Текст книги "Дочь врага Российской империи. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Василиса Мельницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

Дочь врага Российской империи. Салага

                                           

Глава 1

– По решению трибунала Морозова Яромила Ивановна приговаривается к смертной казни…

Дальнейшие слова вязнут в гуле. И это не возмущенные голоса зрителей, присутствующих в зале. Это грохот крови в ушах. Меня только что приговорили к расстрелу.

– … немедленно привести в исполнение.

Холодный металл у виска. Оглушающий хлопок. И…

– А‑а‑а!

С громким воплем я села, обеими руками держась за голову. Карамелька, заворчав, тут же меховым воротником обвила шею.

Сон! Мне снова приснился этот кошмар. Я уже и со счету сбилась, как часто просыпалась с криком, словно наяву почувствовав приближение смерти.

Александр Иванович утверждал, что предвидеть будущее я не могу, слишком хорошо развиты другие способности. А на мое замечание, что у меня, как у женщины, никаких способностей эспера быть не должно вовсе, ответил, что самомнение прекрасно, но в разумных пределах.

Справедливости ради, никаких других признаков, указывающих на ясновидение, не обнаруживалось. Только этот изматывающий нервы сон. Возможно, он был связан с прошлой жизнью, где меня приговорили к смертной казни на костре, однако рассказать о том Александру Ивановичу я не могла. Поэтому смирилась с версией о переутомлении, что, в принципе, вполне соответствовало действительности.

И виной тому не два года изматывающей учебы и тренировок. Я вполне справлялась с нагрузкой, чередуя умственный труд с физическими упражнениями. Меня подкосили выпускные экзамены в гимназии. Никто не требовал от меня золотой медали, но я ее получила, сдав все предметы на высший балл. Одновременно приходилось готовиться к вступительному испытанию в академию службы безопасности, по другим дисциплинам. Я спала всего по два‑три часа в сутки, вот и…

– Жарко, Карамелька, – сказала я, погладив химеру. – Все в порядке, слезай.

Карамелька потерлась ухом о мою щеку и стекла на одеяло.

Из всех постоялиц Антонины Юрьевны с переездом задержалась только я. Соня закончила гимназию год назад и вернулась к приемным родителям, а моя новая соседка на каникулы отправилась домой. Клава перебралась на съемную квартиру. На прощание я сняла с нее порчу, мною же и наведенную. Пусть радуется избавлению от прыщей, пока я добрая. Девчонки из третьей комнаты уехали на языковую практику в Европу. Мы с Карамелькой безраздельно владели всем этажом. Особенно радовало то, что в любой момент можно воспользоваться ванной комнатой.

Мой переезд назначен на завтра. По версии, которую мы придумали для Антонины Юрьевны, я возвращалась в Москву, чтобы там продолжить учебу. Сегодня же в медицинской академии вывесили списки поступивших. Удобный случай, чтобы, наконец, сказать Кате правду.

С Катей мы дружили, и врать ей об учебе в Москве я не хотела. Клятва о неразглашении накладывала на меня определенные ограничения, но я не собиралась рассказывать подробности.

– Аксакова Екатерина… – Катя схватила меня за руку, крепко ее сжала. – Ты тоже это видишь? Яра! Не молчи!

– Я, в принципе, не понимаю, отчего ты сомневалась, – ответила я. – Золотая медаль, высший балл по биологии, высокий уровень силы. Ты не могла не поступить.

«И принадлежность к одному из семи влиятельных родов империи», – можно не добавлять. Катя, в отличие от многих аристократок, протекцией в учебе не пользовалась. Она ей попросту не нужна, Катя и без поддержки семьи отличалась острым умом и обладала исключительными талантами в целительстве.

– Поступила! Поступила!

Катя все же запрыгала на месте, увлекла и меня в этот победный танец, не обращая внимания на тех, кто находился рядом.

– А ты? – Она вдруг спохватилась и бросилась к стенду со списками. – М… Ма… Ми… Яра, тут нет твоей фамилии…

– Отойдем. – Я подхватила растерянную подругу под руку и увлекла туда, где нас не могли услышать. – Кать, моей фамилии нет, потому что я сюда не поступала.

– К‑как? – Катя округлила глаза. – А куда? Почему не сказала⁈

– У меня высокий уровень, ты знаешь. Мне предложили учебу в другой академии, и я согласилась.

– О‑о‑о! А в какой?

– Я не могу об этом говорить.

– Но здесь, в Петербурге?

– Да.

– Мы же сможем видеться?

– Наверное. Но не в первое время.

– И это как‑то связано с твоими тренировками? – догадалась Катя. Дождавшись моего кивка, она воскликнула: – Я так и знала! Правда, я считала, что такие предложения делают после получения диплома…

Я развела руками и пожала плечами. Мол, сказала все, что могла.

– Ладно, ладно, поняла, – вздохнула она. – Так что, мы теперь долго не увидимся? И звонить тебе нельзя?

– Я позвоню, когда будет можно, – сказала я. – Давай отметим твое поступление?

– Тогда и твое тоже, – повеселела Катя.

Пришлось согласиться с ее утверждением, хотя до моего вступительного испытания оставалось еще три дня. С другой стороны, хотелось бы мне посмотреть на Александра Ивановича, если я провалюсь. Он и мысли такой не допускает, а ведь по факту я уже зачислена в академию, как эспер.

Его маниакальная идея сделать из меня парня все чаще казалась дурью и блажью. Да, я научилась многому. Я быстро бегала, дралась, стреляла, могла вести магической бой. Но как бы я не старалась, сравняться с тем же Савой не могла. Я притворялась мужчиной, но не была им. Наверное, два года подготовки – это мало. Наверное, проблема и в моей женской физиологии. Наверное, мне удастся водить за нос однокурсников день или два. Максимум – неделю. Но зачем⁈ Какой в этом смысл?

– Потом поймешь, – отвечал Александр Иванович.

– А оно тебе надо? – философски интересовался Сава. И советовал: – Не заморачивайся.

– Любой опыт пригодится, – говорил Матвей. – Как знать, может, когда‑нибудь это спасет тебе жизнь.

Матвей уже закончил первый курс академии службы безопасности. Он занимался со мной огневой подготовкой: учил стрелять из разных видов оружия, в разных условиях. Заодно и по теории гонял. И Саве помогал, иначе тот давно сошел бы с ума, разрываясь между мной и собственной учебой. Все же Александр Иванович – любитель ставить сложные задачи.

Так и получилось, что в гимназии я проводила время с Катей и Милей, а вне ее – с Савой и Матвеем, если не сидела над учебниками или не изматывала себя тренировками. Эти два мира не пересекались… до сегодняшнего дня. Вот только Миля уже уехала, учебу она продолжит за границей, так решила ее семья.

Идею устроить праздник прощания с «девичеством» подкинул Матвей. Сава предложил прогулку на яхте, с пикником. А я пообещала взять с собой подругу. Приглашать кого‑то еще, со стороны, не хотелось. Катя же своя, я была уверена, что она прекрасно впишется в нашу компанию. В том случае, если захочет ехать. Раньше она интереса к моим друзьям не проявляла. Впрочем, и парня у нее нет, она все время посвящала учебе.

– На яхте? С Бестужевым и Шереметевым? – Катя сморщила нос. – Ты же знаешь, я терпеть не могу подобные сборища.

– Кроме нас там никого не будет, – пообещала я. – А они нормальные ребята.

– Это ты что же, так и не выбрала никого из них? – прищурилась Катя. – Обоих при себе держишь?

– Не говори глупостей, – попросила я. – Мы друзья. Если не хочешь ехать, давай сходим в кафе. Я только позвоню Саве, скажу, что все отменяется.

– Не звони, – вздохнула Катя. – Вы же готовились.

На ее вздохи я не обратила никакого внимания. Давно уже поняла, что Катя – интроверт, и вытащить ее из зоны комфорта – та еще задачка. Но если мальчишки выполняли задание Александра Ивановича, то я хотела провести этот день с друзьями. Последний день, когда я – это я, а не курсант академии Государственной службы безопасности Российской империи.

Глава 2

Ходить на яхте под парусом гораздо приятнее в хорошей компании: Сава – капитан, мы с Матвеем – на подхвате. Я не рискнула бы управлять яхтой в одиночку, но элементарным вещам Сава меня научил. Как минимум, я могла выбрать или стравить веревку, заложить или отдать трос и не путалась в терминах. Из Кати же получилась идеальная пассажирка. Она не мешала. Не говорила ничего под руку, не путалась под ногами, не визжала, когда волны окатывали палубу.

В уютной бухточке мы жарили на костре колбаски, пекли в углях картошку, купались и играли в мяч. Страдала только Карамелька, при Кате она не могла летать. Впрочем, недовольство химеры вскоре сменилось сытым благодушием.

Катя поначалу сильно стеснялась, но Сава ее растормошил. Все же природное обаяние у него в крови. Правда, осмелев, Катя заглядывалась не на него, а на Матвея. И даже решилась спросить о нем, когда мальчишки плавали наперегонки, а мы с ней грелись на солнышке.

– Яра, ты все же с Савой или Матвеем?

– Ни с кем, – отозвалась я. – Сама по себе.

– Но вы дружите… втроем. Это как‑то необычно. Неужели у тебя ни к кому из них нет чувств?

– Кать, ты же не об этом хочешь спросить.

Она фыркнула и рассмеялась.

– Ну да, ты права. Матвей свободен?

– Да, насколько я знаю. А вот у Савы есть невеста.

– Невеста? – Катя удивленно на меня посмотрела.

– Ага. Скоро о помолвке объявят.

Та самая внучка императора, вернее, внучатая племянница, изучала право в Гарвардском университете. По этой причине помолвку отложили до ее возвращения в Петербург. И оно то ли уже состоялось, то ли вот‑вот должно произойти. Сава не любил говорить о невесте, и я, по понятным причинам, тоже никогда о ней не спрашивала.

– А звать ее как? Ты знаешь? – не отставала Катя.

– Тебя же Матвей интересует, – напомнила я.

– Заметно? – поморщилась она.

– Немножко, – ответила я. – Но я уверена, что он ничего не заметил. Тебе нужно…

– И слава Богу! – перебила меня Катя.

– Почему? – искренне удивилась я. – Он красивый. Сильный. Умный. И, главное, порядочный.

– И как ты до сих пор сама не влюбилась в такого чудесного парня? – съязвила Катя, пряча смущение.

– Да я уже. Ничего из этого не вышло.

– Почему? Ты ему не понравилась? Но вы же друзья…

– Я, Кать, никто. И звать меня никак, – ответила я. – А Матвей Шереметев, на минуточку, княжич. Его род никогда меня не примет. Я подумала об этом и решила не делать себе больно.

– Глупости какие… – протянула Катя.

В чем‑то она права. Но я не могла озвучить ей правдивую версию.

– Сплетничаете? – выбравшийся из воды Сава картинно отряхнулся, собирая капли воды магией. – Небось, о нас с Матвейкой?

– И как ты догадался! – воскликнула я.

А Катя ожидаемо смутилась.

Чуть позже, улучив момент, когда Савы и Кати не было рядом, я спросила у Матвея, нравится ли ему Катя. Если судить по эмоциям, что он испытывал, ответ предполагался отрицательный. Но Матвей, в принципе, на многое реагировал спокойно. Рядом с ним я всегда ощущала себя, как в тихой гавани.

– Ты с какой целью спрашиваешь? – поинтересовался он.

– Обратил бы внимание, она…

Он приложил палец к губам. Знак, после которого я тут же замолчала.

– Милая Яра, очень тебя прошу, пожалуйста, никогда не пытайся свести меня с кем‑то из своих подруг.

Он произнес это так, что меня бросило в жар. От стыда. Будто, и правда, примерила на себя роль свахи. И вот зачем? Взрослые люди, сами разберутся.

– Хорошо, Матвей. Я тебя услышала.

– Очень на это надеюсь.

А вот теперь мог бы и промолчать! Катя – моя единственная подруга. В ближайшее время я и с ней не смогу общаться. Матвей прекрасно об этом знает.

Но вспышка раздражения осталась незамеченной. Разве что Сава бросил на меня удивленный взгляд.

Вернулись мы засветло. Матвей повез домой Катю. На полное совершеннолетие дед подарил ему мощный внедорожник. Сава вызвался проводить меня, и даже пустил за руль своего нового спорткара. Права я получила еще в прошлом году.

– Отдохнула? – спросил он, внимательно наблюдая, как я справляюсь с управлением.

– Можешь смело докладывать Александру Ивановичу, что задание выполнено, – отозвалась я.

Он фыркнул, но возражать не стал. Им с Матвеем поручили оторвать меня от учебников и устроить день отдыха. Зря я пожаловалась Александру Ивановичу на кошмары.

– Завтра…

– Помню, – перебила я.

– Яр, к парикмахеру надо сегодня. Переодеваться будешь в машине.

– Так мы не домой? – Я сбросила скорость, уходя на крайнюю правую полосу. – А как же хозяйка? Как я ей это объясню?

Сава тряхнул перед моим носом рыжими волосами. Парик? И откуда он его вытащил… Фокусник!

– Говори адрес, – сказала я.

Когда‑то Сава перестал возить меня на машине не по собственной прихоти. Изучение улиц Петербурга было частью моего обучения. На первом этапе я ездила по городу на общественном транспорте, много ходила пешком. А на втором, после того как получила права, изучала дороги так, будто собиралась таксовать. В итоге я не только знала, как добраться до нужного адреса, причем могла составить маршрут в нескольких вариантах, но и представляла, как это место выглядит.

О том, что придется расстаться с длинными волосами, я знала давно, но трагедии в том не видела. Во‑первых, так проще. Волосы можно прикрыть иллюзией. Однако за ними придется ухаживать, то есть, тратить на мытье головы больше времени. Их надо стягивать в пучок, чтобы не мешали на тренировках. Их банально можно пощупать сквозь иллюзию. Навряд ли я позволю кому‑то касаться моих волос, но все же… А, во‑вторых, волосы отрастут, это не причина для переживаний.

Домой я вернулась в парике. И правильно сделала, потому что проскользнуть незамеченной наверх не удалось.

– Яра, я тебя жду, – заявила Антонина Юрьевна, встречая меня чуть ли ни на пороге. – Пойдем, мне нужно с тобой поговорить.

Я терялась в догадках, о чем будет разговор. Карамелька не могла что‑то испортить или съесть чужое.

– Вот. – Антонина Юрьевна протянула мне тонкую папку. – Яра, это твое.

– Это что? – удивилась я.

– Твой счет и отчеты. Мы договаривались, что я буду тратить деньги на твое особенное питание, но муж предложил поступить иначе. Никаких особенных расходов не было, я готовила тебе еду из тех же продуктов, что и всем, только немного иначе. Полезнее, что ли… Вот. А деньги муж положил в банк, за два года набежали проценты. Это все твое, забирай.

Это было неожиданно. И приятно. Александр Иванович говорил, что мне дадут стипендию, а за проживание в общежитии платить не нужно. И я кое‑что скопила, почти не тратила деньги, что получала в гимназии. Но любая прибавка к моему скромному капиталу…

Я заглянула в папку – и потеряла дар речи. Так я и машину смогу купить! Пусть не новую, подержанную, но все же!

– Твое. Забирай, – твердо повторила Антонина Юрьевна.

– Можно вас обнять? – попросила я.

На следующий день Сава и Матвей загрузили мой багаж во внедорожник. В машину Матвея прекрасно поместились все чемоданы. От части вещей – старой одежды, уже немодных платьев – я избавлялась постепенно, до переезда. Мужа Антонины Юрьевны я успела поблагодарить рано утром. Попрощавшись с хозяйкой дома, я села в машину к Саве.

Через пару часов обе машины остановились в спальном районе, возле ничем не примечательного панельного дома. Из спорткара вышел рыжий парень – мелкий, но жилистый. Он потянулся и произнес низким голосом:

– Приехали.

Глава 3

К новому образу я привыкала постепенно. Короткая стрижка – последний штрих. Первое, чему меня учил Сава – это мужская пластика. Вот вроде бы мелочь, на которую не обращаешь внимания в обычной жизни, но в мужском коллективе обязательно заметят, если кто‑то ведет себя иначе: не так ходит, не так сидит, не так машет руками.

Потом мы осваивали «тонкий мужской юмор», да и стиль общения в целом. «Я перед тобой будто голый», – жаловался Сава, однако добился того, чтобы я не заливалась краской всякий раз, как слышу слово «сиськи». Или что‑то ядреное, не предназначенное для нежных ушек романтических барышень.

Я училась носить мужскую одежду, разбираться в марках автомобилей, футбольных командах и сортах пива. Параллельно мы придумывали легенду – все, начиная от места рождения и до момента поступления в академию. И при этом максимально приближенную к действительности.

Ярослав Михайлов, двадцати лет от роду, сирота, подкидыш. До семи лет рос в приюте, испытал сильное потрясение во время несчастного случая, до сих пор страдает от провалов в памяти, но только о раннем детстве. В семь был усыновлен семейной парой: он – врач, она – домохозяйка. Учился в Москве – в школе, в медучилище. Приехал в Петербург, поступать в академию госбезопасности, остановился у дальней родственницы приемного отца.

Иллюзию мы использовали минимально, только для лица, чтобы скрыть миловидность и огрубить кожу, особенно в тех местах, что мужчины ежедневно бреют. Специально для меня сделали артефакт, вроде того, что когда‑то использовали на Карамельке. Разумеется, не в виде ошейника. Носить кольца, браслеты или цепочку с кулоном я тоже не могла. Александр Иванович остановился на относительно безопасном варианте – серьге в левом ухе.

– Будешь говорить, что твой приемный отец – казак, что правда, – учил Александр Иванович. – Единственный сын в семье казака носит серьгу в левом ухе. А твой приемный отец хотел подчеркнуть, что ты ему – как родной. Единственный и родной.

Серьга – громко сказано. Маленький «гвоздик», едва заметный на мочке. Но все же заметный. Артефакт проецировал иллюзию, питаясь от моей силы. Заглянуть под маску можно, но для этого нужен повод. Мы же не проверяем всех, с кем сталкиваемся – истинное у него лицо или иллюзорное. На всякий случай, под маской веснушчатого парня была еще одна, с шрамами на лице. По замыслу Александра Ивановича тот, кто вскроет первый слой защиты, натолкнется на второй – и решит, что курсант скрывает шрамы.

Остальные «женские особенности строения тела» мне приходилось прятать при помощи подручных средств. Рост решили не трогать. Моя «мелкость» вполне объясняла и небольшой размер обуви, и тонкие кисти. Грудь скрывал корсет. Из какого прабабушкиного сундука Александр Иванович извлек эту жуткую часть женского гардероба⁈ Оказывается, в начале двадцатого века был моден «мальчишеский силуэт», и женщины скрывали грудь, утягивая ее корсетом. К счастью, меня поддержал Сава. Старый корсет сковывал движения, и для меня разработали модель из эластичной ткани, используя корсет, как образец. И это не единственная «лишняя» деталь моего нижнего белья.

Все же академия госбезопасности – не военное училище. Обучение там не предполагает жизни в казарме, где все эти хитрости не имели бы смысла. Достаточно одного посещения общей душевой. Здесь же иногородние курсанты живут в общежитии, в комнатах по два человека. Новички‑первокурсники – всегда с кем‑то со старшего курса. Так, по мнению руководства, их проще обучать внутреннему распорядку и поддерживать дисциплину. Саву Александр Иванович выбрал с той целью, чтобы моим соседом оказался кто‑то знакомый. Тот, кто не нарушит мои личные границы и сохранит секрет.

И ничего я не боялась так сильно, как этого соседства. Саве я доверяла, он не воспользуется моей уязвимостью. А вот в себе уверена не была. То есть, я знала, что справлюсь. Но вот какой ценой… И то, что Сава – эспер, как и я, только все осложняло. Я смогу вести себя независимо, но прятать эмоции гораздо сложнее, чем… особенности женского строения тела.

– А как же… тетя? – спросила я, осматриваясь в квартире, где мне предстояло ночевать в ближайшие дни.

Нас никто не встретил, дверь Сава открыл ключом.

Матвей, стоящий рядом со мной, вздрогнул. И я почувствовала его замешательство. Впрочем, оно быстро прошло.

– Глаз дергается? – хмыкнул Сава, обращаясь к Матвею. – Вот и у меня дергался, пока не привык.

– Да пи… – Матвей взглянул на меня и осекся. – Кошмар, короче.

– Я вам не мешаю? – мрачно поинтересовалась я.

Обсуждали они мой голос, который стал звучать ниже и грубее, благодаря тому же артефакту в ухе.

– А тетя на даче, – сообщил Сава. – Огурцы в банки закатывает и варенье варит.

– О, я тогда отключу…

– Нет! – рявкнули хором Матвей и Сава, едва я потянулась к серьге.

– Яр, договаривались же! – добавил Сава. – Входи в образ, привыкай так жить.

– Ну да, это же не вам хрень на сиськи давит, – проворчала я.

– Так… поздно жаловаться, – философски заметил Матвей.

А Карамелька потерлась о мою ногу, успокаивая.

Химеру Александр Иванович считал моей ахиллесовой пятой. Заселиться в общежитие с домашним питомцем невозможно, тут никакая магия не поможет. Это как визитная карточка с надписью «Эспер». Поэтому договорились, что Карамелька будет жить у Александра Ивановича, а по вечерам – приходить в нашу с Савой комнату, через Испод.

Карамелька легко приняла мой новый образ. Оно и понятно, ведь с ней мы связаны эмпатически и телепатически, а тут ничего не изменилось. А еще они с Саней любили проводить время вместе.

– Ладно, Яр. Обживайся тут, – сказал Сава. – И не чахни над учебниками, перед смертью не надышишься. Прогуляйся, ужин приготовь.

– Вы уходите, что ли? – нахмурилась я.

– Что нам тут делать? И так пришлось под иллюзией твои чемоданы таскать, – ответил он.

– Теперь увидимся в академии, – добавил Матвей.

– Не, на картошке. – Сава расплылся в улыбке. – Яр, вещи в шкафу. Потом сам собери сумку. Я рассказывал, что понадобится. Резиновые сапоги не забудь. А свое тут оставишь, я после перевезу к Александру Ивановичу.

– К нему? – удивилась я.

– А к кому еще? – Сава вздохнул. – Связь, как договаривались.

– Яр, не волнуйся, у тебя все получится, – сказал Матвей.

Я подумала, что сейчас они ведут себя, как заботливые папаши. Отпускают «деточку» в самостоятельное плавание. И сами переживают сильнее, чем я.

– Ой, чуть не забыл! – спохватился Сава.

Он достал из кармана ключи и протянул мне.

– Это от квартиры. А этот – от машины. Внизу стоит бордовый внедорожник…

Он назвал номер машины.

– А доверенность где? – спросила я.

– Какая доверенность? Он твой.

– Сава, ты в своем уме? – возмутилась я. – Я не могу принять такой подарок! Матвей, скажи ему!

– Это не от меня. – Сава ехидно улыбнулся. – От Александра Ивановича. Ты губу не раскатывай, он не новый, и малого класса.

– А… Ну… Спасибо, – промямлила я.

– Мне‑то за что? Я только передал.

Они ушли, а я взяла Карамельку на руки и присела на диван в гостиной. Вот и все, страница перевернута.

– Привыкай к новой жизни, Ярослав, – произнесла я вслух. – И о старых долгах не забывай.

Список у меня имелся. И состоял он из фамилий тех, кто так или иначе был связан с делом о госизмене, которое так удачно удалось замять.

Первым в нем значилось имя моей матери. Кажется, я нашла место, где она могла поселиться.

Глава 4

В секретный архив, где хранились материалы дела о госизмене Ивана Морозова, меня проводили, можно сказать, по первому требованию. Александр Иванович сказал, что я могу выбрать день, когда буду готова.

– Имей в виду, второго шанса нет. И копировать ничего нельзя, – предупредил он.

Возможно, благодаря таким мелочам у меня и складывалось впечатление, что Александр Иванович на моей стороне. Ведь он мог бы ничего не говорить, а я была уверена, что получила доступ к архиву и могу постепенно изучать материалы дела.

Я не стала спешить – и правильно сделала. Год я занималась мнемотехникой, чтобы научиться запоминать как можно больше информации, и в архив отправилась во время летних каникул. Мне выдали папку, толщиной с анатомический атлас, и коробку с пленками, записями допросов. Отвели в комнату с проектором и экраном. И приставили двоих наблюдателей, чтобы я ничего не записывала и не фотографировала.

Я провела в архиве несколько часов. К счастью, не пришлось разбирать чужой почерк и просматривать все пленки. Расшифровки допросов напечатали на машинке. Протоколы осмотров и экспертиз – тоже. То немногое, что написано от руки, читалось легко.

Обвинение основывалось на признании отца. Он подтвердил, что считает себя виновным в случившейся трагедии, так как пренебрег своими прямыми обязанностями. В желании убить императора он не признавался, этот вывод сделали из‑за предсказания деда и показаний Артемия Михайловича Романова. Но если дед сына в измене не обвинял, а лишь предупредил о возможном теракте, то Артемий Михайлович делился отчетами агентов о теракте готовящемся. Ни имен агентов, ни письменных отчетов в деле я не нашла.

Что ж, яблочко от яблоньки, как говорится…

Отец Ольги уверял меня в том, что он – друг моего отца. Хороша дружба. И Ольга – вся в отца.

Впрочем, каждый протокол бы заверен эспером: «Подлинность информации подтверждаю. Николаев А. А.» И печать с гербом империи, изображенном на щите. А Артемий Михайлович напрямую друга не оговаривал.

Все косвенные улики были против отца.

Вывод по сохранившимся записям телефонных разговоров: надлежащий контроль не осуществлен.

И странно, куда делась запись того разговора, что слышала Яра? Та, где отец категорически запрещал проводить испытания.

Или вот… Павел Петрович Шереметев, отец Матвея, утверждал, что в последнее время Иван вел себя нервно. О причине он не упоминал, но посчитали, что нервничал отец из‑за готовящегося покушения.

Те, кто мог бы свидетельствовать в пользу отца, погибли на полигоне. Те, кого там не было, либо ничего не знали, либо строили предположения.

Единственный документ, который я посчитала достоверным – это расчеты, доказывающие, что взрыв ракетного топлива произошел из‑за ошибки в формуле. И – вновь косвенная улика – ошибки намеренной. Так как в дублирующем документе из института ядерной физики этой ошибки не обнаружили.

«Иван не мог так ошибиться, его подставили». Кажется, кроме меня, Павел Шереметев – единственный, кто сомневался в виновности Ивана Морозова.

Михаил Савельевич Бестужев, отец Савы, в деле не фигурировал вовсе. Он имел отношение к производству ракет, но к нему у следствия вопросов не возникло. Экспертиза подтвердила, что взорвавшаяся ракета соответствовала всем нормам, чертежам… короче, была исправна.

Интересно, как они это определили? По пеплу? По оставшимся отчетам?

Полагаю, императора легко убедили в том, кто виновен в случившемся. Многие упоминали о конфликте между Всеславом Михайловичем Романовым и Иваном Морозовым. Какой‑то неприятный разговор, случившийся во время приватной встречи где‑то за полгода до взрыва на полигоне. В деле, естественно, никаких подробностей, только упоминание, как возможная причина ненависти Ивана Морозова к императору. И навряд ли его императорское величество мне о том расскажет…

Благодаря тому, что я занималась мнемотехникой, удалось запомнить все имена, упоминающиеся в деле отца. Из них я и составила свой список. Встретиться с каждым – и поговорить. Напрямую или как‑то иначе, в зависимости от обстоятельств. Мне нужно докопаться до истины.

Имя матери стояло в этом списке первым, потому что она могла знать о том, что случилось на самом деле. Как минимум, о конфликте с императором. Я не стала бы встречаться с ней из‑за родственных связей.

В деле я нашла и приговор, и распоряжение императора относительно имущества Ивана Морозова и предписание членам его семьи, и отказ матери от дочери Яромилы. И ни одной причины кроме той, о которой упомянул император.

Проклятие рода. Дед был против моего рождения, уговаривал мать сделать аборт. Он видел смерть своего сына, как‑то связанную со мной. Пророчество сбылось. И я должна была умереть, но…

Вмешались боги. Мара, Святогор, Велес, Лель. И, что интересно, здесь о них… слышали. Но давно позабыли. Основная религия – православие, и бог один – Иисус. Почему они вмешались? Загадка. Но не привиделась же мне Мара. И две разных жизни.

Теперь, можно сказать, третья началась.

Я вздохнула, взглянув на себя в зеркало. Может, и правда, прогуляться? Поискать кулинарию, купить на ужин какой‑нибудь винегрет, пожарскую котлету и что‑нибудь жутко вредное. Например, пирожное. Нет, лучше торт, его надолго хватит. К тому же, Карамелька непременно присоединится к пиршеству.

Или вещи разобрать? Хотя смысла в этом нет. Переложить все из чемоданов, собрать сумку – это я и позже успею.

Взгляд упал на ключи, лежащие на столе. Машина! Вот чем я сейчас займусь.

Бордовый внедорожник я нашла быстро. Он стоял у подъезда, номера совпадали с теми, что назвал Сава. И ключ подошел. В бардачке лежали документы на мое имя. Полный бак. Чистый салон.

Все же любопытно, чей подарок. Мальчишки могли скинуться и купить мне эту машинку, а свалить все на Александра Ивановича. Но ведь они его предупредили, если так, и правды я не узнаю. Можно, конечно, припереть их к стенке, но… зачем?

Мотор тихо заурчал, машина плавно сдвинулась с места. Куда бы съездить?

– Куда нам надо, Карамелька? – спросила я у химеры, улегшейся на сидении рядом со мной.

– Мяу, – ответила она.

– Вот и я думаю, что мяу… – задумчиво произнесла я.

К зданию академии службы безопасности меня не подпускали.

– А нечего там своей аурой светить, – говорил Сава. – Потом система выявит совпадение, сравнит картинку… и все, прощай маскировка.

– Серьезно? – удивлялась я. – Или прикалываешься?

– У Александра Ивановича спроси.

Я не поленилась, спросила. Убедилась, что Сава не врет. И на территорию академии не заходила. Но теперь‑то можно? Я уже Ярик, а не Яра.

Академия занимала целый квартал. Учебные корпуса: основной и новый, построенный недавно. Спорткомплекс. Стадион. Библиотека. Общежитие.

Машину я оставила на соседней улице. Спящую Карамельку укрыла ветровкой, что прихватила с собой. Потопталась перед главным крыльцом. На двери висело расписание работы приемной комиссии. Осмотрелась, размышляя, войти в здание сейчас или отложить до завтра, как и планировалось. И заметила знакомую машину.

Матвей и Сава вышли из внедорожника, едва я к нему подошла. Сава, довольный, как слон, лучезарно улыбался. Матвей вроде бы хмурился, но эмоции от него шли теплые.

– Ну? – спросила я.

– Мы поспорили, и я выиграл, – сообщил Сава.

– Кто выиграл, я поняла, – фыркнула я.

– Понял, – поправил меня Матвей.

Надо тщательней следить за речью.

– А спорили на что? – Я раздраженно повела плечом. Не люблю ошибаться.

– Так на тебя. Я сказал, что первым делом ты сядешь в машину и примчишься сюда.

– Насчет машины я не спорил, – уточнил Матвей. – Но куда поедешь, не знал.

– Ну, я за вас рад. Развлекайтесь дальше.

– Да ладно, Ярик. – Сава меня остановил. – Мы, можно сказать, уже познакомились. Теперь можно и сходить куда‑нибудь втроем. Отметить.

– Знакомство? – уточнила я. – Абитуриента и старших курсантов?

– Зануда, – сказал Сава.

Заметив, что с нами поравнялся какой‑то парень, я громко произнесла:

– Спасибо, что подсказали. Хорошего дня!

Саве и Матвею ничего не оставалось, как позволить мне уйти.

Торт в кондитерской я выбирала с особым тщанием.

– Девушке? – спросила меня продавщица. – Можно добавить надпись…

– Тете! – отрезала я, забирая коробку.

А на улице поискала взглядом машину Матвея. Я предсказуемая? Видимо, не настолько, чтобы догадаться, чем я буду ужинать. Или не я, а Карамелька. Мне‑то еще испытание проходить, какой, к черту, торт!

В холодильнике обнаружился небольшой запас продуктов. И победу разума над эмоциями я отметила яичницей с помидорами. Это блюдо очень любил Николай Петрович. Он говорил, что оно напоминает ему о доме.

Глава 5

В приемной комиссии моему появлению, похоже, не сильно обрадовались.

– Почему так поздно? – недовольно поинтересовался молодой мужчина с усиками. – Сегодня последний день. Если с документами что‑то не так, исправить не успеете.

– Надеюсь, что с ними все в порядке, – сдержанно ответила я. – Так получилось. Обстоятельства, знаете ли…

Это Сава посоветовал не выеживаться.

– В комиссии преподы сидят. А память у наших преподов хорошая. Ты ему ляпнешь что‑нибудь, а он тебе через пару лет припомнит на экзамене. Эсперов среди них нет, это слишком ценный ресурс для такой работы, так что будь вежлива, улыбайся, и неважно, что ты при этом чувствуешь.

С моими документами, действительно все в порядке. Их сам Александр Иванович… подделывал. Или кто‑то другой по его личному приказу. Он же сказал, что далеко не все преподаватели в академии в курсе, кто я такая.

– Кому надо, тот знает. А ты не расслабляйся, никто не будет тебе подыгрывать.

Я слышала, что конкурс в академию большой, где‑то пятнадцать человек на место. Традиционно принимают только мужчин, факультетов несколько. У эсперов отдельная программа обучения, но только со второго курса. Первый они проходят на следственном факультете подготовки оперативного состава. И все знают, что сколько бы эсперов в наборе не было, все они на одном факультете, но в разных группах.

– Нет такого правила, что нельзя говорить, эспер ты или нет, – рассказывал Сава. – Однако многие предпочитают не выделяться. Ради этого и испытание проходят.

Я не стала интересоваться, какой выбор сделал Сава. И так понятно.

– Хм… Ну, хорошо. Вам повезло, молодой человек, – произнес преподаватель, изучив мои документы. – Заполняйте эту анкету. И подписывайте соглашение о неразглашении. Неважно, поступите вы или нет, это стандартная процедура.

Анкету я заполнила быстро, так как все пункты со мной заранее обговорил Александр Иванович. Преподаватель вновь углубился в чтение. Но ненадолго.

– Следственный? – Он поднял на меня удивленный взгляд. – Вы хорошо подумали, Ярослав?

– Что‑то не так? – вежливо осведомилась я.

– Вам бы в криптографию. – В его голосе появилась насмешка. – Или даже… в переводчики. Там нормативы ниже. Разве что вы… – Он заглянул в анкету и продолжил: – Нет. Так я и думал.

