Текст книги "Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

– Нет, не надо. Лучше надорви. Глянь, есть ли выходящее отверстие. Если прошла на вылет – не страшно… – прошептал Миро.

Я быстро убедился, что ранение действительно было сквозным. Пуля вошла в тело под правым плечом, выше груди, и вышла напротив. Судя по боли, которую испытывал Мирослав при малейшем движении его правой руки, плечевой сустав мог быть поврежден. Однако жизненно важные органы, похоже, не задеты. Главное сейчас – наложить давящую повязку, остановить кровь. Обезболивающее тоже не помешало бы, но то, что я нашел в этой аптечке, сто лет назад просрочено. Да и сложно предсказать, как оно будет взаимодействовать с алкоголем, которого в крови у брата могло остаться еще немало…

– Все со мной будет в порядке, братишка, – слипающимися глазами следя за моими действиями, бормотал Миро. – Ты все правильно делаешь. Я смотрю, вас там в Содружестве здόрово готовят. Не хуже, чем нас в «Рыси»…

Оказанию первой помощи был посвящен длительный курс в полицейской академии – больше двухсот часов на протяжении всех четырех курсов. К счастью, этот курс еще свеж в моей памяти.

– Не говори много, дружище. Ты и так ослаб от потери крови.

– Ничего страшного. Знал бы ты, сколько я ее потерял тогда.

Петр наблюдал за нами все еще слегка потерянным взглядом, сидя на обочине. В руках у него дымила сигарета, огонек которой он прятал в ладони. Глаза водилы то и дело перемещались на дорогу, в ту сторону, откуда мы приехали. Однако оттуда, к счастью, пока еще не было ничего слышно.

Я постепенно успокаивался, понимая, что жизнь Мирослава, по-видимому, пока вне опасности. Моя повязка держалась идеально и хорошо останавливала кровь. Если он попадет в больницу в ближайшее время – с ним все будет в порядке.

Однако же в целом наше положение выглядело незавидным. Мы едва успели немного отъехать к западу от Генераторного, как из-за слетевшего с катушек водителя угодили в кювет. До Олтеницы отсюда – больше шестидесяти километров. В половину меньше – километров тридцать, по той же дороге – до Доробанцу. На беду, в разговоре со «славянами» я упомянул, что мы направляемся в Олтеницу. А дорога туда ведет всего одна.

Но даже если бы и не эта страшная опасность – сложно представить себе, как мы сможем преодолеть такое расстояние пешком, учитывая, что с нами Миро, у которого нет даже коляски – его мне придется нести на плечах.

У нас был с собой спутниковый телефон, по которому можно связаться с Олтеницей. Однако Альянс не проводил спасательных операций на нежилой территории, о чем нам несколько раз напомнил начальник поста при выезде из города. Расписавшись в журнале, мы согласились с тем, что осознаем все опасности и отправляемся наружу на свой страх и риск.

На пустоши, и без того увязшие в туманных сумерках, быстро наползала темнота. Сейчас, кажется, уже почти девять вечера. Не пройдет и получаса, как вокруг будет кромешная тьма.

– Нам надо вытащить отсюда этот драндулет и заставить его ехать, – решительно заявил я, поднимаясь и обернувшись к Петру. – Иначе эти люди найдут нас и прикончат!

– Без тягача не вытащишь, – с сомнением покачал головой Харон, окинув безнадежным меланхоличным взглядом накренившийся автомобиль. – Он тяжелый. Мне придется быть за рулем, а ты один на горку не вытолкаешь.

– Я один толкаю как двое. Иногда как трое, – хрустнув плечами и сняв с лица мешающий дышать респиратор, заявил я.

– Все равно не сдюжишь.

– А мы все-таки попробуем! – вскрикнул я, разозлившись. – Давай-ка, поднимай свою задницу! Если бы ты вел машину нормально, у нас бы сейчас не было этой проблемы!

– У нас не было бы этой проблемы, если бы вам не понадобилось сюда переться…

– Я плачу тебе за это пять штук, – напомнил я с нажимом, угрожающе надвигаясь на водителя. – А вдобавок еще и спас твою шкуру, пока ты хныкал и готовился целовать этим ублюдкам пятки. Русский ты, говоришь? А ну живо встал на ноги!

