Текст книги "Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена)"

Автор книги: Василий Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 40 страниц)

ДОМА

Павел без назойливости, но и без лишней скромности рассказывал о путешествии. Императрицу раздражала уверенность, которую царевич приобрел во время поездки: чересчур избалованный европейскими государями, он вернулся со слишком высоко поднятой головой. Ему следует снова стать преданным и почтительным по отношению к ней, как и подобает сыну.

К этой первой досаде, вызванной их приездом, добавились и другие: почему Павел так непристойно отзывался о ней в Вене и Версале? A beau mentir qui vient de loin36?* Вольно тому врать, кто издалека приехал? (франц.).* Он ничего не сказал в свою защиту. Были и другие упреки: счета расходов слишком велики, супруги злоупотребили ее щедростью. Екатерина принялась за невестку: Мария Федоровна привезла с собой невероятное количество роскошной одежды. Речь шла о двухстах коробках газовых тканей, помпонов, оборок, вышивок, кружев и всевозможных отделок. Счета мадемуазель Бертэн, модистки Марии-Антуанетты, потрясли императрицу. Может быть, для того, чтобы наказать путешественницу-транжиру, она издала указ, что оборки на платьях не должны превышать двух дюймов, и запретила высокие прически и перья в волосах. Екатерина заявила, что придворные дамы злоупотребляют роскошными нарядами и украшениями: это обходится слишком дорого. Указ поверг в смятение продавцов галантерейных товаров.

Мария Федоровна так и не открыла коробок с роскошными платьями. Ей было приказано вернуть все в течение нескольких дней. Граф Гримм, который (вовсе не бесплатно!) обеспечивал популярность Екатерины в Париже, разволновался; поссориться с мадемуазель Бертэн казалось ему худшим злом, чем, например, усложнение дипломатических отношений с султаном из Константинополя. Однако ловкий восхвалитель императрицы, всегда стараясь понравиться ей, вернул вскорости свой камзол и объявил, что поведение российского двора свидетельствует о великой мудрости: разве можно во время финансовых кризисов разоряться на барахло?

С позволения императрицы, супруги смогли, наконец, увидеться с детьми. Александр, которого бабушка боготворила, очаровывал всех своим умом и чувствительностью. Константин же был упрямым и независимым. Марии Федоровне так хотелось бы самой лелеять своих детей! Но боязнь того, что она может в чем-нибудь не понравиться своей свекрови, вызывала у нее чувство неловкости в материнских ласках.

Павел был все так же молчалив. Он видел, как постепенно угасает его старый друг и бывший воспитатель, граф Панин. Слава же Потемкина, напротив, тогда достигла своих вершин.

РОЗЕНКРЕЙЦЕРЫ

Взвейтесь сердцами

Выше всех звезд,

Блещет пред нами

Розовый крест...

Гимн русских розенкрейцеров

МОСКВА

Реформу московских лож – введение розенкрейцерства – провели Новиков и Шварц, почти одновременно приехавшие в Москву в 1779 году: один из Петербурга, другой из Могилева.

«Однажды, – рассказывает Новиков,– пришел ко мне немчик, с которым я, поговоря, сделался всю жизнь до самой его смерти неразлучным».

В Могилеве Шварц «держал молоток» в ложе, работавшей по Стрикт-обсервантской системе, ненавистной Новикову, и тот в течение почти двух лет

«[о масонстве] с ним не говорил ни слова и крайне остерегался, чтобы и его говорить о том с собою допускать, потому что... почитал его Стрикт-обсервантом и по масонству его остерегался».

«Братья» учредили «сиентифическую»37* От «scientific» – научный.*, ложу Гармония, членами которой были лишь высшие функционеры подчиненных лож: князь Н.Н. Трубецкой (ложа Озириса, шведская система), Н.И. Новиков (ложа Латоны, шведская система), М.М. Херасков, И.П. Тургенев, А.М. Кутузов, князь Г.П. Гагарин (ложа Сфинкса) и другие. Шварцу было поставлено условие,

«чтобы он об Стрикт-обсервантских градусах и не говорил».

Затем членами ложи стали: П.А. Татищев (ложа Трех знамен, Строгое наблюдение), за которого просил Шварц; И.В. Лопухин и С.И. Гамалея... Место Великого провинциального мастера русских лож было оставлено вакантным (оно так никогда и не было замещено): «братья», по рекомендации Шварца, назначили его для наследника Российского престола.

