Текст книги "Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена)"

Автор книги: Василий Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 40 страниц)

***

Екатерина же решала иные проблемы. Андрей Разумовский, разумеется, мерзавец, но ее поручение он исполнил удивительно четко. Он заслуживает награды – и в то же время его надо удалить, но лишь из Петербурга, не от двора. Удалить так, чтобы это не было опалой. И она назначает его посланником в Неаполь. Позже он занимал этот же пост в Стокгольме, а с 1790 года – в Вене, где был другом Моцарта, Гайдна, Бетховена... Придя к власти, Павел, озабоченный массой разных проблем, не сразу вспомнил о нем, но в 1799 году, когда ссора Разумовского с А.В. Суворовым оживила память о былом, император отставил от должности своего посла...

«КНЯЖНА ТАРАКАНОВА»

Если будут вещи вас смущать, независимые от нашей воли, тогда мы нигде спокойствия себе найти не можем и всегда сами себя смущать станем... а кто, в заблуждениях утопая, ведет себя к удавке или утопленью... прошу вас об оном не беспокоиться и никакого сумнения не полагать: таковые случаи и у меня в доме бывали.

А.Г. Орлов-Чесменский.

Ille crucem sceleris pretium tulit, hiс diadema123.

Ювенал. Сатиры

123* Кто получает за преступление крест, кто – царский венец (лат.).*

«Принцесса сия имела чудесный вид и тонкий стан, возвышенную грудь, на лице веснушки, а карие глаза ее немного косили».

Она получила блестящее образование: письма принцессы исполнены достоинства, они блещут не только изысканными придворными оборотами, но и знанием политической ситуации в каждой из европейских стран. Ее психологические этюды первых лиц государств изобличают весьма широкий круг знакомств и связей. Она владела шпагой и рифмой, талантливо рисовала, играла на арфе и лютне, пела...

«Она – натура чувствительная и пылкая. У нее живой ум, она обладает широкими познаниями, свободно владеет французским и немецким и говорит без всякого акцента, – свидетельствует допрашивавший ее в Шлиссельбурге фельдмаршал князь Голицын.– За довольно короткий срок ей удалось выучить английский и итальянский, а будучи в Персии, она научилась говорить по персидски и по арабски».

Образованность, настолько широкая и разносторонняя для женщины того времени, что в сравнении с ней у Екатерины II заметно тускнеет ореол «просвещенной монархини»...

Дочь императрицы Елисаветы Петровны, внучка Петра I, Елизавета Ивановна была последней принцессой крови из дома Романовых. * Формально именуясь Романовыми, Петр III и все последующие цари на российском троне были этническими немцами и принадлежали Гольштейн-готторпской династии.* Благодаря своей красоте, энергии и авантюристическим склонностям она в неполные двадцать лет успела стать и курфюрстиной фон Лимбург, и графиней Пинненберг фон Гольштейн, и княжной Радзивилл из Несвижа, и пани Зелинской из Краковии... Ни к одному браку она не относилась всерьез: любой прочный союз мог стабилизировать ее социальный статус, но практически лишал шансов на шапку Мономаха.

Сохранила она благодарную память о своем первом воспитателе, которому отдала ее царица-мать, начальнике ландмилицких войск на Украине, генерал-майоре Алексее Ивановиче Тараканове.

Плутарх, живи он в наши дни, непременно увлекся бы попыткой сравнительного жизнеописания двух этих энергичных и талантливых женщин, двух умниц и красавиц, пришедших к столь противоположным результатам. И непременно нашел бы причину этого.

Екатерина II тоже занималась политической компаративистикой.

«Счастье не так слепо, как его себе представляют. Часто оно бывает следствием длинного ряда мер, верных и точных, незамеченных толпою и предшествующих событию. А в особенности счастье отдельных личностей бывает следствием их качеств, характера и личного поведения... Вот два разительных примера – Екатерина II и Петр III»,

– выберет она спустя десятилетия в «Записках» объекты для сравнения. И докажет-таки сегодняшним историкам, что она была лучше, умнее, одареннее Петра... Что причина ее успеха – ее личные достоинства. Ее, и только ее.

Впрочем, иногда она пробалтывается, обозначая, но не называя силу, от которой исходили die Winken des Schicksals124* Указания судьбы (нем.).*, стоявшую за ней и обеспечившую ее «счастье»:

«Мы можем быть уверены, что Всевидящий приводит в исполнение свои замыслы, которые скрыты от нас».