Отвечая на вопрос, эспер ли я, пришлось солгать, не по своей воле.

– Если не наберете баллы на оперативника, то переиграть будет нельзя, – добавил преподаватель.

– Я рискну, – ответила я. – Вдруг повезет.

– Воля ваша.

Зал, где располагалась приемная комиссия, был большим. Здесь стояли столы в ряд, вдоль стен, а середина – пустая. Возле каждого стола с одной стороны стул для того, кто принимает документы, с другой – для абитуриента. Но сегодня, в последний день, все столы, кроме нашего, пустовали. Поэтому новый посетитель сразу направился в нашу сторону.

Я рассматривала его, потому что преподаватель вновь изучал анкету и проверял, правильно ли заполнено соглашение. Взъерошенный, возбужденный, парень двигался так, будто за ним гнались черти. И одет он, мягко говоря, странно… для Петербурга. Холщовые штаны – широкие, грубо обрезанные чуть ниже колена. Косоворотка – белая, с вышивкой по горлу, разрезу, подолу и манжетам. Вместо пояса – лохматая веревка. И кроссовки на босу ногу. Причем дорогие, из хорошей кожи.

По пути парень прихватил стул, поставил его напротив моего, упал на сидение и выпалил:

– Тут в вашу академию принимают? Вот, я принес!

Он положил на стол папку, что до этого прижимал к груди.

– Здесь принимают документы, – довольно терпеливо пояснил преподаватель.

Я чувствовала его любопытство. Наверняка, такие кадры не каждый день увидеть можно. Собственно, кроме нелепой одежды… парень вполне обычный. Не заморыш, плечи широкие, рост… приличный. И на лицо приятный. Волосы короткие, русые, глаза серые.

– Ага. Принимайте! – велел парень.

– Звать вас как, молодой человек?

– Майк. Миша. То есть, Михаил Всеволодович Ракитин.

– Михаил Всеволодович, дождитесь своей очереди. Разве вы не видите, что я занят?

– Можно как‑нибудь побыстрее? – Миша поерзал на стуле.

– Вы торопитесь?

– Я? Нет. То есть, да.

– Я могу подождать, – вмешалась я.

Не только преподаватель сгорал от любопытства. А у меня так и вовсе нет никаких вариантов досмотреть это шоу до конца, если придется уходить.

– И на какой факультет вы так спешите, Михаил Всеволодович? – поинтересовался преподаватель, открывая папку.

– Ты на какой? – спросил у меня Миша. И, услышав ответ, сказал: – Вот, и я туда же.

Не знаю, что прочел в документах преподаватель, я не могла рассмотреть, как ни пыталась, но он не единожды поднимал на Мишу удивленный взгляд. А после молча выдал ему анкету и соглашение.

– Так, Ярослав, закончим теперь с вами…

Я поставила все нужные подписи, получила на руки лист с информацией, в составе какой группы буду проходить испытание, и не выдержала, шепотом спросила у преподавателя:

– А он… кто?

Вопрос был лишним, это я поняла сразу. Полыхнуло раздражением, почти злостью. И…

– Если         других          вопросов у вас нет, покиньте помещение, Ярослав.

Поколебавшись, стоит ли проявлять любопытство, дожидаясь Мишу на улице, я все же решила не привлекать к себе внимания. Но в памяти порылась.

Михаил Ракитин? Что‑то знакомое, услышанное до Петербурга, в московской жизни. Брат одноклассницы? Друг? Нет… Или, может, я слышала о нем в Кисловодске?

А нужно ли вспоминать? Судя по тому, как Миша ворвался в приемную комиссию, поступление в академию он не планировал. На выбранный факультет без подготовки не поступить, так что… Возможно, я увижу его на испытании. И на этом наше знакомство завершится.

Если в академию безопасности и поступали аристократы, то нечасто. Сава – эспер, у него не было выбора. Матвей – хоть и из знатного рода, но младший внук «из неблагополучной семьи». Он не любил говорить о матери, но как‑то обмолвился… куда она делась. Сбежать с любовником, бросив маленького сына? Но она, хотя бы, не сдала ребенка в приют.

Наследники родов, старшие сыновья – они выбирали иную карьеру. В академии безопасности учились младшие дети. Или мальчишки из обедневших родов. Но чаще – простолюдины.

Миша Ракитин мог быть кем угодно. Даже бастардом. В его документах, наверняка, указаны имена родителей. Возможно, с этим и связано удивление того, кто эти документы принимал.

Испытание, оно же вступительные экзамены, проходило одним днем. И в том особенность этой академии. Первый этап – сдача нормативов. Второй – письменный тест из нескольких частей, по математике, русскому и иностранному языкам, истории и обществоведению. Третий – собеседование и полиграф.

На мой вопрос, на кой‑ляд полиграф, если есть эсперы, Сава ответил, что эспер проводит собеседование, а полиграф фиксирует реакцию испытуемого. Расхождение в результатах тоже имеет значение.

После каждого этапа проходил отсев. То есть, кто не сдал норматив, тот не допускался к письменному тесту, кто не сдал тест – к собеседованию.

Тест проверяли в течение двух часов. Мало времени для того, чтобы отдохнуть, но все же лучше, чем ничего. Между первым и вторым перерыва не предполагалось вовсе.

Без подготовки выдержать такой марафон не всякому парню по силам. У Миши нет шансов.

Машину, на сей раз без Карамельки, я оставила на небольшой стоянке у академии. Припарковалась по всем правилам, и место не последнее заняла. Однако какой‑то придурок перекрыл мне выезд, бросив байк прямо перед капотом машины. Крупный такой байк, крутой, с мототюнингом.

Со злости я пнула его по переднему колесу. А толку? Объехать невозможно, только сидеть и ждать, когда владелец байка объявится.

Я села в машину, зло хлопнув дверцей, и уставилась на крыльцо. Кажется, владельца байка я знаю. Он спешил, потому и бросил мотоцикл посреди дороги. И Миша тоже… спешил. Он и шлем на руле оставил, ничуть не опасаясь воров.

У крыльца с визгом затормозила машина: красный миниатюрный «жук». Дверца со стороны водителя распахнулась, на асфальт упали туфли на высоком каблуке. Потом показались босые ноги. Обувшись, из машины вышла женщина лет сорока. Она легко взбежала по ступенькам крыльца, столкнулась с выходящим из дверей Мишей… и схватила его за ухо.

Я с трудом усидела на месте, так хотелось услышать, о чем они говорят. Мама и сын? Наверное. Не представляю, кому еще парень позволил бы так с собой обращаться. Впрочем, женщина ухо отпустила почти сразу. Она не просто сердилась, скорее, была в ярости. Я очень хорошо чувствовала ее эмоции. Она что‑то сказала, Миша отрицательно качнул головой. Тогда она влепила ему пощечину, села в машину и уехала. Миша посмотрел ей вслед и побрел в мою сторону. Как я и предполагала, к байку.

Я не стала выходить из машины. Ни к чему Мише знать, что есть свидетель безобразной сцены. Он заберет байк, и я смогу уехать. Однако Миша увидел меня и подошел к машине. Пришлось открыть дверь.

– Я тебя запер? Сейчас отгоню байк. Прости, я спешил.

– Я заметил, – ответила я. – Ничего, я недолго жду.

– Ярослав, да? – спросил Миша. И, дождавшись моего кивка, представился: – Майк.

– Майк и байк? – не удержалась я.

– О, ты ловишь фишку! – довольно заулыбался он.

– Классный, – выразила я одобрение байку. – Твой?

– Думаешь, я его украл? – возмутился Миша. И тут же сник. – Ну да, после того, что ты видел, что еще можно подумать.

Мне нравились его эмоции. Они… правильные. Он не злился из‑за того, что я стала невольным свидетелем его позора. И не стыдился этого. Он испытывал усталость и печаль. А еще – интерес к новому знакомому, то есть, ко мне.

– Да ничего я не видел. Бумажник под сидение упал, я доставал. Я что‑то пропустил?

Миша понял, что я лгу. И испытал благодарность за эту ложь.

– Не, вообще, она нормальная, – сообщил он. – Только не выносит, когда я поступаю по‑своему. А тут я уступить не мог. Вот и… – Он махнул рукой. – Впрочем, тебе это неинтересно.

– Откровенно говоря… – Я понизила голос, перейдя на шепот. – Сгораю от любопытства. Где ты такой прикид достал?

– По пивку? – предложил Миша, оживившись.

Кажется, ему нужен собеседник.

– Я за рулем, – отказалась я.

– Черт, я тоже. Тогда… кофе? Тут рядом есть что‑нибудь приличное?

– Понятия не имею. Можем поискать.

До завтрашнего дня заняться совершенно нечем. До испытания мне предписано отдыхать и наслаждаться жизнью. Так почему бы не посидеть с Мишей в кафе? Он не заподозрил, что я девчонка, и хорошо бы закрепить успех.

Глава 6

Миша убрал байк с дороги, я закрыла машину, и мы пошли вдоль улицы, рассматривая вывески. Я знала, что рядом есть пельменная, кафе‑кондитерская и пара ресторанчиков с летними верандами. Однако предполагалось, что местность мне незнакома, да и любопытно, что выберет Миша.

– Слушай, как насчет пожрать? – поинтересовался Миша, заприметив столики под навесом.

– Можно, – согласилась я.

В ресторанчике подавали итальянскую кухню, и мы заказали пиццу на двоих, мясную. Или, как выразился Миша, «нажористую». Он себе еще и пасту взял, с морепродуктами. Похоже, его долго не кормили. Голод он испытывал зверский, но в остальном его эмоции были спокойными. То есть, он хотел есть не потому, что нервничал.

На Мишу оглядывались. Он выделялся и среди прохожих, и среди гостей ресторанчика. Но он не комплексовал по этому поводу и вел себя совершенно обычно.

– Так что прикид? – напомнила я, когда нам принесли коктейли.

Мне – фруктовый, с кусочками льда и зеленым чаем, Мише – молочный, с шоколадом и шапкой из взбитых сливок.

Миша поморщился, будто не сладкие сливки слизал, а лимона откусил.

– Матушка вещи заперла, – сказал он. – Чтобы я из дома выйти не мог.

– Серьезно? – Я не скрывала удивления.

– Я расскажу, иначе ни шиша не понятно. – Миша вынул из стакана трубочку, отпил, пачкая губы сливками. – Короче, матушка решила, что я должен стать адвокатом. У нее бывает.

Он покрутил кистью, что, вероятно, означало «что с женщины взять, она же женщина». Во всяком случае, это как‑то так ощущалось.

– Спорить с ней бесполезно. Я был уверен, что легко выкручусь, завалив экзамены. И я их завалил! А она…

Миша показал рукой нечто, напоминающее движение змеи.

– Ну, ты понимаешь, – продолжил он. – Баллы нарисовали. Зачисление на юрфак – вопрос времени. Я психанул. Мы поругались. – Он потер ухо. – Я сказал, что заберу документы. Матушка смекнула, что тут я ее переупрямлю, и сделала так, чтобы я из дома выйти не мог.

Он залпом допил коктейль.

– И ты, как я понимаю, сбежал? – уточнила я.

– Перелез через балкон в соседнюю квартиру. Упал в ноги соседке. А у нее мужской одежды нет, только вот это и подошло. – Миша подцепил пальцем манжету косоворотки. – Из театрального реквизита. Она учительница, школьным театром руководит. Летом в школе ремонт, вот она костюмы и забрала домой. Так это мне еще повезло, что штаны нашлись.

– А обувь?

– Кроссы мои. Матушка решила, что в одних кроссах я по улице не побегу, – захихикал Миша.

Принесли пасту. Он схватил вилку и уставился на меня.

– Ешь. – Я махнула рукой. – Тебя не кормили, что ли?

– Не, я сам. – Миша со свистом втянул в рот макароны. – Голодовку объявил. В знак протеста.

– В общем, ты сбежал из дома, забрал документы с юрфака. И сдал их туда, куда хотел поступать, – подытожила я.

– Не. – Он мотнул головой, набивая рот едой. – В этой академии экзамены позже. Больше поступать некуда.

– Так тебе… все равно, куда?

– Ага. Еще хорошо, общага есть. Годик перекантуюсь, там решу, куда податься.

– То есть, ты уверен, что поступишь?

– Яр, я экзамены завалил, потому что неправильно отвечал на вопросы, а не потому что дебил, – сообщил Миша, прожевав.

– А нормативы?

– Я б на твоем месте за себя переживал бы, – хохотнул он. – Не обижайся, но…

Он развел руками.

– Посмотрим, – пробурчала я.

Миша съел и пасту, и пиццу. Я ограничилась одним куском. О себе тоже рассказала. Версия о Ярославе прошла проверку. А когда Миша упомянул, что родом он из Кисловодска, я, наконец, поняла, почему его имя показалось мне знакомым.

Миша был пациентом Николая Петровича. На отдыхе мы гуляли по парку, и на нижнем уровне встретили мальчика в инвалидной коляске. Его сопровождала мама.

Была ли та встреча случайной? Николай Петрович и Лариса Васильевна не заводили знакомств на улице, а тут… Я плохо помню Мишу. Кажется, мы с ним даже о чем‑то разговаривали. В итоге, Николай Петрович Мишу прооперировал, вылечил. Все же как тесен мир…

Мы с Мишей вместе вернулись туда, где оставили свой транспорт. Рядом с байком стоял огромный чемодан.

– Ну вот… – пробормотал Миша.

Он заметно расстроился.

– Что случилось? – спросила я. – Это твое?

– Да. – Он пнул чемодан. – Я‑то думал, побесится, да отойдет. А она… Вот.

– Из дома выставили? – догадалась я.

– Ага. Ничего, в общаге поживу. Только вот куда до зачисления податься…

Миша почесал в затылке. За еду в ресторане он расплатился сам. Но не факт, что не отдал последнее.

– В гостиницу? – предложила я.

– Не. Может, и наскребу на одну ночь, но при таком раскладе мне б до стипендии дотянуть.

Значит, денег у него нет. Мать, наверняка, надеется, что сын придет с повинной, будет умолять о прощении и подчинится ее воле.

– Ничего, что‑нибудь придумаю, – взбодрился Миша. – Совсем худо будет, байк продам. Он мой.

Байк ему было жаль. Я остро ощутила его эмоции: байк он любил, сильно. Подарок отца? Миша упомянул, что живут они вдвоем с матерью.

– Ну… – Я недолго колебалась. – Можно ко мне. Квартира не моя, теткина, но тетка на даче. Только уговор – без безобразий. Мне проблемы не нужны.

– Правда? Можно⁈ – обрадовался Миша. – Да ты просто мое спасение!

В порыве чувств он хлопнул меня по плечу.

– Буду ниже травы, тише воды, – пообещал он. – Я твой должник, Яр.

– Сочтемся, – фыркнула я.

Рискованно? Пожалуй. Жить в одной квартире с малознакомым мужчиной в моем случае… еще и глупо. Ведь теперь ни на минуту не расслабиться. И Карамельке опять придется притворяться кошкой. Но опасности я от Миши не ощущала. Он смешной, нелепый, но открытый, без заморочек. Не полезет же он ко мне во сне! Ведь я для него – парень. А в ванной комнате и туалете дверь с задвижкой. И вообще… Николай Петрович старался, лечил этого балбеса. Как же мне теперь его на улице оставить? Если бы он местным был, то пошел бы к друзьям. Так ведь нет у него тут приятелей.

Все равно это ненадолго.

Карамельке Миша понравился.

– Ой, какая ко‑о‑отя… – протянул он, едва увидел кошку. – Твоя?

– Теткина, – с сожалением соврала я.

Миша потискал Карамельку и спросил:

– Где мне кости кинуть? Я б в душ сходил, да покемарил.

Я определила ему место на диване в гостиной, выделила полотенце, разрешила пользоваться шампунем и предупредила, что прибью, если он тронет мою бритву.

– Что ж я, зверь какой, что ли, – пробурчал Миша. – Ща гляну, в чемодане должна своя быть.

Едва в ванной комнате зашумела вода, зазвонил телефон.

– Здравствуй, Ярослав, – прошипела трубка голосом Александра Ивановича.

Ха! Уже доложили.

– Здрасьте, теть Саш, – ответила я. – Как вы там? Не сильно устали? Когда домой собираетесь?

– Ты что творишь? – рявкнула «тетя».

– А у меня все хорошо, теть Саш. Документы приняли. Да, успел. И даже не последним был. После меня чудик пришел. Из дома сбежал, не захотел по мамкиной указке жить. Мишка Ракитин.

– Кто‑о⁈ – выдохнул Александр Иванович.

– Ой, теть, вы его знаете? – обрадовалась я.

– По отцу – Всеволодович?

– Ага.

– Это он по матери Ракитин. По отцу – Бутурлин.

– Внебрачный сын? – спросила я, прикрыв трубку рукой.

Бутурлины – еще один боярский род из великой семерки. Везет мне, однако, со знакомыми.

– Законный. В разводе родители. Короче, Ярослав! Накосячишь – пеняй на себя.

– Все хорошо, теть Саш. Кошку я кормлю, цветы поливаю.

Александр Иванович хмыкнул и повесил трубку.

Краем уха я слышала, что вода в ванной комнате шуметь перестала. Но, развернувшись к двери, никак не ожидала увидеть Мишу… в чем мать родила. Он даже полотенце вокруг бедер не обмотал! И правильно, кого ему стесняться? Ярослава?

К такому меня Сава не готовил. Но я не зря два года на медицинском отучилась. Во‑первых, строение тела знала на отлично, и не такое на картинках в атласе видела. Во‑вторых, могла представить, что этот мужчина – пациент, а у пациентов, как известно, нет пола.

Миша же прошлепал к чемодану и достал из него трусы.

– Тетя звонила?

– Ага, – ответила я, стараясь и не пялиться, и не отводить стыдливо взгляд. – Все в порядке, она пока не собирается возвращаться.

– Лады. – Миша щелкнул резинкой. – Не обидишься, если я посплю?

– Да не вопрос, – бодро ответила я.

А я, пожалуй, нарушу обещание и пробегусь еще раз по датам. Грамматику еще нужно повторить. И формулы.

Острые зубки Карамельки больно впились в ногу.

– Ай! – подпрыгнула я. – Хорошо, хорошо, не буду. И чем мне тогда заняться, а?

Карамелька легла на пол, пузиком кверху. Мол, чеши котика. Я забрала Карамельку в спальню, прилегла ненадолго, наглаживая ей бока и уши, да не заметила, как уснула.

Проснулась вечером. Солнце садилось. В квартире одуряюще пахло чем‑то вкусным, жареным и сладким. На кухне хозяйничал Миша. В трусах.

– А, проснулся, – бросил он, заметив меня. – Ничего, что я тут…

– Норм, – отмахнулась я, зевая.

– Лады. Садись, ужинать будем.

– Ты готовить умеешь?

– Не велика наука, – хмыкнул он. – Хочешь, и тебя научу.

– Я умею.

– Ну, таких оладьев ты точно не ел, – довольно сообщил он, переставляя на стол тарелку с горкой пышных золотистых оладушков. – Ща, там еще картошка с салом. Слушай, я кошку оладушкой угостил, а она сожрала. Ничего?

– Ничего. Она и от картошки с салом не откажется.

– Мяу, – подтвердила Карамелька.

«Могла бы и разбудить», – мысленно сказала я ей.

Карамелька сделала вид, что не услышала. А я взяла оладушек, щедро намазала его сметаной и откусила. Он оказался с припеком – с яблочной начинкой.

– Вкусно, – одобрила я.

– Эх, пивка бы, – вздохнул Миша, водружая на стол сковороду с жареной картошкой.

– После поступления, – ответила я с набитым ртом.

– Заметано, – одобрил он.

Запахло сюром. Я, безусловно, представляла, как буду «вливаться» в мужской коллектив. Не зря меня к этому два года готовили. Но все же вот такие посиделки… непринужденный разговор…

А с другой стороны, мне теперь даже спокойнее. Как минимум, я не буду переживать, что меня раскроют уже на испытании. Миша же ничего не заподозрил. Значит, я убедительно играю свою роль.

– Может, прогуляемся? – предложил Миша после ужина. – Я в Петербурге недавно, ничего толком не видел.

Белые ночи давно закончились, однако это не повод отказываться от вечерней прогулки. Есть еще время до того, как разведут мосты.

Глава 7

Сосед из Миши получился спокойный. Даже удобный, потому что по собственной инициативе готовил еду, мыл посуду и выносил мусор. Он не скрывал, что делает это в знак благодарности за то, что его приютили. А я беззастенчиво пользовалась его добротой.

Мы даже позаниматься успели. Проверили друг друга, наугад тыча пальцем в экзаменационные вопросы. Миша не соврал, историю и обществоведение он знал прекрасно. И, как и я, говорил на нескольких языках.

Когда я готовилась изображать парня, то не могла долго оставаться в этом образе. Так что появление Миши можно считать подарком судьбы. Пользуясь случаем, я привыкала к корсету, к низкому голосу, к необходимости двигаться, как мужчина. И не сказать, что это давалось легко.

На испытание мы отправились на моей машине. Миша сказал, что прокатил бы меня на байке, но у него нет второго шлема. А я предложила ехать вместе, чтобы он лишний раз не тратился на бензин.

Но лучше бы я сама заправила его байк. Приткнуть машину было негде. Я дважды объехала квартал, прежде чем смогла припарковаться. Мы с Мишей попали в одну группу, поэтому вместе отправились к табличке с нашим номером.

Количество тестостерона на квадратный метр стадиона зашкаливало. Несмотря на свирепые взгляды в сторону соперников, на груди колесом и выпяченные подбородки преобладающей эмоцией был страх. Парни боялись облажаться. Даже уверенные в собственных силах, хоть чуточку, но волновались. Миша, и тот, приуныл, поглядывая по сторонам.

Сава посоветовал поставить блок, если чужие эмоции будут сильно мешать.

– Это не экзамен на то, какой ты эспер, – сказал он. – Блок тебя не выдаст, не снизит балл. Ты должна сосредоточиться на себе.

Вздохнув, я последовала его совету.

Куратор группы отметил нас с Мишей в списке и отправил переодеваться на трибуны. Об этом Сава предупреждал, и под обычную одежду я заранее надела футболку и шорты. Мандраж охватил и меня. Я так долго готовилась к этому дню, что происходящее казалось чуть ли ни кошмаром. Трудно поверить, что это происходит со мной.

– Не боись! – Миша вдруг хлопнул меня по плечу. – Прорвемся!

Это прозвучало вовремя, мне стало полегче, удалось взять себя в руки. И правда! Что я, стометровку не пробегу? С какого перепугу я должна ухудшить результат, что стабильно держится уже год!

– Прорвемся, – кивнула я Мише, улыбнувшись.

И стала разминаться.

В норматив я уложилась с запасом. Миша – тоже. Вместе мы ждали свой очереди для подхода к перекладине и наблюдали за соперниками. Подумалось, что в первом этапе отсева не будет. Все ребята в прекрасной физической форме, мускулистые, накачанные. Не знаю, как в других группах, а в нашей никто не пробежал стометровку медленнее, чем нужно. И с перекладины не свалился.

Стадион поделили на несколько секций, в каждой нормативы сдавали по две группы – стометровку и подтягивание на перекладине. За это время еще две успели пробежать три километра. А дальше – в порядке очереди. Наша группа попала в середину, так что с полчаса мы с Мишей вновь пялились на соперников, а потом, не сговариваясь, встали для разминки.

К этому времени все поступающие собрались на трибунах. Кто‑то отдыхал, кто‑то ждал своей очереди. Приемная комиссия собралась у стартовой черты.

В забеге на три километра главное – правильно распределить силы. И это сложно, потому что есть норматив. В моем случае, мужской. Вот тут меня банально могла подвести физиология. Держать высокий темп все семь с половиной кругов я не могла, подводило дыхание. Приходилось беречь силы в начале и выкладываться на последнем круге.

– Главное, не ведись на провокации, – говорил Матвей. – Не стремись держаться в группе лидеров, тебе не выдержать их темп.

– Но не забывай о том, что в твоей группе может не быть ярко выраженного лидера. Если все середнячки, то чужая скорость так же собьет тебя с нужного темпа, – добавлял Сава. – Лучше представь, что бежишь одна. Так, как мы тренировались.

Я держала это в голове, и не припустила вслед за Мишей, когда он вырвался вперед. Следом за ним пристроился «аристократ». Так я про себя называла парня из нашей группы, что посматривал на других свысока. Вот Сава – аристократ по происхождению. И Матвей – тоже. Но они не позволяли себе такого поведения. А этот брезгливо морщился, если его случайно касались, высокомерно отвечал, если его о чем‑то спрашивали. И вообще, весь вид его как бы говорил о том, что все вокруг – грязь, недостойная его ботинок. То есть, кроссовок.

После «аристократа» группа бежала скученно, и меня, как самую мелкую, оттесняли назад, чтобы занять внутреннюю дорожку. Это сбивало с темпа, и я занервничала. Первые тысяча метров, быстрый взгляд на табло с бегущими секундами… Я не выбилась из графика.

Большую часть дистанции бежали ровно, ничего особенного не происходило. На последнем круге ускоряться начали все, не только я. И тут я уже не церемонилась, вырываясь вперед. Как‑то так получилось, что часть группы ускакала вдаль, как табун резвых молодых коней, часть отстала, а мы с Мишей и «аристократом» застряли посередине.

Отрыв от лидирующей группы сокращался, и я собиралась еще ускориться на последних ста метрах. И вдруг увидела, как «аристократ» делает Мише подсечку. На обгоне он банально выпихнул Мишу с дорожки, ударив его ногой по ноге. Причем проделал это «аристократ» виртуозно, не сбавляя скорости. Я заметила это только потому, что бежала следом, практически дышала им в спины.

Миша полетел кувырком, и со стороны, наверняка, показалось, что он споткнулся.

– Вставай! – рявкнула я, останавливаясь и протягивая ему руку. – Бежать можешь?

– Охренел? – выдал Миша, соскребаясь с дорожки. – Сам беги! Проиграешь!

Я примерно представляла, что нас ждет. В норматив мы уже не уложимся. Однако я смогу доказать, что Мишу толкнули намерено. И тогда встанет вопрос, засчитывать нам этот этап испытания или нет.

По рассказам Савы такие случаи – не редкость. Он же предупредил, что главное – пройти всю дистанцию до конца. Хоть проползти. Тогда есть шанс.

Миша определенно не мог бежать. При падении он подвернул ногу, что стало понятно, едва он сделал первый шаг. Пользоваться силой для того, чтобы увеличить скорость бега, запрещено. Однако в правилах ничего не говорилось о магическом лечении. В конце концов, я в академию зачислена, как эспер. А Мише‑то куда деваться?

– Яр, ты больной⁈ – Миша пытался сопротивляться.

– Заткнись! – прикрикнула на него я. – Мешаешь.

Как только заморозка подействовала, мы рванули к финишу. Естественно, пришли последними и в норматив не уложились.

– Что у вас там… – К нам шагнул кто‑то из комиссии.

– Вот он расскажет!

Я толкнула к нему Мишу, а сама рванула к «аристократу». Он не ожидал нападения, поэтому пропустил удар. Кулак впечатался в нос, что‑то хрустнуло, брызнула кровь.

Как я и рассчитывала, драку пресекли в корне. Нас тут же растащили, но я вполне довольствовалась тем, как «аристократ» гнусавил, держась за переносицу:

– Уберите от меня этого ненормального!

Разбирательство состоялось тут же. Миша успел рассказать, как его ударили по ноге. Я подтвердила, что видела это лично, и что то была не случайность. И даже эспера звать не пришлось, «аристократ» покаялся в содеянном.

– Но в норматив вы не уложились, – заявил председатель комиссии нам с Мишей.

– Вы фиксировали время на разных этапах, – возразила я. – Можно высчитать нашу скорость, и вывод будет один, мы пришли бы вовремя, если б не подстава.

– Вы, Ярослав, могли бы и не останавливаться…

– А вы как себе это представляете? – возмутилась я. – Я могу помочь… и пробегаю мимо? Если в академии так принято, то я не буду жалеть, если меня отстранят от испытания.

Был ли председатель комиссии в курсе, что перед ним не Ярослав, а Яромила, мне неизвестно. Однако после «совещания с коллегами» он принял решение засчитать нам с Мишей прохождение первого этапа испытания.

«Аристократ» куда‑то исчез, и я так ни не поняла, допустили ли его к тестам.

В аудиторию я зашла одной из последних, места рядом с Мишей были уже заняты. Он лишь виновато развел руками, мол, так получилось. Не знаю, всех ли рассаживал куратор или нас с Мишей специально разделили, но к свободному месту меня проводили, не позволив выбрать никакое другое.

– Псс! – Меня ткнули линейкой в спину.

– Чего? – спросила я, откинувшись назад.

– Это ты Венечке в морду дал?

– Понятия не имею, кто такой Венечка.

Экзамен еще не начался, и вести разговоры не возбранялось.

– Вениамин Головин. Тот, кто Майка толкнул.

Как оказалось, сплетни в мужском коллективе распространяются с не меньшей скоростью, чем в женском. Надо понимать, с Мишей этот тип уже познакомился. Я не оборачивалась, поэтому собеседника не видела. Он сидел позади меня, справа и слева места пустовали.

– Допустим, я. И что?

– Круто, – ответили мне. – Жаль, я этого не видел. Венечка – редкостный гад. А меня Леонидом зовут. Алексеев Леонид.

Как там пишут в любовных романах? Сердце пропустило удар? Нет, мое вовсе остановилось.

Поворачиваясь к собеседнику, на совпадение имен я не рассчитывала. И оказалась права. Это был тот самый парень, что когда‑то пригласил меня на танец на императорском балу. Я, может, и забыла бы его имя, но за основу своего нынешнего образа я взяла его внешность. Просто потому, что Леонид рыжий, как и я!

И теперь я смотрела на своего двойника, лишившись дара речи. А он насмешливо улыбался.

– Внимание, господа! Прекратили разговоры!

Нас призвали к порядку, второй этап испытания начался.

Я открыла лист с вопросами, но смысл их от меня ускользал. Я могла думать лишь о том, что не продержалась и дня. Меня уже раскрыли.

Глава 8

Отчаянию я предавалась недолго. Отвесив себе мысленный подзатыльник, я решила, что пострадать всегда успею. В конце концов, Леонид не орет на всю аудиторию: «Держите вора!» И как‑то остальные не придали нашему сходству большого значения. Похоже, подумали, что мы братья.

Братья‑близнецы, блин!

И пусть Александр Иванович только попробует сказать, что я не справилась! У меня есть прекрасный повод обвинить его в нечестной игре. Он ведь видел мою личину. И даже если не знает Леонида лично, то не мог не запомнить его лица. Профессия обязывает. Значит, знал – и промолчал. Наверняка, уже тогда хихикал, представляя, как я буду выкручиваться.

Но все это – позже. Сейчас я должна сосредоточиться на вопросах.

Вдох. Выдох. Досчитать до десяти. Медленно.

Так, что тут у нас? Математика. Поехали!

Из аудитории я выползла в полубессознательном состоянии, но в полной уверенности, что справилась с тестами. Я ответила на все вопросы, и в ответах не сомневалась.

– Яр, наконец‑то! – В коридоре меня ждал Миша. – Как? Справился?

– Ага, – ответила я. – А ты?

Интересно, а он когда вышел, что уже заждался? До окончания этой части испытания еще полчаса.

– Ну да. – Миша повел плечом, мол, что за глупый вопрос. – Яр, слушай, я ж теперь дважды твой должник.

– Забей, – посоветовала я. – Пойдем в столовую, а? Я б съел чего горячего.

В перерыве – и это прописано в правилах – поступающих кормили в местной столовой.

– Нет, я обязательно…

Миша вдруг осекся, уставившись на что‑то за моей спиной.

На кого‑то. Обернувшись, я увидела Леонида.

– Черт! А я думал, что мне издалека показалось, – выдохнул Миша. – Яр, ты чего не сказал, что у тебя есть брат?

– Он не знал, – ответил Леонид.

При этом он не спускал с меня взгляда. Внимательного, колючего.

– Не знал о чем? – настороженно спросил Миша.

– Яр? – Леонид обратился ко мне. – А полное имя? Ты так и не сказал.

Издевается? Будь я на его месте, давно сдернула бы личину. И вторую тоже. Для этого необязательно быть эспером.

Я сняла блок. Настроение у Леонида было отличным. Даже приподнятым. Любопытство, азарт. Похоже, он решил со мной поиграть. Что ж…

– Ярослав Михайлов. – Я сглотнула, изображая волнение. – Какого черта ты так на меня похож⁈

Лучшая защита – нападение. Согласно легенде, я – приемный сын, и могу не знать, кем были мои родители. Неизвестный брат‑близнец имеет право на существование.

Леонид отбил подачу, порывисто заключив меня в объятия.

– Брат! – воскликнул он.

В коридоре мы были не одни. Участие в мелодраме в мои планы не входило, однако это лучше, чем позорное разоблачение.

– Офигеть… – протянул Миша.

Любопытствующие подтянулись ближе, чтобы ничего не пропустить. Я стояла столбом, от всей души надеясь, что на лице моем – растерянность и замешательство. Если тут есть эспер, это не прокатит, но роль свою я буду играть до конца.

Леонид, выпустив меня из цепких объятий, театрально хлюпнул носом, смахнул с щеки несуществующую скупую слезу, оглянулся – и сделал вид, что только теперь заметил любопытных зевак.

– И чего уставились? – сердито спросил он.

Внешне – сердито. Но я чувствовала, что он едва сдерживает смех.

– Вы разлученные близнецы, что ли? – спросил кто‑то смелый.

– Дальше что? Представьте себе, и такое бывает!

– Этот какой‑то мелкий. – В меня ткнули пальцем.

– Потому что я остался в семье, а брата украли цыгане. – Леонид делал вид, что его возмущает этот разговор. – Он рос в худших условиях, чем я.

– Э‑э‑э… – выдавила я, но возражать не стала.

– Яр, пойдем! – Леонид схватил меня за руку. – Нам о многом надо поговорить. Как же это удивительно, что мы оба поступаем в академию!

– Майк! – Я умоляюще посмотрела на Мишу.

Он понятливо кивнул.

– Мы в столовую собирались, – сказал он Леониду. – Ты с нами?

Один вопрос – и поворот на сто восемьдесят градусов. Не я иду за Леонидом, а он – за нами. Честно говоря, я еще не готова к откровенному разговору с тем, чье лицо я украла.

– Я думал, такое только в сериалах бывает, – весело заметил Миша, когда мы пересекали двор, направляясь к зданию столовой.

– Ага, – ответил Леонид. – В латиноамериканских.

– Да ладно, это какая‑то ошибка, – пробурчала я. – Бывают двойники. Я слышал о таком.

Интересно, сколько человек из любопытства решили проверить, не иллюзия ли внешность Леонида или моя. Ведь кому‑то точно пришла в голову такая мысль! Возможно, даже Мише.

