Текст книги "Прошлое с нами (Книга вторая)"

Автор книги: Василий Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 45 страниц)

19 сентября, от 16.00 до 18.00

В саду, опекаемом охраной штаба фронта, деревья густо увешаны плодами. Мы предпочли сливы. Миновали двор, опять попали в сад. Сидит младший лейтенант Зайцев, прислонился спиной к дереву, вскочил и, пожимая руки, звал в окоп, на бруствере которого лежали полуавтоматическая винтовка и вещмешок.

– Моя позиция, – втаптывая гильзы, объяснил Зайцев.

– ...через четверть часа вернулась поисковая команда с двумя ящиками ручных гранат, – рассказывал Зайцев о Пирятине. – Наблюдатель сообщил о танках... начался обстрел... орудийные номера заняли канаву вдоль улицы, вязали связки гранат... явился посыльный из штаба дивизиона... орудия, но мост... баки пустые. Я ожидал... танки... поднялся на крышу, вас уже не было, танки повернули настанцию... Снова посыльный... катить на руках... куда?.. ...Пешему не пройти. Пришли капитан Значенко, старший лейтенант Плешаков. Орудие к мосту... Начальник штаба полка сказал, что третий дивизион застрял в двух-трех километрах. Послышались выстрелы. Подошли с севера танки... Значенко распорядился материальную часть привести в негодность. Людей на переправу... и ушел вместе с Плешаковым... толпы людей. Автоматчики уже поливали огнем улицу... к орудиям не пройти... Я собрал человек десять. Танки Т-II стреляли из орудий и пулеметов... повернули к церкви. Поднялась стрельба, много людей, бежали к речке, в заросли. Танки вышли к церкви и начали обстреливать берег. Со мной осталось три человека... переплыли реку ниже моста. Уже темнело, когда я увидел в лесу машины с нашими знаками. Штаб полка. Капитан Значенко жег бумаги. Поехали, горючее кончилось. Стали подходить люди, говорят, третий дивизион в колонне был атакован танками... командир седьмой батареи лейтенант Полячков переправлял людей... погиб на мосту... Моих людей оставили на сборном пункте. Меня направили в Городище. Командир полка, комиссар, начальник штаба и человек тридцать командиров находятся на горе Белая, – он указал на конусообразную высоту, которая возвышалась над окружающей местностью. – • Тут выставлены посты, я представляю один из них, веду наблюдение за местностью. Вам нужно идти к командиру полка.

«Юнкерсы»! Зайцев стал стрелять.

В ровике рядом кто-то ругался и требовал прекратить стрельбу. Вздумалось шутить?.. Зайцев, не обращая внимания, стрелял, мы продолжали есть.

«Юнкерс» прошел низко над садом. Из ровика угрозы не затихали. На Зайцева один из людей направил карабин. Пришлось оставить еду и призвать его к порядку. В небольшой щели их оказалось полдесятка – шофер санитарной машины, товарищи.

Женщина-врач, прибежавшая по их зову, объяснила, что помощники ее страдают недугом, который обостряется при всякой опасности. Свое поведение санитары и шофер пытались объяснить боязнью, что «юнкерс» в отместку бросит бомбу в ровик.

Только живейшее участие врача заставило Васильева прекратить обучение тыловых специалистов хорошим манерам поведения. Он сунул в кобуру свой пистолет. Послышались хлопки. С южного берега речки Многи летели мины и ложились в болото, не долетая до огородов.

Разрывы затихли. Васильев снял висевший на шее большой цейсовский бинокль.

– Это вам, – торжественно произнес он, обращаясь к Зайцеву. – За услугу, которую вы оказали шестой батарее.

Зайцев в недоумении разглядывал примятую осколком трубу двенадцатикратного цейса.

– Не понимаю...

– ...вчера этим биноклем пользовался немецкий офицер, – Васильев набросил ремень бинокля на шею Зайцеву, – разглядывал Пирятин... Он погиб в своем танке под ударом шрапнели, которую вы собрали.

