Текст книги "Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

– Подожди-ка. Ты сказал – «пару месяцев назад»?

В моей голове не укладывалась эта новость. Война, вроде бы, давно окончилась.

– Ну да, – поняв все по моему выражению лица, Миро ухмыльнулся. – А ты что думал, у нас тут тишина да покой?! Это еще что! Если бы ты видел, что тут происходило, когда они сбили пассажирский самолет из переносной «зенитки»! Альянс отправил сюда большие силы. Месяц шла антитеррористическая операция. Постоянно слышалась стрельба, и много черных мешков привозили в морг. Это были ребята из «Рыси» – мои ребята.

– И что же, они до сих пор могут здесь ошиваться? – недоверчиво покачал головой я.

– Говорят, остались еще. А кроме них есть другие отморозки, ничем не лучше. Не все ли равно, за что тебя ухлопают – за Русь-матушку или за твою машину и барахло?

Внедорожник, тем временем, полз вперед. Над пустошами стояла плотная дымка. Впору было включать противотуманные фары, но водитель, проявляя осторожность, обходился даже без габаритных огней. Из-под колес летела грязь. На обочине виднелись силуэты засохших деревьев и ржавые кузова автомобилей, оставшихся там еще с Темных времен. Многие из этих силуэтов, например, поросший изнутри мхом школьный автобус, были мне хорошо знакомы еще с детства. Но некоторые выглядели более новыми.

Так, я увидел на обочине сгоревший БМП-4, из тех, которые стояли на вооружении у югославов. За ним тянулись силуэты еще пары искореженных бронемашин, танка «Армат», полугусеничного тягача и нескольких грузовиков. Судя по мху, выросшему на днище некоторых, прошло немало времени с того дня, как они навсегда здесь остановились. Дорога в этом месте была испещрена воронками.

– Это еще с 76-го, – объяснил Мирослав. – Авиация Альянса била по силам второго эшелона, подтягивающимся к захваченной Олтенице. Из-за китайских комплексов ПВО летунам редко удавалось подобраться к югославским колоннам. Это – один из немногих успешных случаев.

Китайцы. Снова проклятые китайцы. Если бы Евразийский Союз не поставлял ЮНР самое современное вооружение, у Ильина не было бы никаких шансов сражаться со всей Европой. Я почувствовал, как кровь в моих жилах начинает закипать.

– Ну вот, – остановившись на хорошо знакомом мне перевале, от которого оставалось меньше двух километров до селения, водитель нервно оглянулся на меня. – Дальше по этой дороге я не поеду. Там слишком опасно.

– Мы договаривались – до Храма, – напомнил я.

Водитель бросил на меня настороженный взгляд. Должно быть, мы казались ему психами. Иначе зачем бы нас понесло в это богом забытое опасное место? А может быть, он размышлял, не взял ли он в салон бандитов, которые намереваются прикончить его на пустошах и завладеть автомобилем?

Мужик определенно нас опасался – это было понятно даже по принятым им мерам предосторожности. К возмущению Мирослава, он не позволил нам взять с собой оружия, а сам красноречиво продемонстрировал нам двустволку, спрятанную под сиденьем. Несколько раз нарочито повторил при нас, что деньги оставил дома, у жены. А при выезде заставил нас записаться в журнал с приложением отпечатков пальцев, да еще и попросил начальника поста сфотографировать нас вместе. Хотел показать нам, что если он не вернется – в Олтенице будут знать, кому задавать вопросы.

– Хорошо, – кивнул он нехотя. – Я отвезу вас к тому месту, где стоял храм, окольными путями. Так, чтобы нас не было видно со стороны руин Генераторного.

– Нас и так никто не увидит в таком тумане.

Увидев упрямое выражение на лице водителя, я пожал плечами:

– Будь по-вашему.

Джип съехал с проезжей части и продолжил путь по грунтовке. Я не видел никаких опознавательных знаков, по которым можно было бы ориентироваться на местности – казалось, что мы движемся по высохшему полю в никуда. Но водитель время от времени сверялся с навигатором и корректировал свой курс. И мы таки приехали.

– Ого. Как это ты ухитрился заехать с этой стороны? – присвистнул Миро.