Меня прошиб холодный пот. Все же проигрывать в первый же день не хотелось.

– Это могло бы быть ошибкой, если бы в нашей семье не было пропавшего ребенка, – сказал Леонид. – Ничего, если нужны доказательства, сделаем ДНК‑тест. Жаль, родители сейчас за границей. Не хотелось бы сообщать им такую новость по телефону. Ярик, ты не обидишься, если мы повременим?

– Я вообще не хочу ничего менять. Даже если мы братья по крови, мы совершенно чужие друг другу. Я привык считать родными своих приемных родителей.

– Ты жесток, – вздохнул Леонид. – Ничего, мы подружимся. Ты изменишь свое отношение. К слову, все вокруг и так считают, что мы братья. В смысле, просто братья, решившие поступать в одну академию.

– Ничего, это ненадолго, – пообещала я.

Миша понимающе хмыкнул. Он уже на себе испытал, с какой скоростью тут распространяется слава.

– Можем сказать всем, что мы пошутили, – предложил Леонид. – Вот над ним.

Он посмотрел на Мишу.

Любопытно, отчего Леонид так любезен. Будет шантажировать?

– Давай, – согласилась я. – Так о нас быстрее забудут. Не люблю быть в центре внимания.

– Заметано, – кивнул Леонид.

В столовой я взяла две тарелки куриного супа с лапшой. Миша, наоборот, набрал мясных блюд с гарнирами. Леонид остановил выбор на борще, котлете с картофельным пюре и киселе.

О родстве разговора больше не заводили. Леонид лишь поинтересовался, откуда я, как и где жил. Я рассказала ему легенду о Ярославе Михайлове. Потом свою историю поведал Миша. О Леониде мы узнали мало.

– Детство я за границей провел, в Корее. Два года назад вернулся, учился в лицее, готовился к поступлению в академию.

– Папа – посол? – поинтересовалась я.

– Мама работает в посольстве горничной. Отец давно умер.

Я чуть не спросила, как же он попал на императорский бал, да вовремя прикусила язык. Может, выиграл приглашение, как Клава? Правда, та в другом зале находилась…

– Ты же сказал, родители за границей, – напомнил Миша. – Выходит, только мать?

– И отчим, – ответил Леонид.

И все, больше он ничего не добавил. Я прекратила расспросы, потому что почувствовала, тема ему неприятна. Не в моих интересах злить этого парня. Пока он мне помогает, но все может измениться.

Мы немного поговорили об испытании. Леонид вновь выразил восхищение моим поступком, и теперь я точно знала, что оно искреннее. Миша благодарил и смущался. Можно сказать, обед прошел в дружелюбной атмосфере.

Я понимала, что Леонид ждет, когда мы с ним останемся наедине. И что не стоит долго испытывать его терпение.

– Хочу взять кофе, – сказала я. – Вам принести?

– О, давай, – согласился Миша. – И чего‑нибудь сладкого.

– Я тоже не откажусь. – Леонид поднялся. – Пойдем вместе, помогу донести. Майк, ты сиди, а то стол займут.

Народу в столовой, и правда, заметно прибавилось.

– Чего ты хочешь? – спросила я, занимая очередь в кафетерий.

– Я? – Леонид удивился. – Это мне интересно, чего хочешь ты. Зачем тебе… – Он понизил голос до шепота. – … маска?

– Серьезно? Ты не понимаешь? После того, как…

Я замолчала. Все же рядом полно любопытных ушей.

– Почему именно моя? – В голосе Леонида зазвучал металл.

– Потому что… ты рыжий, – выдавила я.

Между прочим, чистая правда.

Леонид рассмеялся: прыснул в кулак, махнул рукой.

– Что ты хочешь за молчание?

– Я? Ничего. – Он вмиг посерьезнел.

Я отвернулась, стиснув зубы. С чего я решила, что Леонид будет молчать? Он играл со мной, как кошка играет с мышью. Да и к черту! Два года тренировок псу под хвост? Сама виновата. Нужно было тщательнее выбирать внешность. Придумать что‑то самой, а не пользоваться шпаргалкой.

Леонид вдруг схватил меня за локоть и вытащил из очереди, бросив тому, кто стоял за нами:

– Мы сейчас вернемся.

Я хотела вывернуться, но он прошипел на ухо:

– Дурью не майся, не привлекай внимания.

Леонид заволок меня в раздевалку, где по случаю летней погоды никого не было. И отпустил.

– Прости. Там могли услышать. Яр, ты решил, что я не буду молчать?

– А ты будешь? – поинтересовалась я, стараясь, чтобы в голосе звучала насмешка.

– Ты за кого меня принимаешь⁈

Возмущение было искренним.

– Леонид, мне очень жаль, что я воспользовался твоей внешностью. – Я говорила о себе, как о парне, но была уверена, что Леонид заглянул за обе личины и знает, что я девушка. – Так получилось. Я не думал, что мы встретимся в академии… вот так. Прошу прощения. Но…

– Есть «но»? – перебил Леонид, поморщившись. – Извинений вполне достаточно.

– Но я прошу тебя… не выдавать меня остальным. Миша тоже ничего не знает.

– То есть, ты уверен, что поступишь? – уточнил Леонид.

– Надеюсь, – ответила я уклончиво. – И вновь спрашиваю, что ты хочешь за молчание?

– Ничего, – процедил он. – Я уже ответил. И это не означает, что я не буду молчать.

– Поможешь мне просто так? Но почему?

– А почему ты помог Мишке?

Я промолчала. Возразить было нечего. То есть, я могла бы рассказать Леониду о том, что Мише негде жить, что ему нельзя было проигрывать. Но поняла, что вступилась бы за любого, с кем на моих глазах обошлись бы подобным образом. И, значит, Леонид злится справедливо. Я отказываю ему… в порядочности.

– Пойдем, – сказал Леонид. – Там наша очередь уже, небось, подошла.

– Не хочу кофе, – ответила я. – Это был предлог, чтобы поговорить с тобой. Пожалуйста, скажи Мише, что у меня живот скрутило. Пусть не ищет. Если время останется, пусть к врачу обратится, чувствительность в суставе скоро восстановится.

Обойдя Леонида, я вышла из здания столовой. Надо успокоиться. После испытания мне придется доложить Александру Ивановичу, что меня раскрыли. Но я хотя бы достойно пройду и третий этап.

Пожалуй, самое спокойное место в академии сейчас – это стадион. Все уже ушли оттуда. Я забралась на верхний ряд трибуны и легла на скамью, уставившись в небо. По нему плыли облака, похожие на сахарных барашков.

Глава 9

– Яр! Ярослав!

Я проснулась от того, что кто‑то тряс меня за плечо. Миша? Какого…

Какого черта я уснула!

Подскочив, как ошпаренная, я чуть кубарем не покатилась по ярусам трибуны. Миша успел схватить меня буквально за шиворот.

– Да не лети ты так. Успеем, – проворчал он.

– Не опаздываем? – уточнила я, переводя дыхание.

– Вот ты опоздал бы. Если бы я послушал твоего совета.

Миша и выглядел обиженным, и чувствовал обиду. Это когда я успела? Неужели из‑за того, что сбежала после разговора с Леонидом? Кстати, Миша пришел без него.

– Мне нужно было побыть одному, – вздохнула я. – Спать… не планировал.

– И что он тебе такого сказал? – угрюмо поинтересовался Миша. – Чего хочет за молчание?

Что и требовалось доказать. И это неудивительно, Миша не дурак, в сказку о близнецах не поверил. Наверняка, не он один.

Я села на скамью.

– А ты? – спросила я его. – Ты чего хочешь?

– Мне не нужно ничего хотеть. – Он сел рядом. – Я ж для тебя золотая рыбка. Только желаний два, а не три. Тебе достаточно пожелать, и я буду нем… как рыба.

– Если б не это… что бы ты сделал?

– Ничего, – ответил Миша.

Наученная горьким опытом, я не стала уточнять, почему.

– Спасибо. В этом, пожалуй, нет никакого смысла, но… спасибо, Миш.

– Почему нет? Ленька молчать не хочет?

– Он ответил так же, как и ты.

– Тогда почему?

– Помнишь, сколько человек наблюдало за встречей «братьев»? – усмехнулась я. – Наверняка, кто‑то еще…

– Не… – Миша отрицательно мотнул головой. – Я ж первый успел. И щит поставил. Его никто пробить не смог.

Я ошалело на него уставилась. О том, что есть защита от любопытных, я знала. Но ходить с щитом в обществе магов не принято. А мой, к тому же, хоть и трудно пробить, но легко почувствовать. И как я не поняла, что меня прикрыли щитом? Ой, позорище…

– Если спросишь, почему, дам в глаз, – мрачно пообещал Миша.

– Почему? – брякнула я.

Он напрягся и развернулся ко мне всем корпусом.

– Почему в глаз? – поспешила уточнить я.

– А ты куда предпочел бы? В ухо?

– Да без разницы! – разозлилась я.

И почему они оба продолжают обращаться ко мне, как к парню⁈ А этот еще и ударить хочет!

– Яр, ты прости, и я не должен был лезть, – примиряюще произнес Миша. – Понимаю, почему ты скрываешь лицо. Эти шрамы…

Так, стоп! Так он заглянул за первую личину! И не тронул вторую. Может, и Леонид – тоже? И ведь не спросишь…

– Давай закроем тему, – поспешно перебила его я. – Я благодарен тебе за то, что ты сделал. Будем считать, что долг ты вернул. – Я поднялась. – Пойдем, а то ведь опоздаем.

Миша заметно хромал, но от лечения отказался наотрез.

– Терпимо, – сказал он. – Потом.

Я не настаивала, чтобы не становиться похожей на курицу‑наседку.

Списки прошедших второй этап уже вывесили. В них я нашла свою фамилию, Мишину, Леонида… и Венечки Головина. Неужели этот гад – эспер? Иных причин для вопиющей несправедливости я не видела.

К слову, нас осталось не так уж и много. И Венечку я видела. Он сверлил меня взглядом, полным ненависти и презрения.

– Вызова, как я понимаю, ждать не стоит, – процедила я, обращаясь к Мише.

– Не жди, – хохотнул он, проследив мой взгляд. – Он не может.

– Это еще почему?

– Потому что я его вызвал, когда он пытался вызвать тебя.

– Что‑то я этого не заметил.

– Он вас с Ленькой перепутал.

– Это когда…

– Ну да, ты ушел из столовой, а этот… – Миша кивнул в сторону Венечки. – … подвалил к Леньке. Ленька, кстати, не стал разубеждать, что он – не ты. Но я вмешался. Ленька будет секундантом.

Они уже подружились, что ли? Я испытала иррациональное чувство ревности. Я Мишку дольше знаю! А в секунданты, значит, Леньку…

– Ты не обижайся, тебе нельзя, – виновато произнес Миша. – Ты лицо заинтересованное.

Разве что так.

Третьего этапа я не боялась. Проводить его будет эспер, и Александр Иванович не позволит подчиненному завалить меня на полиграфе.

Когда подошла моя очередь, меня пригласили в маленькую комнату без окон, усадили на стул и опутали проводами. Датчик артериального давления, датчик дыхания, датчик мимики лица, датчик потоотделения…

Пока прибор подключали, я закрыла глаза, чтобы максимально расслабиться.

Экзаменатор, мужчина лет тридцати, высокий, светловолосый, показался мне смутно знакомым. Возможно, он когда‑то был моим наблюдателем? Как я поняла гораздо позже, они не прятались, и могли примелькаться мне, на подсознательном уровне. Впрочем, это сейчас неважно.

– Отвечать «да» или «нет», – сказал он. – Вопросов не задавать. Нарушения этих правил тоже фиксируются. Все понятно?

– Да, – ответила я.

– Ваше имя Ярослав Михайлов?

– Да, – солгала я, в уверенности, что параметры останутся в норме.

Зря я, что ли, столько тренировалась?

Несколько вопросов для калибровки полиграфа – обычных, без подвоха. И тест на числа. Их всего девять – одиннадцать, двадцать два, тридцать три и так далее, для быстрого запоминания. Я вытянула карточку с числом пятьдесят пять.

– Это число одиннадцать? – спросил экзаменатор.

– Нет.

– Семьдесят семь?

– Нет.

Он перебирал числа, пока я не ответила «да».

А после теста началась жесть. Я знала, что будет выбрана тема, где меня попытаются поймать на лжи. Для этого один и тот же вопрос задается в разных вариантах. Список примерных тем мы обсуждали с Савой и Матвеем. Вот только никто из них не догадался, что меня будут спрашивать о девственности.

И правда, кому в голову придет пытать парня, девственник он или нет! Спрашивают об алкоголе, запрещенных веществах. О семье, о родственниках. О нарушениях закона. Об отношении к тому или иному политическому событию, в конце концов. Мне же устроили форменный допрос с пристрастием о моей сексуальной жизни.

Нашли, о чем спрашивать!

Уж не знаю, была ли эта экзекуция спровоцирована Александром Ивановичем или экзаменатор таким образом мстил за протекцию того же Александра Ивановича. И знать не хотела.

– Вы предохраняетесь, когда занимаетесь сексом? Да или нет?

Убила бы! Да или нет, неважно. Это опровергает мои предыдущие ответы о том, что сексуального опыта у меня нет. И злиться нельзя, и отвечать правдиво нет никакой возможности. И так два часа!

В какой‑то момент я обнаружила, что сижу на лавочке, то ли в сквере, то ли в парке. Уже стемнело. Где‑то неподалеку шумит дорога. Рядом кто‑то шуршит пакетом.

– Это… где? – спросила я, едва ворочая языком.

– О, очнулся! – обрадованно произнес Миша. – Лень, открыл? Давай.

Мне в руку сунули бутылку. Я вдруг поняла, что очень сильно хочу пить, глотнула из горлышка – и чуть не захлебнулась от неожиданности.

– Пиво! – воскликнула я, вытирая лицо.

– А ты чего хотел? Водки? – поинтересовался Миша.

– Воды.

– Вода тебе не поможет.

– Яр, ты с полиграфа, как зомби вышел, – сказал Леонид. Куда ж теперь без него! – Мы тебя до лавочки доволокли. Миша за пивом сбегал. Ты пей, полегчает.

Гори оно все синим пламенем! Испытание позади, можно и расслабиться. Я глотнула пива и почувствовала, как по телу разливается приятное тепло.

– Результаты завтра, – услышала я голос Леонида.

Все завтра. Завтра узнаю результат испытания. Завтра заберу машину, за руль мне уже нельзя. Завтра получу нагоняй от Александра Ивановича. И поругаюсь с ним тоже завтра, потому что молчать не намерена. С Ленькой он меня подставил.

– Дуэль тоже завтра? – вспомнила я.

– Нет, – ответил Миша. – Послезавтра. А не завалиться ли нам в кабак?

– Без меня, – отказалась я. – Я домой. А вы идите.

Как ни странно, пиво мозги не затуманило, а прояснило. Я отправилась к станции метро пешком. И совсем не удивилась, когда в полупустом вагоне рядом со мной сел Сава.

Глава 10

Смотреть на Яру в облике парня – то еще удовольствие. Гораздо хуже – осознавать, что сам сделал ее такой. Пусть не по своей воле, но со всем тщанием.

Савелий мог видеть настоящее лицо Яры сквозь обе маски, но избегал этого. Ему надо привыкать. Как бы не было больно, надо заставить себя относится к Яре, как к парню. Если она справляется, чем он хуже⁈ А ведь ей труднее, чем ему.

На испытании в академии старшекурсники помогали с организацией: готовили локации, расставляли, убирали. Сопровождали, если в том была необходимость. И Савелий тоже помогал. Только Яре на глаза старался не попадаться.

А она справлялась… даже чересчур хорошо. Поселить в квартире парня – и не попасться. Дать в морду наследнику Головиных – и выйти сухой из воды. Встретить своего двойника – и сыграть его брата. Савелий мог по праву гордиться своей ученицей.

Он и гордился бы, если б совесть была чиста.

– Привет, – равнодушно произнесла Яра, едва скользнув по нему взглядом.

Савелий не решился бы нарушить прямой приказ Александра Ивановича, если бы не состояние Яры. С третьего этапа испытания она вышла в состоянии сомнамбулы. Савелий надеялся, что ей помогут ее новые друзья, но Яра от них сбежала. Хорошо, что за руль не села.

– Как дела? – спросил Сава.

Глупый вопрос. Но его волнение Яра чувствует и без слов.

– Прекрасно, – ответила она.

И этот голос… Чужой, низкий… Савелий с трудом подавил вздох, представив, как долго он не услышит чудесный, звенящий серебром голос Яры. И тут же одернул себя. Не ему им наслаждаться. Не далее, как сегодня утром отец прямым текстом заявил, что пора готовиться к официальной помолвке.

– Яр, прости. – Савелий зябко повел плечами. – Я не мог сказать.

– О Леониде? – уточнила Яра. – Или о полиграфе? Впрочем, без разницы, даже если обо всем сразу. Очередная клятва о неразглашении. Понимаю. Не виню.

Прежняя Яра расстроилась бы. Прежняя Яра спросила бы с обидой, почему он знал, но ничего не сказал. Савелий породил чудовище.

– Что не так с полиграфом? – поинтересовался он. – Я знал только о Леониде. Вспомни, ты же с Матвеем была, когда личину впервые показывала, а я…

– Избавь меня от подробностей, – поморщилась Яра. – Я же сказал, что не виню.

– А я узнал позже, – упрямо договорил Савелий. – От Александра Ивановича. Он и запретил…

Мимо них прошел подвыпивший мужчина, обеими руками хватаясь за поручни.

– Яр, что с полиграфом? – Савелий повторил вопрос, дождавшись, когда мужчина выйдет из вагона на остановке.

– Ничего. – Яра устало потерла виски пальцами. – Наверное, я его не прошел. Первый этап тоже завалил. И меня раскрыли в первый же день. Но я уже зачислен, так что это неважно. Ты один? А где Матвей?

– Понятия не имею, где Матвей. Днем был на практике. Яр, почему у меня стойкое ощущение, что ты не рада… не рад меня видеть?

– Потому что это правда. Но это не имеет отношения к тебе лично. Я так устал, что ничего не чувствую.

Она следовала правилам, говорила о себе, как о мужчине, в любой ситуации. А Савелий сбивался, и это его жутко злило.

– Я тебя провожу, – сказал он.

– Не стоит, – отозвалась Яра.

– Я провожу, – повторил он.

Автобуса Яра ждать не стала, пошла пешком. Савелий держался рядом, и молчать было как‑то глупо.

– А что этот… Леонид? Он ведь промолчал, верно?

– За маску он заглянул, но я не знаю, за первую или за обе. Подыграл. Даже развлекся. Сказал, что будет молчать.

– Почему? Он что‑то попросил за молчание?

– Ничего. И Мишка тоже ничего.

– Мишка? Этот тот, который у тебя живет? Он тоже знает⁈

– Этот только о шрамах. Он так сказал.

– Александр Иванович был прав… – пробормотал Савелий.

– Он всегда прав, не находишь? – усмехнулась Яра. – В чем на этот раз?

Впервые за последний час она проявила хоть какую‑то эмоцию. Савелия это порадовало.

– Он говорил, что твой секрет будут хранить. Кто‑то, возможно, не бескорыстно, но сплетни о том, что Ярик Михайлов – девушка, не появится.

– Еще неизвестно, – возразила Яра. – Может, уже завтра вся академия гудеть будет.

Она остановилась возле магазина.

– Сав, я зайду, а ты иди. До дома недалеко. Миша может раньше меня вернуться. Спасибо, что проводил.

– Ты завтра к Александру Ивановичу пойдешь? – спросил Савелий.

– А есть выбор?

– Увидимся там. Мне надо с тобой поговорить.

Он отступил в тень. Дождался, когда Яра выйдет из магазина. Проводил ее до подъезда. Убедился, что зажегся свет в окнах ее квартиры.

Два года прошло, а легче не стало. Ни на толику. Савелий пытался пуститься во все тяжкие, убеждал себя в том, что желание быть с Ярой происходит из банальной недоступности этой девушки, взывал к чувству долга перед родом. Бесполезно. Савелий желал Яру, и ничего не мог с этим поделать. Это и есть любовь? Или все же одержимость?

Успокаивало одно, Яра не встречалась ни с кем другим. А его невеста не спешила возвращаться из‑за границы. И таинственный бастард императора еще не заявил на Яру свои права.

Савелий понимал, почему Яра не давала волю чувствам. Он ведь ощущал ее эмоции. Слова ничего не значили. Яра выбрала его сердцем. И запретила себе любить. Он понимал. Яра слишком слаба, чтобы идти против императора. Слишком зависима. Слишком беззащитна.

Он понимал и то, что это временно. Эспер с десятым уровнем – это сила, с которой придется считаться даже императору. Разумеется, если Яра не полезет на рожон.

А еще Савелий помнил о клятве, что дал два года назад. Клятва на крови не позволит ему выбрать род. Его долг и честь принадлежат той, кому он дал клятву. Яра то ли забыла об этом, то ли не придавала клятве никакого значения. Она оставила попытки разобраться в том, что произошло более десяти лет назад. Или терпеливо ждет подходящего момента. И это разумно.

Матвей появился неожиданно, будто вышагнул из темноты.

– Предупреждать надо, – проворчал Савелий. – Ты давно тут?

– Ты к Яре первый подошел, я не стал мешать.

Значит, дышал в затылок. Да так, что ни Савелий, ни Яра его не почувствовали. Недаром Матвея во внешнюю разведку забрали.

До ближайшей станции метро шли пешком. В районе, где жила Яра, теплый летний вечер пах цветами из палисадников и жареной картошкой из распахнутых окон. Бубнил телевизор, играла музыка, пели песни под гитару.

– Как практика? – спросил Савелий.

Вообще, Матвею ее уже засчитали. Он принимал активное участие в подготовке Яры к академии, и Александр Иванович сказал, что будет справедливым оценить его старания. Но, тем не менее, использовал племянника для мелких поручений, «дабы создать видимость».

– Сегодня важную особу встречали. В аэропорту, – сообщил Матвей.

– Да? И кого же? – поддержал разговор Савелий.

– Анастасию Астор.

Удар удалось перенести стойко.

– И как она? – спросил Савелий, помолчав. – Страшная?

– Можно подумать, ты фотографий не видел! – хохотнул Матвей.

– Принципиально не смотрел.

– Вот и меня не спрашивай. Кто я такой, чтобы оценивать внешность твоей невесты?

– Друг, – буркнул Савелий. – Ничего, вот найдет дед тебе невесту…

– Он уже пытался.

– И как?

– Сошлись на том, что моя профессия и семейная жизнь несколько несовместимы.

– Логично, – согласился Савелий. – Я тебе завидую.

– Не завидуй, – сказал Матвей. – Мать объявилась.

– Чья? – сдуру брякнул он.

– Моя, чья ж еще. Просит о встрече. А я не хочу ее видеть.

– И? – осторожно спросил Савелий.

Просто так Матвей не стал бы таким делиться.

– Пойдем вместе? При тебе она не будет нести всю эту чушь о том, как она страдала в разлуке. Короткая встреча. Вроде как и я сыновий долг исполнил, и она не в обиде.

Савелий хотел сказать, что это несерьезно. Что Матвей, вообще‑то, взрослый, и проблемы свои должен решать самостоятельно. Что, возможно, ему стоит выслушать мать, попытаться понять и простить. Мало ли что произошло много лет назад. Но Савелий напомнил себе, какой Матвей скрытный и замкнутый, когда дело касается чего‑то личного. В каком же он отчаянии, если решился на такую просьбу?

– Хорошо, – согласился Савелий. – Без проблем.

Глава 11

Неожиданности не случилось, я нашла себя в списке поступивших. Миша и Леонид тоже отнеслись к поступлению, как к чему‑то естественному, будто ни секунды не сомневались в успехе. Эсперы? Оба? Или просто мальчишки, уверенные в собственных силах. Впрочем, Миша обрадовался.

– По‑моему вышло, – сказал он. – Перееду в общагу, и байк не придется продавать.

– Надеешься прожить на стипендию? – скептически поинтересовался Леонид.

– Да уж как‑нибудь, – отмахнулся Миша. – До начала занятий еще две недели, подработку найду. Ярик, а ты чего такой кислый?

Леонид одарил меня насмешливым взглядом. Еще бы, он знал, кто причина моего плохого настроения. И ведь не подкопаешься! Логично, что «братья» держатся вместе. А Мише нравится общество этого…

Справедливости ради, Леонид ничего плохого мне не сделал. Это я украла его внешность, за что теперь и расплачиваюсь. И посмеивается он надо мной, потому что знает мой секрет. Так что чувство неловкости рядом с Леонидом – мое наказание.

– Все еще в себя не могу прийти после вчерашнего, – пробурчала я в ответ на вопрос Миши.

– Ты эспер? – вдруг спросил он, прищурившись.

– А ты? – вскинулась я.

Мы отошли от толпы в сторону, и услышать нас мог только Леонид.

– Я первый спросил, – заметил Миша.

– Хотелось бы знать, почему. Ты сомневаешься, что я честно прошел испытание?

Поругаться нам не позволил Леонид.

– Список поступивших составлен не по алфавиту, – сказал он. – А по количеству набранных баллов. Яр, твоя фамилия не в конце, поэтому какие могут быть сомнения?

– Да я просто так, – смутился Миша.

– Я эспер, – заявил Леонид. – Надеюсь, это останется между нами.

Что ж, его насмешливые взгляды стали еще понятнее. Он прекрасно знает, какие эмоции я испытываю.

– Я тоже, – призналась я. – И тоже надеюсь на вашу порядочность.

Александр Иванович говорил, что чем позже однокурсники узнают о том, что я девушка‑эспер, тем лучше. Но какой смысл скрывать вторую половину моего секрета от тех, кто знает первую? Да и не будут они трепаться обо мне, это и так понятно.

– Серьезно? – выдохнул Леонид.

Он не скрывал изумления, и даже внешне чуточку побледнел. Если у меня и оставались сомнения, что он заглянул под обе маски, то сейчас от них не осталось и следа.

– Доказательства нужны? – Теперь уже я позволила себе насмешку. – Их не будет.

– И что тебя так удивило? – спросил его Миша. – Я вот… тоже. И что?

– Да как же… – начал было Леонид, но осекся, перехватив мой взгляд.

Сообразил, что Миша знает не все.

– Миш, ты поступил бы и без моего вмешательства! – воскликнула я, переходя в нападение. – Вот же… врун! Целый спектакль устроил!

– Минуточку! Не один я скрывал, – возразил Миша. – А что до матушки, то чистая правда. Она не хотела, чтобы я тут учился.

– Тебе заблокировали бы дар, – сказала я.

– Вот именно!

– Короче! – Леонид шагнул к нам, приобнял обоих за плечи и произнес проникновенным шепотом: – Не ссорьтесь, мы все в одной лодке. И чего разорались, как дети малые? Славы захотелось?

И то верно, в нашу сторону уже поглядывали с любопытством.

– Прошу прощения, – сказала я. – Не сдержался.

– Яр, и ты прости. – Миша положил мне руку на другое плечо. – Ты, правда, выручил меня дважды.

– Да забей, – поморщилась я. – Я ни о чем не жалею.

– Я предложил бы держаться вместе. – Леонид уставился на меня. – Но, если тебе неприятно мое общество, навязываться не буду.

– Я тебе потом скажу, что мне неприятно, – пообещала я. – Наедине.

И, в свою очередь, коснулась ладонями плеч Миши и Леонида. Отказываться от такой дружбы глупо, да и не хотелось. К Мише я успела привыкнуть, а Леонида надо держать при себе, чтобы не учудил чего. В конце концов, его я пока знаю плохо.

– Это надо отметить, – обрадовался Миша. – Поступление, и вообще. Как удачно получилось!

– Полагаю, мы тут не одни такие, – заметила я. – Венечка?

Я посмотрела на Леонида.

– Наверное. – Он повел плечом. – Наверняка не знаю.

– Да ладно! Если его после такого фокуса прилюдно не вышибли…

Миша с сомнением посмотрел на толпу возле стенда со списком поступивших, будто хотел увидеть там Венечку. К слову, его там не наблюдалось.

– С ним дружить не собираюсь, – предупредила я.

– Само собой, – согласился Леонид.

– Миш, какое оружие? – вспомнила я о дуэли.

– Огнестрельное.

– Ого!

– Я не промахнусь, – улыбнулся он.

– Может, в другом месте поговорим? – предложил Леонид. – Мы ж отметить хотели.

– Без меня, – отказалась я. – У меня есть дела.

– Тогда позже. Вечером? – спросил Миша.

– Я, в принципе, не любитель клубов, кабаков и баров. И напиваться не люблю.

– Я тоже, – неожиданно поддержал меня Леонид.

– Может, у нас… – Миша осекся. – У тебя дома, Яр? Ты иди, куда надо, а я все приготовлю. Напиваться не будем. По бутылочке пива – это же норм?

Я представила, как обрадуется Александр Иванович оргии на конспиративной квартире… и согласилась.

– Тебе темного или светлого? – не отставал Миша. – Лень, ты ж придешь?

– Я даже помогу, – пообещал Леонид.

– Светлого, – сказала я. – Кошке чего‑нибудь сладкого возьмите.

– Кошке… сладкого? – удивился Миша.

Карамелька при нем булочки не ела, факт. И я не проговорилась. Просто… Какие теперь секреты?

– Возьмем, возьмем, – пообещал Леонид. – Пирожные подойдут? Какие?

– Любые, – фыркнула я.

А этот решил, что сладкого хочется мне. Ну да, я же девочка.

К слову, Леонид достаточно быстро принял тот факт, что я – эспер. В том смысле, что девушка может быть эспером. Интересно, почему?

Отдав Мише ключи от квартиры, я отправилась к машине. Уже завтра можно будет оформить документы, получить ордер на заселение в общежитие и даже переехать. В комнату Савы. А потом, если Александр Иванович чего‑нибудь не придумает, у меня – наконец‑то! – появится свободное время. И, пожалуй, проведу я его с пользой.

– Яр! Ярик! – окликнул меня Леонид.

В машину я села, но дверь захлопнуть не успела.

– Чего? – спросила я, когда он подошел ближе.

– Ты обещал сказать, – напомнил он. – Наедине.

– Не терпится?

– Ты вроде как в гости пригласил, а между нами еще нет ясности.

– Хорошо, давай начистоту. – Я вышла из машины. – Лень, ты же понял, кто я?

– Даже узнал, – не стал лукавить он. – Ты яркая девушка, Яра. Тебя невозможно забыть.

– Ты сказал, что сохранишь мой секрет. А ты понимаешь, что он – не мой? Что я притворяюсь парнем не по своей воле?

– Ну… Я догадываюсь, почему так. Если ты – эспер… Это же не шутка?

– К сожалению, не шутка. И как ты думаешь, мне легко?

– Нет, пожалуй, – согласился он.

– Ты постоянно надо мной насмехаешься. Я понимаю, это весело. Девушка в мужском коллективе. Но мне это неприятно. Ничего личного. Я всего лишь объясняю тебе, почему ты ощущаешь мою неприязнь. Запрещать тебе веселиться я, естественно, не буду. И не хочу, если честно.

Леонид помрачнел. Теперь досаду и неловкость испытывал он.

– Прошу прощения. – С ответом он не медлил. – Я как‑то не подумал… И не хотел, правда.

– Проехали.

– Яр, а Мишка… он же…

– Он заглянул за первую маску. Во всяком случае, он так мне сказал.

– А ты не…

– Не думаю, что мне долго придется хранить этот секрет. А до того времени пусть все остается так, как есть. Хорошо?

– Договорились, – кивнул Леонид. – Лады, до вечера.

Встречу с Александром Ивановичем я запросила еще вчера, условным звонком, на который никто не ответил. Мне перезвонили через полчаса и сообщили адрес. Туда я сейчас и отправилась.

Александр Иванович молча выслушал мой доклад, пропустил мимо ушей все мои шпильки относительно собственной хитрости, а когда я выдохлась, сказал:

– Яра, ты молодец. Я очень доволен результатами испытания.

Честное слово, я поняла бы, если бы он меня отчитал. Но похвала повергла меня в шок.

– Вы серьезно? – выдохнула я.

– Вполне.

– А‑а‑а… – осенило меня. – Есть «но»?

– Нет. Ты до сих пор не поняла, почему я заставил тебя пройти через это?

Он нарисовал в воздухе круг пальцем, намекая на мой внешний вид.

– Откровенно говоря, нет.

– Что ж… – Он взглянул на меня с сомнением. – Пусть это будет твоим домашним заданием. Бессрочным. Скажешь, когда поймешь.

После этих слов спрашивать, почему он не предупредил о Леониде, было бессмысленно. Не ответит.

– Чем планируешь заняться? – поинтересовался Александр Иванович. – У тебя есть две недели отдыха.

– Вот и буду… отдыхать. Валяться на кровати, плевать в потолок и есть конфеты.

– Все дерзишь, – вздохнул он. – Может, хочешь съездить куда‑нибудь? Море, например? Я оплачу путешествие.

На всякий случай я ущипнула себя за руку. Вдруг сплю? Как‑то все это… странно.

– Я хочу съездить в Москву. На машине и за свой счет, – ответила я. – На несколько дней. С тех пор, как переехала сюда, ни разу на кладбище не была. Хочу навестить могилы Николая Петровича и Ларисы Васильевны.

– А и поезжай, – согласился Александр Иванович. – В общежитие заселишься – и поезжай. Могу с жильем помочь.

– Спасибо, я сама.

– Как хочешь. И об отдыхе подумай.

– Подумаю. Спасибо.

Все очень даже хорошо складывалось. От Москвы до Калужской губернии гораздо ближе, чем от Санкт‑Петербурга. Я предполагала, что мама вернулась к своим родителям, а имение Годуновых располагалось под Калугой. Если же она не там, то поиски лучше начать с этого места.

Глава 12

Дед, как ни странно, встрече матери и сына не препятствовал. Матвей всегда знал, что от главы рода ничего не возможно утаить. Он и не пытался.

– Ты, Матвеюшка, не ребенок, сам разберешься, – сказал дед. – Не скрою, я не хотел, чтобы вы встречались. Но теперь… – Он махнул рукой. – Верю в твою разумность. Полагаю, мать твоя с правдой явилась. Так ты не маленький, сам решишь, что с той правдой делать.

– С какой правдой? – напрягся Матвей. – Может, лучше ты мне расскажешь?

– Нет, не расскажу, – отказался дед.

И твердо так, что у Матвея пропало все желание настаивать. А дед внезапно смягчился, пояснил:

– Я слово дал, что от меня ты о том никогда не узнаешь. И запомни! Я ни о чем не жалею.

Интрига, однако. Хотя… Какую правду могли скрывать от ребенка? Ту, что мать его предпочла сыну любовника? Так это Матвей давно знает. Или, к примеру, дед заплатил, чтобы мать исчезла из жизни сына? И кто виноват, что она предпочла взять деньги?

