Текст книги "Пути Предназначения"
Автор книги: Влада Воронова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 39 страниц)
– Вы так уверенно всё делаете, – в который раз поразился он. – Я никогда не поверил бы, что вы… ну…
– Что я слепа. Да, сударь, я действительно слепая, но во дворе и в доме каждая вещь стоит только на своём, строго определённом месте, поэтому мне нет нужды искать её на ощупь.
– Да, – поспешно ответил Бриайд, смущённо опустил голову, отвернулся.
Все слепые, которых он встречал до сих пор, носили тёмные очки. И правильно делали. Оказалось, что глаза незрячих совсем не похожи на тусклое мутное стекло, как думали в Плимейре. Жизни в их глазах побольше, чем у любого зрячего. Создавалось впечатление, что эти люди не слепы, наоборот, они видят нечто невыразимо прекрасное, недоступное примитивному взору простых смертных, и потому не считают нужным замечать презренную обыденность. Когда же их глаза обращались на собеседника, то казалось, что слепые, не размениваясь на такие мелочи, как внешность и одежда, смотрят прямо в душу.
– Поешьте, – сказала Злата. – На голодный желудок мыться нельзя, голова закружится. Дверь в предбанник вон там, за шкафом.
Злата вышла. Бриайд торопливо прожевал булку, запил молоком. Сполоснул кружку, поставил на сушилку.
Взялся за ручку двери в предбанник и замер на полудвижении, услышав разговор.
– Почему «нет»? – спросил Авдей. – По-твоему, я настолько бестолковый, что не справлюсь даже с таким пустяком как текстовый редактор и принтер для газетной бумаги?
– Не говори ерунды! – ответил Михаил. – Бестолковым я тебя никогда не называл.
– Тогда почему говоришь «нет»? Ведь я хочу помочь тебе.
– Помогают дрова рубить и в сарае убирать. А в политический борьбе точно так же как и в спортивной – помощников нет, каждый сам сражается.
– Но ведь есть и групповые состязания, – сказал Авдей. – В одиночку такие не выиграть. Только командой.
– Политика не футбол, – ответил Михаил. – Не игра. Тем более, если речь идёт о политике нелегальной партии. Сюда приходят только те, кто до конца верит в своё дело, кто предаётся ему всецело – и разумом, и чувством. Только такие люди могут стать политической командой. Ты же центристам не верил никогда.
– Я верю вам! Папа, центристы – самая толковая из тех бенолийских реформаторских партий, которые есть сейчас, хотя и не то, что действительно нужно стране. Однако лучше центристы, чем совсем ничего! Пусть я никогда и не разделю ваш путь, но я хочу помочь вам в тех делах, которые считаю полезными.
– Нет, Авдей. Если ты считаешь, что нашёл путь лучше и правильнее центристского, создавай собственную партию.
– Как будто их без того мало!
– Мало ни мало, а по-людски жизнь прожить можно, только если идёшь собственной дорогой. На чужом пути вмиг оскотинишься. Нужен только свой. Сам ты себе этот путь создаёшь, или воспользуешься уже готовым, разница невелика. Главное, чтобы путь в каждой пяди был твоим и только твоим. Подберутся попутчики – хорошо. Нет – иди один. Но сам, без поводырей и указателей. Иначе в тебе ничего людского не останется.
– При чём тут это, папа? Я ведь не о выборе жизненного пути говорю! Я просто хочу тебе помочь.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Михаил. – Ты хороший сын. Но смешивать личное и профессиональное нельзя. Если ты вступаешь в центристскую партию, то мы становимся не отцом и сыном, а командиром и подчинённым. И ты не помогать мне будешь, а приказы выполнять. И дома о работе ни слова! Партийные дела отдельно, домашние – отдельно. Иначе провалим всё, что только можно провалить.
– Я понимаю… Ты прав, но ведь я не прошу доступа к паролям и явкам. Я буду просто работать, только листовки печатать – и всё. Мне незачем видеть лица тех, кто будет их забирать. В случае ареста я никого не выдам, даже если не выдержу допроса. Ведь я ничего не буду знать… Зато смогу делать пусть и самое простое, но полезное дело. А тебе не надо будет тратить дефицитные людские ресурсы на такую примитивную, чисто технарскую обязанность, как печать. Для настоящего дела у тебя освободится как минимум один боец.