– Вот ваше кладбище, – заглушив мотор, пробубнил водитель по-румынски, кивнув вперед. – Можете любоваться.

Открыв дверцу и облокотившись на нее, я с замиранием сердца смотрел на знакомую мне местность, которую было теперь не узнать. Деревянной церквушки, к которой нас, еще школьников, когда-то вел по тропе физрук Григорий Семенович, больше не существовало. На ее месте осталось пепелище: свалка обугленных деревянных балок.

– Почему нацисты сожгли церковь? Они же так гордятся тем, что они русские, православные…

– Пустая болтовня, тебе ли не знать, – сплюнул Миро, высовываясь из окна и закуривая. – Звери они, нелюди, вот и весь сказ…

– Русские храма не жгли, – мрачно буркнул водитель.

– Что ты сказал, старик? – ухмыльнулся Миро.

– Они храм не тронули. И священника в живых оставили, – объяснил водитель, мрачно глядя на нас.

– О, как это мило с их стороны! – напустился на него Мирослав, разъярившийся от того, что молчавший до этого шофер не согласился с его оценкой действий нацистов. – А кто же тогда сжег церковь?!

– Сектанты потом пришли и сожгли. У них зуб был на здешних. Еще со старых времен.

– А ты откуда все это знаешь? – спросил я подозрительно.

Водитель потупился, затем неохотно объяснил:

– Я – здешний.

– Вау! – слегка нервно засмеялся Миро. – Вот это новость!

– Что-то я вас не припомню, – нахмурился я, пристально вглядываясь в грубые черты мужчины. – Чем же вы занимались?

– Водил автобус. А еще раньше – грузовик. Тебе-то что?

– Я тоже отсюда. Меня зовут Димитрис Войцеховский. Мои родители —…

– Помню я твою мать, – кивнул он. – И отца помню. Их здесь все знали.

Мысль о том, что этот мрачный необщительный человек, на которого я поначалу даже не обратил особого внимания, помнит моих родителей, показалась мне волнующей. Я взглянул на него как-то по-новому, с симпатией. Нельзя сказать этого о мужике – он остался все так же угрюм.

– Как вас зовут? – спросил я, удивившись, что никто из нас не задал этот вопрос раньше.

– Петром зовут, – после раздумий нехотя буркнул он. – Ты сюда чего приехал, с расспросами ко мне приставать? Посмотрел на свое пепелище? Можем назад ехать?!

– Боже мой, я, кажется, припомнил! – не обращая внимание на его раздражение, воскликнул я. – Я вас видел с Григорием Семеновичем, физруком! Он про вас рассказывал! И родители мои много раз вас видели, когда жили на выселках в Темные времена. Вы тогда водили грузовик, который когда-то отвозил больных из селения на выселки. Вас еще «Хароном» называли!..

– Нашел чего вспомнить, – осклабился водитель, еще больше мрачнее. – Я себе этого прозвища не брал! И годы те давно прошли. Еще раз повторяю – надо тебе тут что-то, или можем ехать?!

– Где-то здесь похоронена моя мать. Ты не знаешь?..

– Священник, еще пока был жив, похоронил останки всех, кого тут казнили, в братской могиле. Вначале кладбища, рядом тут, – буркнул Петр.

– «Казнили», говоришь? – ухмыльнулся Мирослав. – Ну и словечко ты подобрал. Очень тепло ты отзываешься о своих соотечественниках. Ты ведь русский, да? То-то я слышу, что у тебя странный какой-то акцент…

– Русский, – гордо ответил Петр по прозвищу Харон, исподлобья глядя на цыгана. – И никогда я этого не стыдился. И соотечественников своих не стыдился. Они не хотели той братоубийственной войны. Не они ее начали.

– Ты поговори еще, так по возвращении в Олтеницу с тобой ребята из контрразведки и не так поболтают! – пригрозил Мирослав, еще сильнее закипая. – Думать надо, что плетешь языком, старик!

– Миро, не стоит, – попробовал было урезонить я брата, который за эту дорогу несколько раз прикладывался к своей фляге.

– Тьфу! – Петр презрительно сощурился. – Цыган занюханный, который побирается у памятника, еще будет учить меня разговаривать!

