Текст книги "Дочь врага Российской империи. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Василиса Мельницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Глава 55

Я не сразу поверила в реальность происходящего. Мелькнула мысль, что я уснула возле запертой двери. Мне все снится: Карамелька, тайный ход, дедушка. Даже боль от укусов химеры исчезла. Но Карамелька взмыла в воздух и опустилась на мое плечо, и я почувствовала, как ее коготки впиваются в кожу. А дедушка махнул рукой, приглашая меня зайти внутрь его убежища.

– Сложно поверить, понимаю, – произнес он. – Проходи, угощу тебя чаем.

Стена сомкнулась у меня за спиной. Карамелька вела себя спокойно, и я решила, что бояться поздно. В конце концов, замуровать меня в подвале невозможно, я могу выбраться через Испод. Да и незачем. Разве что дедушке категорически не нравится то, что его убежище рассекретили.

– Я не причиню тебе вреда, – сказал дедушка, словно услышав мои мысли.

Так, стоп. Словно? Или… Мне же не говорили, были ли среди Морозовых эсперы. И пусть это не наследуется, но…

На всякий случай, я закрылась в белой комнате.

– О, так ты уже знаешь, – выдал дедушка, подтверждая мои догадки. – Это хорошо. Проще будет объяснить.

Убежище состояло из нескольких комнат. Все они освещались теплым светом, льющимся из потолочных светильников. Если бы не отсутствие окон, да не тяжелый, отдающий затхлостью воздух, то можно забыть, что находишься под землей. Старая, но добротная мебель, картины на стенах, книги на полках. Все несколько запущенное, но все же опрятное. Как и сам дедушка. Волосы и борода аккуратно подстрижены, одежда чистая, хоть и старомодная.

Кухня оборудована плитой, работающей на обыкновенном электричестве. Здесь же шкафы с посудой, холодильник. Из крана текла вода. Уверена, здесь и ванная комната есть, и канализация, подключенная в общую систему дома. И вентиляция тоже, иначе дедушка задохнулся бы в этом подвале.

– Ты ни о чем не спрашиваешь, – заметил дедушка, наполняя водой чайник.

– Не представляю, с чего начать, – ответила я. – Полагаю, вы все-таки мой дедушка, потому что дверь я открыла своей кровью. О том, что этот дом когда-то принадлежал Морозовым, я слышала. Но я не знаю вашего имени.

– Борис Васильевич Морозов. – Он повернулся ко мне и склонил голову, представляясь. – Отец Ивана, твоего отца.

Да уж точно не маминого, если кровь Морозовых – ключ для входа в убежище.

– Я не помню… Я почти все забыла, но, кажется, бабушка жила одна, – сказала я. – Вы давно… здесь?

– Ты права, я не жил с женой.

Дедушка открыл шкаф, достал оттуда коробку с чаем. Я успела заметить, что полки заставлены пачками, коробками и банками с едой. Что ж, он тут определенно не голодает. И в холодильнике, наверняка, что-то есть, не для красоты же он тут стоит.

Мы оба молчали, пока он заваривал чай. Наконец, он поставил на стол две чашки и сахарницу.

– Сладкий кофе помог бы тебе лучше, но и черный чай бодрит, – сказал дедушка. – Обязательно с сахаром.

Странно-то как. Он будто знает обо мне… всё? Как минимум, знает то, что я не сплю вторую ночь подряд.

Карамелька на плече зашевелилась, перетекая на соседний стул, и я протянула ей кусочек сахару. И только потом спохватилась:

– Вы же не против?

Дедушка отрицательно качнул головой.

– Пей чай, Мила. Я расскажу тебе то, что должен.

С минуту он смотрел на меня, и я пожалела, что закрыла эмоции. Угадать, о чем он думает, я не могла, почувствовать – тоже.

– Дом этот строил не я. И убежище – не мое. Но я знал о его существовании. И о тайных ходах знал. Я готовил убежище заранее. С тех пор, как… – Он замялся, отвел взгляд. – Я эспер. Из всех доступных способностей лучше всего развилась одна-единственная. Ты знаешь, когда такое случается?

– Нет.

Чай был крепким, в голове прояснялось. Легче от этого не становилось. Вопросов становилось все больше, но отчего-то я ощущала, что ответов на все не получу.

– Ясновидение, – произнес дедушка с нескрываемым отвращением. – Оно либо есть, либо нет. Но если оно есть, то другие способности не развиваются вовсе.