– Нет, Авдей. Не знаю, как у других, а у центристов не настоящих дел нет и не будет. Так что и заниматься ими должны люди не посторонние.
– Раньше ты от моей помощи не отказывался!
– Одно дело курьером быть, и совсем другое – нелегальной типографией заниматься!
– Да, конечно, – тускло сказал Авдей. – Как скажешь.
– Дейк…
– Всё нормально. Ты прав. Как всегда…
– Авдей, заниматься нужно своим делом, понимаешь, только своим. На чужом ты…
– И чем же я делать его буду? Вот этим?!
Дверь предбанника резко распахнулась, в кухню выскочил Авдей.
Бриайд посмотрел на его искорёженную руку. Авдей ответил колючим взглядом.
– Я не подслушивал, – торопливо ответил Бриайд. – Это случайно получилось.
Авдей только плечом дёрнул.
– Баня готова, заходите. Отец объяснит, что там и как.
Бриайд осторожно вошёл в предбанник.
– Я слышал ваш разговор с сыном. Так получилось. Простите, что вмешиваюсь, но вы не правы. Стать калекой и для взрослого тяжелейшее потрясение, а ваш сын ещё пацан, ему это вдвойне труднее. Центристские дела дали бы возможность отвлечься, придти в себя.
Михаил вздохнул, глянул на Бриайда. В точности как сын дёрнул плечом.
– Это в Плимейре девятнадцатилетний парень ещё пацан. Да и то в зажиточных кварталах. А нищета, поселковая в особенности, взрослеет рано. Тем более, если посёлок в Гирреане. Так что Авдей давно уже взрослый мужик и прекрасно всё понимает.
– А вы?
– Что я?! – зло спросил Михаил.
– Вы понимаете, что с ним сейчас творится?
Михаил посмотрел на него, усмехнулся невесело.
– У тебя дети есть?
– Нет. На императорской службе женатых не приветствуют. Семья работать мешает.
– Императорская служба в Алмазном Городе. А в прокураторе закону служат. И людям. Скажешь, не так?
– В идеале, – хмуро ответил Бриайд. – А реальность от идеалов далека.
– Реальность без идеалов мертва.
Бриайд отвернулся.
– Мы говорили об Авдее.
Михаил подошёл, взял за плечо. Бриайд смотрел на него с опаской.
– Иногда бывает, – сказал Михаил, – что лекарство становится опаснее самой болезни. С Авдеем именно это и случилось. Он сам себе должен исцеление найти, никто другой не поможет. А чужая помощь, дела чужие лишь погубят. Превратят в тень. Так что я могу только ждать. И надеяться.
– Но ждать пассивно, когда есть реальная возможность помочь, это же… глупо. Какой ты после этого отец?
– Послушай ты, – тряхнул его Михаил. – Знаток семейных проблем. Личное и профессиональное не смешивают, понял? Хватит с меня того, что я Сайнирка Удгайриса под смерть подвёл. Теперь только сына погубить не хватает.
– Смерть Удгайриса случайность! Ты ни в чём не виноват.
– Виноват! – Михаил отпустил Бриайда, отошёл к печке, подбросил в топку угля. Повернулся к Бриайду и сказал: – В гибели подчинённого всегда виноват командир. Я должен был сообразить, что из-за всей это кутерьмы с Избавителем в Плимейре обязательно будет крутиться какой-нибудь придворный чин, который Сайнирка узнает. Нельзя было его посылать. И тем более нельзя было посылать его по делу, которое касалось не партийной работы, а меня лично.
– Сопровождающий для Джолли и Авдея был необходим, – быстро сказал Бриайд.
Михаил сел на корточки, прислонился к стене.
– Да, сопровождающий был необходим. Но можно было нанять спеца в любой охранной фирме. Хоть местной, гирреанской, хоть в Плимейре, через космонет. Речь шла о моих личных делах, и потому решать их я был обязан сам, не впутывая однопартийцев!
– Ты дружил с Удгайрисом. А потому Авдей был ему не чужой. Ведь он сам предложил съездить за твоим парнем?
– Это ничего не меняет.
