Текст книги "Истребители. Трилогия"

Автор книги: Владимир Поселягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 63 страниц)

Немец ушел от меня на вертикале, с досадой посмотрев на него, я развернулся и поспешил к своим подопечным, стараясь особо не напрягать самолет, кто его знает что за повреждения я получил.

На подлете я как всегда занял позицию прикрытия, ожидая окончания посадки, и получив разрешение по рации, повел «ястребок» вниз, нажимая на кнопку выпуска шасси, как услышал вызов штаба полка:

– «Малой», я «Липа» посадку запрещаю! Как слышишь меня? Запрещаю!!! У тебя не вышло одно шасси!

Чиркнув одним колесом взлетно‑посадочную полосу, я ревя мотором стал набирать высоту.

«Черт, точно! Лампочка о невыходе мигает! Не заметил!» – подумал я делая круг над аэродромом. Индикатор расхода бензина, уже не мигал, просто горел, показывая, что времени у меня осталось очень мало.

«Что делать? Прыгать…?» – метались мысли в голове, и почти сразу, вторя моим мыслям, Никитин приказал по рации подняться на высоту и прыгать.

– Хорошо, поднимаюсь! – не успел я сказать это, как на миг заглохнув, снова стал работать мотор.

«Нужно быстрее подняться», – понял я и приподняв нос дал газу, однако на десятой секунде мотор застучал и заглох. Посмотрев на замершую лопасть, потом на высотомер, понял, придется садиться. До земли было всего двести метров.

– «Липа», я «Малой», закончилось горючее, видимо был поврежден бак, сажусь на пузо, – сказал я, и стал через левое крыло планировать по большому кругу. Стараясь чтобы в нижней части выйти как раз на полосу.

«Главное, чтобы пары вытекшего бензина не вспыхнули» – подумал я управляя «планером».

Шасси я убрал еще на взлете, так что под самолетом было чисто, когда я стал планировать на ВПП.

«Есть касание!» – подумал я, и меня затрясло на неровностях почвы. Вдруг с хрустом отлетела часть поврежденного крыла, оставшись за хвостом.

«Все. Амба! Хрен его теперь отремонтируешь!» – зло подумал я.

Как только мой разбитый «ястребок» замер, я расстегнул ремни, и с трудом откинув слегка заевший фонарь назад, стал вылезать. Ко мне уже бежали со всех сторон. Ревя мотором подлетела полуторка, в кабине которой сидела Мариночка.

– Цел? – не успев вылезти из кабины машины, крикнула она.

– Нормально. Хорошо плюхнулся, – ответил я, расстегивая парашют. Потом стал обходить и осматривать машину. Как я и думал – только на запчасти, фюзеляж «ушел».

– Цел? Жив? – захлестнула меня волна служащих аэродрома.

– Норма, – смеясь, ответил я. Хотя хотелось не смеяться, а плакать. «Ястребок» было жалко до слез.

– А ну разойдись!! – вдруг рявкнул кто‑то. Люди расступились, и я увидел рядом с полуторкой, чужую «эмку». Она была точна не наша, у Никитина была прострелена крыша, а это чужая.

«Это еще кто?» – мысленно подумал я, сердце сжалось от нехороших предчувствий.

Рядом с машиной стояли трое командиров, в форме НКВД.

– Младший лейтенант Суворов? – спросил старший по званию, капитан. Двое других, лейтенант и старший лейтенант, молчали.

– Да, это я, – ответил я несколько растерянно, кинув взгляд на слегка бледного Никифорова. Кириллов был тут же, и тоже молчал. Видимо документы у приезжих были на «уровне».

– Вы проедете с нами. Сдайте оружие.

Толпа ахнула. В военное время это значило одно, что я уже не вернусь обратно.

– Есть сдать… – я стал снимать ремешок с кобурой, но тут мне пришла мысль побарахтаться. Просто какое‑то наваждение.

– Товарищ капитан, а можно ваше удостоверение посмотреть? – твердо сказал я, прекратив снимать оружие.

– Вы что, лейтенант, не поняли? Сдать оружие! – выпятив челюсть, резко приказал он.

– Кому? – нагло спросил я. Меня уже отпустило от неожиданности, и я ответил тоже довольно резко.