– Вы предвидите будущее?

– Не предвижу, а вижу. Не предсказываю, а знаю. И поверь, это очень тяжело. Это не дар, а проклятие.

Охотно верю. Если он знал, что сына казнят, а род уничтожат… Брр! Хорошо, что у меня нет такого дара.

– Изменить что-либо в том будущем, что я вижу, невозможно, – продолжил дедушка. – Так что спрашивать меня о том, что тебя ждет, бесполезно. Я не отвечу.

– А о прошлом? О прошлом… можно? – поинтересовалась я. – Например, о том, кто подставил моего отца?

– Этого я не знаю. Я вижу кусочки будущего, как… – Он задумался. – Как кусочки мозаики. Очень редко они складываются в понятную картину сразу.

– А рассказать, что…

– Нет, – перебил он. – Не могу. В этом нет никакого смысла. Ты не узнаешь, кто, потому что я видел будущее Ивана, твое будущее, но не тех, кто планировал заговор.

– Заговор? – переспросила я. – Так это был заговор… против отца? Против рода?

– Это знание ничем тебе не поможет.

– От кого вы прячетесь? От императора?

– От себя. Я не смогу объяснить лучше, Мила. Прости. Ты… расскажешь обо мне?

Я убрала блок. Прислушалась к его эмоциям. Они почти не ощущались – ни страха, ни радости. Какая-то глухая обреченность, будто дедушка давно смирился с судьбой.

– Вы хотите, чтобы рассказала? – спросила я. – Я не хочу, чтобы вас убили, поэтому буду молчать. Правда, это сложно, учитывая… обстоятельства.

Сказать ему прямо, что я – эспер, я не могла. Клятва не позволяла делать исключений. Но он знал об этом сам. Уверена, что знал.

– Убили? – повторил дедушка задумчиво. – Мила, ты думаешь, что все наши родственники мертвы?

– Разве нет? – удивилась я. – Мне говорили, что помиловали только меня.

– Ты считаешь то, что с тобой сделали, помилованием? Впрочем… это неважно. Ты ошибаешься. Они в ссылке.

– К-кто? – Я вдруг стала заикаться от волнения.

– Моя жена. Твоя мать. И другие – тоже. Не знаю, где именно, но…

В ушах зашумело, перед глазами потемнело. Карамелька привела меня в чувство тем же способом, что и раньше – укусила. Сквозь гул в ушах я услышала голос дедушки:

– Впрочем, не уверен, что все они до сих пор живы.

– Ничего, я это выясню, – хрипло произнесла я, переводя дыхание. – Я могу вас навещать? Может, что-то нужно? Из лекарств? Из еды?

– Я уже выхожу. Меня забыли, обо мне забыли. Все, что необходимо, я могу купить. И ты… не приходи. Сегодня ты очутилась тут случайно. Тебя могут заметить, и твой интерес к подвалам будет сложно объяснить. Впрочем, мы еще увидимся.

Так много вопросов – и ни одного нормального ответа. Хотя… Нет, все же я узнала кое-что важное. Правда, не уверена, что новость хорошая.

– А я могу как-то отсюда выбраться? – спросила я. – Каким-то обычным путем? Мне нельзя оставаться в подвале до утра.

– Можешь, – сказал дедушка. – Если откроешь одну из дверей в том коридоре, откуда ты пришла. Там есть ход наверх, им пользуются.

– Я не умею открывать двери без ключа.

– Ладно, пойдем. – Он поднялся и вытащил из кармана связку… отмычек? – Скажешь, что шпилькой замок одолела. Он не сложный, это не вызовет подозрений.

Прощаясь с дедушкой, я попыталась его обнять. Но он отстранился.

– Не надо, – произнес он твердо. – Я не хочу знать больше, чем знаю теперь.

Похоже, для того чтобы увидеть чье-то будущее, нужно коснуться этого человека.

Зажав под мышкой туфли – я не забыла за ними вернуться, – бодрой трусцой я пересекла парк и перемахнула через забор в знакомом месте. Еще успею вернуться домой и переодеться перед пробежкой. И, заодно, успокоиться, чтобы Бестужев не догадался о том, в каком я смятении после столь странной встречи… с родственником.

Глава 56

– Выглядишь подозрительно бодро, – заметил Бестужев при встрече. – Удалось выспаться?

