Текст книги "Пути Предназначения"
Автор книги: Влада Воронова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 39 страниц)
– Да. Ему они не нравятся, но папа умеет уважать как чужое мнение, так и тех, кто делает самостоятельные суждения.
– Я заметил, – тихо сказал Винсент. – Повезло тебе с отцом.
– Повезло, – охотно согласился Авдей. – И с отцом, и с дедом.
Гюнтер бросил на него быстрый короткий взгляд.
– Так ты враждебен ВКС…
– А ты стукануть решил? – мгновенно взъярился Винсет.
– Нет, – твёрдо сказал Гюнтер. – Наоборот, я радуюсь, что темная сущность координаторов видна не одному мне. Это внушает надежду на избавление. – Он смотрел на Авдея ждуще, умоляюще. Тот глянул на Гюнтера с растерянностью и недоумением, отвернулся и стал торопливо заканчивать расчёты.
– Готово, – сказал через две минуты. – Грузовик действительно ещё полетает.
Гюнтер забрал расчётные листы, ушёл в цех. Винсент протянул Авдею свой анализатор. Тот внимательно рассмотрел шифрограммы, кивнул.
– Видишь, вторая линия искривилась? Это значит надо подтянуть левый клапан. Сейчас подсчитаю, насколько. – Авдей заполнил расчётные таблицы. – Как тебе новички? – спросил Винсента.
– Если по работе, то никак. Парни добросовестные, аккуратные и не ленивые, но балансировщики из них не получатся никогда. Ни малейших задатков. Если по жизни, то кто их знает… Слишком мало знакомы, чтобы выводы делать.
Авдей отдал Винсенту распечатку с расчётами.
– Гюнтер и Николай – парочка странная, – проговорил задумчиво. – Крестьянский мужик с десятью классами образования и городской университетский парень. Что могло их связать?
– У Николая восемь классов образования. Школу он не закончил.
– Тем более. Такая дружба и здесь-то маловероятна, где все социальные классы и страты спрессованы в единую массу. А на большой земле Николаю с Гюнтером даже пересечься негде. И, тем не менее, они не только познакомились, но и подружились.
– Побратались, – уточнил Винсент. – Как в кино об ойкуменском средневековье. Обряд соединения крови и всё такое.
– Ну да, – кивнул Авдей. – Для дружбы слишком велика возрастная разница, братству же это не мешает. На восемь лет брат тебя старше, или на год младше, особого значения не имеет. Брат он и есть брат.
– Странно как-то, – сказал Винсент. – В наше время – и вдруг обряд побратимства. Не думал, что есть ещё люди, которые верят в Алые Узы.
– Как видишь, есть… Хотя это действительно странно… Если только…
– Что?
– Винс, а почему они рассказали нам о побратимстве? Могли бы просто сказать – мы троюродные братья, поэтому и внешность с фамилиями разные. Семьи отношений не поддерживали, но когда у Гюнтера городской родни не осталось, он приехал к поселковой.
– Да, – согласился Винсент, – такие истории, в отличие от побратимства, случаются сплошь и рядом, а потому внимания не привлекают.
– Алые Узы иногда практикуют братиане, – вспомнил Авдей.
– Да это же многое объясняет! – воскликнул Винсент. – Беглым браткам надо где-то спрятаться, пересидеть время поисков. Ведь братиане просто так никого не отпускают… А лучшего убежища, чем Гирреан, не существует.
– Нет. Слишком велик риск наткнуться на бывшего коллегу.
– Фигня. Ссыльному не так-то легко связаться с руководством, чтобы донести о беглеце. А Гирреан большой, густонаселённый, так что удрать без следа и затеряться в многолюдье они успеют.
– Пожалуй… – согласился Авдей. – Однако это не объясняет, почему Николай и Гюнтер с нами так разоткровенничались. И тем более странно, что им понадобилось знать о моих личных политических воззрениях. Тайны я из них не делаю, но всё равно – зачем им это? Жандармам, чья прямая обязанность следить за убеждениями и намерениями поселенцев, моя политическая позиция глубоко безразлична, а беглых братков заинтересовала. Почему?
Винсент пожал плечами.
Прозвенел звонок на перерыв.
– Ты идёшь? – спросил Винсент.
– Нет, у меня с собой.
