Текст книги "Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

«Во дает чувак», – пробормотал оператор.

«Но знаете, что?!» – никак не желал успокоиться человек в кадре. – «Хрен бы со всем этим. Хрен бы со всем этим, если бы у меня дома – в моем настоящем доме – все было в порядке. Но его нет! Моего родного дома, всего что я любил НАХРЕН БОЛЬШЕ НЕТ! Моих родителей больше нет! Их убили! Ни за что! И я знаю кто!!! Это сделали долбанные недобитые нацисты с подачки траханных китайцев!!! Но я, видите ли, не могу даже произнести это вслух! Как бы скандальчика не вышло! Как бы у моего любимого опекуна из-за этого не было проблем! Знаешь что, Роберт?! Да пошел ты нахрен со своей конспирацией! Это были мои родители, ты что, не понимаешь, блин?!»

«Так, хватит этого дерьма!» – в кадр вдруг влезла пьяная, но, на удивление, гораздо более адекватная, нежели я, Рина Кейдж, ткнув меня в плечо, чтобы я замолчал.

«Эй, какого хрена?!» – возмутился я, сбившись со своей пьяной мысли.

«Вырубай!» – яростно замахала Рина в сторону оператора. – «Вырубай и сотри это нахрен! Завтра он будет жалеть, что наговорил все это!»

«Я-то?!» – мой затуманенный алкоголем взгляд переместился на Рину, и лицо прорезала неадекватная ухмылка. – «Я буду жалеть?! Да я ни о чем не буду жалеть! И я никого не боюсь, понятно?! Пошли все нахрен! Выложи это в Интернет, Рон! Выложи, пусть все видят!..».

«Алекс, ты хоть понимаешь, что ты несешь?!» – Рина с размаху залепила мне пощечину. – «Очухайся!»

«Никакой я не Алекс, твою мать! Не надо меня трогать! Это ведь была твоя идея, нет?! Напоить меня! Так вот он, результат! Наслаждайтесь! Мне это даже нравится!..».

Рина, оставаясь в кадре, какое-то время смотрела на меня, как бы гадая, как меня заткнуть, и в конце концов, похоже, придумала. Не веря в то, что вижу, я смотрел, как она яростно впилась своими губами в мои, а я отнюдь этому не противлюсь – наоборот, присасываюсь к ней с не меньшей яростью. Мои ладони легли девушке на ягодицы и крепко сжали их, ноги Рины обвили меня сзади, она повисла мне – и мы, спотыкаясь о предметы мебели в квартире Тима, уплыли из кадра.

«Вау! Вот это… ик… круто!» – промямлил за кадром Рон.

– Вот дерьмо! – выругался я.

Я уверенно заявил бы, что этого не могло быть, если бы только что не увидел это в видеоролике собственными глазами. И даже после просмотра я не мог поверить в то, что увидел. Это было не просто плохо – это было ужасно. Если это чертово видео когда-нибудь увидит свет – я не хотел даже думать о том, как это повлияет на мою учебу в академии, как это отразится на Роберте и, наконец, как отнесутся к этому люди из аппарата госбезопасности, которым я и так по многим причинам не нравлюсь. И это уже не говоря о том, что будет, если это видео когда-то увидит Джен.

– Удали это. И никому об этом не рассказывай. Никогда, – решительно молвил я.

– После того, как оно набрало в сети двадцать тысяч просмотров за ночь, я не думаю, что твоя просьба актуальна, приятель, – залился хохотом Рон Дэвис, которого, похоже, искренне забавляло произошедшее. – Эх, если бы модератор не заблокировал ее, видяшка стала бы настоящим вирусом!

– Это что, правда? – я вопросительно уставился на Тима.

– Это ты сделал, не я, – открестился парень, на всякий случай отъехав от меня на полметра.

– Мы пытались тебя отговорить! – подала голос Лыжница, а затем она неуверенно добавила: – Ну, поначалу, по крайней мере. Потом нам показалось это крутой идеей. Понимаешь, по пьяни оно все как-то иначе воспринимается…

Дэвис продолжал безудержно ржать.