– Заткнись, гнида! – пуще прежнего взбеленился Миро, наклонившись к водителю. – Ты не смотри что я инвалид, я отставной офицер спецназа! Задушу тебя нахрен голыми руками!

– Да ну? – прищурился Петр недобро, красноречиво положив руку на свою двустволку. – Так может, вы для того меня сюда и привезли, а?

– Довольно! – еще громче крикнул я.

Я был весь внутренне напряжен, но, в целом, спокоен. Ситуация была под контролем. Водитель был совсем рядом со мной. В тесном салоне автомобиля он ни за что не успеет направить на меня свое ружье – я обезврежу его быстрее.

– Перестаньте, – повторил я с нажимом. – Миро, заткнись и откинься назад на свое сиденье.

– Дима, да это же нацист гребаный!

– Делай, что говорю! А вы, Петр, не провоцируйте его, держите себя в руках, – я красноречиво глянул на двустволку. – Я не позволю, чтобы за пять тысяч евро меня держали под прицелом.

– Пусть твой дружок ведет себя по-человечески, – неохотно убрав руку от оружия, буркнул Петр.

– Да пошел ты! – выругался на заднем сиденье Миро.

– Идем, Миро. И спрячь свою флягу подальше. Мы не для того сюда приехали, чтобы бухать и ругаться на могиле моей матери.

– Ты прав. Извини.

Выйдя из машины и ступив кроссовками на еще слегка влажную после ночного дождя почву, я надел темные солнцезащитные очки и плотно надвинул на лицо респиратор. Перед глазами на сетчаточном компьютере замигало предупреждение, что уровень радиации несколько превышает допустимые нормы. Что ж, мы здесь не надолго.

Открыв багажник, я достал оттуда коляску Миро, помог ему выбраться из салона. Затем взял пышный букет перевязанных ленточкой живых полевых цветов, которые я едва смог отыскать перед выездом, обегав весь базар у выезда из Олтеницы. В лицо дул прохладный равнинный ветер.

– Идем, – молвил я, глядя вперед.

– Жду вас двадцать минут, – не выходя из салона джипа, проворчал Петр нам вслед.

– Козел, – пробормотал про себя Миро, но, глянув на меня, вздохнул: – Прости.

Кладбище все еще было здесь. Может быть, оно стало даже больше с того дня, когда я его видел. Но сразу было заметно, что прошло много лет с тех пор, как жители Генераторного перестали его проведывать. Нет, конечно, могилы не заросли бурьяном – ничто не могло расти на радиоактивной почве под палящим солнцем пустошей. Однако возле них не видно было больше тех скромных знаков внимания, которые обычно оставляли родственники покоящихся здесь людей – искусственных цветов и свечей в лампадках. Лампадки, оставшиеся здесь еще со старых времен, давно проржавели, а пластиковые имитации цветов были размочены дождями и разбросаны ветрами.

Мрачное место. Мрачное и пустое. Оно не ассоциируется у меня с моей мамой. И я не хочу, чтобы ассоциировалось. Она была совсем не такой. Ее душе, если только душа действительно могла существовать отдельно от тела, здесь не место.

Ветер трепал в моих руках поникшие полевые цветы, заботливо выращенные в теплицах Олтеницы, которым предстояло умереть за считанные часы в этом не приспособленном для жизни месте. Из респиратора доносились искаженные звуки моего тяжелого дыхания. Я потерянно остановился около пепелища, окидывая взглядом сотни крестов и гадая, какой из них мне нужен.

Зачем я здесь? Если я надеялся, что я стану здесь ближе к людям, которых мне не хватает – я ошибался. Они были так же далеко от этого места, как и от Сиднея. Пожалуй, даже дальше. Я чувствовал себя здесь невыносимо одиноким. К душе вдруг начала подкатывать такая волна безысходной черной тоски и отчаяния, какую я прежде никогда и не знал.

– Может быть, вон тот, – подъехав ко мне, Миро кивнул на высокий деревянный крест, стоящий совсем близко к храму, несколько обособленно от остальных.

Ноги сами повели меня к этому кресту. Его возраст сложно было определить. Он был очень грубо сколочен, однако он был выше других крестов на кладбище, почти два метра высотой. Словно кто-то хотел подчеркнуть что-то, сделав его таким высоким. Однако я тщетно искал на нем какие-либо надписи или опознавательные знаки.

