Текст книги "Истребители. Трилогия"

Автор книги: Владимир Поселягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 63 страниц)

– Так что мы имеем на данные момент? Давайте пробежим весь бой: Звено Архипова первыми схлестнулось с немцами. Результат три‑четыре в пользу немцев. Звено полностью сбито, погиб старший сержант Головня. Дальше тремя группами Бык атаковал немцев с нижней позиции…

Я монотонно перечислял весь бой, включая свои наблюдения, иногда останавливаясь и подробно объясняя тот или иной пункт заинтересовавший слушателей. В это время вернулись Быков с Литвиновым. Получив от них бумагу с допросом и быстро прочитав ее, продолжил с небольшими коррективами. В паре мест я все‑таки ошибся, но в основном был прав.

– … итог всего боя: одиннадцать машин с нашей стороны, это включая второго наблюдателя которого из зенитки подшибли. Погибло шесть летчиков, восемь находятся в госпиталях. Двадцать пять потеряли немцы. Подполковник Седов потерял восемнадцать машин и восемь летчиков погибшими, сбив девять, в этой группе находились самые лучшие немецкие летчики.

Каков итог? А итог таков, что немцы все просчитали. И то, что мы поймем, что пост ВНОС дает дезинформацию, и что мы попробуем переиграть их. Все они поняли. Те двадцать пар «мессеров» должны были вести бой на перехват и усталость. Да! Их основная задача была утомить нас, дать израсходовать боеприпасы, а вот другая группа и должна была добить полк, именно там были лучшие пилоты Люфтваффе, с которыми схлестнулись ребята Седого. В принципе план не плох, подвело исполнение, да и везение с нашей стороны тоже.

Вопросы будут?

– У меня, – поднял руку капитан Быков.

– Говори.

– Что делать будем? Оставлять это просто так… не по‑нашему как‑то.

– Согласен. Нужно разработать план, с рабочим названием… «Вендетта». Но решать все‑таки будет подполковник Середа, когда они с комиссаром вернутся. Главное чтобы готовый план был готов к их возвращению.

– Товарищ капитан, а когда они вернутся? – поинтересовался Евстигнеев.

– Я звонил в штаб, их отправили в Севастополь, они должны вернутся через двое суток. Вопросы? Тогда оперативному отделу штаб приступить к разработке операции. Совещание законченно, можете быть свободны. Двое суток вам чтобы придти в себя.

– Товарищ капитан, а куда вы сейчас, – спросил Архипов хромая следом за мной.

Надев фуражку, я хмуро ответил:

– В госпиталь. Куда же еще?

Прихватив с собой напросившегося лейтенанта, я оставил все дела на майора Литвинов, и направился в ближайший госпиталь. Пока на полуострове расположилось всего восемь госпиталей, что откровенно говоря мало, но в ближайшее время должны передислоцироваться еще несколько.

Проверив парней, хотя меня пустили только к шестерым, остальные считались тяжелыми, и допуска к ним не было. Поговорив с главврачом, я поинтересовался состоянием раненых.

– Делаем, все что можем, но наши силы не безграничны. Один совсем тяжелый, но будем надеяться что выкарабкается, организм молодой, должен выжить.

– Кожедуб?

– Да, он самый.

– Если нужна какая‑то помощь… – начал было я.

– Все в порядке товарищ капитан, у нас все есть. Того чего нет, вы, к сожалению, достать точно не сможете, – чуть грустно ответил врач.

Вздохнув, я попросил сообщать если будет в чем‑то нужда, поможем всеми силами.

В течение двух суток мы разбирались с последствиями того боя. Фактически боеспособных звеньев у нас остались только три, они остались в полном составе.

Пришлось отправлять срочную заявку в Центр прислать летчиков и новые машины, пока же полк считался сильно ослабленным. Однако это никак не отразилось на его боеспособности, эскадрилья ночников продолжала летать и уничтожать все, что движется в немецких тылах, а пять звеньев «лавочкиных» работали по основной специальности.

Устав от всей этой бумажной работы, я переложил ее на плечи Литвинова, а вернее на его помощников, и прихватив Степку, решил слетать к немцам, развеяться.

Заметив, что Степка подает мне знаки, я присмотрелся расшифровывая.