Авдей достал из ящика стола плотно закрытую саморазогревающуюся миску с обедом, книгу.
– Ты очень много времени проводишь с книгами, – сказал Винсент.
– Разве читать книги – это плохо? – враждебно спросил Авдей.
– Читать – это очень хорошо, и чем больше ты читаешь, тем лучше. Но только если ты действительно читаешь, а не прячешься в книгу.
– Я никогда ни от чего и ни от кого не прятался.
– Раньше, может быть, и не прятался. А сейчас ты пытаешься заслониться книгами от жизни. Это паскудно по отношению сразу ко всем – и к авторам книг, которые писали их для жизни, и к тебе самому, рождённому, чтобы жить. Такие прятки не принесут ничего кроме вреда.
– Что за бред ты несёшь?
– Это не бред, – сказал Винсент. – Это на собственном опыте опробованное. Я тоже прятаться пытался. Долго, целых десять лет… Хотел раствориться между книжных страниц, чтобы не видеть окружающей жизни, её жестокости. Пытался через чтение уйти в мир, где все люди смелые и честные. Где сильный не причиняет боли слабому. Но бумага или видеоплашетка – броня ненадёжная. Прятаться за книгами от боли, страха и унижений бесполезно. Они не способны защитить. Единственный способ не дать миру тебя уничтожить – это повернуться лицом ко всей его жестокости и грязи и убрать хотя бы их ничтожную долю, сделать реальный мир хоть в малости похожим на тот, который показали тебе книги. Иначе сам станешь грязью ещё хуже той, от которой пытался заслониться книгой.
Авдей судорожно повёл плечом.
– Чтобы что-то делать, нужны руки, – сказал он тихо. – А у меня их больше нет. И ничего нет. Всё что я мог – это играть на вайлите. Я ведь музыку писать не способен, только исполнять. Теперь же я никто и ничто. В любом действительно нужном деле я даже на подсобные работы не гожусь. Ни отцу помочь, ни деду.
– На свете есть тысячи полезных дел, в которых руки не нужны. Ты можешь…
– Ничего я не могу! – перебил его Авдей, усмехнулся горько: – Ничегошеньки… Даже в твоём милтуане полным бездарем оказался.
– Дейк…
– Теперь все на меня смотрят… Внешность оценивают, как будто я выставленный на продажу баран. Знаешь, раньше я мог не обращать внимания на свою морду. Не до неё было. Вайлита, репетиции, концерты… Да ещё надо успеть помочь дедушке в погребальной часовне, маме по хозяйству, папе по его делам, иначе бы он захлебнулся в потоке мелочей. Понимаешь, моего лица почти никто не замечал… Я был вайлитчиком, мастером-очистителем, курьером. А сейчас стал куском мяса, который каждый норовит пощупать…
– Дейк, – недоверчиво посмотрел на него Винсент, – ты хочешь сказать, что к тебе пристают с сексуальными домогательствами?
– Да. Надо отдать должное Теодору Пилласу, художественный вкус у него безупречен. И рисовальщиком он был умелым… Такое уродство экзотичное сделал, что пресыщенных любителей сексуальных приключений обоего пола притягивает как магнит. Гораздо больше, чем прежняя смазливая мордашка. Раньше тоже приставать пытались, но редко, ведь у меня было, что противопоставить таким притязаниям… Они видели, что я не просто обладатель симпатичного личика и неплохой фигуры, чувствовали, что у меня есть нечто несоизмеримо большее, чем внешность, и держались на расстоянии. Теперь же у меня ничего не осталось, я никто, и они это тоже чувствуют, лезут как мухи на падаль.
– Тебе и деньги за… ну за это дело предлагали? – понял Винсент.
– Да.
– И ты стараешься лишний раз на люди не выходить… Дейк, – Винсент схватил его за плечи, – ты не виноват в их похоти. Тебя эта грязь не пачкает. Да, они мухи, крысы, дрянь! Но ты-то людь. Не обращай ты на них внимания. Ты можешь то, на что не способен никто из них. Ты можешь любить. По-настоящему любить – и душой, и телом. Ты обязательно девушку хорошую встретишь. Не все же такие как Анжелка, которая бросила тебя, едва узнала, что на роскошную жизнь супруги известного музыканта рассчитывать больше не приходится… Есть и нормальные девушки. Когда у тебя появится подруга, все эти гады сами отвалят. Дейк, ты обязательно будешь счастлив!