– Миша… – Бриайд помолчал, собираясь с мыслями. – Нельзя предусмотреть всего. Ты же не пресвятой Лаоран, всеведущий и всевидящий. Нельзя отвергать помощь друга, иначе никакой дружбы не получится. Это судьба, Миша.
– Я атеист. А потому нет у меня никакой судьбы. Только собственная глупость.
Бриайд поёжился.
– Авдей тоже назвал себя атеистом. Когда давал ту клятву.
– Хорошая клятва, – кивнул Михаил. – Он молодец.
– Твой тесть тоже так считает?
– Разумеется. И Злата Григорьевна с ним согласна.
– Миша, ты… Ты не боишься оставаться перед лицом мироздания совсем один? Атеист… Тебе же не на кого рассчитывать, кроме себя.
– Зато и командовать мною некому, кроме меня самого.
– Нет, я не понимаю. Не представляю.
Михаил усмехнулся.
– Чтобы это понять, надо самому стать атеистом. – Он поднялся, отряхнул руки. – Ладно, пойдём. Баня ждёт.
= = =
Маллиарву окутывала предрассветная мгла. Адвиаг смотрел на неё в окно кабинета, хмурился.
– Почему в столице такие резкие огни? – спросил он. – На город смотреть противно. В Кимдене яркость огней такая же, но свет их приятен, ласкает взгляд. Город похож на россыпь жемчуга и бриллиантов по чёрному бархату. Здесь же от огней глазам больно.
Пассер невесело усмехнулся. Конечно, свет будет резать глаза, если не спать четвёртые сутки. Работы много, аврал за авралом. Раньше такие кризисы переживались гораздо легче. А теперь едва хватает сил на ногах держаться. «Стареем», – тоскливо подумал Пассер. Но вслух сказал другое:
– Рефракция воздуха. Один и тот же свет преломляется по-разному. Директор, к вам пришёл Алишер Валиев. Примете его?
– Давай.
Пассер впустил председателя Преградительной коллегии, высокого пухлощёкого азиата пятидесяти трёх лет.
– Что происходит в Цветущем Лотосе? – спросил его Адвиаг.
– Не знаю. Поверьте, директор, я не скрываю от вас ни слова, ни факта. Я действительно ничего не знаю и не могу понять.
– Присаживайтесь, – кивнул на гостевые кресла Адвиаг. – Чай, кофе?
– Спасибо, ничего не нужно. – Председатель сел в кресло, немного помолчал. – Досточтимый Дронгер, с братствами происходит что-то непонятное. У них междоусобицы, можете себе представить? Такого не было никогда. Людей из других братств они всегда ликвидировали охотно и помногу, но чтобы затевать войну внутри собственного братства… Я такого за всё время службы припомнить не могу, начиная ещё с убойного отдела районной полиции.
– А в архивах? – спросил Пассер.
– Референты работают, но я не думаю, чтобы нашли хоть что-то путёвое. Сама идея создания и существования братств исключает подобные события. Должно было произойти что-то невероятное… – председатель умолк.
– Сколько сейчас братств? – поинтересовался Адвиаг, сел в кресло рядом с Валтевым.
– Двести сорок девять, – ответил тот. – Но сто девяносто девять из них так, мусор. Да и среди остальных внимания заслуживает только Цветущий Лотос.
– В котором убиты все Великие Отцы и пятеро из семи Младших Отцов.
– Да, – кивнул Валиев. – Теперь у них срочная комплектация нового руководства – со всей присущей этому процессу грызнёй. В других братствах то же самое, так что в ближайшие недели две-три никаких активных действий они предпринимать не будут. Мы постараемся внедрить своих сотрудников, новое руководство будет набирать новых помощников и слуг… Но мне нужно знать, что там происходит сейчас. Досточтимый Дронгер, во имя пресвятого, у вас есть на них хоть что-нибудь?
– Если помните, почтенный Алишер, в начале нашей беседы я задал вам тот же самый вопрос.
Пассер смотрел на них рассеянным взглядом, словно не видя.
– Ну? – нетерпеливо спросил Адвиаг.
– Логично предположить, – медленно начал Пассер, – что конфликт возник из-за Погибельника. Не сошлись в критериях оценки истинного и ложного.