«Письмо герцога Гессен-Кассельскаго, в оригинале писанное Шварцу в 1782 году, доказывает их братскую переписку. Из него видеть можно, что князь Куракин употреблен был инструментом по приведению великаго князя в братство»,

– гласит записка без даты из «дела Новикова». Письмо не сохранилось.

Между тем Шварц должен был отправиться за границу как воспитатель сына П.А. Татищева, и члены ложи «Гармония» деятельность которых идет под знаком поиска «истинного розенкрейцерства»... поручают ему искать в Курляндии и Берлине «истинных актов». Летом 1781 года в Митаве у Иоганна Рудольфа фон Бишофсвердера, шталмейстера курляндского герцога, Шварц получает рекомендательные письма к немецким розенкрейцерам Вельнеру и Тедену: непременным условием использования рекомендаций было подчинение московских лож гроссмейстеру Строгого наблюдения принцу Фердинанду Брауншвейгскому.

Шварц, к своей радости, был посвящен Вельнером в розенкрейцеры, а 1 октября 1781 года он получил от генерал-штаб-хирурга Тедена грамоту на звание верховного предстоятеля теоретической степени ордена «во всем Императорско-российском государстве и его землях». «Главным надзирателем» в том же акте значился Новиков. В 1782 году на общемасонском съезде в Вильгельмсбаде русское масонство стало самостоятельной – восьмой – провинцией «Злато-розового креста», приором которой был назначен П.А. Татищев. В Москве был учрежден Провинциальный капитул (Директория) в который вошли П.А. Татищев, Н.Н. Трубецкой, Н.И. Новиков и Г.П. Гагарин.

«Пламенное желание доставить благо нашему отечеству, чуждая всякаго корыстолюбия братская любовь нашего любезнейшаго бр[ата] о[рдена] Ивана Григорьевича Шварца, и также подлинные орденские документы, в руках его находившиеся, дали [московским масонам] узреть орден в истинном его красотою своею все превосходящем виде; а наконец, по незаслуженному их счастию, удостоились они превышающаго и самыя великия награждения орденскаго объятия и благословения, они обоняют уже небесный и чистый и натуру человеческую оживляющий запах ордена, позволили уже им утолять жажду их к познанию из источника Эдемскаго, изобильно и непрестанно протекающаго от начала веков во все четыре конца вселенныя», – писал Новиков петербургскому масону Ржевскому 14 февраля 1783 года.– В отечестве нашем существуют уже спасительныя, истинныя и единственныя познания древнейшаго, единаго и святейшаго ордена».

Масоны широко распространяют свою деятельность во всех главных учебных заведениях: Московском университете, Шляхетском корпусе, Академии наук, делая их центрами пропаганды своих идей.

Рыцарские капитулы Фердинанда Брауншвейгского были вскоре

«совсем брошены и связь с герцогом Брауншвейгским... совсем разорвана»,

тем более, что

«вельнеров круг или ложа в Берлине розенкрейцеров и разных систем с кругом герцога Брауншвейскаго и между собою были не в согласии»,

– как показывали позже на допросах по делу Новикова Лопухин и Тургенев. Русские масоны воспользовались неразберихой в европейских ложах и сделали свой выбор, решив

«оставить орден Тамплиеров и благотворных рыцарей, избрать орден Злато-Розоваго Креста, предавшись под начальство Вельнеру».

БЕРЛИН

Самое главное – это иметь не золото, а власть над теми, у кого оно есть.

Курий

Иоганн Христофор фон Вельнер родился в 1732 году в семье пастора, получил богословское образование, в 1759 году был священником, затем каноником в Гальберштадте. Ярый «просветитель», он стал сотрудником «Всеобщей немецкой библиотеки» у Николаи, вступив к этому времени в масонскую ложу Строгого чина. В 1782 году Вельнер составляет компендиум «Обязанности членов Злато-Розового Креста старой системы», объявляя розенкрейцерство единственной высшей ступенью масонства:

«Горе, горе, – восклицал он,– всем ложным светильникам, всем посланникам Сатаны, которые губят вас временно и вечно!»

В том же году Вельнеру удается принять в ложу под именем Ormesus Фридриха-Вильгельма, наследника Прусского престола.