Авдей улыбнулся, кивнул.
– Да, ты прав. Всё так и будет. – Хотел высвободиться, но Винсент не отпустил.
– Не отговаривайся от меня! Ты поверь мне. Просто поверь. Дейк, люди – это ведь не только тело. Есть ещё и душа. Теньмы, Ланмаур и все эти козлы приставучие могут затронуть только твоё тело. Но сам ты остаёшься недосягаемым. Тело – всего лишь тело. Мы гораздо больше, чем тело. Намного больше. Даже если с ним случится что-то очень плохое, пусть даже самое плохое, то нас настоящих это не затронет. Дейк, поверь, я говорю правду! Если в грязь падает тело, то душа всё равно остаётся чистой.
– Душа и тело неразделимы.
– Нет! Грязь тела не способна осквернить душу! Я не только тело! То, что было с ним, не было со мной! Дейк, тело это ещё не всё!
Авдей сглотнул. Оговорка Винсента рассказала о многом, объяснила все его странности, которые удивляли Авдея в самом начале их знакомства – боязнь прикосновений, ненависть к собственной красоте, стремление уничтожить её безобразной причёской и бесформенной одеждой. Категорическое нежелание даже в мелочи говорить о прошлом, – так, как будто его нет и никогда не было.
«Крепко же ему досталось, – с острой жалостью подумал Авдей. – Но Винс не сломался. А теперь мне помочь пытается. Пусть всё, что он говорит – чушь невдолбленная, но лучше она, чем боль. Ложь во спасение честнее убивающей правды».
– Ты прав, – поспешно сказал Авдей. – Тело – это лишь малая часть нас самих. Его уродство душу не калечит.
– Вот и молодец, что понял. А теперь давай немного пройдёмся. Хватит в духоте сидеть.
* * *
Младший эмиссар ордена пришёл поздним вечером, почти ночью. На отставного рыцаря смотрел испытующе.
Найлиас поклонился.
– Орден соблаговолил что-нибудь мне приказать?
Эмиссар, ни слова не говоря, прошёл в квартиру Найлиаса, презрительным взглядом скользнул по дешёвым обоям, пластиковой мебели.
– Свяжитесь с вашим беглым адептом.
Найлиас не шевельнулся.
– Ему ничего не угрожает, – сказал эмиссар. – Он должен вернуться в орден и продолжить обучение. Если Гюнтер захочет, вы останетесь его учителем. Нет – ему подберут другого наставника.
– Без своего бенолийского друга Гюнтер не вернётся, а Николай не очень-то жалует орден.
– Если Гюнтеру так необходим этот мужлан, пусть берёт его с собой. Ордену крайне желательно вернуть вашего адепта. Слышите, рыцарь, крайне желательно!
Найлиас перевёл телефон в режим громкой связи, включил запись и набрал номер мобильника Гюнтера. Ответил бывший адепт после первого гудка.
– Здравствуй, – неуверенно сказал Найлиас.
– Учитель?
– Да, Гюнтер, это я.
– Учитель! – восторженно повторил Гюнтер. Но радость тут же сменилась тревогой: – С вами всё в порядке, учитель?
– Да, Гюнт. У меня хорошие новости. Орден снял возрастные ограничения для адептов. И дал полное прощение адептам-отказниками. Вы с Николаем можете стать рыцарями Белого Света.
Гюнтер молчал.
– Николай – хороший друг… – начал Найлиас.
– Он мой брат! – перебил Гюнтер.
– Тем более… Ты уверен, что Цветущий Лотос даст ему – и тебе – именно то, к чему каждый из вас стремится?
– Я видел его, учитель. Говорил с ним.
– С кем?
– С Избранным, учитель. С тем, чьё Пришествие предрекло Пророчество.
– Гюнт…
– Это свершилось, учитель. Пусть он не такой, как все ожидали, но это именно он, Избавитель. Его можно ненавидеть, но нельзя лишить избранности. Он низринет тиранию координаторов и откроет для нас Врата в благодатный мир. Поэтому я иду с ним. И Николай тоже. Если путь Избранного совпадёт с тропой Белого Света – хорошо. Если нет – значит нет.
