами. Нет ничего приятного в румынской тюрьме. Однако смерть на пустошах – еще менее приятный сценарий.

– Ну бывай тогда. Про ключ не забудь! – махнул мне рукой цыган, и был таков.

Я долго еще слушал звуки его удаляющихся шагов, оставшись сам в темноте с дурацким пластиковым фонариком. В конце концов шаги перестали слышаться, и единственными оставшимися со мной звуками остались мое дыхание и крысиный писк в темноте. На душе было довольно-таки тоскливо.

Никогда не признавался в этом своему лучшему другу Джерому, в противовес которому я пытался казаться пай-мальчиком, но в детстве я и сам немало фантазировал о том, как я пускаюсь в странствия на пустоши, эдакий бравый герой. Иногда, хоть и не так часто, как Джером, я совершал такие путешествия в виртуальной жизни. Однако за пятнадцать лет жизни в Генераторном мне так и не довелось побывать там в реальности, если не считать разочаровывающе краткой и безопасной экскурсии в Храм Скорби под опекой бдительных учителей и под надежной охраной. Теперь такой шанс наконец представился, однако взрыва позитивных эмоций я не испытывал. В двадцать два года уже отлично соображаешь, что в жизни, в отличие от виртуальных игр, ты не бессмертен, а попав в неприятности, нельзя просто загрузиться с последнего сохранения.

«Ну что ж», – взяв в руки винтовку, подумал я. – «С Богом!»

***

Оставаться ночевать у выхода из тоннеля контрабандистов я не рискнул. Несмотря на оказанную мне помощь, я не доверял Горану и его родственникам. Цыгане были мошенниками и преступниками, лишёнными твердых моральных принципов. Ненависть к властям вовсе необязательно помешает им выторговать себе у них какую-то выгоду в обмен на информацию о разыскиваемом преступнике.

Ещё загодя изучив маршрут движения транспортного конвоя, я приметил еще одно приметное место, кроме указанной Гораном заправки, где они будут проезжать – здание, где раньше размещался небольшой придорожный мотель. Дальше мотеля находилась развилка, где колонна могла свернуть в разные стороны, но мотель она проедет непременно. От выхода из тоннеля дотуда было куда дальше, нежели до заправки – около семь миль. Между тем, пройти это расстояние за ночь выглядело вполне реальной задачей. Я надеялся, что к юго-западу от Олтеницы, где я сейчас находился, должно быть более безопасно, чем далеко на востоке, где мы попали в неприятности, и во время моего ночного перехода мне удастся избежать неприятностей.

Я, конечно, понимал, что играю с огнем. Нежилая территория была совсем другим миром, где человеку угрожает множество опасностей, едва он удаляется хоть чуть-чуть от очага цивилизации. Я слышал, что даже очень опытные сталкеры, даже пускаясь в вылазки по хорошо известным им проторенным тропам, никогда не выходят в одиночестве. Однако врожденное упрямство, обида из-за несправедливых обвинений, а отчасти и страх перед возможными последствиями ареста, не позволяли мне дать задний ход и сдаться Альянсу, пока я не испробую все возможности выскользнуть из их лап.

Выход из тоннеля был спрятан среди камней у подножья небольшого пригорка, который прикрывал его от Олтеницы. Чтобы убедиться, что я не ошибся с направлением, я первым делом начал вскарабкиваться на этот пригорок.

Мой комм разрядился, и у меня не было возможности восполнить заряд перед выходом. Не зная точно, какими возможностями располагают спецслужбы Альянса, я, скрепя сердце, бросил его в катакомбах, чтобы усложнить им свое обнаружение. Хорошо еще, что я до сих пор не обзавелся нанокоммуникатором, который носили почти все мои знакомые в Сиднее.

Как и раньше в подобных случаях, я ощутил себя беспомощным, практическим голым. Как же мы в современном мире привыкли полагаться на наши персональные компьютеры с развитым виртуальным интеллектом! Через некоторое время начинает казаться нормой удобная дополненная реальность со множеством полезной информации и подсказок. Лишившись нанороботов, или, в более примитивном варианте, как у меня – дисплея на сетчатке и микронаушников в ушных раковинах, люди начинают чувствовать себя так, будто лишились важных органов чувств.

Взойдя на пригорок, я увидел по левую сторону от меня тусклые огни Олтеницы. Как и Инсбрук, румынский город жил в режиме строгой экономии. Горели лишь фонари на центральных улицах в половину своей мощности, и прожектора на внешних стенах, да изредка мелькали единичные несанкционированные огоньки в окнах. Весь остальной город был погружен в темноту.

Однако городская темнота была ничем в сравнении со мраком, который раскинулся по правую руку от меня. На много километров, насколько я мог видеть, не было видно ни единого огонька. Если на юге от Олтеницы и существовали какие-то мелкие хутора или выселки, то их жители предпочитали проводить ночь во тьме. Насколько мне было известно, здесь в окрестностях находился рабочий песчаный карьер и рядом с ним бетонный завод. Но они, должно быть, находились слишком далеко, чтобы я их увидел.