Угрожающий тон подействовал – водитель, не став больше спорить, отправился за руль.

Затея, однако, показалась мне практически безнадежной. Я не соврал насчет своих сил – годы напряженных тренировок с железом не прошли даром. Но в одиночку вытолкать на крутую горку джип весом в тонну, колеса которого глубоко увязли в грязи – это задача непосильная для одного человека. Петр газовал, забрызгивая все вокруг влажной грязью. Я отчаянно скрежетал зубами и матерился, чувствуя, как вздувается от напряжения каждая жилка.

– Эх, жаль, я не могу помочь, – обессиленно лежа на земле, бормотал Мирослав.

Мужик за рулем вновь припомнил слова молитвы.

– Ну, давай! – ревел я, словно носорог, практически зарываясь напряженными ногами в вязкий грунт и стараясь изыскать в резервах своего организма еще хоть какие-то запасы сил.

Эта история могла бы окончиться плохо для всех нас. К счастью, небеса, похоже, таки услышали молитвы угрюмого Харона. А может я, подстегиваемый отчаянием, выжал из себя усилие, которое прежде никогда не давалось мне в тренажерном зале. Так или иначе, колеса вездехода наконец вырвались из грязи и он, натужно взревев, выбрался назад на проезжую часть.

Из моих легких еще секунду по инерции рвался воинственный рев, который пережил в ликующий победный крик. Глаза заливал пот, сердце радостно билось в груди, легкие натужно перекачивали через себя литры не слишком чистого воздуха… неважно. Мы сделали это! Мы будем жить!

– Поверить не могу! – ахнул сидящий на земле Мирослав, восторженно захлопав в ладоши и даже забыв, казалось, о своем ранении. – Братишка, да ты просто монстр какой-то! Этому Молотильщику еще повезло, что он уполз с ринга живым.

Я за секунду осушил половину протянутой Петром бутылки воды, а вторую половину вылил себе на голову. Я весь промок от пота и был забрызган летящий из-под колес грязью, но был, кажется, счастлив.

– Давайте-ка в машину, – велел я. – И веди в этот раз нормально, лады?!

***

Мы вернулись в Олтеницу около одиннадцати вечера, под мелким моросящим дождем. Я устал, и на обратном пути помалкивал, борясь со сном. Я чувствовал себя ответственным за возврат этой сумасбродной экспедиции, затеянной мною, домой, не рисковал закрыть глаз и доверить нашу судьбу Петру. Мирослав на заднем сиденье посапывал. Хорошо, ему-то как раз отдохнуть сейчас полезно. Когда из темноты вынырнули контуры первых хозяйственных построек, окружавших город, мышцы моего лица ощутимо разгладились от облегчения.

– Что это с вами? – с тревогой осматривая пулевые отверстия на автомобиле, осведомился начальник КПП на въезде в Олтеницу (тот самый, что выпускал нас). – Попали в переплет?

Петр угрюмо молчал, вопросительно посмотрев на меня, мол, сам объясняй.

– Думаю, это были «славяне», – объяснил я офицеру. – Напоролись на них около сгоревшего храма под Генераторным. Мы едва унесли ноги.

– Я же говорил вам! Наши куда соваться! Черт, да вам повезло, что вы все целы и невредимы!

– Не совсем невредимы. В Мирослава попали. Ему нужно в больницу.

– Дима, ты чего, не надо! – хриплым спросонья голосом запротестовал Миро. – Это царапина, ничего страшного. У нас там знахарка есть, она мне сделает припарки…

– Никаких знахарок! – отрезал я, и спросил у офицера. – Больница все там же, на прежнем месте?!

– Да, – кивнул начальник поста. – Но там без денег палец об палец не ударят.

– С этим разберемся.

– И вот с этой бандурой мы тебя не пропустим, – офицер кивнул на автомат Калашникова. – Ты же вроде без него выезжал, нет? В журнале не записан…

– Это трофейный.

– Хм. Все равно надо сдать в камеру хранения. Гражданским в черте города носить оружие запрещено. Можешь забрать его при выезде, заплатив пять евро за каждые сутки хранения, или можешь продать нам.

– Как угодно, забирайте! – я охотно избавился от автомата. – Петр, вези в больницу!

