Текст книги "Дочь врага Российской империи. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Василиса Мельницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Глава 16

Ехала я налегке, со спортивной сумкой на плече. Багаж отправила отдельно, и доставить его по адресу должны на следующий день после моего приезда. В сумку я положила смену белья, гигиенические принадлежности и зонт. Если верить прогнозу погоды, в Петербурге шел дождь.

Лариса Васильевна не одобрила бы мой внешний вид. Я облачилась в джинсы и рубашку, а волосы оставила распущенными. Все это она называла моветоном. И, наверняка, пришла бы в ужас, если бы узнала, что модные синие штаны из джинсы и рубашку из такого же материала подарил мне Николай Петрович. Я еще удивлялась, глупая, почему он сказал, что эта одежда пригодится мне во время учебы.

В моем гардеробе было еще несколько модных вещичек. Их я купила сама, мне давали деньги на карманные расходы. Кроме брюк, Лариса Васильевна не одобряла мини-юбки и спортивный стиль в повседневности. Она не желала понимать, что я хочу выглядеть так, как мои сверстницы, не выделяясь из толпы. Спасала ученическая форма, но на школьные вечера она оправляла меня одетой, как в театр. Поэтому я брала что-то из купленной «запрещенки» с собой и переодевалась в туалете.

Мне казалось, что будет тяжело вновь переживать детство, отрочество и юность. Подчиняться правилам, ходить в школу, учить уроки. Но поначалу я успокаивала себя тем, что так безопаснее. Я изучала незнакомый для меня мир постепенно, не боялась ошибиться, выдать себя. А потом привыкла.

Учиться было интересно. И легко. Я подробно занималась историей, географией, литературой, языками. В прежней жизни из иностранных языков я знала лишь английский, здесь же, не без помощи Ларисы Васильевны, осилила французский и немецкий. Математика, физика и химия ничуть не отличались от того, к чему я привыкла, и им я почти не уделяла внимания. Возможно, поэтому Николай Петрович решил, что у меня тяга к гуманитарным наукам, и определил в гимназию.

Больше всего мне нравилось изучать магию. В основном, теорию, практики у нас было мало. Считалось, что дар сильнее раскрывается к совершеннолетию, тогда и следует выбрать направление и оттачивать навыки. И далеко не все в классе были одаренными. Однако теорию преподавали всем.

Кроме природной ведьминской силы я научилась пользоваться магией стихий. Знала, как создать огненный или водяной шар, как управлять потоками воздуха или големом, умела создавать щиты и собирать энергию даже из камней. Также освоила основы системной магии, самостоятельно, но без практики. Системку преподавали в высших учебных заведениях.

А вот об эсперах не узнала ничего нового. Да, редкий дар. Да, только у мужчин. И даже в истории ни слова о том, когда люди научились ходить через Испод.

Удивляло, что Александр Иванович не объявился после смерти опекунов. Знает, что я никуда не денусь, что приеду в Петербург? Возможно. Или он как-то понял, что никакого дара эспера у меня нет и быть не может.

И это последнее, что меня сейчас волновало. Я начинала самостоятельную жизнь, ехала в незнакомый город. И я была крепостной Его Императорского Величества.

Последнее изрядно нервировало.

Его Величество Император, Всеслав Михайлович Романов, кротким нравом не отличался. Не тиран, вполне себе адекватный правитель, но не без придури. В народ любил хаживать, по молодости. Вроде бы даже в стройотряде работал целый месяц, никем не узнанный. Или вот с пьянством боролся радикальными методами, опять же, в юные годы: велел вырубить все виноградники, а владение самогонным аппаратом приравнял к владению незарегистрированным оружием. И с домочадцами не церемонился: племянника не пожалел, когда того с наркотиками поймали, в тюрьму посадил. А сына родного сослал на Сахалин, простым матросом на рыболовецкое судно, за участие в уличных гонках.

Может, это и нормально для императора. Мне сравнивать было не с чем. И собственные перспективы я оценивала исходя из характера Всеслава Михайловича – взрывного, своенравного и непредсказуемого.