Лишь с западной стороны от города я мог видеть скопления огней вдоль стратегического автомобильного шоссе и железной дороги, которые соединяли город с другими очагами цивилизации. Это светились посты придорожной охраны, размещенные через каждый километр. Некоторые из них были автоматизированы, а на некоторых несли сейчас свой ночной дозор солдаты Альянса.

Небо над пустошами той ночью было ясным. Никогда еще не видел столько звезд! Говорят, что с каждым годом над Землей можно увидеть все больше таких вот ясных ночей. Когда-нибудь остатки ядерного и вулканического пепла окончательно рассеются, а после этого, если верить прогнозам ученых-оптимистов, планета постепенно восстановит толщину своего естественного озонового слоя.

Армагеддон практически положил конец промышленности и цивилизации в целом. Даже с учетом двух крупных индустриальных очагов, постепенно возродившихся под крыльями Содружества наций и Евразийского Союза, объем выбросов в атмосферу уменьшился в несколько десятков раз. У планеты, таким образом, появился второй шанс. Но немногие биологические виды смогут воспользоваться им.

Если бы сейчас было светло, с пригорка, на который я взобрался, можно было бы увидеть много километров равнин, лишенных какой-либо растительности, за исключением мутировавших под воздействием радиации неприхотливых видов мха и грибов, а также одного-единственного вида сухой, колючей травы, которая не годилась в пищу практически никаким животным. Человеку, знавшему нашу планету сотню лет назад, этот ландшафт показался бы почти столь же чуждым, как лунный или марсианский. На всем Земном шаре практически не осталось естественного растительного покрова и диких животных. Чахлые очаги биосферы сохранились лишь в скальных пещерах, океанских глубинах и в недрах покинутых человеческих городов. Их составляли виды, которым не требовался для поддержания жизни прямого солнечного света – намного меньше одного процента тех видов, которые существовали на Земле до ядерно-вулканической зимы.

Даже в апокалиптическом хаосе, когда мало кто верил в выживание самого человечества, группами неравнодушных энтузиастов предпринимались отчаянные попытки сохранить как можно больше видов флоры и фауны. Однако, как и следовало ожидать, большинство из них потерпело провал. Изловить, сохранить и доставить живым в безопасное место какого-нибудь слона или жирафа, когда люди вокруг миллионами мрут от голода, холода, радиации и пандемии гриппа – это задача не просто архисложная, но и вызывающая крайне мало понимания у окружающих.

По иному пути пошла транснациональная корпорация «Андромеда» – крупнейший в довоенном мире игрок на рынке продвинутых биотехнологий и генетических исследований, та самая, под эгидой которой еще в 2034-ом году было впервые официально проведено клонирование человека. В конце 40-ых годов в Великобритании, где премьер-министром как раз стал Уоллес Патридж, «Андромедой» была запущена первая в Европе экспериментальная программа доэмбрионального и эмбрионального генетического программирования детей. Задекларированной целью программы было предотвращение наследственных генетических заболеваний, однако на самом деле ее цели были куда более широкими и амбициозными. Еще тогда среди конспирологов ходили настойчивые слухи, что президент корпорации, польский эмигрант Рудольф Дерновский и премьер-министр Патридж, не то входят в одну масонскую ложу, не то вместе посещают собрание мифического Бранденбургского клуба.

На момент апокалиптического кризиса «Андромеда» была гигантской международной структурой, одним из лидеров рейтинга Fortune 500. Она стала одной из восьми корпораций-основательниц консорциума «Смарт Тек». Поговаривают, что именно из-за давних и тесных связей Дерновского с Патриджем, «Андромеде» была отведена важная роль в плане «Ковчег».

Дерновский сразу после начала кризиса обоснованно заявил, что любые попытки сохранить все известные живые образцы флоры и фауны были бы обречены на неудачу. В то же время, современные технологии стремительно приближались к тому этапу, когда можно будет искусственно вырастить в лабораторных условиях практически любое живое существо, имея качественный генетический материал. Таким образом, если создать хранилище такого материала, в которое поместить в состоянии криогенной заморозки образцы живых тканей как можно большего количества биологических видов, то когда-нибудь в будущем человечество сможет воссоздать разнообразие населяющих Землю животных и растений.

Амбициозный проект «Андромеды» был неоднозначно воспринят общественностью, однако был воплощен в жизнь. В дальнейшем, именно благодаря генетическому хранилищу корпорации были воспроизведены путем клонирования некоторые виды животных и растений, которые сейчас можно встретить в «зеленых зонах». Так, еще в конце 60-ых в национальные парки Содружества были запущены много тысяч клонированных птиц, принадлежащих к видам, которые считались исчезнувшими – попугаи ара, какаду, белые лебеди, павлины. Посетители парков встретили это пополнение с радостью и ликованием. А вот многие организации защитников природы восприняли его негативно. Часто можно было услышать, что «монстры, созданные в генетических лабораториях, не имеют ничего общего с настоящими животными». Приводили данные независимых исследователей, которые якобы доказали, что геном птиц, выпущенных «Андромедой», действительно отличается от генома пернатых, которые жили в дикой природе до Апокалипсиса. Однако эти одинокие голоса не в состоянии были остановить прогресс.