– Тебе это кажется смешным? – опасно сощурившись, переспросил я у Рона.

– Эй, только не быкуй на меня больше, ладно?! – парень возмущенно приподнял свои дурацкие солнцезащитные очки на лоб, и я увидел, что под глазом у него фингал. – Я, может, был и не прав, но я тебе не чертова груша, и второй раз такого не потерплю.

– Это что, я сделал? – переспросил я упавшим голосом, глядя на фингал.

– Ага! – заржал Кениг. – Он вообще-то сам виноват. Прыгал в глаза, мямлил разную чушь. Напросился. Но я от тебя такого не ждал. Посмотрел на него исподлобья, сказал: «Дрянной ты человек, Рон», – и вдруг как врежешь!

Я в отчаянии схватился за голову.

– Вообще-то можно было просто со мной поговорить, – обиженно забурчал Дэвис. – По пьяни у всех бывают заскоки, необязательно сразу лезть в драку. И знаешь, «дрянной» – это было обидно, приятель.

– Эй, что было – то прошло. Вы же с ним мировую выпили! – напомнила Линдерсон.

Я в отчаянии закатил глаза.

– Убейте меня кто-нибудь, ладно? – попросил я.

В этот момент дверь, из которой я недавно вышел, вновь открылась, и из нее показалась Рина. На заспанном лице девушки, лишенном какого-либо макияжа, застыло мрачно-похмельное выражение, прическа была растрепанной, но двигалась она так же порывисто и резко, как и всегда. Она была босиком, без штанов, в обычной белой майке на голое тело, под которой легко проглядывались все детали ее фигуры.

– Здоров! – прокричала она, пролетев мимо меня в сторону ванной и закрыв за собой дверь.

Глядя на крепкие подкачанные ноги девушки, которые, как я видел на злополучном видео, не так давно обнимали меня, и на контуры ее больших подтянутых грудей, я вдруг совершенно ясно понял, что прошедшей ночью мы с ней переспали. Я не помнил этого, не мог воссоздать в памяти ни одной четкой картинки или подробности, но какие-то смутные образы скользили в глубинах подсознания, и никаких сомнений быть не могло.

Из ванной какое-то время доносились звуки того, как Рина шумно умывается. Затем дверь ванной открылась, и она вышла наружу. Встретив мой ошарашенный взгляд, нигерийка как-то необычно усмехнулась и вполголоса объявила хрипловатым спросонья голосом:

– А знаешь, это было не так уж плохо.

– Что – «это»? – тупо переспросил я.

– А ты не знаешь?

– Знаю, – я опустил голову. – Но не верю.

Неужели за одну ночь могло произойти столько всего?!

– Да брось. Ты же хотел этого еще с интерната. Почему бы не сделать этого? – не понимая, казалось, моего замешательства, пожала плечами Рина. – Мужики вообще-то всегда так поступают.

– О Боже, но как же Джен, – бессильно выдохнул я.

– Твоя ревнивая голубка ни о чем бы не узнала, если бы один придурок не выложил кое-чего в Интернет. Я ведь пыталась тебя отговорить. Но ты… – Рина покрутила пальцем у виска. – … совсем был не в адеквате!

– Это же ты напоила меня! – возмущенно вскричал я.

– Я предложила – ты согласился, – невозмутимо пожала плечами она. – Да чего ты паришься вообще? Ты же вчера с ней порвал. Сам позвонил ей и послал нахрен.

– Я не хотел этого! Это было не по-настоящему! – задыхаясь от отчаяния, вскричал я. – Я… я надеюсь мы с ней как-то сможем это загладить. Я ведь был не в себе, и…

– Ну, если ты этого правда хочешь – можешь бежать извиняться и целовать ее в зад! – презрительно хмыкнула она. – Может, она и не засчитает это за измену, учитывая, что ты был под наркотой.

– Под наркотой? – я вопросительно уставился на Рину.

