Текст книги "Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена)"

Автор книги: Василий Сергеев

# июля 1783 года Екатерина подарила сыну роскошное имение недалеко от столицы, некогда бывшее во владении ее любовника Григория Орлова.

У Марии Федоровны, которая сумела придать сельское очарование имению в Павловске, появился еще один объект забот. Впрочем, имение в Гатчине совсем не походило на сады и буколические пейзажи Павловска. Эти земли, где жило почти пять тысяч человек, были покрыты холмами, у подножия которых расстилалось несколько озер.

Дворец тоже являл собой полную противоположность Павловскому: длинный и строгий фасад делал его похожим на казарму. Он казался скорее укрепленным замком, крепостью, а не жилищем для отдыха и развлечений. С каждой стороны главного здания, образуя полукруг, находились два огромных каменных строения. В этом слишком уж просторном дворце было множество залов, коридоров и лестниц, которые, перекрещиваясь между собой, вели на верхние этажи. Огромную залу для приемов украшала колоннада из каррарского мрамора. Повсюду – скульптуры, барельефы, бюсты. Главная зала со сводчатыми потолками была расписана копиями фресок Рафаэля.

Мария Федоровна снова увлеклась живописью, украшая их новое жилище картинами. Супруги воспользовались тяжеловесной пристройкой замка, чтобы создать и открыть там настоящий театр, а рядом с ним – «оружейную палату», а также – библиотеку в сорок тысяч томов. Великую княгиню вдохновляли воспоминания о путешествии во Францию, о Шатильи, свежесть и величавую простоту которого она пыталась воссоздать в Гатчине.

Павел, стал заботливым хозяином этого местечка, принялся обустраивать его, возводить там новые строения и создавать учреждения, предназначенные для селян.

В Гатчине кроме слуг Его Императорского Высочества жили также мелкие ремесленники, торговцы, крестьяне. Прежде всего царевич построил там больницу на сто коек, при которой находились аптека с полным набором необходимых лекарств и даже лаборатория. Затем появились школа, где могли бесплатно учиться все дети округи, немного спустя – суконная фабрика, обеспечивающая работой многих людей, и, наконец, часовня для католиков и протестантов, воплощающая экуменизм, давно ставший убеждением Павла. Некоторые крестьяне и слуги в Гатчине были не русскими, а финнами или уроженцами других стран, а он уважал верования каждого.

Мария Федоровна дважды в неделю, по понедельникам и субботам, устраивала балы. Не для того ли, чтобы задерживать приглашенных подле мужа каждый раз немногим дольше? Ведь столица находилась от них в сорока верстах, и гостей Гатчины просили остаться там еще на несколько дней.

Благодаря театру можно было развлекать спектаклями все это общество. На театре играли комедии; устраивал представления граф Григорий Чернышев. Из Парижа приезжали представители литературного мира. Так, именно к этому времени относится личное знакомство семейства великих князей с Лагарпом, который потом станет воспитателем наследника престола Александра, а еще позже – членом Директории революционной республики Гельвеция...

В этом году самым модным человеком в дипломатических кругах и среди петербургской элиты считался молодой и остроумный граф Сегюр, министр Людовика XVI, которого Версаль сделал послом при российском дворе. За притворной ветреностью он ловко скрывал на редкость острый ум, несравненную наблюдательность, способность рассуждать на самые различные темы и чувство юмора, благодаря которому он одной-единственной насмешкой ослаблял влияние своих оппонентов. Екатерина была от него без ума.

Однако господин де Вержен посчитал необходимым дать понять молодому дипломату в своих тайных депешах, что, если он хочет сохранить расположение императрицы, ему не следует относиться со слишком большим уважением к царевичу. Это предупреждение было своевременным, потому что еще в Версале граф Сегюр почувствовал искреннюю симпатию к Марии Федоровне и ее мужу.

С осторожностью истинного дипломата французский посол стал на официальных приемах общаться с царевичем в сдержанно-любезных тонах. Павел, прекрасно разбирающийся в подлинности чувств, понял, что Сегюр хочет ему добра. Он часто приглашал его в Гатчину, пока тот находился в России. Августейшие владельцы поместья откровенничали с ним, однако Павел, понимая, с каким обожанием относится к этому известному молодому человеку императрица, не раскрывал перед ним своих опасений и досад.