Желание соврать, что так и есть, я подавила в зародыше. Уверена, он знает о дурацком посвящении первокурсниц. Да и эмпатически чувствовала что-то вроде ехидного любопытства.

– Даже не пыталась, – ответила я, подпрыгивая на месте и размахивая руками. – Не ложилась вовсе.

И, честное слово, испытала удовлетворение, когда почувствовала, что Бестужев смущен.

– И чего так? – осторожно спросил он.

– Будто ты не знаешь, – произнесла я в той же манере. – Ладно, мы тут болтаем или бегаем? К слову, я вовсе не рада тому, что ты страдаешь из-за моей ошибки.

Я сорвалась с места знакомым маршрутом. Вот никакого желания нет вести эти бессмысленные разговоры. Что в эмпатии хорошо, так это то, что причину той или иной эмоции невозможно определить. Я испытывала раздражение. И Бестужев, наверняка, считает, что я злюсь из-за наказания. Пусть так и будет.

Двойная нагрузка, да еще после перерыва, да после второй бессонной ночи… К концу экзекуции я едва шевелила руками и ногами. Бестужев же выглядел, как огурчик. И это злило еще сильнее, потому что мне до его физической формы – как пешком до Архангельска. А, может, и дальше.

Ничего, я смогу. Я справлюсь. У меня два года впереди. Теперь я точно знаю, что отец ни в чем не виноват. Я стану хорошим курсантом. Лучшим эспером. И я раскрою этот чертов заговор.

– Яра, ты на меня злишься, что ли? – спросил Бестужев, провожая меня до калитки.

– На тебя? Нет. Ты тут при чем? Ты выполняешь задание.

– Тогда на кого?

– На себя. – Говорить, что не злюсь, бесполезно. У эмпатии две стороны – ты чувствуешь, тебя чувствуют. Если собеседник – эспер, разумеется. – И еще на тех дур, что отправили меня в подвал.

– Подвал⁈

– Ой, Сава, перестань, – отмахнулась я. – Сегодня еще встречаемся? Во сколько? У меня опять вводные лекции до…

– Яра, какой, к черту, подвал! – Бестужев схватил меня за руку, развернул к себе лицом. – Олька сказала, тебя включили в группу «своих», и что максимум через полчаса ты освободишься.

Права была Катя, нас разделили весьма предвзято. Я молчала, так как не испытывала никакого желания говорить о подвальных приключениях. Знала бы, что Бестужев не в курсе, так и не упоминала бы о том, куда меня отправили.

– Ты со мной разговаривать не хочешь? – мрачно поинтересовался Бестужев.

– Я, Сава, в душ хочу. И кофе. – Я осторожно высвободила руку. – А еще хочу успеть пристроить трофей и не опоздать на лекцию. Поверь, к тебе у меня нет никаких претензий.

– Какой трофей? Яра… Яра!

Я скользнула за калитку, оставив Бестужева на улице. Кажется, он кулаком по забору врезал от злости. Да и пусть! Ведь примчится после занятий, тогда и поговорим.

В ванной комнате я столкнулась с «любимой» соседкой.

– Ты как, справилась? – спросила Клава, не скрывая любопытства.

– Разумеется, – улыбнулась я. – Клава, спасибо за лестницу. И отдельное спасибо за то, что не убрала ее, когда вернулась.

– Да ладно, я ж не зверь, – фыркнула Клава. – А тебе что досталось?

– Увидишь, – пообещала я загадочно.

Наверное, тапочки Черепа необходимо отдать той старшекурснице, что была моим наблюдателем. Но она не ожидала, что я выберусь из подвала. А я не собиралась искать ее среди барышень. Я и не нашла бы, из-за маски. Бестужев говорил, что со временем я научусь различать людей по эмоциям. В том смысле, что радость или злость можно испытывать по-разному. Но пока я не разбиралась в таких тонкостях. И туфли не хотела отдавать. Правда, то, что я задумала, могло закончиться весьма плачевно, причем для меня.

Несмотря на утреннюю физкультуру, в гимназию я убежала раньше других. Карамелька решила остаться дома, и теперь я за нее не волновалась. Она умненькая: Исподом ходить умеет, двери искать. Все понимает, только не говорит. Поэтому мы договорились, что при необходимости Карамелька найдет меня в гимназии, только не через Испод пойдет. Там с нее слетает ошейник. Его я нашла на своей кровати. Утром Карамелька плотно позавтракала. Пока мы на занятиях, в комнате никого нет. Химера хотела выспаться, и я не стала ей мешать.