Говорили они за завтраком. После того случая с полковником Нестеровым отношение деда к внуку изменилось. Они все чаще общались, как дед и внук, а не как начальник и подчиненный. И совместные завтраки, а иногда и ужины, больше не походили на пытку. Дед принял выбор Матвея и, кажется, даже гордился внуком.

Встретиться с матерью договорились в кафе на Невском. Матвей специально выбрал публичное место. Оживленное, не располагающее к доверительной беседе.

Сава пришел первым. Коротко кивнул, сел и уставился в огромное панорамное окно.

– Проблемы? – спросил Матвей.

– Одна. – Сава кисло улыбнулся. – Жаль, тебя на встречу с невестой не взять.

– Я могу составить тебе компанию.

– Не сомневаюсь. Но это уж совсем… – Он вздохнул. – Ничего, я справлюсь.

– Не сомневаюсь, – повторил его слова Матвей.

Мать не опоздала. Матвей не представлял, как она выглядит. У него не осталось детских фотографий, да они и не помогли бы, ведь прошло около двадцати лет. Вероятно, мать постарела.

Он удивился, когда за столик села молодая женщина, на вид лет тридцати пяти, с милым кукольным личиком, обрамленным кудряшками. Платье из дорогого шелка, босоножки на высоком каблуке.

– Простите, но… – начал было Матвей, поднимаясь.

Сава тоже встал. Для того, чтобы поприветствовать женщину.

– Сынок, – выдохнула она, обращаясь к Матвею.

И глаза ее увлажнились.

– Варвара Ильинична? – уточнил Матвей.

– Мама, – укоризненно поправила его она.

– Добрый день, Варвара Ильинична, – твердо произнес Матвей.

– Ах, сразу заметно, кто тебя воспитывал! – воскликнула мать, смахивая с уголка глаза несуществующую слезинку. – Вылитый Петр Андреевич! И это несмотря на то…

Она осеклась, и показалось, что только теперь она заметила Саву.

– Ты пришел не один? – спросила она.

– Мой друг Савелий Бестужев, – сказал Матвей. – Мы вместе учимся в академии. И у нас мало времени…

– Но сейчас же каникулы! – Варвара Ильинична перебила сына.

– У нас практика, – вежливо заметил Сава.

– Что, даже чашкой чая мать не угостишь? – В ее голосе появились капризные нотки.

– Разумеется, угощу. Какие пирожные ты любишь?

Матвей старался быть любезным. И у него это получалось.

– Вообще, я слежу за фигурой. – Варвара Ильинична оглянулась на витрины с пирожными и тортами. – Здесь когда‑то подавали «Буше»…

Матвей понимающе кивнул и заказал чай и пирожные.

Разговор не клеился. Нельзя же считать серьезным разговором восторженные восклицания этой странной женщины, по какому‑то недоразумению являющейся его матерью!

– Каким взрослым ты стал! Какой ты у меня красивый! Как ты вырос!

Она то и дело брала его за руку, заглядывала в глаза, словно ища поддержки. А Матвею было тошно. Кажется, где‑то в глубине души он надеялся, что мама окажется милой и скромной женщиной, и что с первого же взгляда между ними установится особенная связь. Все же она его мать…

И сочувствующие взгляды Савы настроения не улучшали.

Матвей сдержанно рассказал об учебе в кадетском училище, ответил на вопрос о том, есть ли у него девушка. Сам он ни о чем не спрашивал, подчеркивая, что ему неинтересно, где и как живет мать. Он не знал, замужем ли она, есть ли у него братья и сестры.

Варвара Ильинична, наконец, допила чай.

– Нам, пожалуй, пора… – Матвей попытался встать, но она схватила его за руку.

– Матвей, нам надо поговорить! Наедине…

Собственно, этого он и ждал.

– Я подожду на улице, – сказал Сава, поднимаясь.

И незаметно подмигнул Матвею, уходя.

– Я внимательно вас слушаю, Варвара Ильинична.

Матвей напомнил о себе, так как мать не спешила начать разговор. Она теребила в руках салфетку, будто нервничала.

– Он сделал из тебя Шереметева, – с горечью произнесла Варвара Ильинична, поднимая на Матвея взгляд.

– Что, простите? – переспросил он. – Кто?

– Петр Андреевич. Твой так называемый дед, – ответила она на последний вопрос.

– Я вас не понимаю.

Нехорошее предчувствие. Матвей не эспер, как Сава, но иногда ему казалось, что он что‑то ощущает. Вот как сейчас – приближение конца света. Не буквально, конечно, но…

– Павел Шереметев – не твой отец. Я вышла за него, нося под сердцем не его ребенка.

Кровь ударила в голову. Так вот о какой «правде» говорил дед! Или… не дед вовсе, если это не ложь.

Усилием воли Матвей заставил себя успокоиться.

– Доказательства? – поинтересовался он спокойно.

– А какой смысл лгать? – усмехнулась Варвара Ильинична. – Но можешь спросить у Петра Андреевича, он подтвердит.

– Он называет меня своим внуком, – возразил Матвей. – И вот.

Он показал ей знак рода на запястье.

– Ах, это… – отмахнулась Варвара Ильинична. – Он принял тебя в род Шереметевых, знак – всего лишь магическое отражение его воли.

– Что‑то я не понимаю, зачем боярину Шереметеву принимать в свой род… даже не бастарда, а чужого по крови ребенка.

Матвей криво усмехнулся. Он догадывался, каким будет ответ. Но все же хотел услышать это от матери.

– У нас с Павлом была связь до свадьбы. – Варвара Ильинична облизнула губы. – А до него… с другим. Я была уверена, что беременна от Павла. Но когда ты родился, оказалось, что он не твой отец.

Так просто. Матвей вдруг понял, что его шокирует не правда о собственном происхождении, а то, с каким спокойствием мать о ней рассказывает. Они чужие друг другу, верно. Но ведь не он искал встречи. И встреча эта – не желание матери увидеть сына. Смысл в чем‑то ином.

– Петр Андреевич не захотел скандала. Честь рода для него превыше всего. – Губы Варвары Ильиничны изогнулись в холодной улыбке. – Он заставил Павла принять тебя, как родного сына. А после, когда я захотела развестись с Павлом, не позволил мне тебя забрать. По условиям нашего соглашения я не имела права приближаться к тебе до твоего полного совершеннолетия.

Соглашение? Значит, Матвей и тут угадал. Матери взяла деньги. Она его продала.

– Чего вы хотите? – спросил Матвей, когда она замолчала.

– Я? – Удивление было наигранным. – А ты? Разве ты не хочешь узнать имя своего настоящего отца?

– Пожалуй, нет. – Матвей ничуть не покривил душой. – Если захочу, спрошу у дедушки.

– Он не ответит, – возразила Варвара Ильинична. – И Павел не скажет. Они поклялись на крови, что не откроют тебе имени. Только я могу…

– Полагаю, за вознаграждение? – перебил ее Матвей. – Я вас разочарую, у меня ничего нет. Я получаю стипендию, но в остальном мои нужды…

– Это неправда! – Теперь она его перебила. – Ты богат! Я знаю это наверняка! Не может быть, чтобы он…

Она вдруг замолчала. Поджала губы.

– Мне жаль. – Матвей грустно улыбнулся. – Вы, должно быть, что‑то неверно поняли. Но даже будь я богат, я не дал бы вам ни копейки. Вы продали меня однажды. Этого достаточно. К слову, я благодарен вам за это.

Он поднялся и по‑военному резко склонил голову.

– Честь имею откланяться.

Варвара Ильинична ничего не ответила, но отчего‑то Матвей был уверен, что их встреча – не последняя.

Сава ждал на улице, как и договаривались. Он молча подхватил Матвея под руку и потащил куда‑то. Матвей и глазом моргнуть не успел, как очутился в собственной машине, на пассажирском сидении. В после – в зале, наедине с боксерской грушей.

– Бей! – услышал он голос Савы. – Со всей дури!

И, наверное, это было идеальным решением. Где‑то через полчаса, выбившись из сил, Матвей сидел на скамье и тяжело дышал, обливаясь потом. А на душе стало легче.

Сава ни о чем не спрашивал. Матвей сам рассказал ему, о чем узнал от матери.

– Лично мне все равно, кто ты по происхождению, – сказал Сава. – Но не обманывай себя, ты хочешь узнать, кто твой настоящий отец.

– Я спрошу у деда, но, кажется, она не солгала.

– У дяди спроси, – посоветовал Сава. – Он точно все знает. И навряд ли давал клятву о неразглашении.

– Пожалуй, – согласился Матвей. – Но он скажет только в том случае, если захочет.

– Сделай так, чтобы захотел. До дома подбросишь? Не хочу опаздывать… на первое свидание.

Сава произнес это с видом приговоренного к смертной казни.

– Хочешь, я где‑нибудь поблизости буду? – предложил Матвей.

– Нет. Спасибо, но нет. Я сам. Сам, – ответил Сава. – Ты завтра приходи в общагу, Яра вселяться будет, хоть пообщаемся с ней нормально.

– Нормально – это когда она девушка. – Матвей содрогнулся, вспомнив Ярика. – Но я приду.

А что, собственно, изменилось? Да ничего. Родителей у Матвея с рождения не было. Его воспитывала няня, после – дедушка. И он от Матвея не откажется. Сказал же, что ни о чем не жалеет. Плюнуть, растереть и забыть. Но узнать имя… так, на всякий случай…

Подбросив Саву к дому, Матвей остановился у ближайшего таксофона.

– Дядь Саш? Мне нужно с тобой поговорить. Нет, не по работе. Нет, ничего не случилось. Нет, лучше не дома. К тебе? Хорошо, я вечером подъеду.

Как там Сава посоветовал? Сделать так, чтобы дядя захотел сказать правду? Можно и так, если по‑хорошему не получится.

Глава 13

Как и положено приличной барышне, Анастасия на свидание опаздывала. Савелий, не заморачиваясь, назначил его в торговом центре. Тут и кафе есть, и кинозал, и магазинчики с дорогими безделушками, и музей. Развлечения на любой вкус, и ходить далеко не надо.

Место встречи – на первом этаже «Пассажа», на скамейке под фонарями. Там сидели несколько человек: пожилая пара, мамочка с малышом и фривольного вида девица. Убивая время, Савелий беззастенчиво ее рассматривал. Впрочем, на девицу пялились все, кто проходил мимо, а она определенно наслаждалась этим вниманием.

На голове – разоренное птичье гнездо, к тому же разноцветное. Савелий не знал, как еще назвать это странное сооружение из мелких то ли косичек, то ли спутанных прядей, выкрашенных во все оттенки розового, синего и зеленого. На фоне этого блёк даже вызывающий макияж – нарочито вычурный, безвкусный, с перламутровыми тенями и иссиня‑черными губами.

Савелий стоял достаточно близко, чтобы рассмотреть пирсинг в правой ноздре и… на языке. Девица жевала жвачку и периодически выдувала из нее пузыри. Когда пузырь лопался, она облизывала губы, потому Савелий и заметил на кончике языка нечто металлическое.

Из одежды на девице была прозрачная блузка розового же оттенка, а под ней – ядовито‑зеленый топ, больше похожий на верхнюю деталь купальника. Джинсовые шорты Савелий с большей уверенностью назвал бы трусами. Армейские ботинки с металлическими носами удивительным образом дополняли гардероб. Савелию казалось, что иная обувь смотрелась бы на девице неуместно.

По привычке он не прислушивался к эмоциональному фону. В людных местах иначе невозможно, если нет желания сойти с ума. Но интерес девицы, направленный на него, пробился сквозь белый шум. Савелий не придал этому никакого значения. Мало ли? Она, наверняка, заметила, что он ее рассматривал. И женским вниманием он, в принципе, не обижен.

Савелий взглянул на часы. Еще немного – и можно уйти, не нарушая приличий. Он даже не злился из‑за потерянного времени, наоборот, радовался, что встреча откладывается.

За спиной кто‑то выразительно кашлянул. Савелий развернулся. Пузырь лопнул прямо перед его лицом.

– Забавно. Но ты безнадежен, – выдала девица. – Пришлось самой.

Легкий, едва заметный акцент подтвердил внезапную догадку.

– Анастасия⁈ – выдохнул Савелий, не скрывая изумления.

Его обдало волной яркой, почти детской радости. Будто шалость удалась. Впрочем, почему будто? Она определенно удалась.

– Стейси, – сказала девица, протягивая ему руку с неожиданно скромным маникюром.

– Савелий, – мрачно представился он, отвечая рукопожатием.

– Ну? – Очередной пузырь лопнул на синих губах. – Куда поведешь?

– Какую кухню предпочитаешь? – поинтересовался Савелий.

– Скучно, – вздохнула Анастасия. – Выбери сам.

– За едой можно спокойно поговорить. Итальянская?

– Пойдет.

Допустим, весь этот вызывающий антураж – исключительно ради того, чтобы вывести из себя навязанного жениха. И тогда – о радость! – их интересы совпадают. Савелий даже подыграл, выбрав итальянскую кухню. Веселье можно продолжить, поедая пасту. Навряд ли Анастасия упустит удобный случай, если хочет ему досадить.

А если она, и правда, такая и есть… Достаточно предъявить невесту матушке. И она лично расстроит свадьбу.

В кафе Анастасию пустили со скрипом. Савелию пришлось показать знак рода и произнести глупую фразу:

– Она со мной.

Публика «Пассажа» к нарушению этикета относилась весьма отрицательно, потому Савелий выбрал столик в укромном уголке. И Анастасию усадил так, чтобы из зала ее видно не было. Она же его эпатирует? Вот и пусть… не отсвечивает.

Анастасия маневр раскусила, но возражать не стала. С довольной улыбкой открыла меню, пролистнула страницы.

– Закажи сам, – сказала она.

Савелий выбрал пасту с морепродуктами, попросил принести сок, а на десерт – кофе и тирамису.

– Ты не предложишь вина? – Анастасия удивленно приподняла бровь.

– Детям алкоголь противопоказан, – ответил Савелий.

– Детям⁈ Ты обо мне? Я уже совершеннолетняя!

– Правда? – Он ехидно улыбнулся. – По поведению не заметно.

Анастасия повелась на его провокацию, но быстро сообразила, что над ней смеются.

– Ах, тут, в России, люди так консервативны, – протянула она с пафосом.

И щелкнула осточертевшей жвачкой.

– Милая моя Асенька, дело в том, что я служу государству Российскому и его императорскому величеству, и жить мы будем здесь, в России. Так что… Noblesse oblige[1]. Ты же знаешь, что это означает?

Анастасия кисло улыбнулась.

– Но мне нравится твой стиль, – продолжил Савелий. – Глупенькими барышнями легче управлять.

Она вспыхнула… и попалась на крючок. Он знал, куда бить. Выпускница Гарварда навряд ли стерпит, если ее сочтут дурочкой.

– Что ты себе позволяешь? Наглец! Еще неизвестно, чей IQ выше! Женоненавистник! Я не такая, как местные тупые курицы! Если ты думаешь, что я буду сидеть дома и варить тебе борщи…

Анастасия осеклась, заметив его довольную улыбку. Савелий несколько раз негромко хлопнул в ладоши.

– Браво, – сказал он. – Теперь я точно знаю, что это маскарад.

– Я дедушке пожалуюсь! – выпалила Анастасия и поджала губы.

– А конструктивные предложения есть? Ты можешь жаловаться, но проблему это не решит. У нас же она… общая?

Анастасия молчала. Савелий ее не торопил. Наверняка, она решает, стоит ли ему доверять. И это правильно. Ее эмоциональный фон был спокойным – ни паники, ни страха, ни обиды Савелий не ощущал.

– Так ты не хочешь на мне жениться? – наконец спросила Анастасия.

– Тебя это расстраивает? – поинтересовался он в ответ.

– Вот еще! – фыркнула она. – Но я не могу отказаться…

– Я тоже не могу. Говорю же, проблема общая.

Анастасия хмыкнула, взяла салфетку и избавилась от жвачки. И, заодно, от металлической блямбы в носу.

– Это как? – полюбопытствовал Савелий. – Я думал, пирсинг.

– Ага, щас… – проворчала она. – Магнит.

– И на языке?

– Ты и это заметил? – восхитилась она. – Ага, и там. Чуть не проглотила эту заразу.

– Еще можно было татуировку нарисовать. – Савелий наклонил голову. – Хной.

– Хна сразу не смывается.

– А это? – Он указал на волосы.

– Еле‑еле мастера нашла. И еле‑еле его уговорила разобрать это… после нашего свидания.

– Живенько, – похвалил Савелий. – С фантазией у тебя определенно нет проблем. Полагаю, и с поклонниками тоже. У тебя есть парень?

Вопрос должен был прозвучать неожиданно, но Анастасия ничуть не растерялась.

– Ага. Ты, – ответила она, усмехнувшись.

– То есть, симпатии ты ни к кому не испытываешь, – уточнил Савелий.

Он тщательно подбирал слова, чтобы не обидеть девушку по‑настоящему. Одно дело пикироваться в остроумии, другое – задеть ее чувства. От гнева дедушки‑императора пострадает не Савелий, а отец.

– Нет, – призналась Анастасия. – А ты? У тебя есть девушка?

– Девушки нет. Но я люблю… одну особу.

– Без взаимности?

– Скорее, вопреки обстоятельствам.

– Так ты поэтому не хочешь на мне жениться?

Все же порой логика барышень далека от мужского понимания. Ведь сама не хочет замуж. Но ее задевает то, что Савелий ее отверг?

– Я не хочу жениться по расчету. Причем даже не по своему. Но игнорировать интересы рода тоже не могу.

Анастасия кивнула.

– У меня та же причина. Я хочу, чтобы это был мой выбор. Мой, а не дедушкин.

– Твой отец – американец. Ему это зачем? Другая страна, другие обычаи…

– Да такие же там обычаи! – возмутилась Анастасия. – Только твой род хочет с императорским породнится, а мой отец хочет выйти на российский рынок, и не просто так, а как партнер Бестужевых. Это очень удобно, выдать дочь за наследника рода!

– Это я знаю, – согласился Савелий. – Так что, заключим союз?

– Не уверена. Мне это невыгодно.

– Поясни, – попросил он.

– Ты будешь искать способ избежать брака. И хочешь заручиться моей поддержкой. Я же, не имея других привязанностей, согласна рассмотреть твою кандидатуру. Возможно, ты мне понравишься, и наш брак будет удачной сделкой. Если же я буду играть по твоим правилам, то потеряю время, и ничего более.

– Прости. – Савелий развел руками. – Буду ли я тебя уважать, зависит только от тебя. Я согласен на фиктивный брак. Но полюбить я не смогу.

– Я принимаю вызов!

Глаза Анастасии увлажнились. И Савелий чувствовал горькую обиду. Он все же задел ее чувства. Жаль, что иначе не получилось. Но с жалобой к деду она не побежит, пострадает ее гордость.

– Это не вызов, – вздохнул он. – Это искренне. Я не хочу войны.

И хорошо, что до Яры Анастасия не доберется. Первое, что она сделает – это примется выяснять, кто ее соперница. Та же Олечка Романова с удовольствием расскажет ей о Яре. Но Яры нет. Она вернулась в Москву. Анастасия никогда ее не найдет.

Принесли пасту, и Анастасия с удовольствием на нее набросилась. Что ж, аппетит Савелий ей не испортил. После ужина он предложил выбрать подарок, но Анастасия отказалась.

– Я люблю подарки, – сказала она, – когда они выбраны для меня, если не с душой, то хотя бы с уважением. Подачки мне не нужны.

Она попросила отвезти ее домой, что Савелий и сделал. Рассказывать родителям о том, как прошло первое свидание, он не желал, потому ночевать отправился в общежитие. Там его и нашел Александр Иванович.

– Яра едет в Москву, – сообщил он. – Одна. На машине.

– Мне нужно этому помешать или сопроводить? – поинтересовался Савелий.

– Сам‑то как думаешь? – вздохнул Александр Иванович. – И Матвея с собой возьмите.

– А зачем ей в Москву?

– Вот у нее и спросишь. Сава, я давно снял наблюдение, но не хочу оставлять ее без присмотра в поездке. Исключительно из соображений безопасности.

Савелий не стал говорить, что с удовольствием отправится в хоть в Москву, хоть к черту на рога. И не потому, что будет ближе к Яре. Это, наоборот, нервировало. На расстоянии не позволять себе лишнего проще. Он будет рад покинуть Петербург, чтобы не ходить на свидания с Анастасией и не участвовать в подготовке к помолвке. Да и Матвею полезно отвлечься.

– Яра поедет… как Ярослав? – уточнил Савелий.

– Это она решит сама.

Осталось придумать, как навязаться Яре в попутчики. Впрочем, Савелий был уверен, что с этим проблем не возникнет.

[1] Положение обязывает (франц.)

Глава 14

Сборы много времени не заняли. Дольше пришлось убирать квартиру после вчерашнего кутежа. Мы ничего не испачкали и не сломали, только намусорили, но Миша заявил, что тетя должна вернуться в идеально чистую квартиру.

Я не стала говорить ему, что никакой тети нет. Молча помогала вытирать пыль и мыть посуду. Леонид так же безропотно выбивал пыль из половиков и выносил мусор. Он ночевал у нас, в гостиной вместе с Мишей. Я не возражала, но на дверь в спальню поставила защиту. Еще и Карамельку попросила меня охранять.

Эти меры предосторожности определенно были лишними, но с некоторых пор я предпочитала не рисковать.

Посидели мы вчера хорошо. Поужинали вместе. Миша запек мясо с картошкой, нарубил салат. Никто не напился. Тот же Миша больше говорил о выпивке, чем пил. Карамелька славно полакомилась пирожными. К слову, только тогда до парней и дошло, что она не кошка, а химера.

Я разрешила Карамельке показать истинную внешность, и мои новые приятели разглядывали ее, не скрывая зависти.

– Подарили? – поинтересовался Миша.

– Нет. Я в нестабильном состоянии в Испод провалился, а в кармане конфета завалялась. Это случайно получилось, – честно ответила я.

– А в общагу с ней пустят? – спросил Леонид.

– Не пустят. Карамелька у знакомого поживет.

– Как кошка?

– У знакомого эспера.

Карамелька же топорщила крылья, довольно щурилась и показывала клыки.

А потом парни зависли у телевизора, с азартом комментируя соревнования по борьбе, я же ушла спать.

Они засиделись допоздна, и поэтому едва не проспали дуэль. Их спасла моя привычка бегать по утрам. Я же и повезла их к месту дуэли, потому что Мишин байк так и стоял без топлива. А Леонид сказал, что из всех средств передвижения у него есть только велосипед, и тот остался в Сеуле. У меня сложилось впечатление, что они оба благополучно забыли о дуэли с Венечкой.

Правила дуэлей на огнестрельном оружии – самые простые. Все зависело от условий. Если стрелялись насмерть, то дуэлянты вставали на определенном расстоянии друг от друга, а секунданты следили за тем, чтобы не применялась магия. По сигналу стреляли, одновременно или по очереди, как удавалось договориться. Количество выстрелов – от одного до числа пуль в магазине выбранного оружия. Разумеется, если с первого выстрела ни у кого не получилось уложить соперника.

Насмерть стрелялись редко, повод для такой дуэли должен быть весомым. Обычно выбирали «до первой крови», то есть, до ранения в руку или ногу. Другие части тела надежно закрывали щитами. Поражением считалось, если пуля рикошетила от такого щита.

Миша не соврал, стрелял он хорошо. Быстро и метко. После того, как прозвучал сигнал к началу дуэли, я толком ничего не успела заметить. Миша вскинул руку, Венечка завизжал, хватаясь за ногу.

– Я же сказал, быстро управимся, – невозмутимо произнес Миша, когда мы вернулись к машине.

Венечке уже оказали первую помощь и увезли к хирургу. Мы же поехали в академию за ордерами в общежитие. А потом – домой, собирать вещи. И Леонид с нами. Может, он рассчитывал на вкусный обед, все же Миша прекрасно готовил. Но вместо этого выбивал половики.

До общежития мы с Мишей добрались часам к четырем. Леонид все же уехал. Он жил у каких‑то родственников и переезжать в общежитие не спешил. Карамельку я отправила к Сане.

Неожиданностей не случилось, моим соседом по комнате оказался Сава.

– Ну, привет, Ярик, – хмыкнул он, едва я переступила порог.

Матвей помахал мне рукой.

Мишу поселили на другом этаже, за спиной никто не маячил, потому Сава и Матвей и не притворялись, что мы не знакомы.

Я втащила чемодан в маленькую прихожую и закрыла дверь. Это место на ближайшие годы станет моим единственным домом.

– Проходи, располагайся, – приветливо произнес Сава. – Вот твоя кровать, стол, шкаф.

Просто, но чисто. Есть окно, а на нем – занавеска. Кровать – не хуже той, что была у Антонины Юрьевны. Письменный стол для занятий, над ним – полка для книг. В шкафу – комплект постельного белья, полотенца.

При комнате – свой санузел, ванная и туалет.

– На этаже есть общая кухня, – сказал Сава. – Там можно воду для чая вскипятить или сварить кофе. Столовая рядом, и кормят там хорошо, поэтому ничего сложнее чая или кофе на кухне не готовят.

Чемодан я задвинула под кровать, потом разберу. А в комнате повисла напряженная тишина. Я прекрасно ощущала эмоции Савы и Матвея, и легкими они не были. Их что‑то тревожило или волновало. Не я, а что‑то иное. Будто тяжесть на душе у обоих.

Я вопросительно взглянула на Саву. Он отрицательно качнул головой, мол, не вмешивайся. И я не смогла скрыть обиду. Даже не ее, а какое‑то глупое разочарование. У них теперь свои дела, а у меня свои?

Впрочем, почему теперь? Общим делом можно назвать лишь мою учебу. Я отвергла их обоих. Не дружбу, но… Может, правду говорят? Не бывает дружбы между мужчиной и женщиной?

Хорошо, что Матвей не понимает, что я сейчас чувствую. А Сава давно уже игнорировал все, что не относилось к моему обучению.

И, наверное, я должна их поблагодарить? Если бы не они, я не смогла бы сдать экзамены с таким высоким результатом. И так долго притворяться парнем не смогла бы.

– Сава, Матвей…

– Так! Остановись! – перебил меня Сава. – Не вздумай!

– Почему? – растерялась я.

– Потому что мы первые, – улыбнулся Матвей.

Порой он бывает удивительно прозорлив без всякой эмпатии.

– Начинай, – сказал ему Сава.

– Мы поздравляем тебя с успешным поступлением. И гордимся тобой, – произнес Матвей, прижимая ладонь правой руки к сердцу. – Благодарю за то, что была прилежной ученицей.

– Я в тебе не сомневался, – заявил Сава, повторяя его жест. – Благодарю за то, что ты была прилежной ученицей.

И откуда столько пафоса! Мне вдруг показалось, что они со мной прощаются. Нелогично, учитывая, что они оба еще курсанты академии, но в глазах внезапно потемнело.

Сава это почувствовал, поэтому первым очутился рядом со мной. И успел подхватить, едва я покачнулась.

– Яр, ты чего⁈ – испуганно спросил Матвей.

– Да я… есть хочу, – с трудом произнесла я. – Это от голода.

Сава нахмурился.

– Яр… – начал было он.

Но я незаметно наступила ему на ногу, и он замолчал.

– Ребят, можно, я вас обниму? – попросила я. – Боюсь, мне не хватит слов, чтобы выразить, как я благодарна вам обоим.

Матвей охотно обнял меня в ответ, крепко, до хруста косточек. Сава же только сделал вид, что обнимает, будто боялся ко мне прикасаться.

– Пойдем, покажу тебе столовую, – сказал он. – Она открыта.

– Я знаю, где столовая, – напомнила я. – Или мы вместе пойдем?

– Там сейчас никого нет, можно спокойно поговорить, – сказал Сава.

Я запоздало вспомнила, что он не пришел к Александру Ивановичу, как обещал. А ведь упоминал о каком‑то важном разговоре.

– Что‑то случилось? – не выдержала я.

– Нет. С чего ты взяла? – ответил Сава.

«С того, что я вас чувствую, хотите вы этого или нет!» – хотелось крикнуть им в лицо.

Но я сделала вид, что поверила ему.

– Нет, так нет, – пробормотала я.

Желание рассказать им о своей поездке исчезло. А ведь хотела. И даже надеялась, что кто‑то из них, а лучше оба, захотят прокатиться со мной. Но это будет неправильно, ведь я решила не вмешивать их в свое расследование. Значит, у них свои дела, а у меня свои. Вот и всё.

Глава 15

Абсолютно все шло наперекосяк.

Встреча с невестой ровным счетом ничего не изменила. Савелий ни на шаг не приблизился к решению проблемы. И у Матвея ничего не прояснилось: Александр Иванович не назвал имя, дед куда‑то срочно уехал. А у Яры, судя по настроению, сдавали нервы.

Савелий честно пытался представить себя на ее месте. Если бы ему по какой‑то идиотской причине пришлось притворяться женщиной в женском же коллективе… Брр! От одной мысли в дрожь бросало. Это же противоестественно! А Яра как‑то держится. И справляется. Но и ее терпение не безгранично.

Из‑за беспокойства за Яру собственные проблемы отступили на второй план. Хуже всего то, что она не давала выплеска эмоциям, закрываясь в себе. Будто не эмоции прятала, а саму себя. Есть в этом и его вина. Своим показным равнодушием он не Яру от переживаний оберегал, а о собственном покое пекся. И понял это только сейчас.

В столовой Яра заметила своего нового приятеля.

– Ребят, я на минутку, – сказала она.

– К нам не зови, – предупредил Савелий.

– Я, по‑твоему, совсем… – Она не договорила, заглушая обиду. – Я как раз хочу ему сказать, чтобы не подходил. Миша простой, может упасть, как снег на голову.

Яра отошла, а Савелий вцепился в Матвея.

– Мэт, мне это не нравится.

– Мне тоже, – спокойно ответил тот, провожая взглядом Яру.

Они оба говорили об одном и том же. Вернее, об одной. Когда дело касалось Яры, Матвей становился эмпатом. Он чувствовал ее настроение так же хорошо, как и Савелий.

– Она решила, что нашим отношениям конец. Любым, кроме приятельских. Тебя это устраивает? – не отступал Савелий.

Матвей отрицательно качнул головой.

– Ты знаешь, что она была в архиве императора? – вдруг спросил он. – Ей позволили ознакомиться с делом отца.

– И она молчит? – выдохнул Савелий изумленно.

– Ты молчишь о невесте и о том, что этот брак тебе поперек горла. Я молчу о матери и о своем происхождении. А Яра молчит о своих делах. Это сложно назвать дружбой, Сава.

– Я как раз собирался поговорить с ней об этом. О ее расследовании. – Он не скрывал того, как расстроен. – Не хотел поднимать эту тему, пока она готовилась.

– В архиве она была прошлым летом. Мне дядя сказал.

Насчет дяди Матвей мог и не уточнять. Савелий сам догадался, откуда сведения.

Яра, наконец, закончила разговор с Мишей, и Савелий поспешил сказать:

– Короче, я ломаю систему. Ты со мной?

Ответить Матвей не успел, но Савелий чувствовал его спокойную уверенность.

– Чего так долго? – спросил Савелий у Яры.

– Да он один, его соседа нет. Приглашал составить компанию, расстроился из‑за отказа. Просил позже зайти. Он… – Яра запнулась, но все же продолжила: – Миша не привык быть один. Он не маменькин сынок, и испытание прошел лучше меня. Просто…

– Не объясняй, – перебил ее Матвей. – Я его хорошо понимаю. Наставники не обязаны являться во время каникул, но, если ты нас познакомишь, я помогу ему со всем разобраться.

– Спасибо, – кивнула Яра. – Так мы есть сегодня будем или мне с голоду умереть?

Неловкая шутка никого не рассмешила.

Курсантов в академии кормили бесплатно, но с ограничением. Комплексные завтраки, обеды и ужины, по уверению медиков, полностью удовлетворяли потребности курсантов в белках, жирах и углеводах. За все сверх этого требовалось платить. Всем, кроме эсперов. Они с самого начала обучения находились на полном гособеспечении. Савелий подозревал, что не просто так. Обученный эспер – собственность Российской империи. По сути, тот же крепостной, как и Яра.

Они устроились за дальним столиком в углу зала. Кроме них и Миши в столовой находились еще трое курсантов. Чтобы никто не мог подслушать разговор, Савелий и звуковой барьер поставил, для верности.

– Не слишком ли? – спросил Матвей.

– Да плевать, – отмахнулся Савелий.

Яра же прилежно черпала ложкой суп, делая вид, что ее это никак не касается. Приличия ради, Савелий ждал, когда ее тарелка опустеет. А Яра, словно угадав его намерения, ела нарочито медленно.

– Яр, все неправильно, – не выдержал Савелий.

– Что? – Она недоуменно на него взглянула.

Если расфокусировать взгляд и не прислушиваться к тембру голоса, то вполне можно представить прежнюю Яру. Тонкие черты лица, копна рыжих волос, ведьминская зелень глаз.

– Ты ешь, – сказал он. – А мы будем говорить. В общем… Мы с Матвеем с заданием справились. В первую очередь, ты справилась. Занятия, тренировки… Они накладывали определенные обязательства. И правила поведения.

Яра так и застыла с ложкой в руке, недонесенной до рта. Когда она стала такой пугливой? Нет, это всего лишь усталость. Она выдержала испытание, но до сих пор не обрела твердую почву под ногами.

– Я рад, что все позади…

– И я, – вставил Матвей.

– И такие вот отношения… – Савелий очертил пальцем круг. – … меня не устраивают.

– И меня, – добавил Матвей.

– Какие? – поинтересовалась Яра тихо. – Я же ничего…

Она замолчала и отвела взгляд. А пальцы, сжимающие ложку, побелели.

– Вот именно! – поспешно подхватил Савелий. – Ты ничего, мы ничего, и в итоге… ничего. Вот это неправильно. Мы же друзья?

Она все же спросила. Голос ее прозвучал тихо, едва слышно. Но она спросила:

– Разве?

– Я никогда не отказывался от дружбы, – сказал Матвей.

– И я, – подтвердил Савелий.

– Вы правы. Это я отказалась.

– Почему? – спросил Матвей.

– Сколько раз я вас подводила? Мне нельзя ни с кем дружить. Я приношу несчастья.

– Глупости! – воскликнули они хором.

– Мне казалось, вы приняли это, – сказала Яра.

На этот раз они не спросили, почему она так решила. Только переглянулись.

– Да, – подтвердил Матвей. – Это наша вина. Это то, о чем говорил Сава. Твое обучение… в какой‑то мере ограничивало нас.