«Лево… Двадцать… Дистанция три тысячи… штафель Хейнкелей…»

Посмотрев в ту же сторону, я тоже заметил маленькие точки направлявшиеся куда‑то в море. Показав знаками, идем за ними, мы с набором высоты последовали за немцами. Будем надеяться мы успеем догнать их до того как они дойдут до цели.

Посмотрев на холодные серые волны под брюхом «лавочкина» я только поежился. Купаться в начале марта мне как‑то совсем не хотелось.

Через десять минут полёта мы увидели, куда летят бомбардировщики. Заметно дымя трубами, к Керчи шел морской конвой. Толстопузые транспорты, остроносые стремительные эсминцы, и огромная – по сравнению с другими – туша крейсера.

«Восемь транспортников, три эсминца, крейсер. И еще что‑то… вроде мелких охотников. Сколько их там? Один… два… пять штук. Один вроде побольше» – мысленно прикидывал я количество конвоя. Странным казалось только наличие крейсера, хотя может быть он просто шел с попутным конвоем?

Также я понял, кто навел бомбардировщики. В голубеющей дали была отчетливо видна белая стрела. На высоте находился разведчик. Хотя судя по тому, как стрела стала удаляться, он уходил на дозаправку, видимо горючее кончилось, однако судя по тому, как задергались Хейнкели, о нас сообщить успел.

Четыре «худых», которые обеспечивали прикрытие, развернулись и направились к нам.

Быстро прикинув расстояние между нами, и расстояние от бомбардировщиков до конвоя, понял, что мы не успеем, если ввяжемся в бой с прикрытием.

– Второй, твои пузатые! Я работаю по прикрытию! Как понял меня? Прием! – нарушил я радиомолчание.

– Товарищ командир, но вы останетесь один… – начал было Славка, но я его перебил.

– Второй, выполнять! Костьми ляг, но не дай им отбомбиться по конвою!

– Есть!

– Как только я ввяжусь в бой, прорывайся и иди к Хейнкелям. «Мессеры» мои.

– Ясно.

Ведущий первой пары шел прямо мне в лоб. Я знал, что фрицы боятся таранов, поэтому, не отворачивая, пер прямо на него, прищурив один глаз, прицеливаясь.

Сам я в таких ситуациях еще не бывал, но несколько летчиков из эскадрильи капитана Быкова побывать успели, и горячо обсуждали эти тараны, составляя рисунок боя. То, что я знал об этом, они понятное дело не догадывались, но читать – это одно, а расспрашивать участников – это другое, что нужно в таких ситуациях делать, мне было известно, как и то, что у немцев «кишка тонка». Не выдерживают они наших таранов.

Меня беспокоило другое, выдержу ли я?

«Мессеры» стремительно приближались. Одна пара шла на меня, вторая чуть левее, перегораживая путь к конвою и бомбардировщиков. Понять, что «гансы» нервничают было не трудно, стоило только посмотреть на движение их машин. А так как полк вооруженный «лавочкинами» был всего один на Кречинском фронте, то нас мгновенно опознали, и иметь с нами дело явно не хотели, однако Хейнкели сковывали их. Было видно, что «фрицы» бы драпанули, но и среди них встречались люди чести, те, кто не бросит прикрываемых. Более того уверен, что этим человеком который держит своих людей в кулаке и является командир звена который и шел мне в лоб, и если я его собью…

«Отваливай, отваливай, пора уже!» – мысленно кричал я, наблюдая, как маленькая точка истребителя становиться все больше и больше, пока не превратилась в огромную птицу.

Крепко сжав зубы, я понял, что не уйду в сторону, не уйду и все тут. Нервы немца таки не выдержали, буквально в паре метров от кока винта «ганс» дернул штурвал от себя, и я не упустил этот момент, нажав на гашетки.

Сбил ли я немца или нет, уже не имело значения, сейчас моя задача связать боем вторую пару чтобы они не перехватили Степку который на полном газу летел к бомбовозам, что я и сделал резко развернувшись и стал догонять «фрицев», они проскочили вперед. Главное встать у них на пути если они попытаются развернуться и догнать лейтенанта.

