Текст книги "Треугольная шляпа. Пепита Хименес. Донья Перфекта. Кровь и песок."

Автор книги: Висенте Бласко

Соавторы: Хуан Валера,Гальдос Перес,Педро Антонио де Аларкон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 65 страниц)

Глава XXII
Гардунья лезет вон из кожи

Когда Гардунья прибежал на мельницу, коррехидор уже пришел в себя и пытался подняться с пола.

Тут же на полу, рядом с ним, стоял зажженный светильник, который его милость захватил из спальни.

– Она уже ушла? – прежде всего спросил дон Эухенио.

– Кто она?

– Да этот дьявол!.. Ну мельничиха конечно…

– Да, сеньор… Она ушла… и не думаю, чтоб в очень добром расположении духа…

– Ах, Гардунья! Я умираю…

– Но что такое с вашей милостью? Ей-богу, я…

– Я упал в воду и промок насквозь… У меня зуб на зуб не попадает…

– Так, так! Значит, вода виновата!

– Гардунья!.. Думай о том, что ты говоришь!..

– Я ничего и не говорю, сеньор…

– Ну, хорошо, выручи меня из беды…

– Сию минуту… Вот увидите, ваша милость: живо все устрою!

Так сказал альгвасил и в мгновение ока, одной рукой взяв светильник, а другой подхватив коррехидора под мышку, метнулся в спальню, раздел его донага, уложил в постель, потом сбегал в сарай, притащил охапку дров, развел в кухне огонь, взял сверху платье своего начальника, развесил на спинках стульев, зажег светильник, повесил его на крюк, а затем вернулся в спальню.

– Ну, как вы себя чувствуете? – спросил он дона Эухенио, держа как можно выше светильник, чтобы лучше разглядеть лицо его превосходительства.

– Прекрасно! Наверно, скоро вспотею… Завтра я тебя повешу, Гардунья!

– За что, сеньор?

– И ты еще смеешь спрашивать? Ты думаешь, я, следуя твоему идиотскому плану, рассчитывал улечься в эту постель один, да еще вторично приняв таинство крещения?.. Завтра же я тебя повешу!

– Да расскажите мне, ваша милость, что случилось?.. Как же с сеньей Фраскитой?..

– Сенья Фраскита пыталась меня убить. Это все, чего я добился, следуя твоим советам. Можешь быть уверен: я тебя повешу завтра утром!

– Что-нибудь да не так, сеньор коррехидор! – заметил альгвасил.

– Почему ты так думаешь, болван? Потому что я лежу здесь обессиленный?

– Нет, сеньор. Я потому так думаю, что, когда сенья Фраскита поехала в город за врачом, она вовсе не показалась мне такой жестокой…

– Святый боже! Ты уверен, что она поехала в город? – воскликнул вконец перепуганный дон Эухенио.

– По крайней мере она сама мне так сказала…

– Беги, лети, Гардунья!.. Ах, я погиб безвозвратно!.. Знаешь, зачем сенья Фраскита отправилась в город? Все рассказать моей жене!.. Уведомить ее, что я здесь!.. Ах, боже мой! Боже мой, как же это я раньше не догадался? Я думал, она помчалась в село искать мужа, а муж в надежных руках, – стало быть, мне наплевать! Но раз она в город!.. Гардунья, беги, лети… Ты ведь всегда был скороходом, спаси меня! Добейся, чтобы эта ужасная мельничиха не проникла в мой дом!

– А если я добьюсь этого, ваша милость меня не повесит? – насмешливо спросил Гардунья.

– Не только не повешу – я подарю тебе сапоги: они мне велики, но зато почти совсем новенькие. Я подарю тебе все, что захочешь!

– Коли так – лечу стрелой. Спите спокойно, ваша милость. Наваррку я засажу в тюрьму и через полчаса буду здесь. Когда нужно, я могу бегать быстрее осла.

С этими словами Гардунья сбежал по ступенькам вниз. Само собой разумеется, что именно во время его отсутствия здесь и побывал мельник, который увидел в замочную скважину всякие чудеса.

Итак, предоставим коррехидору потеть в чужой постели, а Гардунье – лететь в город, куда в недалеком будущем за ним последует дядюшка Лукас в треугольной шляпе и ярко-красном плаще, – и, превратившись сами в скороходов, помчимся в село вслед за доблестной сеньей Фраскитой.