И еще откровеннее:

«Невидимая рука, которая вела меня тринадцать лет по очень трудной дороге, никогда не даст мне сбиться с пути, в этом я твердо и, возможно, до глупого уверена»...

За Елизаветой Ивановной такой силы не стояло. И странно: почему не стояло? Разве мало было сил, заинтересованных в дестабилизации российкого престола? Разве принцы и принцессы не представляли во все времена особый интерес для тайной власти?125* Вот относящееся к несколько более позднему времени, но, пожалуй, наиболее откровенное высказывание такого рода: «Верховной Венте угодно, чтобы вы, под тем или иным предлогом, вводили бы в масонские ложи возможно больше принцев и богатых людей. Всякий принц, не имеющий законной надежды получить престол с помощью Божией, стремится получить его с помощью революции. Некоторые из них даже лишены престола или сосланы. Льстите этим искателям популярности, готовьте их для масонства. Верховная Вента впоследствии увидит, что можно будет сделать с ними во имя прогресса. Всякий принц без царства – хорошая для нас находка. Ложа поведет его к карбонаризму. Пускай они служат приманкою для глупцов, интриганов, пошлых обывателей и всякого рода дельцов. Они будут совершать наше дело, думая, что совершают свое». – Письмо карбонария Пикколо в туринскую ложу от 18 января 1832 года.*

Причин было несколько.

У Екатерины Алексеевны не было денег – но она занимает без счета у посланников Австрии, Англии, Пруссии, – у всех, кто давал, – с тем, чтобы потом, взойдя на трон, не вернуть значительную часть этих долгов, не сдержать большую часть данных под эти долги обязательств.

У Елизаветы Ивановны деньги были. В 18 лет, когда ее руки попросил князь Филипп фон Лимбург (претендовавший, кстати сказать, на Гольштейн, который Павел считал своим удельным княжеством), она нашла для него сумму, достаточную для выкупа графства Оберштейн в Арденнах (деньги эти ей дал И.И. Шувалов, живший тогда неподалеку от Оберштейна, в Спа). Но то-то и плохо! Человек, не занимающий денег для своего восхождения на престол, никому и обещаний не дает; но те, кому он обещаний не дал, естественно, не станут поддерживать его, не войдут в партию его сторонников...

У Екатерины Алексеевны не было никаких прав на российский престол: она была императрицей только по мужу, и не то что после убийства, но и после естественной смерти, буде такая бы приключилась с ее мужем Петром III, должна была немедленно престол освободить. Но кто должен был восстанавливать попранные узурпаторшей права? Панин? Пугачев?

У Елизаветы Ивановны было завещание императрицы Елисаветы Петровны в ее пользу. Текст его крайне любопытен. Это не голая декларация передачи «Елизавете II» всей полноты самодержавной власти, но обширная программа перемен в государстве: развития народного просвещения, национальных отношений, искусств («художеств и ремесла»)... Завещание напоминает «прожекты» И.И. Шувалова, кои он разрабатывал совместно с М.В. Ломоносовым. Политическая авантюристка о таких вещах и не задумывалась бы – и имела бы, вероятнее всего, бльший успех.

Многие исследователи считают, правда, это завещание подложным, ибо никогда и никаких официальных рескриптов о дочери Елисаветы Петровны российский престол не заявлял. Но это обычная практика императриц и императоров при рождении незаконных детей. Так и Екатерина II, родив от Орлова ребенка, укрыла его сначала в семье камергера В.Г. Шкурина, потом, купив в Тульской губернии Бобриковскую волость (100 000 р.) и присоединив к ней дворцовое ведомство Богородицкой волости, отдала получившуюся латифундию (200 000 дес., 10 000 крепостных душ) сыну, получившему фамилию Бобринского. В 1770 году его отдали в закрытый пансион в Лейпциге, затем, в 1744-м – в Сухопутный шляхетский корпус. Те, кому это было нужно, знали, что Бобринский – родной сын Екатерины, но, захоти он взойти на престол, свергнуть Павла, – смог ли бы он документально подтвердить свои права? Вряд ли! Да и титула у него не было. Когда обсуждался «Бестужевский проект», названный так по имени его вдохновителя, Бестужева-Рюмина, то есть свадьба Екатерины и графа Григория Орлова, этот молодой человек мог стать наследником престола – вместо Павла. Однако проект не осуществился, Екатерина осталась вдовой, а Бобринский – никем. Только в 1796-м, на 34 году его жизни, Павел I пожаловал своему брату графский титул.