– Ты обещал три тысячи, когда вернемся, – угрюмо проворчал Харон. – И еще стекло разбито…

– Какое нахрен стекло?! – разозлился я. – В больницу вези, я сказал! Получишь свои три штуки, как приедем.

Водитель неохотно направился вверх по центральной улице. В зеркало заднего вида я видел, как бойцы на КПП переговариваются, глядя нам вслед, и, кажется, офицер передает что-то по радиосвязи.

– Дима! – Миро схватил меня за плечо. – Не глупи! Не надо мне в больницу! Давай лучше в табор, если не хочешь много всего объяснять людям из контрразведки…

Взглянув на брата, я смог убедиться, что он бледен и слаб. О том, чтобы доверить его какой-то чокнутой цыганке и оставить без нормальной врачебной помощи, не могло быть и речи.

– Ни о чем не беспокойся, – улыбнулся я.

Всего лишь за час я обеднел на семь тысяч евро. Три тысячи, как договаривались, я перевел на личный счет Петра, едва он остановил нас у приемного отделения олтеницевской больницы. Мужик больше ничего не бормотал насчет компенсации за разбитое стекло, но и «спасибо» никто из нас другому не сказал. Так и расстались. Еще четыре тысячи мне пришлось заплатить дежурному врачу за то, чтобы Мирославу качественно промыли и зашили рану, обеспечили его всеми необходимыми медикаментами и круглосуточным уходом в чистой палате.

– Мы дали ему снотворное. Он будет спать до утра, – сообщил мне врач, выйдя ко мне из операционной, когда было уже за полночь. – С ним все в порядке, ранение для жизни неопасно.

Я слушал его, отчаянно борясь со сном – глаза то и дело слипались, а голова норовила упасть на грудь. В руках я держал свою серую спортивную куртку из одного из стоковых магазинов Сиднея, очень грязную и местами промокшую от крови. То и дело пробегавшая по коридору медсестра настояла, чтобы мою рану от стекла на левой руке промыли, замазали зеленкой и забинтовали. Кроме этого, ко мне никакого внимания здесь не проявили.

– Вам бы сейчас отправиться спать, – вздохнул врач, с сожалением глядя на меня.

– Я так и собираюсь сделать. Где у вас здесь отель?

– Ближайший – в двух кварталах вверх по улице. Гостиница «Бухарест». Но вначале я должен сказать, что у нас за дверьми отделения военные, которые хотят поговорить с вами.

Я покорно кивнул. Мирослав был прав. Что ж, я был готов к такому повороту событий. Жаль только, что мне не позволили хоть немного поспать.

– У вас тут, случайно, нет автомата с кофе?

Кофе мне все-таки взять позволили, после чего медсестра проводила меня к тем самым людям. Их оказалось двое – мужчина и женщина. Они были в повседневной военной униформе вооруженных сил Альянса с нашивками, обозначающие их принадлежность к СПТДД – Службе по противодействию терроризму и диверсионной деятельности. Так здесь называлась военная контрразведка.

При виде этих строгих постных лиц у меня немного заныло под ложечкой. С точки зрения этих товарищей я был, должно быть, личностью довольно мутной. Эмигрант, неожиданно вернувшийся после семилетнего отсутствия. Курсант Сиднейской полицейской академии, опекуном которого был высокопоставленный сотрудник спецслужб Содружества, работающий против Альянса. И вот я отправился на пустоши и ввязался в перестрелку. Мне явно предстояло ответить на много неудобных вопросов.

– Димитрис Войцеховский?

Со мной заговорила женщина, брюнетка с погонами старшего лейтенанта, по кислому лицу которой становилось ясно, что ей совершенно безразлична моя слава олимпийского чемпиона по боксу, и природное обаяние на нее тоже едва ли подействует.

– Судя по серьезности ваших лиц, мне стоит жалеть, что меня зовут именно так, – не удержался я от шутки, которая, однако, никак не повлияла на каменные лица контрразведчиков.

– Мы вынуждены просить вас ответить на наши вопросы.

– В смысле, я должен пройти с вами в ваш штаб, участок или что у вас там? – тяжело вздохнул я, представив себе бессонную ночь в подвале местной кутузки.

