Текст книги "Прошлое с нами (Книга вторая)"

Автор книги: Василий Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 45 страниц)

Командир дивизиона упомянул о беспорядках, возникающих при налетах самолетов, и требовал соблюдать дисциплину. Расчеты должны держаться сообща, действовать по командам и вести стрельбу по самолетам.

– По местам... марш!

Колонна двинулась дальше. Снопа пыль, разрывы бомб, вой, стрельба.

Снарядов нет

К вечеру количество колесных машин заметно убавилось. По-видимому, они уходили в сторону с развилки дорог, которая осталась позади. Варавии сообщил содержание задач наших подразделений. 1-й дивизион занимал позиции в районе Лукьяновки, 3-й – севернее Лосиновки, 2-й – на перекрестке дорог, южнее Лосииовки.

Командир батареи держался бодро и в конце заявил:

– ...дело должно наладиться... нашлась твердая рука на интендантов... к утру обещали подвезти снаряды, горючее... Орудия... за мной!

На юг от Нежина грейдерная дорога, как таковая, перестала существовать. Ни кюветов, ни полотна и никаких других признаков. Там и сям покосившиеся телеграфные столбы, на каждом шагу пылают автомобили, тягачи, торчат какие-то обломки. Дым, смрад. На объездах колонны растекаются в стороны. Вместо дороги – транспортная полоса, на многих участках шириной в 200–400 метров.

На бугре перед Лосиновкой 6-я батарея остановилась. Пришел Варавин. Занять ОП. 1-й огневой взвод прикрывал дорогу на Веселое, село в 3–5 километрах от перекрестка, 2-й – на Сальное. Поскольку снарядов не было, расчеты оборудовали стрелковые ячейки, чтобы обеспечить прикрытие орудийных секторов.

Начало темнеть. Движение на дороге не прекращалось ни на минуту. В воздухе висит пыль. Горизонт светился заревом пожаров.

НП во дворе хаты на краю Лосиновки, тут же место старшего на батарее. Под забором – машина взвода управления. Вырыты ровики, установлен телефонный аппарат, связывавший огневые взводы с НП.

Варавин ужинал вместе с командирами-пехотинцами. Повар подал мне котелок.

Говорил один из пехотинцев:

– ...Части нашей дивизии отошли и оборонялись в центре Чернигова... Патроны на исходе. В сопровождении командира дивизии новый командир корпуса генерал-майор артиллерии Москаленко осматривал боевые порядки.

Отступать некуда... наши подразделения удерживали узкую полосу берега восточнее города. Немцы простреливали с южного берега ее насквозь... Все ожидали последнего боя. Начало темнеть. Ракеты освещали берег. Громкоговорители призывали сдаваться в плен. Генерал Москаленко приказал готовиться к форсированию Десны. Представляете?.. Форсировать глубокую реку, имея два десятка крошечных спортивных лодок. Но все мы горели желанием вырваться... В полночь группы, выделенные для прикрытия, стали имитировать атаку. Немцы, вероятно, растерялись. Первые подразделения во главе с командиром корпуса достигли южного берега, встреченные бешеным огнем... Большая часть людей, прикрывавшая отход, сражалась до последнего патрона... Только немногим повезло... Я перебрался вплавь и на южном берегу в лесу нашел попутчиков, – он указал на двух своих товарищей.

Подразделения 45-й и 62-й стрелковых дивизий, 217-го гаубичного артиллерийского полка, – все, кто вышел из окружения, по словам пехотинцев, подтягиваются к Лосиновке. Здесь и командир 15-го корпуса генерал Москаленко, командиры обеих дивизий и штабы некоторых частей.

– ...пришлось хлебнуть воды... как тут дела? Где немец? – стали спрашивать пехотинцы. – Вы, артиллеристы, должны знать...

– Нет снарядов... горючего... подвезут... узнаем... и вам сообщим, – – невесело ответил Варавин.

Пехотинцы разошлись, кто на сеновал, кто во двор.

Я вернулся к 1-му огневому взводу. Расчеты продолжали оборудование. Движение на дороге не прекращалось.

Утро 13 сентября. Меня разбудили голоса. Возле 1-го орудия старший лейтенант Юшко разговаривал с командиром батареи.

