Текст книги "Истребители. Трилогия"

Автор книги: Владимир Поселягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 63 страниц)

Уворачиваясь от очередной атаки, я посмотрел где помощь. Три истребителя атаковали бомберов, а вот двое были уже близко. Это подстегнуло немцев, и они, поняв что я пустой, бросились в двойную атаку. Я знал, как от нее уйти, но тут мотор зачихал.

«Б…я, бензин!!!» – только и успел я дернуть штурвал в сторону, как по мотору и правому крылу забарабанили снаряды.

Выбросив клубы дыма, видимо попали зажигательными, «ишачок» понесся вниз, и как раз в это время помощь на МИГах сцепилась с немцами. Откинув борт, я чуть довернул штурвал и с трудом выбросил внезапно уставшее тело наружу.

«Сбили, все‑таки сволочи!» – изумленно подумал я, падая на город, меня поразила техника пилотирования немцев – я их делал как щенков. Или мне попались молодые пилоты или я недооценил свой потенциал.

В это время мы фактически крутились над Минском. «Ишачок» густо дымя, падал куда‑то в район парка. Вот на моторе возникло пламя, и ястребок огненным шаром врезался в землю, повалив несколько деревьев. Понимая что тянуть не стоит, немцы все равно дерутся с нашими, я дернул за кольцо на бедре.

Дальше произошло страшное. Маленький парашют вышел, но выдернуть основной не смог, то ли его склеила кровь, то ли неправильно уложили, и я с диким воплем с километровой высоты, стал падать на город, пытаясь затормозить руками.

Вы знаете, что такое ужас? Да, тот самый, от которого впадаешь ступор. Так вот я теперь знаю.

Не переставая орать, я падал на город, какой‑то частью мозга, я хладнокровно прикинул.

«Судя по направлению ветра и скорости моего падения место моего приземления будет крыша вооон того дома!»

Однако главное сознание продолжало пребывать в ступоре и орать.

Как ни странно, из этого состояния меня вывел немец из бомбардировщика, который опускался неподалеку. Этот гад, пару раз выстрелил в меня, когда я пролетал мимо него метрах в пятидесяти. Успев обматерить его, я быстро прикинул что можно сделать. Выход только один дотянуться до выпускного парашюта и выдернуть основной, что я и попытался сделать.

Вы когда‑нибудь пробовали выгнуть руки назад и что‑нибудь там сделать? Нет, не получится? Так вот мой вам совет. Прыгните с поврежденным парашютом и у вас все получится, поверьте моему опыту. Изогнувшись, я ухватил за парашют и стал его дергать. Резко дергать. С треском парашют полностью раскрылся на высоте примерно метров сто от земли.

Сапог с и так поврежденным в кустах голенищем, от рывка практически слетел с моей ноги, но я успел растопырить пальцы, из‑за чего он повис бултыхаясь, готовый вот‑вот слететь.

«Не удержу!» – понял я чувствуя как слабеют пальцы, и начинает сводить ногу от напряжения. Тут поток воздуха от земли немного приподнял меня и тряхнул, от чего сапог слетел и под мой возмущенный крик, с пятидесяти метров полетел вниз.

– Твою мать, Гаврюшов, это шо такое я вам ешо сказал? Шоб вы эту хрень перенесли туда, а не сюда. А вы шо сделали? – дыша перегаром орал старшина.

Старшину Данилюка в госпитале не любили, более мелочного куркуля встретить было просто невозможно. Как он попал на должность завхоза, тайна за семью печатями, но даже главврачу что либо получить от него, доставало немало проблем.

– На меня смотреть!! – опять заорал он, когда один из бойцов хотел посмотреть на воздушный бой что шел над городом.

Пять бойцов угрюмо насупились, старшину тихо ненавидели все бойцы охранного взвода, и то что они попали под его командование на время разгрузки привезенного материала, не доставляло им удовольствия.

В дворике госпиталя, где у склада с открытым бортом стояла полуторка, из которой почти все выгрузили, бойцы слушали разглагольствования старшины, как внезапно услышали близкий возмущенный вопль:

– Сапо‑ог! Сапо‑о‑о‑ог!!!

