Текст книги "Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

– А я и забыл об этом, – тяжело вздохнул я, вспомнив, что лишь 10-го мая этого года я стану совершеннолетним по законам Сиднея.

– Чего ты рассчитывал этим добиться, после того как сразу несколько людей, знающих эту систему немного лучше, чем ты сам, сказали тебе, что это не даст результата?

– Если бы я привык легко сдаваться, я бы не участвовал на этой Олимпиаде, верно? – не растерялся я.

Мой опекун лишь тяжело вздохнул. Я вдруг подумал, что шумиха, которая может развернуться вокруг меня, вовсе не на руку Роберту и может, пожалуй, повредить его служебному положению. Он официально был моим опекуном по решению суда, и кто угодно, при желании, мог раскопать эту информацию.

– Мне жаль, если это как-то навредит тебе, Роберт, – искренне произнес я, но не стал добавлять: «И все же я все равно сделаю это, потому что для меня есть вещи важнее».

– Дима, только не думай, что я не понимаю тебя, – проникновенно молвил он. – Я надеюсь, ты доверяешь мне после всего, что нам пришлось вместе пережить?

– Конечно, Роберт, – практически без сомнений заверил я опекуна.

– Тогда поверь мне и в том, что я непременно сам посоветовал бы тебе сделать нечто подобное, если бы я верил, что это может помочь Володе или Кате. Но я ведь очень подробно объяснил тебе, почему это не сработает. Мне казалось, ты все понял.

– Я вовсе не пропустил твой совет мимо ушей, Роберт, – заверил я. – Ты – один из немногих людей, чье мнение я всегда уважаю и ценю. Однако, даже если вероятность успеха – один из миллиона, я все равно должен это испробовать. Ты должен понять это.

Ответом мне послужил лишь тяжкий вздох.

Все электронные ответы пришли мне в последний день отведенного для них законодательством пятидневного срока. Четыре из них извещали что «согласно результатам автоматизированной обработки запроса, было установлено, что отправитель является несовершеннолетним нерезидентом Сиднея, находящимся под опекой резидента Сиднея согласно решению суда, в связи с чем отправитель не обладает достаточным объемом дееспособности для отправки подобного запроса». Далее следовали выдержки из законодательства, из которых следовало, что подобные запросы следовало отправлять за подписью моего опекуна, если только дело не касается очень ограниченного количества вопросов, по которым я имел право пожаловаться куда-то без разрешения. Лишь один ответ удивил меня своей оригинальностью: представитель Уполномоченного секретаря Протектора Содружества по правам человекам приглашал меня обсудить мой вопрос на приеме в режиме видеоконференции через два дня в 14:00.

После четырех шаблонных ответов я уже не ждал ничего толкового от этого приема, но все же специально для этой цели отпросился у Джеффа с тренировки и был дома за десять минут до назначенного времени. Одев свежевыглаженную белую рубашку, я присел на диван и спроецировал перед собой воздушный дисплей, на котором отображалось окно управления вызовами моего коммуникатора.

Входящий вызов последовал ровно в назначенное время. Пунктуальность была одним из качеств, которые почитались в бюрократической среде за высшие человеческие добродетели. К сожалению, отзывчивость и милосердие не принадлежали к числу таких качеств.

На экране я увидел лицо слегка взволнованной чернокожей девушки в черном жакете поверх строгой серенькой блузочки, на вид моей ровесницы или немногим старше. Я и не ожидал, что получу аудиенцию у самой Уполномоченного секретаря по вопросам прав человека, бывшего американского конгрессмена Аманды Бэксхилл, одной из влиятельнейших людей в Секретариате Протектора и в Содружестве в целом. Однако я все же лелеял надежду, что моим вопросом будет заниматься кто-нибудь поопытнее.

– Добрый день, – скрыв разочарование, поздоровался я.

