Текст книги "Избранные письма. Том 1"

Автор книги: Владимир Немирович-Данченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 37 страниц)

Победите меня делом и работой. Тогда Вы не найдете преданнее меня человека. Объяснения не заменят дела. Давайте же отдохнем и примемся за настоящую работу.

Любящий вас К. Алексеев».

[957] Архив Н‑Д, № 1013.

Год устанавливается по работе Вл. И. Немировича-Данченко над режиссерским планом «Горя от ума».

[958] Мизансцена – здесь: режиссерский план.

[959] Роль Фамусова первоначально была поручена В. В. Лужскому. Играл ее К. С. Станиславский.

[960] В первой половине июня 1905 г. К. С. Станиславский работал с В. А. Симовым над постановочным решением «Драмы жизни». В дальнейшем художниками спектакля стали В. Е. Егоров и Н. П. Ульянов.

[961] Екатерина Николаевна – жена Вл. И. Немировича-Данченко.

[962] См. письмо 188.

[963] ЦГАЛИ, ф. 80, оп. 1, ед. хр. 160.

Год устанавливается в связи с работой Вл. И. Немировича-Данченко над режиссерским планом третьего действия «Горе от ума».

[964] {576} Общество любителей российской словесности, председателем которого был в это время А. Н. Веселовский.

[965] Архив Н‑Д, № 1615.

Год устанавливается по содержанию письма.

[966] С. Т. Морозов покончил жизнь самоубийством в Ницце, 13 мая 1905 г.

[967] В сохранившихся письмах К. С. Станиславского к Вл. И. Немировича-Данченко этих слов нет.

[968] Как таковому (нем.). – Ред.

[969] Архив Н‑Д, № 1616.

Год устанавливается по упоминанию пьесы Горького: … пьесы Алексея Максимовича. Чтение пьесы «Дети солнца» состоялось в театре 8 августа 1905 г.

[970] Публикуется впервые, по черновому автографу телеграммы (архив Н‑Д, № 681).

Датируется в связи с возвращением Вл. И. Немировича-Данченко в Москву (2 августа).

[971] Архив Н‑Д, № 7223.

Год устанавливается по содержанию письма.

3 сентября 1905 г. К. С. Станиславский уехал в Севастополь, где пробыл две недели, работая над режиссерской планировкой четвертого акта «Детей солнца» (планировка первых трех актов была им закончена в августе).

Вл. И. Немирович-Данченко вел репетиции в отсутствии Константина Сергеевича по его режиссерскому плану.

[972] В Театре В. Ф. Комиссаржевской в Пассаже была поставлена пьеса «Дачники» и затем готовился спектакль «Дети солнца». По-видимому, Горький в разговоре с Немировичем-Данченко имел в виду свое участие в репетициях «Дачников», так как, по сведениям «Летописи жизни и творчества А. М. Горького», он впервые встречался с исполнителями «Детей солнца» в Петербурге лишь 1 октября 1905 г., когда читал им пьесу и присутствовал на репетиции четвертого акта (премьера в Театре В. Ф. Комиссаржевской состоялась 12 октября 1905 г. Премьера в МХТ – 24 октября 1905 г.).

[973] {577} По режиссерскому плану Станиславского Протасов опрыскивает каким-то антисептическим средством свою жену Елену после того, как та навещала больную холерой, а затем прыскает из пульверизатора и на вещи вокруг себя.

[974] Архив Н‑Д, № 7224.

Год и месяц устанавливаются по содержанию письма.

[975] В режиссерском экземпляре К. С. Станиславского, как и по ремарке М. Горького, – «пасмурный день».

[976] Мария Федоровна – Андреева, вернувшаяся в МХТ после годичного отсутствия и репетировавшая в «Детях солнца» роль Лизы.

Его – то есть А. М. Горького.

[977] Занятия в Драматической школе при театре.

[978] Репетиция «Чайки» в связи с готовящимся возобновлением, которое состоялось 30 сентября 1905 г.

[979] Архив Н‑Д, № 7225.

Год устанавливается по содержанию письма.

[980] Цитата по памяти из пьесы А. П. Чехова «Три сестры». Чебутыкин советует затосковавшему Андрею Прозорову: «Знаешь, надень шапку, возьми в руки палку и уходи… уходи и иди, иди без оглядки. И чем дальше уйдешь, тем лучше».