– Товарищ лейтенант, оборудование приостановить... – объявил, проводив Юшко, Варавин. – Улучшить маскировку. Произвести осмотр тягачей.

По-видимому, ожидается отбой. Командиры орудий и водители осматривали тягачи.

Над дорогой – «юнкерсы». После первого налета последовал второй, за ним – третий. В середине дня «юнкерсы» нанесли удар по Лосиновке.

Бежал связной. Поступило приказание продолжать оборудование.

Полыхает вызванный бомбежкой пожар. В небе описывал круги корректировщик. «Юнкерсы» бомбят дорогу. Зенитная батарея, стоявшая в огородах, сбила 10–87.

Ночью командир батареи объявил отбой. Двигаться на хутор Карабановка, ОП – на северной окраине. В течение дня расчеты занимались оборудованием ячеек и ходов сообщения для пехотной обороны.

Вечером 6-я батарея оставила хутор, вернулась в район юго-западнее Лосиновки. Позади ОП – небольшой хуторок. На бугре – ветряная мельница, НП.

Наступило утро. Размеренно машут мельничные крылья, трепеща парусиной. На дороге гул непрерывного движения. Туча пыли. Пикируют «юнкерсы». Поднимается столбом дым.

Оборудование позиции закончено. Стрелковые ячейки опоясали полукилометровой дугой склоны бугра. У подножия приведены в боевое положение три безмолвствующих орудия. Делать нечего. Я ходил без всякой цели от одной ячейки к другой.

Орудийные номера большей частью спят на дне ячеек. Некоторые бодрствуют в полудреме, провожают нас – Васильева и меня – тревожным взглядом усталых глаз.

– Что с кухней?.. Третий день не появляется... пойдемте на НП, узнаем... – вспомнил Васильев.

Зачем? С наблюдательным пунктом есть связь. Телефонист вызвал командира батареи к телефону.

– Что случилось? – спросил нехотя Варавин. – Что же, приходите.

Варавин встречает нас неодобрительным взглядом. Он знает – для посещения НП у командиров взводов достаточно причин. Но что мог сказать им в ответ он, командир батареи?

Старый мельник предоставил в распоряжение 6-й батареи весь верхний этаж своего владения, тут установлены приборы наблюдения, телефон, радиостанция. Все бело от мучной пыли, висящей в воздухе. Мельник сидит на куче мешков.

– Плохо вижу, – сказал Варавин, мигая. – Лейтенант Смольков, вы остановите мельницу или я сам должен заняться этим?

Мельник возражает.

– Ветер, может, через час затихнет.

– Остановить! – повторил Варавин, и мельник нехотя помогает телефонистам поймать крыло.

– Товарищ младший лейтенант, ориентир пять... снова колбаса, – Смольков указал на аэростат, поднятый на северо-западе, – наблюдает дорогу, мельницу. Вот пугнуть...

До аэростата не более десяти километров. Правее и ближе ложатся снаряды. Облака разрывов, смещаясь к востоку, закрыли серой дымкой опушку в дальнем лесу. Мельник занял прежнее место.

– Молоть все одно надо... пока не пришел немец... – бурчит, глядя недружелюбно из-под косматых бровей, – отнимет зерно... муку легче сховать.

Над хатами рыскают «мессершмитты». Плывут косяки «юнкерсов». Слышен тяжелый грохот разрывов. В трехстах шагах стоят орудия. На ОП пусто и безлюдно. Расчеты в укрытиях. Вместо брустверов над ячейками – бугры сырой, вынутой из глубины, глины.

Остановка

Прибыл капитан Рахний из штаба артиллерии 15-го СК в сопровождении капитана Значенко. В руках новая карта. Капитан Рахний озадачен настроением орудийных номеров. Ответы явно не удовлетворяют его. Перед тем, как покинуть позиции, капитан обратился ко мне. Что можно сказать о положении? А в настроении людей я не находил ничего особенного... Снаряды не доставляются, горючее тоже... Обещание подвезти похоже на ложь.

Капитан шагал к мельнице. Я просил разрешения остаться и, не получив ответа, пошел вслед за ним.

Люди взвода управления представлялись по очереди. Рахний спросил Варавина:

– ...ваша батарея готова к бою?.. Что вы скажете о противнике... о своих частях?