– Итак, мистер… Войцеховский, верно? – девушка встретила меня дежурной улыбкой. – Меня зовут Мелинда Боттом, я офицер по вопросам прав человека в офисе Уполномоченного секретаря Протектора. Я… м-м-м… ознакомилась с вашим обращением. И я, прежде всего, хотела бы сказать, что оно очень важно для нас…

Мелинда, очевидно, читала некоторые шаблонные фразы со шпаргалки, так как работала, судя по возрасту, не так давно. Самой очевидной мыслью в этой ситуации была мысль, что мое обращение «спихнули» на новенькую сотрудницу, чтобы она могла попрактиковаться в искусстве вежливого отказа на живом подопытном. И от этой догадки на меня накатила волна возмущения.

– Мелинда, – перебил я ее вежливым, но твердым голосом, который уже начал проявляться у меня на третьем курсе полицейской академии. – Прошу вас, давайте опустим формальную часть. Позвольте мне вкратце объяснить свою ситуацию. Я переехал в Сидней в 77-ом, совершенно легально. Все мои документы в порядке. Мои родители…

– Мистер Войцеховский, простите, что перебиваю вас, однако все это подробно описано в вашем обращении. Уверяю вас, что я читала его. Если позволите…

– Да, пожалуйста.

– Мистер Войцеховский, я хотела бы начать с того, что компетенция Протектора в сфере защиты прав человека не ограничивается правами людей, проживающих на территории членов Содружества наций. Жизнь и права любого человека, независимо от расы, пола, национальности и других факторов, является ценностью, за которую Протектор готов и будет бороться…

Мне пришлось приложить немалое усилие, чтобы не упустить нить этого монотонного бюрократического бормотания, как будто списанного дословно с речи кого-то из политиков. Это оказалось тем труднее, что Мелинда Боттом владела даром произносить не менее двухсот слов в минуту, практически не делая пауз даже между предложениями.

– Это прекрасно, – кивнул я. – Потому я и решил обратиться к вам.

– Еще в 2075-ом году, представляя общественности десятилетнюю Стратегию в области защиты прав человека, Протектор назвал в числе приоритетов политики Содружества в данной сфере улучшение ситуации с соблюдением прав человека за пределами «зеленых зон» – как на нежилой территории, так и в организованных общинах, еще не присоединившихся к Содружеству. Уполномоченный секретарь Аманда Бэксхилл неоднократно публично выражала нашу обеспокоенность состоянием прав человека, которое, по нашим данным, существует на территориях, контролируемых Евразийским Союзом. Этот вопрос поднимался практически на всех официальных встречах и дипломатических конференциях, в которых участвовали представители ЕАС. К сожалению, предпринятые усилия пока еще принесли лишь очень скромные результаты…

– Но ведь сейчас предстоит Олимпиада. Они приезжают к нам. Знаете, спорт ведь объединяет. Сглаживает, так сказать, все конфликты. Я полагал, что…

– Мистер Войцеховский, уверяю вас, что это соображение также было принято во внимание. На протяжении Олимпийских игр запланировано несколько встреч на разных уровнях. В рамках одной из таких встреч, среди прочего, министром-координатором Содружества по вопросам внешних дел будет в очередной раз выражена наша обеспокоенность этим вопросом.

«Обеспокоенность» звучала не слишком обнадеживающе.

– Что, если на это встрече, в числе прочего, были бы упомянуты имена моих родителей? Так сказать, живой пример, чтобы не звучать голословно! – сделал последнюю попытку я.

– Мистер Войцеховский, я крайне сожалею, однако министр не сможет упомянуть в этом пятиминутном разговоре все известные нам случаи притеснения прав человека на территории ЕАС. Два года назад, по личному распоряжению Протектора, чрезвычайный и полномочный посол Содружества вручила лично верховному народному комиссару по вопросам внешних сношений ЕАС дипломатическую ноту, в которой были упомянуты не менее тысячи двухсот семидесяти достоверно известных нам случаев. С тех пор этот список значительно пополнился.

– Но… – я бессильно развел руками.

– Мистер Войцеховский, вы позволите говорить откровенно, не под запись?

– Да, конечно, – раздраженно кивнул я.