Этот маневр дал мне возможность увидеть, что творилось с ведущим первой пары. Выбрасывая густые клубы дыма, он падал вниз, прямо в ледяные воды Черного моря. Бросив быстрый взгляд на ведомого, увидел, что он уже приближается к Хейнкелям.

– Гадство! – только и сказал я, увидев что немцы таки успели и сейчас выстроившись в боевой порядок начали бомбежку.

«Хорошо иметь такую славу» – подумал я, глядя на улепетывающих «гансов». Все три оставшихся «мессера» форсируя свои движки уходили к себе плюнув на подопечных.

Развернувшись, последовал к бомбовозам, среди которых уже мелькал тупоносый истребитель Микояна. Оставляя дымный след от горящего мотора, закручиваясь спиралью, понесся вниз первый сбитый, почти сразу второй.

«Использовал мой любимый «ухват». Хотя чему я удивляюсь, все летчики полка используют его когда встречают бомбардировщики» – подумал я разглядывая мельтешение точек впереди.

Как не странно зенитного огня не было видно, моряки разобравшись, что мы свои, успев дать несколько залпов прекратили огонь как только ведомый атаковал немцев.

Похоже, они догадывались, что если среди бомбардировщиков вдруг возникнут шапки зенитных разрывов, мы отойдем подальше чтобы не попасть под случайный выстрел.

– Степка отжимай их ко мне, я со стороны солнца подхожу.

– Понял! – донесся его ответ через шум помех.

Форсировав мотор, я с набором высоты, стал заходить на выбранный бомбардировщик. Видимо командир штафеля уцелел, скорее всего шел вторым в строю, так как первого Степка уже сбил, или?..

– Второй? Ты «ухват» с кого начал?

– С третьего! Не успевал на первый зайти, пришлось бить до кого дотягивался!

– Отлично! Увидишь командира не бей, он нам помогает, не дает разбежаться, собирает их в строй.

– Понял!

Дав очередь из пушек по кабине, и не обращая внимания, как не управляемый Хейнкель свалился на крыло и по дуге пошел вниз, стал выискивать себе следующую цель.

– Второй бей ту четверку справа! – скомандовав я, с нижней позиции атакуя следующий бомбардировщик. Дав короткую очередь в буро‑зеленное брюхо бомбовоза, почти мгновенно последовала вспышка и «лавочкин» изрядно встряхнуло. Резко дернув штурвал увернулся от падающих огненных обломков и отойдя в сторону быстро осмотрелся. Привычно заболела шея натертая о воротник. Я как всегда забыл накинуть подшлемник предохраняющий от натирания. Шарфы мы не использовали, для этого существовали специальные подшлемники.

Оставшаяся шестерка – Степка успел сбить еще одного – уходила к себе.

– Отжимай их от берега! – проорал я, догоняя последнюю машину.

Сам ведомый мелькнул у первой двойки, пытаясь атаковать, однако сдвоенный ответный огонь не давал ему воспользоваться преимуществом в скорости. Заметив, что он встал на крыло и ушел вниз довольно кивнул. Степка решил атаковать их в «беззащитное» брюхо. Один пулеметный ствол в нижней сфере, не такая большая помеха.

Мельком глянув на стрелку датчика топлива, недовольно скривился. Это тебе не патрульный вылет, в бою горючка быстро расходуется.

Увернувшись от струи пулеметного огня борт‑стрелка, я дал очередь сперва по левому мотору потом по правому. Заметив, как из неуправляемого самолета отделились две фигурки, только пожелал им удачи. Выжить в студеной воде – это уметь надо.

– Уходим! – велел я.

– Сейчас… Добью гада! – услышал бормотание ведомого.

Однако избитый Хейнкель продолжал лететь, хотя Степка заходил на него уже третий раз.

– Бей по кабине или моторам! – наконец не выдержал я.

Судя по виду, это был тот самый бомбардировщик, которого Степка атаковал снизу.

– Угу! Щаз!

Вдруг мой «лавочкин» задрожал и, выбросив в копоти горящего масла языки огня, стал крениться на бок.

– Бля! – только и выкрикнул я, заметив как мимо принеслись две стремительные тени: – Степка, у тебя два «мессера» на хвосте! – успел крикнуть и попытался открыть фонарь, удерживая штурвал ногами.