– Генерал, – устало сказал Валиев, – эту версию мы проверили первой. Никаких сомнений по поводу истинности и ложности Погибельника у них нет. Конфликт действительно начался из-за него, но причина была иной, и нам она неизвестна… Ну да чёрт с ней. Мы перехватили две оперативные группы. Первая из Лотоса, вторая из Хрустального Источника. Допросить не получилось, поганцы успели покончить с собой. Но место назначения мои ребята узнали. Это Гирреан, джентльмены. Седьмой округ, сектор двенадцать, пятый район, посёлок двадцать три.
– Что? – дёрнулся к нему Адвиаг.
– Да, директор, – кивнул Валиев. – Восточный Гирреан. Но это ещё не всё. Именно туда сослан Панимер. Причём адрес государь соблаговолил указать лично.
– То есть? – не понял Пассер.
– А то и есть. Отправляя Панимера в ссылку, он назвал точный адрес. Я точно так же как и вы, джентльмены, удивлён тем, что государь проявил внимание к столь мелким деталям. И кое-что уточнил у его референта. И был удивлён ещё больше. В донесениях предвозвестника, который вёл расследование в Каннаулите, упоминаются сразу три фигуранта из того же района. Причём двое из них бывшие придворные. Диирн Бартоломео Джолли, который отказался вернуться в Алмазный Город, и дээрн Сайнирк Удгайрис, которого отец отрешил от имени за связь с мятежниками. Больше того, приказом предвозвестника Удгайрис расстрелян за пособничество Погибельнику. А проживали они по соседству с нынешним местом обитания Панимера. Джолли из посёлка двадцать четыре, пособник Погибельника из посёлка двадцать два.
– Кто третий?
– Да никто. Чепуха. Простородок из местных, Авдей Северцев, посёлок двадцать три.
– Кто?! – привскочил Адвиаг.
– Ни хрена себе… – пробормотал Пассер.
– Что-то не так? – встревожился Валиев. – У меня неверная информация?
– Северцев – сын одного из лидеров центристской партии, – пояснил Пассер. – Вам процитировать, что реформисты говорят о ваших Избавительно-Погибельных играх или сами догадаетесь?
– Пути отца и сына совпадают далеко не всегда.
– С братками Северцев-младший не связан, это я вам гарантирую.
– Удгайрис тоже числился центристом, – возразил Валиев.
– В центристах не числятся, – хмуро сказал Адвиаг. – Там работают… Это одна из самых опасных и влиятельных партий в империи. А может, и самая опасная.
– Чем же? И почему их называют центристами?
– Потому, что изначально это была народно-социалистская партия, которая десять лет назад распалась на три линии – восточную, западную и центральную. Программы у них по большинству пунктов совпадают. Это преобразование империи в республику, «Три постулата демократии» в качестве первых трёх параграфов конституции, антимонопольный кодекс и всё прочее в том же духе. Но центристы опасны тем, что категорически не признают компромиссов с императорской властью. Ставку делают не столько на вооружённые действия, сколько на пропаганду. Предпочитают овладевать душами людей, а боевые акции для них не более чем вспомогательное средство. Они заявляют, что не будут тратить время и силы на войну с императором и его… – тут директор запнулся, но всё же сказал, хотя и шёпотом: – …его прихлебателями, а просто уничтожат императорскую власть как явление.
– Эта разновидность бунтовщиков действительно самая преступная и опасная, – согласился Валиев. – Их действия нацелены не на процесс борьбы, а на результат. Но тогда непонятно, почему Северцев и Удгайрис попали в донесение.
– А то, что Удгайрис был расстрелян как пособник Погибельника, вас уже не смущает?
– Нисколько. Для придворных, как нынешних, так и бывших, это стандартный способ сводить личные счёты.
– Себя вы к придворным не причисляете? – поинтересовался Пассер.
– Нет.
– Отрадно, – сказал Адвиаг. – Значит, сработаемся. Короче так, председатель: у нас идёт серьёзнейшая операция против реформистских лидеров, и в первую очередь против центристов. Большинство акций приходится, как вы понимаете, на Гирреан. И мне крайне нежелательно, чтобы под ногами братки путались.