– Мне!

– А вы кто?

– Лейтенант, вы издеваетесь. Я уже предъявлял удостоверение вашему командиру и особисту, – кивнул капитан на Никифорова, и стоящего рядом Никитина.

– Удостоверение личности, пожалуйста, – протянул я руку, сделав два шага вперед.

Я заметил краем глаза, как напряглись остальные, не исключая обоих особистов, их тоже что‑то напрягло. Капитан – это тоже увидел, поэтому усмехнувшись, расстегнул клапан нагрудного кармана и достал удостоверение.

– Ваша бдительность достойна уважения, младший лейтенант, – показалось мне или нет, но в его голосе была угроза.

Открыв удостоверение, я мельком осмотрел его. Сомнений не было, как и следа от скрепки.

– Фальшивое, – растерянно сказал я. А так как была тишина, то услышали все. Не успел я ничего осознать, как кто‑то схватил меня за воротник и дернул назад. Падая, я успел заметить блеснувшее у лица хищное лезвие финки.

«По горлу метили» – подумал я. Дальше я уже ничего не видел, на меня навалилось чье‑то безвольное тело, но зато все слышал. Часто хлопали пистолеты, один раз протрещал автомат, где‑то вдали несколько раз гулко ударила винтовка, и множество криков, в основном мат.

Скинув с себя тело бойца из подразделения БАО, я доставая маузер, стал одновременно осматриваться. Моей помощи уже не требовалось, пока я барахтался под телом бойца, все закончилось. Из «эмки» свешивалось тело красноармейца, рядом на земле лежал ППД, который на моих глазах подхватил кто‑то из аэродромной обслуги. Капитан с развороченной грудью лежал в двух метрах от меня, глядя мертвыми глазами в небо. Старший лейтенант у заднего колеса полуторки, в его руках были зажаты два ТТ со сдвинутыми назад затворами. Отстреливался до последнего. Вокруг суетились бойцы и командиры, проверяя, кто жив, а кто нет. За полуторкой были слышны крики, там явно кого‑то допрашивали. Встав с помощью подскочившего бойца, на ноги, я, держа в руке маузер, пошел посмотреть, что происходит за машиной. Там оба особиста допрашивали лейтенанта, тыкая ему в рану на ноге стволом пистолета. Вернее это Кирилов тыкал, Никифоров просто орал, прижимая окровавленную тряпочку к боку. «Лейтенант» же что‑то полуобморочно бормотал в ответ.

«Допрос в боевых условиях!» – отстраненно подумал я.

Обернувшись, я посмотрел на тела десятка людей, без движения лежавших на сухой, пыльной земле. Мое внимание привлекла плотная фигура в командирском френче. Как раз один из бойцов, что осматривали и уносили куда‑то тела, перевернул его и я увидел остановившийся взгляд капитана Борюсика.

На подножке полуторки со стороны водителя сидел майор Никитин, которому капитан Смолин делал перевязку руки. Лютикова суетилась у тяжелых.

«Что я натворил?!!!» – это мысль крутилась у меня в голове раз за разом, как будто испорченная пластинка. Если бы не я, то парни были бы живы. Заметив, что продолжаю держать пистолет, дрожавшими руками я спрятал его в кобуру. И глубоко вздохнул.

– Одиннадцать убитых. Восемнадцать раненых! Это что такое? – орал комдив, который довольно шустро прилетел в наш полк на У‑2.

– У них было подстраховка, и она вступила в дело, когда с поля донеслись выстрелы, товарищ полковник, – морщась от беспокоившей его раны отвечал Никитин.

Это действительно было так. Группе немецких диверсантов, был дан приказ на мой захват. Причем пленный рассказал, что велели доставить только живым, а в случае невозможности захвата, уничтожить. Работали не в первый раз, дело знали туго, а тут из‑за меня осечка. Группа подстраховки из восьми человек была на полуторке, вот они то и вступили в бой чтобы дать уйти группе захвата. Когда поняли, что уже поздно, просто ушли, бросив одного своего, и девять наших. В результате у нас четыре трупа, один пленный и две машины. Свою полуторку диверсанты почему‑то не забрали, бросили ее недалеко в лесу и ушли пехом. А наткнулись на нее наши, только через полчаса.