Честно говоря, Мелинда Боттом не показалась мне человеком, способным говорить как-то иначе, нежели набором бюрократических клише. Должно быть, она говорит выдержками из каких-то статей, даже когда пьет кофе с подругами. Если только они у нее есть.

– Пожалуйста, не воспринимайте этот разговор как игнорирование вашей проблемы. Поверьте, это вовсе не так. Я лично очень интересуюсь состоянием прав и свобод человека в ЕАС. В прошлом году я защитила дипломную работу на эту тему в Институте государственного управления. Именно поэтому на меня распределили ваш вопрос…

«Не уверен, что именно поэтому», – подумал я, однако продолжал слушать.

– Поверьте мне, я хорошо знакома с тем, как происходят дипломатические контакты в этой области с ЕАС. Любые наши упреки, связанные с правами человека, в какой бы мягкой форме они не были выражены, вызывают у них сильное раздражение и воспринимаются как вмешательство в их внутренние дела. Вместо конструктивной реакции, которой нам бы хотелось, мы тут же получаем ответную ноту с еще большим количеством обвинений в якобы нарушениях прав человека у нас, сфабрикованных Комитетом государственной безопасности на основании информации из их же СМИ. Они воспринимают это как своего рода соревнование. Кто кого больше обвинит.

Я задумчиво наморщил лоб. Это уже звучало более содержательно.

– Нам приходится мириться с такой ситуацией. Это не мое личное мнение. Этот вывод был сделан на высоком уровне. Если бы мы продолжали упорно бомбардировать их упоминаниями о том, как плачевна у них ситуация в сфере прав человека – то такие шаги навстречу сближению, как, например, Олимпиада-2082 в Сиднее, не были бы возможны. Они стали бы лишь еще более закрытыми и изолированными, еще сильнее демонизировали бы нас и меньше бы к нам прислушивались. И в результате все стало бы только хуже. Вы понимаете это?

Я сам не заметил, как злость из-за постигшей меня несправедливости и безразличия начала утихать. Эта Мелинда, поначалу показавшаяся мне безмозглой студенткой, удивила меня своими глубокими познаниями в этом вопросе. Что еще необычнее, ей, похоже, было не все равно. Это нисколько не помогало моей ситуации. Но приходилось ценить то, что есть.

– Я понимаю, о чем вы говорите, Мелинда, – признал я, тяжело вздохнув.

– Мне жаль, Димитрис, что я не могу помочь вам так, как вам бы этого хотелось. К сожалению, наши усилия в этой сфере подобны воде, которая точит камни. Требуется много времени, прежде чем появятся хоть сколько-нибудь заметные результаты. Но все же они появятся, уверяю вас. Олимпиада, в которой вы будете принимать участие, станет маленьким, но важным шагом к тому, чтобы снять напряженность на международной арене. В конце концов они перестанут видеть в нас врагов, почувствуют себя в большей безопасности, и это позволит им несколько ослабить давление внутри собственного общества…

Я лишь кивнул, скрыв свое огорчение за серьезно-сосредоточенным выражением лица. Все, что говорила Мелинда, эта умненькая девочка, переживающая за права человека в коммунистической империи, было, возможно, верно, если смотреть на проблему в глобальной перспективе. Это переставало быть верным, если смотреть на нее с точки зрения сына, борющегося за жизнь и свободу своих родителей. Но предпочтение коллективных интересов индивидуальным было краеугольным камнем политики, и это было понятно даже такому упрямому болвану, как я. Должно быть, глубоко в моей душе засел подростковый эгоцентризм, свойственный единственным детям в семье, если я полагал, что моя личная проблема, ничтожная в масштабах Земного шара, будет решаться на столь высоком уровне.

Никто, за исключением меня самого, не поможет мне – таков нормальный порядок вещей во Вселенной, который легко увидеть, сбросив с глаз розовые очки.

– Я благодарен за уделенное мне время, Мелинда, – молвил я печально после раздумья.