В последний год пребывания в России граф Сегюр, благодаря свойственным ему таланту и силе убеждения, победил опасения великого князя. Последний признался ему, насколько страшился честолюбивой политики Екатерины, которая вела Россию к неминуемым бедствиям; да, признаки этих бедствий она умело скрывала за показным богатством, но они существовали – уже!

Павел говорил с французским другом о трагическом конце своего отца, Петра III, которого так трусливо убили, и шепотом поведал, что боится возможного покушения на свою жизнь.

Сегюр внимательно слушал. С присущим ему красноречием он успокоил несчастного царевича, и тот ненадолго позабыл о своих страхах. Беседа происходила в отсутствие Марии Федоровны. Супруг не хотел лишний раз беспокоить ее.

– Ваша мать не враг вам, – уверял Сегюр. – Если бы она желала того, чего вы понапрасну боитесь, разве она позволила бы остаться Вашему Величеству рядом с Царским Селом, командовать двумя батальонами, которые находятся в вашем распоряжении, тогда как у нее для охраны есть только один? И позвольте мне заметить относительно ваших дурных предчувствий о вашей судьбе: боясь какой-то беды, мы сами можем накликать ее.

Но, несмотря на то, что ловкий дипломат умолял Павла успокоиться, тот оставался в плену собственной недоверчивости. Павел знал: здесь, в деревне, тоже есть своя anguis in herba44* Змея в траве (лат.). О скрытой, но смертельной опасности.*. Граф Сегюр поведал в своих мемуарах, что для царевича судьба всех свергнутых и убитых царей стала навязчивой идеей. Он блистательно рассуждал на самые разные темы, но, как только речь заходила о российской короне, то, несмотря на осторожность со стороны собеседника, становился боязливым и недоверчивым. В конце он всегда говорил, что, даже если и получит возможность взойти на престол, то это станет для него ловушкой: его быстро и жестоко свергнут.

Кто сеет привилегии, пожинает революции.

К. Тилье

Павлу не нравилась армия матери, но в еще большей степени ему не нравилась императорская лейб-гвардия, beef-eating45,* Откормленные говядиной; зажравшиеся мясом (англ.); прозвище английской лейб-гвардии.* как по-английски называл он ее. Впрочем, царевич был не единственным, кто подметил эти недостатки.

«Императорская гвардия, вне всякого сомнение, – наихудшее войско в государстве»,

– сообщает своему королю граф Стендиг, посол Швеции в Санкт-Петербурге.

«Наши генералы вовсе не заставляли нас заниматься делами, а дворцовую охрану поднимали редко. Офицер, которого назначали камергером, получал право раздавать чины, которые обеспечивали молодежи, жадной до удовольствий, богатой и честолюбивой, головокружительную карьеру. Она принимала участие в играх, в танцах, посещала званые вечера, придворные спектакли, была допущена в святая святых императорских покоев. Перед молодыми людьми, не имеющими никаких личных заслуг, открывались все двери царского дворца, тогда как старые генералы, затерянные в толпе, томились в передней»,

– пишет в мемуарах князь Чарторыйский...

В Гатчине можно было заниматься только балами и смотреть спектакли, которые организовывала царевна для своего окружения. Павел, ощутив себя, наконец, полным хозяином в своем поместье, решил построить там свою «маленькую Россию». Почти ежедневно он с поразительной тщательностью создавал что-то вроде империи в миниатюре, из которой стремился убрать все злоупотребления и слабости, существующие в России «большой».

Что касается армии, он обратился за помощью к прусским инструкторам. Хотел ли он, таким образом, приблизиться к взглядам на армию своего отца, Петра III, который одевал своих солдат на прусский манер? Но, с другой стороны, к кому еще он, немец, мог обратиться за советом? Лучшие военные кадры находились при дворе Екатерины, где было легко дойти до самых высоких чинов. А что мог предложить он? Ничтожное жалование и намного более высокие требования... И тем не менее люди шли к нему. Прусский капитан, барон Штейнвер; саксонец, специалист по военной тактике, Каннабих; кавалерист, прусский гусар Линденер, двадцатичетырехлетний капитан Алексей Андреевич Аракчеев, усердный, верный долгу, пунктуальный, как часы, неутомимый, – и недавно еще по протекции Петра Ивановича Мелиссино обучавший арифметике детей Николая Ивановича Салтыкова, что несколько увеличивало его недостаточное жалованье... Вскоре Павел даст ему чин полковника. Он оказался самым верным слугой, преданным делу и лично великому князю.

