Текст книги "Прошлое с нами (Книга вторая)"
Автор книги: Василий Петров
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 45 страниц)
Ступень в бессмертие
Тропинка неожиданно оборвалась. Впереди круглой чашей сверкало прозрачное озерко. По краю шумели густые камыши. Нерешительно переминаясь, проводник – штабной телефонист дивизиона – виновато оглядывался.
Мы могли опоздать. Подобных вещей начальники не любят.
Варавин пожурил телефониста, извлек из планшетки свою двухсоттысячную карту и решительно повернул обратно. Мы двигались скорым шагом и через полчаса вышли к песчаным курганам, каких немало на берегу Днепра. На ближнем из них обосновался командный пункт командира 2-го дивизиона. Патрулировавшие подступы дозорные направили нас к блиндажу, оборудованному у подножия кургана.
Это было просторное помещение с бревенчатыми стенами и потолками из толстых неошкуренных сосен, освещенное небольшими лампочками с провисшей проводкой. Судя по глубине последнего участка хода сообщения, перекрытие имело толщину не менее десяти метров.
После трех месяцев, проведенных под открытым небом, атмосфера блиндажа стесняет, чересчур уж мрачно. В конусах света, который излучали лампы, за грубыми, наспех сколоченными столами рассаживались вызванные на совещание командиры и начальники из батарей и. штаба дивизиона. Штабные писари развешивали по стенам схемы и карты. В дальнем углу работали на планшетах топографы. Переговаривались у своих аппаратов телефонисты.
Едва начал затихать шум приветствий, вызванный нашим прибытием, вошел командир дивизиона. Старший лейтенант Юшко подал команду. Но, кажется, он отвык от казарменной службы. Слова рапорта вызвали раскачивание схем на стенах. Старший лейтенант Рева улыбался. Прошел к столу, начал говорить:
– Товарищи командиры и начальники! Находясь здесь, с потолком над головой, вы имеете возможность представить себе наше ближайшее будущее. Подобные сооружения соответствующего объема и профиля необходимо построить для каждого отделения и расчета. Но об этом я скажу позже... А сейчас... обстановка. Немцы своими передовыми частями вышли к Припяти у Чернобыля и южнее его начали накапливать силы. На двести тридцать первый КАП возлагается прикрытие Днепра на участке от впадения Припяти и вниз по течению. Фронт... тридцать пять километров. На всем протяжении устанавливается беспрерывное наблюдение. Задача... огнем с закрытых позиций воспретить противнику форсирование реки. Плоты, лодки, паромы... все, что появляется на воде, немедленно отправлять ко дну. Участок второго дивизиона, – он поднял указку к схеме, – справа... навигационный знак у слияния Припяти с Днепром, слева... на северной окраине села Домантовка... заброшенное строение. Фронт... двенадцать километров. Топопривязку элементов боевых порядков и организацию сопряженного наблюдения [9] 9
СНД – сопряженное наблюдение дивизиона – один из методов наблюдения за полем боя и засечки целей в артиллерии. – Авт.
[Закрыть]закончить сегодня к восемнадцати ноль. К этому времени назначается готовность батарей к выполнению огневых задач в пределах их основных секторов. С восемнадцати ноль дивизион начинает пристрелку рубежей ПЗО и НЗО и заканчивает ее к двадцати ноль. С двадцати тридцати наступает готовность второго дивизиона к решению огневых задач в пределах отведенного участка в полном объеме. Затем дивизион привлекается к участию в пристрелке целей в составе полка по особому плану. К выполнению задачи наш поли приступает с двадцати четырех часов.