Я пришла в гимназию одной из первых и успела осуществить задуманное.

В общем зале, предназначенном для проведения собраний, по центру, на потолке, висела люстра. Полагаю, ее оставили там для красоты, так как ее венчал двуглавый орел, а подсвечники и основание были украшены фарфоровыми вставками. Свечи остались в прошлом, люстру не использовали по назначению.

Еще во время первого собрания в углу зала я заметила длинную палку. И даже догадалась, как ее используют. На огромных окнах высотой метра три, висели шторы, причем без механизма. Палкой двигали колечки на карнизе, если они цеплялись друг за друга.

Я боялась, что меня застукают на месте преступления, но дуракам, как известно, везет. Встав на стул, я по очереди подняла туфли на палке и зацепила их носком за металлические завитушки люстры. Безусловно, я рисковала. Если директриса затеет расследование, меня вычислят. Но любопытство и злость оказались сильнее здравого смысла.

Вычислят или нет? И, если да, как накажут? Выставят из гимназии? Вот Александр Иванович обрадуется! Интересно, что он сделает? Ведь я ему нужна. Не стоит забывать об этом.

Первую лекцию отменили. Вместо нее всех пригласили в тот самый зал, где я украсила люстру. Не из-за люстры, разумеется, но и она не осталась незамеченной.

С Ритой я успела перекинуться парой слов перед началом собрания. От нее и узнала, что она с заданием справилась, хоть и пришлось убегать от сторожа, а после прятаться в кустах. А вот Катю поймали. Из-за этого Рите и удалось выбраться из парка незамеченной.

Катя присоединилась к нам в зале. Бледность ее бросалась в глаза, но драмы из случившегося она не делала.

– Нормально все, – отмахнулась она от расспросов.

Тапочки патологоанатома на люстре мы обсудить не успели, хотя девчонки их увидели и изумленно уставились на меня.

Слово взяла директриса. Она не кричала, не пылала праведным гневом, но хлестала каждым тщательно выверенным словом, как хлыстом. А говорила она об очередном ежегодном безобразии, которое мы, по глупости, считаем традицией. Об ущербе материальном. О вреде для репутации гимназии. О жестокости старших по отношению к младшим. И при этом отчитывала провинившихся. Вернее, тех, кого удалось поймать.

Катю тоже вызвали вперед, велели стать в общий строй, состоящий из пяти девушек. И я могла быть среди них. Вера Васильевна не преминула ткнуть пальцем в люстру и вопросить:

– Кто это сделал? Имейте совесть, барышня, назовитесь.

Но совести у меня, как оказалось, нет. А барышни – те, кто догадывался, чьих это рук дело – молчали. И даже не оглядывались на меня, чтобы не выдать ненароком.

– Ты как? – спросила я Катю, когда все закончилось.

– Да ерунда, – отмахнулась она. – Всего-то пять минут позора.

– И общественные работы на целый месяц, – напомнила Рита.

– В конюшнях, – рассмеялась Катя. – Я люблю лошадей.

– А дома? Родители сильно сердятся?

– Не-а. Они знали, куда я иду, и примерно представляли, чем все это закончится.

– Тебе повезло, – с завистью протянула Рита. – Мои б за такое карманных денег лишили на тот же месяц.

– Это тебе повезло, – сказала я, обращаясь к Рите. – Потому что не попалась, хотя должна была. Нас всех подставили.

– Но ты-то выбралась из подвала, – напомнила Катя. – И туфли… Кстати, почему они там?

Она ткнула пальцем в потолок, хотя мы уже вышли из зала.

– Потому что я разозлилась. Меня заперли в подвале. Я выход чудом нашла, и замок чудом открыла. Шпилькой. В парке меня никто не ждал. Вот я и… психанула.

– Надеюсь, Череп не узнает, – вздохнула Катя. – Иначе никаких шансов сдать у него зачет с первых десяти раз.

– Если никто не пожалуется, то не узнает. – Я повела плечом. – Магией я не пользовалась, а снимать отпечатки пальцев – уже перебор, вам не кажется?

К концу учебного дня мы с Катей получили красные ленты с золотой надписью «Совершенство». Рита – такую же, но голубую с серебром. К ленте прилагалась записка: «Летний сад. Воскресенье. 15.00».

– Мороженым кормить будут? – насмешливо спросила Катя. – Девочки, вы пойдете?