– Ну, «Уни» вообще-то называют наркотой. Как по мне, то это никакая нахрен не наркота. Ничем не хуже всех тех стимов, которыми нас пичкают в академии. Не сцы, эта штука не оставляет следов в крови. Один раз помочился – и вышла. Анализы ее не показывают, проверено.

Я продолжал тупо смотреть на нее.

– Мы что, принимали с тобой эту хрень?

– Ага.

Не веря в то, что услышал, я бросился обратно в комнату, в которой проснулся. Понадобилось немало времени, чтобы отыскать среди здешнего бардака, невдалеке от нашей кровати, пару пустых разбитых ампул, на которых маркером было написано «Uni». Проучившись четыре года в полицейской академии и пройдя стажировку на 122-ом участке, я прекрасно знал, что это такое. Сильнодействующий синтетический наркотик – афродизиак, анальгетик и галлюциноген – подходит и мужчинам, и женщинам (отсюда и название, от слова «унисекс»), действует несколько часов, легко выводится из организма и не вызывает существенной химической зависимости, чего не скажешь о психологической: по утверждению психиатров, «Уни» многократно обостряет ощущения во время полового акта, так что обычный секс после этого кажется пресным и люди, злоупотребляющие «Уни», не способны получить от него удовольствия. Несмотря на несколько петиций к городским властям, препарат относился к категории разрешенных и пользовался растущей популярностью среди молодежи. Однако к курсантам полицейской академии выдвигались куда более строгие требования, чем к прочей молодежи.

– Я же сказала – анализы не покажут этой хрени, – позади раздался голос Рины, которая вернулась в комнату и принялась собирать свои разбросанные повсюду вещи.

– Я никогда в жизни не принимал наркоты. Не представляю себе, как я мог на это согласиться. Это тоже была твоя идея, да?! – я сжал зубы от злости.

– Эй, ты же мужик, Алекс, – напомнила Рина, и издевательски добавила: – Твои яйца не должны позволять тебе перекладывать ответственность на «слабый пол». Хи-хи!

Я обернулся, намереваясь послать ее куда подальше, и запнулся, поняв, что Рина, ничуть не стесняясь, сбросила с себя майку, оставшись обнаженной по пояс. Выдохнув на полуслове, я отвернулся к стенке.

– Ха! Вчера ты не был таким стеснительным! – усмехнулась Рина. – Расслабься, я просто переодеваюсь. Я не любительница утренних кувырканий. Тем более с похмелья.

– Рина, – все еще не оборачиваясь, я в ужасе покачал головой. – Все без исключения, что произошло вчера – это одна большая чертова ошибка…

– Что?! – перестав собирать вещи, остолбенела и возмущенно закричала Рина. – Я не поняла! Ты хочешь сказать, что все твои слова ничего не значили?! Наша свадьба отменяется?!

Тут уж я обернулся, чувствуя, что сознание вот-вот покинет меня. Рина еще несколько мгновений умудрилась продержать на своем лице серьезную мину, но затем ее губы предательски расплылись в улыбке, которая быстро перешла в неудержимый хохот.

– Видел бы ты свое лицо! – едва не плача от неудержимого смеха, проговорила девушка.

– Да пошла ты! – я в сердцах запустил в нее одну из подушек, валяющихся на надувных матрасах.

В этот момент на мой коммуникатор поступил вызов. Я встрепенулся в отчаянной надежде, что это Дженет – но нет, перед моими глазами всплыло лицо Ши Хона. Я зажмурился от ожидания очередных новостей так, как люди жмурятся в ожидании удара.

– Ши?

– Димитрис, с добрым утром! – вид у моего бывшего товарища по интернату был заинтригованный и позабавленный. – Добро пожаловать в наш клуб! Судя по твоей исстрадавшейся харе, ты наконец понял истинное значение древнего русского слова «бодун».

– Ты даже не представляешь себе, насколько.

– Надеюсь, ты не в обиде, чувак, что я вчера не приехал. Как бы я попал среди ночи в Сидней, сам подумай?