В конце мая 1793 года из донских казаков был сформирован Казачий полк Гатчинских войск наследника цесаревича Павла под началом Андрея Семеновича Кологривова. В состав гатчинской кавалерии входил и казачий эскадрон двадцатитрехлетнего Евграфа Осиповича Грузинова.

Казармы, бараки, конюшни и гвардейские корпуса мало-помалу заполнили окрестности маленького городка. Если верить современникам, путешественникам, посещающим Гатчину, казалось, что они попадали в другую страну.

Почему Екатерина, не доверявшая сыну и боявшаяся его, не запретила эту «крепость», на которую Гатчина все больше походила с каждым днем? Дело в том, что военные фантазии царевича были, по ее мнению, громоотводом, разряжавшим его жажду властвовать, командовать.

А впрочем, чего ей было бояться? Все эти батальоны, одетые и снаряженные по воле Павла, казались ей детской забавой. Когда отдельные взволнованные (или притворяющиеся таковыми) придворные рассказывали ей, не без преувеличения, о развертывании военных сил в Гатчине, она выслушивала их с лицемерной серьезностью, достойной лучшей из комедианток. Но и граф Салтыков – гофмаршал при дворе царевича, заменивший покойного Панина, и князь Адам Чарторыйский, фланировавший между двумя дворами как настоящий дипломат, вместе с нею смеялись над этими враждебными намеками, которым суждено было растаять в пене дней. Екатерина, не слишком озабоченная чистотой своей совести, напротив, была рада новым увлечениям престолонаследника: пока он командовал, карал, награждал и воображал себя военачальником, он был далек от действительности и, конечно, не думал о том, чтобы жаловаться. Для нее – одной заботой меньше.

На праздничных балах, когда Екатерина торжественно проходила мимо коленопреклоненной толпы, Павел и Мария Федоровна, следуя строгому распоряжению, были обязаны идти после маршала Потемкина и занимали третье место в императорском кортеже. Им это казалось невыносимым.

В Эрмитаже более скромные вечера следовали один за другим, но Павел с супругой, находя разные предлоги, часто отказывались от них. На этих приемах судачили обо всем, что происходит в Павловске, о реальных или вымышленных событиях, нашептывали друг другу на ухо сплетни, порочащие чету великих князей. Дело дошло до того, что княгиня Дашкова (по крайней мере, она так пишет в своих мемуарах) перестала показываться при дворе Павла, поскольку боялась, что Ее Величество станет ее дотошно обо всем расспрашивать, и она приобретет позорную славу «доносчицы».

Отче вселенной, Ты, которому все народы поклоняются под именем Иеговы, Юпитера и Господа, Верховная и первая причина, скрывающая Твою сущность от моих глаз и показывающая мне только мое неведение и Твою благость, дай мне в этом состоянии слепоты отличать добро от зла и оставлять человеческой свободе ее права, не посягая на Твои святые заповеди. Научи меня бояться пуще ада того, что мне запрещает моя совесть, и предпочитать самому небу то, что оно мне велит...

Масонская молитва

Ни отец, ни мать несчастного князя ни разу в жизни не испытали религиозного экстаза. Часто Екатерина говорила своим приближенным в доверительных беседах, что воспринимает православные богослужения как «кривляние»46.* Во время долгой пасхальной службы она велела ставить себе на хорах церкви столик и потихоньку от молящихся раскладывала там пасьянсы.*

Царевич, напротив, всей душой стремился к религии. Он отчаялся найти в повседневной жизни поддержку, которая помогла бы ему пережить свое подчиненное положение, дала бы объяснение сей странной судьбы, которая, вознеся его почти на самую вершину иерархии, обрекла держаться как можно дальше от трона под страхом смерти. С юности он молил высшие силы, чтобы они пришли ему на помощь и поддержали его в вынужденном бездействии.