[981] Архив Н‑Д, № 726.

Год устанавливается по содержанию письма.

[982] Качалов… все дальше и дальше уходит в Трофимова – то есть повторяет в роли Протасова то, что было найдено им в роли Пети Трофимова из «Вишневого сада».

[983] При распределении ролей в спектакле «Дети солнца» предполагалось, что Протасова будет играть К. С. Станиславский, как того хотел автор. Но загруженный режиссерской работой («Дети солнца», «Драма жизни», «Горе от ума»), Константин Сергеевич счел необходимым пере дать роль В. И. Качалову сначала как дублеру, а потом как единствен ному исполнителю.

[984] Е. П. Муратова играла роль няньки Антоновны, В. В. Лужский играл ветеринара Чепурного (роль осталась за ним, А. Л. Вишневский в спектакле не участвовал), М. А. Громов исполнял роль слесаря Егора, {578} Л. М. Леонидов – художника Вагина, М. Н. Германова играла Елену, Н. Н. Литовцева – горничную Фиму.

[985] О. Л. Книппер-Чехова играла роль Мелании.

[986] Архив Н‑Д, № 7227.

Год и месяц устанавливаются по содержанию письма.

[987] Н. В. Шаховской, долгое время исполнявший обязанности начальника Главного управления по делам печати, был в 1905 г. членом Совета министра внутренних дел, и «художественники» рассчитывали использовать его влияние.

С письмом к А. В. Бельгарду обращался сам автор пьесы, и Главное управление по делам печати 17 сентября 1905 г. дало цензурное разрешение на постановку «Детей солнца», не требуя поправок.

[988] Архив Н‑Д, № 1618.

Дата устанавливается по содержанию письма.

[989] Письмо связано с историей Театра-студии на Поварской.

При начале репетиций в Пушкине Вл. И. Немирович-Данченко отправил студийцам телеграмму: «От души желаю всем бодрого настроения и энергии для горячей вдохновенной работы» (Музей МХАТ. Архив Театра-студии). Режиссерскую работу со студийцами вели В. Э. Мейерхольд, В. Э. Репман и Г. С. Бурджалов; К. С. Станиславский побывал у них до середины сентября только дважды (11 августа и 10 сентября). 20 июля Немирович-Данченко писал Лужскому: «Что в Пушкине сейчас наполовину идет пустое баловство, – я в этом ни минуты не сомневаюсь. А Конст. Серг. говорит, что по рапортам, которые он получает оттуда, там кипит хорошая работа».

Открытие Театра-студии намечалось на середину октября. 11 октября 1905 г. московский градоначальник дал разрешение печатать афишу премьеры. 16 октября (в день всеобщей стачки) было сделано объявление по студии: «Репетиции прекращаются, а начало сезона отодвигается на неопределенное время».

Установить, что именно смотрел в Театре-студии Немирович-Данченко и когда, не удалось. Есть известие о закрытом просмотре «Смерти Тентажиля» (статья В. Я. Брюсова, который возглавлял литературное бюро студии).

В записях К. С. Станиславского (хранящийся в архиве Театра-студии конспект его выступления перед участниками дела) закрытие студии связывается с общей неблагоприятной для театрального сезона ситуацией. Планы Константина Сергеевича использовать для нужд МХТ кого-либо из связанных с ним контрактом артистов студии (в их число входил, например, И. Н. Певцов) не встретили поддержки Немировича-Данченко. См. также примеч. к письму 200 [В электронной версии – 550].

[990] {579} Публикуется впервые. Архив Н‑Д, № 1617.

Дата устанавливается по упоминанию Театра-студии на Поварской.

[991] В октябре – ноябре 1905 г. происходила ликвидация организованного К. С. Станиславским дела, которым он занимался около семи месяцев и в которое вложил половину своего состояния.

В дальнейшем он писал о студии: «Я пострадавшее лицо в этом неудавшемся предприятии, но я не имею права поминать его злом. Художественный театр тем более должен сохранить добрую память о своем покойном детище: так как он один разумно воспользовался результатами юных брожений» (Собр. соч., т. 5, с. 412).