– Как думаешь, он? – спросил Миро, подъехав к кресту.

– Я думаю, это не важно, – пустым голосом ответил я.

Присев на корточки, я положил букет на землю у самого креста. К глазам вдруг подступили слезы. До чего же сиротливо смотрелись эти веселые разноцветные цветочки на сырой кладбищенской земле! Беззаботно и весело, словно невинные дети, они вторглись в здешнее царство тлена и забвения, не понимая, как они здесь чужды. Мне было жаль оставлять их тут. Своими яркими лепестками и нежным ароматом пыльцы они образовали маленькую светлую точку посреди бескрайнего серого ландшафта покинутой земли. Но лишь на миг. Прожорливая серость быстро наползет на них со всех сторон, пожрет их, погасит этот одинокий огонек. Цветы завянут под палящим солнцем и опадут, а злобный ветер рассеет их над пустошью. Но это будет потом. А сейчас, в этот миг, они все еще живут.

«Я так люблю тебя, мамочка», – прошептал я, склонив голову и положив ладонь на грубую отсыревшую древесину. – «Как же я хочу верить, что твоя душа где-то есть! Где-то, где ей хорошо». Я мог бы дать волю воображению. Мог бы представить себе, как она отвечает мне. Здесь, в этот момент, это было бы легко себе представить. Но я не стал. Я не хотел обманывать себя. Я должен был быть сильным, принимать жизнь такой, как она есть. Как бы это не было тяжело.

– Дима, – меня слегка потормошил за плечо Миро. – Давай пойдем отсюда.

– Да, сейчас.

– Прошу, пойдем, – в голосе брата прозвучала тревога. – Там какие-то люди приближаются с той стороны кладбища. Лучше нам с ними не встречаться.

Сделав глубокий выдох и мысленно попрощавшись, я резко поднялся на ноги и взял себя в руки. По телу прошла нервная дрожь. Мирослав прав, я отчетливо вижу какие-то силуэты, выплывающие из тумана среди могильных крестов.

– Идем! – взволнованно согласился я.

Я пошел прочь быстрым шагом, но все же держался позади Миро, который проворно катил свою коляску по буграм и ухабам. Мы практически успели скрыться за пепелищем, когда позади (ближе, чем я думал) раздался протяжной свист. Я понадеялся, что он адресован не мне, но следом за свистом донеслись звуки русской речи:

– Эй, постойте-ка, товарищи! Куда так спешите?!

Голос мне не понравился – он был неестественно бодрым и веселым для той обстановки, в которой произошла эта незапланированная встреча. Таким тоном могут разговаривать люди, которые не считают, что им грозит опасность, а скорее сами ее представляют.

– Не останавливайся, – шепнул я Миро.

Внедорожник Петра был уже буквально в пятидесяти шагах впереди нас. Лучшим выходом будет просто сесть в него и уехать, притворяясь глухими. Может быть, получится. Я махнул рукой Петру, попробовав жестом показать ему, что пора заводить мотор. Но шаги за нашими спинами становились все отчетливее и быстрее – нас нагоняли.

– Эй, а ну подожди-ка, дружище! – уже совсем близко позади донесся требовательный голос.

Ничего другого не оставалось. Остановившись (до машины оставалось еще шагов двадцать) я развернулся, приветливо развел руки в знак добрых намерений и искривил рот в притворной улыбке, которую, впрочем, вряд ли кто-то мог бы заметить под респиратором.

Человек, идущий за мной, оказался уже совсем близко – шагах в десяти. Одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы понять – ничего хорошего от такого встречного ждать не стоит. На нем были резиновые сапоги, камуфлированные штаны и кожаная куртка грубой работы, к которой был пришит бесформенный капюшон. Нижнюю половину лица прикрывала черная полумаска. Верхняя половина оставалась открытой, и в тени капюшона я мог видеть смуглую обветренную кожу, недобро сощуренные черные глаза и острый переломанный нос. За спиной у человека виднелся небольшой походный рюкзак. На ремне был закреплен подсумок. Красноречивее всего был автомат системы Калашникова со складывающимся прикладом, который уверенно сжимали мозолистые руки в старых потрепанных полуперчатках.