Бойцы в недоумении закрутили головами, как послышался звук удара и последующего за ним падения. Повернувшись к старшине, они увидели занимательную картину. На утрамбованной земле, лежал, раскинув руки и ноги старшина, а рядом с ним командирский сапог.

– Твою ж мать, – снова послышалось где‑то рядом. Один из бойцов поднял голову и увидел парашютиста спускающегося на них. В нем привлекало то, что к ноге был привязан большой желтый портфель, развивающаяся портянка, и пятнисто‑красный парашют.

– Мне пожалуйста сто грамм водочки и огурчик, и усе… – послышалось от старшины, после чего последовал громкий храп.

– Живой, гад, – сплюнул один из бойцов, конопатый красноармеец Федюнин.

Меня приподняло над большим трехэтажным зданием, в котором я без труда узнал госпиталь, и опустило на пристройку, крытую железом. Железо гулко встретило мое приземление, не успел я облегченно выругаться, как опустившийся было парашют, внезапно наполнился воздухом, и резкий порыв ветра потащил меня по пристройке.

Боец‑зенитчик, что лежал сейчас на операционном столе, имел тяжелую осколочную рану в ногу, и трое врачей с операционной сестрой боролись за его ногу. То и дело слышалось:

– Зажим!.. Убрать кровь!.. Есть один осколок! Тампон!

В открытое, несмотря на инструкцию окно, было слышно звуки прифронтового города. Стрельба зениток, привычный мат завсклада, чьи‑то возмущенные крики, рев авиационных моторов.

За окном операционной была крыша пристройки, и в последние дни частенько один из врачей вылезал на нее покурить и прогуляться. Поэтому громкий бум на пристройке они услышали довольно четко.

– Да куда еще!!! – послышалось почти сразу, и последующие за ними звуки, заставили одного из врачей оторваться от раненого и с недоумением посмотреть на окно, где были слышны странные быстрые звуки. Бум‑шлеп, бум‑шлеп, бум‑шлеп. Мимо окна привлекая внимание желтым портфелем и полуразмотанной портянкой пробежал кто‑то непонятный. Почти сразу послышались звук ломающихся веток, и радостные крики, перемешанные с болезненными ойканьями:

– Жив! Цел! Ой… Б.я. Жив. Уй! Ха‑ха. Цел!

Мимо окна, мелькнув красно‑белым, опускался парашют.

– Нужно будет узнать что это было, – сказал врач, вернувшись к раненому, которому уже зашивали рану.

Гадский ветер потащил меня по крыше. Попытка затормозить ни к чему не привела, меня потащило дальше, из‑за чего пришлось быстро перебирать ногами. Ремень, которым был привязан портфель, больно врезался в ногу, из‑за чего я постоянно морщился.

Тут пристройка кончилась, и я полетел на растущее рядом дерево. С хрустом веток я повис на стропах в полуметре от земли.

Облегченно вздохнув, я быстро осмотрелся. Ко мне уже бежали люди, причем преимущественно в военной форме. Первым добежал боец с винтовкой. Опасаясь, что мне могут принять за немца, я быстро заорал:

– Свои, б.я!!

– А то я не понял, что так материться только наши могут, – ответил запыхавшийся боец, и прислонив винтовку к стволу дерева стал помогать мне спуститься.

Тут налетели остальные, и меня мгновенно освободив из строп, и ремней парашюта стали кидать в воздух, дружно скандируя и крича не впопад.

– Ай маладец, пятерых сбил… – радостно кричал лейтенант‑грузин, командуя бойцами что меня качали. Спину начало стрелять болью.

– Молодец, ай да летчик… Вот, настоящий сокол.

Перед лицом мелькали разные лица, и руки.

– Да поставьте меня на землю, мне к командованию надо у меня важные разведданные!

– Смирно! – рявкнул кто‑то рядом.

Бойцы ловко поймали меня и поставили на землю, после чего быстро выпрямились и замерли.

Я тоже встал по стойке "смирно", стараясь незаметно проверить сухие ли штаны, а то до этого было как‑то не до того.

«Уф, сухие, что странно!»

Командир, что скомандовал, стоял неподалеку и чуть насмешливо наблюдал за моими манипуляциями, явно поняв что я делаю. А вот меня он сразу напряг. В двух метрах от меня стояли два командира, один политрук с синими петлицами и с глазами особиста, другой майор авиации. Именно политрук и командовал.