11 ноября 1905 г. Немирович-Данченко и Станиславский беседовали «о будущем Театра» (Записная тетрадь Н‑Д, архив Н‑Д, № 7960. – Цит. по кн.: Виноградская И. Летопись, т. 1, с. 541).

После опыта общей работы над «Горем от ума», когда выяснились зачатки художественной розни в методике обоих режиссеров, Станиславский и Немирович-Данченко на долгое время прекратили совместный труд над спектаклями: «Каждый из нас хотел и мог идти только по своей самостоятельной линии, оставаясь при этом верным общему, основному принципу театра… Разъединение наших путей, совершившееся ко времени нашей художественной зрелости, действительно дало возможность каждому из нас лишь полнее проявить себя.

Не могу не отметить, что как раз к этому периоду относятся высшие достижения Владимира Ивановича в области режиссуры» (Собр. соч., т. 1, с. 305 – 306).

[992] Архив Н‑Д, № 1200.

Дата устанавливается по началу гастролей МХТ в Берлине 10 февраля 1906 г.

[993] Поджидал Вас благословить на сегодня… – речь идет о спектакле «Царь Федор Иоаннович» с И. М. Москвиным в заглавной роли, от крывшем первые гастроли в Европе.

[994] Архив Н‑Д, № 911.

Дата устанавливается по упоминанию гастролей МХТ в Варшаве.

[995] После гастролей МХТ по Западной Европе, в мае 1906 г., Немирович-Данченко работал с В. В. Лужским и В. А. Симовым над постановкой пьесы «Бранд» Г. Ибсена.

[996] Гастроли МХТ в Варшаве проходили с 28 апреля по 2 мая 1906 г.

{580} Роль Скалозуба Л. М. Леонидов играл, начиная с премьеры до 2 декабря 1914 г.

[997] Е. Е. Рудаков умер 21 мая 1906 г. Играл эпизодические роли: Прорицателя в «Юлии Цезаре», почтового чиновника в «Вишневом саде», Егорушку в «Иванове» и др.

[998] Публикуется впервые. Архив Н‑Д, № 1631.

Дата устанавливается по соотношению со следующим письмом.

[999] В. И. Качалов в сезон 1906/07 г. сыграл роли Чацкого («Горе от ума» А. С. Грибоедова, премьера – 26 сентября 1906 г.), Бранда в одноименной трагедии Г. Ибсена (премьера – 20 декабря 1906 г.), конторщика Копейкина в пьесе «Стены» С. А. Найденова (премьера – 2 апреля 1907 г.). От участия в спектакле «Драма жизни» он, как того и хотел, оказался свободен.

[1000] Письмо Л. М. Леонидова в архиве Вл. И. Немировича-Данченко не сохранилось.

[1001] Н. А. Подгорный в спектакле «Драма жизни» репетировал Карено, но после репетиции, состоявшейся 3 ноября 1906 г., отказался от роли. На премьере играл нищего Тю по прозванию «Справедливость».

Роль художника Эйнара в «Бранде» исполняли А. И. Адашев и А. Ф. Горев.

[1002] Сезон 1906/07 г. был открыт именно спектаклем «Горе от ума» (26 сентября 1906 г.). Следующей (через три месяца) премьерой был «Бранд».

[1003] Марья Петровна – Лилина; в «Горе от ума» играла Лизу. В дальнейшем в этой роли ей дублировала Л. А. Косминская.

[1004] Достаточно прошлогоднего опыта с «Чайкой» – возобновление спектакля с М. П. Лилиной – Ниной Заречной.

[1005] «К звездам» – пьеса Л. Андреева; в Художественном театре не была поставлена. (Об увлечении театра этой пьесой можно судить по письму О. Л. Книппер-Чеховой брату, В. Л. Книпперу, от 16 ноября 1905 г. – См.: Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, т. 2, с. 73 – 74.)

С. А. Найденов передал в театр пьесу «Стены», премьера которой состоялась 2 апреля 1907 г.

[1006] Спектакль «Дети солнца» прошел в сезоне 1906/07 г. семь раз; первое представление в сезоне – 29 сентября 1906 г. «Вишневый сад» был сыгран за сезон одиннадцать раз (впервые – 5 октября), «На дне» – девять раз (впервые – 11 октября). Спектакль «Царь Федор Иоаннович», возобновленный в сезон 1906/07 г., шел без сцены пира у Шуйских (первая картина), без картины «У Годунова» (шестая картина. которая вскоре была вновь включена в спектакль) и без восьмой картины «На мосту через Яузу».