– Нет, для начала мы можем поговорить здесь, – к моему удивлению, смилостивился мужчина, у которого были погоны капитана, указав на лавочку у окна больницы. – В столь поздний час нам никто не должен помешать.

– О, это просто отлично.

– Меня зовут капитан Норя, а это старший лейтенант Ковалевич. Мы из СПТДД.

– Очень приятно, – не особо искренне ответил я. – Да, я понял. Контрразведка. Итак, что вы хотите знать? Вас интересуют детали нашей с братом поездки на пустоши?

– Да, это тоже, – кивнул Норя.

– Но для начала, – инициативу взяла в руки Ковалевич. – Расскажите нам о цели вашего визита на территорию Центральноевропейского Альянса.

– Я, кажется, писал об этом в анкете, которую я заполнял в Инсбруке. Это – мои родные места. Я родился и вырос в Генераторном. Мне хотелось… м-м-м… – я замялся, думая, как обогнуть упоминание источника моей осведомленности о судьбе родителей, – … хотелось побывать там. Вспомнить свое детство. Своих родителей. Они, возможно, покоятся где-то там.

– Понимаю, – с обманчивой тактичностью кивнул Норя.

– Но вы не появлялись здесь семь лет! – куда менее тактично напомнила Ковалевич, которая, видимо, выполняла в этой парочке роль «плохой полицейской».

– Вначале я не мог. Я учился в школе-интернате…

– В специальном интернате сети «Вознесение»? – переспросил Норя с непритворным интересом.

– Да. А потом… Потом… – я сделал паузу, думая, как лучше ответить. – Я просто все как-то не собирался сделать это. Знаете, так бывает. А что, с этим есть какие-то проблемы?

– Вашим опекуном до достижения совершеннолетия являлся человек по имени Роберт Ленц? – новый вопрос от старшего лейтенанта Ковалевич.

Ну вот, началось. Я мог бы надеяться, что спецслужбам Альянса ничего не известно о моих отношениях с Ленцом. Но, к сожалению, когда я участвовал в Олимпиаде, фамилия Роберта попала в прессу. Глядя на лица допросчиков, я чувствовал, что им известно кое-что об истинных занятиях моего опекуна.

– Да, – не стал отрицать я. – А что?

– А то, – неожиданно перешел в наступление Норя. – Что этот человек нам очень хорошо известен. У нас есть все основания подозревать, что он… хм… мягко говоря, причастен к деятельности агентурной сети Содружества на нашей территории. Вам что-нибудь об этом известно?

– Вы его с кем-то путаете. Он служит в Войсках обеспечения. Хозяйственник.

– Думаете, детектор лжи подтвердит ваши слова?! – бросилась в атаку Ковалевич.

«Ну и мегера!» – поразился я, глядя в ее маленькие злобные глазки.

– Знаете, что я думаю?! – закипел я, переходя от защиты к нападению. – Я думаю, что мой отец отдал за Альянс свою жизнь, а вы обращаетесь с его сыном, приехавшим навестить родную землю, как с вражеским шпионом! И мне это не слишком приятно.

– Ах, ваш отец? – без малейшего почтения ухмыльнулась Ковалевич, переглянувшись со своим напарником. – Ну да, конечно.

– Что значит «ну да, конечно»? – передразнил ее я. – Вы и против моего отца что-то имеете?

– Димитрис, вы не можете утверждать, что наше осторожное отношение к вам совершенно лишено оснований, – вкрадчиво начал объяснять капитан Норя. – Учитывая места, где вы учились, и людей, с которыми вы общались в последние семь лет….

Офицер контрразведки мягко улыбнулся и развел руками, будто призывая меня войти в его положение и посмотреть на ситуацию его глазами.

– И тут вы приезжаете к нам, отправляетесь на НЖТ на ночь глядя, возвращаетесь с раненным товарищем и парой пуль в кузове автомобиле, – продолжил он. – Согласитесь, все это очень… м-м-м, необычно.

– Я не виноват, что вы все эти годы не можете разобраться с проклятыми нацистами в окрестностях! Они едва нас не прикончили, между прочим! – воскликнул я, но затем вздохнул и, выпустив пар, заставил себя добавить: – Впрочем, в этом плане у меня нет никаких претензий. Я знал, куда ехал.