Однако, похоже, заклиненный пулями замок не открывался. Попытавшись еще раз, я закашлялся от дыма проникавшего в кабину. С отчаяньем осмотревшись, попытался найти возможность выжить. До берега не дотяну, его не было видно, так что у меня только один шанс выжить пока мотор не заклинило и это…

Продолжая удерживать штурвал коленями, я дергал ручку открывания замка фонаря, но результаты были те же. Закашлявшись от заполнявшего кабину дыма, я попытался рассмотреть, что происходит вокруг. Одновременно продолжая направлять истребитель к конвою, благо высоты добраться до него хватало. В это время, стукнув, засбоил и заглох мотор.

В эфире отчетливо звучал мат Степки, радио работало, уже хорошо. Сам он дрался с той парой, которая неожиданно атаковала меня. Бомбардировщики же спокойно удалялись, пользуясь моментом. Причем удалялись только пятеро, ведомый, добил таки шестого.

– База, я Хромой, ответь! – стал вызывать штаб полка.

– Я База, слушаю.

– Я Хромой. Подбит, иду на вынужденную в квадрате ноль‑шесть. Как поняли меня?

– Вас понял… но это же… море?!

– Все правильно. Отбил атаку на конвой, сажусь радом с одним из эсминцев, прошу предупредить моряков.

– Вас понял, сделаем.

– Еще из этого квадрата идет пять толстопузых, пошлите группу их встретить.

Скорее всего они выйдут в квадрате три‑восемь. Идут пустые.

– Я База, сделаем. В остальном все в порядке?

– Да! Второй дерется с парой пчел, что подбили меня.

– Прислать помощь?

– Не надо, справится. Отбой!

Дальше я уже сражался с управлением. Несмотря на великолепные летные характеристики «лавочкина», при не работающем моторе аэродинамика работала против него, сказывалось толстолобый нос машины, чем‑то похожего на «ишачка».

Скорость быстро падала, как и высота, а до кораблей было еще далеко, если бы горящий мотор не заглох так быстро, то шансов добраться до конвоя были бы не такими призрачными. Плохо еще было в том, что я мог скоро потерять сознание от удушливого дыма. Не помогала даже повязка, наспех сделанная из носового платка.

«А, была не была» – подумал я и бросил истребитель в штопор, одновременно пытаясь сбросить фонарь и сбить пламя. С пламенем получилось, но вот фонарь открыться так и не смог.

– Да на хрен! – прорычал я, удерживая истребитель на стометровой высоте.

Скорость, набранная за счет падения давала возможность добраться до своих. Вытащив из кобуры пистолет, взвел курок, и дважды выстрелил в замок, не обратив внимание на рикошет и брызнувшие стекла одного из приборов на приборной панели.

– Блин, да я так сам себя прихлопну, – пробормотал я.

– Что? – услышал я вопрос ведомого.

– Фонарь заклинило, никак… кха‑кха… открыть не могу. Как у тебя дела?

– Одного подшиб, он к себе ушел, второй за ним, страхует.

– Понял. Кха‑кха… Ты где?

– Над тобой. Выше на километр.

– Ага, вижу. Уходи, горючка на исходе. До базы ты вряд ли доберешься, садись у Быка, на крайней площадке.

– Но…

– Это приказ! Выполнять, я уже под прикрытием зенитных систем конвоя.

– Понял, выполняю, – недовольно пробормотал лейтенант.

Еще раз подергав за ручку, я неожиданно сдвину фонарь на несколько сантиметров. Почти сразу в кабине стало легче дышать. Еще раз подергав, я мощным рывком с легким треском распахнул таки фонарь.

В кабине сразу посвежело и уже можно было не напрягая слезившиеся глаза осмотреться. «Лавочкин» за время полета опустился еще на шестьдесят метров. До верхушек волн, такое впечатление, можно было дотянуться рукой.

Впереди уже был виден близкий борт одного из транспортов. Связаться с конвоем я не мог, частоты можно поменять только на земле, так что, качнув крыльями стал по пологой дуге приближаться к одному из охотников который на полном ходу шел в мою сторону.

Отстегивать ремни я даже не пытался, знал, что может случится при резком торможении. Удар, рывок вперед и смятая о штурвал грудная клетка. Нет уж, я лучше после приземления – или приводнении, кому как нравиться – отстегнусь, а вот парашют… Его я отстегнул заранее, только снимать придется уже в воде.