– Представьтесь! – снова скомандовал он. Майор же молчал. Позади них, метрах в пятидесяти, стояла черная «эмка», из которой выглядывал боец в пилотке и с синими петлицами.

«Явно ихняя машина!» – понял я и смущенно ответил.

– Всеволод Суворов… – и замолк, сказать мне больше было нечего. Это не в окружении, где нет возможности проверить мои слова, тут проверить могут.

– Какой полк? – нахмурившись спросил политрук.

– Никакой, мне семнадцать, я собираюсь поступить в летную школу, – хмуро ответил я.

Меня удивила странная реакция майора, он резко встрепенулся и с интересом посмотрел на меня, что‑то прикидывая в уме. После чего они с особистом быстро переглянулись. А то что он особист, я был уверен на все сто, не раз имел с ними дело, друзей у отца много.

– Бойцы свободны, – скомандовал политрук, и повернувшись ко мне сказал:

– Нужно поговорить.

В это время у «эмки» остановилась полуторка, из которой с грохотом посыпались бойцы, у командира вылезшего из кабины, была красная повязка комендатуры на рукаве.

– Я их задержу, – быстро сказал он и направился к комендачам.

– Так, у нас мало времени. Хочешь стать летчиком‑истребителем? – быстро спросил майор.

Что‑что, а для меня это был сюрприз, и сюрприз немалый.

– Конечно хочу, – возмутился я.

– ЛаГГ знаешь?

– Немного знаю, управлять умею, – ответил я осторожно.

– Кто ты и откуда, мы узнаем позже, а дело тут такое…

…при эвакуации подбитой машины, его механики притащили севший на вынужденную истребитель. Майор сразу прикинул, что это шанс, потери от немецких истребителей действительно были большие, вот он и пошел на небольшое должностное преступление оставив и отремонтировав самолет.

– …никто не может с ним справиться. Наш самый опытный пилот поднялся, сразу сел, и сказал что им управлять невозможно. Истребитель есть, а посадить в него некого. Даже соседи от него отказываются.

– Ну это понятно, мне он тоже не сразу дался, – кивнул я, недоумевая, я то зачем в бомбардировочном полку, а майор был именно оттуда.

– Но дался?

– Да!

– Хорошо, я понимаю что надолго ты у меня не задержишься, но хотя бы неделю с прикрытием, все легче. Так слушай меня. Ты сержант Суворов, пилот связного самолета семнадцатого бомбардировочного полка. Утром двадцать второго вылетел на поиски севшего на вынужденную машины капитана Ильина, но был подбит истребителями и сел на вынужденную, дальше сам сообразишь.

– А сколько я в полку?

– Пусть будет две недели. С одиннадцатого.

– А документы, – быстро спросил я, заметив, что комендачи идут к нам.

– В штабе, сдал на замену, – успел сказать майор.

– Товарищ майор, капитан Воронов, дежурный наряд комендатуры. Разрешите обратиться к летчику?

– Обращайтесь, – кивнул он.

– Ваши документы, – это уже мне.

– У меня их нет… – начал я говорить. Майор и политрук, который действительно как я и предполагал оказался особистом данного полка, подтвердили, что по счастливой случайности они оказались моими командирами, и что я сдал по приказу начштаба полка документы на замену. Капитан записал мои данные и пожав руку, поблагодарил за сбитые. И когда мы подходили к машине к нам подбежал конопатый боец с моим сапогом в руке, и спросив разрешения у майора обратиться к летчику, отдал мне сапог, сказав:

– Большое вам человеческое спасибо товарищ летчик, – с чувством сказал боец.

– Да ладно, еще собью, – засмущался я, и по команде майора сел на заднее сиденье машины.

Положив портфель на сиденье между собой и политруком, я вытащил из кармана комок портянки и намотав ее на ногу, одел сапог. В машине это было неудобно, но я справился.

– Теперь давай послушаем, кто ты и откуда, – как я и опасался начал задавать вопросы особист.