– День добрый! – поздоровался я все на том же русском языке, опасливо глядя на ствол автомата, пока еще смотрящий в землю. – Не думал встретить никого в таком пустынном месте!

– А-а-а, так ты все-таки меня понял! Еще и по-русски говоришь! – обрадовался незнакомец, сделав еще несколько осторожных шагов в мою сторону. – А я уж было думал, ты от меня убежать решил. Еле догнал. Ха-ха!

Мне не понравился оценивающий взгляд, которым этот малоприятный персонаж окидывал меня и Миро – будто приценивался, задорого ли можно продать то, что на нас надето. В этот момент двигатель нашего внедорожника заработал, и хищный взгляд незнакомца сразу же заинтересованно переместился на автомобиль.

– Эй, чего стали столбом?! – раздраженно прикрикнул на нас по-румынски Петр, высунувшись из окна, и в этот момент его взгляд сфокусировался на третьем человеке. – Эй, кого это вы с собой притащили?! Мы так не договаривались! Никого я забирать не буду, ясно?!

– Он не с нами, – ответил я, не оборачиваясь к Петру, чтобы не сводить глаз с незнакомца. – Просто случайно встретились.

– Ой-ой, ты чего разорался-то так, добрый человек?! – насмешливо проговорил незнакомец, делая несколько шагов бочком, чтобы приблизиться к машине, не теряя нас с Миро из поля зрения. – Ого, хорошая у тебя машина. Старенькая, но проходимая. Дай-ка взглянуть, а? По-русски вообще понимаешь, старичок?

– Все я понимаю! – угрожающе гаркнул Петр по-русски, выскакивая из своей машины с дробовиком наперевес. – Ни шагу больше, ясно?! Проваливай отсюда!

– Эй, ты чего?! – с мнимым недоумением, за которым таились нотки угрозы, переспросил незнакомец, раскрыв ладони в знак добрых намерений (автомат остался болтаться на ремешке напротив груди). – Не дури, брат, ствол на меня свой не наставляй! Мы же с тобой братья, славяне…

– Лучше вали отсюда подобру-поздорову, кем бы ты ни был! – крикнул Петр, даже не думая сводить прицел с груди незнакомца.

– Давай-ка, идем к машине, – Миро дернул меня за рукав, и мы принялись медленно, задом, отступать к джипу.

Однако попасть в автомобиль мы не успели. Оставалось еще буквально шагов пять, когда в темноте позади автомобиля, за спиной у Петра, щелкнул затвор, и раздался другой голос – низкий и хриплый, в котором на этот раз не было даже примеси мнимого добродушия:

– Я держу тебя на мушке, ты, дурак с ружьем. Кто-то дернется – пришью всех на месте одной очередью.

Я болезненно поморщился. Сердце в груди заколотилось быстрее. Пришлось сжать зубы, чтобы унять внутреннюю дрожь. Нас развели, как лохов – один отвлек наше внимание, а второй в это время подобрался сзади.

– Всем руки вверх. Ты, брось свое ружье и подними руки!

Нам ничего не оставалось делать, как исполнить приказ. Когда дробовик Петра шлепнулся в грязь, внутри меня все опустилось. Теперь мы полностью во власти этих людей. Еще секунду назад я не вполне осознавал серьезности ситуации. Надеялся, что все как-то обойдется. Теперь я вдруг с ужасом понял, что все мы находимся в смертельной опасности.

Петр, по-видимому, тоже понимал, что мы влипли. Оказавшись под прицелом, он мгновенно вспотел и мелко затрясся. На его лице я мог явственно прочесть все сожаление из-за того, что он подрядился выполнить этот сумасбродный заказ. Однако для сожалений было уже поздно.

Из тени показался второй человек. Этот был в прорезиненном комбинезоне зеленого камуфляжного оттенка, поверх которого был накинут серый разгрузочный жилет со множеством карманов. Глаза были скрыты за старыми армейскими очками-тепловизорами. В руках он держал штурмовую винтовку «Гром» довоенного российского производства, ствол которой был направлен прямо на нас.