Елизавете Ивановне графский титул пожаловать было некому. И.И. Шувалов, по всем вероятиям ее отец 126, потерял политический вес в 1762 году, когда Лизочке было 8 лет, и больше никогда не имел его. Девушка осталась ни с чем. Впрочем, родная дочь Елисаветы Петровны и родная внучка Петра обязательно нашла бы поддержку, даже если ее бумаги были и не совсем в порядке. Нужно было только одно: щедро раздавать сегодняшним помощникам ту землю, что завтра тебе достанется.

126* Другие исследователи склоняются в пользу отцовства А.Г. Разумовского. В этой версии Елизавета на 9 лет старше. У Елисаветы Петровны было много незаконных детей. Самые первые – сын и дочь от поручика Алексея Шубина; ни один, ни другая прав на российский престол никогда не заявляли. Сын, Богдан Умской, родился в 1728 году, десяти лет от роду был записан в гражданскую службу, в 1741 г., с воцарением Елисаветы, перешел на военную; был опекуном Московского воспитательного дома, закончил жизнь в Переяславль-Залесском монастыре. Дочь родилась не позднее 1730 г., была отдана на воспитание Иоганне Шмидт, и в переписке фигурирует как «племянница Шмидтши». В 1773-1775 годах, как легко видеть, ей было 45 лет, и спутать ее с сияющей очарованием молодости Елизаветой затруднительно.

Другой незаконный сын Елизаветы, ставший президентом Медицинской коллегии, носил фамилию Закревский.

Дочь от законного брака с Разумовским, Августа, родилась около 1745 г., претензий на престол не заявляла никогда, окончила свои дни в московском Ивановском монастыре, приняв постриг под именем Досифеи, и была пышно похоронена, с участием высшего духовенства, в Новоспасском монастыре, т.е. родовой усыпальнице семьи Романовых.*

А кто захотел бы ее поддержать? Барская конфедерация (читай – Польша)? Турция? Эти явные, открытые враги Екатерины вели с ней вооруженную борьбу, и в этой борьбе Елизавета Ивановна практически ничем помочь им не могла. Вести ее на престол надо было силою оружия, и если бы шансы Блистательной Порты или Барской конфедерации на победу повысились, то и акции Елизаветы возросли бы.

«Сударыня, я рассматриваю предприятие, задуманное Вашим Высочеством, как некое чудо, дарованное самим Провидением, которое, желая уберечь нашу многострадальную отчизну от гибели, посылает ей столь великую героиню»,

– писал Елизавете Радзивилл. Но разбитые в открытой борьбе польские и литовские паны и шляхтичи, потерявшие надежду на Версаль, Вену и Истанбул, – по одному потянулись просить снисхождения и милости у Екатерины, и – разумеется! – возврата своих замков и поместий, забыв и про Jeszcze Polska nie zginęła * Еще Польска не сгинела, – польский национальный гимн, авторство которого приписывается М.К. Огиньскому, кстати, одному из страстных поклонников Елизаветы Ивановны...*, и про voinosc127* Свобода (польск.).*, и про niepodlegiosc128* Независимость (польск.).*...

Тот же «почетный мир» предлагают и Елизавете.

«Позвольте, чтобы я Вам предложил избрать то самое намерение, какое я усматриваю в Вашем письме, – обращается к Елизавете Ивановне посол Станислава Понятовского при Ватикане,– то есть, оставя всякие планы, удалиться в приятное уединение. Всякое другое намерение покажется для благомыслящих людей опасным и даже противным долгу и гласу совести; оно также может показаться химерическим или по крайней мере источником бедствий».

Это был поистине добрый совет друга! Но Елизавета Ивановна не вняла ему. Ей довелось, в поисках союзника, намекнуть, что по ее восшествии на престол православная церковь России может вступить в унию с католической, – и иезуиты, орудием которых был Ганецкий, вцепились в несчастную женщину, умело играя на ее самолюбии. Справедливости ради надо сказать, что как только на горизонте замаячила возможность присяги ей эскадры Орлова, Елизавета решительно рвет с иезуитами, с унией...

Боже мой, как не вовремя начинает она свою эскападу! Как некстати, не прощупав почвы, и, главное, не согласовав, не соразмерив политики своей с теми, кто как раз в это время избрал орудием своей политики в России иную женщину – Вильгельмину фон Гессен-Дармштадт... Но если бы авантюра была согласована с ними, она перестала бы быть авантюрой!