– Всеволод Суворов. Семнадцать лет. Сирота. Умм, сын полка. Генерал Рычагов друг моего отца помог с учебой, дал приказ командиру полка, вот я и научился немного летать…

– Ха, немного. Это единственный случай, чтобы один летчик, за ОДИН бой, сбил ПЯТЬ самолетов противника. Да еще и на И‑16. Да еще и мальчишка который еще не состоит на службе! – покачал головой впереди сидящий Некрасов.

– Ну ладно, как научился летать немного понятно, но вот о генерале лучше молчи. Его сняли с постов, как недисциплинированного и не справившегося с обязанностью руководителя, – спокойно сказал особист, дождавшись, когда майор замолчит.

– Ясно.

– Теперь давай рассказывай откуда у тебя этот портфель.

Майор Никитин и старший лейтенант госбезопасности Никифоров, ехали в штаб в ВВС фронта, где собирались просить летчика на ЛаГГ. Были у них там знакомые, но тут им попался я. В соседних истребительных полках, никто на ЛаГГах летать не умел, а тот летчик который на нем прилетел в штаб фронта с приказами, был сбит и сейчас в госпитале. Я даже не знаю фарт это, или просто удача так попасть, но как бы то ни было, мы уже подъезжали к зданию которое занимал штаб ВВС.

– …и тут у меня боезапас кончился, ну я и стал крутиться, пока они меня в «ножницы» не взяли.

– Какие «ножницы»? – сразу же ухватился Никифоров. К штабу мы подъехали минут десять назад, и сейчас стояли около ряда таких же машин и вели разговор. Они узнавали меня, а я их.

– Ну это когда два истребителя одновременно атакуют по боковым векторам. Вот я и назвал их «ножницы», – выкрутился я.

– Понятно. Ладно, идите разведотдел, там все сдашь, и доложишься, а мы пока твоей легендой займемся, – сказал лейтенант.

Маузер я оставил в машине по совету майора, слишком ценная вещь для простого сержанта, так что любой командир мог меня обидеть отобрав, мол у меня и так есть ТТ. Очки тоже оставил, на всякий случай.

«Политрук» уже скрылся в дверях, как к ним подошли мы с майором.

Не успели мы войти в фойе, как какой‑то командир заорал на меня.

– Кто такой, почему в таком виде?

Повернувшись, я увидел подполковника, который привлекая к себе внимание блеском сапог, выпучив глаза возмущенно смотрел на меня. Вид я имел действительно непрезентабельный, а что вы хотите, поползай по немецким тылам, сам похожим станешь. Мне ничего не оставалось, как только вытянуться по стойке "смирно". Никитин открыл было рот, но тут меня спасли, и кто? Сам Павлов.

– Где этот герой, что пятерых сбил? – услышал я гулкий голос за спиной, от входной двери.

Обернувшись, я увидел генерала армии, который с интересом смотрел на нас. Позади него толпилась его свита из семи человек.

– Сержант Суворов, – представился я. Вряд ли он ждал ответа лично от меня. Вопрос он задал всем, но ответил я.

– Так это твоя работа? – он сделал неопределенный жест вверх рукой.

– Да, товарищ генерал. Я летел с особо важными разведданными, но повстречался с немцами, пришлось принять бой.

– Пришлось принять бой? – с недоумением спросил Павлов. После чего усмехнувшись, сказал:

– Все бы летчики так воевали. Молодец, будешь представлен к награде и повышению в звании. Миронов проследи, – обернувшись сказал он стоящему за ним полковнику, тот кивнул и что‑то записал.

– Служу трудовому народу, – выкрутился я, заметив движение брови майора.

– Что за разведданные, – сразу приняв деловой вид спросил он. Я отдал портфель и быстро рассказал как они попали мне в руки, не упустив ничего, добавив в конце:

– За них сотня наших бойцов и командиров голову сложила. Там план наступления немцев, документы убитого немецкого генерала и рапорт капитана Климова, и товарищ генерал…

– Да говорите.

– Двадцать пятого июня, бойцами сержанта Слуцкого, был обнаружен тяжелораненый красноармеец. Прежде чем он скончался, успел рассказать кто он и откуда. Боец был из Брестской крепости, они еще держатся. Из восьми тысячи бойцов в живых осталось около семисот, не хватает воды, их отрезали от реки, им приходиться пить мочу. Нет медикаментов, и практически закончились боеприпасы, но они держатся и ждут. Помощи ждут. Бойца отправил майор Гаврилов. Это все что я знаю.