Глава XXIII
Снова пустыня и уже знакомые голоса

По пути от мельницы к селу наваррка испытала легкий испуг, когда увидела, что кто-то среди поля высекает огонь.

«А вдруг это коррехидоров сыщик? Что, если он меня задержит?» – подумала мельничиха.

В тот же миг донесся рев осла.

«Откуда в такой час могут взяться в поле ослы? – размышляла сенья Фраскита. – Ведь тут нет ни огорода, ни хутора… Это, наверно, нечистая сила надо мной потешается! Но только это не ослица моего мужа… Что моему Лукасу нужно здесь ночью, в стороне от дороги? Ничего! Конечно, это сыщик!»

В этот момент ослица, на которой ехала сенья Фраскита, сочла нужным испустить ответный рев.

– Да замолчи ты, проклятая! – крикнула на нее наваррка, втыкая ей в бок булавку.

Страшась нежелательной встречи, наваррка тоже свернула с дороги и погнала ослицу прямо по полю.

Когда пробило одиннадцать часов вечера, сенья Фраскита подъезжала к околице села.

Глава XXIV
Король того времени

После обильного возлияния сеньор алькальд улегся со своей почтенной супругой спиной к спине, образовав с ней таким образом, ту самую фигуру, которую наш бессмертный Кеведо называл австрийским двуглавым орлом, как вдруг в дверь супружеской спальни постучал Тоньюэло и возвестил сеньору Хуану Лопесу, что сенья Фраскита, мельничиха, желает с ним говорить.

Мы не будем пересказывать, как ворчал и бранился спросонок алькальд, и сразу же перейдем к тому моменту, когда он предстал перед мельничихой, потягиваясь, как гимнаст, развивающий свою мускулатуру, непрерывно зевая и в промежутках между зевками восклицая:

– Как ваше драгоценное, сенья Фраскита? Какими судьбами вы здесь? Ведь вам же сказал Тоньюэло, чтобы вы оставались на мельнице? Так-то вы повинуетесь властям?

– Мне нужно видеть Лукаса! – заявила наваррка. – Мне нужно видеть его сию же минуту! Передайте ему, что здесь его жена!

– Нужно! Нужно! Сеньора, вы забываете, что говорите с самим королем!

– Оставьте вы этих королей, сеньор Хуан, мне не до шуток! Сами хорошо знаете, что приключилось со мной и для чего вы арестовали моего мужа.

– Я знать ничего не знаю, сенья Фраскита… А что касается вашего мужа, то он вовсе не арестован, а преспокойно спит здесь у нас, и обращаются с ним так, как я вообще обращаюсь с людьми. Эй, Тоньюэло, Тоньюэло! Сбегай на сеновал и скажи дядюшке Лукасу, чтобы он немедленно шел сюда… Ну, так вот… Что же такое стряслось?.. Вам было страшно спать одной?

– Постыдились бы, сеньор Хуан! Вы хорошо знаете, что я не любительница таких шуточек! Все очень просто: вы и сеньор коррехидор замыслили погубить меня, но вы здорово промахнулись! Я – здесь, и со мной не случилось ничего такого, чего мне следует стыдиться, а вот сеньор коррехидор находится сейчас на мельнице при смерти!..

– Коррехидор при смерти? – воскликнул его подчиненный. – Это правда, сеньора?

– Истинная правда. Он свалился в поток и чуть не потонул. Наверно, он схватил воспаление легких или еще что-нибудь такое… Это уж пусть его супруга разбирается. Я приехала сюда за своим мужем, чтобы завтра же утром отправиться вместе с ним в Мадрид и рассказать обо всем королю.

– Вот дьявол, вот дьявол! – пробормотал сеньор Хуан Лопес. – Слушай, Мануэла! Поди-ка, детка, оседлай мула… Сенья Фраскита, я еду на мельницу, и горе вам, если с сеньором коррехидором стряслась какая-нибудь беда!

– Сеньор алькальд, сеньор алькальд! – воскликнул Тоньюэло, вбегая в комнату ни жив ни мертв. – Дядюшки Лукаса нет на сеновале, ослицы его тоже нет, а ворота на скотном дворе стоят настежь… Одним словом, упорхнула птичка!..