Именно это и докладывал Никитин полковнику.

– А вы чего молчите? Стыдно? – грохнув кулаком по столу спросил полковник у обоих полковых особистов, которые тоже присутствовали.

Я сидел позади всех в землянке и с интересом слушал, до сих пор не понимая. Я то здесь зачем? Кроме командования обоих полков, больше никого не было.

– Документы у диверсантов были изготовлены очень высокого качества, просто отличные. Для проверки было слишком мало времени, проводная связь была перерезана до их приезда. Скорее всего ими же. Так что установить принадлежность к немецким подразделениям было довольно тяжело, – спокойно ответил Никифоров. Несмотря на рану в боку, он как и Никитин тоже присутствовал.

– Установить тяжело? А мальчишка сопливый только заглянув в документы, сразу определил что они фальшивые, это как по‑вашему? – орал полковник тыкая в меня пальцем. Видимо ему было пох, кто перед ним сидит.

Никифоров уже подходил ко мне с подобным вопросом и я подробно объяснил, как определил фальшивку, рассказав, что меня научил этому один из пограничников, когда ходили по немецким тылам. На вопрос «кто?», я осторожно сдал Слуцкого.

– Мы уже выяснили, кто научил лейтенанта определять подмену. Так что мы теперь тоже в курсе, – коротко ответил Никифоров.

– А сами значит были не в курсе? – едко спросил полковник. Он действительно переживал. Погибло на земле, не в воздухе, а на земле семь летчиков, это не могло его не расстраивать.

– Теперь знаем!

– Знают они… Выяснили причину нападения?

– Да. Их целью был младший лейтенант Суворов, присутствующий здесь. По заявке Люфтваффе, которые страдали от его полетов, был приказ выкрасть Суворова. Его фотография у них была, так что в лицо они лейтенанта знали.

– Откуда фото?

– Из газеты.

– Почему именно он?

– На счету Суворова, как сообщил диверсант, шесть сбитых асов Люфтваффе. Четыре из них имели по двадцать сбитых на счету. Так что командование Люфтваффе разозлилось не на шутку. Кстати возможно, что сегодняшняя атака на него была так же спланирована для уничтожения.

– Как они поняли что это он?.. Ах да. Единственный на нашем фронте ЛаГГ. Да тогда это все объясняет. Значит немцы объявили его врагом?

– Пока только не официально, но потом, скорее всего, объявят. Среди погибших асов был сам Хайнц Бэр «Притцль», на счету которого двадцать семь побед. Недавно он получил Железный крест, но погиб от рук нашего Суворова.

– Нечего было к нам лезть, – буркнул я тихо, у себя в углу.

– Суворов! – посмотрев на меня, сказал полковник.

– Я, – вскочил я.

– Ты ведь у нас теперь безлошадный?

– Да, товарищ полковник.

– Самолеты обещали дня через три, так что усиль тренировки, а пока отдыхай. Свободен, – чуть поколебавшись, приказал полковник.

Выйдя наружу, я только пожал плечами.

Ну на хрена я там был нужен то??? Видимо полковник имел на меня какие‑то планы, но передумал.

Осмотревшись, я зашагал к нашей землянке. Около нее на бревнышке сидела вся наша группа. Покачивающий перевязанную руку сержант Лапоть, он попал под выстрел, когда был у моего «ястребка», обернулся и увидел меня.

– Наказали, товарищ лейтенант?

– За что? – удивился я.

– Да крики полковника, даже тут было слышно, – пояснил он.

– Нет, это не меня. Кстати, он сказал, что через три дня самолеты обещали нам перегнать.

– О‑о‑о, – сразу приняли весть летчики.

– Где Сомин? – командира группы среди них не было.

– Так с ужина не вернулся. Мы‑то быстро, а он задержался.

– Ужин? Черт, а поесть то я и забыл. Если что я в столовой.

– Хорошо, товарищ лейтенант.

Обойдя штабную землянку по большому кругу, я влетел в столовую, то есть на поляну где она находиться, и спросил у поварихи:

– Где мой самый вкусный ужин на свете?

– Сейчас положим, садись пока, – сказала она с легкой полуулыбкой.