[1007] {581} Публикуется впервые. Архив Н‑Д, № 1016.

Год устанавливается по связи с работой над пьесой «Бранд» Г. Ибсена.

[1008] Речь идет о купюрах, сделанных Вл. И. Немировичем-Данченко в режиссерском экземпляре пьесы «Бранд».

[1009] Листок, вклеенный в режиссерский экземпляр «Бранда» В. В. Лужского, написан рукой Вл. И. Немировича-Данченко. Очевидно, это те самые «мысли», о которых речь идет в письме и которые Немирович-Данченко послал Лужскому. Заглавие: «Требования, подсказанные мне моим режиссерским вкусом. К сведению режиссера». В этих «Требованиях» Немирович-Данченко, говоря о третьем акте пьесы Ибсена, по существу, предлагает свою трактовку произведения в целом. Приводим отдельные выдержки:

«Здесь живут два человека, которые обрекли себя на жертву служения богу. Бранд – гигант, гениальный, почти безумец – видит весь мир, загаженный грехом, будничной борьбой, отделением жизни от бога, и мечтает пересоздать всю жизнь и верит в это. “Жизнь и служение богу – одно!.. Твое дело должно быть в гармонии с общей симфонией мира! Твой будничный труд должен быть в беспрерывном согласии с полетом духа в надзвездные выси небес”. Но для того, чтобы достигнуть этого идеала земной жизни, надо освободиться от всех компромиссов, надо быть цельным, не половинчатым, надо делать только то, во что веришь, надо подчиниться воле, чистой и незапятнанной воле, которая ведет человека вперед, все выше и выше, и надо обречь себя на жертву, отказаться от всех земных радостей, так как они-то, эти радости, и создают компромиссы. Потому что единственная радость, истинная лучезарная радость – в сознании, что ты творишь угодное богу.

Агнес покорно подчиняется воле Бранда, и ей суждено принести в жертву самое высокое, что только есть в человеческом существе – чувство материнской любви. Не только дитя свое, но и самое чувство любви к нему. Только победив страх смерти, можно победить жизнь.

Агнес должна пройти через эту трагедию – победить в себе нежное чувство матери – не высшее духовное чувство, а то физическое, что привязывает мать к существу, ею произведенному на свет. Она должна была потерять сына, теперь должна победить скорбь о нем.

… Священник и его жена. Пасторский домишко в сыром ущелье. Черты убогого быта, домашнего обихода. Скромная еда, очаг, единственный служитель – церковный сторож…

На дворе снежная вьюга при лунной ночи. В этой обстановке священник и его жена приносят громадные, колоссальные духовные жертвы и, сохраняя вид обыкновенных, простых смертных, становятся великими до святости. В этом течении жизни, которую надо называть уже житием, {582} можно найти колорит. Необычайная внешняя скромность и беспредельное величие духа.

Во многом мы должны пойти наперекор представлениям Ибсена. Увлеченный величием идей в ущерб оригинальности формы, а с другой стороны, всегда, по самому духу своей нации, всегда склонный к горделивости, переходящей в чванство (Штокман, Боркман, Берник), Ибсен для сценического воплощения толкает исполнителей на путь банальных героических приемов. От нас зависит избегнуть этого и путем скромных жизненных приемов приблизить трагедию к душе зрителя. Например, в сцене с цыганкой. Если Бранд будет стоять, заложив руки за спиной, и в такой позе предъявлять Агнес свои суровые требования – это будет противно. Трогательно, если он будет около Агнес, обнимая ее, лаская, хотя бы оставаясь на корточках (если она у комода, у нижних ящиков), как бы нашептывая ей то, что она должна делать. Или сидит около нее на скамье или табурете, без всякого чванства. Или – “Прежде ответь мне, охотно ли жертву ты принесла?” Если это изображение бога-громовержца, это будет для нашей души, выросшей на идеалах скромного величия, – антипатично. Если же это сказать с любовью, разделяя всю муку, переживаемую ею, – это будет внушать веру в его страдания.