– ...после занятия Нежина противник продолжал продвигаться в южном направлении, наши части отходят, – командир батареи отвечал общими фразами.

– ...как так? – Рахний обратился к Значенко. – Ваш полк ведет огонь, а шестая батарея не имеет никакого понятия... Отсутствие снарядов не дает права сидеть сложа руки...

– Товарищ капитан, шестая батарея заняла позиции, оборудуется, ведет разведку, – осторожно возразил капитан Значенко.

– ...почему неравномерно распределяются боеприпасы? Разве нельзя взять в первом дивизионе?... Почему не пополнен НЗ?

– ...командир полка приказал сосредоточить боеприпасы недостающих калибров в одном подразделении... Все стосемимиллиметровые снаряды направляются в первую и вторую батареи... стодвадцатидвухмиллиметровые... в четвертую. Две стосеми – и одна стодвадцатидвухмиллиметровая батареи без снарядов... Только третий дивизион ведет огонь... у нас осталось не более двух боекомплектов... По состоянию на вчерашний вечер первый дивизион имел около семисот стосемимиллиметровых выстрелов... Командиры в таких условиях неподельчивы... А шестая батарея... одна из двух, что задержали немцев на черниговской дороге у Анисова в день прорыва... Знаете, какую сыграло это роль!

– Да, конечно... Но батарея... бездействует... сейчас, когда все части стремятся любой ценой остановить врага.

– Товарищ капитан, я возражаю, – более решительно заговорил Значенко, – наши подразделения выполняют боевые задачи... кто имеет боеприпасы, ведет огонь... другие готовы вступить в бой.

– Вопросы обеспечения нужно решать исходя из существующих возможностей... Это непорядок! НЗ укомплектуйте. Чем занят ваш взвод управления? – Рахний спросил Варавина.

– ...ведет наблюдение...

– ...вот, пожалуйста... вместо того, чтобы организовать живую разведку, совершенно необходимую в вашем положении. А оно крайне сложно, товарищи командиры... Немцы ввели в бой крупные силы, вышли на рубеж Крапивное... Хвылевка... Лукьяновка. Наши части, ослабленные в боях за Чернигов, вынуждены отходить... Связь нарушилась... каждое подразделение сейчас на счету... каждое орудие ведет огонь. Командование требует собранности, организованности, бдительности. – Капитан стал говорить об упадке духа в частях, которые отходили с севера. – Командир корпуса посетил позиции третьего дивизиона. В районе Лукьяновка – Погребец батареи рассеяли колонну немцев, дважды принуждали аэростат к снижению. – Капитан умолк, открыл планшетку. – Первая и вторая батареи первого дивизиона с открытых позиций отражают атаки пехоты. Молодцами показали себя лейтенант Сотенский, старший на второй батарее, младший лейтенант Зайцев... на первой. Старший лейтенант Плешаков... командир первого дивизиона, старший лейтенант Чикало и политрук Кравченко, лейтенанты Горохов и Линев, старший лейтенант Полоухин, начальник штаба дивизиона, отрезанные на своих наблюдательных пунктах, двое суток действовали в тылу врага и вернулись к своим подразделениям. Ваши товарищи дерутся, а вы сидите у пустых зарядных ящиков и не интересуетесь... нехорошо! Принимайтесь за дело, товарищ младший лейтенант, – Рахний направился к машине.

Капитан Значенко проводил представителя штаба и вернулся к мельнице.

– ...ставьте задачу командиру взвода управления, – сказал он командиру батареи, – пусть отправляется... установить связь с батареями в районе Лукьяновки и Лустовки, переговорить с командиром первого дивизиона. Возьмите хотя бы полсотни снарядов. Выясните положение, где передний край. Товарищи командиры, я согласен... ориентироваться в обстановке трудно, перебои в обеспечении, неразбериха, распространяются разные слухи... Обратите внимание, до какой степени подавлен личный состав... Нельзя расслабляться... это временное явление... настроения начальников влияют на других... Представитель штаба прав, нужно восстановить воинский порядок, строго пресекать нарушения дисциплины.

– Товарищ капитан, разрешите доложить... рядовой состав изолирован...

– Хватит, знаю, – поднял руку начальник штаба, – у людей возникают вопросы... никаких посредников и пропагандистов... пусть обращаются к старшим... командиры взводов, вы свободны.