– Гюнт, я…
– Не надо лишних слов, учитель. Всё уже сказано.
– Прощай, – тихо сказал Найлиас. – Если всё же одумаешься… Ты ведь не один, Гюнт. У тебя есть брат.
– Мы свой выбор сделали, учитель.
– Я перестал быть вашим учителем, Гюнтер. Прощай.
– Подождите! – закричал Гюнтер. – Уч… Досточтимый Найлиас, у меня есть важная информация. За неё вам простят мой побег. Вернут звание и статус. – Гюнтер торопливо рассказал о силокристаллах. – Удачи вам, учитель. Я очень виноват перед вами. Пусть пресвятой пошлёт вам настоящего ученика, такого, как Николай. Он был бы достоин вас. Но тогда орденом правили другие законы. Глупо всё получилось. Прощайте, учитель. Будьте счастливы.
Запищали отбойные гудки.
– Мальчики мои светлые, – прошептал Найлиас. – Как же вытащить вас из этого болота?
– Беглый ученик сделал вам подарок, достойный гроссмейстера, – сказал эмиссар. – Жаль терять такого адепта.
– Это означает, что я остаюсь в обеспечении?
– Разумеется! Из-за вас орден лишился отличного стратега. Который к тому же блестяще выполняет агентурные операции, а значит сможет столь же эффективно их планировать.
Найлиас убрал телефон в карман.
– Дайте мне запись разговора с Гюнтером, – приказал эмиссар. Найлиас скопировал файл на его телефон.
– Нашли что-то интересное? Кроме информации о том, зачем ВКС корни трелга?
– Тот, кого они называют Избранным, враждебен координаторам и нейтрален ордену.
– И что из этого?
– А вы и впрямь глупы, – презрительно покривил губы эмиссар. – В обеспечении вам самое место.
Найлиас поклонился.
– Повинуюсь воле ордена.
Эмиссар ушёл. Найлиас вернулся в комнату, сел на тахту.
«Что за дрянь они там затевают? Пожалуй, Николаю и Гюнтеру лучше держаться от ордена подальше. Хотя в братстве опасности ничуть не меньше. Одни коллегианцы чего стоят. – Найлису сжало сердце. – Только бы с моими парнями ничего плохого не случилось. – И тут же обожгло догадкой: – Но если тот, кого братиане именуют Избранным, придёт в орден, вслед за ним к светозарным придут и Гюнтер с Николаем. Бросят своих братков. А здесь я сумею объяснить им истинность пути Белого Света и глупость избраннических идей. Избавителя они забудут и станут настоящими рыцарями».
Но сначала надо, чтобы Избранный выразил желание вступить в орден.
«Если сразу после этого его прикончит коллегия, будет ещё лучше. И парни светозарными станут, и мороки с глупыми бенолийскими фантазиями нет».
Найлиас вновь набрал номер Гюнтера. И тут же нажал на отбой. Нет, здесь лучше действовать через Николая.
Расчёты оправдались. Николай, хотя и старательно избегал опасных тем, проговорился о многом. «Как же ты неопытен», – с тревогой подумал Найлиас. Конспиративная подготовка у братинан слаба почти до нуля. «Неудивительно, что все их избавительские операции проваливаются».
Предложение помочь Николай принял сразу, обещал позвонить, как только случится что-то хотя бы мало-мальски серьёзное.
…Эмиссар положил наушники на приборную доску лётмарша, перевёл прослушку в автоматический режим. Усмехнулся презрительно.
– Привязанности делают людей слабыми и глупыми, – наставительно сказал он ученику.
Тот снял наушники, кивнул.
– Да, учитель.
Эмиссар набрал номер контролёра.
– Всё в порядке. Найлиас выведет нас прямиком на Избавителя и поможет установить контакт. Есть продолжить наблюдение. – Эмиссар отключил связь.
– Учитель, кушать хотца! С полудня не жрамши. Я куплю пирожков?
– И чиннийский салат.
Эмиссар остановил лётмарш возле небольшой круглосуточной закусочной. Ученик выскочил из машины.
– Я быстро!