– Да? – смутился Зайцев. – Ну, разумеется... я не стал бы делать работу артиллерийского техника, если бы не верил отважным фейерверкерам шестой батареи.

Зайцев прихватил свою СВТ. Мы втроем двинулись в сторону высоты Белой. Зайцев спрашивал, что произошло, когда орудия 6-й батареи снялись с позиций.

– В той стороне стреляла наша третья батарея. Лейтенант Сотенский подбил четыре танка... Командиру полка докладывали, южнее Пирятина вела огонь с открытых позиций чья-то стодвадцатидвухмиллиметровая батарея, – сообщил Зайцев.

У подножия высоты Белой людей еще больше, чем в противоположном конце Городища, возле рвов.

Мы поднимались по крутому склону сквозь заросли. На вершине – небольшая терраса, деревья. Я увидел командира полка, старшего политрука Бугаева, капитана Значенко.

– Нашего полку прибыло! – встретил нас возгласом адъютант. – Сейчас доложу... очень приятно...

Нас обступили со всех сторон люди. Откуда? Не встречали такого-то? Видели то-то? Я вглядывался в лица. Ни Варавина, ни Юшко, ни Ревы. Через минуту мы стояли перед командиром полка.

– Товарищ майор... семнадцатого сентября в шестнадцать ноль по приказанию начальника штаба огневые взводы шестой батареи вышли на южную окраину Пирятина... – и я доложил о том, что произошло.

Летят «юнкерсы». Начался налет. Бомбы рвались на склонах. «Юнкерс» – все считали, что он потерял управление, – пронесся над террасой. Бомба вырвала с десяток деревьев, дым заволок склон. Стало тише.

Командир полка молча слушал и водил карандашом в своем блокноте. Вложил блокнот в планшетку, внимательно оглядел нас и обратился к одному из присутствующих:

– ...вот... видите?.. Вы ошиблись, утверждая, будто оба эти лейтенанта хотели тогда, под Черниговом, перейти к немцам... Что вы скажете теперь?

Подошел старший лейтенант Пономарев.

– Товарищ майор... немецкая колонна, в двух километрах. Вот там, – доложил он командиру полка.

Я оглядел местность. Внизу, у подножия высоты Белой, на берегу речки Многи раскинулись густые заросли. Справа – огороды, хаты, небольшая насыпь вела к мосту через речку. На востоке – обширная плоская равнина с двумя длинными стогами, они возвышались на средине расстояния между прибрежными зарослями и дорогой, которая проходила в полутора-двух километрах. Дальше – бугор, две-три хаты.

На дороге, примерно в километре от стогов, вытянувшись с юго-востока на северо-запад, – немецкая колонна: в голове 5 танков, 19 машин, около двух десятков мотоциклов, в хвосте 4-орудийная 105-миллиметровая батарея.

Майор Соловьев поднес к глазам бинокль.

– Похоже, они собираются атаковать... Передайте капитану Значенко... собрать командный и начальствующий состав... пять минут... Да... как наши машины?

– Удалось заправить, – ответил Пономарев. Явился капитан Значенко.

– ...пошлите узнать, в каком состоянии мостик на сенченской дороге, – распорядился майор Соловьев.

– Товарищ лейтенант, – сказал мне Значенко, – и вы, – он позвал еще одного лейтенанта, Свириденко, – видите мостик? Осмотрите... Времени... тридцать минут! Идите!

Мы – Свириденко и я – спускались к хатам, не теряя из виду опушку леса и мостик через Многу.

Свириденко рассказывал о судьбе батарей, зажатых в колонне севернее Пирятина. Весь день простояли без горючего. 17 сентября подошли немцы. Старший лейтенант Рева приказал подорвать орудия. Все, кто остался, к утру 18 сентября прибыли в Деймановку.

Свириденко торопливо шел впереди вниз по склону. Я припомнил места, где ходил с Васильевым.

– Стой! Дальше нельзя, берег обстреливается, – предупредили командиры, укрывшиеся в ровике под стеной хаты.