Или – преображение Агнес, момент, когда она увидела бога… Банальность подсказывает позу среди сцены, какую мы видели, когда разные актеры изображали просветление неизмеримо меньшего масштаба, в житейских драмах. Надо резко уйти от этого… И потом она, вероятно, вовсе не сразу кидается Бранду на грудь и не кричит: “Я свободна”, как кажется Ибсену…

И т. д. и т. д.

И если, напротив, среди простых, ординарных приемов режиссер с исполнителями вдруг где-то дадут эффект исключительный – он произведет настоящее впечатление. Например, к концу акта, мне кажется, что я вижу Агнес такою, какими святые возносятся к небу. Она идет умирать, она идет к небу, она видит только бога и не боится его, а радуется встрече с ним, она уже не простая попадья, она такая, какою Рафаэль писал свою мадонну. Тут уж нечего бояться самых смелых, дерзких приемов, отталкивающих всякую мелкую реальность» (Музей МХАТ, архив Н‑Д, № 10317).

[1010] М. Н. Германова – исполнительница роли Агнес.

[1011] Роль Герд играла С. В. Халютина.

[1012] В. А. Симов.

[1013] Имеется в виду роспуск Первой государственной думы 9 июля 1906 г. Немирович-Данченко в этот день видел в Кисловодске демонстрацию протеста, возобновившиеся забастовки и считал возможным новый подъем революционного движения, а вместе с этим он предвидел и новые сложности в жизни театра (см. подробно в письме 205).

[1014] {583} В деревне Иваньково постоянно жил художник В. А. Симов. Вл. И. Немирович Данченко и В. В. Лужский приезжали к нему во время работы над спектаклем. «Бранд». В данное время там жили Лужские.

[1015] Публикуется впервые. Архив Н‑Д, № 1622.

Дата устанавливается по упоминанию о роспуске Государственной думы.

[1016] То есть повторная поездка на гастроли в Германию.

[1017] Речь идет о гостях на вечере в доме Фамусова в «Горе от ума».

[1018] Ганге – курорт в Финляндии, где К. С. Станиславский с семьей жил с начала июня по 8 августа 1906 г.

[1019] Художниками спектакля «Горе от ума» были В. А. Симов и Н. А. Колупаев. Симов в это время ведал художественно-постановочной частью МХТ.

[1020] Публикуется впервые. Архив Н‑Д, № 1624.

Дата устанавливается по записям в дневнике К. С. Станиславского (архив К. С., № 746).

[1021] Архив Н‑Д, № 913.

Дата устанавливается по репетициям «Горя от ума» в МХТ (генеральная репетиция состоялась 24 сентября 1906 г.).

[1022] Записка вызвана необходимостью напомнить Л. М. Леонидову ряд «приспособлений» и «красок», найденных в работе над ролью Скалозуба во втором акте и имевших важное значение в борьбе МХТ с театральными штампами.

В конце записки – указание на ошибку Леонидова в произнесении текста роли.

[1023] Архив Н‑Д, № 912.

Дата устанавливается предположительно Письмо, очевидно, послано вскоре после премьеры «Горя от ума», состоявшейся 26 сентября 1906 г.

[1024] Архив Н‑Д, № 1625.

Дата устанавливается по записям в дневнике К. С. Станиславского (архив К. С., № 746).

{584} Письма 209 – 213 связаны с порой подготовки спектаклей «Бранд» и «Драма жизни». 29 сентября 1906 г. в театре была одновременно начата работа над пьесой Ибсена, которую ставил Вл. И. Немирович-Данченко, и пьесой Гамсуна, которую ставил К. С. Станиславский. «Репетируем самостоятельно и независимо друг от друга, совершенно одновременно, я – в фойе, он – на сцене, когда я – на сцене, он – в фойе. Это был первый опыт проведения демаркационной линии – необходимость, вызванная беспрерывными художественными различиями между нами» (письмо Вл. И. Немировича-Данченко – архив Н‑Д, № 11303. – Цит. по кн.: Виноградская И. Летопись, т. 2, с. 40). Станиславский привлек к работе над «Драмой жизни» Л. А. Сулержицкого, формально не принадлежавшего в ту пору к группе МХТ. Репетиции Константина Сергеевича, как вспоминает В. И. Качалов, велись «по новой манере». Театр разделился на два лагеря: «брандистов»… и «драмистов» (см.: Илья Сац. М.‑Пг., 1923, с. 91).