– Расскажите о том, как вы с ними встретились, – попросил капитан.

– Мы не рискнули заезжать в Генераторное. Подъехали к тому месту, где раньше стоял Храм Скорби, на кладбище. Мы с братом вышли ненадолго из автомобиля…

– Зачем вам понадобилось выходить?! – сразу набросилась на меня Ковалевич.

– А почему бы и нет?! Ходят слухи, что именно там похоронены жители моего селения, которых нацисты расстреляли во время оккупации. Среди них может быть и моя мать. Я хотел почтить их память. Возложить на могилы цветы.

– Вы думаете, что там может находиться ваша мать, или вы знаете это? – пристально посмотрела мне в глаза старший лейтенант – контрразведчик.

– Я предполагаю, что она там может быть. Откуда я могу это точно знать?

– Действительно – откуда? – Норя вопросительно посмотрел на свою напарницу.

– Может быть, от вашего приемного родителя? – сразу же бросила догадку она. – Он, если верить нашим источникам, является человеком более чем хорошо осведомленным…

– Он не мой приемный родитель, а был моим опекуном. И я еще раз говорю, что я не понимаю, на что вы намекаете!

– Вы остановились на том месте, где вы вышли из машины, – вернул меня к рассказу Норя.

– Да. Они появились, когда мы уже собирались уходить. Вначале один человек, показался нам открыто. Потом второй, незаметно зашел сзади. Они мне сразу не понравились. Говорили по-русски. Были вооружены. Думаю, их намерения и так были недобрыми, но потом их еще больше разозлила форма Мирослава.

– Мирослав Молдовану был в военной форме? – удивился Норя.

– Он все время в ней ходит. Кажется, – ответил я неуверенно, не зная, стоит ли рассказывать им о постыдном ремесле Миро, которым он занимался около памятника солдатам-освободителям.

– Почему вы называете этих людей нацистами?

– Русская речь и агрессивная реакция на униформу Альянса, – я пожал плечами. – Кроме того, все только и твердят о группировке «Истинных славян» в окрестностях. Не нужно быть гением, чтобы прийти к такому выводу.

– И что же произошло дальше? Вы применяли ваш автомат, который «забыли» зарегистрировать при выезде из города? – поинтересовалась Ковалевич с нескрываемым скепсисом в голосе.

– У меня не было никакого незарегистрированного автомата! – возразил я, на секунду замявшись. – Они собирались убить Миро, а меня и нашего водителя забрать с собой, чтобы получить выкуп или просто использовать как рабов. Где-то рядом бродили и другие, они привлекли их внимание выстрелами в воздух. Мне пришлось совершить отчаянную попытку освободиться. К счастью, мне повезло. Я сумел обезоружить одного из них и… сделать несколько выстрелов во второго.

– Вы убили его? – тихо спросил Норя.

– Не знаю, – признаться, я до сих пор не задумывался об этом. – Может быть. Ранил, по крайней мере. У меня не было другого выхода.

– Вам раньше не приходилось стрелять в людей?

– Нет, никогда.

– Должно быть, вы сейчас ужасно себя чувствуете из-за этого.

– Нет, я бы так не сказал, – покачал головой я. – Может, я просто еще об этом всерьез не задумывался. Но меня намного больше беспокоит то, что я подверг опасности моего брата и еще одного невинного человека. В того типа я стрелял, защищаясь, и я не испытываю никаких угрызений совести.

– Как вы сумели обезоружить вооруженного человека? Вы хорошо владеете рукопашным боем?

– Вы смеетесь? Загляните в мое личное дело. Там о золотой медали по боксу ничего не сказано?

– Боксерский поединок и рукопашный бой с вооруженным противником – это не одно и тоже.

– Курсантов очень хорошо готовят в этом плане в полицейской академии Сиднея. Первые три курса я проучился на факультете ФЗОПАТ, откуда выходят патрульные и бойцы силовых подразделений. Мы тренировались в самообороне без оружия и с оружием по много часов в неделю.

– Да уж, – кивнула Ковалевич. – Вы не думаете, что получение вами специальной подготовки в силовых структурах Содружества должно лишь усилить наши подозрения?