– Какого чёрта им там надо? – процедил Валиев. – Братства Гирреаном не интересовались никогда. Избавитель приходит в мир из проклятой земли, обиталища преступников и калек? Смешно. Тогда что они ищут в Гирреане?
– Как только появится информация, поделюсь, – заверил Адвиаг. – А вы постарайтесь, чтобы в Гирреан братки не попадали ни при каких обстоятельствах. До пятнадцатого декабря там должно быть чисто!
– А что будет шестнадцатого?
Пассер хмыкнул.
– Шестнадцатого мы трое либо по Алмазной звезде на грудь получим, либо к расстрельной стене пойдём.
Председателя пробрала дрожь. Не далее как восемнадцать дней назад император едва не приговорил его к смерти. И вот опять…
– Что поделаешь, – сказал Адвиаг. – Работа такая. Только крайности, либо звезду на грудь, либо дырку бластерную в затылок. Ну да ничего, – похлопал Валиева по запястью, – прорвёмся.
– Хотелось бы верить…
– Если сумели выжить до сих пор, то сумеем выжить и дальше.
Валиев кивнул.
– Спасибо, директор. Вместе мы действительно сумеем справиться даже с Погибельником… А сейчас, простите, дела.
Валиев ушёл.
– Как думаешь, – спросил Пассера Адвиаг, – он действительно верит в Погибельника?
– Кто его знает… Может и притворяется. Одно скажу с уверенностью: братков он прессует на совесть. И в полицейский период своей жизни был очень хорошим опером.
– Ладно, черт и с ним, и с Погибельником, лишь бы братки под руку не совались. – Адвиаг помолчал. – Что там с Северцевым-старшим?
– Ничего. Он опять поменял систему связи и паролей, шифровальщики с аналитиками говорят, что ничего подобного никогда не видели. Разбираться в ней будут год, не меньше. А в остальном всё по-прежнему.
– Разбираться год… – пробурчал Адвиаг. – Через год они опять всё поменяют, и мы вновь окажемся на морозе с голой задницей.
– Чтобы сверкать задницей в следующем году, её надо прикрыть в этом.
Адвиаг вздохнул.
– Генерал, давайте о задницах после полудня поговорим? А сейчас отдыхать. Четвёртые сутки без сна – это слишком много даже для офицеров службы охраны стабильности. Совсем уже голова не работает.
– Дронгер, – глянул на него Пассер, – что ты решил с Винсентом?
– И это тоже на послеполуденное время. Винса надо уговорить немедленно уехать из Гирреана. А я никак не могу придумать ни одного убедительного аргумента.
– Я тоже…
– Спать, Альберт. Сейчас от наших мыслей больше вреда, чем пользы.
– Да, – кивнул Пассер.
* * *
Маллиарве выпал редкий для начала ноября солнечный день. Потоки света лились в широкие окна просторной гостиной, отблесками с подвесок люстры рисовали радугу на белом потолке.
Джолли с растерянностью смотрел на затянутые дорогими циновками стены огромной пятикомнатной квартиры. Пол застилают пушистые ковры. Светильники пусть и не хрустальные, но из очень хорошего стекла. Портьеры шёлковые, мебель кожаная.
– Тридцатый этаж! – радостно сказал Кандайс. – Окна на две стороны. Вся Маллиарва как на ладони! Теперь небесные картины можно будет смотреть прямо из гостиной, не надо на мороз выходить.
– Сыночек, – робко сказала Ульдима, – квартира хорошая, но каких же денег аренда стоит?
– Аренда идёт в счёт гонораров. И это только начало. Через год мы будем жить в десятикомнатных апартаментах.
– Кандик, зачем нам десять комнат? Пока эти уберёшь…
– Мама, у тебя есть горничная и кухарка. Приходящие, правда, но скоро будут и постоянные. Для Лайонны няню наймём.
– И чем всё это будет оплачено? – спросил Джолли.
– Я же говорю – у меня постоянный контракт с хорошим спортклубом. Вечером подписываю. Они предоставляют квартиру, питание всей семье, лётмарш. И это не считая гонораров за выступления! Плюс выплаты за рекламу спортивной одежды, зубной пасты и прочей дребедени. Бать, ну ты что? Я уже год в призовых боях участвую. Нормальная работа.