Командир дивизиона остановился на требованиях по организации артиллерийской разведки:
– ...штабу полка не удалось связаться с частями на западном берегу Днепра. Нет также сколько-нибудь полных сведений о противнике. С какой стороны ждать? Когда? Каковы его силы? Пехоты с нами нет... – вернувшись к общей обстановке, командир дивизиона сделал обзор боевых действий за последний месяц. Потом стал говорить о положении на рубеже Днепра севернее Киева. – В последнее время наши части отходили. С этим теперь покончено... В соответствии с приказом командующего пятой армией войска переходят к жесткой обороне... Ее основу составляет система полевых инженерных сооружений, возводимых на восточном берегу Днепра. Строительство оборонительных позиций начинается по мере подхода войск... есть указания и относительно боевых порядков артиллерии. Оборудование ОП включает следующие элементы: орудийные окопы, ниши под боеприпасы, укрытия для расчетов по типу щелей с перекрытием не менее чем в два-три наката, блиндажи для жилья, окопы для тягачей. На командных и наблюдательных пунктах накаты возводятся на всех сооружениях. Работы производить скрыто, особенно в районах НП, и тщательно маскировать... Нужно всегда помнить, что живучесть наших батарей зависит, как бы это ни было мало в сравнении с дисциплиной и духом личного состава, также и от глубины окопов и их прочности. Я смотрел вместе с начальником штаба позиции пятой батареи и должен отметить, что личный состав сделал много...
Рева умолк, отвлеченный шумом в дальнем углу блиндажа. Послышался стук, упал телефонный аппарат. Один из телефонистов бросился к выходу, другой полез под стол. Что-то щелкнуло, испуганный голос крикнул:
– Товарищ старший лейтенант, граната!
Раздался взрыв. Свет погас. Стало темно. С потолка сыпался песок. Слышались стоны.
Часть присутствующих оставила свои места. Командиру дивизиона пришлось повысить голос, чтобы водворить порядок. Потом зажглась лампа. Старший лейтенант Юшко послал за фельдшером.
В блиндаже стоял полумрак. Тусклый свет лампы едва пробивался сквозь дым, заполнивший помещение. Командир дивизиона объявил перерыв. Участники совещания стали выходить наружу.
Младший лейтенант Устимович угощал папиросами собравшихся вокруг командиров. Всех волновал взрыв ручной гранаты.
– Вот как бывает... из-за неумения обращаться с оружием, – произнес Устимович.
– Да... – подтвердил, раскуривая папиросу, Миронов. – Солдат не знает, где его подстережет смерть... в бою или на собрании под землей... Мой старшина тоже получил гранаты... выдать всему личному составу... У вас есть приказание об этом? – спросил он Варавина.
– Да, – отвечал Варавин, – но я подожду... сначала нужно ознакомить людей с устройством и правилами обращения.
– Ручная граната... а сколько, дыма! – продолжал Устимович. – Из дверного проема валит, как из трубы... ну и оружие...
В ходе сообщения появился старший лейтенант Азаренко. Следом за ним шел, поддерживаемый санинструктором, начальник связи дивизиона лейтенант Чубуков. Он сидел на последней скамейке и был легко ранен.
– Как это случилось? – спросил Миронов.
– Провались сквозь землю... эти чурбаны из пополнения... От скуки, представляете? Вертел в руках гранату, пока не сорвал предохранительную чеку, – ругаясь, говорил Азаренко, – растерялся, негодяй, струсил. Говорят, чуть было не бросил... подоспел топограф и вырвал из рук у него гранату. До двери далеко и он.., бедняга... прижал ее... чужую смерть... к груди. Герой... жаль... не услышит он моих слов...
Показались носилки. На первых громко стонал раненый. А следом несли другие, на которых лежал, закрытый шинелью, солдат-топограф, пожертвовавший жизнью во имя других. Все застыли в молчании. Руки поднесены к пилоткам. Носилки с телом героя, провожаемые взглядами командиров, скрылись за курганом.
– Поторопился Чубуков раздать гранаты... негде хранить, – продолжал Азаренко, – и никто не поинтересовался, знают ли люди, как обращаться с ними.
Азаренко говорил, поглядывая на виновника происшествия, телефониста старшего возраста, который стоял поодаль, бледный и растерянный, уже без ремня [10] 10
У военнослужащих, подвергнутых аресту, поясные ремни изымаются. – Авт.
[Закрыть], под охраной другого телефониста. Вряд ли здесь был умысел. Скорее всего – невежество.
Перерыв закончился. Запах дыма в блиндаже еще не выветрился, но света было достаточно. В углу писари удаляли со стены следы крови. Обращаясь к старшему лейтенанту Юшко, командир дивизиона сказал:
– Подготовьте донесение с характеристикой самоотверженного поступка топографа. Надеюсь, командиры батарей сделают выводы из этого возмутительного происшествия.