В закусочной оказалось именно то, что он и надеялся найти – стационарный телефон на барной стойке. «Один звонок по городу – 3 мална. Межгорода нет», – гласила надпись на прицепленной к аппарату картонке. Ученик дал бармену монетку. Тот молча придвинул телефон.
– Привет! – сказал ученик абоненту. – У меня новая информация на скачки. Теперь ставить надо по двум позициям. Встретиться бы поскорее, перетереть, что к чему.
– Завтра в одиннадцать, в торговом центре. Сектор пять, квадрат четырнадцать.
– Лады, – сказал ученик и положил трубку.
– А со мной информухой не поделишься? – спросил бармен. – Я хорошую долю дам, полста дастов.
Ученик лишь фыркнул презрительно. Бармен пожал плечами. На успех предложения он особо и не рассчитывал.
Раздатчик упаковал ужин, протянул ученику. Тот расплатился, вернулся в лётмарш. Эмиссар взял свою упаковку, бросил холодное «Спасибо».
«Ты сам во всём виноват, – подумал ученик. – Ты первый меня предал. Я ведь любил тебя так, как только может ученик любить учителя. Но тебе было всё равно. Я всегда был для тебя чужим. А значит и весь твой орден мне чужой. Координаторы хотя бы не врали на вербовке, не притворялись, что им интересен я сам, а не моя информация. Ты же заставил меня поверить, что я тебе нужен ради меня самого, что я твой друг. Но вскоре стало ясно, что я для тебя значу не больше, чем любой случайный прохожий. Так что, дорогой учитель, если предаёшь сам, не жалуйся, что предают и тебя».
– 8 -
Выйти из дома Панимер отважился только на десятый день ссылки. Он бы и дольше на улицу не высовывался, но закончились консервы.
Гирреан повергал в ужас. Ветер швыряет в лицо снежную крупу пополам с песчаной пылью. По улицам калеки ходят. Уголовников полно.
Это только на бумаге были отдельные посёлки для инвалидов, для еретиков, для бандитов и для опальных придворных. На самом деле все жили вперемешку.
Панимеру выделили жалкий крестьянский домишко, презренную однокомнатную мазанку. Самому готовить, самому печку топить. Содержание назначили двадцать пять дастов восемнадцать малнов в неделю. Едва хватит на то, чтобы не смёрзнуться в сосульку и не подохнуть с голода.
Посельчане смотрели на Панимера с любопытством.
– Эй, мужик, – окликнул Панимера какой-то человек в дорогом длинном пальто.
– Я не мужик, а диирн империи! – возмутился Панимер.
– А я дээрн империи, – сказал пожилой наурис. – Но здесь не империя. Здесь Гирреан. И «мужик» тут – форма вежливого обращения. Тем более вежливым будет обращение «брат». Но это только для тех, кто прожил здесь не меньше полугода.
– Ты цветные циновки плести умеешь? – спросил человек. – У вас, у благородных, это каждый мужик уметь должен.
При дворе плетение цветных циновок действительно считалось наиболее достойным дополнением к светской беседе.
– Умею, – сказал Панимер.
– За стандартную циновку, метр на метр, – сказал человек, – даю два даста. Сырьё моё.
– Что?
– А ты собрался на голом содержании срок тянуть? – удивился наурис. – Циновки – неплохая работа для начала. Только на два даста не соглашайся, пусть он тебе ещё двадцать малнов прибавит.
Человек обругал науриса паскудником. Но высокородный дээрн лишь хвостом отмахнулся.
– А ты новичкам голову не дури.
Человек презрительно покривил губы.
– Диирн, похоже, на посылки от родственников надеется. – И с усмешкой глянул на Панимера: – Женат? Наследники есть?
– Да. Сын.
– Если у вас, диирн, – сказал наурис, – хватило соображения отправить жену и сына к тестю до того, как в жандармерии вам оформили ссыльную регистрацию, то еда и одежда у них будет. Если нет, то сейчас они остались без содержания, потому что родню опальника никто не примет в дом и вряд ли возьмут на работу даже уборщиками при космопорте. Вам придётся посылать им деньги. Это в Гирреан с большой земли нельзя отправлять ни посылки, ни переводы. А отсюда на большую землю – сколько угодно. Так что думайте, диирн, хотите вы, чтобы жена и сын выжили или нет.