Выслушав меня с каменным лицом, Павлов со своей свитой и местным начальством скрылись в одном из кабинетов, а ко мне подошел неприметный батальонный комиссар, с такими же повадками как и у Никифорова, и приказал следовать за собой.

– Савельич, это мой пилот, – как к старому знакомому обратился Никитин.

Чуть усмехнувшись, комиссар, поздоровался с Никитиным, попросил пройти к нему в кабинет чтобы снять показания о пребывании в тылу немцев.

Заметив, как я поморщился, когда садился на стул, хозяин кабинета спросил:

– Что ранен?

Я кивнув, ответил:

– Вчера еще, осколком гранаты спину посекло.

Сняв трубку телефона, майор сказал:

– Спелов у себя? Давай его ко мне в кабинет.

Положив трубку, он спросил у Никитина, который присел на свободный стул.

– Значит твой пилот? Связной? Угу! И пять немцев свалил. Угу. Ты кому лапшу на уши вешаешь? Так, сержант, ну‑ка выйди.

О чем они разговаривали я не слышал, но когда подошел военврач с медицинской сумкой и постучал, они уже мирно пили чай.

– Проходите. Вот Игорь, у парня осколочные ранения посмотри что там.

Медик долго ковырялся и рассматривал мою «ссадину», но после того как смазал чем‑то и заново перебинтовал, сказал:

– Его нужно на пару дней под наблюдение врача, как бы заражения не было, – после чего собравшись вышел.

– Ничего наша Мариночка хороший врач, опытный, вылечит, – сказал Никитин.

– А теперь, хм, сержант, давай излагай свою эпопею, – приказал бригадный комиссар Трусаков.

Поймав разрешающий взгляд майора я стал излагать. Как вылетел на поиски сбитого самолета и как я сам оказался сбит.

– Какой говоришь «ишачок»? Восьмой? Серебристый? Так‑так‑так, – зарылся он в бумаги.

– Вот. Нашел. Двадцать третьего числа. И‑16 командира полка подполковника Жерина, который семнадцатого июня сломал ногу и сейчас находится на излечении, вылетел на прикрытие наших войск, в тринадцать часов сорок семь минут дня. Истребитель пилотировал временно закрепленный за ним, сержант Пермин. В результате первых минут боя летчик был ранен и сел на вынужденную, где и скончался от потери крови. Прибывшая на место посадки группа механиков вывезла тело, сообщив что самолет исправен, требуется летчик. Рапорт техник‑лейтенанта Смакова. М‑да. Вечером была послана машина с летчиком… Никого значит там не было? – спросил он у меня.

– Нет. Только боец охраняющий его.

– Как его фамилия?

– Не знаю. Вроде Федей его сержант называл.

– Действительно, судя по рапорту Смакова, оставлен Федор Мальцев.

Я пожал плечами, кто и что там оставил, я не в курсе.

– Ладно, давай теперь о том, где ты ТАК научился летать!

А вот тут я завис. Пришлось сказать о генерале Рычагове, добавив, что если есть какие вопросы, то пусть задают ему. Насчет полетов отделался общими фразами, что научили с разрешения генерала.

Чем поставил комиссара в тупик. Судя по его виду, информацию он добудет по любому.

– Ну, в принципе неплохо, есть конечно шероховатости в рассказе, но пойдет, потом отшлифуете, – изучая документы которые я доставал из планшета и, по мере рассказа клал перед ним, сказал комиссар.

– Распишись вот тут. И помни что майор Никитин за тебя поручился.

Внимательно посмотрев на своего будущего командира, я кивнул.

Расписавшись, где он мне показал, сперва прочитав написанное, что вызвало одобрительный смешок у Никитина, вышел в коридор, ожидая своего командира. Понимание того, что теперь я постоянно буду под наблюдением, не давало мне возможности расслабиться.

– Что, уже все? – спросил у меня подходящий Никифоров. Вид он имел слегка бледноватый, но довольный.

– Да, велели ждать, – кивнул я.