– Я тебе это предлагал?

– А, ясно. Ничего не помнишь, – кореец задумчиво почесал репу. – Начну с худшего. Видяшку свою уже видел?

– Как и двадцать тысяч пользователей, если верить тому, что я слышал, – хмуро пробормотал я. – Странно, как ко мне в дверь еще никто не стучится.

– Да уж, разумным твой поступок не назовешь, приятель. Хотя слова ты говорил и очень правильные. Однако не спеши отчаиваться. Видеоролик удалил модератор-бот из-за того, что там была нецензурная лексика, а ты забыл поставить режим «18+». Вполне возможно, никто и не успел проанализировать на предмет политкорректности. А если и успели – у тебя же еще есть опекун из спецслужб, да славное олимпийское прошлое. Глядишь, пронесет.

«Мой опекун будет первым, что прикончит меня», – подумал я.

– Что бы я там не наговорил вчера, Ши – не воспринимай все это всерьез, – попросил я.

– Все в порядке, чувак. Держись там!

Закончив разговор, я растерянно огляделся в квартире, обитатели которой понемногу начинали приходить в себя. Все это было так не похоже на мою обычную жизнь, что казалось, будто я оказался вы шкуре какого-то другого человека.

– Я не могу поверить во все то, что вижу и слышу, – признался я.

– Тебе нужно расслабиться, – посоветовал Тим.

Щелчок с его стороны возвестил об открывшейся бутылке пива.

– Пивка?

– Мне нужно домой, срочно, – решительно поговорил я, и скривился от паскудного ощущения все еще бродящих в организме остатков алкоголя.

Как бы это не было неприятно, требовалось очистить свой организм от этой гадости.

– Эй, чувак, у меня есть таблеточка от похмелья, – подал голос Рон Дэвис.

– Я никогда в жизни не принимал таблеток.

– Так ты и не бухал!

Ничего не ответив, я принялся собираться.

– Советую хотя бы принять душ, – ко мне подъехал с бутылкой пива Тим.

Через двадцать минут я уже стоял помытым и собранным около двери захламленной квартиры. Жевательная резинка пока не помогала заглушить во рту неприятное ощущение, которое возникло после того, как я только что насильно избавил свое организм от остатков засевшей в нем дряни. Но все же я уже чувствовал себя немного лучше. Изо всех, кто остался в злополучной квартире, меня провожал лишь хозяин вечеринки.

– Кто еще здесь вчера был? – спросил я у Тима.

– Человек десять еще тусовалось. Я и сам всех не упомню. Знаешь, как это обычно бывает – кто-то приходит, кто-то уходит. Из тех, кого ты знаешь, был, кажется, Кит, наш институтский однокурсник.

– Часто у тебя такое происходит?

– Вообще-то частенько, – пожал плечами парень. – Арендодатель грозится оштрафовать или выгнать меня из-за жалоб соседей, но пока дальше угроз дело не идет.

– Как же твои планы? Ну, там, заработать пять миллионов, – припомнил я.

– А как там твои планы стать астронавтом? – не остался в долгу Бартон.

– Почему мы вообще с тобой тут говорим? Если я правильно помню, ты меня ненавидишь.

– Эй, парень, мы же с тобой вчера здорово разрулили всю эту тему. Ты оказался вовсе не таким придурком, как я думал – оказывается, по пьяни ты очень даже ничего парень. Так что вроде как мы теперь кореша, полное взаимопонимание, никаких проблем, – напомнил мне Тим, но по выражению моего лица все сразу понял. – Ясно. Ни хрена ты не помнишь. Что ж, не беда. Как там гласит старая русская пословица, что ты вчера нам рассказал? «Что у трезвого на уме – то у пьяного на языке». Хорошо сказано, чистая правда. Так что я буду считать, что между нами все ОК.

– Тим, то, что я вчера наговорил, не имеет ничего общего с моей личностью. Это всего лишь проклятый алкоголь!

