Текст книги "Прошлое с нами (Книга вторая)"

Автор книги: Василий Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 45 страниц)

На все четыре стороны

Плоская лощина тянется с востока на запад. В восточной части течет небольшой родничок. Яркая густая трава замедляла течение, вода журчала тихо, переливаясь и шевеля стеблями растений.

– Сюда... тут можно остановиться! – звал, спускаясь по склону, Медиков.

Дистанция уменьшилась. Кузнецов отстал.

– Есть хочется... У меня в вещмешке португальские шпроты и сардины, – сказал Андреев и вынул из кармана небольшую яркую банку.

– У кого галеты?.. Давайте отдохнем...

Зотин ощупал мешок и стал вытаскивать оттуда галеты – засушенные кусочки печеного теста, величиной с орех. Подошел Кузнецов.

– Собираетесь есть... вот хорошо! – он доволен. Остановиться в низине? А наблюдение? Никто не хотел слушать мои доводы. Андреев стал раздавать консервы.

Ну что ж... Я обещал довести их до привала. Подступы со всех сторон закрыты. Опасно. Неужели нельзя подняться наверх, в копны за лощиной?

Кузнецов, Меликов недовольно ворчат. Все двинулись дальше. Не затихает мелкий дождь. Мы шли по склону лощины, жевали твердые солено-сладкие галеты с тмином и еще какими-то пряностями. Ползут тучи, касаясь самой земли.

На склоне, за родником, копна. Андреев помог Кузнецову снять вьюк. Зотин тащил охапку сена. Рядом Меликов. Андреев вскрывал консервные банки и передавал каждому. Начали есть.

Я сориентировал карту. На севере, примерно в километре, маячил полуразрушенный стог соломы, напоминавший верблюда. Время от времени доносится гул двигателей. Там – грейдерная дорога из Сенчи на Лохвицу. Указывала надпись на срезе карты. Правее «верблюда», кажется, видны телеграфные столбы, небольшой участок дороги. Далеко?.. Трудно сказать, дождь, дымка. Даже «верблюд» по временам расплывался и пропадал во мгле.

В западном направлении лощина постепенно углублялась, там лежало большое село Гапоновка. Севернее ее – Веславы.

– Смотрите! – Андреев указал в направлении «верблюда».

На Сенчу двигалась колонна – танки, броневики, машины.

Северную окраину Сенчи обозначали вершины деревьев. Голова колонны скрылась. Прошло некоторое время. Послышались орудийные выстрелы, пулеметные очереди. Дождь стал усиливаться.

– Отлегло от сердца, – прервал молчание Кузнецов, – хорошо, убрались оттуда...

– Там врач... раненые. Но что я мог сделать? Она колебалась. Участь пленника и долг врача. Нет выбора.

* * *

Рассказы и кинофильмы, посвященные фронтовой медицине, отводят ей важную роль в обеспечении боевой деятельности войск. Врачи и сестры изображаются в командирских знаках различия с портупеями на фоне бинтов, как люди, внесшие в дело победы более значительный вклад, нежели фронтовой воин. Сколько внимания и забот уделялось раненым? К их услугам в каждом полку – санитарная рота, медсанбаты, госпитали, санитарные летучки, поезда. Служители медицины с умопомрачающей самоотверженностью, и даже более, приносили в жертву сон и отдых, а случалось, и жизнь во имя лечения воинов. Зависть берет, очень приятно быть раненым...

Организация медицинской службы на поле боя имеет большое значение. Но... сколько мог перетащить раненых санинструктор, если учесть, что пункт первой медицинской помощи находился на некотором удалении? Реальная, но нисколько не гарантированная, возможность транспортировки раненых существует только в двух видах боя – наступлении и обороне. И потом, необходимо представлять себе работу санинструктора – тащить по-пластунски на собственной спине раненого в зоне интенсивного обстрела всего оружия пехоты и артиллерии. Однако суть дела не в километрах, а в том, что расстояние между полем боя и санбатом – «дистанция огромного размера» и измеряется она нелинейными величинами.

Многие станут возражать, ссылаться на наставления. Я хорошо знаю наставления и не хуже – то, что творилось на поле боя. Но оставим вопрос о дистанции и погонах врачей на потом и обратимся к тактике войск. Широко применялись еще две разновидности боевых действий: отступление и борьба в окружении. Кто оказывал помощь раненым на линии соприкосновения сторон по пути от Бреста до рубежа Подольск – Клин, от предгорий Карпат до Кавказа? Усилия командиров всех без исключения инстанций сосредоточены на том, как управлять оставшимися в строю людьми. А окружения таких масштабов, как в районе Вязьмы и Киева, и всех прочих масштабов в первый и последующие периоды войны? Ведь потери ранеными исчислялись сотнями тысяч. И всякие преувеличения в организации фронтовой медицины умаляют величие духа воина, жертвовавшего кровью и жизнью в условиях, когда не было никаких надежд на медицинскую помощь.