Станиславский несколько раз приглашал Немировича-Данченко на репетиции. 3 ноября 1906 г. состоялся просмотр третьего акта, с решением которого Владимир Иванович не соглашался. На заседании пайщиков в тот же день это отрицательное мнение было высказано вслух. Пайщикам пришлось тут же обсуждать отказ Н. А. Подгорного от роли Карено (Подгорный был болен туберкулезом, и ему предстояло длительное лечение).

Решение обострившегося вопроса еще более осложнялось тем, что Немирович-Данченко, с одной стороны, не находил возможным передачу роли Карено Качалову (это означало бы если не срыв, то оттягивание на неопределенный срок премьеры спектакля «Бранд»), а с другой стороны, отговаривал Константина Сергеевича от этой роли (см. в записных книжках Станиславского: «Для чего он сегодня убеждал меня, что я не могу играть Карено?» – Цит. по: Виноградская И. Летопись, т. 2, с. 46).

После двухдневного неоднократного обмена письмами и переговоров через третьих лиц была достигнута договоренность, которую и закрепило заседание пайщиков театра, вновь собравшихся вечером 5 ноября 1905 г. Первым решено было выпускать спектакль «Бранд» с Качаловым в главной роли, а следующей премьерой должна была стать постановка «Драмы жизни» с Карено – Станиславским.

В ходе переписки Немировича-Данченко и Станиславского были затронуты многие накопившиеся больные вопросы.

[1025] Немирович-Данченко отвергал сценическое решение акта, найденное Станиславским (см. примеч. 20 к письму 188 [В электронной версии – 907]); он сказал, «что играть на силуэтах нельзя, что он три раза уходил и три раза заставлял себя досматривать пьесу», (см.: Виноградская И., Летопись, т. 2, с. 45).

[1026] … не считая И. Москвина, мнение которого можно заподозрить… – вероятно, в связи с тем, что при постановке «Бранда» Москвин помогал режиссеру в работе с исполнителями.

[1027] {585} Намерение Вл. И. Немировича-Данченко «принести “Бранда” в жертву» ради сохранения отношений с К. С. Станиславским не осуществилось. После переговоров с пайщиками он 4 ноября 1906 г. пригласил в театр М. П. Лилину и передал через нее, что пайщики желают, чтобы Станиславский играл Карено и чтобы спектакль «Бранд» с Качаловым шел первым (Записная книжка К. С. Станиславского. – Архив К. С. Станиславского, № 746).

[1028] Зинаида Григорьевна – вдова С. Т. Морозова.

Судя по всему, переписка от 4 и 5 ноября сохранилась не в полном объеме. В публикуемом ниже письме К. С. Станиславского говорится: «… мне приходится повторить то, что я писал уже Вам сегодня». Предыдущее письмо, на которое он тут ссылается, не сохранилось, как не дошло до нас и второе письмо Немировича-Данченко, непосредственным ответом на которое является публикуемый ниже текст.

«Дорогой Владимир Иванович.

Я не могу отвечать на ту часть Вашего письма, которая касается лично меня.

Поэтому я перехожу прямо к деловой части.

Тут мне приходится повторить то, что я писал уже Вам сегодня. Я буду играть Карено, если это нужно; буду ставить те пьесы, которые мне поручат.

Я могу работать энергично в чистой атмосфере и, если это выражение неясно, то готов пояснить его в присутствии всех пайщиков. Я считал и считаю своей обязанностью подчиниться всем Вашим требованиям, касающимся литературной стороны. Что касается художественной, то я настаиваю на том, что было Вами же установлено в Варшаве весной.

О “Бранде” я публично высказал свое мнение. Оно ошибочно изложено в Вашем письме.

Очень рад за себя, если “Бранд” пойдет первым, так как я сильно устал. Выдержит ли Качалов, – это тот вопрос, о котором я достаточно говорил на собрании.

Очень рад буду за театр, если “Бранд” пойдет первым и с Качаловым, так как от этого выиграет и художественная и материальная сторона нашего театра.

Еще раз подчеркиваю, что я согласен на все комбинации.