– До сих пор ты заключал только одноразовые соглашения под каждый конкретный бой. Ты сам выбирал противников и условия поединков. Теперь же это будет решать менеджер клуба. И ты не сможешь отказаться от боя.
– Ну и что? – разозлился Кандайс. – Хочешь сказать, что до сих пор я только со слабаками махался, а теперь, когда против меня крутого перца выставят, я лягу, как шлюха последняя?
– Нет, сын. Наоборот. До сих пор ты выбирал только сильных противников. Даже слишком сильных, чтобы нам с мамой хватало смелости смотреть на поединок. Мы закрывали глаза, Канди, и ждали финального гонга. Но мы всегда знали, что победы у тебя честные. Теперь же… Канди, что будет, если против тебя выставят заведомо слабого поединщика?
– Нет, – засмеялся Кандайс. – Так не бывает.
– В Маллиарве бывает. Здесь всегда хватало желающих полюбоваться, как один людь калечит другого, а тот даже сопротивляться не может.
– Такое только в цирке бывает, на гладиаторских боях. А я заключил контракт со спортивным клубом. Там всё чисто.
– За такие деньги чисто? – с ехидной злостью спросил Джолии. – Кандайс, лопух поселковый, ты хоть поинтересовался, сколько стоит аренда такой квартиры в Кимдене занюханной, а тем более – в столице империи? Честному спортивному клубу неоткуда взять такие деньги. Даже с учётом рекламных выплат и тотализатора.
– Батя, я же тебе самого главного не сказал. Контракт я заключал с «Три-Макс-Ринг». Это клуб средней руки, и гонорары там слабенькие. Хотя и вдвое больше, чем на одноразовых договорах. Но дело не в этом. «Клер-Фей», один из лучших спортклубов империи, выкупил у них мой контракт! Ты представляешь, какие теперь у меня будут гонорары? Вот это, – взмахом руки показал он на квартиру, – только начало.
– Постой-постой, – схватил его за руку Джолли. – Ты хочешь сказать, что один клуб продал тебя другому, как барана?
– Не меня, а мой контракт, – обиделся Кандайс. – Пятнадцать тысяч, между прочим, заплатили. Второе больше, чем хороший лётмарш стоит. Да ещё три тысячи лично мне должны, в компенсацию за беспокойство.
– Как это «контракт перекупили»?! – возмутилась Ульдима. – Ты ведь ещё ничего не подписывал!
– Ну так вечером подпишу. Конечно, менеджеры из «Клер-Фэй» постарались успеть договориться с «Три-Максами» до оформления всех бумаг. Иначе бы отступные обошлись бы им не в пятнадцать, а в восемнадцать тысяч! – Кандайс гордился затраченными на него суммами. Абы за кого такие деньжищи платить не станут.
Джолли только крякнул с досадой.
– Канди, сынок, да какая разница, за пятнадцать тысяч дастов тебя продали или за три мална? Главное, что ты продан как вещь. Сын, ты стал рабом, неужели не понимаешь? Ещё контракта нет, а тобой уже торгуют хуже, чем шлюхой распоследней!
– Ты… Ты что говоришь такое, батя? Да ты хоть раз в жизни держал в руках три тысячи дастов? Квартиру такую видел? Даже в Алмазном Городе у тебя комнаты хуже были. Про Гирреан и говорить нечего. Батя, ты настоящую школу откроешь! Чтобы полы в ней были мраморные и потолок с алебастровой лепниной.
– Настоящесть любой школы определяется исключительно успехами её учеников. Твой любимый мастер Никодим, основатель стиля «Девяти звёзд», вообще на задних дворах дешёвых кимденских гостиниц преподавал. И то, если везло на доброго гостинщика нарваться. Нередко занятия в городском парке проходили или на заброшенных стройках. Но ученики приезжали к нему даже из других государств. А разработанный Никодимом стиль единоборства считается наилучшим вот уже третье столетие. И заслуженно считается, насколько я могу судить.
– Батя, тебе что, гирреанский сарай нравится больше столичной студии?
– Нет, студия лучше сарая, с этим никто не спорит. А баранина вкуснее козлятины, с этим тоже спорить бессмысленно. Другое дело, какую цену мы заплатим за такие блага.