Совещание продолжалось. Командир дивизиона вернулся к посещению позиций 5-й батареи, но его опять прервали.
– Неужели снова граната? – спросил он телефониста.
– Никак нет... Вас требует командир полка к телефону... срочно.
Рева взял трубку.
– Совещание, – ответил он. – Новая задача? Есть! Выехал сорок минут назад? Есть! Отбой? Есть!
Взглянув на часы, командир дивизиона вернулся к столу и, обращаясь к старшему лейтенанту Юшко, сказал:
– Объявите отбой всем... едет начальник штаба полка. Можете переговорить с командирами батарей. Кажется, у вас были к ним вопросы. Я пойду, встречу начальника штаба.
– Так точно, – ответил Юшко.
– Начинайте...
– Товарищи командиры! – начал сразу Юшко. – Как можно удовлетворять ваши просьбы, планировать и управлять действиями дивизиона, если ваши боевые донесения составляются небрежно, всегда запаздывают и, вообще, попадают в штаб от случая к случаю. В районе Базара вы взялись за ум, но теперь опять началась прежняя чехарда... Вместо того чтобы объективно излагать положение в подразделениях, вы повторяете одни и те же просьбы, которые ни командир дивизиона, ни я не в состоянии удовлетворять... Штаб не получает своевременно сведений о насущных нуждах... о том, что необходимо для ведения боя в условиях сегодняшнего дня. Я вынужден посылать штабных командиров... в ущерб их обязанностям собирать данные о состоянии батарей. Командир дивизиона приказал...
Юшко не закончил фразу. Вошел капитан Значенко.
– О, уже все собрались! Рад видеть, – и, обменявшись приветствиями, он начал читать приказы по полку, в которых подводились итоги боевых действий наших подразделений в районе Базар – Недашки.
Наряду с другими отмечались успехи 4-й батареи. Младшему лейтенанту Устимовичу, командиру батареи, объявлялась благодарность.
– А теперь, – продолжал Значенко, – обратимся к нашей новой задаче... – Изложив обстановку на рубеже Припяти, он говорил: – Некоторое время назад соединения второй немецкой армии из группы армий «Центр», действовавшие на московском направлении, достигнув района Гомеля, неожиданно повернули на юг и начали продвижение к Чернигову... Этот поворот поставил войска двадцать первой армии Центрального фронта, которая прежде сдерживала часть сил второй немецкой армии, в тяжелое положение и вынудил их к отступлению. Противник стремится занять район Чернигова и выйти в тыл войскам, удерживающим рубеж Днепра... В порядке контрмер командование перебрасывает на север целый ряд соединений пятой армии, занимавших оборону по Припяти... дивизии пятнадцатого стрелкового корпуса выдвигаются на северные подступы к Чернигову для прикрытия города. Дивизии тридцать первого СК и девятого МК идут к Неданчичам, где имеется железнодорожный мост через Днепр, и дальше к своим рубежам. Они должны обеспечить оборону северо-западных подходов к Чернигову.
Начальник штаба полка остановился на задачах соединений 15-го стрелкового корпуса: – Двести тридцать первый КАП взаимодействует с частями сорок пятой стрелковой дивизии, всем вам хорошо известными по совместным боям с начала войны... нам снова представился случай приветствовать пехоту сорок пятой СД... Я не сомневаюсь, что части этой дивизии будут сражаться с присущими им стойкостью и упорством... Мы, со своей стороны, должны сделать все, чтобы обеспечить пехоте необходимую поддержку. Стрелковым полкам предварительно указан для развертывания рубеж Хмельница... Роищенская Слобода... Петрушин, в двадцати пяти-тридцати километрах севернее Чернигова... Задачи наших подразделений будут уточнены на северной окраине Чернигова (гомельская дорога), где полк должен сосредоточиться к четырем ноль завтра. Маршрут движения для второго дивизиона: Васильева Гута... Вороховка... Ковпыта... Андреевка... железнодорожный переезд на южной окраине Чернигова и дальше по городу на гомельскую дорогу...