Чиркнув остановившейся лопастью винта о верхушку высокой волны, истребитель перелетел через нее, и врезался в следующую. Было такое впечатление, что я врезался в стену, благо ремни все‑таки спасли меня от увечий. Через открытый фонарь, хлынула просто до сумасшествия ледяная вода, от перекатившейся через истребитель волны. Нос стал опускаться, а хвост задираться, когда я отчаянно отстегнув ремни, вывалился на крыло дергая ногами чтобы освободиться от парашюта, оставшегося в кабине.

Булькая, и пуская пузыри «лавочкин» уходил все глубже, еще мгновение и он скроется под водой. Сообразив, что хоть и небольшая, но воронка может утащить меня за собой, я оттолкнулся от ушедшего под воду крыла и брассом, стараясь согреться резкими движениями, отплыл в сторону, как раз оттуда шел катер с матросами на носу.

Выбивая зубами дробь, я с надеждой подумал.

«Надеюсь, они эти сто метров преодолеют достаточно быстро!»

– Лови конец! – услышав, попытался схватиться полуобмороженными руками за канат брошенный рядом, но пальцы уже не гнулись, и канат ушел в сторону.

Вдруг рядом в воду упало что‑то большое, разбрызгивая воду. Меня ухватили крепкие руки, и ругающийся под нос моряк, завязал под мышками веревку. Рывок, и я оказался на палубе. Мгновение и рядом мой спаситель.

Почти мгновенно меня освободили из комбинезона, и на миг остановились, увидев весь иконостас на груди. Честно говоря, на груди были только две Золотые Звезды Героя, остальные я оставил в вещмешке, но и этого хватило.

– Мать моя женщина, так это же Суворов, – ахнул один из моряков в звании главстаршины.

– От этого он человеком не перестал быть, боцман. Раздевайте до исподнего и в каюту его, растирать будем, – рявкнул кто‑то рядом.

– Товарищ капитан‑лейтенант, Аникина тоже? – поинтересовался боцман.

– Да и его тоже, – буркнул командир охотника.

– Есть. А ну быстро черти морские! Давайте обоих в каюту! – рявкнул главстаршина и нас понесли в каюту. По крайней мере меня точно, моряк, который прыгнул в воду шел сам. Понимать что либо, я стал минут через двадцать после того как меня растерли водкой, и одели в сухую морскую робу.

– Вот, товарищ капитан, горячего чаю попейте, – протянул мне парящую кружку молоденький, моих лет конопатый морячок.

– А что, в такую погоду и камбуз работает? – удивился я.

– Это из термоса, – просто пояснил он.

– Хорошо, – протянул я отхлебнув крутой чай.

– Еще налить?

– Да, было бы не плохо. Кстати, когда мы в порт придем?

– Через час наверное будем, – пожал плечами конопатый. В это время дверь отворилась и в каюту ввалился командир катера.

– Ну что летчик, как самочувствие?

– После водки на голодный желудок? Хороший вопрос. Сидеть сижу, но думаю встать уже не смогу. Шатает, – протянул я.

Хохотнув, командир сел напротив, на другую койку, потеснив моего спасителя. Я‑то думал он спал, но нет, оказалось просто подремывал.

– Это нормально. Молодцы, видел, как вы крестоносцев штабелями валили…

– Восемь сбили. Четыре я, четыре напарник. Как эту пару просмотрел, вот что не понимаю, постоянно же головой крутил…

– Зато мы видели. Они не сверху падали, снизу зашли, снизу.

– Да это я позже понял. Обидно, проглядел. Нужно было двумя парами вылетать, начштаба предлагал, а я отказался… идиот. Когда в порт‑то придем?

– Уже показался, скоро. Я сообщу, когда мы к пирсу подойдем. Форма твоя и комбинезон в моторном отсеке, сушатся.

– Отлично, я подремлю, а то после водки и чая глаза сами слипаются.

– Хорошо.

Капитан вышел, а я развалившись на койке прикрыл глаза, даже не заметив как конопатый накрыл меня синим одеялом.