«Божией милостию, Мы, Елизавета Вторая, княжна всея России, объявляем верноподданным нашим... Мы имеем больше прав на престол, нежели узурпаторы государства, и в скором времени объявим завещание умершей императрицы Елисаветы, нашей матери...»

Манифест попал в руки Екатерины в конце 1773 года сразу в двух экземплярах. Один, вместе с копией текста «Завещания Елисаветы» – из Ливорно, от Алексея Орлова-Чесменского, другой, присланный ему самой Елизаветой с партикулярным письмом, принес граф Никита Панин.

«До последнего дыхания, – стояло там, – я буду бороться за права короны и народа!»

– С одним самозванцем129* Пугачевым.* никак не разберемся, как еще побродяжка в Рагузе130* республика Дубровник, на территории нынешней Югославии в 1808 г.*, в Сицилии, явилась, поздравляю вас, – обратилась Екатерина к Григорию Потемкину, специально приглашенному, чтобы обсудить «меры защиты престола от вновь открывшихся обстоятельств». – И зовут-то мерзавку Елизаветой, как ту, что в Холмогорах сидит. Я уж было подумала – не та ли и бежала? Но тут хуже дело: она в одном колене с матерью той, Анной Леопольдовной. Внучка Петра Великого; дочь Шувалова, сносится с ним и помощь денежную от него имеет. Ныне же и польская интрига за нею стоит, да и папский престол, слышно, зашевелился. Меня узурпаторшей объявила, грозит Европу и Порту на нас поднять. Что делать будем, граф?

– Что, если б для ради такого случая пригласить графа Панина, и убедить его своими каналами на Шувалова воздействовать?

Екатерина хмыкнула. Мысль ей понравилась. Они, конечно, потребуют каких-то уступок политических, но Шувалов будет – каким-то неведомым ей способом – эффективно выведен из игры. Поторговаться за уступки можно, но вся авантюра «побродяжки» тогда заранее обречена на неудачу... Если только... если только не они сами затеяли все это. Если эта Елизавета – не их креатура. А если их? Тем более, нужно с Паниным посоветоваться... Никита Иванович не может не понять, что здесь не ей личная угроза, но трону российскому, а стало быть, и Павлу его драгоценному...

– Шувалов – ладно. Его бы и вовсе сюда, в Россию вытребовать... Здесь догляд надежнее! Но что с побродяжкой-то делать?

– Также вытребовать официально, как сугубую воровку и смутьянку...

– Она не российская подданная; поступить так – только смеху наделать, да и дело выплывет широко; нужно же его совершить a pas de loup* Потихоньку (франц.).*... Ее французы признали, в Рагузе она при консульстве их обретается, в загородной вилле. Поляки, Радзивил вокруг нее там трутся. Людовик советует ей в Истанбул ехать, помощи Турции просить...

– Похитить! Quod princeps voluit – legis habet vigorem131* Что благоугодно монарху – имеет силу закона (лат.).*. Заняться этим мог бы Алексей Орлов: пусть благонадежность доказывает, и свою, и братнюю!

– A corsaire – corsaire et demi132* На разбойника – полтора разбойника (фр.; посл.).*, – хмыкнула Екатерина.

Потемкин, нахмурившись, продолжил:

– Орлов над эскадрой немыслимую власть заимел. Брат его теперь в отставке133* С осени 1772 года Григорий Орлов был удален в отставку, получив титул светлейшего князя и огромную пенсию.*. Можно ли на эскадру полную благонадежность иметь?

– Там – Грейг, Самуил Карлыч, – напомнила Екатерина, но тоном, который подтверждал: она видит опасность. Потемкин кивком благодарно оценил интонацию и продолжил:

– Эскадра вся нам в Ливорно более не нужна. Пусть сюда плывет, да и самозванку прихватит...

«Сей твари, столь дерзко всклепавшей на себя имя и породу, употребить угрозы, – полетел 12 ноября на Средиземное море приказ Екатерины, – а буде без шума достать [ее] способ есть, то я и на сие соглашаюсь...»

И началась охота на красного зверя. Алексей Орлов систематически сообщает Екатерине II о ее ходе. Целый год – лишний год – стоит флот на рейде в Ливорно, – многовато, пожалуй, для изловления самозванки, не имевшей ни политических покровителей, ни вооруженных сил! Десятка гайдуков, и тех у нее не было! Екатерина торопит, но Орлов, оправдываясь невозможностью усилий явных, медлит:

«Получил я известие от посланного мною офицера для разведывания о самозванке, что оная больше не находится в Рагузах... а от меня нарочно того же дня послан в Рим штаба моего генерал-адъютант Ив. Кристинок, чтоб об ней в точности изведаться и стараться познакомиться с нею; притом, чтоб он обещал, что она во всем может на меня положиться, и, буде уговорит, чтоб привез ее сюда с собою... а при том просил англинского министра, чтоб он присоветовал ей ехать ко мне...»

