Текст книги "Собрание сочинений. Том 3.Свидание с Нефертити. Роман. Очерки. Военные рассказы"

Автор книги: Владимир Тендряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 42 страниц)

Почти за десять лет до появления статьи «Божеское и человеческое Льва Толстого», обеспокоенный состоянием атеистической пропаганды в нашей стране, в своем письме в ЦК КПСС В. Тендряков подчеркивал, что в борьбе за верующего необходимо «подменить божеское человеческим, религиозную нравственность нравственностью, основанной на достижениях всечеловеческой культуры, несложное „возлюби ближнего“ сложными понятиями гуманизма…». «Единственная цель этих записок, – указывал он, – вскрыть опасность, которую несет в себе так называемый „воинствующий атеизм“ в том виде, в каком он сейчас существует…

И вот тут-то важно не отвергать с презрением библейскую мораль и нравственность, а пользоваться ими, развивать их от ветхозаветного примитива до той глубины, которая соответствует современности…» (Тендряков В. Письмо в ЦК КПСС от 17.10.1969, копия, архив.)

Статья печатается по тексту сборника: «Л. Н. Толстой и русская литературно-общественная мысль», Институт русской литературы (Пушкинский Дом), 1979.

Проселочные беседы. – Впервые в «Литературной газете», 1981, 24 июня.

«Проселочные беседы» – воспоминания о выдающемся советском психологе, академике А. Н. Леонтьеве (1903–1979), с которым Тендрякова связывала многолетняя дружба. Они были единомышленниками. Леонтьев проверял на нем свои новые научные идеи, а Тендряков находил в Алексее Николаевиче умного и скрупулезного критика своих публицистических статей и признательного читателя. Проблемы науки всегда были близки писателю.

«Его волновали проблемы воспитания молодежи, проблемы школы, религии, судьбы социальных утопий, социальная психология, история… В этом смысле он был, на мой взгляд, один из самых широких писателей с удивительно разнообразным кругом интересов, при этом интерес его был интересом художника мыслящего – самобытно и глубоко». (Гранин Д. – Дружба народов. 1985, № 1.)

В интервью, которое дал газете «Советская Россия» (1983, 16 декабря), Тендряков говорил: «Если наше время особо интересно, то прежде всего результатами бурного прогресса науки, и особенно естественных наук: физики, биологии, астрономии. Физика открывает нам удивительные вещи, которые, ломая наши представления о природе, отражаются и на общественном сознании – это сказано не мной и давным-давно.

А писатель не может стоять вне своего времени. Поэтому не стоит удивляться моему выбору (книг для чтения. – Н. А.):если задумываться над жизнью, то человек обязан понимать науку, прикасаясь хотя бы к популярному рассказу о ней».

«Проселочные беседы» переведены в ГДР и ФРГ.

Текст печатается по сборнику «Писатель и время». М., 1983.

ВОЕННЫЕ РАССКАЗЫ.

Цикл «Рассказы радиста» («Солнышко», в книжном издании «Я на горку шла…», и «Письмо, запоздавшее на двадцать лет»). Впервые в журн. «Новый мир», 1963, № 9. «Костры на снегу». – Впервые в книге того же названия, 1964. «День, вытеснивший жизнь» – Впервые в журн. «Дружба народов», 1985, № 1. «День седьмой». – Впервые в журн. «Дружба народов», 1986, № 1.

Утвердилось мнение, что Тендряков, оказавшийся на войне почти с самых ее первых дней и «побывавший на самых горячих точках фронтов: в Сталинграде, потом „задел“ и Курскую дугу, где воевал на самом южном участке», писал о войне крайне мало. (Тендряков В. – Советская Россия, 1983, 16 декабря.) Почти в каждом интервью и на читательских конференциях ему неизменно задавали один и тот же вопрос – почему вы мало пишете о войне? Ответы его отличались по форме, по суть их была одной: «Тема эта для меня особенно дорогая, поэтому и храню ее столь бережно и долго» (там же).

«Когда я пришел с войны, то самым большим моим чувством было – война в прошлом, слава богу, наступил мир. А когда наступил мир, появились новые проблемы, я заинтересовался этими новыми проблемами, интересуюсь по сию пору. Все мечтаю прорваться к войне. Мечтать-то мечтаю, но современность держит меня, не отпускает… Признаюсь, я недостаточно писал о войне. Поживем, может быть, исправлюсь». (Стенограмма выступления в Московском пед. институте им. В. И. Ленина, 1982.)

В литературу В. Тендряков пришел с первым военным романом «Экзамен на зрелость», написанным в 1944 году еще в Подосиновце. Это был период ученичества, роман не был опубликован. Несмотря на то, что роман был несовершенен, автор встретил к себе доброжелательное отношение такого мастера, как Н. Атаров. «Повесть написана человеком, абсолютно не представляющим, что такое литература. Никакой школы. Полное отсутствие технических навыков. Ужасный язык… Но за всеми несуразицами и промахами – редкая наблюдательность, неподдельная искренность, живая душа. Вывод? Надо работать. Серьезно и много. Тогда может выйти толк… Атаров был первым… кто залез в неуклюжие ученические каракули Тендрякова и что-то там разглядел». (Томашевский Ю. Вчера и сегодня, Сов. писатель, 1986). Признательность к Н. Атарову Тендряков пронес через всю жизнь.