Расстроенное выражение моего лица должно было сказать ей, что я смирился с неизбежным. Но такое впечатление было обманчивым. Я не собирался отказываться от своего замысла – просто я только что осознал, что мне придется приложить больше усилий для его реализации.

– Счастливо вам, Димитрис.

Завершив сеанс связи, я заполнил всплывающую анкету, указав, что полностью удовлетворен обслуживанием, которое я получил во время электронного приема. Затем я отключил коммуникатор, переоделся в спортивный костюм и закинул за плечо рюкзак. Мне предстояла тяжелая тренировка.

***

В раздевалке было на удивление тихо, учитывая то, что происходило снаружи. Стены обеспечивали превосходную звукоизоляцию, а Джефф приказал выключить все телеэкраны, чтобы трансляция не отвлекала меня и не нарушала мой настрой. Я сидел на скамейке в боксерских шортах, голый по пояс, опустив голову и прикрыв глаза, пока массажист, крепкий чернокожий парень, с силой разминал мне плечи.

Лежащий рядом коммуникатор пикнул, возвещая о входящем сообщении от кого-то из друзей. В последнее время мне стало приходить столько сообщений, что уведомления загорались каждую минуту и мне пришлось тщательно настроить фильтры, чтобы отделить сообщения от людей, которых я знаю в реальной жизни, от хаотично сыплющегося на меня информационного потока.

Недавно я с удивлением заметил, среди прочих, входящее сообщение от Жермена Петье, который несколькими напыщенными фразами пытался объявить мне, что коллектив интерната следит за моими успехами, гордится мною и очень надеется, что в этом году я наконец найду время, чтобы стать их гостем и обратиться с приветственным словом к новым ученикам интерната. Соблазн послать его куда подальше был так велик, что я даже не знаю, как я смог удержаться.

Неохотно приоткрыв глаза и повернув их к комму, я протянул к нему руку, сунул в левое ухо наушник и нажал на всплывшее в воздух окно, позволяя аппарату воспроизвести полученное видеосообщение от Джен. В ухо сразу же ворвался невообразимый гвалт, который создавали тридцать тысяч болельщиков, до отказа заполнивших дворец спорта. Это было совсем не то же самое, что выступать в Олимпийской деревне, в присутствии всего лишь трех тысяч зрителей. Позади было уже четыре поединка – три, по результатам которых определились шестнадцать спортсменов, попавших в 1/8 финала, и четвертый, определивший четвертьфиналистов, но ни один из них не происходил при таком количестве зрителей.

– Дима, привет! – в кадре трясущейся камеры появилось лицо Джен, взволнованное и счастливое одновременно, ведь это ее парень вот-вот выйдет на ринг и будет получать по голове, но это же делало ее центральной персоной в зрительском зале, и сотни людей с интересом разглядывали ее, подмечая, что она со вкусом одета и имеет прекрасный макияж. – Знаю, тебя нельзя сейчас беспокоиться, но я просто хотела пожелать тебе удачи! Мы все страшно за тебя волнуемся!

Из-за спины Джен мне помахал рукой и подмигнул Роберт Ленц, а еще дальше я мог видеть его жену, Руби, в одном из лучших своих платьев, попивающую содовую из пластикового стакана и с интересом поглядывающую в ту сторону, где, как я знал, находится ринг, где российский спортсмен Андрей Соболев по прозвищу «Молотильщик» сейчас, должно быть, избивает несчастного индонезийца.

– Смотри, и твои ребята из академии здесь! Эй, передайте-ка Диме привет! – Джен перевела камеру на пару рядов назад и полсотни курсантов в парадной униформе полицейской академии разразились таким приветственным криком, что от него впору было оглохнуть.

Бен МакБрайд, заглянув в объектив камеры, красноречиво сжал кулак.

– Здесь все за тебя, дружище! – прокричал он. – Вся Австралия за тебя!

«Спасибо!» – нацарапал я сообщение и отправил, воодушевленный той поддержкой, которую я почувствовал, и в то же время взволнованный, а ведь я старался достичь максимального умиротворения, перед тем как ступать на ринг.