Опять же, ему ничего не стоило расправиться с целым боярским родом из-за мнимой вины его главы. Не может быть, что у императора нет плана, как меня использовать.

А что я могу? Что я могу… Что я могу…

Мысли в голове стучали в такт колесам. А ведь у любой медали две стороны. Я не хочу быть крепостной императора. Однако так встретиться с ним мне будет проще? Ведь только император может обелить имя моего отца.

В Петербурге шел дождь. Я могла бы взять такси, друг Николая Петровича и денег мне дал, на первое время. Но я решила экономить. Для начала выяснить бы, что означает «содержание», и смогу ли я устроиться на подработку. Поэтому к месту назначения я ехала на метро, а после – на автобусе. И оказалось, что пансион, где мне предстоит жить, находится в пригороде.

Везет же мне на домики, утопающие в зелени сада! Этот, безусловно, отличался от московского. Хотя бы тем, что имел два этажа.

Меня встретила хозяйка, женщина лет сорока, с гладко зачесанными волосами, собранными в пучок на затылке, в домашнем платье и переднике.

– Мы живем на первом этаже, комнаты для гостей – на втором, – сказала она. – Там же ваша ванная комната. Лестница ведет наверх из прихожей, нет необходимости заходить на нашу территорию. За исключением времени, отведенного на завтрак и ужин. Обедать будешь в гимназии.

Антонина Юрьевна, так звали хозяйку, показала мне столовую. Муж ее, как я поняла, находился на работе, а обе дочери отдыхали в летнем детском лагере.

– У меня пятеро постоялиц, – говорила она, поднимаясь по лестнице. – Новеньких двое, ты приехала первой. Комнат три. Для тебя забронировали отдельную.

Глаза наполнились слезами. Николай Петрович и об этом успел позаботиться! Знал, что мне будет сложно делить с кем-то личное пространство.

Я точно знала, что мои опекуны никогда не посещали столицу. Полагаю, это из-за того, что аристократическое общество их отвергло. Летом мы вместе отправлялись на отдых. Лариса Васильевна обожала Рицу, Николай Петрович – Кисловодск. Две недели мы проводили на Черном море, две – на Кавказе. А в Петербург не ездили никогда.

И как же он нашел для меня такое чудесное место? Здесь тихо, чисто и уютно. Комната без излишеств: шкаф для одежды, кровать и стол для занятий, вот и вся мебель. Ни телевизора, ни телефона. Антонина Юрьевна сказала, что телевизор нам ни к чему, он отвлекает от учебы. А телефоном можно пользоваться в случае необходимости, но не для того, чтобы болтать ни о чем.

Три моих соседки, ученицы второго курса гимназии, каникулы проводили дома. Другая первокурсница должна появиться послезавтра. Нам с ней, в отличие от старших, есть чем заняться до начала учебного года. Надо съездить в учебную часть, получить пропуск и форму, взять книги в библиотеке, составить расписание. Часть предметов обязательные, часть – по выбору.

– Пока учеба не началась, можешь обедать у меня, – сказала Антонина Юрьевна. – Бесплатно. И вообще, не стесняйся, обращайся, если что нужно.

– Почему? – спросила я.

Может, это и невежливо, но… ведь неспроста? Она не могла не видеть мои настоящие документы.

– Николай Петрович. – Она грустно улыбнулась. – Царствие ему небесное. Он меня вылечил. Неужто я его внучке не помогу?

– Приемной внучке…

– Да без разницы.

Что-то такое я и подозревала.

В тот день я никуда не пошла, устала с дороги. Да и погода к прогулкам не располагала. А на следующий день решила, что гимназия подождет. Вернее, я подожду другую новенькую, вместе веселее. Свободный же день потрачу на то, чтобы прогуляться по центру города. Благо дождь, наконец, закончился, и выглянуло солнышко.

Глава 17

По-настоящему сложно было привыкнуть к тому, что здесь нет смартфонов и компьютеров. Последние уже изобрели, но они сильно отличались от привычных мне устройств, не говоря о том, что доступ к ним имели лишь специалисты. Поэтому, чтобы не заблудиться в незнакомом городе, пришлось брать с собой обычную бумажную карту.