– Яр, знаешь… – Савелий вздохнул. – Дружба – это же не слово. Это в детстве можно сказать кому‑то, мол, давай дружить. И лепить вместе куличики в песочнице, пока няня не уведет тебя домой. Это что‑то особенное, что связывает людей. Я виноват перед тобой. Ты честно сказала о своем выборе. А я о своем – нет. Я сделал вид, что принял твой выбор. Я пытался, но не смог. Самое паршивое, что ты об этом знаешь. А я продолжаю делать вид, что все прекрасно. Так вот, Яра, ни шиша это не прекрасно.

– Сава… – пробормотала она расстроенно.

И руку протянула, чтобы коснуться его руки. Но тут же ее отдернула.

– Вчера я познакомился со своей невестой, – продолжил Савелий. – И окончательно понял, что скорее удавлюсь, чем женюсь на ком‑то, кроме тебя. Я не знаю, что с этим делать. Если я откажусь от брака, мне и удавка не нужна, отец сам меня прибьет. И будет прав, потому что я предам интересы рода. Если женюсь – предам и тебя, и себя. Это честный ответ на вопрос, что случилось.

– А я вчера встречался с матерью, – сказал Матвей. – И узнал, что я не Шереметев по рождению. Кто мой отец, я не знаю. Дед сказать не может, он связан клятвой. Дядя не хочет. Мать требует за это деньги. Это мой честный ответ на вопрос, что случилось.

На Яру было больно смотреть. Она побледнела, а плотно сжатые губы приобрели синюшный оттенок. А эмоции… В ней пылала ярость. А еще – желание действовать.

– С девушкой, и правда, сложно дружить, – с тихим смешком признался Матвей. – Нас так воспитали, Яра. Девушку надо оберегать от потрясений, защищать, заботиться. Но я хочу быть тебе другом, если иное невозможно. Ты имеешь право знать обо мне все.

– Согласен, – кивнул Савелий. – И еще. Это не означает, что ты должна отвечать взаимностью. Это наш выбор, у тебя он может быть иным. Если ты будешь думать о том, как бы не ранить наши чувства, не поставить в неловкое положение, не подставить… Такие отношения – что угодно, только не дружба.

Опустив голову, Яра помешивала ложкой остывший суп. И молчала. Эмоционально Савелий ощущал слезы, хотя глаза ее были сухими. Она вновь сдерживалась и уходила в себя. Все бесполезно? Да к черту! Он так просто не сдастся.

– Я принесу горячее, – сказал Савелий, поднимаясь. – Ты толком не поела.

– Завтра я еду в Москву. – Яра подняла взгляд. Перевела его с Савелия на Матвея и обратно. – А потом в Калужскую губернию, искать маму. Кто‑нибудь сможет поехать со мной?

Глава 16

Дед вернулся, когда Матвей собирал вещи в дорогу. Он мог обходиться малым, но все же стоило позаботиться о смене белья и необходимых мелочах, вроде зубной щетки и бритвенного станка.

В поисках толстовки, что непременно захотелось взять с собой, Матвей перерыл шкаф, свалив почти все его содержимое на кровать.

– Войдите! – крикнул он, не оборачиваясь, когда в дверь постучали.

– Съезжаешь?

Матвей дернулся, стукнулся затылком о верхнюю полку и вынырнул из недр шкафа.

– А надо? – спросил он, потирая ушибленное место.

– Да откуда ж мне знать, до чего вы с матерью договорились.

Дед как‑то тяжело опустился на стул.

– Я с ней не собираюсь ни о чем договариваться.

Выдержать взгляд деда получилось на удивление легко. Матвей не чувствовал никакой вины, знал, что поступил правильно.

– Дедушка, я Шереметев?

Дед медленно, но уверенно кивнул.

– И я могу…

– Матвей, знак рода просто так не появляется! – рявкнул дед, не выдержав. – Если я сказал, что ты Шереметев, ты – Шереметев! Я держу слово!

– Спасибо, – сказал Матвей. – Я в Москву еду, на несколько дней. С Ярой.

– С Яромилой? – уточнил дед, нахмурившись. – Той самой?

– С ней. Она могилы опекунов хочет навестить. Попросила составить компанию.

– Вы вдвоем едете? В каких вы отношениях?

Дед определенно занервничал. Интересно, это он об обстоятельстве непреодолимой силы вспомнил? Матвей так и не разгадал эту загадку.

– Савелий Бестужев тоже едет. Яра – мой друг, ничего более. Это ее решение, и я его уважаю. – Он помолчал и добавил: – У них с Савой… взаимные чувства. Как мужчина, я ей неинтересен, если тебя это беспокоит.

Дед наверняка знал о готовящейся помолвке Савы с внучатой племянницей императора, но лишь кивнул в ответ.

– Вы уже решили, где остановитесь? Можете воспользоваться моей квартирой.

– Там прислуга, – поморщился Матвей.

– Скажу, чтобы не появлялись, пока вы там. Я дам ключи.

– Дедушка, имя моего отца ты не назовешь?

– Нет, Матвей. Прости. Не могу.

Он и не надеялся. Но надо было как‑то начать.

– Я хочу знать, почему ты принял меня в род. Я даже не бастард.

– Имеешь право, – согласился дед. – Я честь рода спасал. Честь сына. Скандал – пятно на репутации. По Пашке сильно ударило бы. Он ученый, у него карьера. Твой отец и его семья тоже…

– Отец не виноват? – спросил Матвей резче, чем хотелось бы.

– Ты видел свою мать. – Дед устало потер висок. – Она просила денег?

Матвей кивнул.

– Прости, что приходится об этом говорить, но деньги – ее единственная любовь. Тогда она хотела того же. Я не могу ни винить твоего отца, ни оправдывать, потому что не знаю всех обстоятельств. Но привлекательная женщина может добиться желаемого при должном усердии.

– То есть, с твоей стороны это холодный расчет, – уточнил Матвей.

– Да, поначалу.

– И что изменилось потом? Ведь изменилось, я прав?

– Да, Матвеюшка. Потом ты явился в Таврический дворец в драных штанах и тапочках. И заявил, что ты – Шереметев.

– Я не понимаю, – осторожно заметил Матвей, так как дед замолчал.

– Ты искал моей защиты, – пояснил он. – Ты носил знак рода, но о тебе никто не заботился должным образом. Я взял ответственность, но не исполнял свои обязанности. Такого стыда я не испытывал… да со времен молодости, пожалуй. Не за тебя, за себя.

Матвей молчал, но лишь потому, что давно привык держать эмоции под контролем. Как же он ошибался! А если бы не мать… так и не узнал бы правды?

– Я воспитывал тебя, как Шереметева, – сказал дед. – Но я не вечен, а правда известна не только мне. Кое‑что я смогу оставить тебе в наследство…

– Дедушка! – воскликнул Матвей, протестуя.

– Не перебивай. Я хотел, чтобы ты стал самостоятельным и не зависел от рода. В общем‑то, это получилось. И повторю! Я ни о чем не жалею.

Матвей мог лишь повторить слова благодарности. Деда хотелось обнять, но тот не признавал таких нежностей.

– Ключи взять не забудь, – напомнил он, уходя.

– А он обо мне знает?

Матвей не хотел задавать этот вопрос, но в следующий раз дед может заявить, что не хочет говорить на эту тему.

– Не ищи отца, Матвеюшка, его давно нет в живых, – вздохнул дед.

Что‑то в его словах неприятно кольнуло, будто мелкий камушек, невесть каким образом попавший в ботинок.

– Круто, – сказала Яра отнюдь не радостным голосом. – Теперь не вы со мной едете, а я с вами.

Выехать планировали с утра, из академии, на машине Матвея. Ему удалось убедить Яру, что его внедорожник подходит для поездки лучше, чем ее «малыш». Теперь еще и остановиться Матвей предложил не в гостинице, а на московской квартире Шереметевых.

– Может, вообще не будем заморачиваться? – продолжила Яра. – Пойдем через Испод. Сава, ты же лицензию получил? Карамелька подстрахует.

– Можем и Исподом, – ответил Сава. – Получается, зря вещи собирали, одним днем можно обернуться.

Яра прошипела что‑то неразборчиво и запустила в Саву подушкой. Он легко ее поймал и улыбнулся. Матвей тоже не воспринял это шипение всерьез. Если Яра злилась по‑настоящему, она делала это молча. В такие моменты лицо ее делалось каменным. А сейчас… так, ворчит для порядка.

– Да ну вас с вашим Исподом, – сказал Матвей. – Я прокатиться хочу, в хорошей компании. В квартире никого, кроме нас, не будет. Но я не настаиваю, можно и в гостиницу.

В дверь постучали. Они сидели в комнате Савы и Яры, вернее, Ярослава, и обсуждали детали поездки. Открывать пошел Матвей.

– А, это ты, – сказал он, увидев за дверью Мишу. – К Яру или случилось чего?

Днем Матвей, как и обещал, устроил Мише экскурсию по общежитию, рассказал о распорядке, о том, какими помещениями можно пользоваться круглосуточно, а куда лучше не заглядывать вовсе, познакомил с обслуживающим персоналом. В общем, сделал то, что должен сделать его сосед по комнате, он же наставник. По давно сложившейся традиции первокурсников селили вместе со старшекурсниками. Именно по этому принципу дядя выбирал наставника Яре.

– Скучно, – ответил Миша. – Хотел узнать, чем Ярик занимается. У вас телевизора нет? Там сейчас матч…

– Миш, прости, я занят, – вмешалась Яра. – Я к тебе загляну через полчасика.

– Вы куда‑то собираетесь? – спросил Миша, бочком проскальзывая в комнату мимо Матвея.

Вот права Яра, этот и как снег на голову упадет, и без мыла в… короче, простота и непосредственность. Или хитрый расчет.

– Да, завтра уезжаю на несколько дней, – ответила Яра.

– Один? – не унимался Миша, обозревая несколько сумок, сваленных в углу.

– По странному стечению обстоятельств нам с приятелем нужно туда же, куда и Ярославу, – сказал Сава. – Так что решили прокатиться вместе.

Миша тяжело вздохнул.

– Жаль, я с вами не могу.

Матвей не спешил прерывать этот бесцеремонный визит. В конце концов, Миша – знакомый Яры, вот пусть она с ним и разбирается. А ему даже любопытно, чем все закончится. И Саве тоже.

– Я сейчас на мели, – продолжал сокрушаться Миша, – байк заправить нечем. Кстати, как тут деньжат срубить по‑быстрому? Ну, там… подработку найти?

Это он удачно спросил. У тех, кто еще ни копейки собственным трудом не заработал. Впрочем, насчет Савы Матвей уверен не был.

– Грузчиком? – предложила Яра. – Миш, мы же обсуждали…

– Да брось! – вмешался Сава. – Сколько грузчику заплатят? Копейки! Еще и спину сорвет. Миш, если хочешь, дам адресок одного клуба, там дерутся за деньги. Правда, это не совсем законно…

Яра одарила Саву таким злобным взглядом, что даже у Матвея кожа покрылась мурашками.

– Ладно, совсем незаконно, – продолжил Сава, игнорируя явное предупреждение. – Зато платят хорошо. Разумеется, если выигрываешь бой.

– Миша, забудь, – мрачно произнесла Яра. – Сава шутит.

– Не уверен, что я хорошо дерусь, – засомневался Миша. – Но адрес возьму, вдруг пригодится.

– Да ладно, он прав, шучу, – широко улыбнулся Сава. – Адрес дам, но другой. Там курьер нужен. Скажешь, что от меня.

Обалдевшего от счастья Мишу удалось выставить из комнаты минут через десять.

– Бойцовский клуб? – спросила Яра, едва за Мишей закрылась дверь.

– Пошутить нельзя? – возмутился Сава.

– Я, по‑твоему, шутку от правды отличить не могу⁈ – рявкнула Яра. – Ты там дерешься? Давно?

Матвей слушал их перепалку, довольно улыбаясь. Эти двое определенно соскучились по пикировкам, что доставляли удовольствие обоим.

– Ты его куда курьером отправил? – поинтересовался Матвей, когда Сава и Яра выдохлись и замолчали. – Предупредить не забудь.

– К отцу, – фыркнул Сава. – Там вечно курьеров не хватает, документооборот большой. Но предупредить надо, ты прав. А то не устроится наш Миша на работу… и в поездку с нами напросится. Чую, за ним не заржавеет.

– Однозначно, – кивнул Матвей.

– Ой, да перестаньте, – сказала Яра. – Не все с золотой ложкой во рту родились. Мишку мать из дома выставила, вот он и мается.

– Очень удачно мается, не находишь? – спросил Сава. – Дайте попить, пожалуйста, а то кушать хочется и переночевать негде. Яр, будь осторожнее. Мало шишек набила? Набил. Тьфу! Надоело. Ты решила, кто с нами едет? Яра или Ярик?

– Ярик, – ехидно произнесла Яра. – Мне надо привыкать. Вам, судя по всему, тоже.

– Ну нет… – простонали Сава и Матвей хором.

А в дверь опять постучали.

– Не открывать! – прошипел Сава. – Предлагаю сбежать.

– Пятый этаж, – напомнил Матвей шепотом.

– Исподом. – Сава постучал пальцем по лбу.

– Прошу прощения, мне сказали, что это комната Ярослава, – раздался голос за дверью.

Матвей и Сава вопросительно уставились на Яру.

– А это мой брат‑близнец, – усмехнулась она. – Вы, как хотите, а мне любопытно, что ему от меня нужно.

Судя по тому, как подобрался Сава, его порядком утомили поклонники Ярика.

– И да, он знает, кто я. – добавила Яра. – Но не знает, что вы – соучастники. – Она вздохнула. – Надеюсь, что не знает.

– Между прочим, я слышу, что вы там, – напомнил о себе тот, кто стоял за дверью.

– Эспер, – произнесла Яра в ответ на удивленные взгляды. – Только я вам этого не говорил. Я открою.

Гостя Яра в комнату не пригласила. Вышла в коридор, а дверь плотно прикрыла.

– Помяни мое слово, этот не в поисках телевизора заявился, – сказал Сава. И понизил голос. – Он еще на том балу у императора, два года назад, возле Яры терся.

– Во дворце? – переспросил Матвей. – Это когда Яре сказали, что ее замуж за бастарда отдают? Так это, может быть…

Сава развел руками.

– Присмотреться к нему надо, – сказал он.

Матвей согласно кивнул.

Яра вернулась быстро. Одна.

– Леня поедет с нами, – сказала она.

Глава 17

Я опять дала слабину. Но, если не верить друзьям, то кому тогда верить? А еще…

Кроме Савы и Матвея у меня никого нет. Быть совсем одной очень тяжело. И, наверное, они правы. Дружба – это когда делишься и радостями, и горестями. Мне хотелось верить, что они правы. Мне хотелось, чтобы рядом были те, кому я могу доверять.

Только я не знала, что делать с чувствами. Бороться с императором за право любить и быть любимой? Но я не в том положении. Или плюнуть на приличия и жить сегодняшним днем? Меня не так воспитывали, и я не уверена, что Сава обрадуется, если я предложу ему себя в качестве любовницы.

Можно вовсе не думать о будущем. Завтра мы отправляемся в путешествие. А дальше – будь что будет.

Вот только желающих составить нам компанию… не многовато ли?

Мишкины маневры я сразу раскусила. Он с удовольствием поехал бы с нами, если б его пригласили. Но на провокацию я не поддалась. А вот с Леонидом выбора мне не оставили.

Едва я прикрыла дверь в нашу с Савой комнату, Леонид протянул мне запечатанный конверт. С моим именем и личной печатью императора. Не то, чтобы мне довелось ее видеть, но рисунок полностью повторял государственную печать Российской империи, с добавленными буквами «В» и «Р».

Однако…

Я уставилась на Леонида, не скрывая изумления. Он же развел руками.

– Сам ничего не понимаю, – сказал он. – Меня попросили передать.

– Кто?

– У меня есть куратор.

– Его, случайно, не Александром зовут?

– Нет, Сергеем. Сергей Львович.

Все любопытнее и любопытнее. У эсперов, не вошедших в силу, как правило, есть куратор. Иначе многие теряли бы рассудок от одной только эмпатии. И в Испод попасть, когда штормит, не так уж и сложно. Только куратора обычно находят из молодых. Меня Сава учил уму‑разуму. Если Леонид последние два года жил в Петербурге, то и его куратор должен быть из курсантов. В других городах эту обязанность исполнял кто‑то из младших местных эсперов.

Так что это за Сергей Львович, что депеши от императора передает? И почему через Леонида? Сава у императора в ближнем кругу, почему не через него?

Конверт я открыла сразу. С отправителем я не ошиблась, и послание было кратким.

«Получателю сего повелеваю: дни, оставшиеся до начала учебного года, провести в обществе Леонида Алексеева». Дата, подпись, печать. И приписка: «Яромила, это приказ».

– Ты знаешь, что здесь написано? – спросила я у Леонида.

Новости были удивительными, но не шокирующими. Чего‑то такого я, пожалуй, ждала с того момента, как император объявил о желании выдать меня замуж за своего бастарда.

– Откуда? – оскорбился Леонид. – Конверт был запечатан.

– Мало ли, что тебе сказали.

– Меня попросили передать письмо, – тихо, но выразительно отчеканил он. – Честь имею оста…

– Не спеши, – перебила я его, протягивая листок. – Читай.

Леонид прочел. И уставился на меня в неподдельном изумлении. Похоже, и им манипулируют. Это, в какой‑то мере, делало нас товарищами по несчастью.

– Ты похожего приказа не получал? – спросила я.

– Нет. – Он сглотнул и добавил: – Пока нет.

И вновь не солгал.

– Мне очень не хочется менять планы, – сказала я. – Поэтому ты едешь с нами.

– В Москву?

– О, это ты знаешь.

– Мишка проболтался.

А вот это правда, но… за ней скрывается что‑то другое.

– Собирай вещи, Леня. Выезжаем завтра, ранним утром.

– Тебе не кажется, что нам есть, что обсудить? – хмуро поинтересовался Леонид.

– Кажется, – согласилась я. – Прогуляемся? Я только куртку возьму.

Сава и Матвей отнеслись к моему заявлению о том, что Леонид едет с нами, вполне предсказуемо.

– О как… – глубокомысленно заметил Сава.

– А чего вдруг? – нахмурился Матвей.

Вместо объяснений я дала им прочесть послание от императора. Пока я копалась в вещах в поисках куртки, в комнате висело гробовое молчание.

– Так это… он? – наконец спросил Сава.

– Мой жених? – уточнила я. – Вероятно. Я попытаюсь выяснить, что он об этом знает.

– Не признается, кто он? – Матвей приподнял бровь.

– Не уверен, что ему сообщили. – Я продолжала говорить о себе в мужском роде. – Навряд ли он настолько искусен, чтобы проецировать ложные истинные эмоции.

Сава утверждал, что создавать искусственные эмоции и выдавать их за истинные могут только очень сильные и опытные эсперы. И что таких мало, пальцев на руках хватит, чтобы всех пересчитать.

– А письмо у него откуда? – поинтересовался Сава. – Как ему это объяснили?

– Куратор попросил передать. Некий Сергей Львович.

– Кто⁈ – переспросили Сава и Матвей хором.

И переглянулись.

– Говорите быстрей, кто это, – поторопила я. – Мне пора, Леня ждет.

– Личный эспер императора, – сказал Сава. – Между прочим, страшный человек.

– Чем он страшен, ты мне потом расскажешь. Я постараюсь недолго.

– Я тебя одну не отпущу. – Матвей поднялся. – Буду рядом. Вы меня не увидите, не переживай.

– И не услышите, – добавил Сава. – Матвей, я с тобой. Этот… все же эспер.

– Хорошо, – легко согласилась я. – Спасибо. Мне так даже спокойнее.

– Я могу поехать с тобой, – сказал Леонид. – До начала учебы у меня нет никаких дел. Лететь к матери в другую страну нет никакого смысла. Но мне нужны объяснения. Что происходит, Яр?

Мы сидели на скамейке возле учебного корпуса. Вечером здесь не было ни души, не считая Матвея и Савы, засевших в кустах. Я не чувствовала их присутствия, просто знала, что они рядом.

– Ты уверен, что у меня есть объяснения? – поинтересовалась я. – У меня, Леня, только вопросы.

– Например? – буркнул он.

– Например, как ты попал на бал к императору?

– Как эспер. Разве тебя пригласили не по той же причине?

– Не совсем. На тот бал меня привезли принудительно. И сообщили о договорном браке.

– Кто?

– Хороший вопрос. Не догадываешься, кто бы это мог быть? – фыркнула я.

– Допустим, – произнес Леонид, помолчав. – И что вас связывает? Только не говори, что не знаешь! Ты – его внебрачная дочь?

Это показалось мне таким смешным, что сдержаться я не смогла. Хохотала, как ненормальная, утирая выступившие на глазах слезы.

– Очень смешно, – мрачно процедил Леонид.

– А ты представь, сидят на лавочке двое парней. И один другому говорит… – Я опять залилась смехом. – Ты… дочь…

– Я же знаю, что ты не…

– Тсс! – Я схватила его за руку. – Не вспоминай, пожалуйста. Не относись ко мне, как к девушке.

– Это сложно.

– Не сложнее, чем моим друзьям. А они как‑то справляются.

– Хорошо, я постараюсь. Но ты не ответила… не ответил.

– Родственных уз между мной и императором нет, – сказала я. – Есть другие. Они связаны с тем, что я – первая в мире девушка с даром эспера. Император считает меня своей собственностью. И он хочет, чтобы я вышла замуж за его внебрачного сына. Он тоже эспер.

Если Леонид не дурак, он поймет намек. А если сделает вид, что не понял, то это игра. Понять бы еще, кто в ней главный мастер…

– И при чем тут я⁈

Я молчала. Большего я все равно сказать не могу. Если Леонид – бастард императора, то о том, что я – урожденная Морозова, он узнает. Но не от меня.

– Ты думаешь, что я… твой жених⁈ – воскликнул Леонид.

– Не знаю, – честно призналась я. – Но тут, как бы… все сходится. Мне не назвали имя. Странно, что ты ничего не знаешь.

– Да почему я⁈ – Он определенно не был с этим согласен. – Ну да, мой отец давно умер, но я на него похож. Я видел фотографии.

– Возможно, я ошибаюсь. – Я не стала спорить. – А ты знаешь, кто твой куратор?

– Сергей Львович?

– Он служит императору. Мой куратор – курсант. Мишкин – какой‑нибудь младший сотрудник Кавказского отделения.

– Это косвенные улики, – уперся Леонид.

– Говорю же, могу ошибаться, – вздохнула я. – Других объяснений тому, что я должен проводить с тобой время, у меня нет. Можешь спросить у Сергея Львовича…

– Да когда бы? – усмехнулся он. – Если завтра рано утром мы выезжаем.

– Когда вернешься. Мы ненадолго.

– Зачем едете?

– Я еду, а ребята со мной. В Москве мои опекуны похоронены. Навестить хочу.

А вот в Калужскую губернию хорошо бы отправиться без Леонида. Но об этом я подумаю после.

Выстрел прозвучал неожиданно. Я не прислушивалась к общему фону, зная, что рядом Сава и Матвей. Да и не ожидала я нападения! Мы же находились на территории академии.

Но Леонид встал, и в то же мгновение раздался выстрел. Негромкий, но вполне слышимый в вечерней тишине. Леонид схватился за плечо, медленно оседая.

– Ложись! – рявкнули рядом.

Кажется, это Матвей заставил… нет, запихнул нас с Леонидом под скамью. Он же бросился в ту сторону, откуда стреляли. А Сава, недолго думая, потащил нас куда‑то через Испод.

Глава 18

Местность практически не изменилась. Моей силы вполне хватало, чтобы видеть четкое отражение, без размытия и искажения пространства. Но то, что мы в Исподе, я поняла сразу.

Сава громко и емко выругался, не стесняясь моего присутствия. Леонид почти потерял сознание, поэтому навряд ли понимал, что происходит. А я впервые в жизни столкнулась с обитателями изнанки мира, можно сказать, лицом к лицу. Если не считать Карамельки, разумеется.

От живчиков веяло могильным холодом. Или мне так только казалось. Они не живые мертвецы, это я помнила, но выглядели они, как мертвые: одеревеневшие бледные лица, пустые провалы глазниц, отвисшие нижние челюсти. А вот двигались они свободно, будто живые. Медленно подкрадывались, словно оценивали добычу.

Позади них толпились тени и духи. Духи отличались от теней тем, что были похожи на людей. Тени словно сотканы из тумана и тьмы, у них лишь очертания человека – голова, туловище, руки и ноги. Духи – отражения спящих или тех, кто в коме, на грани жизни и смерти. Трехмерные и цветные.

– Какого… – вырвалось у меня.

– Кровь, – бросил Сава через плечо. – Я был уверен, что проскочим!

Мы не могли ни вернуться, ни идти дальше, свернув пространство. Эсперы учатся сражаться с живчиками и тенями не только для того, чтобы избежать смерти в Исподе. Если местные обитатели рядом, они могут пройти вслед за эспером в мир людей. И поэтому эспер либо сражается и побеждает, либо остается в Исподе навсегда. Сбежать нельзя.

В руке Савы сверкнула сталь клинка. Я узнала катану. С громким мявом на моем плече материализовалась Карамелька.

– Живчики мои, – сказал Сава. – На тебе тени. Духов убивать нельзя.

Карамелька топорщила крылья и злобно шипела.

– Отвлеки их, – сказала я, склоняясь над Леонидом.

Пуля попала в плечо и прошла навылет. Трех плетений хватит, благо я таскала с собой заготовки. Примерно так же, как Сава – катану, в подпространстве. Антисептик. Кровеостанавливающее. Активирующее регенерацию тканей. И немного силы, чтобы активировать плетения и привести Леонида в сознание.

Сава бился с живчиками, не подпуская их ко мне и Леониду. Когда я выпрямилась, голова одного из живчиков отделилась от туловища и, упав на землю, рассыпалась на осколки. Крови, к слову, не пролилось ни капли.

Карамелька, утробно рыча, летала над тенями и духами. И очень удачно их разделила. Духи, будучи отражениями еще живых, испугались и попятились. Тени, наоборот, игнорировали химеру, приближаясь к нам.

– Карамелька, гони их в сторону! – крикнула я, набирая полные ладони огня.

Тени сгорели и рассыпались пеплом. Сава с трудом отбивался от двух с половиной живчиков. Тот, у кого отсекли голову, и без нее прекрасно справлялся.

– Я в деле, – услышала я голос Леонида.

Лечение помогло, он не только очнулся, но и встал, и свое оружие материализовал. Хвандо. Надо же! У него уже есть собственное оружие.

Карамелька успешно гоняла духов, не позволяя им приближаться к полю боя. Я еще пару раз использовала магию, чтобы избавиться от теней. Они появлялись из ниоткуда, группами. А Саве с помощью Леонида удалось разделаться с живчиками.

– Карамелька, уходим!

Пространство свернулось – и нас вынесло в темное помещение. В нос ударил терпкий запах лекарств. Вспыхнул свет.

– Медсанчасть, – тяжело дыша, пояснил Сава.

– Надо послать кого‑то на помощь Матвею! – воскликнула я.

– Брось, стреляли в тебя.

– А попали в Леню⁈

– Или промахнулись, или перепутали в темноте.

– Не в меня, – вмешался Леонид. – Я пулю словил, потому что встал на линии огня. Целились ей в голову.

В комнату быстро вошли медики: дежурный врач, медсестра. Карамелька без приказа кошкой шмыгнула под тахту. Пока занимались Леонидом, я шепнула ей, чтобы нашла Матвея и убедилась, что с ним все в порядке. И села в уголке.

Сава, как старший, отвечал на вопросы дежурного офицера. Медсанчасть – при службе безопасности, так что и глава отдела эсперов не заставил себя долго ждать.

Обошлось без идиотских вопросов и ехидных комментариев. Александр Иванович был серьезен, как никогда. Четкие вопросы, четкие приказы. Я и опомнится не успела, как мы с Савой очутились в его кабинете. Леню оставили в медсанчасти, им занялся хирург. Матвей присоединился к нам. На плече его сидела Карамелька. Она перепорхнула ко мне и мяукнула, мол, вот, привела.

– Прошу прощения, это моя вина, – произнес Сава, вытягиваясь перед Александром Ивановичем. – Я не должен был вести в Испод раненного. Посчитал, что справлюсь, успею проскочить быстрее, чем живчики почуют кровь.

– Прошу прощения, это моя вина, – повторил его слова Матвей, вставая рядом с Савой. – Я пропустил нападавшего, а после не смог его догнать.

А я подумала, что вина таки моя. Потому что, если бы не я, ничего этого не было бы. Но благоразумно промолчала. Такие слова только оскорбят парней. Они знают обо мне все, и это их выбор.

– Разберемся, – сказал Александр Иванович. – В общежитие не возвращаться. Переночуете в санчасти, вам палату выделят. Там же покормят. Химеру тоже.

– Завтра мы никуда не едем? – спросила я.

– Не знаю, – ответил Александр Иванович. – Я сообщу.

Теней было слишком много, полакомиться нашими с Савой силами они успели, поэтому ни он, ни я не отказались от позднего ужина. Карамелька с удовольствием поела сладких булочек и уснула у меня на коленях. Матвей свою порцию отдал нам с Савой.

Все подавленно молчали, никто не хотел обсуждать произошедшее.

Наконец, Сава нарушил тягостное молчание.

– Это второе покушение?

– Третье, – отозвалась я. – Если считать первым пожар в детском доме.

– Может, стреляли все же в Леонида? – предположил Матвей. – Перепутали. Они с Ярой похожи, как близнецы.

– Кому он мог помешать? – возразила я. – Даже если он бастард императора, с каких пор их отстреливают? Он, в принципе, не претендент на престол.

– Месть обиженной женщины, например, – сказал Сава.

– Обиженная женщина, скорее, яйца мужу отстрелила бы, – фыркнула я. – Или любовницу извела бы. В чем виноват ребенок?

– Вместе со смертью мужа императрица теряет определенную власть, – шепотом произнес Сава. – А любовница… в другой стране. И вообще, прекратили обсуждать чужие семейные тайны.

– Ничего, что они меня касаются? – возмутилась я.

– В том случае, если Леонид – тот самый бастард. Но это пока лишь наши догадки.

– Верно, – согласился с ним Матвей. – Скорее всего, стреляли в Яру.

– Если так, то ее враги должны знать, что она под этой личиной. А ведь тогда вычислить преступника легко! – обрадовался Сава. – Круг посвященных мал.

– И мы с тобой попадаем в подозреваемые, – усмехнулся Матвей.

– Глупости не говори! – рассердилась я. – Если бы не вы, меня сейчас в живых не было бы.

Собственно, кроме этого, обсуждать было нечего. Сава и Матвей настояли, чтобы я легла, а сами решили спать по очереди. Я же словила откат после боя. Ничего особенного, обычная усталость. Потому и уснула, обнимая Карамельку. А утром нас вновь вызвали в кабинет к Александру Ивановичу.

– Это была ловушка, – сказал он. – С расчетом на то, что Сава поведет раненного через Испод. Живчиков приманили заранее.

– Но… – начал было Сава, но смолк под тяжелым взглядом Александра Ивановича.

– Письмо, что Леонид принес Яре, писал не император, – продолжил он. – И не Сергей Львович отправлял к Леониду посыльного с заданием. Но теперь, учитывая обстоятельства, я настоятельно прошу взять Леонида в поездку.

– Так мы едем? – не выдержала я.

– Расследование не завершено. Вам всем лучше уехать из Петербурга. Желательно прямо сейчас.

– Но такое мог подготовить только очень сильный эспер! – выпалил Сава.

– По‑твоему, я этого не понимаю? – спросил Александр Иванович. – Все. Убирайтесь с глаз моих. И да, вас… – Он поочередно ткнул пальцем в Саву и Матвея. – … никто не винит. Наоборот, вы действовали сообразно ситуации. Яра, ты тоже молодец. Видишь, и знания, полученные в гимназии, пригодились. В расследование не лезть, занимайтесь своими делами. При необходимости я сам вас найду.

Выходя из кабинета, я вспомнила, что не спросила о Леониде.

– Александр Иванович, а Ле…

– Я неясно выразился⁈ – рявкнул он. – Яра, не испытывай мое терпение!

«Правды не скажет, врать не хочет», – поняла я.

Что ж, хотя бы поиски матери не пришлось откладывать. Осталось только Леню из санчасти забрать – и можно ехать.

Глава 19

– Может, мне кто‑нибудь объяснит, что это было? – спросил Леонид.

Мы споро покидали вещи во внедорожник Матвея, купили еды в дорогу и выехали из города. За рулем сидела я. За право вести машину пришлось поругаться с «папочками». Так я называла Саву и Матвея, когда они проявляли обо мне чрезмерную заботу. Они и жребий предлагали, но я заявила, что или по‑моему, или я еду на своих колесах, без них. В конце концов, ночью я прекрасно выспалась.

Рядом со мной сел Матвей, Сава и Леня устроились сзади. Миша не вышел нас проводить, что показалось мне немного странным. Я была уверена, что утром он попытается вновь напроситься в поездку. Сава позвонил отцу, обеспечив Мишу работой до начала учебного года, так что… все к лучшему.

Как только выехали на трассу, Леня и задал свой вопрос.

– Да мы б рады, – вздохнул Сава. – Но мы все под подпиской о неразглашении.

– С меня тоже взяли, – сказал Леня. – Чтобы о случившемся не трепался. То есть, почему в нее стреляли, вы объяснить не можете?

– В него, – мрачно поправила его я.

– Яр, а ты не мог девчонкой поехать? – не унимался Леня. – Мы же тут все знаем, кто ты, так к чему маскарад?

– Тебе что‑то не нравится? – огрызнулась я.

– Меня корежит оттого, что девушка притворяется парнем!

– Добро пожаловать в клуб, – сказал Сава.

– Кем хочу, тем и буду, – отрезала я.

И ударила по тормозам, едва не пропустив светофор.

– Яр, за дорогой следи! – воскликнул Матвей.

Как‑то не так я представляла себе эту поездку.

Карамелька легла рядом, прижавшись мордочкой к моему бедру. Я почувствовала, как тревога отступает.

Мне и самой хотелось сбросить корсет и мужскую личину. Я по собственному голосу соскучилась. И очень устала от постоянного напряжения – боялась забыться и начать вести себя, как девушка. Но Александр Иванович по какой‑то причине не останавливал этот жуткий эксперимент, и я не позволяла себе расслабиться. Только к Николаю Петровичу и Ларисе Васильевне я пойду без маскарада, как выразился Леня. Поэтому в моих вещах спрятаны женская одежда и рыжий парик.

– Столько версий перебрал, и ни одна не кажется правдоподобной, – сказал Леня где‑то через полчаса.

– Если тебя это успокоит, то мы тоже ни шиша не понимаем, – отозвался Сава. – И каждый день на Яра не покушаются. К слову, все еще не факт, что на него.