В 1782 году на всемирном масонском конвенте в Вильгельмсбаде иллюминаты, назвав себя розенкрейцерами, по сути, поглотили орден «Строгого Наблюдения». Иллюминаты – пусть на время – смогли подчинить себе таких столпов масонства, как герцог Фердинанд Брауншвейгский и принц Карл Гессенский. В розенкрейцерском «Пасторском послании к истинным и подлинным каменщикам старой системы», вышедшем в 1785 году, розенкрейцерство названо «истинным орденом Иисуса», а его вожди – духовными отцами. Известно, что иллюминаты переняли все, что возможно, у иезуитов.

Засилие иллюминатов в ордене понравилось далеко не всем, и некоторые «братья», вопреки и общечеловеческим и масонским, более строгим, нормам нравственности, «вынесли сор из избы»: ряд монархов получил в это время письма с предостережениями против деятельности иллюминатов, в которых они были выставлены буквально извергами рода человеческого. Враги ордена внушили курфюрсту Баварии Карлу Теодору, что орден помогает в захвате Баварии австрийскому императору Иосифу II; одновременно пространный донос получил и Фридрих Вильгельм II Прусский. Эти доносы писаны придворным духовником баварского курфюрста Франком, иезуитом, по его собственным словам

«изо всех сил работавшим над уничтожением иллюминатов во имя религии Христовой, для славы отечества, для спасения юношества».

Началась травля иллюминатов. В 1785 году баденский курфюрст арестовал Адама Вейсгаупта. В найденных при нем бумагах значилось:

«Все члены нашего общества, заветную цель коего составляет революция, должны незаметно, и без видимой настойчивости, распространять свое влияние на людей всех классов, всех национальностей и всех религий, должны воспитывать умы в одном направлении, но делать это надлежит в самой глубокой тишине и со всевозможной энергией. Работающий таким образом над разрушением общества и государства должен иметь вид человека, удалившегося от дел и ищущего только покоя: необходимо также, чтобы обрести приверженность горячих голов, горячо проповедовать всеобщие интересы человечества. Эта работа не может быть бесплодной; тайные общества, если бы они не достигли нашей цели, охлаждают интерес к государственной пользе, они отвлекают от церкви и государства лучшие и прилежнейшие умы.

...Все усилия монархов и монархистов помешать нашим планам будут бесплодны. Искра долго может тлеть под пеплом, но настанет день, когда вспыхнет пожар.

...Когда влияние наших многочисленных последователей будет господствовать, пусть лишь тогда сила явится на смену невидимой власти. Тогда вяжите руки всем сопротивляющимся, душите зло в корне, давите всех, кого вы не сумели убедить».

Стиль этого документа заставлет подозревать подделку.

Не обещаниями высших знаний, но знанием некоторых неафишируемых деталей жизни людей comme il faut Бишофсвердеру и Вельнеру удалось привлечь в розенкрейцерство князей и графов, министров и генералов. Полностью подчинился их влиянию кронпринц, для чего Вельнер выступил в роли сводника. А когда Фридрих Вильгельм стал прусским королем – в 1786 году, – двор короля наполнили шарлатаны, духовидцы и алхимики. Библиотека короля – десятки тысяч томов – вмещала все изданные к тому времени оккультные и эзотерические произведения и массу аккуратно переплетенных рукописей. На многих из книг оставались пометки короля, что свидетельствовало: книги сии были не просто обоями, он их читал. Вельнер устраивал для Фридриха Вильгельма спиритические сеансы, в ходе которых можно было общаться с «душами умерших великих людей». Не нужно преувеличивать легковерия зрителей таковых сеансов: они лишь принимали некие условности игры в сем «театре одного зрителя», где все присутствующие – и «на сцене», своей работой, и «в зале», своим восприятием происходящего, воздействовали на одного человека, нашептывая ему то, чему он и сам хотел верить.

Не так ли легковерны и мы сегодня, на веру принимая декламации Клеопатры и Спартака, Кромвеля и Вашингтона, льющиеся с экранов наших «видиков» и кинотеатров, и почти забывая, что пышные многомиллионные эти постановки сделаны конкретными людьми под конкретные социальные и политические заказы, и призваны вызвать у нас совершенно определенные, точно просчитанные эмоции и убеждения! И уж, наверное, в тогдашнем спиритизме было не более мистики, чем в каком-нибудь сегодняшнем выступлении эстрадной дивы, заставляющей весь зал раскачиваться в экстазе в ритме ее оглушительных и бессмысленных песен.