Напомнив о требованиях по организации марша, капитан Значенко уехал. Совещание, цель которого в конце так неожиданно переменилась, пришло к концу.
Присутствующие начали выходить из блиндажа. Ярко светило солнце. В ветвях чирикали птицы. На лугу видны частые копны сена. В горячем воздухе стоял густой запах трав и свежеразрытого песка.
Из-за кургана выползали машины штаба. Писари выносили из хода сообщения штабное имущество. В конце его темнела дверь в блиндаж, который едва не стал могилой для кое-кого из нас.
Варавин о чем-то говорил с командиром дивизиона. Потом четко повернулся, взмахнул рукой и торопливо зашагал по тропинке. Мы двинулись за ним, думая о новой задаче. Значит, прощай, Днепр?
Командира батареи, кажется, занимали те же мысли. Он остановился, вынул из планшетки карту и задержал взгляд на кургане с блиндажом.
Нет, он не был ловушкой! Этот курган явился ступенью в бессмертие, на которую бестрепетно взошел солдат-топограф и навсегда остался там, возвышаясь над рекой, над курганами и людьми, среди которых он жил.
В землях радимичей и северян
Гибель орудийного расчета
Лейтенант Смольков шагал возле машины взвода управления.
– Товарищ младший лейтенант... все имущество, как было приказано, в кузове, – встретил он командира батареи. – Митрошенко сматывает кабель... должно быть, уже на подходе к позициям.
– Хорошо... сажайте людей, – Варавин захлопнул дверцу. – На ОП!
Машина тронулась. Ветви скользили по кабине, заставляя пригибать головы. Савченко рассказывал людям взвода управления о новой задаче. Их не особенно занимала обстановка.
– Товарищ политрук, Чернигов большой город? Сколько туда километров? Как, будем стоять прямо в городе? – задавали они вопросы.
Машина миновала знакомые завалы, вышла к позициям. Орудия строились в колонну среди воронок и вывороченных вчерашней бомбежкой деревьев. Окопы, красиво облицованные свежими матами, опустели. Старшина, кажется, собрался выдавать обед.
– Сколько вам времени, Политов? – осведомился Варавин. – Пятнадцать минут?.. Не годится... выдавайте, взвод управления заканчивать еду будет в кузове. Товарищ лейтенант, – он обратился ко мне, – движение начать через пятнадцать минут.
Командир батареи не захотел есть на ходу и, как только люди заняли свои места, вернул каптенармусу котелок.
– Ну что ж, все, кажется, готово? Вперед... на Чернигов! – невесело улыбался Варавин.
Машина взвода управления ушла. Следом за нею тронулись орудия.
Наше прибытие в Васильеву Гуту вызвало немало шума. Ватага ребятишек, восторженно крича, бежала, не отставая, до самой речки. Там нас встречал вчерашний дед в полотняной одежде и, приветливо глядя на солдат, указал брод.
За деревней виднелись оборудованные наполовину орудийные окопы. Увядшая маскировка наводила на размышления. 231-й КАП оставлял днепровские берега. Но, может быть, вместо нас придут другие? Днепр – неприступный оборонительный рубеж. Под прикрытием огня и воды пехота избавлялась от угрозы фланговых охватов. Где-то на юге противник форсировал Днепр... Но, по-видимому, положение восстановлено. 231-й КАП не оставил бы свои позиции... что бы ни происходило на севере, в районе Чернигова... Капитан Значенко упоминал ведь еще перед Припятью, что отход является не вынужденным, а преднамеренным. Наше командование преследует вполне определенную цель – занять выгодный для обороны рубеж, остановить и измотать противника...
В Боровиках орудия влились в колонну дивизиона. Тягачи ровно шли по песчаной дороге. Позади клубилась пыль. Сосны, за которыми позавчера нам мерещились парашютисты, мирно раскачивались, роняя на капот коричневые иголки.
Осталась позади Вороховка. Местность вокруг казалась знакомой. Густые девственные леса, песчаные дороги напоминали западное Приднепровье.
Колонна миновала село Козпыта и повернула на север. Ландшафт стал меняться. Лишенная лесов местность убегала перекатами к горизонту. К обочинам подступали неубранные поля.