– Не каждый день… но это не впервые? – Леня ухватился за подсказку.

Я молчала, предоставив Саве право решать, что можно говорить Лене, а что – нет.

– Не впервые, – вмешался в разговор Матвей. – Но, опять же, это неточно. До этого все очень походило на несчастный случай. Ребят, я вот что подумал… Может, это Нестеров?

– Нестеров утоп прошлой зимой, – сказала я.

– Что⁈ – воскликнул Матвей.

Я почувствовала, как его охватывает паника. Наверняка, подумал, что к смерти полковника Нестерова приложил руку его дед.

– Ты откуда знаешь? – поинтересовался Сава.

– В газетах писали, – ответила я. – Тело в порту всплыло. Зря его тогда отпустили. Он девушку изнасиловал, ее отец насильника и порешил.

Матвей с облегчением перевел дыхание.

– Кто такой Нестеров? – спросил Леня.

– Сава, расскажи ему, – попросила я. – Это не секрет.

Я следила за новостями из Мурманска с тех пор, как Петр Андреевич пообещал наказать полковника Нестерова. Я ждала. И гадала, каким будет наказание. Предполагала, что любое происшествие с Нестеровым попадет в новости, и не ошиблась.

Доигрался Нестеров сам или все подстроил дед Матвея, я не знала. Но полковник получил по заслугам. Навряд ли я была его первой жертвой, навряд ли последней. Зато теперь он никому не причинит зла.

– Нестеров точно мертв? – спросил Леня, когда Сава коротко пересказал ему то, что случилось два года назад.

– Если предположить, что его смерть по какой‑то причине инсценировали, то стрелять в меня он не мог, – ответила я. – Навряд ли он знает, как я сейчас выгляжу.

– Но все же вероятность есть, – упрямо возразил Леня.

– Держись этой версии, если тебе так проще, – посоветовал ему Сава. – Другой не будет. У нас, к слову, и такой нет.

– Я вот все думаю… – не унимался Леня. – Могу ли я быть бастардом императора. Отца я не помню, только фото видел. Мама никогда о нем не рассказывала, я никогда не видел родственников по его линии.

– Бесперспективное занятие, – сказал Сава. – Проверить никак нельзя, пока на то не будет высочайшего соизволения.

Я не видела его лица, но чувствовала легкое раздражение. Матвей, похоже, все еще обдумывал смерть полковника Нестерова, а Саве разговор надоел. Только Карамелька умиротворенно урчала рядом.

Но не только я ощущала эмоции Савы.

– Прошу прощения, – произнес Леня. – Может, вы привыкли к такому образу жизни, а мне как‑то в новинку. Вот и пытаюсь понять… Пытался.

Он замолчал. Сава выставил блок.

– Высажу, – сказала я. – Всех. В ближайшем поселке. Обратно на электричке поедете.

– Вообще‑то, это моя машина, – напомнил Матвей.

– Уговорил! Сам уйду.

Я вовсе не хотела ни с кем ссориться. Но если так получилось… Если в Москву мы едем таким составом… Можно же не усложнять⁈

– Три эспера на квадратный метр пространства, пожалуй, перебор, – неловко засмеялся Сава. – Ладно, я объяснюсь, как самый старший. – Он снял блок. – Да, я раздражен. Но не из‑за тебя, Леонид. Ты имеешь право знать. Однако, повторюсь, мы не можем удовлетворить твое любопытство. Частично из‑за подписки о неразглашении, частично из‑за того, что сами ничего не понимаем. Вот последнее и раздражает. Вместо того, чтобы заниматься расследованием…

Он махнул рукой, это я мельком увидела в зеркале дальнего вида.

– Можно подумать, если бы мы в Петербурге остались, нас к расследованию допустили бы, – мудро заметил Матвей.

– Лень, а расскажи, почему у тебя уже есть оружие, – попросила я, меняя тему разговора. – Заготовки магических систем в подпространстве прятать легко, но для материального оружия создают специальный карман. И право на него надо доказать. Я ведь прав?

– У меня спросила бы, я б объяснил, – вмешался Сава. – У Лени техника мастера, он мечом в совершенстве владеет.

– Да брось, – смутился Леня. – Экзамен я сдал, да. Но до мастера мне еще далеко. Сергей Львович говорит, что предела совершенству нет, и я с ним согласен.

– О! Кто‑то обещал рассказать мне о Сергее Львовиче, – вспомнила я.

– Вот пусть ученик и рассказывает, – хмыкнул Сава. – А я дополню, если что.

– Я мало о нем знаю, – признался Леня. – Он появился, когда эспер при посольстве в Сеуле обнаружил у меня дар. Стал приходить дважды в неделю, учить.

Санкт‑Петербург – Сеул? Для сильного эспера не расстояние.

– Он же настоял, чтобы я занимался боевыми искусствами, – продолжал Леня. – Последние два года, что я учился в лицее, мы встречались чаще, но всегда – только для учебы. Он ничего о себе не рассказывал, а я, разумеется, не спрашивал. Знаю только, что Сергей Львович служит во дворце, при императоре.

– Служит, служит, – подтвердил Сава со смешком. – Сергей Львович Разумовский – один из сильнейших эсперов империи, личный эспер его императорского величества, князь… и прочая, и прочая. Он лекции читает на старшем курсе, по проекциям. Проективная телепатия, проективная иллюзия…

– Это вы так внушение называете? – поинтересовался Матвей. – Разве это не запрещено законом?

– У нас многое законом запрещено, – как‑то резко ответил Сава. – Да кому закон писан, когда речь идет о безопасности государства?

«И кто способен поймать на нечестной игре сильнейшего эспера империи…» – осенило меня.

– Возможно ли, что мне внушили мысль о том, чтобы взять внешность Лени? – спросила я.

– Я тоже об этом подумал, – буркнул Сава.

– Но зачем? – помрачнел Леня.

– Допустим, проверить твои способности, – ответил ему Сава. – Чем не причина? Или столкнуть вас с Ярой лбами и посмотреть, что из этого получится. Или… ты бастард императора, и ее жених.

– Даже если бастард… – Леня тяжело вздохнул. – Почему жених?

– Не догадываешься? У императора нет законных детей с даром эспера. И внуков нет. И других… родственников. Яра же может положить начало новой ветви рода. Кровь эсперов будет передаваться по наследству.

– Это вилами по воде писано, – заметил Матвей.

– Вот родит наша Ярочка ребеночка, тогда и узнаем, – ехидно заметил Сава.

Я определенно чувствовала ярость, что волной шла с заднего сидения.

Ярость двух мужчин. Матвей, как ни странно, относительно спокойно отреагировал на замечание Савы.

– Ну, знаете ли… – наконец процедил Леня. – Я вам не племенной кобель.

– Очень рада, что в этом вопросе наши мнения совпадают, – сказала я. – Я как‑то тоже… не собираюсь становиться матерью эсперов.

Секунда… другая…

И парни дружно расхохотались. И ржали долго, до икоты. Я же увидела заправочную станцию, туда и свернула.

– Ой, не могу… – постанывал Сава. – Не, ребят, это нечто!

– Ага, – кивал Матвей, смахивая с ресниц выступившие от смеха слезы.

Леня похрюкивал, соглашаясь со всеми сразу.

– И что вас так рассмешило? – свирепо поинтересовалась я.

– Ты б себя со стороны слышала! – воскликнул Сава. – Мать… эсперов. Таким низким мужским… – Он перешел на фальцет. – … голосом.

– Кто там за руль рвался? Не смею мешать!

Я вышла из машины, хлопнув дверцей. Мое место занял Матвей, я устроилась на переднем пассажирском сидении.

Нет, я не злилась. Сава и Леня прекрасно это чувствовали, а Матвей, наверняка, догадался. Просто меня, наконец, отпустило. Вот примерно так я и представляла нашу поездку – со смехом, шуточными перепалками и несерьезным поведением.

Карамелька забралась ко мне на руки. Машина легко сорвалась с места, за окном поплыл сельский пейзаж. Я откинулась на спинку сидения и закрыла глаза.

– А давайте играть в города! – услышала я голос Савы. – Петербург!

– Гонджу, – немедленно откликнулся Леня.

– Углич, – подхватил Матвей.

– Череповец, – «отомстила» я.

В ближайшие несколько дней хотя бы не придется беспокоиться о том, что меня подстрелят. Хотя мой враг еще ни разу не повторился. Огонь, животное, пуля… В следующий раз это может быть что угодно.

Кому же я так мешаю? Чем? Как же бесят эти вопросы без ответов!

– Яр, Муром! Не слышишь, что ли? – Сава тронул меня за плечо.

– Москва, – выдохнула я.

Найду ли я там ответ хоть на один из своих вопросов…

Глава 20

До Москвы добрались поздним вечером. Можно было бы и раньше, но мы не спешили. Хоть и взяли с собой кое‑что из еды, но она быстро закончилась, поэтому останавливались перекусить, заезжая в разные города. А еще хотелось размяться, прогуляться и поглазеть на то, как живут люди в провинции.

В Москве Шереметевы когда‑то владели несколькими особняками, но, по примеру столичных аристократов, большую часть давно передали в собственность города. В одном из таких особняков теперь располагалась больница скорой помощи, в другом заседал городской совет, в третьем нашла приют публичная библиотека.

Квартира Петра Андреевича располагалась в доме на Патриарших прудах. Небольшая, но двухуровневая, под самой крышей, со скошенными потолками и лестницей с чугунными перилами.

Матвей предупредил, что кабинет и спальня деда – единственные комнаты, куда нельзя заходить. Кроме них на первом этаже располагались кухня и столовая, на втором – три спальни. Санузел – на каждом этаже.

Для боярина Шереметева… как‑то мелковато. Но, с другой стороны, здесь Петр Андреевич останавливался нечасто, светских приемов не устраивал вовсе. Полагаю, этого пространства ему вполне хватало.

– Вещи тащите наверх, – распорядился Матвей. – Сава, нам с тобой придется потесниться.

Три спальни на четверых – мало. Учитывая, что я – все же девушка. Хотя делить комнату с Савой в общежитии – это вроде как нормально.

– Да не вопрос, – легко согласился Сава.

– Не хочу вас стеснять, – вдруг заявил Леня. – Остановлюсь в гостинице. Адрес только подскажите, я совсем не знаю город.

– Из нас Москву лучше всех Яр знает, – ответил ему Сава с лукавой усмешкой. – Яр, подскажешь?

– А ты в своем репертуаре, – беззлобно огрызнулась я. – Не надоело? У меня уже аллергия на твой стеб!

Леня, безусловно, тоже ощущал эмоции Савы, но навряд ли понимал, что тот, в очередной раз, прикалывается. И никто Леню в гостиницу не отпустит.

– Никуда ты не пойдешь, – сказал Лене Матвей. – Нам лучше держаться вместе.

– Да, но я тут определенно лишний, – едва слышно поцедил Леня.

– Да перестань, – поморщился Сава. – Я ж пошутил. Ты не виноват, что все так сложилось. Я против тебя ничего не имею. И комната отдельная мне не нужна.

– А я вообще привык в казарме жить, – добавил Матвей.

Взаимные расшаркивания затягивались. Бросив чемодан внизу, я поднялась на второй этаж и заглянула в каждую из спален. Одна мне понравилась больше других, и кровать в ней стояла широкая, для двоих.

– Тебе эта понравилась? – позади меня возник Матвей. – Но тут двоим…

– Ага, – перебила я его. – Мы с Савой ее и займем.

– В смысле… – растерялся он.

– Кровать одна, хоть и широкая. Двое мужчин в одной кровати – это извращение, – пояснила я. – А нам с Савой надо привыкать жить вместе.

Это стоило произнести вслух хотя бы ради того, чтобы почувствовать эмоции Савы. Все же мне редко, но удавалось заставить его испытать неловкость и растерянность. Матвей смутился, и сильно. Леня, маячивший за их спинами, сгорал от любопытства.

Я сознательно устроила эту провокацию. Не прямым же текстом говорить Саве, что я предпочла бы его в качестве своего первого партнера! То есть, я надеялась, что он поймет намек, но оставляла ему право выбора. И надеялась, что все обойдется без последствий. В конце концов, я имею право хотя бы на эту малость. А он… пусть сам решает, как поступить.

– Так будет проще всего, – наконец сказал Сава. – Неделей раньше, неделей позже, какая разница.

И он занес в спальню наши вещи.

А вот что он при этом чувствовал… я толком не разобрала. Никакой радости, предвкушения – это определенно. Разочарования, досады – тоже нет. Он будто еще ничего не решил.

Да и пусть! Я хотя бы не буду жалеть об упущенной возможности.

Мы еще в дороге договорились, что сразу ляжем спать. Я первой успела принять душ. Когда вернулась в спальню, Савы там не было. Интересно, как он собирается целый год жить со мной в одной комнате. Так и будет бегать?

Корсет я сняла, иллюзию отключила. Карамелька нырнула ко мне под одеяло. Я поцеловала ее влажный носик и закрыла глаза. Только уснуть не могла.

Саву не ждала. Скорее, это он ждал, когда перестанет меня ощущать. Спящий человек – замкнутая система, без эмоций и чувств.

Уже и душ перестал шуметь, и Матвей с Леней угомонились, разошлись по своим комнатам. Сава сидел внизу. Я пялилась в потолок, и ничего не могла поделать с растущей обидой.

Очень хотелось встать, одеться, собрать вещи – и уехать в гостиницу. Наверное, я слишком раскрепощенная… для этого мира. Сава не может такое принять. А с общагой тогда что? Да плюну на все запреты, открыто признаюсь, что я девушка. Пусть отдельную комнату выделяют!

Скрипнула дверь. Я демонстративно повернулась так, чтобы не видеть Саву.

– Яра, я так не могу, – произнес он тихо.

– Совести у вас нет, ваша светлость, – сухо произнесла я. – Вы ведете себя так, будто вас к чему‑то принуждают.

Меня окатило теплой радостью. Саве понравились мои слова. Все же я… не понимаю парней. Будь на его месте Матвей, все было бы предельно ясно. Матвей из тех, кто не прикоснется к девушке до свадьбы. Но Сава… не девственник. Все эти истории о его любовных похождениях – не выдумка.

– Как же я рад услышать твой голос, – выдохнул Сава. – Спасибо.

Матрас просел под его весом. И… ничего. Теперь в комнате не спали двое. Карамелька – та дрыхла, посапывая и перебирая лапками во сне.

Молчание гремело в ушах, как похоронный марш.

– Вообще, я хотела остаться с тобой наедине, – сказала я. – И не смогла придумать ничего лучше.

Кольнуло сожалением.

– Мне помощь нужна. Вернее, совет, – продолжила я. – Матвей тут навряд ли поможет.

– Говори.

– У меня появились деньги…

Я рассказала Саве о подарке от квартирной хозяйки и ее мужа.

– Я думала купить машину, но вы опередили.

Он не возражал, значит, я все же угадала. Это его подарок. Его и Матвея.

– В общем, я хочу вложить свой небольшой капитал… куда‑нибудь. Мне нужно собственное жилье. Можешь что‑нибудь посоветовать?

– Могу, – ответил Сава, помолчав. – Я узнаю, есть у кого. Прости, сразу не соображу, в этом я не силен.

Разочарование с привкусом горечи. Все же дар эспера – это проклятие. Я не хочу ощущать все это… и додумывать, без возможности спросить напрямую.

– Если сложно, не надо. Я так… спросила. Больше некого.

– Яр, я узнаю, – повторил Сава.

Узнает. В лепешку расшибется, но узнает. Из‑за той дурацкой клятвы на крови? Как я жалею, что не помешала ему тогда!

– Сава, как ты родом будешь управлять? Я не в упрек, я все понимаю. И роду от тебя, как от эспера, пользы больше. Но ты же наследник?

– А мне жену умненькую нашли, – отозвался он. – Она, между прочим, Гарвард закончила. Управляющие, опять же, есть.

Горечи стало больше.

– Яра, я тоже все чувствую, – вдруг напомнил он. – Судя по тому, что твоя обида растет в геометрической прогрессии, ты неправильно понимаешь мои эмоции.

– Наверное, – согласилась я. – Ты предпочитаешь молчать, а гадалка из меня плохая. Сава…

Я включила свет и встала. Эмоций мало, я хочу видеть его лицо. Сава сидел, опершись спиной на подушку.

– Чего? – спросил он, когда глаза привыкли к свету.

– Сава, а если я попрошу тебя… жениться на мне? Клятва не позволит тебе отказаться?

– Ты не попросишь, – сиплым голосом ответил Сава. – А если попросишь, я разочаруюсь в тебе. По‑настоящему.

Он не отводил взгляд. Но я не могла понять, как трактовать эту решимость. «Яра, попроси. И мне будет легче тебя забыть». Так, что ли?

– Я хочу провести ритуал отказа от клятвы на крови, – произнесла я.

– Мне это не нужно! – Сава вспыхнул, подался вперед. – Не хочу ничего менять!

– Мне нужно, – вздохнула я. – Я верю тебе и без клятвы.

– Хорошо, скажу иначе. – Его взгляд стал цепким, колючим. – Я прошу тебя оставить все, как есть. Пожалуйста.

– Почему?

– Разреши… не объяснять.

Разрешить? Будто я могу настаивать.

– Ты из меня веревки вьешь, – пожаловалась я, забираясь под одеяло.

– Я? Из тебя? – Сава рассмеялся.

Я щелкнула выключателем, в комнате опять стало темно.

«Яра, ты справишься. Ты же знала, что это всего лишь шанс. Когда‑то ты отказалась от любви, теперь очередь Савы. Это нормально», – твердила я про себя.

Между прочим, сон по ощущениям не отличить от блока. И почему я сразу об этом не подумала! Постепенно, сглаживая ощущения, не забывая о ровном дыхании…

Притворяясь спящей, я не заметила, как уснула. А проснулась на рассвете, с криком, перепугав Саву и Карамельку. И инстинктивно прижалась к Саве.

– Яра, что? Кошмар приснился? – спрашивал он, баюкая меня в объятиях.

– Да…

Кошмар, в котором меня вновь приговорили к смертной казни. Только подробности Саве знать ни к чему.

– Принести воды?

– Нет. – Я отстранилась, взглянула на часы. – Я на пробежку. А потом поеду на кладбище. Хорошо бы уже сегодня уехать из Москвы.

– Я с тобой.

– На пробежку? Давай. – Я встала и дернула штору, впуская в комнату свет.

– Ты никуда не поедешь одна, – нахмурился Сава.

– Не поеду, – согласилась я. – Но и всей компанией – тоже не дело. Мне и с Матвеем надо поговорить. Скорее, ему со мной, но при Лене он не будет. Кстати, я так и не придумала, как объяснить ему поездку под Калугу.

За окном шумели деревья, и щебетали птицы. Вдалеке поблескивала гладь пруда. Я с удовольствием пробежалась бы по знакомым местам, но…

– Доверься мне.

Я не заметила, как Сава подошел. И вздрогнула, когда он обнял меня сзади, прижимая спиной к груди.

– Яра… – Его дыхание обожгло ухо. – Ничего не изменилось. Я люблю тебя. И я еще не потерял надежду. Ты будешь моей, но только тогда, когда я буду уверен, что смогу быть твоим. Только твоим, понимаешь?

Очень хотелось послать Саву ко всем чертям с его глупым благородством. Но я подавила вздох и прошептала:

– Я все понимаю.

И сбежала в ванную комнату, переодеваться в парня.

Глава 21

Матвей не спал, поэтому слышал, как щелкнул замок на двери в ванной комнате, как полилась вода, как кто‑то сбежал по лестнице. Он угадал, спустилась Яра.

– Утро доброе, – хмуро буркнул Матвею Сава, на ходу натягивая ветровку.

Матвею стало стыдно, потому что плохому настроению друга он обрадовался. Не был бы Сава таким мрачным, если бы ночью у них с Ярой…

Матвей едва успел поймать брошенную в него вазу. Сава попросту схватил то, что оказалось под рукой, и метнул, определенно выражая свое отношение к чувствам Матвея.

– Позлорадствуй еще, – процедил Сава.

– Как же с вами, эсперами, трудно, – нарочито театрально вздохнул Матвей и аккуратно поставил вазу на место.

– Может, с нами на пробежку? – предложил Сава вполне миролюбиво.

Удивляться скорости, с которой у друга менялось настроение, Матвей давно перестал. Он отрицательно качнул головой, взглядом указывая на дверь комнаты, где спал Леня. Не хотелось оставлять его одного в квартире.

Дверь открылась, будто Леня ждал своего выхода. На нем была спортивная форма, в руках он держал кроссовки.

– Да вы издеваетесь! – воскликнула Яра, едва поняла, что на утреннюю пробежку собрались все.

– Тебе жалко, что ли? – хмыкнул Леня. – Улица общая, а за здоровьем не только ты следишь.

И не нужно быть эспером, чтобы сообразить – и Яра не в духе.

«Вот и хорошо, вот и отлично!» – молча радовался Матвей, нарезая круги вокруг пруда. Он давно уже смирился с тем, что Яра выбрала не его, и против Савы ничего не имел, но отчего‑то его корежило от одной мысли о том, что кто‑то домогается Яры. К счастью, случалось это нечасто.

Побегали, размялись, разогнали кровь – и шумной толпой ввалились в квартиру. После душа Матвей отправился готовить завтрак. То есть, накрывать на стол. Еще вчера он обнаружил в холодильнике запасы еды: сырники, блины с начинкой, творожную запеканку, кастрюлю с рисовой кашей и сухофруктами, порезанное тонкими ломтиками мясо, буженину, сыры… Все, что ему оставалось – разогреть и разложить по тарелкам то, что можно съесть на завтрак.

– Помочь? – спросила Яра, появляясь на кухне.

– Да я уже все. Садись. Кофе или чай?

– Кофе. И что‑нибудь для Карамельки, – ответила она.

Химеру Яра держала на руках. Матвей поставил перед ними корзинку с выпечкой и отошел к кофемашине.

– Я после завтрака сразу поеду, – сказала Яра. – Ты со мной?

– Хотелось бы, – отозвался Матвей. – Честно говоря, я был уверен, что ты захочешь ехать одна.

– Кто ж отпустит, – вздохнула Яра.

Он согласно кивнул. Кухня наполнилась кофейным ароматом. Чуть позже спустился Сава, следом – Леня.

К бутербродам Матвей порезал огурцы и помидоры, но все наелись кашей и творогом, и к овощам не притронулись. Только Леня подцепил с тарелки четвертинку помидора, посыпал ее сахаром и с удовольствием съел.

– Вкусно? – сдавленно поинтересовалась Яра.

Матвей, как и она, с трудом представлял, как такое можно есть.

– Очень, – ответил Леня. И рассмеялся. – Чего уставились? Это же ягода, а там, где я жил, все ягоды едят с сахаром. – Он съел еще одну четвертинку помидора и добавил: – Справедливости ради, не только ягоды.

– А что еще? – заинтересовалась Яра.

– Да все подряд. Сладкая фасолевая паста, например. Огурцы в банках. Рыба к пиву.

– Фу… – Яра сморщила нос.

– Ко всему привыкаешь, – философски заметил Леня.

– А ты сколько лет там прожил, что успел полюбить соленое, а потом привыкнуть к сладкому? – поинтересовался Сава.

– Больше десяти, – ответил Леня спокойно. – Но я при посольстве жил, туда поставляли продукты, обычные для европейцев. С местной кухней я гораздо позже познакомился.

– Что‑нибудь вкусное там едят? – спросила Яра.

– Там много вкусного. Мне кимчи нравится, здесь такого не готовят.

– Это что? Рыба? – Сава скептически поднял бровь.

– Капуста. Только не такая. – Леня показал руками шар. – А длинная, и листья у нее нежные. Эти кочаны корейцы тазами… э‑э‑э… даже не знаю, как сказать по‑русски. Не солят. Квасят, наверное, потому что там еще красный перец, чеснок, лук, имбирь, рыбный соус…

– Достаточно, – сказала Яра, прикрывая рот рукой.

– Да не рыбий жир, – рассмеялся Леня. – Это, правда, вкусно. У корейцев даже холодильники для кимчи есть, с нужной температурой.

– А я попробовал бы, – поддержал его Матвей. – Любопытно.

– Ладно, мне пора. – Яра встала из‑за стола. – К опекунам я девочкой поеду. Так будет правильно.

– Мы с тобой? – спросил Леня.

– С Ярой поеду я, – сказал Матвей. – Этого достаточно. А вы с Савой или тут отдыхайте, или погуляйте.

– А почему ты, а не Сава?

Вопрос был бестактным, но Матвей на него ответил.

– Николай Петрович, опекун Яры, когда‑то спас мне жизнь. Полагаю, я имею право.

Яра собралась быстро. Матвей невольно залюбовался ею: по лестнице спустилась красивая девушка в летнем платье и босоножках, с длинными рыжими волосами.

– Рты закройте, мухи залетят, – сказала Яра голосом Ярика.

Матвей вздрогнул от неожиданности. Сава за спиной непристойно выругался.

– Внезапно, – произнес Леня.

– Вы бы свои рожи видели, – невозмутимо ответила Яра уже своим голосом. – Матвей, идем?

– Возьмем машину? – спросил он.

– Нет, давай на метро.

– Как скажешь.

До станции метро шли тихими переулками. Москва просыпалась медленно, будто неохотно, и редкие прохожие неторопливо выгуливали собак или шли на работу.

Они тоже не спешили. Яра глазела по сторонам и время от времени полной грудью вдыхала свежий утренний воздух.

– Соскучилась? – улыбнулся Матвей.

– Ага, – ответила она. – Здесь даже пахнет по‑особенному. Ты не замечаешь?

Он ощущал запах сладкой выпечки из пекарни, мимо которой они проходили. Влажной земли – это дворник недавно поливал клумбы на бульваре. Легкий сигаретный дым – кто‑то курил на лавочке, выгуливая собачку. Ничего необычного. Но Матвей согласился с Ярой.

– Пожалуй, – сказал он. – Ты хотела о чем‑то поговорить?

– Мне казалось, ты хотел. – Она взглянула на него вопросительно. – Я ошиблась?

– И да, и нет, – признался Матвей. – Ты должна знать, но мне не хочется говорить об этом.

– Почему не хочется?

– Стыдно. Я вроде как жалуюсь… девушке.

– Ничего ты не должен, – сказала Яра. – Это твое личное.

– Сава знает, – вздохнул Матвей.

– Я тоже, только в общих чертах. Если ты считаешь, что этого достаточно, то с моей стороны нет никакой обиды. Но если нужна моя помощь, я сделаю для тебя все, что в моих силах.

Они добрались до станции, спустились на платформу, дождались поезда и вошли в вагон. Яра встала у двери, Матвей загородил ее собой от натиска пассажиров. Улицы в центре почти пусты, а в метро уже давка.

– Да нет никаких подробностей, – наконец произнес он, наклоняясь к Яре, чтобы не перекрикивать стук колес. – Просто… противно. И я все думаю, может, я не прав? Она – моя мать…

– Моя мать сдала меня в детдом, потому что, согласно пророчеству дедули, я – проклятие рода, – неожиданно сказала Яра. – Она считала, что это я виновата в смерти отца. Мне любить ее только за то, что она – моя мать?

Матвей долго не мог ничего ответить. Он и представить не мог, какие демоны достались Яре. Она же ничего не рассказывала! И о том, что она была в архиве императора, он узнал случайно.

– Ты в семье рос, – добавила Яра. – Дед тебя, как родного любит. И считает родным, я уверена.

– Да, все так, – согласился Матвей. – Яра…

– Не надо, – оборвала его она. – Жалеть меня не надо. Я не делилась этим с тобой и Савой лишь потому, что боялась впутывать вас… в свою войну. Меня тоже любили. Просто мне не повезло, мои опекуны рано умерли. А мать я ищу не для того, чтобы воссоединиться с семьей. Я вытрясу из нее все, что она знает о деле отца. Любым способом.

– Вам нельзя…

Матвей малодушно ухватился за последние слова. Эсперам запрещалось читать чужие мысли без особого разрешения. Правда, и поймать их на этом сложно. Обычный человек не почувствует ничего, кроме головной боли. С другой стороны, есть защита от эсперов. Маги создали амулет, предупреждающий о вмешательстве. Ими пользовались нечасто, да и заблокировать сигнал при желании возможно. Но у матери такой амулет был, очень мощный, и у Савы не хватило сил, чтобы обойти защиту.

У Яры дар сильнее. И от нее никто не ждет подвоха.

– Плевать, – ответила Яра. – Кстати, если хочешь знать имя отца, я могу попробовать.

– Я не уверен, что хочу, – поморщился Матвей. – Сава пытался, но не смог. В первый момент хотелось знать.

– Я смогу, – уверенно сказала Яра. – Я никогда не сделаю этого с тобой или с Савой. И никого другого не трону, если это не будет касаться дела моего отца. Но тебе помогу.

Матвей коротко кивнул. Чего теперь в благородство играть, если сам напросился? Он откажется, потому что не хочет подставлять Яру. Но это предложение, само желание помочь… оказалось неожиданно приятным.

Они вместе купили цветы – белые и красные розы. Яра сказала, что Николай Петрович всегда дарил жене розы, они им обоим напоминали о юности.

За могилами определенно ухаживали. Памятник из дорогого камня сверкал на солнце искрами. В цветнике буйно разрослись календула и космея.

– Коллеги и ученики, – пояснила Яра, хотя Матвей ни о чем не спрашивал. – Может, и благодарные пациенты.

Она положила букет на могилу и присела на корточки, касаясь ладонью нагретого солнцем камня. Матвей постоял рядом – и отошел в сторону, чтобы ей не мешать.

Они собирались уходить, когда увидели смотрителя кладбища, спешащего к ним. Кругленький старичок почти бежал, махал руками и кричал издалека:

– Подождите! Подождите!

– Это нам? – спросил Матвей.

– Ага, – ответила Яра. – Ты кого‑нибудь еще тут видишь?

Смотритель остановился, запыхавшись.

– Вы… вы случайно… – Он все никак не мог выговорить фразу до конца. – Вы не Яромила?

– Яромила Михайлова, – представилась Яра.

– А документы имеются? – поинтересовался он.

– Что, собственно, вам от нее нужно? – вмешался Матвей.

– Есть письмо для Яромилы Михайловой, – ответил смотритель. – Но я должен быть уверен, что отдаю его Яромиле.

– Вот только покойники мне писем не писали, – пробормотала Яра.

– Да господь с вами, девушка! – Смотритель перекрестился. – От господина Жидкова письмо, он живехонек. – Он задумался и добавил: – Был. Когда письмо передавал. Так что насчет документов?

Удостоверившись, что перед ним та самая Яра, смотритель вручил ей замусоленный конверт. Похоже, он лежал в кармане его пиджака давно.

Яра вскрыла конверт тут же. Прочла письмо, передала его Матвею. В письме была просьба о встрече. Жидков Тимофей Геннадьевич представился учеником Николая Петровича. Он зачем‑то просил Яру подъехать по указанному адресу, в любое время.

– Ты со мной? – спросила Яра.

– Могла бы и не спрашивать, – ответил Матвей. – Но стоит ли ехать? Вдруг это ловушка?

– Вот и узнаем. – Она повела плечом.

– Давай хотя бы Саву позовем.

– И Леню, – подсказала Яра. – Нет уж, хватит нас двоих. У тебя оружие с собой?

– Обижаешь…

– Если что, Карамельку позову, она из Испода выведет. Но мне кажется, это не ловушка.

– Когда кажется, креститься надо, – пробурчал Матвей. – Позвонить все равно надо, сказать, где мы.

Против звонка Яра не возражала.

Глава 22

Савелий понятия не имел, чем занять Леонида. Матвей оставил ключи от квартиры на случай, если они захотят прогуляться, и попросил не оставлять Леонида без присмотра. Савелий и не собирался. Но и адекватных идей в голову не приходило.

Показывать мальчишке Москву? Увольте! Будь он хоть трижды бастард императора, Сава не нанимался ему в няньки. За кружечкой пива он сумел бы разговорить Леонида, узнать о нем что‑нибудь новое, но приличные люди ранним утром по барам не шляются. Совместный спарринг – вот что по‑настоящему интересно. Только где скрестить клинки?

Размышления о насущном прервал звонок в дверь.

– Забыли чего, что ли, – проворчал Савелий, отправляясь в прихожую.

И остолбенел на пороге, не веря глазам. Даже оглянулся в поисках Леонида, чтобы тот ущипнул.

– Привет! – жизнерадостно произнесла Ася. – А вот и мы!

– Здрасьте… – выдавил Михаил, стоящий за ее спиной.

Савелий подавил порыв захлопнуть перед ними дверь. И даже изобразил улыбку.

– Какими судьбами? – поинтересовался он.

В квартиру не приглашал, но Ася ловко проскользнула мимо него и зацокала каблучками по паркету.

– Эй, обувь сними! – крикнул ей вслед Савелий. – И вообще, это не мой дом.

Михаил аккуратно поставил кроссовки на коврик у двери и двинулся следом за Асей.

– Что происходит? – Из кухни выглянул Леонид.

– Эта – ко мне, – процедил Савелий, ткнув пальцем в Асю. – А этот… – Он указал на Михаила. – К тебе.

– Отнюдь, – возразил Михаил. – Я сопровождаю Анастасию Евгеньевну по поручению Михаила Савельевича.

У Савелия дернулся глаз. Если Миша не врал… А он не врал! Получается, Савелий собственными руками вырыл себе яму.

– Присесть не предложишь? – насмешливо спросила Ася.

Сегодня она нарядилась в дорогой брючный костюм, сделала высокую прическу. И о драгоценностях не забыла: в ушах блестели золотые сережки с брильянтами, на шее – цепочка с таким же камушком.

– Не предложу, – грубо ответил ей Савелий. – Это дом главы рода Шереметевых. Твой визит неуместен.

Ася закусила губу и уселась на стул, закинув ногу за ногу.

– Оставьте нас наедине с Савой, – сказала она властно.

– Отставить! – велел Савелий. – По какому праву ты командуешь?

С того момента, как Анастасия переступила порог квартиры, он задал много вопросов. Но ответа не получил ни на один.

– Хорошо, пусть слушают. – Ася повела плечом. – Может, тогда и любимую позовешь? Познакомь нас.

Савелий мысленно застонал. События развивались по худшему сценарию. Ася решила, что в Москву он уехал с девушкой, и явилась, чтобы поймать его с поличным. Какой же он идиот!

– Сава, она нормальная? – поинтересовался Леонид. – Может, скорую психиатрическую вызвать? Я посмотрю номерок в справочнике.

– Все в порядке, Леня, – произнес Савелий ровным голосом. – Это моя невеста.

Он представил их друг другу. И перестал требовать объяснений. Ася сама расскажет все, что нужно. Это он поначалу сглупил, потому что растерялся. Гораздо сильнее Савелия волновало не то, как Ася его нашла, а почему она это сделала. Ведь это практически объявление войны, и не ему, а той, кого он любит.