– Не скажи, парень. Бухло вытаскивает наружу твое подсознание, только и всего. Ничто не появляется просто так, с бухты-барахты. Ты уж поверь мне. Я врач, как-никак. Анестезиолог, между прочим. Будущий. Хи-хи!

– Ни один человек не ведет себя нормально, когда напьется.

– Значит, у каждого из нас в подсознании живет грязное животное, – хихикнул парень. – Вот, кстати, зацени.

Перед моими глазами всплыла еще одна запись – пьяный и счастливый я обнимаю пьяного и счастливого Тима, где-то за кадром бренчит гитара и мы, надрывая глотки, поем одну из моих любимых песен – «Lost world» группы «Escape from Mojave». Пели мы, конечно, ужасно. Так же ужасно, как мы когда-то пели ее с Джеромом Лайонеллом в Генераторном, еще в те времена, когда Джером был одержим идеей создать свою рок-группу.

– По-моему, идиллия, – с ироничным умилением глядя на видео, усмехнулся Тим.

Я лишь ошеломленно покачал головой.

– Мне надо идти, – решительно произнес я. – Может быть, еще не поздно собрать все по осколкам.

– Иногда лучше ничего не собирать. Разбилось – и хрен с ним, – философски заметил будущий врач. – В любом случае, удачи тебе.

***

Я сумел застать Джен в нашей квартире. Даже не знаю, к лучшему ли это. По выражению ее лица сразу же становилось понятно, что шансов сгладить ситуацию у меня немного. Еще красноречивее были ящики, в которые девушка уже успела упаковать свои вещи. Дженет Мэтьюз не была склонна к сценам. Если она упаковала вещи – ее намерения были действительно серьезны.

– Ты, по-видимому, не прочитал моего сообщения, – вместо приветствия холодно произнесла моя (бывшая?) девушка, отвернувшись к окну, когда услышала позади хлопок двери.

Даже не знаю, плакала ли она этой ночью. Может, и да. Так или иначе, к моменту нашей встречи ничто в ее внешности или поведении не напоминало о ночных рыданиях. Она была спокойна, сдержанна, безжалостно-ключа и холодна как лед. Будь она сейчас в расстроенных чувствах, зла, раздражена – оставался бы шанс, что произойдет сцена, которая закончится извинениями и объятиями. От любви до ненависти, как говорится, всего один шаг. Но здесь и не пахло ненавистью. Здесь чувствовалось разочарование, презрение. А между этими чувствами и любовью пролегала непреодолимая пропасть. Да и была ли она когда-то, эта любовь?

– После всех этих лет ты не можешь просто уйти, даже не поговорив, – молвил я.

– Я не вижу смысла в сценах, Димитрис, – не оборачиваясь, ледяным голосом произнесла Джен. – Вчера мы с тобой выяснили наши отношения, и мне этого достаточно. Сейчас я спокойна и не намерена больше нервничать.

– Вчера я был пьян и не соображал, что я говорил. Пожалуйста, пр…

– Нет! – Джен вдруг решительно обернулась ко мне. – Не унижайся, не рассыпайся в извинениях. Тебе это не пойдет, и это в любом случае будет неискренне.

– Неискренне?! Да мне правда невероятно стыдно!..

– Верю. Тебе стыдно из-за того, что ты не контролировал себя, но не из-за своих слов. Все, что ты вчера сказал, шло прямо у тебя из души. Такие слова не появляются на пустом месте, мы оба это понимаем. Будь ты таким крутым, каким пытаешься казаться, ты давно нашел бы в себе мужество сказать это. А так тебе понадобился для этого допинг, как и многим мужчинам. Но ты это сказал. Так было нужно. И не надо сейчас пытаться повернуть все вспять. Это никому не нужно – ни мне, ни тебе.

Под обличающим взглядом Джен, которая, вопреки моему убеждению, что она совершенно меня не понимает, сейчас видела меня насквозь, я почувствовал себя голым. Все извинения, придуманные по дороге, были начисто забыты, и мне оставалось лишь печально вздохнуть.