– Как ты? – нарушил установившуюся тишину Кроуди, который, в отличие от меня, наблюдал за трансляцией предыдущего поединка через свой нанокоммуникатор.

– Порядок, – коротко ответил я, не выходя из себя.

– Этот парень тебе вполне по зубам, – в который раз заверил меня он.

– Да, – кивнул я.

Я знал своего соперника, 19-летнего итальянского супертяжеловеса Марко Дженаро, так хорошо, будто мы с ним неоднократно спарринговались. Ведь Кроуди, по своему обыкновению, заставил меня пересмотреть двухчасовую компиляцию из отрывков всех его последних боев, которую он сам же и составил, при этом каждые несколько минут видео ставилось на паузу и следовали подробные комментарии от тренера.

Дженаро был сильным молодым боксером, однако неопытным, прямым и предсказуемым. Кроме того, источники Джеффа говорили, что итальянец часто покидал Олимпийскую деревню без разрешения тренера, чтобы насладиться вкусом ночной жизни Гигаполиса и обществом девиц, сходящих с ума от олимпийцев. А значит, не стоило ждать, что его форма будет превосходной. Я способен был одолеть его, если напрягу свои силы. И если везение от меня не отвернется.

– Ну ни хрена себе! – дверь раздевалки открылась и в нее, словно ураган, залетела Рина Кейдж в фиолетовой футболке члена австралийской олимпийской команды, такая возбужденная, словно это ей предстояло подняться на ринг с минуты на минуту. – Это просто капец, никогда такого не видела! Прикинь, тридцать тысяч пожирателей попкорна орут и сходят с ума, пока проклятый русский выколачивает из очередного парня в дерьмо!

Джефф дал мне право взять в команду двух своих знакомых, которые смыслят хоть что-то в боксе, и, к неудовольствию Джен, которая откровенно недолюбливала Рину, и даже однажды назвала «матюкливой нигерийкской гориллой», мой выбор в первую очередь пал именно на нее.

– Рина, я же тебя просил, не шуми так, – взялся за голову Джефф.

– Черт, Джефф, ты бы еще намазал его ароматическими маслами и включил ему долбанные звуки природы! – рассмеялась в лицо тренеру бесшабашная выпускница «Вознесения». – Он драться собирается, а не делать йогические упражнения. Дима, сейчас будет твой выход! Иди и изничтожь этого патлатого макаронника, слышишь?! Свали его на ринг, и твоя телка даст тебе этой же ночью, клянусь!

Джеффу оставалось лишь закатить глаза.

– Соболев что, нокаутировал индонезийца? – спросил я, приоткрыв глаза и встав, когда массажист закончил разминать мне плечи и ободряюще хлопнул по спине. – Он казался мне крепким парнем.

Нокауты были редкостью в любительских боях, длящихся всего по три раунда, однако Соболев послал на пол ринга уже четвертого из пяти своих соперников на Олимпиаде, что было, наверное, рекордом для игр. Такого сильного удара, по словам очевидцев, не увидишь даже на профессиональном ринге.

– В конце третьего раунда заехал ему так сильно, что капа отлетела на другой конец ринга, – под впечатлением от увиденного рассказал Энди Коул, также одетый в фиолетовую футболку члена команды, помогая мне одеть халат в цветах главного спонсора сборной – компании «Ли&Гордон». – Чудовищный удар!

– Эй, кончайте все эти разговоры! – возмутился Джефф.

Протолкнувшись ко мне, тренер приобнял меня за плечи и испытывающе посмотрел в глаза. Увидев там то выражение, которое и хотел увидеть, бывший чемпион довольно улыбнулся и хлопнул меня по плечу.

– Не пытайся нокаутировать этого выскочку. Просто бей его, как грушу, и набирай очки. Так же, как в прошлом бою. Ты понял?! – требовательно переспросил он, пока мои кулаки заматывали в боксерские бинты и надевали поверх них перчатки.

– Понял.

– И не обращай внимания на этот шум. Плевать на толпу! Есть только ринг, только ты и он, понял?

– Да.