И ведь никто его за язык не тянул! Отчего он решил, что Ася – порядочная девушка? По спине поползли мурашки величиной с кулак. Он же подставил Яру!

Леонид бросал на Савелия встревоженные взгляды, чувствуя его настроение. Миша по этой же причине уставился в пол и определенно мечтал стать невидимкой. Ася немного нервничала, но старательно изображала светскую львицу.

– Где она прячется? – спросила Ася надменно. – Пусть выходит, я хочу с ней познакомиться.

А ведь Яра ушла в истинном обличье, в нем и вернется…

– Прошу прощения, о ком ты говоришь? – поинтересовался Леонид. – Кто прячется? Зачем?

– Мужчины всегда заодно! – фыркнула Ася. – Вы оба будете уверять, что в квартире больше никого нет.

– В квартире больше никого нет, – тихо произнес Миша, все так же пряча взгляд.

– Майк, давай ты, – обратился к нему Леонид. – Что происходит?

– Миша, молчи! – велела Ася.

– Я не твой личный слуга, – огрызнулся Миша. – И не буду выполнять твои приказы. Меня наняли, чтобы охранять тебя в поездке. Сейчас твоей безопасности ничего не угрожает.

– Сава, скажи ему! – возмущенно воскликнула Ася.

Савелий лишь ухмыльнулся. Замысел Аси провалился с треском: жениха с поличным она не застукала. Хотя все еще оставался шанс испортить ему отдых.

– Короче, это я виноват, – покаялся Миша. – Я ж пошел курьером наниматься, как Сава подсказал. А меня почти сразу в кабинет к главному пригласили, к Михаилу Савельевичу. Он и спросил, не знаю ли я, куда его наследник укатил. Мне ж никто не говорил, что это секрет!

– Это не секрет, – успокоил его Савелий. – Все в порядке, это не твоя вина. Дальше, я так полагаю, отец велел тебе сопровождать Анастасию в Москву?

– Ага, – печально согласился Миша. – Ну, я думал, что удачно получилось. Потусим тут все вместе. Я ж не знал, что вы тут с девушкой!

– Нет никакой девушки, – сказал Леонид. – Матвей и Ярик по делам ушли, им кого‑то навестить надо. А больше никого нет.

Савелий подумал, что Леня не так уж и плох. Сообразил, что сказать, и очень убедительно подыграл.

Миша приободрился. Ася, наоборот, приуныла. Савелий решил, что пора брать инициативу в свои руки.

– Леня, Миша, будьте добры, останьтесь здесь, – произнес он сухо. – Мы скоро вернемся. Анастасия, прошу за мной.

Он начал подниматься по лестнице, уверенный, что Ася идет следом.

– Проходи. – Савелий распахнул перед ней дверь их с Ярой комнаты. – Можешь поискать тут женские вещи.

В Яре он был уверен. Яра не расслаблялась даже на отдыхе. Да, она ушла в женской одежде и в парике, но ни в ванной комнате, ни в спальне не оставила ничего, что выдало бы ее пол.

– Здесь остановились мы с Яриком, – продолжил Сава. – Он мой сосед по комнате в общежитии академии. Могу попросить Леню, чтобы он показал тебе свою спальню. Если дождешься Матвея, с ним ты знакома, то и он…

– Не надо, я тебе верю, – пробормотала смущенная Ася.

Успех следовало закрепить.

– Анастасия, я полагал, что мы договорились хотя бы об одном. Не усложнять друг другу жизнь. Чего ты хочешь добиться, выслеживая меня? Того, чтобы я тебя ненавидел?

Она попыталась что‑то ответить, но Савелий взмахом руки заставил ее замолчать.

– Я сказал тебе, что люблю другую. Но это не означает, что я встречаюсь с ней, что мы в отношениях. Этой девушки рядом со мной нет. Ты зря потратила время.

– Интересно, как бы ты поступил на моем месте! – выпалила Ася. – Если бы я сказала, что люблю другого. Вы, мужчины, такие собственники! А почему я не могу хотя бы выяснить, кто моя соперница?

– Она тебе не соперница.

Сава потер висок. Убедительно врать – тяжкий труд. Даже голова разболелась.

– Ладно, – неожиданно кротко согласилась Ася. – Если я уже тут, может, погуляем вместе? Здесь есть что‑нибудь интересное?

– Мяу!

Из‑под кровати выглянула Карамелька. Савелий и забыл, что она осталась в комнате. А ведь ее можно послать к Яре с запиской!

– Ой, тут кошка? – встрепенулась Ася. – У меня аллергия на кошачью шерсть! Апчхи!

– Подожди внизу, – хмуро велел ей Савелий. – Я переоденусь и спущусь. Так и быть, погуляем.

От Миши избавиться не удастся, но это даже хорошо. Савелий не хотел оставаться с Асей наедине. Лене придется передать Яре одежду и предметы маскировки. Ей нельзя возвращаться в квартиру в платье.

– Карамелькин, есть дело, – сказал Савелий, обращаясь к химере. – Уверен, ты справишься.

Глава 23

Карамелька появилась неожиданно: бросилась мне под ноги, едва мы с Матвеем зашли в нужный подъезд. Я тут же взяла ее на руки и увидела бумажку, прикрепленную к ошейнику.

– Кажется, сейчас мы узнаем, почему никто не подошел к телефону, – сказала я Матвею.

Карамелька вела себя спокойно: не мяукала, никуда не звала. Значит, ничего страшного не случилось. Я подошла к окну, чтобы прочитать записку.

В ней Сава сообщал, что нагрянули гости: его невеста в сопровождении Миши. И называл место, где Леня будет ждать меня с вещами Ярика, потому что невеста не должна видеть Яру. А еще он просил не обижаться и обещал все объяснить.

– Бойкая девушка, – хмыкнул Матвей, прочтя, в свою очередь, послание Савы.

– Ты ее знаешь? – мрачно поинтересовалась я. – Он вас уже познакомил?

– Не он, – ответил Матвей. – Я встречал ее по поручению Александра Ивановича.

– Красивая?

– Яра… – Он откровенно развеселился после моего вопроса. – Она обычная. Ты красивее.

– Ты смеешься, потому что я ревную?

– Нет. Вопрос такой… предсказуемый, что ли. Почему‑то девушки, в первую очередь, интересуются красотой соперницы. Будто это самое главное.

– Ты прав, в этом нет никакого смысла, – вздохнула я. – У наших с Савой отношений не просто нет будущего. У нас и отношений‑то нет. – И вдруг пожаловалась Матвею, как лучшей подружке: – Он не захотел со мной спать, представляешь? Неужели слухи врут, и он вовсе…

Матвей закашлялся, прерывая мою внезапную откровенность.

– Прости, – выдавила я. – Пойдем?

– Яра, я не Сава, но на его месте я бы тоже не стал, – сказал Матвей.

– Почему?

– Потому что так не поступают, когда любят по‑настоящему, – пробурчал он.

И заспешил к лифту.

Из него как раз вышла пожилая женщина с сумкой‑тележкой.

– Девочка, ты зачем котика взяла? – строго спросила она, уставившись на меня немигающим взглядом. – Это котик Марьи Ивановны, с третьего этажа.

– Прошу прощения, но это моя кошка, – ответила я.

Карамелька, в подтверждение моих слов, мяукнула и забралась ко мне на плечо. Мол, моя хозяйка, не знаю никаких Марь Ивановн.

– Да что ты такое говоришь! – рассердилась женщина. – Ты не из нашего дома, я тут всех знаю. А кто ходит по гостям с кошкой⁈ Кстати, вы зачем сюда пришли? Кошек воровать?

– Мы к Жидкову Тимофею Геннадьевичу, – вмешался Матвей. – А кошка наша. Можете зайти к вашей соседке, уверен, ее кошка дома. Яра, ты идешь?

Я ловко обогнула слегка растерявшуюся женщину и заскочила в лифт. Матвей тут же нажал кнопку нужного этажа.

– Куда? – всполошилась женщина. – Я вас не отпускала!

К счастью, двери лифта закрылись быстрее, чем она успела до них добежать.

– Ненормальная, – высказала я свое отношение к женщине.

– Обычная, – возразил Матвей. – Это ты, Яра, среди простых людей не жила. Они и такими бывают. Скорее всего, кошки похожи, и женщина вступилась за соседку.

– Ты‑то откуда знаешь, как простые люди живут? – обиделась я.

Зря, к слову, обиделась. В мире, о котором у меня сохранились воспоминания, такие тетеньки тоже встречались.

– Ты обо мне многого не знаешь, – улыбнулся Матвей. – Если захочешь, потом расскажу. Выходи, приехали.

Карамельку я отправила домой. Только после этого Матвей нажал кнопку звонка. И дверь нам открыли почти сразу.

– Яра! – воскликнул худощавый мужчина в очках. – Яромила Михайлова. Ты повзрослела, но почти не изменилась. Мы встречались в доме Николая Петровича. Но ты меня, скорее всего, не помнишь.

– Откровенно говоря, нет, – призналась я. – Я не присматривалась к гостям, простите.

– Ничего, я и был то у вас всего пару раз, – отмахнулся мужчина. – А это?..

Он взглянул на Матвея. Я представила его, как своего друга.

– Тимофей Геннадьевич, – назвался мужчина. – Ой, что это мы на пороге! Проходите.

Тимофею Геннадьевичу на вид было около сорока лет. По его словам, он занимался наукой. А застать его дома легко, потому что он «страшный домосед», материалы для исследований собирают его помощники, а он обрабатывает, анализирует, пишет статьи.

Он рассказывал это, ловко расставляя на столе чашки и вазочки с печеньем и конфетами. Чай он не предлагал. Скорее, не предполагал отказа. Я слушала эмоциональный фон и не ощущала ничего подозрительного. Обычная реакция человека, который долго ждал встречи и, наконец, радуется, что она состоялась.

– Сегодня вторник? Жаль. По средам Верочка приносит пирог с капустой. Я угостил бы вас пирогом. Да вы угощайтесь, не стесняйтесь. Чай хороший, настоящий китайский. Мне коллега прислал.

Из вежливости мы с Матвеем и чаю испили, и по конфете сгрызли. И только после этого я спросила:

– Так зачем вы хотели меня увидеть?

– Да тут такое дело… – Тимофей Геннадьевич свою чашку отставил. – Я сейчас.

Он скрылся в соседней комнате и вернулся с бумажной папкой в руках.

– Яра, мне достались архивы Николая Петровича. Все, что связано с наукой, с медициной. Он мне их завещал.

– Да, я помню что‑то такое, – кивнула я. – В то время я плохо соображала, что творилось вокруг, поэтому воспоминания смутные.

– Это не имеет никакого значения, – сказал Тимофей Геннадьевич. – Дело в самом архиве, вернее, вот в этой папке.

Он похлопал по ней рукой.

– Николай Петрович вел дневник или журнал, называйте это как угодно, – продолжил Тимофей Геннадьевич. – В нем он описывал интересные случаи из практики. Его я и изучал. Кстати! – Он вдруг встрепенулся и уставился на меня. – Я не присваиваю себе его труды. Наоборот! Все будет издано под именем Николая Петровича.

– Я не являюсь его наследницей, – успокоила его я. – Хотя рада, что эти исследования и после его смерти будут помогать людям.

– Да? Но как же так… – растерялся Тимофей Геннадьевич. – Но куда же… кому же…

– Полагаю, вам следует поступить согласно его завещанию. Так что в папке? Это как‑то касается меня?

– Касается! Очень даже касается! – вновь оживился Тимофей Геннадьевич. – Николай Петрович описывал и твой случай. Ты же чуть не погибла в пожаре, верно?

– Да, – подтвердила я.

– Одновременно с этим он лечил мальчика с травмами после падения с высоты. Николай Петрович не указывал имен. У него все были пациентами N. Твой случай я знаю, а что за мальчик – нет. Но это можно узнать, если поднять архивы тех лет. Возможно, по твоему запросу…

– Разве это важно? – не выдержал Матвей, выразительно на меня взглянув.

Мальчиком, упавшим с дерева, был он. Но кто знает, может в то время еще кто‑нибудь откуда‑нибудь падал.

– В том‑то и дело… – Тимофей Геннадьевич открыл папку. – Николай Петрович заметил некоторую схожесть энергетических полей. Молодые люди, мне сложно вам это объяснить… Это десятый уровень силы. Те, кто им владеет, умеют такое видеть. Так вот, Николая Петровича заинтересовало это совпадение, и он провел тщательный анализ на родство.

Во рту пересохло. Мы с Матвеем уставились на папку так, словно оттуда вот‑вот должен выпорхнуть дракон. Мы оба сгорали от любопытства и нетерпения и боялись поверить в невероятное.

– Здесь заключение, – сказал Тимофей Геннадьевич. – Но прежде, чем я отдам его тебе, хочу объяснить, почему Николай Петрович сам этого не сделал. Он писал об этом в дневнике. Он не успел. Он хотел дождаться твоего совершеннолетия. А почему не оформил это как‑то в завещании, я не знаю. Я же не сразу начал разбирать архив, а до этой записи добрался еще позже. И я не знал, как тебя найти. Говорили, ты уехала в Петербург, где‑то учишься. Я подумал, что рано или поздно ты придешь на могилу Николая Петровича. И, собственно, не ошибся.

– Да, я училась в Петербурге. Два года не возвращалась в Москву.

– И еще… – Тимофей Геннадьевич потер лоб. – Эм… Матвей… Мне бы хотелось сказать кое‑что лично Яре.

– У меня нет от него секретов, – возразила я. – Никаких.

– Эм… и начет твоего… – Он понизил голос до шепота. – … происхождения?

Я согласно кивнула.

– Хорошо. – Тимофей Геннадьевич протянул мне папку. – Я знаю, кто твой отец. Николай Петрович мне доверял. Если ты захочешь найти этого мальчика, будь осторожна.

– Он мой родственник? – не выдержала я.

– Брат по мужской линии, – ответил он. – Насколько я знаю, у твоего отца законных сыновей не было.

Кровь ударила в виски. Если тот мальчик – Матвей… то Матвей – мой брат⁈

Так, надо успокоиться. Это можно проверить. Мы даже не думали о таком, но проверить‑то можно!

– Спасибо, – сказала я. – Большое спасибо, что рассказали мне об этом.

Матвей так ни слова и не проронил. Только попрощался с Тимофеем Геннадьевичем, когда мы покидали его квартиру.

– Вот! Это они! – возопила знакомая женщина, едва мы вышли из лифта на первом этаже. – Это я их спугнула! Видите? Никакой кошки у нее нет! Она ее выбросила на третьем этаже, когда с поличным поймали!

Пока мы беседовали с Тимофеем Геннадьевичем, местная активистка успела собрать группу поддержки, состоящую из трех женщин почтенного возраста и одного дряхлого старичка.

– Не знаю, как ты побежишь на каблуках, – шепнул мне Матвей, – но придется постараться. Другого выхода нет. Из парадной налево, там в переулок нырнуть можно. На счет три.

– И чего это они там шепчутся? – забеспокоился старичок. – Мы уже вызвали кого надо, сейчас приедут!

– Три! – сказал Матвей.

И рванул к двери первым, аккуратно убирая с дороги женщин и старичка. Я припустила следом.

Глава 24

– Ай! Ой! Охальник! Ах ты! Хулиган! Спасите! Держи вора!

Старушки вопили, как резанные, когда Матвей расчищал путь Яре. Старик даже попытался ударить клюкой, но Матвей ловко увернулся. Смешно, конечно. И даже как‑то стыдно, вот так удирать от стариков. Но выбора нет, Яре нельзя привлекать к себе внимание. Вляпалась она в историю со своей… Карамелькой.

На каблуках Яра бегала так же быстро, как без них. Но недолго. Они успели свернуть в переулок, большего и не требовалось. Кричали старички громко, только и всего. Какая погоня в их возрасте? В переулке Яра и подвернула ногу. Да так, что искры из глаз.

Матвей те искры не видел, но достаточно было взглянуть на перекошенное от боли лицо Яры, на разбитые в кровь коленки, на отекающую на глазах лодыжку.

Добегались.

Яра попыталась встать, но Матвей не позволил. Поднял ее, на руках донес до ближайшей скамейки, благо рядом нашелся сквер.

– Каблук в трещину попал, – пробурчала Яра. – Я сама могу идти.

– Не сомневаюсь, – заверил ее Матвей. – Но я рядом, и ты должна меня слушаться.

– Должна?

Взгляд Яры затуманился. Она знала ответ, но хотела услышать эти слова от Матвея. Тут и эспером быть не нужно, чтобы догадаться.

– Должна, – подтвердил он. – Потому что я – твой старший брат.

– Но это еще неточно, – вздохнула она. – Вдруг тогда были и другие пациенты с такими же травмами, как у тебя?

– Ага. И они, совершенно случайно, бастарды опального рода Морозовых, – усмехнулся Матвей. – Нет, мы можем это проверить, если хочешь. Но ведь все сходится.

– Сходится, – согласилась Яра. – Я не хочу проверять. Хочу, чтобы ты был моим старшим братом.

«Только по отцу, да еще незаконнорожденным?» – хотел спросить Матвей, но вместо этого сказал:

– Ты сама справишься или врача искать? Или аптеку?

– Сама, – ответила Яра. – Эх, сюда бы Леньку с вещами! Лодыжку я заморожу, но идти на каблуках будет сложно.

– Это я решу, – сказал Матвей. – Ты займись пока лечением.

Заниматься несложными задачами проще, чем говорить о внезапном родстве. Матвей еще толком не понял, как относиться к этой новости. То есть, то, что Яра – его сестра, это определенно подарок судьбы. Как минимум, он перестанет чувствовать себя третьим лишним в обществе Яры и Савы. И сможет заботиться о Яре, как о сестре. Но в остальном…

В остальном быть Шереметевым выгоднее. Дед Петр Андреевич признает Матвея законным внуком. А для рода Морозовых он бастард, как ни крути. Да и рода уже нет. И это Яра – эспер, ценное и тайное оружие Российской империи. А Матвея вышвырнут из академии и вышлют из столицы, если узнают, что он – Морозов?

Так что да, проще купить Яре удобную обувь, чем думать о будущем.

Чтобы не бегать по улицам в поисках нужного магазина, Матвей расспросил о нем нянечек, гуляющих в сквере с малышами. Размер обуви он знал, так как вместе с Савой помогал Яре приобретать мужской гардероб.

Но говорить о внезапном родстве все же пришлось.

– Мы скажем Саве? – спросила Яра на обратом пути.

Она едва заметно прихрамывала. И уверяла, что боли не чувствует. Матвей надеялся, что Сава обратится в местное отделение службы безопасности с просьбой о медицинской помощи. А нет, так Матвей наябедничает о травме дяде. Яра умела оказывать первую помощь, но лечить ее вывих должен врач.

В ее вопросе Матвея очень порадовало слово «мы».

– Только Саве, если ты не против, – сказал он.

– Не против, – ответила она. – Ты же хочешь остаться Шереметевым, да?

– Да. – Матвей не стал лгать. – Тебя это… обижает?

– Нет. – Яра взглянула на него, не скрывая удивления. – Мне достаточно того, что у меня есть брат. Ты просто не понимаешь, каково это, быть одной.

Он хотел возразить, но понял, что Яра права. Он не понимает. Кузены и кузины общались с ним не так тепло, как хотелось бы, но Матвей всегда знал, что они есть. Есть дядюшки и тетушки, которые, случись что, из дома племянника не выгонят. Есть дед, каким бы строгим и суровым он не был. И даже есть отец, что не отец вовсе, как теперь выяснилось. А Яра…

Матвей вспомнил их первую встречу. Маленькая рыжеволосая девочка с испуганными и грустными глазами. Она отчаянно скрывала свой страх. И, как он потом понял, боль. Одно это вызывало уважение. Но как же одиноко ей было!

– Ты сказала, что мать отдала тебя в детдом, – произнес Матвей. – Ты это вспомнила? Память вернулась?

– Нет, – ответила Яра. – Это я в архиве прочла. И отказ, подписанный ею, видела.

– А причина… О каком дедуле ты упоминала?

– О нашем с тобой, – хмыкнула Яра. – Я хотела рассказать вам с Савой, но как‑то то одно, то другое. А при Лене о таком точно нельзя. – Она понизила голос и добавила: – Я и сейчас не рискну. Только когда рядом никого не будет.

– Разумно, – согласился Матвей.

Они уже спустились в подземку, и навряд ли к их разговору кто‑то прислушивался, но судьбу лучше не испытывать.

– Сава сказал, что придумает, как поехать в Калужскую губернию без Лени, – продолжила Яра. – Боюсь, теперь Сава никуда не поедет, из‑за невесты. Хорошо бы придумать причину для нашей с тобой поездки.

– С причиной все просто, – сказал Матвей. – Я не говорил раньше, но в Калужской губернии живет моя няня. Дед помог ей перебраться в Козельск, поближе к родне. Можем сказать, что я еду ее навестить, а ты – со мной. Но и Саву хорошо бы с собой прихватить. Я смогу защитить тебя здесь, но не в Исподе.

– Ты не хочешь навестить няню? По‑настоящему? – спросила Яра.

– Да как‑то неловко, после стольких лет, – признался Матвей. – Очень хочу, но она меня, скорее всего, и не помнит.

– Ты иногда такой наивный, братик, – хихикнула Яра. – Или ты думаешь, няню тебе родители нанимали? И как она могла забыть внука Шереметева? Дед твой ее за верную службу отблагодарил. А Козельск – это по дороге к имению Годуновых.

– Волосово?

– Ага…

– Может, и навещу. Адрес у меня есть, – сказал Матвей.

Леня ждал их в кафе, недалеко от Патриарших прудов. Там же, в туалетной комнате, Яра переоделась. Под отводом глаз, чтобы посетители и работники кафе не заметили, как девушка превратилась в парня.

Вновь услышав низкий голос Ярика, Матвей подумал, что будь он Морозовым, не позволил бы сестре переодеваться мужчиной. Он понимал, что задумал дядя, но теперь сочувствовал Яре еще сильнее.

– А чего вы так долго? – поинтересовался Леня. – Я уж думал, химера записку не доставила.

– Мы же не Исподом ходили, – ответила Яра. – Я еще кое‑куда заезжала, расстояния не маленькие.

С Савой, Асей и Мишей они столкнулись на Патриарших.

– А мы тут гуляем, – весело сообщил Сава, представив Асю Ярику. – Яр, ты москвич, может, посоветуешь, куда сходить?

– В зоопарк, – немедленно ответила Яра.

– Мы, вроде, уже вышли из детского возраста, – как‑то неуклюже пошутил Сава.

– При чем тут возраст? – вроде бы искренне удивилась Яра. – Иногда полезно взглянуть на себя со стороны.

Матвей незаметно ткнул ее пальцем в бок, но она и ухом не повела. Сава застыл. Вероятно, прикидывал, где искать собственное отражение – в обезьяннике или среди парнокопытных. Ася и вовсе не обратила на слова Ярика никакого внимания, она рассматривала его и Леню, определенно сравнивая их между собой.

– Вы братья, что ли? – наконец спросила Ася.

– Нет, – ответила Яра быстрее всех.

– Но… мне же не кажется, что вы похожи?

– Не кажется.

Яра провела ладонью перед лицом, обнажая вторую личину. Ту, что со шрамами. Ася ойкнула и отшатнулась.

– Леня разрешил мне воспользоваться его лицом, – мрачно произнесла Яра, возвращая маску. – Рад был познакомиться, разрешите откланяться.

Матвей прекрасно понимал, что она чувствует. Все же знать, что у Савы есть невеста, и познакомиться с ней – не одно и то же. И это даже не ревность, это гораздо хуже.

Матвей догнал Яру у подъезда.

– И куда ты без ключей? – спросил он.

– Подождал бы под дверью, – пробурчала она.

– Ты его так сильно любишь? – не выдержал Матвей.

– Мне нельзя поступать так, как хочется. Но я имею право на чувства, – огрызнулась Яра.

– Ему тоже непросто…

– Надеюсь, ты ничего ему не расскажешь, – вздохнула Яра.

– О чем?

– О моих чувствах, – усмехнулась она. – А ты почему с ними не пошел? Посмотрел бы на жирафа.

– Почему на жирафа? – машинально поинтересовался Матвей.

– Потому что доходит долго, – отрезала Яра.

Из прихожей она сразу похромала к лестнице, но на первой же ступеньке остановилась и повернулась к Матвею:

– Прости. Я сейчас успокоюсь и спущусь. Мы можем уехать в Калугу уже сегодня?

– Успокойся, тогда и обсудим, – ответил Матвей. – Я приготовлю тебе чай.

– Хочу мороженое. И шоколадку, – сказала Яра.

И хорошо, что этого никто, кроме Матвея, не слышал. Из уст парня это прозвучало… странно.

Глава 25

Когда я спустилась, Карамелька сидела напротив накрытого к чаю стола и облизывалась, уставившись на блюдо с пирожными. На шоколад Матвей тоже не поскупился, заполнив конфетами сразу три вазочки.

– Мороженое в холодильнике. Нести? – спросил он.

– Издеваешься? – вздохнула я, усаживаясь за стол. – Мало ли чего я хочу. Вы же с Савой мне потом устроите… сладкую жизнь.

За два года я привыкла ограничивать себя в сладком. Если поначалу и нарушала диету, то это всегда сказывалось на физической форме. И тогда мои наставники отрывались по полной, гоняя меня на тренировках.

– Да брось, – отмахнулся Матвей. – Экзамены ты уже сдала… сдал. Побалуй себя сладеньким. А Саве мы ничего не скажем.

Мы вместе выпили чай с пирожными и шоколадными конфетами. Карамелька угощалась наравне с нами и с удовольствием доела все, что осталось, уничтожив следы пиршества. Мороженое я смаковала одна, рассказывая Матвею о Морозове‑старшем, найденном мною в подвалах гимназии.

– Позже ты его не видела? – спросил Матвей.

– Не‑а, – ответила я. – Сгинул. Может, уехал за границу, как собирался.

– Ты на него не злишься?

– А смысл? Полагаю, такой дар – воистину проклятие. Дед честно пытался спасти сына. Когда не получилось, сделал для меня все, что смог.

– Обо мне он не говорил?

– Ничего. Он ни о чем не говорил. А о тебе, возможно, не знал. Дар срабатывает при тактильном контакте. Ведь и отец мог о тебе не знать.

– Мог и не знать, – согласился Матвей. – Ключ ты оставила в подвале?

– Ага. Так надежнее, чем с собой таскать.

– А если ты не сможешь попасть в подвал?

– Через Испод смогу. Я хорошие ориентиры взяла. Да и что там может быть? Письмо с очередным пророчеством? Если бы что‑то ценное было, стал бы он до полного совершеннолетия тянуть, зная, что у меня своего угла нет?

Я долго размышляла о том, каким будет наследство от дедушки Морозова. И пришла к выводу, что лучше приятная неожиданность, чем горькое разочарование. Вот и настроила себя заранее на то, что никаких богатств я не получу.

Сладости расслабили меня так, что о своем образе я забыла, совсем не следила за словами. Звонок в дверь заставил меня собраться.

– Чего они так рано? – проворчала я.

А Матвей пошел открывать.

Вернулись все, включая Асю и Мишу. Ася держала в руках торт в огромной коробке. В пакетах у Миши звенели бутылки. Из своего Сава выложил коробочки со сладостями – конфетами, зефиром, пастилой, мармеладом. Леня, пыхтя, потащил на кухню арбуз.

Карамелька, сидящая у меня на руках, икнула и озадаченно на меня уставилась. Я едва не хихикнула, так как на ее мордочке ясно читалось: «Хозяйка, мне столько не сожрать».

Ася вручила торт Матвею и подошла ко мне.

– Ярослав, я извиняться пришла, – заявила она. – Я не настолько бестактная, как могло показаться. Я немного… как тут говорят… не в своей тарелке. Но это не оправдание, и мне стыдно за свое поведение. Пожалуйста, прости.

– Ты ничего плохого не сделала, – ответила я. – Но извинения приняты.

Я чувствовала, что Асе действительно стыдно. Сава ли устроил ей выволочку, сама ли она решила загладить неловкость – неважно. В любом случае, я уже взяла себя в руки, а она не виновата в том, что родители ее используют.

И вообще, они с Савой хорошо смотрятся вместе.

Оказалось, что в бутылках не алкоголь, а обычная газировка. Правда, обилие продуктов, вредных для фигуры, пугало.

– Побалуй себя сладеньким, – шепнул Сава, улучив момент. – Экзамен сдан, ты на каникулах. Можешь оторваться.

Он почти дословно повторил Матвея. И, пожалуй, они оба рассуждали одинаково: горькую пилюлю Яре нужно заесть сладким. Неприятно осознавать, но главный экзамен я все же провалила. Для Савы и Матвея я все та же слабая девушка. Даже не знаю, плохо это или хорошо.

Ася, а с ней и Миша, остались на чай. Я, как могла, участвовала в общей беседе. Улыбалась Асе, смеялась над шутками Савы, подтрунивала над Мишей, помогала Лене резать арбуз. Но при первой же возможности попрощалась с гостями. Уехать в Калужскую губернию сегодня уже не удастся, так хотя бы высплюсь перед дорогой.

Вот только с кем я поеду?

Матвей постучал в дверь где‑то через полчаса.

– Все отправились провожать Асю до гостиницы, – сказал он. – Ну, и Мишу тоже. Яр, ты как?

– Все нормально, – ответила я. – Во сколько выезжаем?

– Как нога? – спросил он, игнорируя мой вопрос.

– Все в порядке, я про нее забыла, – соврала я.

Обезболивание и заморозку я обновляла трижды. И даже не поняла, наябедничал Матвей Саве о вывихе или нет. Одно хорошо, они не стали водить вокруг меня хороводы при гостях.

– Я, конечно, не эспер, сестренка, – усмехнулся Матвей. – Но и я могу поймать тебя на лжи. Я маг, помнишь?

Я кисло ему улыбнулась. Он чувствовал силовые потоки и видел мои плетения, факт. Не стоило об этом забывать.

– Ехать нам лучше сейчас, – продолжил Матвей. – Но получится или нет, непонятно. Дождемся Саву.

– От Аси и Миши лучше сбежать? – догадалась я. – Но как же Леня?

– С Леней придется серьезно поговорить. Выяснилось кое‑что неприятное. – Матвей вздохнул.

– А что такое? – забеспокоилась я.

– Дедушка звонил. Сказал, что у нас тут слишком часто магическую силу используют. У него тут, оказывается, ловушки установлены. Я подумал, что это ты. Маскировка твоя, теперь вот еще нога. Но все же проверил.

– Леня? И что же…

– Прослушка. Причем, не только магическая.

– Жаль… – прошептала я. – Но тогда можно отправить его обратно в Петербург, да и все. Я даже билет ему куплю. Кстати, когда ты успел все проверить? И сейчас…

– Здесь все чисто, – успокоил меня Матвей. – А когда успел… Яр, это даже обидно. По‑твоему, я в училище штаны протирал?

– Ой, прости, – смутилась я.

– Да ладно, – отмахнулся он. – Я думал, это Сава такой, а это у вас, эсперов, общее. Да, у вас уникальный дар, но не стоит недооценивать тех, у кого его нет.

– Матвей… – Я жалобно на него посмотрела.

Брата передернуло.

– Вернемся в Петербург, вытрушу из дяди, как долго это непотребство терпеть, – выдохнул он.

Я хихикнула.

– Короче. Леня понял, что его прослушку зачистили. Он попросил меня не делать поспешных выводов. Объяснится, когда вернется.

Ленины объяснения, Савины объяснения… Даже если выехать сразу не получится, ночь пройдет весело.

– И о твоем вывихе я не забыл, – добавил Матвей. – Если к врачу не попадешь, за руль не сядешь. И не вмешивайся в разговор с Леней. У нас с Савой есть опыт в ведении допросов.

Он определенно наслаждался ролью старшего брата. А я… не возражала. Пока меня все устраивало.

– А как бы вы поступили на моем месте? – спросил Леня, спокойно выслушав обвинения в шпионаже. – Это же единственный способ узнать, что вы скрываете.

– Не мы скрываем… – процедил Сава.

– Да какая разница?

– Так можно любую подлость оправдать, – сказал Матвей. – Любопытство, и больше ничего. И сливать информацию…

– Кому? – насмешливо перебил его Леня. – Сергею Львовичу? Если все так, как вы сказали, то он все о вас знает.

– Верно, – согласился Сава. – Уверен, что знает.

– Тогда на кого я, по‑вашему, работаю? – не унимался Леня.

– Да мало ли… – как‑то неуверенно произнес Матвей.

Я молчала, как и просили. Наблюдала, так сказать, опытных мастеров в действии.

– Я не возражаю против сканирования, – ответил Леня. И уставился на Саву. – Ты же можешь?

– Это незаконно, – сказал Сава.

– Если я пожалуюсь, – возразил Леня. – А я добровольно даю согласие. Давайте уже закроем эту тему.

С минуту Сава и Леня буравили друг друга взглядами.

– Ладно, – наконец произнес Сава. – Я тебе поверил. И много удалось узнать?

– Кроме того, что ты влюблен в Яру, а она – в тебя, ничего, – ехидно ответил Леня. – Но это и без прослушки было понятно. А еще вы за каким‑то лядом собираетесь в Калужскую губернию, и никак не можете решить, как от меня избавиться. Упростить вам задачу?

– Няню я хочу навестить! – рявкнул вдруг Матвей. – Объяснять нужно, почему не горю желанием это обсуждать?

– У вас кладбищенский тур? – Глаза у Лени поползли на лоб. Он повернулся к Саве. – А потом… к кому‑то из твоих?

– Типун тебе на язык, – выдохнул Матвей. – Няня жива.

– А‑а… Хорошо. – Леня поднялся. – Тогда я пойду.

– Куда? – спросили Матвей и Сава хором.

– Вещи собирать. С собой вы меня не возьмете, в квартире не оставите. Пора сваливать.

– Возьмем, – сказала я. – Вместе же поехали, вместе и возвращаться будем.

Матвей и Сава сомнения не скрывали, но интуиция подсказывала мне, что Леню лучше иметь в союзниках, чем во врагах.

– Тогда я б посоветовал не откладывать поездку до утра. – Леня взъерошил волосы. – Миша шепнул, что Ася намеревается с раннего утра устроить засаду. Ибо в отсутствие девушки не поверила.

– Без тебя знаю, что не поверила, – пробурчал Сава. – Я потому и не позволил алкоголь покупать, что ехать придется в ночь.

– И вообще, – добавил Леня. – Мишка нормальный пацан, но в его положении не от всякого предложения отказываются. Я на вашем месте его остерегался бы.

– Собирайте вещи, – сказал Матвей. – Только самое необходимое. Машину оставляем здесь, едем на электричке. На последнюю успеваем. Сава, займись вывихом. У вас есть полчаса.