Панимер смотрел на гирреанцев с ужасом. Те переглянулись, фыркнули насмешливо. Панимер шмыгнул обратно в дом.
«Потерпите месяц, высокочтимый, – говорил Панимеру патронатор. – Ослушаться повеления государя я не могу, но через месяц вы подадите прошение смягчить условия ссылки по ухудшению здоровья. Я переведу вас в один из Западных районов. Здесь и климат получше, и плебеев поменьше. Вам надо продержаться всего лишь месяц, высокочтимый».
– Месяц, – безнадёжно прошептал Панимер. – Да к тому времени я с ума сойду! Пресвятой Лаоран, за что мне эта кара, в чём я провинился перед государем? Пусть я лишусь Зелёной комнаты, пусть пройду всю «лестницу пяти ступеней», но молю тебя, пресвятой мой владыка, верни меня в Алмазный Город, в башню государя. Кем угодно верни – уборщиком, гардеробщиком, только не оставляй в Гирреане, не дай раствориться в ничтожности и безвестности.
Молитва утешает сердце, но не наполняет желудок. Есть Панимеру хотелось отчаянно.
Он пошарил по полкам – не завалялся ли где-нибудь хоть сухарик. Но еды в доме не было никакой.
Значит, надо идти в магазин. Звонить туда и просить доставить заказ бесполезно, в Гирреане торгуют только из рук в руки и за наличные.
Панимер осторожно выглянул за дверь, убедился, что улица пуста, и быстро, почти бегом пошёл в магазин, молясь только об одном – чтобы его никто не окликнул.
Консервов Панимер набрал на всё недельное содержание сразу, чтобы как можно дольше не высовываться из дому. У кассы опомнился, что так не останется денег на уголь. Пришлось выгружать половину покупок на вспомогательный прилавок. Панимер был уверен, что продавщицы у него за спиной переглядываются, фыркают насмешливо.
Но хуже всего оказалось то, что унижение Панимера видели двое хорошо знакомых придворных девятого ранга. Сослали их ещё весной, когда Панимер и не помышлял о Зелёной комнате. Впрочем, придворные всегда остаются придворными, и оказаться в нелепом положении на глазах у недавних сослуживцев было хуже вдвойне.
В дверях Панимер столкнулся ещё с одним опальным жителем Алмазного Города. Похоже, такие встречи будут нередкими. При дворе Панимер и Винсент Фенг практически не общались. Сначала секретарь был слишком ничтожен, чтобы внешнеблюститель удостоил бы его внимания, а после, вселившись в Белую комнату, стал слишком высок, чтобы придворный девятого ранга осмелился с ним заговорить.
Зато теперь оба равны – ссыльные опальники. Машинально обменявшись приветственными четвертьпоклонами, Фенг и Панимер разошлись каждый в свою сторону.
Осознать встречу придавленный непривычной тяжестью сумки с покупками Панимер смог только на кухне собственного дома.
– Винсент Фенг? – ошарашено пролепетал Панимер. – Тот самый?! Но его же…
Забыв о голоде и страхе, Панимер помчался к магазину. Фенга нигде не было. Панимер осторожно расспросил о нём охранника, скучающую без покупателей продавщицу кондитерского отдела. Задал несколько наводящих вопросов бывшим придворным.
Сомнений не осталось – это тот самый Винсент Фенг. И живёт здесь уже больше полугода. Странно, что его раньше никто не узнал. Впрочем, все с такой уверенностью считали его казнённым самой суровой смертью, что не хотели замечать очевидного. Дело обычное, подавляющее большинство людей ленивы мыслью, скудны памятью, а наблюдательностью подобны слепоглухим.
Панимер медленно шёл к дому, размышлял.
Получалось, что кто-то из ближних придворных предал своего государя. И гнусный оскорбитель императорского величия Фенг теперь слуга предателя. Иначе бы зачем тот спасал парню жизнь? Странно только, что Фенг, вместо того, чтобы ревностно служить новому господину, вот уже восьмой месяц сидит в Гирреане. Или это и есть его служение? Отправляя Панимера в ссылку, государь назвал конкретный адрес. Раньше такого не случалось. О других придворных, лишённых высочайшей милости, государь говорил: «В ссылку! В Гирреан! Немедля!» и никогда не уточнял, в каком именно посёлке пустоши опальнику надлежит пребывать. Презренной конкретикой занимался патронатор.