– Товарищ капитан, проснитесь. Прибыли! – затряс кто‑то меня за плечи.

– Да уже проснулся, – пробормотав, попытался приподняться. Спиртное еще не успело выветриться из организма, меня изрядно штормило.

– Мы у причала стоим, я сейчас вашу форму принесу.

Проводив взглядом выбежавшего морячка, я попытался встать, и как ни странно это у меня получилось, хотя качало изрядно.

– Вот товарищ капитан, все высохло, только сапоги еще влажные. Портянки сухие можете спокойно одевать.

– Хорошо… М‑да, два стакана водки, что влил в меня ваш боцман… да еще на голодный желудок… Даже не знаю, как теперь доберусь до своих.

– А так ничего, стоите вроде ровно. Может вы заболели? Вода все‑таки холодная?

– Непонятно. Вроде нет.

– Давайте я вас провожу, – предложил конопатый, как только я закончил переодеваться.

Застегнув подбородком застежку шлемофона, и поправив на поясе складки комбинезона, я энергичной, но слегка пошатывающейся походкой направился за ним.

– А, товарищ Суворов? Как себя чувствуете? – поинтересовался незнакомый мичман, что курил у левого борта.

Катер действительно находился у причала. Посмотрев на переброшенный на каменную мостовую пирса трап, ответил:

– Да вроде ничего. Шатает только.

– Шатает? Может, простудились? Мы конечно вашу форму высушили, но сапоги‑то не высохли…

Судя по всему, мичман был механиком, или старшим помощником, не знаю, как они тут называются.

– Я так думаю что это больше от лекарства, чем от простуды, – чуть усмехнувшись, ответил я.

– Понятно. Командира вызвали в штаб эскадры, так что давайте я вас провожу, – бросив бычок в воду, предложил мичман. Придерживая кобуру с маузером я поднялся на пристань, и мы вместе с мичманом направились к большому заданию вдали.

Пока шли, познакомились. Он действительно оказался механиком как я и предположил, Эдик Сергеев, так он представился.

– … а на ней снаряды артиллерийские, ну думали все, кончилась «Клара», а тут вы. Я сам не видел, все больше на рабочем месте находился, один из сигнальщиков рассказал…

– Да что там рассказывать. Чтобы остановить Хейнкели пришлось разделиться, я прикрытием занялся, а мой ведомый, лейтенант Микоян, бомбардировщиками. Восемь сбили. Я четыре и он столько же. Да же как‑то неожиданно. Степка больше двух за один бой не сбивал, а тут сразу четыре.

– Бывает, Все равно вы молодцы, правильно про вас в газете пишут. Капитан‑лейтенант

Ворошилов, наш командир хотел сфотографироваться с вами, жаль его срочно вызвали.

– Да я не против…

Прервал меня визг тормозов остановившегося рядом пикапа из которого выпрыгнули двое парней в форме старшего и младшего политруков. Корреспонденты, я их сразу узнаю.

– Здравствуйте, товарищ Суворов, – протянул мне руку старший.

– Здравствуйте, – только ответил я, как пару раз щелкнул фотоаппарат в руках младшего политрука.

– Мы корреспонденты армейской газеты «Звезда». Старший политрук Игорев Игорь Валентинович и младший политрук Варламов Константин Григорьевич, – представился Игорев.

– И что? Это что‑то мне должно дать понять? – несколько недовольно спросил я.

– Да нет, мы тут случайно узнали, что вы помогли отразить налет на морской конвой, вот и хотели пообщаться.

– Понятно. Ну, я не против, давайте пройдемся до штаба по пути все и расскажу.

Так и сделали, машину они отослали обратно и вчетвером мы направились вслед за ней, на ходу разговаривая. Вернее я рассказывал, а они с уточняющими вопросами записывали.

– Слушайте, ребята, может, вы нас сфотографируете вместе со всем экипажем катера? А? – остановился я у пикапа.

– Да не проблема, – пожал плечами Игорев.

Так и поступили, запрыгнув в пикам доехали до катера, и вызвав весь экипаж сделали несколько снимков. Взяв адреса почты у катерников и у меня, корреспонденты вместе со мной поехали к штабу.

– Может коньячку за знакомство? – поинтересовался Игорев.

– Хм, а почему нет? – во мне еще бурлил алкоголь, так что я не отказался.