* * *

Участь раненых в окружении и на территории, которая переходила в руки противника, невозможно вообразить. Ее в какой-то мере разделяла и та часть медиков, которая, движимая чувством личного сострадания, ставила врачебный долг выше всех прочих соображений.

К числу этих достойных людей принадлежала и женщина – военврач третьего ранга. Я не знаю ее фамилию, имя – Анна. Во время первой встречи она проходила службу, по-видимому, в медицинских учреждениях 15-го СК, потому что в полосу действий его соединений едва ли могли попасть санитарные машины других корпусов 5-й армии. Хотя исключать полностью такую возможность нельзя.

Что произошло на клеверном поле после того, когда колонна танков из Лохвицы пришла в Сенчу? Что произошло с Анной и ранеными?

Всем, кто помнит дни, проведенные в окружении, очень печально сознавать, что такие врачи, как Анна, впоследствии зачислялись в общую категорию пленных.

* * *

Северо-восточный ветер гнал тучи, они со всех сторон обложили горизонт. Серая мгла стала непроницаемой.

Я сопоставлял немецкие карты. Наблюдение, может быть, следовало вести правее, где видимость оставалась сносной? Районы восточнее реки Сулы на обоих листах заштрихованы жирными косыми линиями. Наши войска.

Шум двигателей стал перемещаться ближе и слышался уже в стороне тригопункта. Что там происходит?

– Если они осмотрят мотоцикл и машину, то легко установят время нападения... Тогда... жди погони, – проговорил Зотин.

– В такую погоду?.. А, впрочем, ждать нужно чего угодно, – согласился Андреев.

С запада доносились отзвуки орудийных выстрелов.

– Не затихает с утра... похоже, идет настоящий бой, – сказал Зотин.

Все повернули головы. Орудийная стрельба велась с обеих сторон – доказательство того, что наши люди располагали средствами борьбы с танками. Идти туда?

– А... север... как же? – спросил Кузнецов.

Мне казалось, присоединиться к своим подразделениям лучше всего. Если они располагают артиллерией, нет нужды петлять, они форсируют Суду. Прямая дорога на восток. Зачем тащиться невесть куда?

– ...не согласен... договорились, сообща идем на север... а теперь? Куда это годится, если менять на каждом привале решения? – заявил Кузнецов.

– Что значит «север»?

– Север?.. Белоруссия, брянские леса, а может... к Новгороду, – ответил Кузнецов. – Знать бы, какие вы... не пошел бы с вами.

Ближайшая задача – уйти из Сенчи. Там мост, скопление мотопехоты и танков. Вот две немецкие карты, В районе Лохвицы находятся тылы 3-й танковой дивизии, преодолеть там реку легче. Дальше, сообразуясь с обстоятельствами, пойдем на восток или северо-восток, к своим.

– Где они, свои?.. Блуждать, пока не влипнем в историю, как с «опелем»? – Андреев поддерживал Кузнецова.

Я не ожидал возражений, думал, все разделяют мое мнение. Но Кузнецов и Андреев предпочитали идти на север, в Леса, Зотин и Меликов отмалчивались.

– Товарищ лейтенант, вам знакомо чувство романтики? Вообразите себе огромные пространства, покрытые непроходимыми дремучими лесами, где редко ступала нога человека. Сказочная страна берендеев... укроемся, передохнем маленько, оглядимся... и решение само созреет... идти к своим или вести борьбу в тылу фашистов. Нападать на тыловые учреждения и колонны... мало ли дел вольным людям? Преимущества... случай подвернулся... пострелял и врассыпную, поди поймай!

– Как возле тригопункта? – спросил Зотин.

– Возле тригопункта? – повторил Кузнецов. – В некотором роде... Только не придется дрожать от страха, ожидая погони.

Зотин решительно опустил руку.

– И что вам дался тригопункт? – раздраженно воскликнул Кузнецов. – Вы командир или... сентиментальная девица? Фашисты давят раненых из киевских госпиталей гусеницами, а в Сенче?.. А? Без всякого разбора расстреливают политработников, евреев... Нужно уничтожать захватчиков, как чумных...