– Что ты болтаешь? – заорал сеньор Хуан Лопес.

– Пресвятая богородица! Что-то произойдет у нас в доме? – воскликнула сенья Фраскита. – Едемте скорее, сеньор алькальд, не будем терять времени!.. Мой муж убьет коррехидора, если застанет его там в такую пору!..

– Так вы полагаете, что Лукас на мельнице?

– А как же иначе? Я вам больше скажу… Когда я ехала сюда, то я его встретила, только не узнала. Ведь это, конечно, он высекал огонь среди поля! Боже мой! Подумать только, что иной раз животное бывает гораздо разумнее людей! Надо вам сказать, сеньор Хуан, что наши ослицы, понятно, спознали друг дружку и поздоровались, а Лукас и я – мы не поздоровались и один другого не узнали!.. Какое там! Мы бросились в разные стороны, – мы приняли друг друга за сыщиков!..

– Хорош же ваш Лукас! – заметил алькальд. – Ну да ладно, поедем, а там видно будет, как с вами со всеми поступить. Со мной не шути. Я ведь король!.. Только не такой, какой у нас теперь в Мадриде или, может, в Пардо,[23]23
  Пардо – одна из резиденций испанских королей, расположенная вблизи Мадрида.


[Закрыть] а такой, какой был в Севилье и которого звали дон Педро Жестокий… Эй, Мануэла, подай мне жезл и скажи своей госпоже, что я уехал.

Служанка (которая наверняка была более покладистой девицей, чем это могло понравиться хозяйке, и менее скромной, чем того требовали добрые нравы) повиновалась, а так как мул сеньора Хуана Лопеса стоял уже оседланным, то сенья Фраскита и алькальд не теряя времени отбыли на мельницу, сопровождаемые неизменным Тоньюэло.

Глава XXV
Звезда Гардуньи

Забежим вперед, предположив, что мы способны обогнать любого скорохода.

Гардунья, обыскав все улицы города, но так и не найдя сеньи Фраскиты, к этому времени уже вернулся на мельницу.

Хитрый альгвасил не преминул заглянуть по дороге в коррехимьенто[24]24
  Коррехимьенто – резиденция коррехидора.


[Закрыть] и застал там мир и тишину. Двери были распахнуты настежь, как среди бела дня. Такой уж там установился обычай: двери не затворялись до тех пор, пока власти не вернутся, завершив все, что вменяют им их священные обязанности. На площадке лестницы и в приемной мирно дремали альгвасилы и другие чины, дожидаясь коррехидора. Но заслышав шаги Гардуньи, двое или трое из них, потянувшись, спросили своего старшину и непосредственного начальника:

– Сеньор вернулся?

– Нет еще! Будьте спокойны. Я пришел узнать, нет ли чего нового.

– Ничего.

– Как сеньора?

– Она у себя.

– Тут недавно не приходила женщина?

– За весь вечер никто не показывался…

– Так вот, вы никого не впускайте, кто бы он ни был и что бы он ни говорил. Мало того: кто спросит сеньора или сеньору, пусть это будет хоть само утреннее светило, сейчас же хватайте и тащите его в тюрьму.

– Видно, нынче охота идет за крупной дичью? – спросил один из альгвасилов.

– На крупного зверя! – поправил другой.

– На самого крупного, – многозначительно подтвердил Гардунья. – Сами можете судить, какое тонкое дело, ежели мы с коррехидором взялись за него самолично!.. Ну, пока до свидания, будьте здоровы, и не зевать!

– Идите с богом, сеньор Бастьян! – хором ответили все.

– Моя звезда заходит! – пробормотал Гардунья, покидая коррехимьенто. – Даже бабы втирают мне очки! Вместо того чтобы ехать в город, мельничиха отправилась в село за своим мужем… Глупый Гардунья! Что сталось с твоим нюхом?

Рассуждая таким образом, он пустился обратно на мельницу.

Альгвасил был прав, жалуясь на утрату прежнего нюха: он не почуял человека, который притаился в ивняке, близ овражка, и который при виде Гардуньи прошептал, как бы обращаясь к своему ярко-красному плащу:

– Берегись, Пабло![25]25
  Фраза из романа Кеведо «История жизни пройдохи по имени дон Пабло…», которую произносит главный герой романа и которая значит: «Будь осторожен!» Эта фраза стала нарицательной.