Сомина в столовой не было, поэтому пока накрывали стол, я осмотрелся. По идущей неподалеку дороге ехало два грузовика, вот они остановись у штаба и из них стали высаживаться бойцы в такой знакомой форме. У меня непроизвольно рука потянулась в кобуре. Услышав шум рядом, я обернулся, и увидел, как трое вскочивших из‑за стола летчика стояли уже с пистолетами в руках, и напряженно наблюдали за бойцами НКВД. Положив маузер рядом на столешницу, я, не спуская взгляда с прибывших, стал есть принесенный ужин. Летчики, поняв, что это свои, тоже продолжили трапезу.

После ужина я сходил к своему капониру, узнать что там с ЛаГГом, у меня все‑таки теплилась надежда, что все будет хорошо. Однако Семеныч разочаровал меня. Ремонт невозможен из‑за отсутствия запчастей, которых нет и не будет. Нужно заказывать из‑под Москвы. Так что машину только на запчасти. Да кому они нужны? Обрадовав его, что идет новая техника, я направился к Лютиковой, но она была занята, отправляла раненых в госпиталь. Развернувшись, я направился к своей землянке, где собрав учеников, к которым присоединились летчики из полка майора Запашного, направился в класс.

– Начнем с главной формулы истребителя, с которой я начинаю свои уроки, это…

– «Высота, скорость, маневр, огонь», – хором ответили ученики знаменитую формулу, которую вывел советский ас Покрышкин.

– Молодцы, теперешний наш урок – это тактический прием под названием «скоростные качели». Идем на «место боя», – сказал я, и мы подошли к тому месту, где устраиваем «игры с самолетиками», как сказал один из летчиков.

В самой середине урока, когда на пару сержанта Лапоть сверху падала четверка «худых» из летчиков Запашного, я увидел комдива, стоявшего в окружении командования обоих наших полков, который с искренним любопытством наблюдал за нами.

Увидев, что я заметил его, он жестом велел продолжать занятия, не прерывая их.

Постояв минут десять, комдив так же молча удалился с задумчивым лицом.

А вечером, когда почти стемнело, были похороны. Теперь я знал, где похоронен прадед Лехи, но легче от этого мне не стало. Я навсегда запомнил эти одиннадцать холмиков на окраине леса. На всю жизнь запомнил.

Утром, когда оба полка по приказу комдива передислоцировались на другое место, я узнал, чего от меня хотел полковник. Никитин проговорился, и слух разнесся по полку, оказалось в соседнем полку сохранилось несколько Пе‑2, вот комдив и хотел меня временно посадить на одну из машин, но почему‑то передумал.

Три дня мы с рассвета и до заката занимались учебой. Я даже велел ходить ребятам парами, чтобы они привыкали друг к другу. Себе в ведомые я взял сержанта Лапоть, он неплохо реагировал на нештатные ситуации. Горкин ведомый Сомина. Морюхов ведущий третьей пары, Булочкин у него ведомый. Так мы определились с парами, пора было определиться с машинами, но их все не было.

Самолеты прибыли только через два дня. Семнадцатого июля. Увидев, кто садится по очереди на ВПП, я только рот открыл от удивления. Группу я учил теории на совершенно других машинах.

– Товарищ майор, а что это?

Моей растерянности и удивления не было границ. Ладно Миги я узнал. Четыре таких знакомых силуэта порыкивая моторами катились по ВПП гася скорость. Но шесть других смутно знакомых двухмоторных силуэта, которые пока еще крутились над аэродромом, гася скорость, казались мне странными.

– Не знаю лейтенант. Сам их в первый раз вижу, – с легкой озадаченностью ответил майор Запашный, который вместе с остальным командованием полка стоял в конце полосы для встречи и приемки новой техники.

Вздохнув, я присмотрелся к самолетам. И если Миги удостоились только легкого осмотра, все‑таки знакомая техника хоть я на ней и не летал, то непонятные двухмоторные машины подверглись очень пристального изучения.

Все разъяснилось, когда к нам подошел один из пилотов, что пригнали машины, в звании капитана.

После того как он доложился о перегоне новейшей и экспериментальной техники, мы приступили к осмотру и изучению самолетов.