Уже в начале 70-ых, пользуясь охватившим население Содружества преклонением перед научно-техническим прогрессом, которое всячески культивировалось принадлежащими корпорациям СМИ, «Андромеда» перестала отрицать, что проводит генетические эксперименты, и анонсировала начало нового этапа своей программы. Если быть точнее, то корпорация скорее приоткрыла завесу тайны над программой, которая и так была запущена много лет назад.

«Нежилая территория не станет пригодной для жизни растений и животных, населявших землю до постигшей нас катастрофы, еще много десятков лет. Даже если мы заселим их туда, они просто не успеют адаптироваться к враждебным условиям окружающей среды, и, как следствие, погибнут», – сообщил во время одного из вечерних шоу, частым гостем которых он был, Рудольф Дерновский, который официально отошёл от непосредственного управления «Андромедой», однако занимал пост заместителя председателя наблюдательного совета консорциума «Смарт Тек», частью которого теперь являлась корпорация. – «Однако продвинутые технологии, которыми обладает корпорация «Андромеда», позволят помочь им ускорить процесс адаптации. Это не является извращением природы, как полагают наши оппоненты из числа ортодоксальных противников генетики. Мы просто сделаем за один год в пробирке то, что произошло бы эволюционным путем в течение нескольких тысяч лет…»

Катерина Войцеховская принадлежала к числу «ортодоксальных противников генетики». Я неоднократно слышал, как мама крайне неодобрительно отзывается о деятельности «Андромеды» в разговорах с папой, который обычно выступал защитником всех инициатив Содружества.

«Знаешь, чем они занимаются? Плодят в своих лабораториях каких-то генетических уродов, а потом выпускают их на ничейной территории посреди пустошей, мол, посмотрим, выживут ли они, и что из этого получится. Вот идиоты! Неужели они не понимают, какой тонкой и непостижимой для них вещью является биосфера?! Они даже здесь, в окрестностях Олтеницы этим занимаются! Думают, что в глуши, населенной дикарями вроде нас, можно творить, что им вздумается», – возмущалась мама.

Не знаю, правда ли это, но Джером утверждал, что якобы слышал от Тома, будто несколько лет назад в окрестностях Генераторного появились дикие кабаны, напоминающие бородавочников, однако поросшие твердыми костяными наростами, как носороги, которые защищают их от солнца. Эти хряки, будто бы, живут в норах, которые сами роют передними корытами, питаются грибами и быстро плодятся, так как у них нет природных врагов – одичавшие псы не способны были прокусить костяные наросты боровов, а прочих хищников на румынской земле давно не осталось. По словам Тома, казаки из станицы посчитали, что дикие свиньи таким образом мутировали под воздействием радиации. Долгое время вынужденно проведшие на вегетарианской грибной диете, жители станицы якобы начали активно охотиться на свиней и употреблять их в пищу.

В историю с кабанами-мутантами мне верилось с трудом, как и в другие россказни Джерома. Однако даже я не мог отрицать, что, когда я был в седьмом классе, на крышах и на проводах в Генераторном люди начали замечать птиц с густым черным опереньем, похожих на воронов, но крупнее, с лысыми головами и острыми клювами, пронзительные крики которых сложно было спутать с вороньим карканьем. Игорь Андреевич Коваль в ответ на расспросы школьников туманно объяснил, что это выжившая популяция грифов мигрировала из Африки. Однако с помощью Интернета мы быстро выяснили, что грифы выглядели несколько иначе, совсем непохожими на ворон, и в суровых климатических условиях, какие бытовали у нас в Генераторном, не обитали. Странные гибриды грифов и ворон, которых местные жители прозвали «грифонами», между тем, никуда не делись – они исчезали на зиму, но со сходом снегов вновь возвращались, не упуская случая попировать сдохшей на улице кошкой или собакой, или стащить у горожан, что плохо лежит.

Не удивительно, что эти воспоминания пришли ко мне именно сейчас. Ведь до сих пор я был знаком с экосистемой пустошей лишь понаслышке, и понятия не имел, в каком месте правда переходит во вранье и плоды чьей-то фантазии. Пора наконец это выяснить.

Хорошо осмотревшись с пригорка и уверившись, что я избрал правильное направление, я бодро двинулся вперед. Мои кроссовки ступали по сухой земле или приминали колючую сухую траву, клочки которой росли теперь на месте пшеничных полей и лугов, где когда-то паслись стада коров. Временами приходилось переступать через пни, оставшиеся от некогда растущих здесь деревьев, начисто вырубленных в холодные Темные времена. Кроме того, ничего особо интересного не было.