Куда пойти, я не знала. Хотелось просто посмотреть город, в котором мне предстояло жить в ближайшие два года, познакомиться с ним. Так почему бы не начать с центра?

Зимний дворец императорская семья давно оставила. Основная резиденция Романовых – в Царском селе, а дворец передали художественному и культурно-историческому музею. Вслед за Романовыми боярские и княжеские рода отказались от «родовых гнезд», и центр Санкт-Петербурга превратился в огромный музейный комплекс из дворцов и парков, открытых для туристов. За исключением нескольких зданий, вроде того, где располагалась Дума.

В музеи меня не тянуло. Я просто гуляла: по площадям и набережным, по улицам и паркам. Пыталась проникнуться атмосферой, почувствовать дыхание города. Но, наверное, я выбирала неправильные места. Дворцы и особняки, бывшие резиденции бояр и князей, поражали великолепием. Но и только. А, может, мешала суета. И туристы.

Из центра я сбежала, наугад выбрав направление. Долго шла, сильно устала и присмотрела кафе, чтобы перекусить. Обычное, как мне показалось, кафе с неброской вывеской «Пышки». Во-первых, о знаменитых петербургских пышках я и в Москве слышала. Во-вторых, стало любопытно, каков на вкус бочковой кофе.

Дверь я толкнула, но дальше предбанника попасть не удалось. Швейцар в ливрее смерил меня слегка удивленным взглядом.

– Э-э-э… Барышня? – спросил он, будто не понимал, как относиться к моему появлению.

– Я могу пройти? – поинтересовалась я, заподозрив, что зашла куда-то не туда.

– К какому роду вы принадлежите?

Швейцар определенно не хотел меня пропускать. Однако… принадлежность к роду? С таким я столкнулась впервые.

– Это обязательно? – огрызнулась я, уже понимая, что придется уйти.

И поискать место, куда пускают всех, а не только отпрысков дворянско-боярских родов.

– Просто покажите знак рода, – попросил швейцар.

В его голосе прорезались извиняющиеся нотки.

У каждого рода есть свой герб. Символ или знак рода – элемент герба, и располагался на запястье. Он появлялся и исчезал, повинуясь магии крови. Вроде как татуировка, но не постоянная.

Естественно, я свой знак предъявить не могла. Его отобрали, когда мой род был уничтожен.

Я развернулась, чтобы уйти, и чуть не врезалась в мужчину, застывшего позади меня. Я не слышала, как он вошел.

– Прошу прощения, – пробормотала я, пытаясь его обойти.

– Ты куда, рыжик?

Меня грубо схватили за руку. Я в гневе подняла взгляд. Мужчина, но молодой. Может, даже мой ровесник. Блондин с голубыми глазами и ямочками на щеках. Не просто красивый, а уверенный в своей неотразимости.

Я дернулась, но он лишь сильнее сжал пальцы.

– Она со мной, – сказал он швейцару и потащил меня внутрь.

– Что вы себе… – зашипела я в раздражении.

Договорить не успела.

– Да ладно, – бросил блондин. – Ты же хотела сюда попасть. Так чего ломаешься?

– Я не знала, что это кафе только для аристократов!

И чего я злюсь? Хотя… Нет, злость понятна. Но вот отчего веду себя так глупо? Ведь могу вырваться. Могу уйти. Могу даже врезать этому блондину по… Короче, могу. Но предпочитаю огрызаться. И позволяю ему держать меня за руку.

Еще одна особенность моего детства в этом мире: я перестала чувствовать себя взрослой. Во всяком случае, когда это касалось отношений с мужчинами. Маленькая Яра уже не воспринимала мальчишек-сверстников, как мелкоту, и на старших не заглядывалась. Как-то… не до того было, что ли? А еще я училась в школе для девочек и с мальчишками общалась редко. Возможно, если бы не события последних месяцев, я задумалась бы о романтических отношениях. Все же… возраст. Гормоны, опять же.