– Слушай Сев, а он мне нравиться. Штурмовик‑истребитель, – словно пробуя на вкус, сказал Сомин, сидя в кабине самолета, оказавшейся экспериментальной машиной ТА‑3.

Стоя, на приставной лесенке, я хмуря лоб с интересом изучал управление, поглядывая, как устраивается в кабине командир.

– Хорошая идея. Ей можно не только расчищать воздух для бомбардировщиков, но и уничтожать зенитные средства перед налетом, – согласился я.

– И я о чем. Нужно облетать ее, – сказал он и стал двигать туда‑сюда ручку сектора газа, проверяя удобно это или нет.

– Пойду поговорю с перегонщиками, хочу узнать летные характеристики обоих типов машин, – сказал я, и спустившись на землю, энергично зашагал к группе командиров, что стояли у одного из Мигов.

Летные характеристики Мигов меня мало интересовали, я их знал, но все равно с дотошной подробностью расспрашивал пилотов о обеих типах самолетов.

Когда технику загнали по укрытиям, замаскировав их в таких же капонирах которыми пользуюсь я, майор Запашный быстро оценил преимущества капониров, так что теперь все машины были в укрытиях, мы направились в столовую отметить поступление техники, и отблагодарить пилотов.

Откуда взялись ТА‑3 выяснилось к вечеру, когда прилетел комдив. Оказалось, что один из конструкторов приходиться ему близким родственником, и попросил помочь с продвижением машины в боевых условиях. Ну, а куда ее отправлять, как не в известный среди летчиков полк, в котором служу я. Мне об этом рассказал Никифоров, который вызвал к себе чтобы пропесочить наши отношения с Лютиковой.

– Садись, – хмуро сказал он, когда я вошел в его землянку.

Прикрыв дверь, я спустился на две ступеньки, подойдя к табурету сел на него и вопросительно посмотрел на Никифорова.

Несколько секунд он с интересом рассматривал меня, после чего вздохнув, сказал:

– Ты в каких отношениях с военврачом Лютиковой?

– В дружеских, – осторожно ответил я, уже подозревая о чем пойдет разговор. В обеих полках царила какая‑то атмосфера целомудрия, к девушкам ни‑ни. Разговоров о них в землянках хватало, а вот завести отношения вроде моих с Мариной, почему‑то бояться. Нет такой легкости как в моем времени, перепихнулись и разбежались. Я был сперва удивлен узнав что все женщины у нас в полку, живут в одной землянке, ну кроме Марины конечно, которой сделали исключение, но потом понял что так они пытаются свести знакомства к минимуму.

– Я понимаю, что в дружеских. Но попытайся сделать их такими, чтобы их не обсуждали в обоих полках. Ты понимаешь в какое положение ставишь нас, да и саму Марину Викторовну?

– Не совсем… – слегка озадаченно ответил я.

– Я не знаю как у вас во Франции, но… спать с одной женщиной и заигрывать с другими, у нас так нельзя.

– Подождите, а почему вы пришли к такому выводу? – спросил я уже заинтересованно.

– Понять, что у вас с Мариной Викторовной было не сложно. Многие видели как ты после бомбардировки выскочил из противовоздушной щели, и бегал вокруг санчасти спасаясь от Лютиковой. Ладно хоть бегаешь хорошо, не догнала. Синяк, да и дежурный выдел как ты выходишь из ее землянки рано утром. Так что сопоставить некоторые факты, было не трудно.

– Глупости это. То видел, это видел. Недоказуемо… и вообще это наши личные с Мариной Викторовной отношения.

– Пусть так. Но то как обращаешься с официантками? Это как?

– А что не так?

– Улыбочки, цветочки, комплименты?

– Ой, насмешили. «Улыбочки, цветочки, комплименты». Ну вы даете, – я откровенно смеялся.

– Не вижу ничего смешного, – хмуро ответил особист.

– Ну почему же. Ладно давайте серьезно, и парторгу об этом скажите, а то он уже подходил обещал мне проблемы по комсомольской линии. С Лютиковой у меня все серьезно. Это без комментариев, закрыли вопрос. На счет официанток, я вам расскажу такой случай. Зашли мы как‑то с командиром полка в столовую, так как вы думаете кого обслуживали две официантки, и кого одна? Да, я нахожусь в хороших отношениях с девушками‑официантками именно из‑за того, что люблю вкусно поесть. То есть мне несут все самое вкусное, свежее, и быстро.