Январь 1774 года. Пиза134* Письма А.Орлова цит. по: Молева Л. Ее называли княжной Таракановой.*

В Неаполе Елизавета оказалась в английском посольстве и английский посол, сэр Уильям Гамильтон (жена которого позже очарует адмирала Нельсона), принял «графиню Пинненберг» как настоящую царицу. Здесь она узнает, что российская эскадра, пребывающая в Ливорно, готова присягнуть ей, внучке Петра... Но она еще долго не верит, колеблется, ищет поддержки, нет, не денежной – моральной. Она отправляется в Рим.

«...Послан был человек для разведывания о сем деле, и тому более уже двух месяцев никакого известия об нем не имею... а теперь отправлено от меня еще двое, один офицер, а другой Славянин, Венецианский подданный, и ничего им в откровенности не сказано, а показал им любопытство, что я желаю знать о пребывании давно знакомой мне женщины, а офицеру приказано, буде в службу может войти к ней или к князю Радзивиллу волонтером, чего для абшид ему дан, чтоб можно было лучше ему прикрыться...»

Декабрь 1774 года. Пиза.

Она знает: за ней идет охота. Но кто охотник? Неужели Алексей Орлов? Может ли это быть? Ведь он поклялся, что его эскадра от Российской империи отложилась. Почему отложилась? Но ведь вся Европа знает: клан Орловых в опале! Так занимали трон – с помощью лейб-гвардии – и «законная» Елисавета I, и «незаконная» Екатерина II... Почему бы так же не взойти на престол и Елизавете II?

Не предложи он к ее услугам эскадру, может, и не было бы corpus delicti* Состава преступления (лат.).*.

И, наконец, – победа! То, чего не смогло сделать с принцессой обещание присяги, сделало с женщиной обещание любви! Граф немедля доносит императрице и это:

«Признаюсь, что я оное дело исполнил с возможной охотою, лишь бы угодить Вашему Величеству».

На брак «самозванка» не согласилась, пообещав, впрочем, вернутся к этому разговору, когда получит престол предков...

Нет горше преступления, чем иудино – обман доверившегося. 22 февраля Елизавета, принявшая приглашение Орлова наблюдать за маневрами флота, была арестована на борту флагманского корабля «Исидор».

Орлова распирает от гордости – как лакея, удачно выполнившего не совсем приличный каприз госпожи:

«Угодно было Вашему Императорскому Величеству повелеть доставить называемую принцессу Елизавету, которая находилась в Рагузах; я со всеподданническою рабскою моею должностию, чтоб повеление Вашего Величества исполнить, употреблял все возможные мои силы и старания, и счастливым себя почитаю, что мог я оную злодейку захватить со всею ее свитою на корабли, которая теперь со всеми ними содержится на кораблях...»

Февраль 1775 года. Ливорно

На этом история Елизаветы Ивановны заканчивается. Впереди – только каземат Алексеевского равелина Петропавловской крепости и допросы фельдмаршала Александра Михайловича Голицына, сообщавшего Екатерине:

«Я использовал все средства... никакие изобличения, никакие доводы не заставили ее одуматься!»

Всего-то нужно было – публично отказаться от прав на престол, объявить себя лгуньей и самозванкой. Тогда, возможно, ей позволили бы дожить век в отдаленном монастыре.

Она умерла 3 декабря 1775-го, того самого года, в январе которого еще нежилась под итальянским солнцем на рейде Ливорно. Скоротечная чахотка, спровоцированная сырой одиночкой и кнутами палачей Шешковского. Здесь же, во дворе Алексеевского равелина Петропавловской крепости, внучку Петра и похоронили.

Выполнив это задание, Алексей Орлов также был отставлен от дел. Он убил внука Петра I. Он убил внучку Петра I, причем это последнее убийство произвело в придворных сферах Европы некоторый неприятный резонанс и в подобных предприятиях его уж нельзя было больше использовать. Да и сколько можно требовать от одного человека?

Делая лимонад, Екатерина всегда выбрасывала выжатые лимоны.

Выйдя в отставку, Алексей Орлов всегда спал спокойно. Совесть его, судя по всему, не мучила.