Замелькали флажки.
– Воздух!
С юго-запада, приближаясь к селу, летели «юнкерсы». Тягачи остановились.
– В укрытие!
Расчеты по заведенному порядку бросились в поле. 1-й и 3-й – вправо, 2-й и 4-й – влево от дороги.
Что касается меня, то я предпочитал не выходить из кабины, полагая, что бежать вместе со всеми неловко с точки зрения моих командирских обязанностей. Да, старший на батарее, занятый собой, не в состоянии присматривать за поведением людей и управлять ими. Он превращался в частное лицо, озабоченное одним стремлением – уйти от опасности. Вполне подходящий повод для пересудов. Любой из младших командиров и даже орудийный номер, всякий, обладающий выдержкой, а таковой всегда сыщется, имел основание рассказывать на досуге о командире, позабывшем от страха свои обязанности.
Нужно сказать, что орудийный номер снисходительно относится к недостаткам характера своего командира. Но он никогда не прощает ему отсутствия хладнокровия в выдержки, как и всякое другое проявление малодушия, хотя бы сам он был последним Трусом. Командир всегда на виду. Его внешность, привычки, поведение запоминаются подчиненным и служат примером – хорошим или дурным.
Старший на батарее, как и некоторые другие категории должностных лиц в артиллерии, в силу особенностей службы лишен выбора. Либо он соблюдает порядок и требует того же от других, невзирая на обстоятельства, либо делает вид, заведомо соглашаясь с тем, что орудийные номера не станут считаться с лицом, убегающим наравне с ними в укрытие.
Это не значит, что старший на батарее обречен. Он вправе заботиться о своей безопасности. Но ему не следует торопиться, забывать о своих обязанностях и о том, что важнейшим аргументом командирского авторитета является его собственное поведение в минуты опасности.
Впрочем, оставаясь в кабине, я рисковал не многим больше орудийных номеров. Артиллерийским командирам небезызвестно значение МОЖ [11] 11
МОЖ – математическое ожидание события. – Авт.
[Закрыть]. Вероятность достичь попадания в узкую цель, каковой есть орудие, величина неопределенная, поскольку в лице пилота пикирующего бомбардировщика проявляется действие субъективного фактора.
Существенное значение, имел также опыт. Я видел много случаев, которые опровергают утверждение о том, будто сознательная воля человека определяет его судьбу в бою. Осколок и пуля настигали людей в укрытии, в то время когда другие за бруствером оставались невредимыми. Чем объяснить этот парадокс? Никто не знает. Так стоит ли после этого прятаться?
По этим соображениям, а может быть, и просто так, без всяких соображений, насидел в кабине и наблюдал за «юнкерсами». Они разворачивались, не оставляя никаких сомнений относительно своих намерений.
Слева все орудийные номера залегли. Но на другой стороне оба расчета бежали, удаляясь от дороги. Негде укрыться. Полегшая рожь стелилась, как будто по ней прошелся каток.
Взвыли сирены. Что такое? Расчет 3-го орудия повернул обратно к дороге. Остановить немедленно! В последнее мгновение команда Васильева или «юнкерс», камнем несшийся вниз, прижали людей к земле. Блеснула обшивка крыла, и самолет взмыл в небо. Следом поднялся столб пламени и дыма.
Стало темно. В мою голову больше не проникали звуки. Глыбы земли, поднятые в воздух, падают, словно метеориты. А между двумя воронками лежали, разбросанные взрывами, тела людей. Рожь концентрическими кругами устилала растрескавшуюся обожженную землю.
Кричал, надрываясь, раненый. Один из лежавших зашевелился. Кажется, командир орудия. Привстал, поднес к лицу руки. Признаки жизни подавал еще один из номеров. Прогрохотал новый разрыв и оба скрылись в дыму.
Налет закончился. Поднялись Савченко, Васильев.
– Зовите всех сюда... – кричали они друг другу.
Стали отрывать тела, засыпанные землей. Откуда-то появились носилки. Несколько человек углубляли воронку. Командир 3-го орудия поводил налитыми кровью глазами.