– Знаешь, Дженни, – я присел на кровать. – Я не утверждаю, что у нас все идеально. Но нам стоило поговорить об этом по-человечески. Мы наверняка нашли бы другое решение…

– Зачем искать «другое решение»? – Джен была удивительно спокойна. – Я не вижу смысла пытаться склеить вместе две части, которые друг другу не подходят.

– Если бы мы друг другу не подходили, мы поняли бы это намного раньше…

– А мы бы и поняли, если бы захотели. Может, и понимали в душе. Но нам комфортнее было обманывать себя, что мы якобы любим друг друга, хотя на самом деле нам просто было удобно проводить вместе время, и, может быть, отчасти, нам было жалко и страшно расставаться. Не будучи честными перед собой, мы тем более не могли быть честными друг перед другом. А теперь кто-то из нас наконец положил этому конец. Вот и все.

– Дженни, ты кажешься спокойной, но в тебе сейчас наверняка говорят эмоции.

– Вовсе нет.

– У нас ведь далеко не всегда и не все было плохо! – я в отчаянии схватился за голову, не желая признавать очевидной правоты ее жестоких слов. – Вспомни хоть «Антарктиду», те две недели! Разве нам было вместе плохо?!

Я вспомнил ее там, на пляже – веселую и счастливую. Кожа Дженни, в отличие от других отдыхающих, так и оставалось белой, ведь она, как будущий врач, практически не бывала на открытом солнце и обильно мазала кожу кремом с супервысокой степенью защиты от солнца. Она выходила из-под зонтика лишь для того, чтобы вместе со мной присоединиться к игре в пляжный волейбол. Играла она хорошо, и ей это нравилось. Хорошо помню ее улыбку, раскрасневшиеся щеки. Помню, она ходила в черной кепке и белой футболочке, постоянно мокрой от морской воды. Когда я обнимал ее, то сдергивал с нее кепку, чтобы вдохнуть аромат ее волос. Мне очень нравилась ее тогдашняя прическа – прямые, ровные волосы средней длинны, аккуратная челка прикрывает лоб…

– М-да, – по лицу девушки вдруг прокатилось мечтательное выражение.

Ее пальцы мягко коснулись ожерелья из ракушек, которое лежало на тумбочке у кровати. Шелест ракушек, касающихся друг друга, казалось, на миг оживил в памяти девушки те прекрасные мгновения, словно ее лицо внезапно обдал легкий порыв освежающего океанского бриза. Но уже мгновение спустя на лицо Дженни вернулось прежнее спокойно-печальное выражение. Пальцы разжались, и бусы упали на кровать.

– Пусть останется тебе. Или следующим жителям этой квартиры.

– А это что, по-твоему, тоже не эмоциональный поступок?! – уцепился я за этот жест, как за последнюю надежду. – Я же вижу, Дженни, что эта вещь, связанные с ней воспоминания, еще кое-что значат для тебя!

– А я и не спорю с этим, Дима. Я же не снежная королева. Я не утверждаю, что нам с тобой нечего вспомнить хорошего. Конечно же, есть. Я не могу в один миг забыть о тех прекрасных мгновениях. Мне будет тяжело с ними расстаться. Но я считаю это правильным, честным. Я не могу прожить всю жизнь с пеленой на глазах, вспоминая о цветке, который ты подарил мне в «Юнайтед», когда нам было по четырнадцать, или держась за эти бусы из ракушек. Эти вещи – всего лишь напоминание о прошлом, о днях, которые прошли и никогда не вернутся. А кроме прошлого есть еще настоящее и будущее.

«Неужели у нас все действительно прошло?» – подумал я, вздохнув и взявшись за голову. Воспоминания о том, как мы переписывались с ней ночами, строя планы о счастливом будущем вместе, все еще не угасли, все еще были свежи. Воздушные замки, которые мы строили, не имели ничего общего с реальной жизнью, теперь я понимал это. Но ведь мы верили в свои мечты. И в этом было что-то наивное и прекрасное, что-то такое, что не хотелось отпускать.