Когда мы выходили из здания, нам пришлось посторониться, пропуская генерала Павлова. Вид у него был – мертвому не позавидуешь. Настолько бледным он был.

– В штаб фронта, немедленно!

Что было примечательно, так это то, что тот самый полковник Миронов нес привезенный мной портфель.

– Ну все хватит, пора в полк, – сказал майор, провожая их взглядом.

Мы сели в машину и поехали к выезду из города.

В полку мне не понравилось. Где капониры, где зенитки? Где маскировка. Нет, маскировка конечно была, но какая? Самолеты стоят фактически открыто, разве что под деревьями, да некоторые под масксетями. Насчет зенитных средств. Один счетверенный "максим", и снятый со сбитого лаптежника крупняк – это не зенитки, а так – для самоуспокоения.

Я внимательно осматривался, когда мы ехали по полю к палаткам, где был штаб.

«М‑да, навоюем мы тут» – подумал я, отлипнув от окна. Проехав очередного часового и группу механиков что‑то тащивших к полуразобранному СБ, который стоял совершенно открыто, без всякой маскировки.

– Давай сперва санчасть, а потом уж и ко мне, – сказал Никитин, и велел выглянувшему на шум подъехавшей машины дежурному показать где санчасть.

– М‑да, видок у тебя, – внимательно осмотрев меня, сказал он.

– Вы товарищ лейтенант, три дня по немецким тылам поползайте и у вас такой же будет.

На мою отповедь, лейтенант только беззлобно рассмеялся.

– Лейтенант Буров. Виталий. Вечный дежурный можно сказать, – сказал он протягивая руку.

– Сержант Вячеслав Суворов. Летчик‑истребитель, прибыл к вам для дальнейшего прохождения службы.

– О, так это ты на новом истребителе будешь летать?

– Я.

– Тяжело тебе будет. Непростой аппарат.

– Почему. Мне нравится. Для сопровождения, бомбовозов самое то. Движок конечно слабоват, но вооруженность о‑го‑го.

– Ты что, летал на них? – искренне удивился Виталий.

– Летал. Честно скажу, тяжело было, пока не дался он мне. А потом я на нем такое вытворял, что у‑у‑у‑у, – закончил я, чтобы не завраться.

– Вот медсанчасть. Там военврач Лютикова заведует. Марина. Ух, строгая, – кивнув на землянку, сказал он.

– Разберемся.

– Марина Васильевна, я к вам нового пациента привел. Никитин приказал осмотреть и доложить результат ему лично, – сказал он высокой миловидной женщине лет двадцати восьми, которая что‑то писала за столом.

– Проходите, – показала она мне на кушетку у окна под потолком.

– Ну давай. Я в штаб, а то там Синяков за меня остался, а он еще то, недоразумение. Еще натворит что‑нибудь, – сказал лейтенант и быстро скрылся.

Врач мне понравилась, в моем вкусе. Тем более белая шапочка и халатик, очень красили ее.

– Что у вас? – спросила она, отрываясь от записей.

– Как воспитанный человек, я сперва представлюсь. Вячеслав Суворов, летчик‑истребитель. Очень, рад с вами познакомиться.

– Ну что ж очень приятно. Так что у вас за ранение?

– Осколочное в спину.

– Раздевайтесь и ложитесь на кушетку.

Пока она доставала из шкафчика инструменты я быстро разделся, но лечь не успел.

Обернувшись, Марина Васильевна, густо покраснела и сказала:

– До пояса. Я имела ввиду до пояса.

– Оденься‑разденься, – бурчал я натягивая комбинезон до пояса. Да, духан если честно шел от меня еще тот. Да и где мне мыться, время было?

Марина Васильевна быстро освободила меня от повязки и стала внимательно осматривать спину, после чего взяла со стола какой‑то большой предмет и стала водить над спиной, изредка касаясь спины. В одном месте мне кольнуло. Заметив, что я дернулся, она спросила.

– Что‑то есть?

– Да, колет.

– Здесь? – спросила она убрав предмет, в котором я узнал магнит обратно на стол.