– Так-так, – цокнул языком первый из наших встречных, весельчак, приближаясь к нам. – Теперь-то наш разговор пойдет более дружелюбно, правда? Люди всегда становятся более разговорчивыми, когда оружие в руках у кого-то другого.

– Послушайте, нам не нужны никакие проблемы, – молвил я, хоть и понимал наивность этих слов. – Мы сейчас просто уедем в Олтеницу, и вы нас тут больше не увидите.

– Что – просто так вот уедете? – засмеялся весельчак. – На этой старой-доброй колымаге? Хм. И инвалида этого с собой увезете в этой странной форме?

Мой взгляд с ужасом переместился на Мирослава, и я осознал, что он по-прежнему одет в свою пошарпанную форму военнослужащего Альянса, в которой он просит подаяния у памятника. Было верхом глупости отправляться на пустоши в этой форме, которая у многих здесь вызывает ненависть. Однако раскаиваться в своей беспечности было уже поздно.

– Эй, калека! – разговорчивый русский подошел к коляске Мирослава, который мрачно глядел на него исподлобья. – Чего от тебя так смердит? Из-за того, что ты не моешься? Или из-за того, что на тебе вонючая свинячья униформа? Уж не из свиней ли ты сам, а?!

– Не говорите ерунды! – усмехнулся я, надеясь, что нашелся достаточно быстро. – Это барахло на любом базаре можно купить!..

– Не у тебя спрашивают! – грозно перебил меня мрачный русский с «Громом».

– Ну, – подойдя к Миро вплотную, еще раз переспросил весельчак, слегка пнув коляску ногой. – Чего молчишь? Не понимаешь по-русски, да?! Ты из этих, да? Точно из них! Ну, чего молчишь, блядина?!

Мирослав так и не нашелся что ответить. Я с ужасом читал на его лице внутреннюю борьбу. Если подогретая алкоголем упрямая гордость или скрытые суицидальные наклонности сейчас пересилят инстинкт самосохранения – мы все пропали.

И во всем виноват я. Я один. Ну какого хера нужно было сюда переться?! Мучимый виной и раскаянием из-за ошибок прошлого, я совсем не заметил, как из-за моего глупого каприза жизни двух людей на ровном месте оказались в опасности. И один из этих людей – мой брат.

Мирослав так и не успел ничего сказать. Русский-весельчак, утратив свое терпение и перестав ухмыляться, вдруг с силой пнул коляску ногой. Кресло перевернулось, и Миро, ойкнув, вывалился на землю. Я инстинктивно сделал к нему шаг, однако человек с «Громом» сделал оглушительный выстрел, и пуля просвистела в полуметре над моим ухом.

– Следующий будет в живот, – предупредил он.

– О, отлично. Заодно и остальные подтянутся, – обрадовался выстрелу весельчак.

Он обошел вывалившегося из кресла Миро, который силился куда-то отползти, и с размаху ударил его ногой. Несчастный от удара перевернулся.

– Сукин сын! – русский харкнул и смачно плюнул на лежащего на земле брата. – Много наших ты убил в своем Альянсе, а?! Сколько?!

Мои зубы сжались от злости и боли. Понадобилось большое усилие воли, чтобы не совершить никакой глупости. Я сделал несколько очень плавных и осторожных шагов в сторону Миро, молясь, чтобы человек с «Громом» не воспринял это как повод для выстрела.

– Мужики, давайте договоримся, а? – рискнул вновь заговорить я. – У меня есть немного денег…

– Ничего у тебя нет. Все твои деньги – давно наши, – повернулся ко мне весельчак. – И машина, на которой вы приехали. И все, что на вас надето. И сами вы тоже.

Забыв на секунду о Миро и сосредоточив свое внимание на мне, русский сделал несколько шагов в мою сторону.