Сказав это, я хотел было откинуться на спинку, но в последний момент вспомнив что сижу на табурете, только повел плечами.

– Более‑менее понятно. Ладно, что у вас там по новой технике? – спросил он после недолгого размышления.

– Двое перегонщиков остаются в полку, будут учить нас, но судя по характеристикам что они мне сказали, группу разобьем на две части. Я на Мигах, двумя парами на высоте, иду в охранении, а Серов на шести ТА‑3, в непосредственном сопровождении. В случае воздушных схваток, мы падаем с верху атакуем, и не ввязываясь в бои на малых или средних высотах, лезем обратно наверх и снова атакуем. В общем прикрываем наших от атак с верху. Майор Запашный уже подбирает летчиков из безлошадных. У меня сегодня два вылета, хочу обкатать обе машины, посмотреть, что они могут.

– Ладно. Это понятно.

– Товарищ политрук, а откуда эти штурмовики?

– А тут такая история… – хмыкнул Никифоров откидываясь.

Когда я выходил, он спросил у меня:

– Почему именно Марина Викторовна? Много же девушек красивых?

Помедлив несколько секунд, я честно сказал:

– Я молодой, мало что умею… опыта набираюсь, – и не дожидаясь следующего вопроса вышел наружу.

Вздохнув свежего лесного воздуха, я энергично зашагал к новым самолетам, где уже выбрал свой личный, подумав на ходу что не сказал особисту о том, что с Лютиковой я конкретно пролетел. Она вообще ничего не умела. Нет мужчина у нее был, но это не оправдание что инициативу постоянно держал я, что мне конкретно не нравилось. Я и встречался то с взрослыми женщинами только из‑за того что работать в постели мне не надо, лежи получай удовольствие, они сами все сделают. И мне как не странно понравилось ее учить, и брать инициативу. Сейчас после той первой ночи я не делал попыток к следующему сближению, профессионально опутывая ее сетью внимания и подарков. Нужно дождаться чтобы она была готова к следующей встрече, это легко определить по глазам, а сейчас она пока не готова, слишком быстро у нас все произошло. Я бы сказал внезапно, и ей нужно было время, что бы придти в себя.

– Как аппарат Виктор Семенович? – спросил я у своего механика, подходя к Мигу под номером восемь.

– Трудно сказать, я как и вы эту машины в первый раз вижу, но мне помог летчик что ее перегонял, так что все в норме. Будете опробовать?

– Ага. Сейчас в штаб сбегаю разрешение получу, – ответил я, и развернувшись хотел было уйти, как Семеныч меня остановил.

– Товарищ лейтенант. Смолин сообщил что запчасти к «ястребку» везут. Послезавтра будут, восстановим мы вашего любимчика.

– Хорошая новость Виктор Семенович. Спасибо, – развернувшись, ответил я с легкой улыбкой.

– Ну так, работаем понемногу, – ответил тот.

Развернувшись, я направился к штабу полка. Место куда мы передислоцировались пять дней назад, очень напоминал то, где было происшествие с диверсантами, разве что там не было деревеньки в двух километрах от леса. За эти пять дней много что произошло. И моя инициатива по снятию прицелов и радиостанций с немецких самолетов, которые упали или сели на вынужденную в районе обоих полков, сейчас радисты из одиннадцати привезенных радиостанций собирают пять. К нам прибыл даже начальник связи дивизии, его очень заинтересовала моя идея, и если все получиться, то этот опыт передадутся в другие части. Но как бы то не было, место где собрались радисты, и даже радиолюбители, окутывалось запахом канифоли, матом обжегшихся, и бормотанием над платами инженеров. Насколько я знал, уже было собрано три штуки. Одну сделали стационарной, ее уже установили у штаба, и сейчас тестировали. Две других собирались установить в самолеты. Одну майору Запашному в его «ишачок», другую Сомину. На подходе были еще две, первую же поставят мне. С прицелами были как‑то проблемы, сейчас с ними прибористы возятся, так что оставили их на потом.