Путем ощупывания, вроде игры «холодно‑горячо» она нашла и извлекла осколок, после чего стала чистить рану, и промывать ее. После перевязки и уколов от столбняка, она сняла халат и надев фуражку подхватила несколько листков, вышла, сказав мне перед этим:

– Лежите тут. Я через полчаса вернусь, и устрою вас в стационаре, нужно полное обследование, – после чего выпорхнула наружу.

Лежать мне быстро надоело, выглянув и убедившись что рядом никого нет, я хотел было выбраться наружу и сходить к стоянке самолетов посмотреть на свой, и пообщаться с механиком, как кто‑то заслонил собой дверной проем.

В дверях стоял невысокий крепыш, в звании капитана, и с интересом смотрел на меня.

– Так это ты наш новый летчик?

– Я… наверное.

– Капитан Борюсик. Командир БАО. Ну давай на довольствие вставать будем. Документы твои у особиста, если что.

Положив на стол несколько бланков, и с удобством устроившись за столом, капитан достал из кармана карандаш, и вопросительно посмотрел на меня.

Вздохнув, я ответил таким же взглядом. Хрена я что понимаю в этих бумажках, пусть спрашивает.

– Так, размер обуви? – начал он спрашивать, и заметив, что я себя обнюхиваю, добавил:

– Банька, вечером будет.

– Сорок второй, – ответил я.

Я быстро выкладывал в ответ на вопросы капитана свои данные, а сам изучающе разглядывал его. Сомнений не было – я его знал.

В параллельном классе учился Лешка Борюсик. Мы скорешились с ним на летной теме. И если я был знаменитой фигурой у нас в школе, все‑таки летчик, да и фильмах снимался, то Леха пользовался другой славой. Он был перворазрядником по боксу, в основном из‑за фамилии, чтобы не смеялись. Так вот прадед у Лехи пропал без вести в первые дни войны, будучи командиром БАО в одном из бомбардировочных полков в районе в Старого Быхова, и такое совпадение мне казалось странным.

Леха перенял эстафету от отца, который тоже искал деда, так что мы пересеклись с ним в одном из архивов, я искал сведенья об заинтересовавших меня летчиков, а он прадеда. И я ему помогал тогда, никаких сведений мы не нашли, но о прадеде я теперь знал многое.

– Извините, а вас не Кириллом Васильевичем зовут? – спросил я у заполнявшего бланки капитана. Вопрос можно было и не задавать, он был копия с выцветшей фотографии, что я видел у Лехи дома.

Оторвавшись от явно нелюбимой для него писанины, он удивленно посмотрел на меня.

– Все правильно, это я и есть, – ответил прадед Лехи.

А вот мне было не так весело от узнавания, потому как я точно знал, что капитан Борюсик служил в совершенно другом полку.

– Ты что, меня знаешь? – спросил меня капитан, заметив, что я задумался.

– А? Что? А да… Нет, не знаю просто фотографию видел. Вы там стоите с женой, родителями, и двумя летчиками. Капитаном и лейтенантом.

– Точно это нас в Москве сняли, в тридцать девятом году, – обрадовался капитан.

– Да, ваша жена еще младенца держала, – припомнил я.

«Прадед Лехи!» – подумал я.

– Точно у меня же Костик в Москве родился, когда у моих родителей гостила, едва в роддом увезти успели.

– Это да. Но мне сказали, что вы в другом месте служите в Старом Быхове?

– А, это я в другом полку служил. Наш семнадцатый, всего месяц как сформирован, вот и понадергали народу с разных частей. Самолетов дали, и служим, – пояснил капитан.

Вот это новость. Нет, я конечно номера действующих бомбардировочных полков не знаю, но то что перед самой войной было сформировано несколько, был в курсе. И то, что капитана Борюсика перевели в один из них, ни в каких документах не значилось. Да и про семнадцатый полк я не помнил, скорее всего сгорел в первые дни войны, а формировать новый не стали, и такое бывало.

– А откуда ты про меня знаешь?

– Летчик один семьей хвастался, вот в фотоальбоме я вашу фотографию и увидел, он рассказывал про вас, мельком, но я запомнил, память хорошая. Хотя честно говоря вспомнил я вас не сразу.

– Это наверное Львов, или лейтенант Камов.

Я пожал плечами, сказав, что с летчиком знаком лишь мельком, просто поболтали и разбежались.