– Да... – начал Зотин, но Кузнецов прервал его.

– А вы ноете... боится, видите ли, трупов...

Слова Кузнецова вернули мои мысли к тригопункту. Это в порядке вещей. С некоторыми доводами Кузнецова нельзя не согласиться, но слишком уж примитивно... Подвернулся случай... Постреляли, Варавин или Рева услышали бы. Видно, пройдоха этот Кузнецов.

Зотин начал возражать, но Кузнецов оборвал его снова.

– Как понять вашу точку зрения? Вы либо нытик, либо... трус. Я ненавижу фашистов... все должны ненавидеть...

– Фразы... – ответил Зотин. – Немцы поступают по-скотски... нет, хуже... Но подражать в данном случае... значит, множить зло. Мы должны показать превосходство... а вы? Э-э-х, вы... ученый... в Сибири даже медведя убить спящего считалось предосудительным. ...зверь, но прежде, чем стрелять, его будили. Тот, кто не соблюдает обычаи, навсегда теряет уважение. Закон морали, так сказать. «Иду на вы!..» – вот девиз русского воинства, выражение нашего национального духа, истоки, питающие ... нашу военную идеологию... понятия долга, чести, дисциплины и этики... Вы скажете, в галерее портретов древних князей и героев есть образ Ивана Сусанина. Да... но он не был солдатом, он вышел из недр народа, доведенного захватчиками до исступлепия... В подвиге Сусанина воплощена несломленная душа народа, продолжавшего сопротивление. Впрочем, то другая эпоха... другой цвет времени. Хотя в общем наши идеалы и не претерпели существенных изменений... Да, стрелять приходится даже в таких случаях, как на дороге... Но промышлять постоянно этим... нет... увольте, это не по мне... Я предпочитаю лицом к лицу!

Все уже насытились. Пора прекратить спор. Но Меликов поднял руку.

– Я согласен с вами, Зотин... идти к своим, на восток. А вам, товарищ младший лейтенант, – сказал он Кузнецову, – вы забыли, напомню, чему вас учили... вы не рядовой военнослужащий. Вы обязаны управлять в бою двумя, тремя десятками людей. Нас ждут, вас тоже... там, на передовой. Вы хотите жить в лесу и по собственному усмотрению нажимать на спуск... Я не пойду с вами, даже если останусь один.

Кузнецов не сдавался.

– ...без местных жителей, разумеется, не обойтись... Установим связь, обдумаем... можно организовать борьбу и здесь. Сам знаю, что партизанить... не командирское дело, – примирительно продолжал он. – Но что поделаешь?.. Здесь много таких, как мы. Каждый готов сражаться... Нужно учитывать ситуацию, дорогие товарищи. Не лезть в петлю... кому это на руку? Фрицы изловят на переправе, вот и кончится ваша карьера, вернее, жизнь.

В аргументах Кузнецова много уязвимых мест, и построены они на хитрости – прятаться, укрываться. Не приемлема. Что заставляло Кузнецова отстаивать сомнительную точку зрения? Кто он?

Крупное, полное лицо, короткий нос, подвижные водянистые глаза... Сотрудник какого-то вуза, не кадровый военнослужащий. Призван во время финской войны.

Заговорил Зотин.

– Даже воинская часть со своей дисциплиной и четкой организацией, обеспеченная всеми необходимыми средствами борьбы, вынуждена отходить. Что могут сделать в тылу врага люди, словом... мы, разрозненные мелкие группы, с карабинами и гранатами, без огневой поддержки, которой обеспечены подразделения на фронте? Партизанская тактика во все времена... нападение на спящего, отставшего, словом, ослабленного противника. Кто должен сражаться с ним там, где он силен? Выжидать на лесных полустанках, когда железная дорога привезет врага, чтобы помочь, так сказать, вам стрельнуть для очистки совести... в то время, когда наши товарищи на фронте истекают кровью? Нет, младший лейтенант Кузнецов, ваши шутки неуместны... Мы знаем направление на восток. Мы командиры... Выжидание... одна из форм уклонения от службы. Разве вам нужно объяснять, во имя чего сражаемся? Наши поступки так же чисты, как помыслы... Меня не привлекает лесная жизнь. Занятия вольного стрелка и партизана, как и все, что подразумеваете вы под этим, не согласуется с моими убеждениями. Воин не имеет права в одностороннем порядке под давлением временных обстоятельств бросать свои обязанности. Тот, кто утверждает обратное, ставит себя в зависимость от действий противника, подчиняется ему. Мы отвергаем волю врага... и не признаем за ним право управлять нашим поведением, принуждать солдата сойти с того пути, который продиктован долгом перед Родиной...