В результате Бишофсвердер стал генерал-адъютантом, а Вельнер, возведенный в дворянское достоинство – министром юстиции, народного просвещения и духовных дел. Вельнер оставался обер-мастером Великой ложи Weltkugein.

«СИЛАНУМ»

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои...

Ф.Тютчев. «Silentium» * «Молчание».*

Мы еще застали несколько стариков, принадлежавших к этому полуполитическому, полурелигиозому обществу. Странная смесь мистической набожности и философского вольнодумства, бескорыстная любовь к просвещению, практическая филантропия ярко отличали их от поколения, к которому они принадлежали. Люди, находившие свою выгоду в коварном злословии, старались представить мартинистов заговорщиками и приписывали им преступные политические виды... Нельзя отрицать, что многие из них принадлежали к числу недовольных; но их недоброжелательство ограничивалось брюзгливым порицанием настоящего, невинными надеждами на будущее и двусмысленными тостами на франкмасонских ужинах.

А.С. Пушкин

Шварц умер в 1784 году. Его пост в российских ложах занял барон Шредер. Впрочем, к этому времени по всей Европе масонские и иллюминатские ложи стали закрываться, частично – по собственной инициативе, частично – по требованию властей предержащих.

В России работы Елагинских лож были приостановлены

«по собственному побуждению провинциальнаго гроссмейстера и с согласия членов лож, но без приказания со стороны высшаго правительства; вследствие чего благочестивая императрица, чрез гроссмейстера ордена, всемилостивейше удостоила передать ордену, что она, за добросовестность его членов, избегает всякаго сношения с заграничными масонами, при настоящих политических отношениях, не может не питать к ним полнаго уважения».

Однако «приказание» было – но со стороны совсем иного «высшаго правительства»: «отцы ордена» объявили силанум (молчание).

«Силанум в ордене есть такое время, в которое отцы и правители высокосветлаго и святейшаго ордена занимаются рассмотрением всей экономии его, – есть время, в которое они сего благословеннаго и райскаго древа обрезывают и отсекают увядающие и засыхающие отпрыски, а иногда и целыя бесплодныя ветви, время сие сколько для экономии ордена вообще весьма важное, столько и для всех отцов и в особенности для всякаго брата р[озенкрейце]ра страшное»...

Страшное потому, что для тех, кто сам себя считает розенкрейцером, но кого «отцы ордена» сочли «бесплодной ветвью», кто не прошел, так сказать, инвентаризации, силанум становится вечным...

Он и стал для них вечным. Это, впрочем, вовсе не означало, что кого-то из них физически уничтожили: просто-напросто орден к ним никогда более не обратился. Он ушел не в игрушечное, а в самое что ни на есть подлинное подполье. И его членами стали отныне не легкомысленные князья и графы, а подлинные хозяева жизни – банкиры и промышленники, не испытывающие нужды ни в пышных камзолах с золотым шитьем, ни в скромном кожаном запоне39* Фартук.* каменщика.

Впрочем, масонские ложи успешно выполнили к этому времени свою задачу, сформировав

«...круг людей, сложившийся в философских обществах и академиях, в масонских ложах, клубах и секциях... жил в своем собственном интеллектуальном и духовном мире. «Малый народ» среди «большого народа», или «антинарод» среди народа... Здесь вырабатывался тип человека, которому были отвратительны все корни нации: католическая40* Т.е. всемирная. Православная церковь также именует себя «кафолической».* вера, дворянская честь, верность королю, гордость своей историей, привязанность к обычаям своей провинции, своего сословия, гильдии. ... Здесь [все] решает мнение. Реально то, что считают реальным другие, истинно то, что они говорят, хорошо то, что они одобряют. Доктрина становится не следствием, а причиной жизни. ... Будучи отрезан от духовной связи с народом, он смотрит на него как на материал, а на его обработку – как на техническую проблему. Это выражено в символе масонского движения – в образе построения храма, где люди – камни, прикладываемые друг к другу по чертежам архитектора»41* Cochin Augustin. Les societes des peases et la democratic. Paris, 1921.*.