Если император назвал точный адрес, то значит слышал его недавно, вот и засело в памяти. Но ведь и Панимер его слышал! Да-да, этот адрес называли, выходя из императорской спальни, гардеробщик и референт. Гардеробщик ещё эсэмэску матери отправлял, а референт возмущался, почему сыновний долг надо выполнять при помощи его телефона, сиречь за его счёт.
Но при чём тут гирреанский адрес? «Погибельник! – воспоминание сказалось сродни озарению. – Кому-то из дознавателей хватило глупости заявить, будто в Гирреане может обретаться Погибельник. Государь ему, разумеется, не поверил. Зато поверили предатели. Братковских агентов при дворе всегда было в изобилии, а сейчас должно быть вдвое больше. И они обеспокоились. Это может означать только одно. Какое-то из братств, а может быть, и союз сразу нескольких братств, устали ждать, когда Избавителя приведёт в мир пресвятой, и начали готовить собственную кандидатуру на роль Избранника. Дознаватель кандидата обнаружил… Выходит, он вовсе не глуп. Хотя и не особо умён, истинной сути происходящего не понял».
Панимер вошёл в дом, дёрнул молнию куртки и снова задумался, сел прямо на пол, позабыв раздеться.
«Неужели Погибельник – это Винсент Фенг? А что – парень хорош собой, особенно когда отрастит волосы до плеч и оденется нормально. Избавителю красота – дополнительный козырь, легче подданных от императора под свои знамёна переманивать. Манеры есть, образование – такого не стыдно предъявлять координаторам как нового официального правителя. И самое главное: Фенг всегда и во всём будет послушен своим спасителям, никогда их не предаст, ведь статья „Оскорбление императорского величия“ не только смертная, по ней ни одна страна Иалумета не даст Фенгу убежища, так что прятаться от заслуженного возмездия парню негде. Браткам он будет преданнейшим рабом».
Только кто же из людей Императорской башни агент братиан? Референт и гардеробщик? Больше некому.
Осталось только согласовать братковские игры в Пришествие и собственную трактовку Пророчества, привязать Фенга к Каннаулиту.
«Лаймиор Тонлидайс приехал в Каннаулит вместо Винсента Фенга, потому что стал его добровольным теньмом? Нет, не то… Был ведь какой-то древний обряд, который связывал двух или даже больше людей в единое целое! Слуги становились полным подобием господина, его абсолютной заменой перед лицом смерти… Чушь полнейшая, но верили в обряд очень долго… В историческом стерео его часто показывают… Взаимное тождество! Да, Фенг и Тонлидайс прошли обряд взаимного тождества, после чего стало возможным обмануть предначертание судьбы, и Тонлидайс пришёл в Каннаулит вместо Фенга, заменил его в смерти. Истинный Погибельник уцелел. Государь мне поверит. Ведь ещё никто и никогда не делал того, что сделал Фенг. Поднять руку на священную особу императора… Совершить такое кощунство способен только Погибельник».
– Благодарю тебя, пресвятой мой владыка! – сказал Панимер вслух. – Ты услышал мои молитвы! Я вернусь в Алмазный Город, вновь обрету свой истинный статус и ранг.
Панимер поднялся, отряхнул брюки. Необходимо срочно связаться с патронатором, а через него – со старшим референтом государя. Только бы в поселковой жандармской комендатуре согласились соединить с приёмной патронатора…
Но ведь они знают, кем всего лишь десять дней назад был Панимер, какое положение занимал подле императора. Не могут не знать…
Так что проблем быть не должно.
= = =
Винсент вбежал в расчётную, метнулся к Авдею.
– Ты ведь умеешь прятаться от агентов Спецканцелярии? Михаил Семёнович должен был тебя научить!
– Ну в общем да, умею. Только чем она тебе насолила? Спецканцелярия поселенцами не занимается, её дело – надзор за полицией, жандармерией и охранкой.
– Авдей, – взмолился Винсент, – именем отца твоего заклинаю, помоги нам с Ринайей уехать из Гирреана! Или только Ринайе. А я как-нибудь сам. Император не должен знать, что мы были здесь! Что мы – это мы, что мы живы…
– Император?