Три против двух. Нужно прекратить всякие споры. Если немцы еще не начали прочесывать местность в этих районах, то скоро начнут. В путь! Но прежде учредить старшего.

– Казачий круг?.. Выборы атамана, – Кузнецов начал толковать о равноправии. Андреев и Зотин держались одного мнения.

– В нашем полку лейтенант был старшим на батарее. Вы... танкисты и пехотинцы... не знаете... это далеко не последняя должность ... предлагаю избрать, – говорил Андреев.

Бремя старшинства

– В Уставе внутренней службы сказано, что если среди военнослужащих есть лица, занимающие равные должности, начальником становится старший в звании. Лейтенант – старший по должности и званию. Я стану комиссаром, – сказал Зотин.

Мой командирский опыт имел немало пробелов. Но кое-что я уже знаю. Одна из военных истин гласит: чем опаснее ситуация, тем тверже должна соблюдаться дисциплина. Так учил опыт 92-го отдельного артиллерийского дивизиона. Благодаря порядку, который поддерживался железной рукой майора Фарафонова по пути на Ковель, дивизион избежал разгрома, подразделения не теряли боеспособности и участвовали в боях до последних дней его существования.

Мое положение хуже! Пять командиров. Вокруг противник. Он занял населенные пункты, дороги, удерживает переправы и берега реки. Цель далеко. Достанет ли всем нам сил, выдержки? Необходимо беспрекословное повиновение четырех требованиям одного – старшего. Способны сидящие передо мной люди на это?

Кузнецов, похоже, не мог заниматься ничем иным, кроме своего вьюка. Даже шел с трудом. А возле «опеля»? Сколько времени потеряли попусту? Да что – время! Вся компания едва не сделала ошибку, которая наверняка стоила бы ей жизни. И сейчас нет единого мнения. А ведь это только начало. Сумею ли я вести их неведомыми путями в тылу противника? И кто они, люди, которых случай навязал мне в товарищи?

Единственным свидетельством их личных качеств были командирские знаки различия. При всяких других обстоятельствах этого, при наличии документов, было бы достаточно. Но когда по плащ-палаткам барабанит дождь и со всех сторон противник, необходимо взаимное доверие. Иными словами, – знать людей, характер, взгляды, склонности каждого. Только при этом условии командир мог предугадать поведение, а следовательно, лучшим образом использовать боеспособность воина.

Я знаком со старшиной сверхсрочной службы Андреевым. В полку он считался дисциплинированным и добросовестным младшим командиром. Он не побоялся рискнуть, нашел в себе силы подняться, ему удалось уйти из болота. А младшие лейтенанты? Я их не знаю. Высказывания Кузнецова не внушали доверия. Много говорит, но слова еще ничего не значат. Зотин и Меликов вроде люди другого склада. Итак, их четыре человека. Но старшему придется иметь дело не только с ними.

– Вы были в окружении... старшина рассказал о вашей службе, принимайте булаву, – сказал Зотин.

Да... Но что из того? Первые дни войны. Всем известно, старшему, помимо опыта, необходимо иметь еще влияние. Зотин настаивал. Кузнецова выборы старшего не особенно интересовали. Прения возобновились.

Между тем стрельба на западе усиливалась. Изредка слышались очереди в стороне Сенчи и южнее. Лишь в северном направлении было тихо.

Зачем тянуть? Чего я добьюсь? Пора идти. Сгущать краски и предаваться унынию? Нет, нужно действовать, А к дисциплине они привыкнут. Три младших лейтенанта и старшина – военнослужащие. Правда, они не участвовали в боях, но у тригопункта показали себя превосходно. И пришли сюда, в конце концов.

У меня на душе лежит камень. Сколько пришлось испытать мытарств, пока нашел в Городище полк. Я обрадовался встрече с людьми, которых давно знал. На сослуживцев, и подчиненных, и начальников, можно положиться. Повиноваться, только и всего. Я чувствовал себя под крылом старших. А теперь самому принимать решения, от которых зависит судьба других... Одежда мокрая, бьет озноб. Как согреться, просушить одежду?.. Где свои? Где немцы?..

Никто не может мне ответить. Нельзя терять время... Но я не знаю, что делается на расстоянии полукилометра, в серой мгле, за горизонтом.