– Ты справишься, мы верим в тебя, – послышался с другой стороны добродушный голос Энди.

– Сделай его, слышишь?! – крикнул мне в другое ухо Рина. – Покажи мне немного крови!

Дворец спорта оглушил меня своим ярким светом и невообразимым шумом сразу же при выходе из раздевалки. На Олимпийских играх не было светового шоу и музыки, сопровождающей спортсменов при выходе на ринг, как и других эффектов, характерных для профессиональных боев, но даже и здесь были вспышки сотен фотокамер, журналисты с микрофонами, важные люди в костюмах в VIP-ложе и тысячи неистово орущих болельщиков, машущих флагами Содружества наций, Австралийского союза и Новой Итальянской республики. Окинув взглядом трибуны, я увидел, как две сотни курсантов полицейской академии развернули огромный флаг, на котором было написано «Академия с тобой, Димитрис!», а в другой части трибуны болельщики в белых и красных футболках составили своими телами исполинское изображение герба Гигаполиса.

Вокруг ринга и по всему залу светились десятки голографических рекламных экранов, напоминающих зрителям о том, что деньги на все это замечательное действо выделили корпорации, производящие незаменимые для потребителя товары и услуги, которые следовало приобрести немедленно по окончании спортивного вечера. Среди рекламных роликов было особенно много сине-белых логотипов компании «Ли&Гордон», ведущего производителя бытовой химии и предметов гигиены, принадлежащего одиозному японскому мультимиллиардеру Хирохито Нагано, которая в этом году стала спонсором олимпийской сборной Австралийского союза.

«Ли&Гордон» стала первым производителем бытовых товаров, которому удалось проникнуть сквозь «железный занавес» на некоторые рынки стран Евразийского Союза. Зная об этом, пару месяцев я предпринял отчаянную попытку напроситься на участие в их рекламной кампании в обмен на некоторые услуги, однако серьезные дядечки из олимпийского комитета разъяснили мне, что члены олимпийской сборной не имеют права заключать самостоятельные рекламные контракты.

– … последний четвертьфинальный бой в супертяжелом весе! – разносился где-то слева от меня голос одного из англоязычных комментаторов. – Тридцати тысячная аудитория дворца спорта громко приветствует Димитриса Войцеховского, натурализованного спортсмена, выступающего под флагом Австралийского Союза, который попытается стать последним полуфиналистом, сойдясь в поединке с итальянцем Марко Дженаро…

– … последняя интрига этого вечера, – залетели в другое ухо слова женщины-комментатора. – Оправдаются ли прогнозы экспертов, опасающихся, что «темная лошадка» Войцеховский, 21-летний курсант полицейской академии, сенсационно пробившийся на игры через отборочный турнир, не покажет того класса, который смогли бы показать травмированные в преддверии игр Коулмэн или О’Нил?..

– Конечно, любители бокса уже живут в предвкушении эпического финального боя, который, как полагают эксперты, состоится между восходящей аргентинской звездой Диего Батистой, победителем юношеских игр 78-го, которому пророчат чемпионство в профессиональном боксе, и приехавшим из Магадана гигантом «Молотильщиком» Андреем Соболевым, – забегал наперед третий комментатор. – И все же давайте посмотрим, кто из спортсменов завоюет право стать последней «жертвой» русского бойца в полуфинале…

Трансляцию Олимпийских игр через Интернет могли видеть люди в любой точке планеты, которые имеют доступ к Всемирной паутине. Среди них могут быть люди, которые знают меня: Клаудия Ризителли где-то в Италии; мои товарищи по интернату «Вознесение», отправившиеся учиться в различные вузы по всем просторам Содружества; мои многочисленные приятели по летнему лагерю «Юнайтед»; даже мои друзья и соседи по Генераторному, разбросанные по послевоенной Европе; а может быть, даже… Нет, сейчас нельзя думать о родителях.

«Спокойствие, Дима», – прошептал я себе, приближаясь к рингу.