* * *

Орудийные номера приняли требования представителя штаба артиллерии и начальника штаба полка с открытым сердцем. Они устали. Что происходит? Снаряды не доставляются, нет горючего и продовольствия, орудия используются как макеты на полигоне. Колонны бесконечным потоком катятся на юг, войска отступают. Все более очевидными становятся признаки поражения. Почему беспрепятственно бомбят «юнкерсы»? Почему хаос? Людям не дают покоя десятки «почему»...

Но мы – военнослужащие, наш долг повиноваться во всякой обстановке. С послаблением последних дней нужно покончить! Огневые взводы 6-й батареи будут выполнять свои задачи независимо от того, есть снаряды или нет.

Стоявшие в шеренгах люди молчали. С запада летят «юнкерсы». Некоторые орудийные номера волнуются.

– Ну, ну, не отвлекаться, – успокоил Васильев. – Слушайте, что вам говорят.

«Юнкерсы» ушли дальше. Огневые взводы вернулись к своим ячейкам.

Доносятся недалекие орудийные выстрелы. С наблюдательного пункта вернулся Савченко, снова собрал орудийные расчеты.

– Наши войска в тяжелом положении... нельзя этого скрывать, – Савченко стал рассказывать о прорыве частей 15-го стрелкового корпуса из Чернигова и о действиях батарей 3-го дивизиона. Беседу прервал посыльный: явиться на НП.

Оказывается, вернулся лейтенант Смольков, он был в Лукьяновке. Немецкие колонны двигаются с северо-востока на Бобровку. Южнее Лукьяновки Смольков встретил подразделения 134-й СД. Командир роты сказал, что с наступлением темноты пехота уйдет с позиций. В районе Лукьяновки действуют батареи первого дивизиона. Со снарядами туго. Прошлой ночью немцы напоролись на ОП. Сожжено десять машин. В 1-й батарее осталось по нескольку выстрелов на орудие. Старший лейтенант Полоухин снарядов не дал. 1-й дивизион меняет позиции в район хутора Криница.

Ночью приехал старший лейтенант Рева. Обстановка не изменилась, наши части продолжают отходить. 231-й КАП привлекается для прикрытия штаба 15-го СК и поступает в непосредственное подчинение начальника штаба. Район ОП 6-й батареи – Яблоновка. Готовность к открытию огня – 9.00. Маршрут: Лосиновка – Галица – Белоречица – хутор Нечволодовщина – Рудовка – Терновщина – Яблоновка.

На дороге ни на минуту не останавливается движение. В тучах пыли 122-миллиметровые пушки. 4-я батарея. Шла заправка баков. «Стой!».

Васильев переговорил с воентехником службы ГСМ. Горючего хватит на полную заправку. Подошел лейтенант Григорьев.

– Далеко направляется шестая батарея?

– Наверное, в одну сторону с четвертой, – ответил Васильев.

– На Яблоновку?

– Да... ближе к начальству... в распоряжение штаба корпуса, – уточнил Васильев.

– Значит, нам по пути, – Григорьев умолк. Васильев направился к машине. Стоит рядом, брошена, капот, дверцы – открыты, валяются подушки сидений. В ряду с сожженными еще две-три брошенных – неисправные.

– Что вы скажете? – сокрушался Васильев.

– Ужасающее зрелище, – Григорьев закурил, – рухнула оборона...

– Да, – согласился Васильев, – отступали на Припять... к Днепру... такой неразберихи... еще не было... продолжается столько дней...

– Отступление... несомненно... почему в южном направлении... по одной дороге? – спросил Григорьев.

– Можно мириться с отступлением, если бы снаряды... где свои... противник?

– Артснабженцы привезли последним нам... осталось полторы-две сотни...

– У нас... ноль...

– А НЗ?

– Варавин начал расходовать... мы докончили...

– Так вы все время в походном положении?

– Ничуть... разворачиваемся, занимаем ОП.

– Без снарядов?

– Да... расчеты роют стрелковые ячейки... для прикрытия орудий... два ручных пулемета... четыре десятка карабинов... половина того, что положено по штату пехотной роты.

– Настроение как?

– А... – Васильев махнул рукой, – орудийный номер должен видеть смысл в том, что он делает... что я могу имсказать?

– У вас?