Никакой ответственности на себя я не беру и всецело подчиняюсь общему решению пайщиков.

Вам как председателю предстоит созвать их для окончательного решения вопроса.

Считаю свое присутствие на этом заседании лишним и даже вредным.

В качестве пайщика я очень прошу разрешить этот вопрос как можно скорее, чтобы не терять двух свободных от спектаклей дней.

{586} Убедительно прошу Вас познакомить пайщиков с содержанием этого письма.

При первом извещении – явлюсь в театр для работы.

Ваш К. Алексеев.

4 ноября 906

Суббота»

[1029] Публикуется впервые. Архив Н‑Д, № 1627.

Это ответ на письмо К. С. Станиславского, напечатанное в примечаниях к письму 209.

Дата устанавливается по записной книжке К. С. Станиславского (архив К. С., № 746).

[1030] Князь П. Д. Долгоруков был привлечен к участию в паевом товариществе МХТ с весны 1906 г.

[1031] Одним из пунктов, на короткий срок резко обостривших отношения между основателями МХТ, было появление в театре Л. А. Сулержицкого в качестве помощника Станиславского. В приводимом ниже письме Константина Сергеевича этот вопрос освещается с полной ясностью.

[1032] К. С. Станиславский отвечал на это письмо в тот же день:

«Дорогой Владимир Иванович.

Председатель правления есть докладчик, руководитель и выполнитель собрания директоров. Та роль в деле, которую Вы желаете иметь, называется директором-распорядителем.

Я согласен предоставить Вам эти полномочия, если пайщики дадут на это свое согласие. Без собрания пайщиков я не имею права решать этот вопрос.

Я не предупредил Вас официально о приглашении мною и за мой личный счет г. Сулержицкого. Об этом Вы узнали из частных разговоров, видели Сулержицкого режиссирующим за моей ответственностью и ничего мне не сказали.

В то время наши отношения были проще, и мне казалось странным прибегать к канцелярским приемам. С официальной стороны и, пожалуй, даже с этической – я не прав и приношу свои извинения.

Исправляя ошибку, я теперь же официально обращаюсь к Вам с заявлением о признании г. Сулержицкого моим помощником. Ответственность за его действия я принимаю на себя, так точно, как и материальное вознаграждение. Этот вопрос касается исключительно дирекции, которая сейчас существует. Поэтому за этот вопрос я подаю свой голос, а также и голос Стаховича, который могу подтвердить имеющимися письмами. На этот вопрос я прошу скорейшего ответа, так как без помощника я не могу ставить “Драмы жизни” при ежедневных спектаклях и моих обязанностях по фабрике и конторе.

{587} До сих пор я старался извещать Вас о всех распоряжениях, отдаваемых мною по режиссируемой мною пьесе. Репетиции не назначались на сцене без предварительных переговоров с Вами.

Что касается репетиций в фойе, то они всегда известны по книге, где расписываются актеры.

В качестве директора и режиссера я обязан следить за всеми беспорядками, происходящими в театре. Я имею право вводить всех лиц, кого считаю нужным для театра, и отвечать на письма, адресованные на мое имя, будь они от частных лиц из публики, будь они от актеров.

Не думаю, чтоб Вы хотели лишить меня права говорить, с кем я хочу, и писать, кому я хочу.

Как Вам известно, все письма авторов я показывал Вам. Если же Вы сумеете снять с меня обузу разговаривать с Найденовым, Андреевым, Косоротовым, Ашем, Пшибышевским и другими лицами, которые шлют мне свои пьесы, я буду Вам очень признателен. Этот пункт Вашего письма мне просто неясен [В архиве К. С. Станиславского сохранились письма от названных тут драматургов, присылавших ему летом и осенью 1906 г. свои пьесы и получивших от него личный ответ. Письма Александра Ивановича Косоротова от августа 1906 г. (№ 8811 и 8812) касаются его трагедии в 4‑х действиях. “Коринфское чудо”. Шолом Аш – еврейский писатель, родом из Польши, предлагал в сентябре 1906 г. Художественному театру пьесу “Бог мести” (см. архив К. С., № 2131 и 2139). С. А. Найденову Константин Сергеевич в октябре писал по поводу прочитанной им пьесы “Стены” (Собр. соч., т. 7, с. 343 – 344). С Л. Андреевым переписывался летом по поводу его пьес “К звездам” и “Савва” (архив К. С., № 7006). – Ред.].