– Мы выполняем приказание... осмотреть мост... машины проходят и в лесу исчезают, – пояснил Свирнденко.

– Мое дело предупредить... а там, как хотите, – лейтенант вернулся в окоп.

– Зачем суетесь?.. Открытое место, подстрелят в два счета, – предупредил другой. – Пройдите назад, вот к тому месту... Наблюдайте...

Мы последовали его совету. Разрушена бомбами насыпь, торчат обломки бревен, доски. Было видно пять-шесть опрокинутых машин. Мостика как такового не существовало.

– Двинем напрямую... или вдоль улицы? – спросил Свириденко. Он остановился в нерешительности. – Поесть бы, может, найдем жителей в хате...

Хозяев не оказалось ни в одной, ни в другой хате. На улице встретился младший лейтенант Зайцев. Он хотел идти с нами и просил подождать, нужно предупредить товарища, которого оставил на посту.

– Время истекает... мы пойдем, – ответил Свириденко и продолжал рассказ. – Говорят, командир дивизиона со штабом и командиры батарей не сумели пробиться к Пирятину... Смотрите... что там происходит? – он замедлил шаг.

Три, пять хат северо-восточной части Городища у подножия высоты Белой, где мы находились, расположены несколько выше, просматривается поле за речкой, два стога, бугры на востоке. В немецкой колонне, кажется, ничего не изменилось. Танки на прежних местах, но стволы уже разведены в сторону Городища. Пехота – три-четыре подразделения – строилась у машин. Где же 105-мм батарея? Я увидел ее в зарослях по течению речки Многи, дальше на восток.

– Немцы готовы атаковать Городище... Успеем вернуться?.. – Свириденко перешел на бег.

18.00 – атака!

Многие окопы пустели. За крайним рядом хат, в огородах – построение. Четыре, пять шеренг протянулись на полкилометра. Со всех сторон подходили люди, – группами и в одиночку – и становились в строй.

Слива на обочине. Свириденко задержался и тряхнул, посыпались плоды.

– Идите сюда! – послышался громкий голос.

Во дворе полковник-пехотинец, пять-семь командиров.

– Негодяи! – возмущался полковник. – Где ваша совесть? Всякий порядочный человек спешит в строй... А вы?

Полковник не слушал объяснений.

– ...уклоняетесь от службы... командиры!.. Черт бы вас побрал... молчать! За мной! – он повернулся и повел всех в огород. Левый фланг строя скрыли прибрежные заросли, обозначенный правый – удлинялся все более. Непрерывно подходили люди.

Раздраженный полковник продолжал браниться. Мы оба, не имея возможности говорить, плелись – Свириденко с одной стороны, я с другой, – как телохранители, и оказались перед строем, в группе командиров, окружавших генерала Алексеева. Я видел его возле рва. Генерал Алексеев продвигался вдоль строя, отсчитывал ряды.

– ...ваш взвод, – генерал Алексеев подзывал одного из командиров.

Число их уменьшалось. Генерал не останавливался. Кто-то толкнул меня, и я оказался рядом с генералом.

– ...это ваш взвод, – он повернулся ко мне.

Следуя за полковником, я ожидал расправы и вот... поощрение. Взвод. Передо мной стояли люди. Пять рядов по шесть человек в каждом. Подполковник, рядом интендант со шпалами и ни одного лейтенанта, самый младший по званию – старший лейтенант.

Строй замер в тревожном молчании. Генерал удалялся к правому флангу, назначал командиров взводов.

Я стоял лицом к «моему взводу» и видел, что происходило позади строя. За огородом, на берегу речки Многи, в зарослях занимали позиции машины со счетверенными пулеметами. Числом не меньше десяти-пятнадцати.

К 18 часам генерал закончил расчет и возвратился на середину фронта. Воцарилась тишина. Только из-за речки доносился гул двигателей в немецкой колонне.

– Товарищи командиры и начальники! Вы стояли во главе войск и в течение трех месяцев сдерживали яростный натиск врага. Только ценой отвлечения сил с главного стратегического направления ему удалось взять верх... Армии Юго-Западного фронта окружены. Но подчинить нашу волю не удастся никому! Мы будем продолжать борьбу и сражаться, как положено воину, когда он присягал на верность Коммунистической партии и Советскому правительству... Я построил вас, чтобы объявить приказание командующего войсками фронта... атаковать вражескую колонну. Кроме пехоты, в ее составе есть несколько орудий и танков... Другие атаковали их в конном строю [32] 32
  По-видимому, генерал имел в виду эпизод времен нападения Гитлера на Польшу. – Авт.


[Закрыть], мы атакуем в пешем... и обратим в бегство! – генерал умолк и двинулся вдоль строя, вглядываясь в лица. Затем вернулся на середину и, возвысив голос, закончил: – Поведу вас я... направление атаки... стога... видите? И дальше... строения хутора на бугре. На-пра-во! За мной... марш!

Тишина сменилась топотом людей. Строй превратился в колонну. Голова уходила вправо, в сторону позиций счетверенных пулеметов, центр – прямо, хвост принимал влево.

За огородами начинались высокие, густые заросли. Передо мной бежал в колонне по четыре чей-то взвод, позади – мой. Справа и слева тысячи людей.

Блеснула вода. Речка Многа, с берега перекинут пешеходный мостик. Я вышел к воде, когда 105-миллиметровая батарея произвела первый залп. Рассекая воздух, с воем пронеслись снаряды. В то же мгновение хлестнула горячая волна разрывов. Снаряды разорвались позади.

И вдруг свист, треск и скрежет. Люди смутились, стали оглядываться, бросились на землю. Движение замедлилось. Я вспомнил о счетверенных пулеметах. Они начали стрельбу. Позади выкрики: «Встать, вперед!»

Люди прыгали с разбега в воду. Балансируя, я ступал по скользским доскам мостика. В воде торчали головы, поднятое оружие. Разорвалась новая очередь. Доски выскользнули из-под ног. В лицо ударила струями вода, меня что-то подняло и с высоты бросило в воду.

Я вынырнул, воют снаряды. Немецкая батарея перешла на беглый огонь. Грохотали разрывы, клубился дым. Над головою сверкали вспышки бризантных гранат.

Атакующие запрудили речку от берега до берега. Рвались снаряды. Мои ноги коснулись дна. Многие ранены, убиты. Коричневая вода становилась красной.

Мой взвод! Люди ловили ветки, карабкались на берег, ища укрытия. Некоторые выливали из сапог воду. Стоял невообразимый треск. Счетверенные пулеметы ни на мгновение не прекращали стрельбу.

– Вперед!.. – раздалась команда. Полковник, подняв оружие, указал в направлении стогов. – Командиры взводов! Без остановок... бегом... – и скрылся в дыму разрывов.

Позади бежали семь-десять командиров, кажется, «мой взвод». А по сторонам россыпью – пятьдесят, сто, двести, триста человек.

Навстречу хлестали пулеметные очереди. В ушах свист. Пули тыкались в землю. Справа, в облаках дыма, сверкают молнией выстрелы 105-мм орудий. Снаряды с оглушительным воем сверлят воздух. Рикошеты прошли под моими ногами, земля приподнялась, грохотали разрывы.

Навстречу, правее стогов, надвигались группы немецкой пехоты. Плещутся огненные точки автоматных очередей.

Пламя беспорядочно металось от центра к флангам, затухало и снова вспыхивало на участке от стогов и до ОП 105-мм батареи. Поле простерлось перед глазами плоской равниной, два длинных стога на середине.

Впереди бежал генерал и, не оглядываясь, жестами призывал принять вправо. Пронеслась команда: «Принять вправо!»

– Эй!.. С бинтами!.. – кричал кому-то полковник. – Вы... старший... подстегивайте их... не отставать!

Убитые падали. Раненые так и оставались среди воронок.

– Вы... поворачивайте всех левее, к стогам, – донесся хриплый голос. Команда, кажется, касалась меня.

– Внимание... внимание... – во рту пересохло, я слышал собственные слова, как чужие.

Рядом упал капитан, отбросив руку с винтовкой СBT. Я перехватил ее, поймал в прорезь зеленый мундир, нажал спуск. Магазин опустел. У погибшего на ремне – подсумок. Я заправил магазин. Бежал, стрелял, затвор застрял в крайнем заднем положении.

Счетверенные пулеметы поливали поле впереди огненными струями. Люди двигались цепью, на фронте полтора-два километра. У всех пистолеты, есть карабины, винтовки, основную огневую поддержку обеспечивали полтора десятка счетверенных установок, пять-шесть десятков пулеметов, не умолкавших ни на мгновение.

Сотни, тысячи людей бегут в исступлении, лица искажены, будто маски мертвецов... Капитан-артиллерист, майор в бинтах, политработник со звездочкой, лейтенант с черными артиллерийскими петлицами. Тела согнуты, движения упруги и стремительны... вскидывают оружие, стреляют, не останавливаясь, устремив глаза вперед, где плещутся вспышки автоматов.

Неудержимо двигались атакующие цепи. Правый фланг, возглавляемый генералом, обходил огневые позиции. Часть людей залегла под разрывами у самых стволов. Центр, который вел полковник-пехотинец, оставил позади стога, вырвался вперед. И лишь левый фланг, державший направление на танки, поотстал, разделился на две части.

Встречный огонь ослабел. Выстрелы и разрывы 105-мм орудий еще громыхали в поле, но они вели огонь уже на самооборону.

Немецкая пехота залегла. Расстояние 400–500 метров. Свист пуль усилился. Пехота отдельными группами стала поворачивать назад. Разнесся мощный возглас: «Ура!»

А справа стлалось плоское облако дыма, еще раз блеснула зигзагом молния, и грохот затих. Орудийные расчеты бежали к тягачам.

Счетверенные пулеметы непрерывно посылали очереди. Немецкие машины разворачивались под ливнем пуль, набирали скорость. Горят. Три... четыре... Дорога в полусотне шагов, в воздухе еще слышен запах бензина... не улеглась пыль. В гречихе брошенные мотоциклы, тела погибших. Склонившись к рулю, на развороте застыл мотоциклист. Другой лежит, раскинув руки, лицом в землю.

Наконец-то я могу остановиться. Тихо, не слышатся выстрелы. Никто не кричал. Ноют ноги. Пересохло в горле. Мокрая одежда отягчала движения.

Подходили, шатаясь, командиры. Мои товарищи! В ушах еще завывала тоскливо смерть, а на лицах светилось торжество. Противник бежал!

От «моего взвода» осталось пять человек: капитан-артиллерист, старший политрук, капитан-пограничник, старший лейтенант-артиллерист, старший лейтенант-пехотинец. Подошел еще один – лейтенант-артиллерист [33] 33
  Помощник начальника штаба 235-го ГАП 21-й армии лейтенант Демченко В. В. – ныне полковник запаса, проживает в г. Житомире. – Авт.


[Закрыть].

В ночь с 19-го на 20-е

Позади, на фоне заходящего солнца, четко обрисовывалась коническая высота Белая. На востоке розовели поля. Группы людей брели, поднимаясь по склону. Южнее, в направлении села Окоп, двигалась пешая колонна. Много тех, кто принимал участие в атаке, оставалось в районе разгромленной позиции 105-мм батареи.

Я опустился на сиденье мотоцикла. Кто-то открыл пачку трофейных сигарет. Все закурили. Куда девались танки? Никто не знал.

Все мои недавние подчиненные старше, чем я. Моя командирская миссия пришла к концу. Куда идти? Всех занимал вопрос.

– Где генерал, возглавивший атаку? – спросил капитан-артиллерист. – Он был направляющим. Нужно оглядеться.

– Немецкая пехота ретировалась, часть машин ушла на Загребелье... остальные повернули на юг... Но куда исчезли танки? В обход Городища они не могли двинуться... речка, значит, там, – указал на север другой капитан, пехотинец. – Поэтому нам следует идти на северо-восток... к реке Суде. На восточном берегу, говорят, наши...

По-видимому, все в одинаковом состоянии. Кроме немецких пехотинцев и факелов над орудийными стволами я, кажется, ничего не помню. Видел танки, стреляли левее стогов, пехоту, убегавшую в беспорядке... Разворачивались мотоциклы, машины набирали скорость. Три-четыре, охваченные пламенем, горят на гречневом поле.

105-миллиметровая батарея произвела не менее ста – ста пятидесяти выстрелов. Дым разрывов еще стелется у стогов, в поле, и тянется к речке, скрыв заросли и подножие высоты Белой – последнего КП 231-го КАП. Возвышалась только вершина.

– Пошли... пристроимся к другим... вместе вернее, – предложил старший политрук.

Опускались сумерки. Мы шагали лощиной. Хотелось пить.

– Вода! – воскликнул капитан впереди.

Все прибавили шаг. Упершись руками, капитан прильнул к узкому ручейку. Пили все разом. Пили долго.

Двинулись дальше. Пограничник и пехотинец возвратились назад к роднику.

– Слишком твердо под ногами, – проговорил капитан. – Кажется, след гусениц, – он стал ощупывать землю.

Подсветили. Да... отпечатки траков. Прошел танк и не один.

– А может, трактор, а? – усомнился кто-то.

Нет... у тягачей шире гусеница, колея – уже. След оставили немецкие танки.

– Они, – решил капитан, – убоялись наших пистолетов и последовали за пехотой... не наскочить... Внимание, слушай мои команды, разобраться по два!.. Дистанция... пятьдесят шагов... Сигналы... короткий свист... стой, частый... вперед, свист без интервала... противник; все прочее голосом, команды дублируют все... потренируемся.

Капитан стал подавать сигналы. Раз, другой, третий.

– Ну, вот... а теперь, вперед!

Жужжат комары. В темноте подавала голос птица. Позади квакали лягушки. Мы уже порядочно отошли от ручейка.

– Внимание, ложись всем... Комиссар, пойдем со мной, – распорядился капитан.

Через десять минут оба вернулись. Капитан объявил: следы гусениц за оврагом повернули, танки двинулись, по-видимому, на север. Капитан решил идти дальше по дороге.

В темноте вырисовывался силуэт строения. Залаяли собаки. В степи хаты – одна, другая. Капитан ушел, и спустя немного, послышался сигнал «Вперед!». У ворот – две женщины.

– Кто занимает село? – спросил капитан.

– Никто, вы занимайте, – ответила женщина.

– В доме есть посторонние люди?

– Нет.

– Как называется село?

– У нас нет села...

– Ну... ваше поселение.

– Хутор.

– Называется как?

– А никак не называется, – женщина не прочь поговорить.

– Не может быть, – усомнился капитан.

– Дальше есть хутор... Селюков... там, – женщина взмахнула рукой в темноту, – а у нас без названия.

– Что же мы стоим, – спохватилась другая женщина, – заходите в хату... поесть.

– Мы спешим, спасибо.

– Подождите, я скоро... – женщина ушла, за ной последовала другая.

– Правду... сказать... последний раз я ел дня три назад, – капитан опустился на скамейку у ворот, – присядем...

Женщины принесли хлеб, молоко и стали рассказывать о том, что происходило на их глазах перед заходом солнца.

– Много погибло наших и немцев... упокой бог их души, – перебивая одна другую, сокрушались женщины, – страх.

– В какую сторону река Суда? – капитан поднялся. – Далеко?

– Верст десять-одиннадцать...

– Как называются села на пути?

– Исковцы... Сенча...

– Дальше?

– Там река Сула, мост. Капитан подсветил фонариком часы.

– Спасибо за хлеб-соль, пора в путь.

– Куда вы... на ночь-то глядя, останьтесь ночевать... нам боязно... утром пойдете, – просили в один голос женщины.

Дорога вела на северо-восток. Капитан время от времени останавливался, вертел свой компас, вглядывался в звездное небо. Определить кратчайший путь на Сенчу, крупный населенный пункт на берегу реки Сулы.

Выглянула луна. Стало светлей. Сквозь одежду проникал холод. Все встревожены, в течение трех часов не встретился никто из тех, кто участвовал в атаке.

Брала свое усталость. Донимает дрожь. Нужно передохнуть. Капитан после некоторых колебаний уступил общему настоянию. Невдалеке в свете луны виднелись копны, дальше – стог.

– Нет... – капитан возражал против стога. – Куча соломы, в копне спокойней... Старший лейтенант, дневалить вам... Через полчаса поднимите пограничника... вы... лейтенанта, – он обратился к Демченко, – глядите в оба.

Зарывшись в солому, я пытался согреться.

– Поднимайтесь... ну же... – тормошил кто-то, – тревога... под стогом люди.

Капитан сердился. Пехотинец-караульный утверждал, что в его смену под стогом никого не было.

– Я обнаружил, как только заступил, – шепотом возражал пограничник.

Неизвестный вооружен. Среди ночи кто придет к стогу? Во всяком случае, не местный житель.

– Свои не станут прятаться... он глядит сюда, – капитан опустил сноп, из-за которого наблюдал. – Уходить поздно... нападем... по два... пехотинец и лейтенант... в обход слева, пограничник и другой лейтенант... прямо... Комиссар со мной. Движение начать, когда я поравняюсь с третьей копной, – распорядился капитан.

До стога не более трехсот шагов. Каждый тыкал под ремни снаряжения солому, обмотана голова. Готово!

Под стогом, завернувшись в палатку, лицом к дороге стоит человек.

– Немец, провались он сквозь землю... – пехотинец зубами зажал трофейный штыковой нож, пополз. Колючая стерня царапала лицо, руки.

Упор локтем, движение коленом, рывок, снова коленом. Перемещаясь, я шаг за шагом приближался к стогу. Слышно дыхание пехотинца и мягкий, едва уловимый шелест отсыревших стеблей.

Приподняв пучок соломы, я огляделся. Стог в 30–40 шагах. Где человек?

Пехотинец толкнул меня. Послышались ругательства, глухие удары. Я бросился вперед. Схватка закончилась. Капитан, тяжело дыша, поддерживал человека, тот пытался унять текущую из носа кровь. Я узнал лейтенанта Обушного, начальника связи. Он нес службу караульного в месте отдыха командиров 231-го КАП.

– Я заметил вас... мало ли кто... свои не станут таиться... Отполз, хотел проследить, наткнулся... – говорил Обушный.

– ...Луна спасла вас... напялил немецкую шинель, – капитан недовольно прервал Обушного.

К месту происшествия подошел капитан Значенко.

– Свой своего... чтобы чужой духу боялся, – примирительно проговорил, пожимая руку капитану. Они знали друг друга... – О, вижу в твоей команде своих... Вы, товарищ лейтенант, медлительны... Что случилось? Почему не явились с докладом?.. Где тот, другой, кажется, Свириденко?

Я стал отвечать, но капитан остановил.

– ...хорошо... и то, что встретились. Отдыхайте, выступаем через час.

Я натолкнулся на лейтенанта из 1-го дивизиона. Он сказал, что полк, вернее, остатки командного состава, участвовали в атаке танков.

В таком случае, лейтенант знает, наверное, куда они девались?

– Израсходовали боеприпасы и драпанули.

– Куда мы идем?

– В Сенчу. На восточном берегу наши войска.

– Где Варавин? Лейтенант не знал.

Атака дорого стоила полку. Подразделения, действовавшие в направлении танков, потеряли, по словам лейтенанта, половину своего состава. В поле осталось много раненых.

Я продрог и проснулся. Все строились. Было темно. В строю человек сорок. Майор Соловьев подал команду. Строй пришел в движение.

В копнах много других людей, они подтягивались к полевой дороге, вслед за полком.

Быстрая ходьба согрела. Становилось жарко, но командир полка не убавлял шаг.