Обеспокоенные слишком долгим молчанием верховных лож, отвергнутые орденом масоны на свой страх и риск заседания продолжили. Никаких кар ни от кого не воспоследовало: так, нам известно о принятии в 1785 году «в ложи» доктора Багрянского, профессора Чеботарева и О.А. Поздеева42;* В «Войне и мире» Л.Н. Толстого он назван Баздеевым.* последний в масонстве начала следующего века пользовался безусловным авторитетом как чуть ли не единственный розенкрейцер-мартинист прошлого века...

ИЕЗУИТЫ

L'habit ne fait pas le monde.

*Одежда не делает монахом (франц.)*

Успех создания «карманного» масонства в Польше был использован Екатериной и в России. Ложа, основанная в 1784 году в Петербурге на средства государыни, присвоила себе название Императорской. Однако того успеха, как в Польше, не последовало; да и в Польше, – был ли там успех, или ее дурачили? Во всяком случае, Екатерина ищет иное, кроме противоядие деятельности масонов, и усматривает таковое противоядие в деятельности ордена иезуитов.

С конца XVII в. иезуиты имели школу в Москве, где воспитывались дети Апраксиных, Голицыных, Головниных, Долгоруких, Куракиных, Мусиных-Пушкиных, Нарышкиных... Екатерина получила при первом разделе Польши 4 иезуитские коллегии (Динабург, Витебск, Полоцк, Орша), 2 резиденции (Могилев и Мстиславль) и 14 миссий с доходом до 20 000 000 злотых. На следующий год кардинал Гарганелли (ставший папой Климентом XIV) распустил орден; иезуиты перестали существовать во всем мире, кроме России, где императрица, вовсе не собираясь etre plus catholique que le pape* Быть большим католиком, чем папа римский (франц.)* и несмотря на очевидный повод для секуляризации, тем не менее распорядилась оставить все как есть, при условии принесения иезуитами присяги, что и было выполнено. Епископом латинских церквей в Белоруссии назначен был бывший прусский гусар, затем капитан в литовских войсках, литвин и кальвинист, принявший католичество, Станислав Сестренцевич. Он смог не только добиться аудиенции у Павла Петровича, но и завоевать его симпатии...

В 1779 году в Полоцке, несмотря на протесты папы римского, было открыто новое иезуитское учебное заведение, на следующий год посещенное Екатериной.

ЕКАТЕРИНА ИВАНОВНА НЕЛИДОВА

В конце 70-х годов среди фрейлин великой княгини появилась одна очаровательная особа, возраст которой, как, впрочем, и царевны, приближался к тридцати. Благодаря своей скромности и уму Екатерина Нелидова вскоре завоевала симпатию великой княгини и стала ее любимой фрейлиной.

Она не обладала ни привлекательной внешностью и кокетством светских львиц. Известен ее портрет тех лет кисти Левицкиого, где она предстает перед нами если не строгой, то, по крайней мере, сдержанной. Она была скромна: ее не привлекали ни украшения, ни богатые туалеты, ни прочая мишура. Возможно с некоторым пренебрежением ее современники говорили о ней:

«Она одна из тех, кто верит в добродетель».

Мадемуазель Нелидова была одной из лучших учениц Смольного института благородных девиц, который основала Екатерина. Она восхищалась великим князем Павлом, но не выставляла это напоказ. Как только Мария Федоровна осмеливалась критиковать своего супруга, она умело подчеркивала редкие качества царевича и даже ловко поддерживала его, когда тот оказывался неправ.

Мало-помалу, не вторгаясь в семейную жизнь четы великих князей, она обрела доверие обоих супругов.

Супружеская гармония, которой всегда отличался домашний очаг Их Императорских Высочеств, не была поколеблена той ролью, которую сыграла в их жизни эта фрейлина. Во всяком случае Павел начинает испытывать к ней симпатию и, будучи таким недоверчивым, находит в этой душе спасительное успокоение. Разговаривая с ней, он может не бояться осуждения или фальши. Чувствительная, не выносящая лести, которой осыпали каждый шаг императрицы, «маленькая смуглянка» (темноволосая и с довольно смуглым цветом кожи), как ее называли при «большом» дворе, сама много претерпела со стороны царедворцев.