Марко Дженаро, мой соперник, уже был на ринге. Я мог видеть его уверенный в себе взгляд, глядящий на меня со смуглого лица, обрамленного копнами густых черных волос, торчащих вверх, будто бросая вызов моей короткой академической стрижке. На Марко не было боксерского шлема, как и на мне, так как они уже давно не использовались на Олимпиадах среди спортсменов старше восемнадцати лет, чтобы приблизить их зрелищность к профессиональным боям.

Фигура итальянца была несколько нескладной, долговязой, на нем не выделялись точеные контуры пресса и груди, как у меня, но я не обманывал себя – несколько килограммов лишнего веса, которые он набрал, чтобы попасть в весовую категорию свыше 91 килограмма, скрывали под собой мощные мышцы. Он был в боксерках, раскрашенных в цвета флага Новой Итальянской республики, нового члена Содружества наций с 2080-го года.

– С Богом, – прошептал мне на ухо Энди, помогая снять халат.

Пока судья представлял участников очередного боя неистово орущей публике и звучали звуки гимна, мой взгляд переместился в VIP-ложу, где в обитых бархатом креслах, обрамленных шторками, утопали пять сотен представительного вида мужчин в строгой одежде и женщин в вечерних платьях. Сильные мира сего. Среди них есть и делегаты из Евразийского Союза, которые ревностно следят за своим непобедимым «Молотильщиком» и не дождутся, когда он утрет нос капиталистам, вываляв по рингу их надежду Диего Батисту.

Джефф считал, что у меня есть шансы пройти четвертьфинал и, уступив Соболеву («Боюсь, это будет больно!» – острила по этому поводу Рина) завоевать бронзовую медаль, сразившись в бою за третье место с Ежи Грабовским, натурализованным поляком, выступающим под флагом Сингапура, который, как все полагали, уступит Диего Батисте во втором полуфинале.

Однако сейчас не время думать об этих планах. Мой соперник все еще передо мной, полный сил и энергии, кровь с молоком, и он не собирается уступать мне славу. Стукнувшись с Марко перчатками, я увидел в глазах итальянца выражение, которое не предрекало мне легкой прогулки.

– Бокс! – скомандовал судья, и зал взорвался овациями.

Дженаро оправдал мои опасения. Первый раунд прошел приблизительно на равных, а в конце третьей минуты я, потеряв концентрацию из-за непривычного шума, давящего на меня с трибун, пропустил джеб, который пришелся мне точно в переносицу, и едва смог заключить в клинч соперника, бросившегося на кураже в атаку.

– Ты что творишь?! – гневно крикнул мне в ухо тренер во время минутного перерыва, который я провел в своем углу, морщась от боли в ушибленной переносице. – Повнимательнее!

– Что это за плюху ты пропустил?! Залюбовался на свою телку на трибуне, или что с тобой стряслось?! – кричала в другое ухо Рина, прыгающая позади моего угла и размахивающая по воздуху кулаками с таким воодушевлением, будто готова была сама нокаутировать Дженаро.

– Все в порядке, – сплюнув, прошептал я.

– Врежь ему как следует, иначе проиграешь по очкам, – встревоженно произнес Кроуди. – Это тебе не профессиональный бокс, парень, у тебя осталось всего два раунда, ты это помнишь?!

– Все в порядке, – повторил я.

– Бери инициативу в свои руки, приятель, – сунув мне в рот капу, посоветовал Энди. – Ты сильнее его. Давай, атакуй! Тебе нужны очки!

Бой оказался намного тяжелее, чем все предыдущие. Начиная со второго раунда, я начал ловить Дженаро на контратаках, как и планировал Кроуди, и успел набить немало очков о его крепкий лоб и щеки, однако итальянец пер вперед, как носорог, все сильнее разгорячаясь, а в конце третьего раунда в нарушение правил толкнул меня о канаты, вызвав гневные вопли болельщиков и замечание со стороны судьи. Марко не хотел проигрывать, и у него, возможно, хватило бы сил справиться со мной, будь он поопытнее.