– Начальство зачастило... только проводили начальника артиллерии, Иванюк опять подал команду «Стой!»... Приехал командир корпуса генерал-майор артиллерии Москаленко...

Подошли командиры орудий. Заправка закончилась. «По местам!». Начал накрапывать дождь.

Отход продолжается

Колонна катится без остановки. Дождь прибил пыль, в отсветах пламени горящих машин поблескивают лужи на обочине. Южнее Галицы полыхает пожар. Я считал, горят хаты, но оказалось, военный транспорт, не менее полусотни машин.

15-го сентября. К утру дождь перестал. Вслед за машиной командира батареи огневые взводы оставили грейдерную дорогу. В стороне на расстоянии 3–4-х километров – село. Владимир-Девичье. В центре – площадь, поросшая бурьяном, ближе к забору – колодец. Ни людей, ни машин.

– Стой... глуши моторы... привал.

Село только просыпалось. Поют петухи. Васильев делал разминку перед радиатором, орудийные номера черпали воду, умывались.

Площадь тотчас наполнилась народом. Скрипели калитки... Женщины угощали орудийных номеров хлебом, молоком.

– Фашисты придут, – хором говорили жители, – наши отступают...

– Войска выполняют свои задачи, не волнуйтесь, – успокаивал Васильев.

Жители встревожены. Немецкое наступление неудержимо катится на восток. Чернигов, Нежин, Конотоп уже за линией фронта.

Васильев стал объяснять обстановку, упомянул оборону на Днепре, неудачную попытку противника овладеть Киевом. Жители слушали с недоверием.

– Придут фашисты, – с горечью говорила девушка, ведром которой я пользовался, – вы отступаете...

– Это передислокация... переброска войск с одного направления на другое, – Васильев протянул руку к девушке.

Она воскликнула: – Переброска... целую неделю... бросаете нас на милость немцам... горе... что будет, когда немцы придут?

Васильев, пораженный красотой и искренностью девушки, запнулся.

– Я надеюсь, они не сделают этого, – серьезно сказал он.

– Не сделают... чего?.. Не придут?.. Или минуют наше село? – печально спросила девушка. Ее глаза наполнились слезами.

– По местам!

Передо мной возникли другие глаза. И зачем Варавин остановился у этого колодца? Владимир-Девичье! Еще одно село... Сколько я видел таких сцен?.. Колонна остановилась, бегут жители... Одни спрашивают, другие хранят молчание. Эти знают наперед все, что мы можем сказать в утешение.

Расчеты возвратились к своим местам. Улыбка на лице девушки угасла. Орудия двинулись вдоль улицы, провожаемые горестными взглядами.

Я не видел прежде во встречном взгляде столько глубоких, откровенных и противоречивых чувств: радость и печаль, обида, просьба и обвинение. Слова красивой девушки не выходили из головы, я понял – она обвиняла... решительно и убежденно, без всякого права на оправдание. Обвинения ложились на всех... Девушку не интересовал ни я, ни Васильев, ни орудийные номера. В ее представлении мы все являем собой воина – безликую частицу огромной военной машины, воплощаем силы вооруженного мужчины, призванного испокон веков стоять лицом к врагу и защищать ее до последнего дыхания. Но воин уходил на виду у всех. Никакие слова не в состоянии изменить горькую сущность этого факта. Пропадала девичья надежда на завтрашний день, не тот, что рождается всякий раз с восходом солнца, а другой – тот, который вытекал из вчерашнего дня, из всех прожитых лет. Девушка спрашивала: что будет? Это не вопрос, а жалоба. Она осталась со своим ведром у колодца. Мою душу томила боль. Я чувствовал свою вину перед девушкой, всеми людьми на площади и перед их жилищами.

* * *

Снова гул, грохот, пламя... прилетели «юнкерсы». Движение остановилось. Машины, тягачи, орудия стоят вплотную одно к другому. Бесконечная колонна заняла все обозримое пространство.

Уже не слышно команд, когда являются «юнкерсы». Произвол. Никакой дисциплины. Машина впереди остановилась, прекращают движение остальные. Шоферы бегут, сломя голову, кто куда в поисках укрытий.

Люди огневых взводов не составляли исключения. Не хотелось мириться с этим. В укрытиях расчеты должны стрелять по самолетам.