– Почему не выполнил команду? – спрашивал Васильев.
– Я хотел остановить расчет...
– Зачем повернул к дороге?
– Обогнать... побежал за ними...
Разве сержант не видел входивший в пике самолет?
– Я кричал орудийным номерам... они, как ошалелые... – и сержант заплакал.
– Ну, ну... успокойтесь... конечно, виноват... нужно действовать решительно... вы... командир, твердо запомните, – успокаивал Савченко сержанта.
Тягач 2-го орудия получил повреждения и двигаться не мог. Ремонт требовал нескольких часов. В полусотне шагов горит машина.
Беда с ранеными! Шесть человек. Три орудийных номера и три чьих-то, из горевших машин. Все в тяжелом состоянии. Санинструктор перевязал наскоро. Куда их грузить?
Прицеп на ходу качался. Стоны раненых не затихали. Санинструктор карабкался по ящикам от одного к другому.
Что делать?.. Полковая санчасть, по-видимому, ушла вместе с тылами. На попутные рассчитывать не приходилось. Неужели тащить их в Чернигов?
И ко всему еще – больной! Вчера один из номеров, кавказец, солдат, за которым не водилось никаких замечаний, съел вместе с медом и воск. На это не обратили внимания, некоторые даже посмеивались. К ночи ему стало плохо. Санинструктор обещал помочь. Теперь же обнаружилось, что он не в состоянии облегчить страданий бедняги. Живот страшно вздулся, орудийный номер извивался в судорогах, умоляя о помощи.
Много хлопот и со 2-м орудием, которое осталось без тягача. Перед селом Ведильцы на прицепе, за которым оно буксировалось, обломалось сцепное устройство.
Огневые взводы остановились. Раненые не умолкали. Оставить орудие на дороге до прихода тягача, а если он задержится?
Подошел санинструктор. Один из раненых скончался. Нужно передать остальных в санбат, но где он?
– Товарищ лейтенант, скоро поедем? Воды нет... просят пить...
– А НЗ? – спросил санинструктора Савченко.
– Выпили, товарищ политрук, все, что было... в расчетах ни капли...
– Ну найдите хоть сколько-нибудь... так надрываются, – сказал санинструктору Васильев. – Не может быть, чтобы ни у одного не осталось... Немедленно достаньте воды! Марш!
Принесли фляжку. Санинструктор полез на прицеп.
Артмастера с помощью орудийных номеров заводили за траверзу трос. Никак не удавалось приладить шкворную лапу передка, чтобы сцепить его с прицепом.
Мимо двигались чьи-то орудия. Впереди, в километре, лежал перекресток. С юга подтягивалась одна колонна, с востока – другая.
В небе слышится гул. «Юнкерсы». Началась бомбежка. Грохот разрывов удалялся и опять приближался. «Юнкерсы» бомбили перекресток.
– В укрытие!
Раненые заволновались. Чтобы успокоить их, команда была отставлена. Расчеты вернулись к орудиям.
– Задержка избавила, кажется, нас от бомбежки? – говорил Савченко, глядя на разрывы, вздымавшие невдалеке землю.
– Вроде, – отвечал Васильев. – Сейчас избавила, а тогда, перед Чернобылем, подвела... Помните «замедленную бомбу»?
Сцепку, наконец, удалось закончить. Огневые взводы тронулись. За перекрестком лежал лес. На опушке – несколько машин, вроде санитарные.
– Останавливайте, нужно передать раненых, – Савченко поднялся в кабину.
Тягач съехал с дороги, машины, оказалось, разбиты. Под деревьями в ряд лежали раненые, возле них хлопотали сестры и врачи.
Старший, военврач 2-го ранга, пожилой человек в очках, отказался принять раненых.
– Не могу... поймите... не знаю, что делать со своими... Нужно оперировать... ждем... обещали прислать транспорт... а вы едете, по-видимому, в Чернигов? Там сдадите, – ответил он, не прерывая перевязку.
После долгих уговоров Савченко одного из врачей привел к прицепу. Вопрос решился. Но больного врач не принял.
– Вот лекарство, попытайтесь заставить принять, – заявил врач, глядя строго на санинструктора.