– А как он выглядел?

Припомнив, как выглядел капитан Львов, погибший двадцать третьего июня во время бомбардировки аэродрома, я достаточно точно описал его.

– Ну точно, Сашка Львов, вы когда виделись‑то?

– Да в сороковом и виделись, он кстати хороший специалист по технике пилотирования.

– Это точно, он на своем «ястребке» в небе Испании шестерых свалил.

– Вот и я о том же.

Поболтав о том о сем, капитан пообещал все сделать быстро и вышел, оставив меня в тяжелых раздумьях.

«Параллельный? Да нет, не может быть. Тут все как у нас, никакой разницы нет! Или все‑таки?»

Вот за такими мыслями и застала меня военврач Лютикова.

– Больной я же не велела вам двигаться.

– Устал лежать, – ответил я уклончиво, и сел на скамейку.

– Через час будет баня, после вы получите свежее белье, а сейчас я вам покажу вашу кровать в стационаре. До конца лечения вы будете находиться там.

– Хорошо.

Меня без всяких проволочек устроили на койке в соседнем помещении, гордо называемом «стационаре», где было всего четыре койки, и велели ждать бани, за мной пришлют вестового.

После баньки, сделанной бойцами БАО из старой палатки, и печурки, я одел свежее белье, и накинув больничный халат направился обратно в санчасть, как мое внимание привлекла красная ракета, и звуки запускаемых авиационных моторов. Мимо пробегали летчики и члены экипажей, устремляясь к самолетам, некоторые на бегу бросали на меня заинтересованные взгляды.

– Вить, что случилось? – поймал я за рукав «вечного дежурного».

– Срочный вылет. Немцы почти у города, нужно разбомбить переправу, – успел ответить он и побежал куда‑то в сторону нескольких спецмашин, стоящих группой под масксетью.

– А я как же? А меня?

Развернувшись и придерживая полы халата, я побежал в штаб.

– Товарищ майор! Почему без меня? – сразу же спросил я.

– Так, боец. Как нужно обращаться к старшему по званию, – нахмурив брови рявкнул седовласый капитан, который склонился над картой.

– Извините. Товарищ майор, разрешите обратиться? – спросил я у Никитина

– Обращайтесь, – хмуро ответил он.

– Почему бомбардировщики вылетают без прикрытия? Я готов к вылету!

– Готов? А вот Лютикова сообщила что ты еще неделю не сможешь летать, раны будут беспокоить.

– Пятерых сбил, не беспокоили, а тут будут, да?

– Ты самолет осмотрел? Пробный вылет для ознакомления сделал? Карты местности изучил? Я тоже понимаю, что могут не все вернуться, но ты пойми. Просто так я тебя выпустить не могу. Вот изучи пока карты нашей зоны ответственности, – всучил мне карты майор и выпроводил из штаба.

Прижав к груди тоненький сложенный лист, я несколько секунд постоял, после чего развернувшись направился к взлетной площадке.

На моих глазах восемь бомбовозов по одному тяжело оторвались от поверхности взлетной полосы, и натужно гудя моторами стали набирать высоту создавая боевой строй.

Проводив их взглядом пока они не скрылись с глаз, я прошел мимо часового и направился к стоянке самолетов, именно там по моему мнению должен находиться мой ястребок.

– Стой, кто идет? – отреагировал второй часовой. Что хорошо, так это то, что аэродром хорошо охранялся, видимо что‑то было, раз приняли подобные меры.

– Свои, – отреагировал я.

– Пароль?

«Ого, у них тут еще и пароли есть?»

– Не знаю. Я в санчасти лежу, мне его не говорили.

Из‑за одной из палаток выглянул молодой паренек и с подозрением уставился на меня. У стоянки находилось три палатки, вот их‑то и охранял часовой.

– Товарищ лейтенант, тут какой‑то подозрительный шастает, – обратился он к кому‑то, не спуская с меня взгляд.

Из‑за палатки вышел Виктор, и посмотрев кто тут «шастает», велел часовому пропустить меня.

– Ты чего ходишь? Тут смотри, с охраной у нас строго, стрельнут еще ненароком.

– Да истребитель свой хотел осмотреть, – сознался я, шмыгнув носом.