– Пойду, – сказала Рита.

– Не знаю, – ответила я. – У меня свидание в воскресенье.

– Приходи с Бестужевым, – сказала старшеклассница, передавшая нам ленты и приглашения. – Можно со своей парой.

Похоже, вся гимназия знает, с кем я «встречаюсь». Впрочем, так и задумывалось. Вот только свидание у меня с Шереметевым. И прийти с ним в Летний сад – невозможно. Хотя…

Глава 57

Бестужева в тот день я так и не дождалась. Мы не договорились о встрече, у гимназии он меня не встретил, домой не звонил. Пользуясь тем, что после вводных лекций заданий нам не давали, я уснула, обнявшись с Карамелькой. И, возможно, спала бы до утра, но часов в девять вечера меня разбудила Соня.

– Тебя к телефону, – сказала она. – Какой-то мужчина.

– Яра, возьми кошку и прогуляйся в сторону почты, – велел Александр Иванович, едва я взяла трубку.

Собралась я быстро, и только выскочив на улицу, поняла, что идет дождь. Пришлось возвращаться за зонтом. Карамелька уютно устроилась под курткой и раздраженно шипела, потому что ее трясло. Я не шла, а бежала, перепрыгивая через лужи.

Квартал, другой… Не зря ли я так поспешно отправилась на встречу? Голос можно подделать. Но вдруг машина, стоящая у тротуара, мигнула фарами, в салоне зажегся свет, и я с облегчением перевела дыхание, узнав сидящего за рулем Александра Ивановича.

– Что-то случилось? – выпалила я, забравшись в машину. – Что-то с Савой?

– С Савой ничего не случилось, – ответил Александр Иванович. – У Савы – случилось. У него бабушка умерла, поэтому в ближайшие дни его не будет.

– Бабушка? Та, которая соседка моей бабушки? – вырвалось у меня.

– Он успел рассказать? – Александр Иванович, казалось, не сильно удивился. – Да, Яра. Та, что соседка.

– Он показывал нашу детскую фотографию. – Отпираться поздно, за языком нужно лучше следить. – Естественно, я спросила, где сделан снимок.

Александр Иванович согласно кивнул, будто не видел в том ничего дурного. А, может, так оно и есть, и зря мне везде мерещатся заговоры.

Но смерть бабушки, той самой, что могла рассказать мне о родителях, казалась странной.

– От чего она умерла? – спросила я. – Сава не говорил, что она болела.

– С чего бы ему обсуждать с тобой семейные дела? – Александр Иванович повел плечом. – Она болела. Против некоторых болезней медицина до сих пор бессильна.

Нехорошо, но… хорошо, если так, если смерть – естественная. Страшно думать о том, что от старушки избавились, потому что ее внук заинтересовался старыми снимками. И жаль, что я не могу поддержать Саву.

– Мне не нужно… появляться на похоронах? – спросила я. – Если все должны считать, что мы пара, то странно, если я не приду.

– Не нужно. Он не представлял тебя семье. Не дергай его сейчас, хорошо?

Я согласно кивнула. Карамелька, словно выбрав удобный момент, высунула голову из-под куртки и чихнула.

– Собственно, я сюда не из-за Савелия приехал, – произнес Александр Иванович. – А из-за твоей химеры. Рассказывай, какие способности у нее проявились.

– А о том, как меня в подвале заперли, вам неинтересно послушать? – съехидничала я. – Или вам уже доложили? Я вот надеялась, что мне помогут, а пришлось самой выбираться.

– Тебя заперли в подвале? – заинтересовался он. – Разве? Тогда начни с этого.

Похоже, я выбрала правильную тактику, правда, неосознанно. Мне удалось рассказать о приключении в подвалах, не упоминая дедушку. И о Карамельке, заодно.

– Ты правильно поняла, что за тобой присматривают, – сказал Александр Иванович, внимательно меня выслушав. – После бешеной собаки, знаешь ли, поступить иначе – глупо. К тому же, собака та неизвестно откуда взялась. Вполне вероятно, что кто-то хочет твоей смерти.

– Вы мне это говорите, чтобы я на улицу выходить боялась? – проворчала я.