– Дженни, я не хотел бы, чтобы мы так расстались. Не хотел бы, чтобы мы стали врагами, – расстроенно прошептал я. – Ты должна знать, что мне очень жаль. Мои слова, и то, что у нас было с Риной – все это лишь ужасная ошибка. Ты мне очень дорога, и я ни за что не хотел причинить тебе боль.

– Я это знаю, Дима, – тяжело вздохнув, прошептала Дженни после паузы, вдруг совершенно сдувшись и потеряв свою холодную решительность. – Ты никогда не станешь для меня врагом. Просто нам не суждено быть вместе, и мне казалось, что будет проще, если мы расстанемся быстро, безо всех этих объяснений. Мне не хотелось, чтобы мы травмировали друг друга.

– Если дело в Рине, то ты должна знать, что у меня нет к ней никаких чувств, это было просто…

– Дело не в ней, Дима, – она глубоко вдохнула, собираясь с силами для какого-то признания, но так и не решившись его произнести.

– У тебя ведь тоже кто-то есть, да? – поинтересовался я, внезапно вспомнив один эпизод нашего вчерашнего разговора, которому я тогда не уделил должного внимания.

– Я никогда не изменяла тебе, Дима, – решительно произнесла она, а затем замялась, кажется, вспомнив свой университетский роман в годы моего заточения в «Вознесении», и нехотя добавила. – … с тех пор, как мы живем вместе. Это правда.

Я чувствовал, что она сказала не все – проследует продолжение.

– Но есть человек, у которого есть ко мне чувства. И, возможно, эти чувства взаимны.

– Ты ведь была вчера с ним, да? Ездила с ним в Перт? – мои губы инстинктивно сжались то ли от боли, то ли от гнева, но в душе была лишь пустота.

– Я не ездила в Перт, – как и стоило ожидать, ответила она с ноткой вины в голосе.

– Кто он?

– А разве это важно, Дима? Ты же не собираешься устраивать мне сцены ревности после того, что произошло вчера?! – на лицо Джен вернулось решительное выражение. – Мне нужен человек, который любит и понимает меня, который находится рядом со мной, и мысленно тоже. Ты не хочешь, не готов быть таким человеком. Ты ведь это знаешь. Твоя жизнь – это твои воспоминания о доме, это твоя полиция, твои тренировки. Все что угодно, но только не я. Я была в твоей жизни лишь декорацией – может быть, приятной для глаз, но вовсе необязательно й. Но я хочу другого.

– Я понимаю, – мрачно кивнул я. – Прости, что разочаровал тебя.

– Вовсе нет, – печально вздохнула она. – Просто наше время прошло.

Мы обнялись на прощание, но это были не объятия возлюбленных – скорее старых друзей, которые расстаются надолго, а может быть, навсегда.

– Мне пора, Дима. За моими вещами приедет служба доставки, – закусив губу, чтобы не заплакать, Джен несколько поспешно схватила свою сумочку и прошептала. – Прощай.

– Прощай, Дженни.

Я понимал, что больше десяти лет жизни невозможно просто так вычеркнуть из жизни вместе с хлопком двери. Нас все еще связывало много воспоминаний, которые долго еще будут напоминать о себе вспышками ностальгии. Нас еще ждут бессонные ночи, которыми мы будем смотреть на лица друг друга на коммуникаторах и бороться с соблазном набрать номер человека, с которым привык просыпаться в одной постели. Но Дженни найдет в себе силы, чтобы перебороть это, в этом я не сомневаюсь. Найду и я.

«Посмотри на себя, Димитрис», – сидя на кровати в опустевшей квартирке, заполненной упакованными ящиками, прошептал я. – «Только что ты потерял последнего в этом мире близкого человека. Сидишь здесь один, мучаясь похмельем и чувством вины из-за своих глупых поступков. Ты просто жалок, парень».

Чтобы отделаться от этих чувств, мне требовалась музыка и пробежка. Длинная пробежка.