[Закрыть] Вот идет Гардунья!.. Он не должен меня видеть…

То был дядюшка Лукас, переодетый коррехидором; он шел по дороге в город и все повторял про себя сакраментальную фразу:

– А ведь коррехидорша тоже недурна!

Гардунья проскочил мимо, ничего не заметив, а мнимый коррехидор вышел из своего укрытия и двинулся по направлению к городу.

А вскоре, как уже было сказано в начале этой главы, альгвасил снова появился на мельнице.

Глава XXVI
Внезапное решение

Коррехидор продолжал лежать в постели все в том же виде и в том же положении, в каком он открылся взору дядюшки Лукаса сквозь замочную скважину.

– Я славно пропотел, Гардунья! Это меня спасло от простуды! – воскликнул он, как только альгвасил появился на пороге комнаты. – Ну, что сенья Фраскита! Ты встретился с ней? Ты ее привел сюда? Виделась она с женой?

– Сеньор, – жалобным голосом заговорил Гардунья, – мельничиха провела меня, как последнего дурака: она поехала вовсе не в город, а в село, за мужем. Простите мне мою глупость…

– Тем лучше! Тем лучше! – произнес мадридец, и глаза его злобно засверкали. – В таком случае все спасено! Прежде чем рассветет, оба они, Лукас и Фраскита, отправятся в тюрьму инквизиции, скованные одной цепью, а уж там я их сгною, там уж им не придется рассказывать о событиях нынешней ночи. Гардунья, принеси мне мое платье, – оно, наверно, уже просохло… Принеси и одень меня! Любовник сейчас превратится в коррехидора!..

Гардунья поспешил на кухню за платьем…

Глава XXVII
Именем короля!

Между тем сенья Фраскита, сеньор Хуан Лопес и Тоньюэло приближались к мельнице и через несколько минут оказались перед ее воротами.

– Я войду первым! – воскликнул алькальд. – Недаром же я власть! Ты, Тоньюэло, следуй за мной, а вы, сенья Фраскита, ожидайте за дверью, покуда вас не позовут.

Сеньор Хуан Лопес проник в беседку и там при свете луны заметил горбуна, одетого, как обычно одевался мельник, в куртке и штанах темного сукна, подпоясанного черным кушаком, в синих чулках, плюшевой шапочке, какие носят мурсийцы, и с черным плащом через плечо.

– Это он! – крикнул алькальд. – Именем короля! Сдавайтесь, дядюшка Лукас!

Человек в шапочке попытался юркнуть в дверь.

– Сдавайся! – в свою очередь завопил Тоньюэло, бросаясь на него и хватая его за шиворот, а затем быстрым ударом коленкой в поясницу повергнув наземь.

Вдруг, откуда ни возьмись, какой-то хищник ринулся на Тоньюэло, схватил его за кушак, швырнул на каменный пол и принялся осыпать градом пощечин.

То была сенья Фраскита.

– Негодяй! Оставь моего Лукаса! – кричала она.

Тут на сцене появился новый персонаж; он вел за собой осла, но увидев, что происходит, стремительно кинулся в бой, пытаясь выручить Тоньюэло.

Это был Гардунья: приняв сельского альгвасила за дона Эухенио де Суньига, он крикнул мельничихе:

– Сеньора, имейте уважение к моему начальнику! – и швырнул ее на альгвасила.

Очутившись между двух огней, сенья Фраскита с такой силой ударила Гардунью в живот, что тот упал навзничь и растянулся во весь рост.

Теперь уже целых четыре человека, сцепившись, катались по полу.

Сеньор Хуан Лопес придавил ногой мнимого Лукаса, не давая ему подняться.

– Гардунья! На помощь! Я коррехидор! – вскричал наконец дон Эухенио, чувствуя, что нога алькальда, обутая в сапог из бычьей кожи, вот-вот раздавит его.

– Да ведь это и впрямь коррехидор! – молвил сеньор Хуан Лопес, преисполнившись ужаса.

– Коррехидор! – хором повторили все.

Четверо катавшихся по земле мигом вскочили на ноги.

– Всех в тюрьму! – рявкнул дон Эухенио де Суньига. – Всех на виселицу!