– Пока платят нам.
– За что платят, Кандайс? Я готов поверить, что «Клер-Фэй» – честный спортивный клуб и не заставляет своих бойцов выполнять работу палача. Но в цирках другие правила. А для клубов не считается бесчестным делом торговать бойцами. Канди, что будет, если твой контракт перекупит какой-нибудь цирк? Тогда из единоборца ты станешь гладиатором. Ты ведь знаешь, что такое гладиаторский бой. Гладиаторы убивают на потеху толпе оскотинившехся зевак!
– Скажешь тоже, – пробормотал Кандайс. – Откуда у цирка деньги на контракт настоящего бойца?
– Цирки богаты. Они могут заплатить и пятнадцать, и тридцать, и все шестьдесят тысяч. А перекупку контракта не сможет обжаловать ни один адвокат. Фактически все цирки принадлежат императору, юридические владельцы не более, чем управляющие.
Кандайс заколебался.
– Откажись, пока не поздно, – сказал Джолли. – Ты и так получишь всё – и славу, и деньги. Пусть не столь быстро, как по контракту крупного клуба, но…
– Вот именно, что не быстро! – перебил Кандайс. – С одноразовыми договорами на такую квартиру пять лет вкалывать надо. А по контракту я получаю сразу всё. Через пять лет собственную резиденцию куплю, не хуже, чем у любого дээрна. Лётмарш векаэсного производства… Студию твою выкупим, нечего тебе на аренде сидеть… Нас в лучших домах Маллиарвы принимать будут… Сами в нашу честь приёмы устраивать станут… Никто и сявкнуть не посмеет, что мы гирреанцами были!
– Канди…
– Я подпишу контракт, батя. И всё на этом! А ты… Ты лучше съезди за Лайонной. Мы ведь пообещали, что в интернате она не больше трёх дней пробудет. И подыскивай себе студию, рекламу давай. Батя, ну что ты смурной такой? Радуйся, у нас новая жизнь начинается! И не бойся, теперь всё пучком будет.
Джолли глянул на дорогую мебель, на циновки ручного плетения. Горничная принесла вино, шоколад и печенье, – всё натуральное, без малейшей примеси синтетического белка. А за окном лежала Маллиарва. Недоступная долгих семь лет, теперь она была готова подарить Джолли всю свою сладость и роскошь.
– Будь осторожен, Канди, – сказал он сыну. – Маллиарва столь же коварна, сколь и прельстительна. Здесь всё очень непросто.
– Я понял, – усмехнулся Кандайс. – Потому и нанял толкового адвоката, дополнения к контракту читать.
Джолли кивнул.
* * *
Винсент закрепил решётку с силокристаллами.
– Включай, – сказал помощнику.
Двигатель лётмарша работал ровно и почти бесшумно.
– И всё же лёгкий отзвук остался, – нахмурился Винсент. – Но это после обеда откалибруем. Глуши мотор!
Из лётмаршной кабины выскочил Николай.
– Я контакты пусковика царговой кислотой протёр, крепления новые поставил. Звук приглох, но всё равно остался.
– Да, сами мы тут не разберёмся, – сказал Винсет. – Перепиши работу двигателя на анализатор, я расчётчику отнесу, пусть посмотрит, что там не так.
– Подожди немного, Гюнт уже понёс ему данные по вон тому грузовику.
Винсент глянул на обшарпанный лётмарш-пятитонку.
– И они надеются, что эта развалюха ещё сможет летать?
– Хозяин даже смотреть на такой металлолом не хотел, не то что чинить. Но Михаил Семёнович сказал, что всё не так безнадёжно, как выглядит. Тогда хозяин сказал, что если такой умный, то пусть сам это корыто чинит. Семёныч снял данные. Теперь Авдей делает расчёты. Не нужно его отвлекать.
– Ничего, я Авдею не помешаю.
Для расчётчика в ремонтом ангаре отгорожен небольшой звуконепроницаемый закуток. Авдей, поглядывая в данные анализатора, заполнял расчётную таблицу на компьютере.
– Так ты не центрист… – тихо приговорил Гюнтер.
– И никогда им не буду, – ответил Авдей.