Пять человек... должны видеть и слышать все, что происходит вокруг. Всякое упущение, неверный шаг стоит жизни. Если мы позволим себя обнаружить, столкновения не избежать. А вступить в бой – значит погибнуть. Кругом степь. Нельзя отойти под прикрытие своих подразделений, как поступал я со взводом во время движения 92-го ОАД на Ковель.

Да, к своим! Где они? И все же в моей душе теплилась надежда. Если напрячь силы, можно достичь цели, как бы она далеко ни была... Удача разборчива. Она сопутствует только смелым. Тригопункт... Стрелять из засады не так уж мудрено. Немцы вооружены автоматами, и, если бы они были осмотрительней, мы погибли бы. Итак, за дело!

Но прежде чем двинуться, каждый пусть подтвердит свое согласие словом. Андреев, Зотин и Медиков отвечали, Кузнецов молчал.

– А вы? – спросил Зотин.

– Не возражаю... но сперва нужно договориться... куда, а потом... как, – и, убавив тон, закончил: – Эх... был я однажды на тактических занятиях, поверил в военную организацию, а на самом деле ничего подобного... обыкновенные люди, каждый хочет выжить. Стреляют, давят гусеницами... и не знаешь, что станется с тобой через минуту... А вы планы строите...

Сколачивание группы приходилось считать законченным. Как она покажет себя? Мы мало знаем друг друга. Отсюда – недоверчивость и разногласия, не способствовавшие поддержанию и без того подавленного настроения.

Временами я испытывал подъем духа. Забывалась усталость. Я готов идти куда угодно, лишь бы не стоять на месте. Не страшили никакие трудности, и далекая цель влекла неудержимо.

Мои новые товарищи находились в том состоянии, когда человек, уяснивший вдруг, что он предоставлен самому себе, пытается устоять, обрести какую-то опору. Опасность подстерегает на каждом шагу. Где выход? Мне казалось, они сознают свой долг и готовы действовать.

Потом накатывалось сомнение, хотя в глубине души каждый верил в удачу. У нас не было других помыслов, кроме одного – сражаться. Мои товарищи слышат зов совести и не страшились преград.

Прежде всего – преодолеть реку Сулу. Окружение – понятие весьма относительное. По-видимому, сплошного фронта пока не существует. В оцеплении, созданном немцами, есть участки – километры, десятки километров пространства, – не занятые противником. Нужно найти их. Мы имеем опыт, полны сил, ну, а если изменит удача, мы дорого отдадим свои жизни. Под влиянием этих чувств мне рисовалась моя задача.

– Внимание, ориентирую... Прямо впереди... северный полюс. Расстояние... четыре тысячи километров... Слева запад... поверженная в прах Европа. Там... южные моря, Константинополь, пески Африки, под жарким солнцем которой сражается британская армия, наш единственный союзник. Справа восток, сопки Маньчжурии... расстояние четырнадцать тысяч километров... Мы идем на восток, к своим. Ближайшая задача форсировать Сулу. Порядок движения: по два, первая пара... младший лейтенант Зотин и я... ведем наблюдение по направлению движения и в стороны, одновременно Зотин поддерживает зрительную связь со второй парой... Медиков и Андреев... наблюдают в обе стороны. Замыкающий, младший лейтенант Кузнецов, следит за сигналами и ведет наблюдение назад. Сигналы дневного времени... поднятая рука... внимание... Подается каждым, кто заметил опасность, при необходимости дублируется короткими свистками. Всем залечь и ждать команд. Сигнал «продолжать движение по-пластунски»... поднятый головной убор. Стрелять без разрешения запрещается. Нападаем только в том случае, если обнаружены и уклониться невозможно. Запомните, самая короткая очередь вынудит нас вступить в бой. Наша же задача двигаться, двигаться, двигаться. Дистанция между парами двести-четыреста шагов. И главное, всякая команда выполняется немедленно! Комментарии по поводу моих решений и приказаний запрещаются. В необходимых случаях я буду обращаться за советом. Хочу всех предупредить еще в одном отношении. Мои требования диктуются не только законами воинской дисциплины, но и доводами личного характера. Я не потерплю никаких возражений со стороны людей, с которыми связался. У вас не должно быть никаких сомнений... Вот так, вкратце, представляются мне обязанности старшего... Если мои условия неприемлемы, я готов сложить полномочия немедленно.

В молчании прошла минута, другая. Терять столько времени на размышления я не хотел и подал команду? «Встать!»

– С этого момента мы превратились в воинскую команду... выступление через пять минут... Согласовать обязанности друг с другом...

– К бою! – закричал не своим голосом Кузнецов. – Там люди...