У здания стояло несколько машин, даже один трофейный «Мерседес» в салоне которого сидел водитель.

Войдя в здание, я был остановлен дежурным.

– Товарищ Суворов, с вами хочет поговорить товарищ Мерецков, прошу следовать за мной.

Невысокий лейтенант флота довел меня до крашенной коричневой краской дверью и, постучав, вошел в нее. Зайдя, сказал несколько слов, и пригласил меня, закрыв дверь снаружи.

В кабинете находилось двое, один был точно хозяином. В морской форме капитана второго ранга, а вот другой явно относился к политотделу фронта. Видел я его в штабе мельком.

– Здравствуйте, товарищ Суворов, – встав, направился ко мне политработник, потом подошел и каперанг.

– Здравия желаю, товарищ батальонный комиссар.

– Можно просто, товарищ комиссар, – предложил Мерецков: – У меня тут к вам очень интересное предложение.

«Интересное» предложение заключалось в том, что я по просьбе Политотдела фронта должен выступить по местному радио, было тут такое. Верее даже, стало.

– Мы передаем конечно Москву, но хотелось бы что‑то свое, родное, – присев на краешек стола пояснял комиссар.

– Но я же не местный, товарищ комиссар.

– Вы здесь воюете? Значит, уже свой.

– Что я должен делать? Я же не диктор?

– Мы слышали ваше прошлогоднее выступление по Всесоюзному радио, впечатление хорошее. Мне больше всего понравилось ваш юмористический рассказ… Как его, «Девятый вагон» кажется?

– Было такое дело, время оставалось, вот я и рассказал. Персоналу вроде понравился, вот они и разрешили дать его в эфир, – пожал я плечами припомнив плагиат взятый у Задорнова. Времени мне тогда дали много, а текста было маловато, вот я и предложил вставить юмористический рассказ.

– Мне тоже понравился. У вас есть еще что‑нибудь подобное? Новые песни? Рассказы?

– Конечно есть, не проблема. Как только вы определитесь со временем, вызовете, я прилечу.

– Так чего ждать, все готово, едем сейчас, – хмыкнул Мерецков.

– Сейчас? – я озадачился.

Хотя чего я там выпил? Так… малость.

– А что? Вы куда‑то торопитесь?

– Да нет, просто неожиданно. Сейчас так сейчас, поехали?

– Поехали!

Распрощавшись с хозяином кабинета, мы вышли из здания и сели в тот самый «Мерседес».

– К Симановичу! – скомандовал комиссар.

Ехать пришлось в центр города, в так называемую старую часть. Наверняка эти дома помнили еще времена Наполеона.

«Мерседес» завернул в какой‑то дворик, и встал у двух легковых машин.

– Приехали. Идем, нас уже ждут, – скомандовал комиссар.

То, что мы приехали и так было понятно. По огромной антенне на крыше трехэтажного здания.

– Ждут?

– Да, я предупредил редактора, что мы приедем. Когда узнал что вы, товарищ Суворов на катере, так сразу и позвонил.

– Понятно.

Мерецков явно тут был свой, пока шли по коридорам, он со всеми здоровался, уверено открывал двери, приветливо махал кому‑то.

– Вот посиди пока тут, – завел он меня в какой‑то кабинет. Судя по табличке, принадлежавший редактору Симановичу.

– Скоро эфир? – поинтересовался я.

– Через полчаса.

– Что? – искренне удивился я: – Но ведь я не успею. Когда выступал в Москве, мы почти четыре часа готовились, репетировали!

– Я в курсе, но через полчаса должен был выступать летчик‑штурмовик, но он не вернулся с вылета. А тут случайно узнаю про вас. Это шанс я и использовал.

– Что за летчик? Я его знаю? Из полка майора Рощина?

– Да. Капитан Ламов.

– Ламов? Черт! Я его хорошо знал, не раз вместе летали… Ясно, но как с речью? Нельзя чем‑нибудь другим заменить?

– Извините, товарищ Суворов, но диктор пятнадцать минут назад уже объявил, что выступать будете вы. Сейчас подойдет редактор и вы с ним все обсудите.

– Вот блин! – только и сказал я, когда комиссар вышел.