– Сеньор… – заговорил Хуан Лопес, опускаясь на колени. – Простите, ваша милость, что мы с вами так обошлись! Но как узнать вашу милость в таком простом одеянии?

– Болван! – взревел коррехидор. – Что-то я должен был надеть?! Разве ты не знаешь, что всю мою одежду похитили? Разве ты не знаешь, что шайка разбойников под предводительством Лукаса…

– Ложь! – вскричала наваррка.

– Послушайте, сенья Фраскита, – обратился к ней Гардунья, отзывая ее в сторону. – С позволения сеньора коррехидора и всех присутствующих… Если вы не уладите дело, он всех нас повесит, начиная с Лукаса!..

– Но в чем дело? – спросила сенья Фраскита.

– А в том, что дядюшка Лукас расхаживает сейчас по городу в костюме коррехидора… И бог его знает, не доведет ли его этот наряд до самой спальни коррехидоровой супруги!

И тут в нескольких словах альгвасил рассказал ей все, что нам уже известно.

– Иисусе! – воскликнула мельничиха. – Значит, мой муж думает, что я обесчещена! Значит, он пошел в город отомстить мне!.. Едемте, едемте в город и там, как хотите, оправдайте меня в глазах Лукаса!

– Едемте в город! Я не могу допустить, чтобы этот человек выкладывал моей жене весь вздор, который он вбил себе в голову, – заявил коррехидор, бросаясь к одной из оседланных ослиц. – Помогите мне сесть, алькальд.

– Ну что ж, в город так в город, – молвил Гардунья. – Но только, дай бог, сеньор коррехидор, чтобы дядюшка Лукас, напяливший вашу одежду, удовлетворился одним разговором с вашей супругой!

– Что ты мелешь? – зарычал дон Эухенио де Суньига. – Ты думаешь, этот мерзавец способен…

– На все! – ответила сенья Фраскита.

Глава XXVIII
«Пресвятая богородица, спаси нас! Половина первого, все спокойно»

Так возглашали на улицах города – те, разумеется, кому это полагалось, – когда мельничиха и коррехидор, оба на ослицах, сеньор Хуан Лопес на муле и альгвасилы пешкам достигли дверей коррехимьенто.

Двери были заперты.

Можно было подумать, что для правителей, так же как и для управляемых, на сегодня все уже закончилось.

«Скверно!» – подумал Гардунья и несколько раз ударил тяжелым молотком в дверь.

Прошло довольно много времени, но никто не открывал, никто не откликался.

Сенья Фраскита была желтее воска.

Коррехидор успел за это время обгрызть себе все ногти на руках.

Все молчали.

«Бух! Бух! Бух!» – сыпались удары в дверь коррехимьенто; колотили поочередно оба альгвасил а и сеньор Хуан Лопес… И все напрасно! Никто не отвечал! Никто не отворял! Никто не пошевельнулся!

Слышно было лишь, как во дворе со звоном рассыпались струи фонтана.

Каждая минута казалась вечностью.

Наконец, около часу ночи, на втором этаже приоткрылось окошечко, и женский голос спросил:

– Кто там?

– Это голос кормилицы… – прошептал Гардунья.

– Я! – ответил дон Эухенио де Суньига. – Откройте!

Полная тишина.

– А кто это «я»? – отозвалась наконец мамка.

– Разве ты меня не узнаешь? Это я, хозяин!.. Коррехидор!..

Снова молчание.

– Идите себе с богом! – сказала добрая женщина. – Мой хозяин целый час как воротился и лег почивать. Ложитесь и вы. Проспитесь, хмель-то, глядишь, и выйдет вон из головы.

И окошко со стуком захлопнулось.

Сенья Фраскита закрыла лицо руками.

– Мамка! – завопил, выйдя из себя, коррехидор. – Ты разве не слышишь, что я приказываю тебе отворить? Ты разве не слышишь, что это я? Хочешь, чтоб и тебя повесили?

Окошко снова отворилось.

– Да что ж это такое?.. – сказала кормилица. – Кто это так буянит?

– Это я, коррехидор!

– Полно молоть вздор! Я же сказала, что еще двенадцати не было, а уж сеньор коррехидор воротился домой… Я своими собственными глазами видела, как он заперся на половине у госпожи! Шутки вы со мной шутите, что ли?.. Ладно, обождите!.. Сейчас я вам покажу!..