– Ничего такого я не думаю. Подозрения насчет чего? – фыркнул я. – Думаете, я приехал сюда шпионить в пользу Содружества? Что я такого интересного мог разузнать для Содружества на богом забытых пустошах?

– Кто знает? Вы могли там встретиться с кем-нибудь, – наполовину шуточно предположил Норя.

– Я и встретился. Едва выбрался живым!

– Мы проверим эту информацию, – заверила меня Ковалевич. – Я вполне могу поверить, что вы повстречались там с террористами, которые называют себя «Истинными славянами». Но вот обстоятельства этой встречи, после которой вы, по счастливой случайности, вернулись целым и невредимым, нам еще предстоит выяснить…

– Загляните-ка в соседнюю палату. Там лежит мой «целый и невредимый» брат с пулевым ранением. Я вообще не понимаю, что за намеки вы бросаете! Хотите обвинить меня в сотрудничестве с людьми, которые разрушили мое селение и убили мою семью?!

– Нет, конечно же, нет, – примиряюще развел руками Норя. – Вы неправильно поняли старшего лейтенанта. Однако же, признаться, в вашей истории так много белых пятен, что я, право же, не могу пока еще составить полную картину. Не будете ли вы возражать, если мы все-таки пригласим вас продолжить беседу в более удобном месте? Нам может понадобиться уточнить еще несколько деталей…

– Знаете, что? Мой отец был очень хорошо знаком с Трояном Думитреску. Они вместе ставили подписи под договором о дружбе и сотрудничестве и о совместной эксплуатации ГЭС. Они неоднократно встречались в период создания Альянса. Я лично знаком с генералом, он был гостем у нас дома. Позвоните-ка ему, капитан. Позвоните и скажите, что я здесь и что вы собираетесь задержать меня!

– Ну право же, господин Войцеховский, поймите, я же не могу просто так взять и позвонить генералу армии посреди ночи. Да меня еще, чего доброго, разжалуют! – притворно засмеялся капитан. – Если вы настаиваете, мы обязательно обратимся к нему по официальным каналам в понедельник, в первый же рабочий день…

– В понедельник я должен быть на стажировке в полиции Сиднея, в десятке тысячах километров отсюда, – мрачно произнес я.

– О, вот как? – хихикнул Норя. – Очень неудобно получилось, но, честно говоря, я сомневаюсь, что это вполне реалистично…

– Капитан, я не шучу. Наберите Думитреску немедленно.

– Если вы с начальником Генштаба такие друзья – почему же вы не сообщили ему о своем визите? – едко, с издевкой поинтересовалась у меня Ковалевич. – Он бы организовал вам удобный трансфер, и военизированный эскорт на нежилой территории. Мы бы сейчас козыряли вам и называли «сэр». Право же, мне невдомек, зачем было держать ваш визит в тайне от такого доброго друга.

– Я не хотел беспокоить его, – смутился я, почувствовав, что сдаю позиции. – Мы с ним не виделись много лет. Он – занятой человек. Кроме того, там, где я сейчас живу, разговоры с таким человеком, как генерал, могли бы быть восприняты… несколько негативно.

– Вот уж точно! – снова хихикнул Норя. – У вас там, должно быть, совсем не жалуют наш маленький Альянс, который вашим корпорациям так и не удалось доконать? Ха-ха. Чего только про нас там не рассказывают! Вы, должно быть, вдоволь всего этого наслушались, да?

– А как же! – подхватила Ковалевич, переглянувшись с коллегой. – Мол, это мы во всем виноваты. Мы, мол, даже войну сами спровоцировали. «Создание Альянса было страшной ошибкой, надо было общинам оставаться маленькими и слабыми, жаться поближе к могучему Содружеству, и тогда бы на них никто не нападал». Так вам там говорят, да?

– Включите любой канал и послушайте, – мрачно ответил я.

– А вы сами что считаете, Димитрис? – прямо спросил Норя.

– Я никого не сужу. Я не политик и не стратег. Я ненавижу эту проклятую войну, которая забрала у меня все, что у меня было, – уклончиво ответил я.

– А знаете, как считают люди у нас? – поинтересовалась старший лейтенант.

– Догадываюсь.