К теме войны В. Тендряков вернулся спустя много лет. И его первые военные рассказы родились из непосредственных устных зарисовок. Все они имеют реальную жизненную основу.

«Письмо, запоздавшее на двадцать лет» снабжено авторским уточнением: «Это произошло летом 1943 года. Имена и фамилии здесь подлинные. Автор обращался к героине рассказа Любови Дуняшевой с просьбой откликнуться». В той же короткой записи замечает: «Похоже, не дошло… Этот рассказ напечатали в журнале, перепечатали в книге, а ответа все нет и нет. Где ты, Любовь Дуняшева?» Последняя приписка была сделана уже в 1970 году, спустя семь лет после первого опубликования. «Прошло еще шесть лет, по моему рассказу снималась киноновелла режиссером Ю. Соловьевым. А через год, разбирая читательские письма, я ахнул… Любовь Дуняшева отозвалась. Пришел ответ на „письмо, запоздавшее на двадцать лет“». (Авторский комментарий к переписке с А. Кожевниковой-Дуняшевой, архив писателя.)

По отдельным высказываниям писателя в письмах и интервью, по дневниковым записям, по воспоминаниям, отложившимся в памяти друзей, создается образ человека, активно не приемлющего войну, как противоестественную крайность, несовместимую с высокими гуманистическими целями человечества.

С горечью Тендряков писал: «Возникло заносчивое суждение, которое шумно подхватили не слишком взыскательные литераторы: война, мол, нравственно очищает человека, делает его честней, отзывчивей, житейски крепче, даже добрее. Увы, война есть война, да еще столь жесточайшая, какой не знала история. Когда гибнут миллионы, человеческая ценность падает, а это неизбежно сказывается и на человеческих отношениях. Те, кто перестрадали войну, ни добрей, ни честней, ни нравственней не стали, напротив, многие все еще продолжали оправдывать свои поступки ходячей фразой: „Война все спишет“».

И только у людей с обостренной совестью и врожденной душевной чуткостью жестокости войны вызывали неистовое – до страдания, до самоотречения – стремление к «разумному, доброму, вечному». (Тендряков В. Следопыт человеческий. – Предисловие к «Избранному» В. Гончарова. М., Худ. лит., 1978.)

Эта мысль подтверждается далее: «Жестокость, может быть, неизбежная на войне, в равной мере опасна и для побежденных и для победителей». (Тендряков В. Архив писателя.)

Заслуживает серьезного внимания признание писателя в интервью, которое он дал «Литературной газете»: «Как ни странно это прозвучит, на войне я прожил самые уравновешенные дни моей жизни – не знал никаких внутренних сомнений, никаких колебаний. Я знал одно: впереди противник, рядом с тобой товарищи, позади страна, которую я защищаю… Думаю, что о войне еще напишу…» (1979, 18 апреля.)

«Я знаю таких писателей-солдат, которые избегали писать о войне… Никто, кроме близких, не знал, что в самое последнее время он начал писать о войне. О своей войне. Что-то вдруг потянуло. Я могу представить себе это что-то. Оно прорывается сквозь любую злободневность. Память о войне, о своих товарищах по полку, погибших, пропавших, память эта, оказывается, жила в тебе неистребимо. Однажды ее жар прорывается и все далекое высвечивается до малейших подробностей. Целая жизнь, прожитая после войны, куда-то исчезает, и ты оказываешься лицом к лицу со своей юностью, с войной – с теми „сороковыми-пороховыми“.

Владимир Тендряков подчинился этому зову. Он успел написать несколько военных рассказов от первого лица, и в них происходит почти все так, как это было с ним самим в тот 1942 год. Его рассказы удивляют свежестью, я бы сказал, безыскусностью… Как будто они написаны тогда, ну хотя бы в госпитале. В них нет знания того, что будет: Сталинграда, разгрома немцев, наступления… То, что всегда так опасно в книгах о войне… И это незнание открывает великую нравственную силу героя – восемнадцатилетнего солдата. Детали военного быта – они сохранены совершенно точно, но, что куда дороже, это правда состояний, психология того времени, восприятие первого боя». (Гранин Д. – Дружба народов, 1985, № 1.)

В интервью, которое оказалось последним, В. Тендряков говорил: «Наконец хочу написать о войне. Это будет связный цикл повестей и рассказов. Первая повесть – мой первый день на войне – почти буквально, фотографически день, который вытеснил всю прошлую жизнь. Книга будет состоять из военных эпизодов о буднях войны». (Литературная газета, 1984, 8 августа.)

Военный цикл В. Тендрякова будет продолжен. Готовятся к публикации рассказы «Донна Анна» и «Вилли».

Н. Асмолова-Тендрякова