Тут дверь распахнулась, и целая орава слуг и прихлебателей, вооруженных палками, набросилась на стоявших у входа.

– А ну-ка! Где он – тот, кто выдает себя за коррехидора? – в бешенстве кричали они. – Где этот буян? Где этот пьяница?

И пошла такая кутерьма, что никто ничего не мог разобрать, ибо улица была погружена во тьму; однако немало палочных ударов пришлось на долю коррехидора, Гардуньи, сеньора Хуана Лопеса и Тоньюэло.

Это были уже вторые побои, которые дону Эухенио де Суньига довелось принять за время его ночных похождений, не считая купанья у мельницы.

Сенья Фраскита, стоявшая в стороне от этой свалки, первый раз в жизни плакала…

– Лукас! Лукас! – шептала она. – И ты мог усомниться во мне! И ты мог обнимать другую! Ах, горю нашему помочь нельзя!

Глава XXIX
Post nubila… Diana[26]26
  Буквально: «После туч… Диана» (то есть луна). Аларкон обыгрывает известное латинское выражение Post nubila Phoebus – «После туч – Феб» (то есть солнце), что означает: мрачные времена сменяются светлыми. Под Дианой здесь подразумевается супруга коррехидора.


[Закрыть]

– Что за шум? – внезапно произнес спокойный и приятный голос, торжественно прозвучавший рад этим ревом и гамом.

Все подняли головы и увидели, что на балконе стоит женщина, одетая с головы до ног в черное.

– Госпожа! – воскликнули слуги и бросили орудовать палками.

– Моя жена! – прошамкал дон Эухенио.

– Пропустите их. Сеньор коррехидор разрешает, – прибавила сеньора.

Слуги расступились, и сеньор Суньига и его спутники вошли в переднюю, а затем стали подниматься по лестнице. Ни один преступник не подымался на эшафот таким неверным шагом и с таким искаженным от страха лицом, как шел коррехидор по ступенькам лестницы собственного дома. Однако мало-помалу мысль о бесчестии, нанесенном его имени, властно вытеснила мысли о досадных злоключениях, в которых он сам был повинен, и о том смешном положении, в котором очутился.

«Прежде всего, – размышлял он, – я Суньига-и-Понсе де Леон!.. Горе тем, кто об этом забыл! Горе моей супруге, если она бросила тень на мое имя!»

Глава XXX
Знатная сеньора

Коррехидорша приняла своего супруга и всю его деревенскую свиту в главном зале коррехимьенто.

Она стояла в зале одна, устремив взгляд на дверь.

Это была очень важная дама, еще довольно молодая, отличавшаяся той кроткой и вместе с тем строгой красотой, в которой более христианского, нежели языческого. Одета она была благородно и просто, по требованию моды того времени. На ней было короткое, облегающее фигуру платье из тонкой черной шерсти с пышными буфами; белая, с желтоватым оттенком, косынка шелкового кружева была накинута на ее великолепные плечи; длинные митенки из черного тюля закрывали большую часть ее мраморных рук. Она величественно обмахивалась огромным веером, привезенным с Филиппинских островов, а в другой руке держала кружевной платочек, все четыре уголка которого свешивались столь симметрично, что их можно было сравнить только с образцовым поведением самой хозяйки.

В этой красивой женщине было нечто от королевы и много от аббатисы, и потому весь ее облик внушал окружающим благоговение и вместе с тем страх. К тому же ее костюм, необычайно парадный для столь позднего часа, ее горделивая осанка, яркое освещение в зале – все свидетельствовало о том, что супруга коррехидора вознамерилась придать этой сцене некую театральность, особую торжественность, которая составила бы контраст с низкими и грубыми проделками мужа.

Заметим, наконец, что сеньору звали донья Мерседес Каррильо де Альборнос-и-Эспиноса де лос Монтерос и происходила она по прямой линии от славных завоевателей этого города. Родные по соображениям светского тщеславия принудили ее связать себя узами брака со старым и богатым коррехидором, и она, мечтавшая уйти в монастырь, ибо природная склонность влекла ее к затворничеству, решилась на это самопожертвование.

Ко времени описываемых событий у нее уже было два отпрыска от резвого мадридца; поговаривали, что ожидается и третий…

Однако обратимся к нашему рассказу.