– Товарищ лейтенант, а концерт во сколько сегодня будет? – отвлек меня от размышлений, чумазый паренек в комбинезоне и с ведром в руках, примерно моих лет.

– Сегодня пораньше. Полдевятого, перед закатом, – ответил я задумчивым тоном.

– Спасибо, товарищ лейтенант.

Вот еще одна проблема. Если раньше я делал импровизированные концерты от случай к случаю, то в последнее время распробовав такие незнакомые и привлекательные песни, которые мои слушатели тщательно конспектировали, был вынужден делать их каждый день, по просьбе политуправления полка, то есть по просьбе комиссара Тарасова. Дошло до того что мой график командованием полков был составлен на две недели вперед, есть даже выезд в соседние части, были такие просьбы, присылали к нам делегатов.

Получив разрешение, я вернулся к МиГу, и стал готовить его к взлету. Стоявший на крыле лейтенант Лазарев, один из тех кто пригнал технику, показывал какие нужно проводить предполетные проверки, и подготовку к взлету.

Выведя самолет на взлетную полосу, я дал газу. По сравнению с ЛаГГом длина пробега была заметна больше, да и управление так же было не простое. Нарезая круги над аэродромом, я поднимался на высоту. На семи тысячах, я пожалел что не догадался заранее обсудить декомпрессионный костюм, нужно будет им заняться при посадке, а пока попробуем что может тот аппарат.

Сперва я осторожно делал виражи, но поняв что машина «держит», стал крутиться более жестко и уверено.

– «Малой», я «Липа». Северо‑запада на девяти тысячах идет дальний разведчик, приказываю уничтожить.

– «Липа», я «Малой», вас понял. Курс двенадцать.

Выйдя из мертвой петли и дождавшись пока перестанут перед глазами крутиться звездочками повел самолет в ту сторону, куда мне приказали.

«М‑да, полегче надо было. Все‑таки высота, а я сразу из штопора, петлю Нестерова сделал. Нужно озаботиться костюмом, нужно!»

Разведчика я засек на десяти тысячах, мундштук, что я вставил в рот, позволял мне дышать, но вот в гимнастерке было холодно, я даже стал замерзать.

«Взлетел на пятнадцать минут покрутиться, а тут такое. Блин, да я так замерзну!»

Однако повезло, длинный инверсионный след, четко показывал, где шел разведчик. Что было странно шел он не на предельной высоте, может не успел набрать?

«Ну сейчас собьем и быстренько дамой!» – подумал я беря ручку на себя, чтобы еще набрать высоту, и встретить немца.

Скорость была о‑го‑го, когда я догнал немца со стороны хвоста. Увернувшись от очереди стрелка‑радиста я нажал на гашетки. Длинный дымные трассы потянулись к «Ju.86P‑2». Пилот ловко увел разведчик из под моего огня и мне пришлось уйти в сторону чтобы не попасть на прицел к стрелкам. Насколько я помнил на подобных типах стояло аж семь пулеметов. Пришлось снова набирать высоту и заходить со стороны солнца, чтобы не дать стрелкам прицельно оборонять самолет. И снова не удача, на этот раз мои очереди прошлись по крылу, верткого самолета, но мне пришлось снова отходить и набирать выросту, чтобы атаковать. Рисковать зря я не собирался. Мне нужен был целый самолет. Спина несмотря на холод была мокрой от пота, когда я заходил снова, на этот раз немец несмотря на то что постоянно крутился, не смог уйти от меня, и его левый мотор задымил от попаданий. Дальше было проще длинная очередь по кабине, и сорвавшийся в штопор «Юнкерс» оставляя дымный след, спиралью понесся вниз.

– «Липа», я «Малой». Разведчик сбит. Падает в квадрате шесть‑одиннадцать. Визуально наблюдаю два парашюта, вышлите поисковую группу.

– Малой», я «Липа». Вас поняли. Возвращайтесь.

– «Липа», я «Малой», вас понял, возвращаюсь.

Мне пришлось снизиться до трех тысяч, чтобы лететь в более‑менее нормальных условиях.

«Сажусь, и сразу горячего чая. Хотя…!»

– «Липа», я «Малой». Просьба при посадке организовать горячего чаю. Очень замерз.

– «Малой», я «Липа». Вас понял. Встречаем.