И не потому ли сейчас, столкнувшись с мужской особью, не обделенной природным обаянием, я чувствую… влечение⁈

Только не это.

– Отпусти! – рявкнула я, выворачиваясь.

– Ты чего? – опешил блондин.

Несколько столиков в кафе были заняты. Все посетители развернулись в нашу сторону и уставились на меня. Молодежь. Старшеклассники или студенты. Золотая аристократия.

– Савка, ты кого притащил? – поинтересовалась одна из девиц.

Тоже блондинка. Холеная, с высокомерным взглядом и презрительной усмешкой на губах.

– Рыжика, – жизнерадостно ответил блондин. – И она приезжая. То, что нам нужно!

– Приезжая? – переспросила девушка, сидящая рядом с блондинкой. – Рыжик, ты откуда?

Я молча двинулась к выходу. Это ж надо так вляпаться! Пышек захотелось, с бочковым кофе. И вот…

– Да погоди! Не уходи!

Мне наперерез кинулись сразу несколько молодых людей. И блондин Савка в их числе.

– Останься! Мы все объясним! Ты нам нужна! – затараторили они наперебой.

Моей стратегической ошибкой стало то, что я им ответила.

– А вы мне – нет, – отрезала я, пытаясь пробиться к выходу.

Лучше бы огненным шаром в них швырнула. Сошло бы за самооборону. К тому же, они его отбили бы, а я успела б улизнуть в суматохе.

Но я ответила, завязалась словесная перепалка, и в итоге я обнаружила, что сижу за столиком, а передо мной стоят вазочка с пончиками и чашка с кофе. Видимо, тем самым, бочковым.

– Угощайся, – медовым голосом пел блондин, севший справа от меня. – Прости, мы тебя напугали.

По другую сторону уселся темноволосый парень в очках, напротив – еще двое, ничем не примечательной наружности. Девушки остались за соседним столиком.

– Вы меня разозлили, – возразила я. – И у вас есть пять минут, чтобы объяснить, зачем я вам понадобилась.

К угощению я не притронулась. Туда и подмешать что-нибудь могли.

– Савелий Бестужев, – представился блондин, поднимаясь и отвешивая поклон.

– Зиновий Лопухин, – последовал его примеру тот, что в очках.

– Петр Вельяминов.

– Александр Головин.

Это я удачно зашла. Не удивлюсь, если среди оставшихся посетителей кафе есть отпрыски из всех родов боярской семерки. И что это? Случай или новый раунд игры богов?

Пытаясь разобраться в том, кому понадобилось уничтожить род Морозовых, я долго обдумывала разные версии. Бояре Морозовы входили в семерку самых влиятельных родов империи. После казни отца их место заняли Бестужевы. И, казалось, виновный найден. Однако навряд ли все так очевидно. Бестужевых кто-то рекомендовал. И, наверняка, были и другие претенденты.

Такую информацию в архивах не найти. И делятся ею неохотно даже внутри семерки. Так что я всерьез размышляла о том, как бы познакомиться с кем-то из тех же Бестужевых, например. И не просто познакомиться – подружиться, войти в доверие. Стать своей.

И вот, пожалуйста. Отпрыски боярских родов, собственной персоной. И, что примечательно, им от меня что-то надо.

Навряд ли это что-то приличное. Избалованные детки любят шутить над простолюдинами. Но если я им подыграю… Или сыграю по своим правилам…

– Яромила Михайлова, – представилась я, в свою очередь.

И чуть не прыснула, представив, как вытянулись бы их лица, если бы я произнесла свою настоящую фамилию.

Глава 18

В пять минут Савушка Бестужев не уложился, но суть я уловила сразу. В моей прошлой жизни молодежь развлекалась пранками, используя дипфейки. Детки из местных аристократических семей занимались тем же самым, но за неимением высоких технологий привлекали к розыгрышам обычных людей.

Если верить Бестужеву, то от меня требовался пустяк: притвориться иностранкой, представляясь какому-то высокородному дедушке.