– Есть ли смысл настаивать?.. Никто не стреляет... – ответил Васильев.

Начался налет. Приехал Варавин. Укрывшись, он проводил взглядом убегавших людей. Я просил разъяснений, как должны вести себя расчеты.

– На ваше усмотрение... укрытия занимать под руководством командиров орудий и стрелять по самолетам, – последовал ответ.

Началась бомбежка. Один расчет отстал, смешался с людьми из ближних машин. Васильев начал собирать, подавал команды. Не тут-то было. Отовсюду раздавались выкрики, брань: довели до чего людей... начальник... докомандовались... ребята, не слушайтесь... пошлите его подальше... наводит фрица на нас...

Я не верил своим ушам. Рядовые препятствовали командиру выполнять его обязанности?! Ни у Васильева, ни у меня не было ни малейшего сомнения в необходимости соблюдать дисциплину. Всякий уважающий себя командир не должен уклоняться от своих обязанностей.

К черту «юнкерсов»! Собрать всех людей до последнего, немедленно построить! Кто этот человек, подстрекавший других к неповиновению?

И вот стоят они, неряшливо одетые, с предметами командирской экипировки, одутловатые шоферы и рядовые из тыловых служб. Одиннадцать человек. Оскорбили лейтенанта! Кто посмел?

Боязливо переминаясь, они мычат что-то нечленораздельное. Пилот, заметив скопление, перевернул «юнкерс» на крыло и устремился вниз. В лицо ударяют разбрызганные очередью комья земли, дохнула упругая волна двигателя, «юнкерс» взмыл в небо.

Люди кричат, в ужасе втянув головы в плечи. «Юнкерс» снова бросился в пике. Люди дрожат, ложатся на землю. Нет! Никто не двинется с места, пока не найден человек, виновный в преступлении, даже если «юнкерс» врежется тут в землю!

– Товарищи лейтенанты!.. Он погорячился, сболтнул лишнее... простите... – все галдели разом.

Взвихрилась пыль, «Юнкерс» вогнал новую очередь.

– ...погибать всем из-за одного... сознайся, ребята, побьет ведь пас, – кричат они друг другу.

Лица сделались зелеными. С высоты валится «юнкерс», пилот нажал гашетки, и два выталкивают третьего.

– Он, товарищи командиры! – истошно вопят они от страха и боли в ушах, причиняемой диким воем сирены.

С ненавистью они глядят на человека, которого скрывали. Тот дрожит всем телом, не разглядеть ни лица, ни фигуры.

– Так-с, – Васильев повернул его лицом к остальным. – Слушай мои команды!.. Разобрать оружие... мигом... к огневым взводам... стрелять по самолетам... марш!

Люди бегут врассыпную, ложатся. «Юнкерс» прошел над головами.

– Стрелять... всем! – кричит Васильев. У одного нет оружия, у другого – подсумка.

– Камнями бросай... черт возьми...

Виновник инцидента, шофер старшего, возраста, в ужасе лепечет что-то, захлебывается. Животный страх сковывал его рассудок и тело. Он знает, как поступают с подстрекателями и паникерами?

– Вперед! – сказал ему Васильев.

– ...отпустите меня... клянусь… никогда в жизни... ребята, братцы, выручайте, не дайте погибнуть.

«Братцы» по команде командиров орудий дружно пуляли в небо.

Шофер ошалело вертит головой, хватается за гусеницу, глядя на «юнкерсов» и на Васильева, не в силах прервать бессвязный поток раскаяния.

«Юнкерсы», наконец, улетели. Крупное лицо шофера конвульсивно дергалось, он трет кулаками маленькие табачные глаза и без удержу говорит... говорит. Ну и вид, гимнастерка собрана сзади, как у старухи, в две складки, одна на другую, командирский ремень.

Командиры орудий собрали всех, кто слушал подстрекателя и был свидетелем вызванной им сцены. От наглости этих молодчиков не осталось и следа. Ретиво бегут вместе с расчетами, становятся в строй. С оружием, воротники наглухо, затянуты пояса.

Виновник происшествия громко повторяет все, что «сболтнул» в начале налета. Васильев выдержал паузу и говорит о мерах, предусмотренных воинскими законами для тех, кто склоняет военнослужащих к неповиновению. Инцидент исчерпан. «По местам!»