– Ты откуда, говоришь, здоровяк? Из Олтеницы? Откуда подальше? Неважно. Мы отправим в город весточку, глядишь, кто-то за тебя что-то даст. А пока будешь пахать. Силенок у тебя, должно быть, ого-го. И ты, старый пердун, будешь пахать. Все свои зубы выплюнешь с потом и кровью, вспоминая, как ты, сволочь, свой ствол на меня наставлял. А инвалида этого в уродской униформе мы сразу пустим в расход. Он тут никому не нужен, даже если бы он и не был из этой их скотской армии…

Слушая его, я тупо пялился на автомат, болтающийся у него напротив груди, вспоминая уроки военной подготовки в Генераторном. Да, стрелять из такого я смогу без проблем. Говорливый русский приблизился ко мне уже так близко, что я смогу достичь его раньше, чем он сможет навести на меня ствол. Если я сейчас сделаю маленький шажок влево – то он окажется на линии огня у своего напарника с «Громом»…

– Мужики, да вы чего?! – в этот момент Петр который до этого, казалось, держал себя в руках, неожиданно малодушно захныкал. – Да я же свой, русский! Я не с ними! Меня-то вы за что, а?!

Человек с «Громом» предусмотрительно отскочил в сторону от дернувшегося в его сторону Петра и направил на него свое оружие.

– Ты чего рыпаешься?! Жить надоело?! А ну на колени! На колени, сказал! – злобно гаркнул он, сделав выстрел над головой у старика, чтобы вынудить того плюхнуться в грязь.

– А не надо было ствол свой на меня наставлять, – обернув голову назад, наставительно произнес весельчак Петру. – И якшаться с разным альянсовским отребьем…

Где-то позади, пока еще далеко, послышались голоса и, кажется, собачий лай. Сообщники этих двух скоро будут тут. «Сейчас или никогда», – пронеслось у меня в голове. В этот миг дрожь вдруг исчезла, и ум обрел необыкновенную ясность. Я бросился вперед, на ходу замахнувшись, и чудовищным ударом в переносицу послал говорливого русского в нокаут. Миг спустя мои пальцы уже нащупали рукоять Калашникова.

– А-ну стоять! – предостерегающе крикнул второй.

Прикрываясь обмякшим телом, как щитом, я повернулся к нему, и, дрожащими пальцами передвинув предохранитель в режим автоматического огня, полоснул длинной очередью по единственному оставшемуся на ногах силуэту. В ушах прогремел грохот, в ноздри шибанул запах пороха. Во вспышках выстрелов я мог видеть, как темный силуэт, издавая протяжный стон и сгибаясь, валится на землю. «Гром» в его руке выстрелил от инстинктивного движения пальца, но, кажется, ствол был направлен в землю.

– Быстро в машину! – заорал я.

Русский, которого я сжимал в объятиях, еще слегка барахтался, но я сдавил его горло стальной хваткой, и тот окончательно обмяк. Я сорвал с его шеи автомат, закинул за плечо. Бросился к Миро, легко подхватил худощавого брата на руки.

– Моя коляска, – завыл он.

– Плевать на нее!

К счастью, Петр сумел достаточно быстро выйти из своего жалкого состояния. Когда я грубо закинул Мирослава на заднее сиденье и плюхнулся следом, мужик уже был за рулем.

– Гони! – заорал я.

Двигатель заревел, и джип начал делать крутой разворот, мчась подальше от этого места. Нас бросало по салону, как тряпичные куклы. В этот момент позади раздались выстрелы. Одна из пуль звякнула о багажник. Стреляли в нас!

– О Дева Мария, Пресвятая Заступница! – исступленно бормотал себе под нос водитель, давя на гашетку, не разбирая дороги.

Сильным ударом приклада я выбил заднее стекло джипа, однако владелец был слишком напуган, чтобы возмущаться из-за порчи своего имущества. Высунув ствол из окна, я несколько раз нажал на курок, хотя и представить себе не мог, куда летят пули, ведь меня то и дело подкидывало к потолку. В ответ послышались другие выстрелы. Плюнув на свою бесполезную стрельбу, я склонился пониже, прикрыв собой Миро. Лязг металла возвестил, что, по крайней мере, еще одна пуля попала в машину. Однако внедорожник набирал скорость, и очень скоро скрылся за очередным пригорком.

Не знаю, как долго мы мчали сквозь туман в молчании, если не считать сбивчивых слов молитвы, которую бормотал водитель. Наверное, лишь через минуты две я решился выпрямиться, позволив сделать то же самое брату. Смуглое лицо цыгана сильно побледнело, а дыхание было тяжелым, однако бывший офицер «Рыси» остался спокоен – настолько, насколько это возможно для такой ситуации. Весь алкоголь выветрился из него, кажется, всего за минуту.