– Выучишь пару-тройку фраз на французском, я помогу, – убеждал он. – Нарядом обеспечим, девчонки помогут. Поздороваешься, спросишь, как дела – и всё!

– Всё? – скептически поинтересовалась я. – Вы предлагаете мне выдать себя за другого человека. То есть, обмануть… кого? Я имя не расслышала.

– Боярина Лопухина, – ответил Бестужев.

– Твой дедушка? – Я посмотрела на Зиновия.

– Прадедушка, – признался он. – Двоюродный.

– Ой, да какой обман, – засуетился Бестужев. – Так, невинная шутка. Вы и встретитесь-то один раз. Ты же приезжая. Кстати, откуда?

– Кстати, почему ты так решил? – Я скрестила на груди руки. – Ты всех девушек в городе знаешь? Или у меня на лбу написано?

– На лбу, – фыркнули за соседним столиком. – Большими буквами.

В разговор вступила блондинка, и Бестужев ее представил.

– Ольга Романова, – сказал он. И, наклонившись к моему уху, громко прошептал: – Не однофамилица, из тех… самых.

Веселится, засранец. А на вопрос так и не ответил. Ничего, я упрямая.

– И что во мне не так? – настаивала я. – Одета не по-столичному? Акцент деревенский?

– Нет. – Ольга снисходительно улыбнулась. – Одета ты прилично. Не для светского раута, разумеется, но и мы тут не на званом вечере. И акцента нет. Была бы ты местной, не сунулась бы в «Пышку». Здесь все знают, что это наше место.

Могла бы и сама догадаться. Ведь швейцар на входе требовал показать знак рода.

Подружки Ольги захихикали.

– Что ж, теперь и я буду знать, – произнесла я невозмутимо. – Приехала я из Москвы. К великим родам, как вы поняли, не принадлежу. И нет, вы не убедили меня в том, что я должна принять участие в вашем представлении.

Краем глаза я заметила, что одна из подружек Ольги как-то странно на меня посмотрела. Удивленно. Перевела взгляд на свои руки – и вновь уставилась на меня. Не могла она меня узнать. Мы с ней никогда не встречались.

– Милочка, душа моя! – воодушевленно воскликнул Бестужев. – И почему…

– Яра, – сухо обронила я, перебивая. – Или Яромила. И, вообще, можно без театральщины? Я осознаю разницу между мной и вами. Однако я зашла сюда случайно, и не обязана выполнять ваши прихоти. Или рассказывайте подробности, или ищите другую дурочку.

– Какие подробности тебе нужны? – спросил Вельяминов.

– Как минимум, зачем вам понадобилось обманывать старика, – отрезала я.

Если я хочу стать частью их компании, надо соглашаться. При иных обстоятельствах никто из них и разговаривать со мной не стал бы. Меня попросту им не представили бы. Однако, если соглашусь сразу, если покажу свою заинтересованность, то этот разговор в кафе станет единственным. Они используют меня – и забудут.

Мальчишки переглянулись.

– Не, я пас, – сказал Бестужев. – Другую ищите сами. Я умаялся за рыжими бегать.

– А никто тебя за язык не тянул, – пробурчал Вельяминов.

– Да кто ж знал, – вздохнул Бестужев. – И чем вас эта не устраивает?

– Нас устраивает, – возразил Лопухин. – Это мы ее не устраиваем.

Пока они перепирались, я все же добралась до пышек. Проверить еду на наличие «добавок» – дело нехитрое. Не хотелось делать это открыто. А так, под шумок, пока мальчики спорят…

Чуть теплые пышки, обильно посыпанные сахарной пудрой, были хороши.

– Да предложите ей денег, – вмешалась Ольга.

На меня вновь уставились четыре пары глаз.

Я медленно доела пышку, вытерла пальцы салфеткой, встала. На деревянной доске, стоящей возле прилавка, мелом написали меню и цены. Быстро посчитав, сколько стоит одна пышка, я извлекла монетку из кошелька и положила ее на стол.