Когда судья под ликующий рев трибун поднял мою руку вверх, возвестив, что компьютер определил мою победу с перевесом в два очка, итальянец в сердцах сплюнул и с возмущением накинулся на рефери, протестуя против результатов, что было, в общем-то, не в духе олимпийцев, особенно двух спортсменов из Содружества. Тренер итальянца прикрыл от стыда глаза, расстроенный из-за поведения своего спортсмена.

– Везучий ты сукин сын! – не помня себя от радости, Рина Кейдж заскочила на ринг, повисла у меня на шее и прокричала. – Ты в полуфинале, черт бы тебя побрал! Ты будешь драться с самим Молотильщиком, ты понял?! Как же мне тебя жаль!

– Ты молодец, Дима! Ты сделал это! – обнимая меня за плечо, едва не плача от радости, возвестил тренер. – Это мой парень, слышите?!

Едва отцепив от себя Рину, я посмотрел на трибуны, но так и не смог разглядеть надутых, я не сомневаюсь, губок Дженет среди тысяч зрителей, аплодирующих мне, причем некоторые стоя. Бой выдался не слишком зрелищным, я не блистал, но флаг Австралийского Союза уже в пятый раз победно развевался над рингом, и, чем бы не окончились эти игры, никто уже не скажет, что безродный иммигрант Войцеховский опозорил свою новую родину. Люди улыбались, хлопали в ладоши, кто-то показывал мне большой палец, и от этого зрелища меня невольно переполняла гордость, которой я никогда прежде не чувствовал.

Переведя взгляд в другом направлении, я увидел на трибунах знакомое мне смуглое лицо Диего Батисты, того самого парня, который, благодаря своей скорости и феноменальной технике, довольно легко сделал меня в финале юношеских игр в 78-ом. Аргентинец улыбнулся мне и приветственно махнул рукой, я ответил кивком. «Должно быть, гадает, смогу ли я как следует измотать русского перед финалом», – подумал я.

– Я не хочу, чтобы ты боксировал с этим Соболевым, – заявила Дженет этим вечером, хотя я полагал, что она заведет разговор о том, что значили мои объятия с «нигерийской гориллой».

У меня было всего три дня на то, чтобы подготовиться к следующему бою, хотя, как мрачно пошутил на эту тему МакБрайд, он не представлял себе, как к этому можно подготовиться, разве что купить бронежилет. Энди Коул тоже проявил своеобразный юмор, заметив, что в крови Соболева не обнаружили допинг лишь из-за того, что компьютер поостерегся показать правдивый результат.

Глядя на записи боев своего будущего соперника, я лишь морщился, жалея тех бедняг, кто попал под нещадные удары Молотильщика. Он напоминал мне карикатурного русского фашиста из тех, которых изображали на плакатах середины века, пропагандирующие торжество Русского мира: белобрысый, большеносый, с румянцем на бледных щеках, голубыми глазами, в которых застыл неподвижный лед и суровыми, хмурыми чертами лица. В отличие от предыдущих своих соперников, к этому я ощущал противоестественную неприязнь – должно быть, ненависть к подобным типажам, которые четверть века назад уничтожили весь мир, начав с моей исторической родины, передалась мне генетически. Однако мои чувства вряд ли значили что-то для Андрея Соболева, для которого я был всего лишь очередным бифштексом, который следует отбить. Он выглядел старше своих 22 лет, и был настоящей машиной смерти ростом 202 сантиметра и весом 107 килограммов.

«Я не завидую ни тебе, ни Батисте», – откровенно сказала мне вчера вечером Рина. Я послал ее куда подальше, но глубоко в душе был с ней согласен. Диего, пожалуй, еще мог иметь хоть какие-то шансы против ходячего танка за счет своей чрезвычайной подвижности и мастерской техники, а вот мои дела выглядели плохо – я был не настолько быстрым, чтобы успешно бегать от Соболева все три раунда, и не настолько мощным, чтобы сойтись с ним в лобовом сражении. Второе все-таки казалось мне более предпочтительным – по крайней мере, это закончится быстрее и будет смотреться достойнее.