– Кажется, пронесло, – выдохнул я, инстинктивно улыбнувшись, как часто бывает после сильного стресса. – Пронесло, братишка!

Я любовно похлопал Мирослава по плечу и по щекам.

– Ты как? Ты в порядке?

– Кажется, слегка зацепило, – тихим, сдавленным голосом пробормотал он.

Миг спустя я уже лихорадочно вытаскивал из рюкзака фонарик. Включив его, я посветил на грудь брата, и с ужасом увидел темное пятно, растекающееся по униформе в районе правого плеча. О нет, нет, только не это!

– Выключите свет! – прервав на секунду молитву, злобно гаркнул Петр.

– Аптечку дай! – крикнул я в ответ. – И сбавь обороты, мы так разобьемся нахер!

– Да пошел ты!

– Где у тебя аптечка?!

– Я в порядке, – выдохнул Миро. – Дима, это ерунда, мне совсем не больно… не так, как тогда…

Мне пришлось трижды прикрикнуть на Петра, но я так и не добился от него аптечки. Тогда я сам перелез на переднее сиденье и начал лихорадочно рыться в бардачке. Моя голова то и дело ударялась о потолок, потому что джип продолжал нестись по ухабам без габаритных огней с непозволительной для таких дорожных условий скоростью. Посмотрев на перекошенное лицо водителя, трясущиеся губы и расширенные зрачки, я вдруг понял, что от пережитого ужаса тот находится в состоянии аффекта и мало что соображает.

– Да сбрось ты скорость, наконец! – ткнув его рукой в плечо, раздраженно прикрикнул я. – Мы давно оторвал!.. А-а-а!

Моя речь прервалась на полуслове, когда автомобиль, подскочив на очередном ухабе, вылетел за пределы проезжей части. Я закричал и инстинктивно закрылся рукой, видя сквозь лобовое стекло, как джип приближается к застывшему на обочине ржавому остову легковушки. За миг до удара Петр успел отвернуть руль в сторону, одновременно ударяя по тормозам. Не пристегнутый ремнем, я едва не вылетел со своего места. Скрещенными около головы руками я ударился о лобовое стекло с такой силой, что по нему пролегла глубокая трещина, а затем с такой же силой откинулся назад на сиденье.

– Черт возьми! – услышал я свой собственный голос.

У меня ушло несколько секунд на то, чтобы убедиться – кажется, все живы. Автомобиль, накренившись под углом 45º, зарылся носом в грязь придорожной канавы. Петр слева от меня натужно кашлял, потирая ушибленный до крови лоб. Обернувшись назад, я увидел, что Мирослав, тяжело дыша, растянулся на заднем сиденье.

– Вот дерьмо. Говорил же я, сбавь ход! – ругнулся я.

Оставалось лишь надеяться, что «славяне» не стали нас преследовать – иначе не пройдет много времени, прежде чем они наткнутся на наш автомобиль, застрявший в кювете. Так или иначе, брату требовалось немедленно оказать первую помощь, а затем уже думать над тем, как добраться до Олтеницы.

– Ты так и не сказал, где аптечка!

– В багажнике, – глухо пробормотал водитель.

Выбираясь из автомобиля, я заметил, что куртка на правом рукаве порвана и кожа под ней кровоточит от удара о стекло. Плевать! Сейчас не до моих царапин. Багажник оказался полон разного хлама, а лампочка в нем не работала. Посветив себе фонариком, я не без труда отыскал здесь аптечку, вид у которой был таким ветхим, будто ею не пользовались еще с довоенных времен. Не стоило и надеяться, что там найдутся современные средства для остановки кровотечения и ускорения заживления ран, вроде эмульсии RTX-16, которыми пользовались в Содружестве. Но хоть что-то же там быть должно!

– Подожди минутку, Миро, – приговаривал я. – Сейчас я тобою займусь!

Я сорвал с себя куртку, не обращая внимание на промозглый холод, и постелил на земле. Затем открыл заднюю дверцу и помог раненому выбраться из салона. Крови на его плече стало еще больше. Я попытался было снять с него куртку, но тот зашипел от боли и покачал головой.