– Я это для того говорю, чтобы ты была осторожна. Живи, как обычно, но избегай подобных ситуаций. О традициях гимназии, где ты учишься, известно. И нет ничего плохого в том, что ты участвовала в испытании. К тому же, ты нашла выход, хотя тебя подставили. Но это не кто-то извне, это свои же. Та девушка, что была с тобой в парке, пошла следом, чуть выждав. Мой человек не стал вмешиваться, потому что внутри здания тебе ничего не грозило.

Я слушала его, почесывая Карамельке шею. Она урчала от удовольствия, и это немного успокаивало.

– Что же до химеры, – продолжил Александр Иванович, – тут я тебя поздравляю. Очень полезные способности у твоей Карамельки, тебе повезло. Ты мало читала о химерах, иначе знала бы, что, попадая в наш мир, в первые сутки они приобретают определенные способности. Прогнозировать их бесполезно, пытаться навязать что-то – сложно. Они подстраиваются под хозяина. Ты эмпатически оглушена, и химера научилась тебе помогать, не блокируя эмпатию. Скорее всего, так же будет и с болью, если она вызвана чем-то несерьезным. А еще твоя химера чувствует путь, и это большая удача.

– С нее слетает ошейник перед входом в Испод, – напомнила я.

– Это не самое страшное, когда речь идет о жизни и смерти. Карамелька будет твоим проводником в Исподе. Полагаю, это она вывела тебя тогда, в парке. К тому же, она чувствует путь и в обычном мире, иначе не определила бы, за какой дверью есть выход.

Буду считать, что так и есть. Карамелька, действительно, показала мне путь, но не наверх, а к дедушке. Возможно, это потому, что ту дверь мы открыть не могли, в отличие от двери в убежище.

– Александр Иванович, можете снять наблюдение? – попросила я, хоть и не надеялась на положительный ответ. – Как-то неприятно, что за мной постоянно следят.

– Здравствуйте, – фыркнул он. – Кому я только что говорил об осторожности?

– У меня ведь есть Карамелька, – возразила я. – Я могу позвать ее в любой момент, она поможет мне уйти в Испод…

– Никаких Исподов, пока экзамен не сдашь!

– Так это на случай опасности…

– Я сказал, нет.

– С вашей слежкой… никакой личной жизни, – проворчала я.

– Если ты о свидании с Матвеем, то мне все равно, чем вы занимаетесь. Главное, чтобы ты была в безопасности.

Значит, он и телефон прослушивает. Мда…

– С Матвеем я точно буду в безопасности. Он уже дважды меня спасал.

– Я помню. – Александр Иванович усмехнулся. – И о просьбе твоей не забыл. Матвей знает, кто ты. Наверное, это и хочет сказать.

– А он… м-м-м… э-э-э…

Как-то не получалось спросить, как Матвей отреагировал на правду обо мне. Впрочем, Александр Иванович и сам догадался.

– Вот у него и спросишь. На свидании.

– Это не свидание, а простая встреча! – вспыхнула я.

– Твоя личная жизнь меня не касается. А наблюдение не сниму, не надейся. Поэтому не забывай о тренировках, пока нет Савелия.

– А он долго… ну, примерно… Когда похороны?

– Яра… – Александр Иванович развернулся ко мне корпусом, посмотрел внимательно. – Яра, твоя личная жизнь меня не касается. Но ты б определилась, что ли. Не маленькая уже, должна понимать.

– Я определилась, Александр Иванович. – Его слова, как ни странно, ничуть меня не задели. – Ни на что большее, чем дружба, я не рассчитываю. Мне и нельзя, верно?

Он не ответил, и я приняла его молчание за знак согласия.

– Надеюсь, что дружить мне не запрещено, – добавила я с горечью.

Сокрушалась я не из-за того, что хочу закрутить роман, но не могу, а из-за того, что мою судьбу будет решать император. Конечно, если раньше меня не убьют.

Возможно, и не странно вовсе, что слова Александра Ивановича о том, что бешеный пес – не случайность, меня не испугали. Он умеет воздействовать на эмоции. А, может, я перестала бояться еще в детстве, побывав в пылающем сарае.

Вернувшись домой, я завела будильник на половину шестого утра и легла спать. Навряд ли император захочет меня видеть до того, как я выучусь на эспера. И с чего бы мне до того момента лишать себя обычных радостей? Надо только честно сказать Матвею, чтобы он ни на что большее, чем ни к чему не обязывающие отношения, не рассчитывал.

Спала я спокойно, без сновидений. Утро «обрадовало» меня дождем и пронизывающим ветром. Стиснув зубы, я отправилась на пробежку.