– Но почему? Ведь твой отец…
Авдей улыбнулся.
– Мой отец – честный подданный бенолийского императора и ни в каких антигосударственных организациях не состоит.
– Авдей, я серьёзно!
– Серьёзно, говоришь… А если серьёзно, Гюнтер, то я помогал центристам в делах, которые считал полезными, но полностью их путь не разделял никогда, потому что он ошибочен. Центристы видят ситуацию не дальше императорского трона. Им кажется, что если уничтожить его вместе с Максимилианом, то нищета и чиновничьи злоупотребления исчезнут, волна преступности пойдёт на спад, а в стране тут же наступит всеобщее благоденствие. Это ошибка. Уровень преступности низкий там, где люди считают постыдным красть, грабить и насиловать, а такое достигается только целенаправленным воспитанием на протяжении как минимум трёх поколений. Чиновники лишь тогда честно выполняют свои обязанности, когда есть действующая и по-настоящему эффективная законодательная база, подкреплённая активной работой неправительственных правозащитных организаций. Что же касается нищеты… – Авдей вздохнул, досадливо дёрнул плечом: – Тут всё решает трелг. Точнее – монополия ВКС на производство самых жизненно необходимых товаров из трелга, и в первую очередь энергокристаллов из порошка, который получается при выпаривании трелгового сока. Энергокристаллы – один из самых востребованных и доходных товаров в Иалумете, а потому ВКС необходим постоянный источник сырья. Им стала Бенолия. Но оставаться надёжным сырьевым придатком она может только при наличии диктаторской власти, которая ставит большинство населения в положение рабов, вынуждает заниматься трелгом и ничем иным, кроме трелга. К тому же координаторам бенолийская нищета необходима затем, чтобы держать страну в непреодолимой зависимости. Ведь Бенолия не производит никаких товаров – ни продовольственных, ни промышленных. Только трелг. Есть его, конечно, можно. Однако без мяса, круп и овощей, на одном трелге, долго не протянуть. Особенно если учесть, что всю технику для выращивания и обработки трелга, от лопаты до прессовальщика, Бенолия закупает за границей. Без гуманитарных поставок ВКС бенолийцы обречены на голодную смерть.
– Всем остальным странам Иалумета без трелга будет не лучше, – заметил Гюнтер.
– Вот именно! – поддержал его Авдей. – Из этого следует, что если кто-то хочет освободить Бенолию от тирании императора и вытащить из вечной нищеты, то сначала нужно найти новые сырьевые ресурсы для энергокристаллов и прочих трелговых товаров, развить рынок, на котором будут конкурировать множество независимых товаропроизводителей. Это избавит Иалумет от тирании ВКС. И лишь после этого можно будет результативно реформировать бенолийскую жизнь. Иначе мы сменим монархическую тиранию на диктатуру левацкой партии, которая всегда и жесточе, и кровавее. Такое уже было – за семсот лет до Максимилиана, при Алмазной республике, «самой чистой, честной и несокрушимой стране Иалумета», как они себя именовали. И до неё, при первой республике, народно-демократической, было то же самое. Появления третьей тиранической республики я не хочу. Смысла нет. Максимилиан тиранствует нисколько не хуже.
– Кроме энергокристаллов у ВКС ещё и генераторы воздуха есть, – напомнил Винсент.
– И генераторы воды начали появляться, – ответил Авдей. – Это возвращает нас к исходному утверждению: центристы – лучшее, что есть в Бенолии сейчас, но путь их всё же ведёт в тупик. Вся деятельность центристов похожа на гирреанские мятежи – поражений нет, но и побед не бывает. Эдакий бег на месте, щедро оплаченный людской кровью.
И Гюнтер, и Винсент смотрели на Авдея с глубочайшей растерянностью.
– Но почему ты тогда помогал центристам, если нисколько не веришь в их путь? – спросил Винсент.
– Потому что бег на месте – хорошее лечебное средство. Болезнь он не исцелит, но и умереть не позволит, поддержит нездоровье на минимально приемлемом для жизни уровне. А Бенолия, да и весь Иалумет, больны давно и тяжко.
– И твой отец всё это знает? – не поверил Винсент. – Ты говорил ему все эти слова?