В Боге он искал силу, надежду, утешение. Павел говел все посты, регулярно исповедывался и приобщался святых таин. Паркет перед иконами в спальне Гатчинского дворца был вытерт его коленами. Порочные нравы материнского двора и презрение важных вельмож к православным обрядам давали ему широкую тему для размышлений, после которых его душа рвалась в заоблачные выси. Он писал письма архиепископу Платону (покровителю московских масонских лож, и, возможно, розенкрейцеру, ибо при дворе Екатерины благословлял он иногда женщин не крестом, а свежей живой розой).

Принадлежал ли Павел к православной конфессии? Его мятущуюся душу будоражило все, что касалось сверхъестественного, божественного и непознанного. Он не мог не думать о других религиях, – знал, как важно религиозное самоопределение для любой нации. Он встречался с протестантами и католиками, мартинистами и розенкрейцами, иудеями и магометанами. Он видел, что все они свято уверены в истинности именно своего вероисповедания. Вновь и вновь он думал о каком-то вселенском экуменизме, в котором слились бы особенности всех конфессий... Подлинный Храм, считал он, может быть только всемирным.

Он помнил заповедь Панина:

«Христос есть во всех – и в христианине, и в последователе иудейской религии, и в язычнике. Поэтому христианами должны называться не только те, которые приняли христианское крещение, но все, имеющие в себе Христа».

По мнению Марии Федоровны, это качество супруга уравновешивало его неуемное властолюбие, из-за которого он становился невыносимым даже для нее. Она поддерживала его молитвы, анализ собственных поступков, советовала читать душеспасительные произведения и потихоньку старалась сделать так, чтобы при их маленьком дворе всегда находились люди, обращенные к религии.

Впрочем, «платонические любовники» (так прозвали царевича и его лучшую подругу Катю Нелидову) любили предаваться размышлениям, их души были схожи, и они стремились к возвышенному, неподвластному мирской власти.

Павел прежде всего был философом. Он размышлял на возвышенные темы, упивался поисками мудрости. Скучал ли он? Никогда! Был ли влюблен в свои убеждения? Конечно! Гордость толкала его на любование собой. Он сравнивал свое поведение с поведением матери и окружающих себя людей. Не без наивности воображал, будто покорно сносит все удары судьбы. Но это было не так. Несмотря на свою бесспорную религиозность, он идеализирует себя, когда пишет одному из своих друзей:

«У меня нет и не будет другой цели, кроме служения Богу во всем, что я делаю, и я страдаю смиренно».

Поскольку вместо смирения большую часть времени в его душе бушевали мятежные страсти, он каждый день подолгу молился, внезапно достигал минутного экстаза, забывая даже о том, что стоит на коленях на полу своего кабинета. Однако это не могло вырвать из его сердца и беспокойного разума горький вопрос, который он постоянно задавал себе:

«Я прожил больше тридцати лет и ничего не совершил...»

В Европе между тем, как грибы после дождя, появлялись и множились тайные общества, возбуждая его интерес к мистике. Бегство в ирреальный мир, как ему казалось, было единственным, которое он мог совершить.

...Врач Антон Франц Месмер обнаружил существование у живых существ особой энергии и научился применять ее для лечения больных. В 1783 году в Париже была основана масонская ложа «Всемирная Аврора», поставившая целью поддержать месмеризм. В работе этой ложи принимал деятельное участие Калиостро. Животный магнетизм был понят как способность живых существ воспринимать влияние других существ и предметов, а также небесных тел, и, в свою очередь, влиять на них. Была обнаружена и та невидимая аура тонкой сущности, доступная лишь ясновидящему оку, которая окружает все человеческие существа и переносит воздействия их друг на друга, – к несчастью, как правило, злые. Эта сущность отдает лишь то, что получила, являясь ретортой, в которой кипят те эманации живых существ, которые посланы в нее; если они низкие, то и реторта сия может вернуть лишь эпидемии – моральные, психические...