Батальонный комиссар Мерецков вышел из кабинета звукарей, и направился к студии, у входа которой топтался Симанович и старательно прислушивался к происходящему за неплотно прикрытой дверью.

– Ну что наш летчик, начал выступление? – бодро поинтересовался комиссар.

– Как ни странно, но довольно оживленно, – с заметным беспокойством ответил редактор: – Нет, я конечно понимаю, приказ, и все такое, но выпускать в эфир в таком состоянии?!..

– В каком смысле? – не понял Мерецков.

– Так он же пьяный, на ногах еле стоит! Вы что, не видели?! – не понял Симонович.

– Пьяный?! Черт! Он же в ледяной воде был! Как я сразу не догадался! А он точно?..

– Точно. Правда, во вменяемом состоянии.

– Я же запахи вообще не различаю после гайморита!..

– М‑да…

– Так какого же хрена ты его в эфир выпустил? – начал заводиться комиссар, ища крайнего.

– Я выпустил?! Так это ваш приказ! Я не мог не исполнить его! Вы тут старший!

– Товарищи, там летчик Суворов такое рассказывает, – окликнула их одна из служащих радио. Не сговариваясь, оба бросились к репродуктору, где звучал молодой веселый голос.

Как только я сел на стул перед микрофоном, то непроизвольно икнул. Диктор, сидевший напротив, за другим микрофоном, принюхался, и с каким‑то испуганным изумлением посмотрел на меня, продолжая вести передачу.

– … и вот товарищи у нас в студии дважды Герой Советского Союза летчик‑истребитель, капитан Вячеслав Суворов. Здравствуйте, Вячеслав Александрович, вы… – диктор быстро зашуршал бумагами с текстом, которые ему минуту назад положили на стол, – только что вернулись с вылета и даже сбили четыре самолета противника. Не расскажите нам об этом подвиге?

– Рассказать? Почему нет?

Быстро, достаточно точно расписал бой от начала до конца, покорив себя за невнимательность. Не забыл поблагодарить экипаж катера за спасение.

Дослушав меня, диктор сказал:

– Как вы нам обещали, сейчас прозвучит один из юмористических рассказов…

– Рассказов? Почему нет? Сам я его слышал лишь однажды, но запомнил на всю жизнь.

Называется он «Кошелка». Вообще‑то текст должны озвучивать два человека, но я постараюсь работать за двоих. Два героя. Следователь и подследственный.

Следователь опытный сотрудник, у подследственного картавость и нервный тик, глаз дергается. Значит, давайте представим, что мы находимся в следственном изоляторе:

– Подследственный? – интересуется следователь, перебирая папки на столе.

– Угу!

– Садитесь.

– Спасибо, еще насифусь, – прокартавил подследственный.

– Вот дело ваше изучаю.

– Угу.

– Рассказываете, как все было?

– Как было, как было? Обыкновенно было. Захожу я в трамвай… в полный трамвай!

Передо мной стоит женщина и в руках у нее… такая… нет, вот такая кошелка, – подследственный разводит руками, показывая размер кошелки, – и вот эта женщина толкает всех локтями, включая меня. Открывает кошелку достает сумочку, закрывает кошелку. Открывает сумочку, достает кошелек, закрывает сумочку. Открывает кошелку, убирает сумочку, закрывает кошелку. Открывает кошелек, достает деньги, закрывает кошелек.

И знаете? Таким мерзким, противным, голосом говорит:

– Передайте на билет!

Потом, открывает кошелку, достает сумочку, закрывает кошелку. Открывает сумочку, убирает кошелек, закрывает сумочку. Открывает кошелку, убирает сумочку, закрывает кошелку.

– Все? – интересуется следователь.

– Не‑е‑ет. Потом ей говорят:

– Женщина, возьмите ваш билет.

И вот, эта… женщина, открывает кошелку достает сумочку, закрывает кошелку… …убирает сумочку, закрывает кошелку.

– Теперь все? – с облегчением спрашивает следователь.

– Ниэ‑э‑т! Еще через какое‑то время ей говорят:

– Женщина, возьмите сдачу.

И вот эта… женщина, открывает кошелку, достает сумочку, закрывает кошелку… … открывает кошелку, убирает сумочку, закрывает кошелку.