– Это чудовище, Авдей! Он убьёт её! Зачем мне тогда жить? Помоги ей, Дейк! Ты ведь знаешь, как исчезнуть из Гирреана без следа. Так, чтобы даже Спецканцелярия не нашла.
– Тихо! – цыкнул Авдей. – Сядь, успокойся и расскажи всё толком – откуда у тебя знакомство с императором, и чем ему не угодила твоя жена.
Рассказывал Винсент сбивчиво, перескакивая через события.
– Не торопись, – мягко сказал Авдей. – Объясни, при чём тут директор охранки. Я понял, что после побега из Алмазного Города вы с Ринайей спрятались у него в резиденции. Но как вы туда попали?
– Да нет же! Всё было не так. Это он нас спрятал!
Винсент немного успокоился, стал рассказывать более связно. Авдей помогал вопросами.
– Дерьмово, – сказал он, услышав о встрече с Панимером.
Винсент вскочил со стула.
– Авдей, я знаю, что сиятельный Дронгер твой враг и враг твоего отца. Но со мной он был добр, как никто в мире! Он назвал себя моим отцом. Авдей, если император узнает, что я жив, то сиятельного Дронгера казнят! Нельзя, чтобы он погиб, тем более из-за меня.
– Да-а, – озадаченно протянул Авдей. – Даже не знаю, что сказать.
Помощь Винсенту требовалась немедленно, но вот как и чем надо помогать, Авдей не представлял.
Простой и лёгкой ситуация выглядела лишь на первый взгляд.
Вывести двух людей из Гирреана дело нехитрое. Скрыть следы пребывания тоже нетрудно, достаточно двух-трёх свидетельств того, что Винсент Фенг и Ринайя Тиайлис – инвалиды с небольшим калечеством типа лёгкой хромоты или отсутствия пальца. Жили в одном посёлке, уехали в другой, куда-нибудь на север, потому что там заработки выше. Услышав слово «инвалид», в подробностях событий копаться не станет даже тот въедливый предвозвестник, который вёл расследование в Каннаулите. И тем более не станет вожжаться агент Спецканцелярии. Мало ли в империи людей по имени Винсент Фенг и Ринайя Тиайлис, не собирать же досье на всех… Так что отец Винсента будет в безопасности.
Другой вопрос, куда деваться Винсенту и Ринайе на большой земле. Прятаться там очень и очень сложно, собственными силами ни за что не обойтись. Нужна помощь центристов.
Значит, надо срочно придумать для них убедительную историю из правды, лжи и умолчания. Хотя нет, отцу можно рассказать всё как есть. Он поймёт и поможет.
Винсент молчание и размышление Авдея истолковал по-своему. Рухнул на колени, припал к его ногам.
– Господин, пусть директор охранки ваш враг, но возьмите мою жизнь взамен его. И помогите Ринайе. Она-то ни в чём не повинна ни перед вами, ни перед вашим отцом.
– Прекрати!!! – Авдей рванул его за плечо, заставил подняться. – Я не император. Да сядь ты по-людски!
Винсент сел на стул, на Авдея смотрел с мольбой и страхом.
– Отец есть отец, – ответил Авдей. – Тут и объяснять нечего. И чем бы отец ни занимался, сын за его дела не ответчик.
– Тут отцу придётся отвечать за сына.
– А это без разницы. Ни сын за отца, ни отец за сына не отвечают.
– Только не в Алмазном Городе, – обречённо сказал Винсент.
Авдей вздохнул.
– Без новых документов и надёжной явочной квартиры на большой земле и двух дней не протянуть. Надо с папой поговорить.
– Нет! Авдей, сын директора охранки не может просить о помощи одного из лидеров реформисткой партии. Это было бы слишком большой дерзостью. И чрезмерным долгом.
– Что ты несёшь?! – возмутился Авдей, вскочил со стула. – Михаил Северцев достаточно порядочен для того, чтобы не требовать никаких обязательств ни от тебя, ни от твоего отца!
– Именно поэтому я и не могу к нему обратиться! Авдей, если центристы узнают, что их лидер за просто так помогает сыну директора охранки, твоему отцу несдобровать. Я не могу допустить, чтобы он так рисковал из-за совершенно посторонних людей.