Садиться пришлось тоже на высокой, как мне казалось скорости, такова уж была особенность Мигов. Подогнав самолет к капониру, я быстро выбрался из кабины и схватил кружку с чаем, что мне подала Люба, и с урчанием стал поглощать, пока меня ощупывала Марина проверяя температуру.

– Осторожно, горячий, – с запозданием предупредила меня Люба.

– Ничего, самое то, – ответил я с улыбкой.

– Как аппарат? – спросил осматривающий Миг Семеныч.

– Хреново. Я на этот… девушки прошу прощения заткните ушки, ага спасибо, так вот, я на это еба. й разведчик три раза заходил. Что за хрень там с оружием? Такое впечатление как будто из пистолета стрелял, тот же эффект. Пока двигатель не поджег, никак сбить не мог, хотя попадания были и немало.

В это время к нам подошел Сомин со всеми летчиками нашей группы и у нас завязался разговор о тактике применения Мигов. В конце разговора мы сошлись на мнении что на все аппараты надо поставить авиационные пушки и пусковые установки для эРэСов.

– Смолин идет. Сейчас опять рапорт требовать будет, – сказал я и допив вторую кружку, отдал ее Любе, после чего встал, и оправив форму, приготовился вместе с остальными встречать начальство.

– Товарищ старший лейтенант, нужно спросить у него, когда наконец приедут механики для нашей необычной шестерки, – сказал я стоявшему рядом Сомину. Тут я попал в точку, лезть во внутренности ТА‑3, нам запрещалось, для этого были высланы работники КБ, которые будут осматривать и ремонтировать машины в боевых условиях, но их все не было. Хотя специалисты должны были прибыть в тот же день что и самолеты, только вечером, а не утром, но их все не было.

Вылететь на ТА в ознакомительный полет мне не разрешили. Специалисты так и не прибыли, а без предполетного осмотра, выпускать летчика в воздух, было запрещено.

– Темнеет, товарищ лейтенант, – посмотрев на пока еще светлый небосклон сказал сержант Лапоть, когда мы шли от стоянки самолетов.

– Точно. Ладно, иди отдыхай, а мне еще к концерту готовиться. Запашный хочет наших гостей‑перегонщиков удивить. Так что нужно выложиться на все сто.

– Ага, отдыхай. Прошлый раз не успел, так все лучшие места заняли, пришлось на дерево лезть.

– Тогда иди место занимай. Концерт начнется через сорок минут.

– Ага, ясно. А кто девушек встречать будет?

– Каких еще девушек?

– У нас тут рядом медсанбат расположился, так их комиссар Тарасов пригласил, познакомиться, да и музыку послушать, неужто не слышали?

– Не слышал. Как‑то не до того было. Хм, пойду к парням, начну подготавливаться.

У меня уже была своя группа. Трое, умеющих играть на музыкальных инструментах. Мы быстро разучили простые мелодии, так что теперь у меня было музыкальное сопровождение, из гитары, баяна, и трех барабанов, что сумел сохранить один из бойцов музыкального взвода. Не фонтан конечно, но мне хватало.

Когда почти полностью стемнело, мы подхватив свои инструменты, направились к большой поляне в глубине леса, которую выбрали несколько дней назад для концертов. И от аэродрома два километра, и свет можно зажигать, правда специально назначенные бойцы сразу глушат светильники при любом подозрительно шуме, пока бог миловал, налетов не было.

Сперва мы услышали гам собравшихся людей и только выйдя на открытое место, мы подошли к сцене, сбитой бойцами из досок, и поднявшись на нее осмотрелись. По самым смелым прикидкам, народу собралось тут не меньше чем четыреста человек. И если учитывать что я никогда не собирал больше трехсот, значит было много пришлых. В первых рядах на лавках сидели начальство с важными гостями, я там заметил пару незнакомых майоров, и наших перегонщиков. Девушки в основном кучковались у больших, незнамо откуда привезенных громкоговорителей, рядом с несколькими фонарями освещающих танцевальную площадку, и ждали танцев. Пока парни проверяли инструмент, я подхватив подаренную мне три дня назад гитару, подошел к микрофону, и постучав по нему, привлекая внимание, просто сказал: