Текст книги "Прошлое с нами (Книга вторая)"

Автор книги: Василий Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 45 страниц)

Лейтенант Захаров

Баки были заполнены почти на три четверти. Вперед! Тягачи шли по старому следу. В кабину стучал Орлов. Там, где осталась цистерна, повисло облако бризантного разрыва.

Прошло несколько минут. Сквозь гул слышался нарастающий вой. Снаряд! Первый разрыв лег в стороне. По-видимому, немцы начинали пристрелку дороги.

Гребень близко, и «цель» ускользнула. Орудия перевалили через бугор. Я решил избегать открытых мест и двигался лощиной.

Скоро показались хаты. Клубилась пыль. Машина? Чья? Не лучше ли остановиться? Вдруг немцы... Среди копен удобная позиция для обороны... Стой!

Облако пыли перемещалось довольно быстро. Стал различаться силуэт... кажется, тягач, СТЗ-НАТИ-5. На крюке 122-миллиметровая гаубица.

Обнаружив засаду, тягач заскрипел гусеницами и остановился. Перекатилась пыль. Из кабины прыгнул человек в синем комбинезоне.

Захаров... Вот встреча! Неужели оп, лейтенант Захаров, курсант 14-го классного отделения 1-й батареи Сумского артиллерийского училища? Дверь в дверь – наши классы, койки стояли в одном ряду. Два года мы гоняли коней манежным галопом, в нарядах сменяли друг друга, ходили в одном строю, вместе пели песни. Захаров – звонкоголосый запевала, неизменный участник самодеятельности, комсорг, а затем старшина 1-й батареи.

Рослый, статный лейтенант остановился на полушаге. Поддернул на боку планшетку и бросился навстречу.

– Так это ты?.. Готов был встретить кого угодно, но только не из тринадцатого классного отделения! Стосемимиллиметровые пушки? Откуда и куда?

Захаров мигал мохнатыми от пыли ресницами. Розовое веселое лицо его становилось все более озабоченным. Захаров назвал свой гаубичный полк. В первом дивизионе осталось семь орудий. Мало снарядов... Захаров старший на батарее. В огневых взводах одно орудие. Гаубичный полк получил задачу занять открытые позиции в Давыдовке.

– ...оседлать дорогу и держаться до последнего снаряда... окружение... слышал?

Захаров за все время встретил из выпускников училища только лейтенанта Белокобыльского. Двадцать лет спустя, на праздновании Дня Победы в Киеве, и я встретил его – полковника Белокобыльского. Мы остановились в одной гостинице, но об этом я расскажу в своем месте.

Под Луцком, на окраине села Копачевка, еще в первые дни войны мне попался на глаза курсант 14-го классного отделения Михлин, родом, помнится, из Пирятина; небольшого роста, широкоплечий, с боксерской шеей и квадратным лицом. Конная батарея, в которой он служил, двигалась в район позиций. Начался налет. Я не мог оставить свое место в строю. Михлин поднял руку. Мы издали приветствовали друг друга.

И вот еще встреча, и снова курсант 14-го классного отделения.

– В Давыдовке были немцы? Давно? Надо спешить, верно, командир батареи ждет на окраине, – заторопился Захаров.

Мы простились. Гаубица прошла и скрылась в облаке пыли. Я вернулся к машинам. Двигатели грелись, но ждать, пока они остынут, нельзя. Для поддержания топлива в пределах дизельной марки орудийный номер, стоя на крюке, взбалтывал досыльником беспрерывно горючее в баке.

От остановок, которые делались вначале, пришлось отказаться. Нужно наверстать упущенное время.

Спустя четыре часа огневые взводы 6-й батареи вошли в село Ковтуновка. Со стороны Прилук сплошным потоком катили машины. На обочинах много машин без горючего.

«Юнкерсы»! Южнее Ковтуновки началась бомбежка. Впереди – стволы 107-миллиметровых орудий. По-видимому, одна из наших батарей? Но на щитах не было знакомой эмблемы. Орудия принадлежали другой части. Я спросил лейтенанта о снарядах.

– Нет, – ответил он. – Горючего до Пирятина, может быть, хватит, а снарядов... нет. Говорят, за Пирятином есть проход на восток... Вы слышали?

Движение возобновилось, но ненадолго. За хутором Дань-ковка начался новый налет. Расчеты отбежали от орудий и залегли. Самолеты носились над скученной колонной. Рвались бомбы.

На выходе из пике «юнкерс» вдруг завалился на крыло и – в землю. Удачный выстрел! Второй самолет, сбитый за все дни с начала отхода от Чернигова.

Орудийные номера укрылись за обочиной. Никто не стрелял. Что это значит?

– Стрелять? – спросил Васильев. – На карабин осталось по три десятка патронов. Вчерашние цинки израсходованы. У орудийного номера, погибшего сегодня, подсумок пустой. Нужно сдерживать, останемся без патронов...

Вечером орудия подошли к Линовице. На улицах толчея, машины, люди. Все толкуют о «юнкерсах» и танках, их нужно ждать всякую минуту.

Битый час ушел на то, чтобы выбраться из села. За обочинами в поле лежат люди, иные спят. Через 100–200 шагов остановки. Всю ночь орудия ползли такими темпами.

Рассвет открыл перед глазами печальную картину. Пространство до самого горизонта заставлено поврежденными и брошенными машинами. Перед селом Каплинцы их насчитывались тысячи.

Но и в этом оцепенелом хаосе движение не прекращалось. Машины и тягачи с орудиями ползли черепашьей скоростью, лавируя среди огня и смрада то в одну, то в другую сторону, никто не держался дороги.

Тянется бесконечная вереница пеших – преимущественно командный и начальствующий состав. Бледные, измученные лица, запыленная одежда. Много раненых, свежие и пропитанные кровью пересохшие бинты.

Серо-зелеными волнами колышутся камыши в заболоченной пойме реки Удай. К деревянному мосту ведет дамба, сплошь изрытая воронками от бомб. Пламя, дым, пыль. Дистанции – никакой, радиатор подпирает либо орудийный ствол, либо кузов машины. Сомкнутое в одно целое, чудовище, урчащее двигателями, как бы замирает, потом рывком перемещается на десяток-другой шагов и снова останавливается.

Узкий скрипучий мост остался позади. Колонна стиснута в несколько рядов. Ее больше не дергали конвульсии. Являются «юнкерсы» стаями, одна за другой. Грохочут разрывы. Самолеты рыскают над болотом. Пылают, накаляя воздух, машины.

Проходит один час, потом еще и еще. Наконец, колонна тронулась. Полкилометра – и снова ее начали дергать судороги. Так огневые взводы 6-й батареи вошли в глинистое глубокое ложе и остановились на спуске косогора. Слева – луг, впереди – мутная завеса огня, дыма. «Юнкерсы», «мессершмитты» рыскают по верхней ее кромке.

В крупном масштабе

Мимо идут толпы людей. Колонна застыла на месте. То крайний, то средний ряд перемещается на пять, десять шагов. Перед радиатором машины. Весь ряд стоит, справа, слева – пламя. Я пошел со всеми, чтобы узнать состояние дороги.

До Пирятина не более километра. В толпе лица разных званий, главным образом средние и старшие командиры и начальники. Я оказался в группе пехотинцев – подполковник, два майора и батальонный комиссар с бледным лицом канцеляриста в обмундировании, еще не принявшем, как у его спутников, обычный для окруженца вид.

Мои случайные спутники говорили между собой, не обращая внимания на окружающих. Я понял, что двое, по меньшей мере, сотрудники штабов армии или фронта. Утром в бомбежке они потеряли машины и за селом Каплинцы в толпе встретили сослуживца по мирному времени.

Как всегда при встрече фронтовиков, невзгоды на первое время оттесняются в сторону. Говорят о погибших и тех, кто остался в живых, о раненых и отличившихся, о должностях и начальстве. Личная тема исчерпана, настает черед обыденным делам.

Подполковник, майор и батальонный комиссар располагали обширными сведениями обстановки. Поначалу было даже как-то не по себе. Речь шла о событиях оперативного масштаба. Упоминались армии и корпуса, фамилии командующих – своих, немецких. Командиры и комиссар говорили фразами, которые мне доводилось слушать только в сводках Совинформбюро.

Из слов подполковника следовало, что, после занятия Чернигова, соединения 2-й немецкой армии продолжали наступать дальше на юг. Одна группировка повернула в район Прилук, другая – вошла во взаимодействие с 6-й немецкой армией и теснила наши войска, оборонявшиеся на рубеже Днепра, к Киевскому укрепрайону. Корпуса 5-й армии – 15-й и 31-й стрелковые и остатки механизированных – отходят на юг. В полосе 5-й армии оказались соединения 21-й и 3-й армий Центрального фронта. На южном фланге 5-й армии, по восточному берегу Днепра, оборонялись 38-я, затем 37-я, удерживавшая Киевский укрепрайон. И ниже по течению Днепра – 26-я армия. Еще в конце августа она отошла на восточный берег Днепра, но сохраняла за собой плацдарм в районе Канева. Я узнал, что на московском направлении противник приостановил наступление. Вслед за 2-й армией в полосу действий войск Юго-Западного фронта немецкое командование повернуло 2-ю танковую группу. Ее танковые и моторизованные дивизии наступали в южном и юго-западном направлениях. В начале сентября они прорвали оборону 13-й армии Брянского фронта и, продолжая двигаться в направлении Конотоп – Ромны, вышли в глубокие тылы войск Юго-Западного фронта.

Подполковник упомянул одно любопытное обстоятельство: еще в начале сентября 6-я немецкая армия захватила плацдарм южнее Киева, в районе Кременчуга. Спустя немного времени немцы переправили на плацдарм соединения 1-й танковой группы. Несколько дней назад они перешли в наступление и стали продвигаться на север по течению реки Суды. 16 сентября у Лохвицы передовые части 2-й и 1-й танковых групп соединились.

Ни подполковник, ни его собеседники не видели в этом особой опасности и ограничились констатацией самого факта: соединения немецких танковых групп вышли в тылы войск Юго-Западного фронта, растянув на четыреста с лишним километров собственные боевые порядки. На всем этом протяжении противник мог создать только заслоны, не особенно плотные. Подполковник не находил причин для того, чтобы сгущать краски, и решительно осуждал тех, кто поступает подобным образом.

Наше командование предприняло ответные меры. 37-й армии приказано оставить Киевский укрепленный район. В свете этого и других событий штаб фронта, находящийся, по словам подполковника, в районе Пирятина, начал перегруппировку войск с целью обеспечить отвод войск фронта для организации обороны на рубеже реки Сулы. 5-я армия, а также соединения 3-й и 21-й армий, отходят в южном и юго-восточном направлениях в полосу 38-й армии.

Оторванная от остальных сил фронта, на рубеже Конотоп – Глухов действует 40-я армия, созданная в последние дни из соединений, изъятых из 26-й армии и Киевского укрепрайона [27] 27
  В числе этих последних был 595-й АП ПТО РГК, в котором я продолжал службу после выхода из окружения. Его батареи участвовали в боях вначале на западном, а затем на южном фасе Киевского укрепрайона, занимая позиции на южной окраине города, в Жулянах и в Голосеёвском лесу. – Авт


[Закрыть], а также соединений, переданных из резерва Ставки.

По течению Днепра с северо-запада и юга наступают крупные немецкие силы. Наши войска продолжали оказывать сопротивление. В последние дни, особенно на северном участке, оно носило очаговый характер. Связь на отдельных направлениях прервана. Вследствие того, что всякое обеспечение войск прекратилось, нарушена структура их боевых порядков, понижается их устойчивость. Пехота не в состоянии сражаться без поддержки, поскольку артиллерия не имеет снарядов и в большинстве своем потеряла подвижность. Но лучшие части всех родов войск сохраняют боеспособность. Во фронтовом штабе командиры надеются после перегруппировки атаковать растянутые в линию соединения танковых групп и прорваться на рубеж реки Сулы.

Начинался налет. Бомбы рвались среди горевших домов северной окраины Пирятина. Все залегли, скоро грохот стал отдаляться.

– ...трудности громадные, но они возрастут еще многократно... – говорил батальонный комиссар. – Видите, масса людей? Они крепки духом и преданностью Родине... Необходимо их организовать... указать задачи, вдохнуть силу и решимость сражаться в условиях, когда оружием воина вместо пулеметов и пушек становится дух мужества... Наши части и подразделения с самой границы отстаивали свои участки, но сегодня они расширились, каждому бойцу как бы прирезана новая мера за счет земель подмосковных, потому что упорная оборона наших войск на днепровских берегах сорвала планы врага. Он снял силы, нацеленные для захвата Москвы, и бросил сюда, за тридевять земель... От войск на московском направлении прежде нас отделяли тысячи километров. Теперь мы сражаемся рядом. А пока танки и самолеты, брошенные сюда, враг вернет на московское направление... наши товарищи успеют изготовиться, чтобы отразить его атаки. Дело свершилось... И на сегодняшний день не так уж важны все прочие итоги, даже вопрос о том, сумеют ли пробиться наши армии на рубеж Сулы или застрянут, сражаясь среди этих полей и лесов...

Батальонный комиссар говорил, все больше воодушевляясь. Привлеченные его словами, подходили люди от ближних и дальних машин. Многие стали задавать вопросы, в основном, касавшиеся обстановки в районе Пирятина.

Штабные командиры двинулись дальше. Я пошел за ними. Колонна позади не трогалась с места.

В воздухе слышался гул двигателя У-2. Он пролетел низко наперерез, развернулся и лег курсом на восток. Командиры остановились, и, когда самолет скрылся, майор сказал своему товарищу, что справа, в полукилометре, располагается оперативная группа штаба Юго-Западного направления. Улетевший самолет принадлежал главнокомандующему Маршалу Советского Союза С. М. Буденному.

Справа лежал плоский бугор, разрезанный широким оврагом. Склоны поросли кустами. Стояли штабные машины. Подполковник, майор и батальонный комиссар направились к оврагу.

Объятия спрута

В Пирятине

Голова моя шла кругом. Важные сведения. Доложу, как встречу командира батареи. Он сообщит штабу... Но, шагая дальше, я понял, что все это, по-видимому, уже известно нашим старшим командирам. Боеприпасы, горючее, продовольствие, необходимые нам, перестали поступать. Тыловые склады отрезаны... остались на той стороне заслона, образованного в тылу наших войск немецкими танковыми группами. И положение очень серьезно.

Вместе с толпой я оказался среди горящих хат. Окраина Пирятина. Городок разрушен бомбами «юнкерсов» до основания. Улица во всю длину забита техникой и вооружением. Машины, тягачи придавлены к земле, сплюснуты огненным смерчем. Порыжевшие в пламени капоты, дверцы, кузова обуглены, курится под низом резина колес. Дома, вместо стен – кучи кирпичей. Торчат дымоходы, деревья стоят вдоль тротуаров, воздев к небу изуродованные в огне, обломанные ветви.

Скоро я попал во двор, обнесенный каменной стеной. С шумом и треском пылали постройки. Дымили машины. Куда идти?

Где-то здесь, в развалинах, находятся командир 6-й батареи или начальник штаба 2-го дивизиона. Они не могли уйти дальше, преодолеть по воздуху эти препятствия.

Я перелез через стену, оказался на улице. В дыму и пламени передвигались люди, группами и в одиночку, в поисках объездов, товарищей или начальников. Люди прыгали с одной машины на другую.

В девять часов утра я вышел в огород. Можно ориентироваться. Я находился в северной части города.

Послышался гул. Самолеты. Начиналась бомбежка. «Юнкерсы» сбрасывали свой груз без всякого разбора на улицы, запруженные машинами. Потом принялись обстреливать из бортового оружия.

Штурмовка затягивалась. Я решил отказаться от первоначального направления и повернул к западу, намереваясь обойти окраину. Во дворе – 107-миллиметровое орудие. На щите полковая эмблема.

Орудие 1-го дивизиона. В огороде еще одно. Кажется, младший лейтенант Зайцев.

– Давайте сюда, в окоп, – он указал на «юнкерса», – того и гляди, зацепит за крышу.

«Юнкерс», завывая, вышел из пике.

– Где ваши орудия? Что слышно? – стал спрашивать Зайцев.

1-я батарея пришла в Пирятин вчера под вечер. Час назад старший лейтенант Плешаков вместе с командиром батареи осматривал позиции. Нет горючего; если удастся заправить баки, батарея переправляется через Удай на северную окраину Деймановки, где сосредоточивался 1-й дивизион.

– ...подъезды к мосту закрыты. Но это не помеха... ехать не на чем... Вчера простоял полдня, остановил цистерну. Начался налет, все разбежались, я открыл кран, хлынула солярка. Спрашиваю хозяина-техника, куда он ее везет? «Что же, на землю вылить? – ответил он. – Хотите, берите». Явился старший лейтенант Полоухин, разделил на всех. Тягач без горючего застрял в воротах.

В 1-й батарее – два орудия. Развернуты на позициях. Брустверы окопов укрыты ботвой. Хлопают выстрелы. Расчеты стреляли по самолетам.

– Командиров орудий послал на поиски дизельного топлива... От нечего делать веду наблюдение. За последний час к мосту со стороны Киева прошло свыше ста машин... Говорят, будто мы окружены. Те командиры, – он указал на людей, сидевших под деревьями, – пришли из Лохвицы. Утверждают, там немцы.

Я рассказал о том, что слышал от штабных командиров.

– Ну и заваруха... – вздохнул Зайцев. – Что же будет? Опять, видно, придется прикладами, как под Емильчином... эх, где наша не пропадала...

Зайцев указал дорогу на КП 1-го дивизиона.

– ...тяните орудия свои... будем вместе, да и людей в случае чего больше, – закончил он.

На КП я попал к началу очередного налета. Командир дивизиона ушёл к мосту. Старший лейтенант Полоухнн осведомлен о местонахождении моих орудий. Сведений о 2-м дивизионе он не имел.

Солнце поднялось довольно высоко. Блуждать в дыму не было смысла, и я повернул обратно. В огороде по следу тягачей 1-й батареи буксовал штабной ЗИС.

За время моего отсутствия орудия продвинулись на триста метров. Расчеты рубили ольху, мостили гать. Васильев, кажется, собирался оставить дамбу и напрямик лугом выйти на северную окраину Пирятина.

Орудия зажаты. Для съезда с дамбы мал радиус разворота. Командиры-танкисты под деревьями кричали:

– Лейтенант... машина перевернется!

Я тоже опасался этого и ускорил шаг. Летят «юнкерсы». Загрохотали разрывы бомб. Мелькнули болотная грязь, какие-то обломки. Горячий густой дым заволок дамбу.

Тягач полз вниз по откосу, позади – орудие, полуопрокинутое на колесо. Сидевший за рычагами Васильев пытался выравнять его, но не успел. Орудие перевернулось вверх колесами.

На дамбе полыхает пламя. Раздавались крики. Искры осыпают второй тягач. Васильев принял рычаги.

Ему удалось вырулить и съехать вниз. Следом двинулся тягач 4-го орудия. Бомбежка переместилась на окраину. Стал затихать вызванный ею переполох. Два орудия стояли на лугу, а опрокинутое? Рядом горит машина. Артмастера рубили шкворневую лапу стрелы.

Наконец, орудие поставлено на колеса. Оборваны цапфы, которыми люлька со стволом удерживалась на нижнем станке. Ствол с помощью лямок и подсошниковых брусьев удалось установить на место. Полуторатонная махина держалась только за счет упора в проеме щита.

Пока расчеты были заняты орудием, тягач погрузился в болото. На поверхности оставалась только часть кабины.

В помощь подошли оба тягача. Наспех устроенный настил не выдерживал их тяжести. Нужны бревна.

Примеру Васильева последовали колесные машины. Спасаясь от пламени, они начали съезжать с дамбы. Но почва на лугу была явно не для колес.

Васильев вытаскивал тягач. Нужно привезти поврежденное орудие в район позиции 1-й батареи.

Огороды рядом. Оба орудия продвигались по настилу. Оставалось замостить последний небольшой участок. Началась бомбежка.

«Юнкерсы» сбросили бомбы и со всех сторон ринулись на штурмовку. Они засыпали трассирующими очередями забитую сплошь дамбу, обочины и луг с застрявшими машинами.

Орудия продолжали двигаться дальше мимо 1-й батареи. В район ОП остался только один путь – в объезд Пирятина.

Северо-западная часть Пирятина разрушена гораздо меньше, прямая улица просматривается на 1,5–2 километра. Стрелка указывала направление на киевскую дорогу.

Ни пламени, ни дыма. Не слышно удушающей вони. Во дворах пусто. На всем протяжении улицы насчитывалось не более двух-трех десятков сожженных вчера-позавчера машин.

Предпоследняя ОП

Тревожные взмахи сигнальных флажков заставили меня подать команду «Стой!» В чем дело? Васильев не собирался вылезать из кабины. Что с ним? Я подошел.

– Товарищ лейтенант... нужно остановиться.

– По какому случаю?

– ...растянем колонну. Тягачи остановятся... по моим расчетам горючее израсходовано.

Я не имел ни малейшего понятия о том, что происходит. Как поступать огневым взводам, мне лично? Идти дальше на южную окраину Пирятина в район сосредоточения? В баках пусто. И что делать, если не удастся раздобыть горючее?

– ...займем огневые позиции... вот... в саду, – продолжал Васильев, – укроем людей... вдруг «юнкерсы» нападут. – Он спросил водителя: – Дотянет туда... в сад?

Водитель оглядел досыльник, которым взбалтывалось содержимое бака.

– Товарищ лейтенант, так точно...

– Сколько осталось?

– Километров на десять... двадцать.

– Говорите наличие...

– Товарищ лейтенант... кто его знает... на конце палки... не видно... может, литров семь, десять.

– Стой!

Огневые взводы не в состоянии двигаться дальше. Орудия приведены в боевое положение, развернулись под деревьями. Васильев построил людей, нужно объяснить задачу. Что сказать о противнике, своих войсках?

– ...ОП занята затем, чтобы укрыть людей на случай нападения с воздуха и принять меры для продолжения марша в район сосредоточения. Я был в штабе первого дивизиона, его подразделения получили приказание переправиться обратно на восточный берег реки Удай...

Над головами разворачивалась очередная стая «юнкерсов», но, кажется, никто не обращал внимания. «Что творится на белом свете? – читалось в глазах людей. – Куда ты завел нас? Зачем эти переходы с одного места на другое, третье, пятое, десятое, если нет снарядов и горючего? Мы спасаемся от гибели, или идем навстречу ей? И кому это все на руку, нашему командованию или немцам? Где наше начальство? Налеты учащаются, все больше пламени и все меньше смысла!»

Молчал Васильев, молчали огневые взводы.

– По местам, начать занятия!

Наступал жаркий безоблачный день. Половина людей отправлена на поиски продовольствия, снарядов, патронов, горючего. Остальные долбят твердую, глинистую землю.

Васильев ушел к 1-му орудию на дамбе, он намерен перетащить на ОП все, что оставили огневые взводы.

* * *

Расчеты несли службу так же, как месяц назад, когда существовали необходимые для этого предпосылки: боеприпасы, горючее, пища, функционировала система управления и обеспечения, когда боевые задачи имели смысл. Расчеты подчинялись требованиям дисциплины. Усилия их были оправданы вполне очевидными для каждого обстоятельствами и не вызывали сомнений.

Но течение событий вышло из-под контроля. На протяжении многих дней огневые взводы непонятным образом изолированы. Снабжение прекратилось. Контакт с противником потерян. Колонны куда-то идут, подвергаются бомбежкам.

Должностные лица не в состоянии объяснить, что происходит.

Начальники и руководители всех сортов, почти все, убеждены в том, что рядовой состав обязан повиноваться во всякой обстановке. Его принуждает к этому закон, но начальники весьма часто забывают одну важную истину: подчинение базируется на основе признания интересов обеих сторон и общих интересов. Начальник обязан обеспечить определенные предпосылки для службы подчиненных. Нельзя, скажем, принуждать орудийный расчет вести огонь из 107-мм пушки или требовать, чтобы орудие двигалось, если интендант, т. е. тот же начальник – координация его дело – не доставил снаряды для орудия и топливо для тягача.

Это совершенно очевидно, но всякий закон сам по своей сути порождает исключения. В принципе начальник обеспечивает снабжение боеприпасами, горючим и всеми прочими материальными ресурсами войны. Однако в отдельных случаях начальник вправе ожидать, что подчиненные командиры сверх своих должностных обязанностей возьмут на себя функцию самообеспечения, если, разумеется, подчиненные преданы службе в такой же мере, как начальник.

А если нет, если длительное перенапряжение привело людей в состояние крайнего ослабления? И в этом случае начальник не отрекается от своих полномочий, он уверен в собственной правоте, взывает к совести подчиненных и требования свои подкрепляет уже доводами личного характера.

Орудийные номера выражали недовольство неразберихой. Со стороны отдельных лиц подобные проступки замечались и раньше, но не так открыто. По-видимому, предел выдержке близок, а, возможно, уже перейден. Некоторые считают, что отдельные требования воинского порядка следует упразднить, поскольку они представляются бессмысленными на фоне происходящих событий.

Призыв жертвовать жизнью за светлое будущее, по их мнению, не уместен в условиях, когда система управления войсками не обеспечивает их минимумом того, что необходимо для ведения боя, ею самой утвержденному. Она побуждала сражаться, но когда силы воина на исходе, она устранилась, перестала функционировать, она бросает его на произвол судьбы.

Орудийные расчеты обучены правилам поведения на ОП и на марше, им, к примеру, запрещалось оставлять свои места. Между тем десятки тысяч людей идут по обочинам, не утруждая себя солдатскими заботами, останавливаются когда хотят, участия в стрельбе по «юнкерсам» не принимают, обращаются к местным жителям с просьбами, отдыхают у колодцев.

Почему эти люди пользуются преимуществами? Необходимо объяснить орудийным номерам. Молчание начальников, уклончивые ответы подрывают доверие к принципам воинской морали, на которых зиждется сознание долга. Воинская присяга обязательна для всех, власть ее простирается дальше, орудийный помер не должен думать ни о чем другом, кроме интересов службы, когда он поставлен перед выбором.

Люди, бредущие на обочинах, ослаблены, то, что они не осели на тяжком пути отступления в деревне, как делало большинство, говорит в их пользу. Они не выдохлись, теплится в душе надежда, еще способны сражаться. Были, по-видимому, причины, если они отстали от подразделений, может быть, затерялись в хаосе, царящем на дорогах. Они в худшем положении, чем орудийные номера, и нуждаются в сочувствии, но они не пример для орудийных номеров. Желание опуститься до их уровня равнозначно уклонению от службы и наказывается так же, как всякое другое проявление малодушия и низости.

Для таких как Васильев и Зайцев все это само собой разумеется. Уровень физической подготовки командиров выше, чем рядового состава, крепче дух. Они безропотно несут тяготы войны. Но орудийным номерам тонкости военной психологии мало доступны. Рассуждение на эту тему отвлекает ненадолго. После трех-пяти налетов сомнения наступают снова и снова тревожат усталую душу.

Мне жаль орудийных номеров. Но чем я могу помочь им? Сослаться на обстановку? Говорить о том, что слышал от штабных командиров?

Лица, посвященные в замыслы высших командиров, не испытывают ни двойственных чувств, ни угрызений совести. Штабные деятели знали обстановку в обобщенном виде и могли наверняка предсказать ее развитие на ближайшие дни и недели. То, что имело место у села Каплинцы и на всем пути к Пирятину, равно как и то, что происходит в боевых порядках частей, продолжавших сопротивление, по их мнению, не представляет ничего особенного. Издержки очередного этапа войны, может быть, неприятные, но их следует принимать такими, как есть. И сокрушаться незачем.

Подполковник и его спутники держались весьма бодро и уверенно. Па «юнкерсов» реагировали так же, как и все прочие, и не выказывали чрезмерного беспокойства. Ясно, они готовы выполнить свой долг так же, как делали прежде.

Внешний вид, решимость лиц, по-видимому, влекли к ним людей. В толпе я видел немало тех, кто потерял всякий интерес к происходящему. Громадные масштабы событий на фронте в тысячу километров и итоги, обрисованные батальонным комиссаром, заставляли забыть невзгоды, мысль приобщается к пониманию общих усилий. Я чувствовал облегчение. Жертвы 6-й батареи и всех, кто находился в этой бесконечной колонне, не напрасны. Наши войска двигались, следовательно, связывали противника. Впереди – новые испытания, они по плечу лишь тем, кто обладал силой и твердостью убеждений.

Где мои начальники? Я прыгал в пламени с одной машины на другую на протяжении всей улицы и встретил только Зайцева.

Стоит ли говорить огневым взводам?.. Нет... мои сведения нуждаются в санкции старших и едва ли избавят людей от уныния. Орудийные номера должны нести службу, как прежде. То, что происходит на дороге – их не касается. Явится командир батареи, тогда – другое дело, он мой начальник, а пока – продолжать оборудование.

* * *

Во двор вбежал встревоженный Васильев.

– Тягач вдребезги... разорвалась рядом бомба... А люди?

– Остался Орлов и два орудийных номера. На дамбе говорят, что немцы в десяти километрах от Пирятина...

Васильев забрал запасной тягач, уехал. Люди продолжали работу.

Со стороны Киева время от времени подходили машины, оставляя в неподвижном воздухе тучи густой, не оседающей пыли. Кружат стаи «юнкерсов». Один за другим неслись вниз и, сбросив бомбы, взмывали в небо, потом снова возвращались в круг и продолжали свою дьявольскую карусель.

Прибыло 1-е орудие. Что с ним делать? К стрельбе орудие не пригодно. И транспортировать нельзя, если не удастся скрепить жестко ствол с лафетом.

Артмастера ходили вокруг, качая головами. Толстый, негнущийся кусок буксирного троса пружинил, выскальзывал из петли. Очевидно, удержать таким способом полуторатонный ствол невозможно.

– Ставьте стяжки... выбирать зазоры, плотнее охватить ствол, – Васильев снял на ходу снаряжение и направился к колодцу. – Смолин, черпните ведро.

Васильев фыркал, летели брызги. Умылся, присел под кленом.

В огневых взводах – два исправных орудия, три тягача, 28 рядовых и сержантов, девять шрапнелей, непригодных к использованию из-за вмятин на стенках гильз. В баках около 15 литров горючего.