– Люди считают, что на нас напали. Мы храбро защищались и одолели страшного противника. Тогда нам подло вонзили нож в спину те, кто называл себя нашими союзниками. Но мы снова отчаянно сражались, и отстояли свое право на жизнь. Тогда нас начали душить экономически. И до сих пор душат. Пытаются уничтожить или поработить.

Я не знал, что ответить, и просто промолчал.

– А еще у нас считают, что никакие наши действия во время войны не были ошибкой. Интенсивная подготовка к войне не была ошибкой – только она и позволила нам победить. И поддержка умеренных сил в ЮНР не была ошибкой. Это могло предотвратить войну. И ее почти удалось предотвратить. Почти удалось спасти сотни тысяч жизней. А знаете, почему эта затея провалилась?

Я промолчал.

– Из-за утечки. А знаете, кто ее устроил?

Я угрюмо поднял на нее глаза.

– Этого пока не удалось установить. Но известно, что один из участников нашей делегации за день до вылета имел сеанс связи со своим добрым товарищем из спецслужб Содружества, – бросила мне в лицо чекистка.

– Это неправда, – твердо произнес я, усилием воли заглушив всплывшие было в памяти слова Клаудии. – Вы сошли с ума! Мой отец, по-вашему, совершил самоубийство? Нацисты его казнили!

– У нас нет информации о судьбе вашего отца после его ареста. А у вас есть?

– Из-за его ареста началась война, на которой было разрушено все, что он строил!

– Люди не всегда способны предвидеть последствия своих поступков.

– Не смейте бросаться таким обвинениями в адрес человека, который уже не может на них ответить!

– Полноте, полноте, – Норя вновь решил выступить в роли примирителя. – Мы говорим сейчас не о вашем отце, не о делах давно прошедших лет. Мы говорим о вас.

– А что обо мне вообще говорить? Я в жизни не причинял никакого вреда Альянсу. Мы все прекрасно понимаем, что вам нечего мне предъявить, – решительно заявил я. – Хотите продержать невинного человека пару месяцев в своих застенках только для того, чтобы досадить Содружеству? Вперед! Давайте, продолжайте уничтожать имидж своей страны, на которую и так смотрит весь мир, как на пугало!

– Содружество – это ещё не «весь мир», – прошипела Ковалевич язвительно.

– А кто есть ещё? Китайцы, поставлявшие Ильину оружие, чтобы он им уничтожал наше население? Вот так «добрые друзья»! – разозлился я, вспомнив посольство Союза в Инсбруке.

– Мы здесь не для того, чтобы вести политическую дискуссию, – напомнил Норя. – Димитрис, как бы мне не было жаль переводить дискуссию в такую плоскость, мы настоятельно просим пройти с нами. Нам надо провести определенную работу Прежде чем мы сможем принять какие-либо решения…

Я покачал головой, расстроенный и разочарованный. Просто поверить не могу! Это какая проклятая трагикомедия с элементами шпионского триллера. В Содружестве меня считают шпионом Альянса. В Альянсе – шпионом Содружества. Во всем мире нет места, где на меня не смотрели бы волком. А ведь никому не причинял никакого зла.

– Ладно. У меня, похоже, нет выбора, – с покорностью вздохнул я. – Позвольте мне попрощаться с братом. А потом, если вы будете так добры, я хотел бы хоть немного вздремнуть перед следующей нашей «беседой».

– Да, конечно, можете зайти к брату. Только ненадолго. Нас, к сожалению, поджимает время. Что до отдыха – боюсь, я пока ничего не могу обещать, – извиняющимся тоном проворковал Норя, неискренне улыбаясь. – Нам может понадобиться провести вместе много времени, чтобы прояснить все детали…

«Меньше, чем ты думаешь, ублюдок», – подумал я, направляясь в сторону палаты. Миро, накачанный снотворным, крепко спал, и мне вряд ли улыбалось попрощаться с ним. Но на окне в его палате я не видел решеток, а окно третьего этажа выходило на крышу соседнего двухэтажного корпуса. Я сделал за последние дни уже достаточно глупостей – вряд ли еще одна всерьез ухудшит мое положение.

«Как только смогу – куплю тебе новую электрическую коляску, Миро», – посмотрев в последний раз на спящего брата, мысленно пообещал я.