Может, Екатерина Нелидова была Blaustrumpf43* Синий чулок.*, завистливой, злой, некрасивой, и не могла привлечь к себе ни одного поклонника? Вовсе нет! Ее культура, полуфранцузская, полунемецкая, грациозные менуэты, всегда точные ответы, такт, изящество, исключительная вежливость, которая никогда не превращалась в подобострастие, происхождение (семья принадлежала к литовской аристократии) удерживали подле нее самые замечательные умы из императорского окружения. Екатерина Нелидова была загадочной личностью, а мечты, тоска по духовности спасали ее от людской пошлости.

Обращал ли Павел на нее внимание как мужчина? Если судить об этом по весьма спорным свидетельствам тех, кто видел, как развивается их дружба, то следует думать, что нет. Но узнаем ли мы когда-нибудь об этом наверняка? Царевич был настолько прямым в выражении своих чувств, так старался быть искренним в отношениях с другими, что это спасало его от банального стремления дать понять женщине, что она взволновала его сердце.

Многие наблюдатели отмечают противоположность характера и поведения великой княгини и Нелидовой, что привлекло великого князя к последней и дало ей возможность удержать его подле себя. Другие пишут об искренности фрейлины, а некоторым кажется, что ее не в чем было упрекнуть, а роль, которую она сыграла в жизни супругов, была благотворной.

Вспыльчивый характер Павла порой приводил жену в ужас. Нелидова в течение нескольких лет ограничивалась тем, что старалась примирять августейших супругов в их семейных ссорах. Некоторые утверждали, что они «жили втроем». Да, Екатерина Ивановна принимала участие в семейных заботах; но когда Марии Федоровне нашептывали на ухо, что ей длжно следить за «авантюристкой», что ее семейная жизнь находится под угрозой, Мария Федоровна выслушивала это не тревожась. Если что-то и было в этом «союзе умов», то лишь возможность для Павла беседовать с неожиданной фавориткой о своих мечтах и фантазиях. Ведь его жена интересовалась преимущественно земными проблемами и не любила витать в облаках.

По словам многих свидетелей, живших как в Гатчине, так и в Санкт-Петербурге, споры, примирения и ссоры Павла и фрейлины были похожи на бурный роман! Это заставило Екатерину дать Павлу несколько добрых советов, в ответ на которые тот послал ей полное негодования письмо: он возмущался злобной клеветой, «извращающей самую чистую дружбу» и защищал оскорбленную добродетель.

Фрейлина, в очередной раз оскорбленная в своем целомудрии, много раз покидала дворец великих князей. Злые языки утверждали, что таким образом она стремилась еще крепче привязать к себе царевича. Но одно из многочисленных писем Екатерины Ивановны Нелидовой, которое она послала своему «задушевному другу» великому князю, говорит нам гораздо больше, чем придворные слухи:

«... Я вам клянусь, что никогда не думала о подобных вещах. Разве я на вас когда-нибудь смотрела как на мужчину? Я никогда не придавала этому значения с тех пор, как подружилась с вами. Мне кажется, что вы – моя сестра»...

Впрочем, в этом утверждении слышен и юмор...

В семье Павла продолжали появляться очаровательные княжны: сперва – Александра, которая станет женой венгерского палатина; Елена, будущая великая герцогиня Мекленбургская, затем – Мария, которая превратит Веймар в настоящий центр высокой культуры. Она соберет там лучшие умы своего времени и станет покровительницей Гете. Младшую, Анну, просил в жены Наполеон, но угроза будущего конфликта между Францией и Россией помешала этому браку. Она станет королевой Нидерландов.

Позже у Марии Федоровны родилась Ольга, которая умерла в раннем детстве. Дочь Екатерина, выходила замуж дважды: за вюртембергского короля Фридриха Вильгельма и принца Гольштейн-Ольденбургского Георга Петера. Последний сын великих князей, Николай, в 1825 году взойдет на трон после своего брата Александра I, поскольку Константин откажется от своих прав на престол. Еще один сын, Михаил, женился на Елене, принцессе Вюртембергской.

Считается, что в отношениях Нелидовой к августейшему другу не было корысти. Она даже обижалась, когда он пытался подарить ей что-нибудь ценное... Но лорд Витворт, посол Англии, упоминает о тридцати тысячах рублей, которые царевич предоставил Нелидовой для заключения коммерческой сделки. Можно ли обвинять ее в том, что она воспользовалась «императорской дружбой»? Разве не так же поступала и Мария Федоровна, оказывая протекцию монбельярским производителям ситца?