Не думаю, чтобы Вы хотели сделать из меня безмолвного директора. На эту роль я не пойду. Если же пайщики согласятся избавить меня среди сезона от тяжелой для меня роли директора, – я охотно выйду в отставку и тогда буду закрывать глаза на все, что происходит в театре, за исключением вещей, грозящих катастрофой.

При той запутанности и опасности, в которой находится наш театр, я как пайщик и как директор должен протестовать, чтоб вопрос о следующей пьесе был решен одним лицом. Последнее решение пайщиков заключалось в том, что идет “Бранд” с Качаловым и “Драма жизни” со мной.

На это я дал свое согласие и потому не беру на себя никакой ответственности за изменение этого решения пайщиков.

Конечно, Вы свободны поступать, как хотите, за Вашей личной ответственностью. Руководствоваться предположениями относительно отсутствующих пайщиков тоже нельзя.

Например: я убежден, что Стахович стоял бы не за “Драму жизни”, а за “Бранда” с Качаловым.

{588} Думаю, что Морозова сказала бы то же.

Никакой ответственности по литературной части я не беру на себя, так как в этом деле я ничего не понимаю. Всеми советами и требованиями Вашими я буду руководствоваться, но прошу говорить мне их наедине, так как мне и без того трудно убеждать актеров пробовать новые тона.

Я могу приступить к “Драме жизни” хоть завтра, но для этого должен быть решен предварительно вопрос о Сулержицком, так как без него я один не могу ставить пьесы.

Относительно пьесы Гауптмана – я очень сочувствую обращению к Эфросу. Пусть он ее и переводит. По крайней мере она будет иметь успех [По-видимому, речь идет о той самой пьесе, которая упоминается и в следующем письме К. С. Станиславского: “Гауптман присылает нам пьесу…” (см. примеч. к письму 211 [В электронной версии – 996]). В 1906 г. Г. Гауптман написал пьесу “А Пиппа пляшет”, “аллегорию на эстетическую тему”, где в центре образ плясуньи Пиппы, символизирующий красоту. В Художественном театре не ставилась. – Ред.].

Ваш К. Алексеев

Очень прошу Вас сообщить это письмо гг. пайщикам.

Что касается школы, я готов прекратить свои занятия, но с тем условием, что Вы разрешите мне сказать ученицам, которым я обещался заниматься, что занятия прекращаются не по моей вине.

Вместе с тем, конечно, я оставляю за собой право у себя дома заниматься, с кем я хочу, а также и в другом месте и в другой школе, хотя бы у Адашева, если он меня пригласит».

[1033] Публикуется впервые. Архив Н‑Д, № 1626.

Дата устанавливается по связи с предыдущими письмами.

[1034] Юргенс А. А. – ученик Драматических курсов и сотрудник МХТ в 1905 – 1908 гг. Был одновременно домашним репетитором приемного сына Владимира Ивановича, Михаила.

[1035] Школа существовала при Художественном театре с 1901 г. К. С. Станиславский преподавал в ней постоянно.

А. И. Адашев открыл в 1906 г. частные драматические курсы, на которых вели занятия многие актеры и режиссеры МХТ (Качалов, Лужский и другие). Воспитанники курсов, с которыми работал Сулержицкий, вошли в дальнейшем в Первую студию МХТ.

[1036] «Партией мирного обновления» называлась умеренная конституционно-монархическая группировка, образовавшаяся в 1906 г. после роспуска 1‑й Государственной думы. Немирович-Данченко здесь использует {589} термин расширительно, имея в виду умеренность и «промежуточность» между правыми и левыми, которые были программны для «мирно-обновленцев».

[1037] Ответом было письмо К. С. Станиславского, приводимое ниже.

«Воскресенье 5 ноября 906.

Дорогой Владимир Иванович. Без сомнения Вы тот человек, который должен соединять в своей руке все вожжи отдельных частей, и когда Вы их держите, в театре все идет хорошо.

Я уже извинялся за Сулержицкого, признавал себя неправым и с официальной и с этической стороны. Я пояснял, почему все это так случилось. За эту бестактность охотно извиняюсь еще раз.