Больше других Павла интересовали масоны. В Англии их называли Free Masonry, во Франции – Franc Maєons, в Германии – Freimaurer. Это значило одно и то же: «вольные каменщики», ибо у них была одна задача: строить новый мир. Свободный мир, мир без предрассудков. Мир, подобный Храму. Красивый мир для красивых людей. Можно было спорить о деталях, но сама идея была неотразимой.

Павел развернул Писание на второй книге Паралипоменон, глаза привычно побежали по знакомому тексту:

И построил Соломон храм и кончил его.

И обложил стены храма внутри кедровыми досками; от пола храма до потолка внутри обложил деревом и покрыл пол храма кипарисовыми досками.

И устроил в задней стороне храма, в двадцати локтях от края, стену, и обложил стены и потолок кедровыми досками, и устроил давир для Святаго-святых. ...

В четвертый год, в месяц Зиф, [в месяц второй,] положил он основание храму Господа, а на одиннадцатом году, в месяце Буле, – это месяц восьмой, – он окончил храм со всеми принадлежностями его и по всем предначертаниям его; строил его семь лет...

О, как Павел чувствовал и понимал гордость древнееврейского царя, построившего храм Богу своего народа, давшего народу закон. Ничего не хотел он большего для себя: только храм, который ему предстояло строить, был гораздо больше. Это была вся Россия. И еще одно кололо его постоянной внутренней болью: власти у него не было. Храма-то, может быть, ему строить и не придется. Эту возможность отняла у него мать.

Франкмасонство, в рядах которого один за другим оказывались государи и творцы, ученые и генералы, затягивало его, словно черная бездна, от которой не оторвать глаз. Но оно разрушало самое идею монархизма. А он, ставя многое в вину матери, не мог и не собирался начинать против нее какую бы то ни было борьбу. Ни против нее, ни против идеи монархизма. И это отталкивало его от масонов.

Павел был импульсивен, но не в ответственных делах. Он колебался.

Ducunt volentem fata, nolentem trahunt47.

Сенека

47* Слышащего ее зовы судьба ведет, не слышащего – тащит (лат.).*

Сохранилась записка особой канцелярии министерства полиции, в которой указано, что цесаревич Павел Петрович был принят в масоны келейно, сенатором И.П. Елагиным в собственном его доме, в присутствии графа Панина. Поэтому нет необходимости излагать ритуал приема в масоны (желающий может лишний раз заглянуть, скажем, в «Войну и мир» Л.Н. Толстого) – ритуал не был соблюден.

Сохранились два портрета, на которых костюмы императора Павла имеют масонскую атрибутику. На одном из них Павел Петрович держит в правой руке золотой треугольник с изображением Астреи – почетный знак великих официалов. На другом – времен его путешествия по Европе под псевдонимом «графа Nord», написанном стокгольмским придворным живописцем, – он облачен в передник мастера шотландского обряда Строгого послушания.

Роль графа Никиты Ивановича Панина была настолько велика, что масоны посвятили ему хвалебную песнь:

 
Не чудно возложить оковы
На слабы смертных телеса,
Но взять под власть сердца свободны –
Прямые зрятся чудеса.
А если обладать душою
Того, кто участью своею
На свете превосходит всех,
С каким примером не умею
Сравнить великий сей успех!
О, старец, братьям всем почтенный,
Коль славно, Панин, ты успел:
Своим премудрым ты советом
В храм дружбы сердце Царско ввел...
 

Здесь царь, введенный в храм, по имени не назван, однако в 1784 году И.В. Лопухин написал иную песнь, где его имя звучит:

 
Залог любви небесной
В тебе мы, Павел, зрим:
В чете твоей прелестной
Зрак ангела мы чтим.
Украшенный венцом,
Ты будешь нам отцом!
Судьба благоволила
Петров возвысить дом
И нас всех одарила,
Даря тебя плодом.
Украшенный венцом,
Ты будешь нам отцом!
С тобой да воцарятся
Блаженство, правда, мир:
Без страха да явятся
Пред троном нищ и сир.
Украшенный венцом,
Ты будешь нам отцом!
 

Вряд ли Павел принимал активное участие в деятельности какой-то из лож: за ним тщательно следили шпионы Екатерины, и любая его активность в этом плане могла повлечь печальные последствия.