– Яра! Яра! – всполошились отпрыски великих родов. – Не надо! Ты не так поняла!

Нет, тут определенно нечисто. Не стали бы они уговаривать какую-то простолюдинку без острой необходимости.

Мысль о том, что я могла бы стать одной из них, шарахнула по темечку неожиданно. Мы ровесники, или около того. И я вполне могла бы быть своей в этой компании, если бы осталась боярышней Морозовой. Олечка Романова не кривилась бы, глядя на меня. А Савушка Бестужев, и вовсе, мог за мной ухлестывать.

Отчего-то меня затошнило.

Впрочем, боярышней Морозовой была не я, а Яромила. До того, как я стала ею. Так что…

– Яра, может, прогуляемся? – предложила вдруг Ольга.

Ее презрительная усмешка исчезла. Зато появилась улыбка, которую вполне можно назвать искренней.

– И зачем мне с тобой гулять? – спросила я.

В кафе вновь наступила гробовая тишина. Ольга – не из великих княжон. Я знала генеалогическое древо Романовых наизусть. И семи боярских родов, стоящих у трона – тоже. Ольга – дальняя родственница Романовых, между ней и императором – длинная череда из двоюродных и троюродных родственников. Однако она и присутствующие здесь определенно привыкли к тому, что простолюдины выполняют их желания по щелчку пальцев.

– Поговорим, – ответила Ольга. – Я расскажу тебе правду.

– Оль… – Бестужев отчего-то нахмурился. – Я же обещал, что все улажу.

– Ты ее нашел. – Ольга решительно поднялась. – Спасибо. Дальше я сама.

– Да как хочешь, – пробурчал Бестужев.

Ольга направилась к выходу, уверенная, что я пойду следом. Я ее ожиданий не обманула. Скажет она правду или солжет, но устраивать сцену, капризничать и показывать характер сейчас не время. Хочет поговорить? Отлично. Я могу ее выслушать.

– Яра, прости, – произнесла Ольга, едва мы вышли на улицу. – Я подумала, что тебя можно купить. Прошу прощение за оскорбление.

Не знаю, извинялась ли она искренне или играла, но меня проняло. Неожиданно. Не похоже, что Ольга их тех, кому легко признавать свои промахи. Скорее, она верит в то, что никогда не ошибается.

Это же как я ей нужна, если…

– Извинения приняты, ваша светлость.

Оскорбила она меня при всех, а прощения попросила наедине. Но я решила не вредничать. И даже польстила. Не «светлость» она, а «сиятельство».

– Ой, ты что… не надо так официально, – вроде бы смутилась Ольга. – Можно по имени. Оля. А ты в Петербург на каникулы приехала? К родственникам?

– Учиться, – коротко ответила я.

Мы медленно шли вдоль улицы.

– Да? – Ольга оживилась. – А где?

– Женская императорская гимназия для одаренных.

– Ого! – Она не скрывала изумления. – Так ты все же аристократка?

– Нет.

– Незаконнорожденная? Или из купцов?

– Я обязана отвечать?

– Нет. – Она ничуть не смутилась. – Просто любопытно. А уровень дара?

– Между шестеркой и семеркой. – Я уклонилась от прямого ответа. – Может, больше, давно не измеряли.

– Перед началом занятий измерят, – сказала она уверенно. – Я там же учусь, но в старшем классе.

Классов в гимназии всего два: младший и старший. И, получается, мы с ней почти ровесницы.

Мы добрели до сквера, и я решительно направилась к свободной лавочке. Еще немного, и хромать начну. Ольга безропотно уселась рядом.

– Это мне нужна помощь, – сказала она. – Мы играли в фанты, и мне досталось… это задание. Ты ничем не рискуешь. Прости, но в дом Лопухиных тебя ни при каких обстоятельствах не пригласят. То есть, никто не узнает, кто ты такая. А я… умею быть благодарной. Денег предлагать не буду, но как насчет… услуги? Любой услуги, в рамках приличий и моих возможностей.

Кажется, это слишком прекрасно, чтобы быть правдой.