И когда мое летнее приключение превратилось в детектив с переодеванием и побегом?

Глава 26

После короткого, но эффективного совещания, все разошлись по комнатам. Яра поднималась по лестнице, прихрамывая, а Савелий за ее спиной только что зубами не скрипел от злости.

Взять Яру на руки или перекинуть через плечо, если будет сопротивляться, и отнести наверх, щадя ее травмированную лодыжку, что может быть проще? Но нельзя. Ничего такого нельзя, пока он окончательно не избавится от навязанной невесты.

В комнате Яра сразу же начала собирать вещи в дорогу.

– Яр, сядь, – попросил Савелий. – Ногу покажи.

– Что ты там хочешь увидеть?

Она даже не повернулась, продолжая перебирать одежду в сумке.

– Мне нужно понять, к какому врачу обратиться. В управление или обойдемся…

– Ни к какому, – перебила его Яра. – Матвей преувеличивает, вывиха нет. Это простое растяжение.

– Если бы мы ехали на машине, я купил бы тебе мазь, наложил повязку и запретил бы садится за руль, – терпеливо ответил Савелий. – Но нам придется ходить пешком. Если нога не будет в покое, нужно другое лечение.

Яра вздохнула и уставилась в потолок. Савелий чувствовал ее раздражение. И не удивился бы, если бы в него полетела подушка или что‑нибудь потяжелее.

– Яр, у нас мало времени, – напомнил Савелий.

– Не хочу в управление. Опять все на уши встанут, – пробурчала она.

– Хорошо, это будет мой знакомый врач. Химеру здесь оставь. Давай руку.

На этот раз через Испод прошли без приключений, даже тени завалящей не встретилось. Савелий не постеснялся побеспокоить личного врача Бестужевых. И, оказалось, правильно сделал, что настоял на лечении. Врач сказал, что связки надорваны, и последствия такой травмы могли быть неприятными.

– Спасибо, – сказала Яра, когда они вернулись в московскую квартиру.

– Всегда рад помочь, – отозвался Савелий. – Яра, прости, я…

– Избавь меня от этого, пожалуйста, – поморщилась Яра. – Не хочу я говорить о твоей невесте. И я прекрасно понимаю, что ты ее сюда не звал.

– Можно сказать, именно я ее сюда и позвал, – вздохнул он. – Потому и прошу прощения. Я сказал ей, что люблю другую.

Неприятное разочарование. Недоумение. Знакомая обида. И… легкая грусть, смывающая эти эмоции, как летний дождь смывает пыль с листвы.

– Спасибо, – сказала Яра.

Сарказма в ее словах не было.

– Не понимаю, – признался Савелий. – За что ты благодаришь?

– За урок, – ответила она. – Я так переживала, когда ты или Матвей вляпывались в неприятности по моей вине, что отказывалась от дружбы с вами. Свои ошибки я считала предательством, и была уверена, что мне нет прощения. А сейчас ошибку совершил ты, и я поняла, что друга простить легко, когда в ошибке нет злого умысла.

– Если он есть, это уже не друг.

– Точно, – согласилась Яра. – Но рано или поздно твоя невеста узнает, что ты ее обманул.

– Плевать.

– Меня больше волнует Леня. Почему ты ему поверил?

– Не ему. Александру Ивановичу. Если он попросил взять Леньку с собой, значит, опасности нет.

– Допустим. Тогда почему не сказать Лене правду? О том, что я ищу мать? По легенде Ярослав тоже из детского дома.

– Матвей правильно сделал. Лучше убрать с тебя фокус внимания.

– Вы с Матвеем одногодки, но ты опытнее. Почему позволяешь ему командовать?

Вопрос был с подвохом.

– Матвей не командует, – улыбнулся Савелий. – Он берет ответственность за ту часть командной работы, где его опыт перевешивает мой. Я делаю так же.

– У меня есть шанс когда‑нибудь стать членом вашей команды?

Яра улыбку не заметила. Наоборот, посерьезнела, подобралась.

– Да как бы… Это мы с Матвеем – часть твоей команды, – осторожно напомнил он.

Она кивнула и отвернулась. Вновь занялась вещами. Савелий покидал в сумку то, что подвернулось под руку. Время поджимало, и выяснять, почему Яра расстроена, не было никакого смысла. Он и так это понимал.

На электричку не опоздали. Яра почти сразу уснула, привалившись к Матвею. Он нахально щурился, игнорируя свирепый взгляд Савелия, сидящего напротив них. Леня дремал, прислонившись лбом к оконному стеклу. Химера спала в сумке Яры, устроившись поверх ее вещей. Она умела становиться незаметной.

– Где няня живет? – спросил Савелий, чтобы не молчать.

Им с Матвеем, как старшим, спать не стоит. Откровенно говоря, и не хочется, несмотря на предыдущие бессонные ночи.

– Козельск, – ответил Матвей.

– От Калуги далеко?

– На автобусе часа два.

– А… – Савелий взглядом указал на спящую Яру.

– Волосово, – одними губами произнес Матвей. – В Козельске узнаем, стоит ли туда ехать.

Удачное стечение обстоятельств или Матвей заранее придумал няню в Козельске? Леня под боком – и ничего толком не обсудить. Поехали бы втроем, как и договаривались…

Савелий взглянул на Яру, вздохнул – и отвернулся.

В Калугу приехали около двух часов ночи, переночевали в гостинице. Утром позавтракали и сели на автобус до Козельска. Там, расспрашивая местных, нашли нужную улицу.

К няне Матвей отправился один. Правда, вернулся быстро.

– Тамара Егоровна просит всех в гости, – сказал он.

Отказываться они не стали.

Жила Тамара Егоровна одна, семьей так и не обзавелась, зарабатывала все тем же – нянчила чужих детей. Женщиной она была дородной, и вовсе не старой. Как Савелий понял, в кормилицы к Шереметевым она попала после неудачных родов. Понесла без мужа, оттого беременность долго от родных прятала, отчего младенец в утробе страдал, а после рождения умер. По сути, Матвей был ее первенцем, и она его не забыла. Смотрела с любовью, все норовила по волосам погладить. А за столом куски повкуснее, да побольше подкладывала.

Заметил Савелий и то, что живет Тамара Егоровна небогато. Мебель старая, еда, хоть и вкусная, но скромная. На кухне кран течет, в ванной комнате плесенью пахнет. Так что вопрос Матвея прозвучал вполне уместно.

– Чем вам помочь, Тамара Егоровна?

Савелий был уверен, что от помощи она откажется. Но…

– Неудобно, Матвеюшка, но мне вас, видать, Бог послал, – сказала Тамара Егоровна. – Съездить мне надо во Волосово, в усадьбу Годуновых, забрать кое‑что. Да все никак не получается. Вы ж меня дома чудом застали, случайный выходной выпал.

«Не многовато ли чудес…» – мелькнуло в голове у Савелия.

Видимо, не у него одного, потому что Леня как‑то нехорошо усмехнулся.

– А что забрать? – спросила Яра.

– Да мешок картошки. Купила по случаю, да все никак забрать не могу, нанимать кого‑то надо. А вас много, справитесь.

Говорила Тамара Егоровна, как по писанному, а Савелий уже прикидывал, где взять мешок картошки. Не с пустыми же руками потом из Волосово возвращаться.

– Они и втроем справятся, – произнес вдруг Леня. – А я лучше тут останусь, кран починю, если инструмент есть.

– А инструмент у Кольки, соседа моего, взять можно, – обрадовалась Тамара Егоровна. – Я сейчас, мигом.

– Ты и слесарному мастерству обучался? – мрачно поинтересовался Савелий, как только Тамара Егоровна оставила их одних.

– Не велика наука, – ответил Леня. – Не знаю, зачем вам к Годуновым, вы ж все равно не скажете. Но лучше я вас здесь подожду, чем вы меня где‑нибудь в лесу потеряете.

– Спасибо, – сказала Яра.

– Но это, и правда, моя няня, – добавил Матвей.

– То есть, картошку можно не покупать? – уточнил Савелий.

К счастью, все рассмеялись.

– Няня рассказала, что старики Годуновы живы. – Матвей поделился тем, что узнал у Тамары Егоровны уже в автобусе, стареньком и тряском. – А с ними дочь живет, зять и внуки. Полагаю, есть смысл навестить твоих родственников.

Он смотрел на Яру. И так смотрел, что Савелию хотелось дать ему в челюсть. Самое обидное, что Яра искала защиты у Матвея. Не явно, разумеется, просто Савелий, как обычно, чувствовал ее эмоции.

– Ты ему не сказала? – вздохнул Матвей, обращаясь к Яре.

В автобусе, кроме них, ехали только дед с козой и две тетки с корзинами, покрытыми тканью. Магов среди них определенно не было, и Савелий без угрызений совести наладил звуконепроницаемую завесу.

– Не‑а, – ответила Яра. – Как‑то не до того было. И потом, я думала, вместе скажем. Новость сногсшибательная. Вдруг откачивать придется?

Савелию поплохело. Яра же была влюблена в Матвея. И… опять⁈

– Злая ты, – сказал Матвей. – Доведешь же парня. Не делай так больше.

– Прости. – Яра опустила взгляд.

– Вам очень нравится делать вид, что меня здесь нет? – не выдержал Савелий.

– Прости, – вслед за Ярой повторил Матвей. Но обращался он к Савелию. – Эта вредная девчонка не сказала тебе самого главного. Мы случайно узнали, кто мой настоящий отец.

– Это неточно, – вмешалась Яра. – То есть, почти точно. Но проверять я не буду.

Савелий подумал, что, наверное, он это заслужил. Но это тоже… неточно.

– В общем, я – бастард Морозовых, – усмехнулся Матвей. – Яра – моя младшая сестра. Так что расслабься и не ревнуй, Сава.

– Хоть одна хорошая новость, – выдохнул он.

Матвей – брат Яры? Черт! Да это просто прекрасная новость! Учитывая то, что уже сегодня Яре придется встретиться с матерью, которая ее бросила.

Глава 27

Я не хотела, чтобы Сава ревновал. Так получилось. Во‑первых, времени сообщить ему новость о Матвее не было. Во‑вторых, я полагала, что Матвей должен сделать это сам. Это потом уже стало интересно, как поведет себя Сава. А еще это хоть немного отвлекало от мыслей о предстоящей встрече.

Ехать в имение Годуновых я решила парнем. Посмотрю, как они живут, и определюсь, как себя вести. На счастливую встречу и воссоединение семьи я не рассчитывала.

Вот няня Матвея обрадовалась ему, как родному. Об этом он рассказал скупо, буквально в двух словах. Но я чувствовала, какие эмоции испытывала Тамара Егоровна, так что знала наверняка. И когда Матвей ее о помощи попросил, согласилась сразу же.

– Почему картошка? – нарочито тоскливо поинтересовался Сава. – Картошку через две, а то и три недели копать начнут.

– Брякнул первое, что в голову пришло, – признался Матвей. – Вроде как мешок картошки тяжелый, надо помочь. – И добавил со смешком: – Может, и предстоящая поездка на картошку вылезла на подсознательном уровне.

– Волосово, – объявил водитель. – Кто выходит?

Высадили нас в чистом поле. То есть, картофельном. Справа и слева тянулись ровные грядки с пожухшей картофельной ботвой.

– Ну, может, тут и пораньше копают, – бодро заключил Сава. – Надо было спросить, в какой стороне усадьба.

Справа, на горизонте, виднелись домики: деревня. Слева поле упиралось в лес.

– Направо или налево? – задумчиво вопросил Сава.

Смотрел он при этом на небо, стремительно затягивающееся тучами. Когда мы выезжали из Козельска, светило солнце. Сейчас в воздухе отчетливо пахло дождем.

– Спросим у них, – сказала я.

И шагнула наперерез велосипедистам. Мальчишки лет двенадцати‑тринадцати яростно крутили педали, поднимая клубы пыли. Ехали они из леса и спешили укрыться в деревне до дождя.

Меня попытались объехать, но Матвей быстро выдернул из седла вихрастого мальчишку.

– Мы только спросить! – быстро сказал он.

– Здрасьте, – буркнул мальчишка. – Заблудились, что ль?

– Ага, – подтвердила я. – Мы где?

– Там Волосово, деревня. – Он ткнул пальцем в сторону домиков. – Там – усадьба графа Годунова. Вы б до деревни бежали, пока дождем не накрыло. А автобус до города теперь нескоро будет. Может, и дорогу развезет.

Матвей мальчишку отпустил, он присоединился к поджидающим его товарищам, и компания, оседлав железных «коней», с гиканьем помчалась по утоптанной тропинке, мимо картофельных грядок.

– Дождь, допустим, не проблема, – сказал Сава. – А какой у нас план?

– В усадьбу я пойду одна.

– Один, – поправил Матвей, хотя вокруг никого не наблюдалось. – И нет, не пойдешь.

– Между прочим, они хоть и живут в глуши, но вас, наверняка, узнают. Моя мать была знакома с вашими родителями, – напомнила я.

– Мы ни от кого не прячемся, – возразил Сава. – Я и тебе не советую.

Я нахмурилась.

– Впрочем, поступай, как знаешь, – отмахнулся он. – Но я буду рядом.

Матвей с ним согласился. Я и не надеялась, что меня отпустят одну. Так, попыталась.

– Тогда план такой. Ждем, когда пойдет дождь и бежим к усадьбе. Вымокнем, вымажемся… нас и не выгонят. Если в людскую отправят, мордами своими княжеско‑боярскими посветите. Скажем, что путешествуем. Машина сломалась… в лесу. Утопла в болоте.

– Рожи, морды… – недовольно проворчал Сава. – Где ты этого нахваталась?

– А кто меня учил, что настоящие мужики не говорят «личико»? – парировала я. – Стараюсь соответствовать.

– Не перестарайся, – посоветовал Матвей.

Дождя ждать не пришлось. Полыхнуло, громыхнуло – и полилось.

Мальчишка не зря советовал идти в деревню. До усадьбы мы отмахали километра три: часть по полям, часть лесом. Из‑за дождя по дороге нам никто не встретился. И в саду, окружающем господский дом, было пусто. До парадного крыльца, украшенного портиком, мы добрались без приключений, в меру грязные и насквозь мокрые.

Дверь открыла девушка в темно‑синем форменном платье и белом переднике. Горничная. И тут же из глубины дома донесся раздраженный голос:

– Рада, это Иван? Пусть немедленно идет сюда!

– Нет, барыня. Дверью ошиблись, – крикнула в ответ горничная. И сказала уже для нас: – Через двор идите, во флигель, там непогоду переждете.

Я фыркнула. Как в воду глядела!

– Доложи хозяйке, что временного убежища просит боярин Бестужев с товарищами, – произнес Сава.

– Да все одно через кухню идите! – уперлась горничная. – С вас льет, паркет попортите!

– Рада, что происходит?

Из комнат вышла хозяйка. На фотографиях, что я видела, Ульяна Ильинична была значительно моложе, но я все равно ее узнала. Ведь я очень похожа на мать.

– Да вот… – Горничная отступила в сторону. – Говорят, бояре.

Сава представился, Матвей – тоже. Я назвалась Ярославом Михайловым. Рассказывать о машине, утопшей в болоте, не пришлось. Ульяна Ильинична немедленно пригласила нас в дом, а горничной велела приготовить комнату. Но не из радушного гостеприимства это было сделано. Я четко ощущала эмоции Ульяны Ильиничны: раздражение, тревогу, любопытство.

– Скрывать, кто ты, нет смысла, – сказал Сава, когда мы отмыли грязь и сушили одежду, чтобы предстать перед хозяевами усадьбы в приличном виде. – Навряд ли она не сложит два и два. Бестужев, что занял место ее бывшего мужа. Шереметев, что владеет имуществом бывшего мужа. И она может знать фамилию твоего опекуна.

– Если узнала, пусть скажет об этом вслух, – упрямо возразила я.

Ульяна Ильинична ждала нас в столовой, у накрытого к чаю стола.

– Скоро самовар закипит, присаживайтесь, – пригласила она. – Полагаю, вы заблудились, и непогода застала вас в дороге?

– Угу, – согласился Сава.

– У нас две машины. На одной муж уехал в город, должен вернуться к вечеру. На другой мои родители поехали в гости к соседям. – Ульяна Ильинична замолчала, когда в столовую внесли самовар. – Так что помочь вам добраться до города я не могу. Рада, позови детей к чаю. Вы не возражаете? У нас тут… по‑простому.

Муж. Дети. Я поняла, что мать снова вышла замуж, когда Матвей передал слова няни о внуках и зяте, живущих в усадьбе. И, наверное, это даже хорошо. Только отчего‑то… все же обидно.

Зое семь лет, Макару – пять, Аннушке – три года. Обычные дети, милые и воспитанные. Мои сестры и брат по матери. И на что я надеялась, когда сюда ехала? Ах, да… Выяснить правду о том, что произошло с отцом.

Но не при детях же начинать этот разговор.

В эмоциях Ульяны Ильиничны я чувствовала нарастающую нервозность. Это объяснимо, если она гадает, зачем к ней заявились Бестужев с Шереметевым. На меня она смотрела, но мельком, почти сразу же отводила взгляд.

Сава и Матвей вели разговор ни о чем: светская беседа незнакомых людей, волей случая оказавшихся за одним столом. Надо было что‑то решать.

– Ульяна Ильинична, мне надо с вами поговорить, – наконец сказала я. – Наедине.

– Что ж…

Она замолчала, прислушиваясь к шуму в доме. Встала.

– Прошу прощения, я оставлю вас буквально на пару минут.

– Ванька вернулся. Опять с деревенскими в лес ездил. Мама ему задаст, – сообщила маленькая Зоя.

Еще один брат. Я вздохнула и отправилась туда, где шла расправа. Судя по сильным эмоциям, опаляющим кожу, мальчишке либо драли ухо, либо отвесили оплеуху. Сава и Матвей дернулись следом, но я отрицательно качнула головой, и они остались в столовой.

Слуги меня не остановили, попросту никто не встретился по пути. Я без труда добралась до комнаты Вани. Так и есть, он держался за ухо, а мать его отчитывала, обещая розги за непослушание. Когда я кашлянула, оба повернулись ко мне.

Я собиралась настоять на немедленном разговоре, избавив Ваню от расправы. Потом мать остынет и, возможно, накажет его не так строго. Но едва я увидела лицо брата, как все слова вылетели из головы.

Да, брат. Но не единоутробный, как я считала. Родной. Моя точная копия с поправкой на мужской пол. Наверняка, он был среди тех мальчишек на велосипедах, что мы встретили на дороге. Я их не рассматривала, а если на Ване была кепка, то рыжие волосы и не бросились мне в глаза.

Я могла поклясться чем угодно, что Ваня – мой родной брат.

Глава 28

– Какая бестактность! – поморщилась Ульяна Ильинична. – Я же просила подождать.

– Вы запрещаете своим детям общаться с простыми людьми?

Это все, что я смогла выдавить, пытаясь справиться с эмоциями. Так вот в чем дело! Не я должна возглавить род Морозовых! Я – всего лишь инструмент для достижения цели. Теперь все сходится. И не Матвей – наследник рода Морозовых, хоть он и старший сын. Род не прервался, его продолжит Иван. А я помогу ему добиться справедливости и вернуть утраченное.

– Я запрещаю своим детям проводить время в сомнительной компании! – резко ответила Ульяна Ильинична. – Моему сыну не место среди тех, кто курит, пьет и промышляет воровством!

Она была уверена в том, что друзья сына – малолетние бандиты. А Ваня вспыхнул, обида растеклась по комнате огненной лавой. Он точно знал, что мать ошибается, но не мог доказать свою правоту. Не мог отстоять свое право на дружбу.

У меня так и вовсе нет никакого права вмешиваться в чужую семейную жизнь.

– Мне кажется, Ваня не сделал ничего плохого, – произнесла я. – Вам стоит успокоиться и нормально поговорить. А сейчас, пожалуйста, уделите мне время.

Я ожидала чего угодно, только не того, что сгусток яростного гнева и безумной тревоги вдруг растает, будто его и не было. Неужели мои слова так повлияли на эмоции матери?

– Приведи себя в порядок и оставайся в своей комнате, – велела она сыну. И обернулась ко мне: – Следуй за мной.

Одна комната, другая, третья… Дом Годуновых велик, но для меня здесь не нашлось места. И, кажется, я знаю, почему.

Мы остановились в небольшой гостиной. Ульяна Ильинична плотно закрыла дверь и жестом указала на стул. И сама села напротив.

Я долго репетировала речь. Представляла, как скажу матери, кто я, какие вопросы задам. Но вместо этого сняла личины: просто так, без вступительного слова.

Ульяна Ильинична шумно вздохнула. Однако удивления она не испытывала.

– Так‑то лучше, – произнесла она спокойно. – И зачем тебе этот маскарад?

– Ты меня узнала? – Я тоже старалась казаться равнодушной. – Как?

– Глаза. Ты их не изменила. Если ты пряталась от меня…

– Не от тебя, – возразила я, перебивая. – Подумала, что мне не стоит являться в этот дом твоей дочерью.

– За это могу лишь поблагодарить.

Была ли моя мать всегда такой холодной и жестокой? Или обстоятельства так ее изменили? Неважно. Я искала ее не для того, чтобы оправдывать или осуждать.

– Ваня – мой брат?

– И все остальные дети – тоже. Братья и сестры.

На ее губах появилась усмешка.

– Спрошу иначе. Ваня – Морозов по праву рождения?

– Он Доронин, как и все мы.

– Ты назвала его Иваном, так звали отца.

– О чем ты хотела поговорить? – Ульяна Ильинична устало потерла пальцами висок. – Ведь не об Иване. Ты не знала о его существовании. Хочешь спросить, почему я от тебя отказалась?

– Нет, – ответила я.

– Воззвать к моей совести?

– Нет.

– Неужели… денег попросишь?

– Нет, – произнесла я в третий раз. – Я пришла узнать правду о деле отца. Не официальную версию. И не ту, в которую верит император. Что произошло на самом деле?

Ульяна Ильинична засмеялась.

– Какая ирония! Ты, проклятие рода Морозовых, желаешь знать правду? Для чего она тебе, Яромила?

Мать впервые назвала меня по имени. И сейчас я, как никогда, радовалась тому, что Ульяна Ильинична мне не мать. Я срослась с настоящей Ярой, стала ею, но в такие моменты меня выручала память о прошлой жизни. Эта женщина – не моя мать. Мне не больно так, как было бы больно настоящей Яромиле.

– Я имею право знать правду, – ответила я. – Скажу больше, я не уйду отсюда, пока не узнаю все, что от меня скрывают.

Ульяна Ильинична испугалась. Это никак не отразилось на ее лице, собой она владела превосходно. Но от страха, что она испытала, моя кожа покрылась мурашками.

– Ты эспер? – спросила Ульяна Ильинична.

И голос ее едва заметно дрогнул.

– Так ты и это знаешь? – Я не дала прямого ответа, так как опасалась, что нарушаю клятву о неразглашении.

– Он не солгал…

Разговор складывался не так, как мне хотелось бы. Я пришла в дом матери, чтобы поговорить об отце, а она, похоже, желала говорить о моем даре.

– Кто? Дедушка? Он посчитал, что эспер – это проклятие рода?

– Борис Васильевич? – уточнила Ульяна Ильинична.

– А что, дедушка Илья – тоже провидец?

Интересный у нас диалог получается: вопросы – и никаких ответов.

– Папа?

И это уже злило.

– Полагаю, что нет. Иначе ты не вышла бы замуж за моего отца. Зачем тебе знать, эспер я или нет? Какое тебе до этого дело? Я пришла узнать правду об отце. Расскажи, что на самом деле произошло тринадцать лет назад, и больше ты меня не увидишь.

– Скажи… Ваня не замешан ни в чем плохом? Это правда? Он ничего от меня не скрывает?

Кажется, я зря отказалась от помощи Савы и Матвея. Разговор с матерью не просто не складывался. Она меня не слушала. Я для нее – пустое место.

– Ваня сильно обижен из‑за того, что ты ему не веришь. Большего сказать не могу, я чувствую эмоции, а не читаю мысли.

Ульяна Ильинична вновь испытала облегчение.

– Но если я откажусь говорить, то ты нарушишь закон, – сказала она.

– Да, – подтвердила я.

Кто б меня еще научил, как мысли читать… То есть, теоретически я понимала, что это как с эмпатией, достаточно желания и сосредоточенности, но никогда телепатию не использовала. Надеялась, что мать поведется на обман и выложит все сама. А нет, так я попрактикуюсь, без всяких угрызений совести.

– Борис Васильевич, твой дед, дал два противоречивых предсказания. И в обоих был уверен. Сыну Ивану он сказал, что его первенец станет причиной гибели рода Морозовых. Свекор уговаривал меня избавиться от ребенка. Мол, другая беременность уже не будет считаться первой. Так он надеялся избежать проклятия. Я колебалась. Не верить эсперу с даром предвидения глупо. Но Борис Васильевич вынужденно коснулся меня. Он избегал прикосновений, но я оступилась, а поблизости никого не оказалось. После он сказал, что моя дочь станет благословением рода.

Ульяна Ильинична опять говорила не о том. Но я не перебивала. Ей хотелось высказаться, объяснить свой поступок. Так зачем мешать? Для меня в предсказаниях деда теперь не было загадки. Первенец – не я, а Матвей. И если он – проклятие рода, то виновного в смерти отца нужно искать… среди Шереметевых? Не хотелось думать, что главный злодей – дед Матвея. Мне показалось, что старший Шереметев – хороший человек. Может, и властный, жесткий, но порядочный. Обидно будет ошибиться.

– Можешь не верить, но я всегда любила тебя. И предпочла бы ничего не знать о будущем. Борис Васильевич исчез вскоре после твоего рождения, и мы с Иваном забыли о предсказаниях. Но потом… когда тебе было семь…

Ульяна Ильинична перевела дыхание. Она нервничала, вспоминая прошлое. Но я определенно чувствовала, что она не лжет.

– Потом случилось это. Катастрофа на испытательном полигоне. Арест Ивана. Приговор. Казнь. Яромила, ты зря полагаешь, что я знаю о деле больше, чем писали в газетах. То есть, я знаю наверняка, что Иван не виновен в случившемся. Его подставили. Но это ничем тебе не поможет.

– Но за что? – не выдержала я. – Кто его ненавидел так сильно, что желал смерти?

Ульяна Ильинична отрицательно качнула головой.

– Если и ненавидел, то я о том ничего не знала. Причина не в ненависти к Ивану.

– Тогда в чем? – спросила я.

– В тебе. – Она вновь вздохнула, потерла висок. – Он хотел заполучить тебя, Яромила. Он знал, что ты – первая в мире женщина с даром эспера. Ты сказала, что не хочешь знать, почему я подписала отказ. Но я не верю, что это правда. Это нормальное желание, знать, отчего от тебя отказалась мать. Я не прошу меня простить. И не буду просить представить себя на моем месте. Ты вправе меня ненавидеть. Да, когда все случилось, я была беременна Ваней. Я могла потерять обоих детей или спасти одного, еще не рожденного. Я выбрала не тебя.

Воображение ли тому виной, или мой обострившийся дар, но я вдруг услышала, словно наяву…

– Подпиши отказ от дочери, Ульяна. И я отпущу тебя на все четыре стороны. Ты забудешь о дочери, и твой сын никогда не будет носить фамилию отца. Но он будет жить. Если откажешься, Яромилу я заберу иначе, когда ты станешь соучастницей преступления против государства. Твой ребенок может и не родиться.

Мужской голос. Незнакомый? Или я его где‑то слышала? Не разобрать. Плач женщины оглушает – не звуком, а эмоциями. Жутким отчаянием, горькой беспомощностью.

– Странно, что он не взял клятву о неразглашении, – произнесла мать уже наяву. – Был уверен, что мы никогда не встретимся? Не знаю…

– Кто – он? – спросила я. – Император? Или Александр Иванович?

– Шереметев? – искренне удивилась Ульяна Ильинична. – Он тут при чем? Полагаю, император стоял за всем этим, ведь разговаривал со мной его верный пес Разумовский.

Последние слова она словно выплюнула, с горечью и ненавистью.

И вновь Сергей Львович? Однако…

В дверь постучали.

– Барыня, там барин… – раздался голос горничной. – Ой!

Ульяна Ильинична стремительно встала, и тут же дверь распахнулась, и в комнату шагнул высокий мужчина, взъерошенный и перепуганный.

– Уля! Что происходит? – воскликнул он, не замечая меня.

В Ярика я успела превратиться до того, как он прервал разговор.

– Может, ты объяснишь, что? – довольно спокойно спросила Ульяна Ильинична. – Ты обещал вернуться к вечеру. Так что случилось?

– В городе я узнал новости. Все только об этом и говорят! Это тут, в нашей глуши…

– Какие новости? – перебила его Ульяна Ильинична.

– Так покушение же! Убийство двух отпрысков великих боярских родов! Сегодня утром взорвалась машина Матвея Шереметева, младшего внука Петра Шереметева. Вместе с ним был Савелий Бестужев. И, кажется, кто‑то еще. Об этом все говорят! Я спешу домой, чтобы сообщить тебе новости… И вижу обоих погибших в нашей столовой! Объясни мне, что они делают в нашем доме!

Он почти перешел на визг, и я с трудом сдерживалась, чтобы не выставить блок от слишком сильных, бьющих наотмашь эмоций.

– А, это… – безмятежно произнесла Ульяна Ильинична. – Ярослав, будь добр, подожди нас в столовой. Дорогу ты знаешь.

Я с радостью убралась из комнаты. К тому же новость потрясла и меня. Очередное покушение? И кто погиб вместо нас? Кажется, Матвей никому не оставлял ключи от машины.

Глава 29

Эдик в Москву приехал, как турист. Не заказ выполнять, а присмотреться, прикинуть возможности. Если получится, Сильвестру представиться, разузнать все, услуги предложить. Мелковато стало Эдику на прежнем месте, заказов мало, а следаки на хвосте. Тут все ж Москва. Хоть и не столица, а городишко побольше Саратова, и публика побогаче, есть что брать.

Машинка сама в руки просилась, не смог Эдик пройти мимо. И номера не московские, и владелец – самоуверенный аристократишка. А Эдик – просто гулял мимо. Защиту от угона проверил от скуки. Ошалел, обнаружив, что магических ловушек нет. Замок, тот с хитринкой, и сигнализация. Но такой взломать – как два пальца об асфальт. Так отчего ж не взять то, что само в руки идет?

Эдик так Белоснежке, корешу своему, и сказал, мол, домой своим ходом отправимся. Хотел затемно из Москвы выехать, да возле машинки тип какой‑то ошивался. Эдик решил было, что его опередили, но обошлось. Тип свалил, Эдик выждал для верности полчаса. И машинку вскрыл.

Красивая, зараза. Такую и себе оставил бы, да нельзя. Ничего, зато продать можно выгодно.

Эдик поерзал на кожаном сидении, вдыхая запах денег.

– Едем, что ли, – нервно буркнул Белоснежка.

С собой они прихватили двух марух, так что в машине их было четверо.

Эдик врубил «заводилку» и…

От мощного взрыва проснулись все, кто жил рядом. Некоторые даже успели увидеть мощный огненный столб на фоне безмятежной глади пруда.

Первыми спасателей вызвали те, кто хоронился в кустах, неподалеку от взорвавшегося внедорожника. Они и рассказали, что машина принадлежала Матвею Шереметеву, и вместе с ним в машину сел его друг Савелий Бестужев, а также два новичка из академии госбезопасности.

Буквально в полушаге от столовой я остановилась. Внезапно в голову пришла мысль, что там меня ждут не Сава и Матвей, а те, кто ими притворяется. Если я могу менять личины, то и другие могут. Ведь я, доверяя тем, кто рядом, не проверяю их на истинность. И тогда… настоящие Сава и Матвей могли погибнуть в Москве.

Это так меня напугало, что от страха я покрылась липким потом. Сердце бешено заколотилось, задрожали руки. Я сглотнула и шагнула в столовую, держа наготове плетение, разрушающее чары.

И тут же столкнулась с Матвеем и Савой, спешащим мне навстречу. Меня обдало их тревогой, нервы не выдержали, и я шарахнула по ним магией.

Ничего не произошло. Их лица не изменились, разве что вытянулись от удивления. Я едва сдержалась, чтобы не броситься на шею к Матвею со слезами радости. Это они! И они живы.

– Что происходит? – спросил Сава.

Я обвела пустую столовую взглядом.

– Няня увела детей, – объяснил Матвей. – После того, как здесь побывал мужчина. Вероятно, муж хозяйки.

– Когда мы представились, он вытаращился на нас так, будто мертвяков увидел, – добавил Сава. – И сбежал, велев няне забрать детей.

– Так и есть, мертвяки, – всхлипнула я, выдавая свое состояние.

– Можно поподробнее, – немного нервно попросил Сава.

– Сейчас расскажу. Матвей, ты ключи от машины кому‑нибудь оставлял?

– Нет, – ответил он. – А почему…

– Муж… – Я вздохнула. – Он не просто так домой вернулся раньше времени. Он с новостями вернулся. С его слов, в Москве взорвана машина Матвея Шереметева, вместе со всеми нами. То есть, вы представляете, что он испытал, увидев погибших в своем доме? Сейчас ему там… объясняют, что к чему.

– Ты поэтому нас… – догадался Матвей.

А Сава бросился в соседнюю комнату и потребовал от первого попавшегося слуги отвести его к телефонному аппарату.

– Ты бы тоже дедушке позвонил, – сказала я брату. – Он же думает, что ты погиб.

– Сава Александру Ивановичу звонить будет, не отцу, – усмехнулся Матвей. – Так что дед сразу узнает, что я жив.

Я согласно кивнула. Обо мне вот никто плакать не будет. Только Александр Иванович, пожалуй, расстроится, что его грандиозные планы накрылись медным тазом. А, может, и Сергей Львович, тоже.

– Ты как? – спросил Матвей. – Как… поговорили?

– Все нормально. Я позже расскажу.

Сава продолжал перепираться с прислугой, что не хотела пускать его к телефону без разрешения хозяев дома. Вежливо так, внешне даже спокойно. Но я чувствовала, что он вот‑вот взорвется.

– Слушай, может Исподом в Козельск? – шепнула я Матвею. – Или пусть сам отчитывается, а мы его где‑нибудь подождем.

– А ты разве все? Узнала все, что хотела? – удивился он.

– Узнала, что смогла. Больше разговаривать не о чем.

К Ване мать меня не подпустит. Налаживать отношения, учитывая открывшиеся обстоятельства, я не хотела. Так о чем с ней еще говорить?

– Прямо из дома в Испод не уйти, – сказал Матвей. – Если ты не хочешь сообщить всей округе, что в поместье гостил эспер.

Я поморщилась. Но тут к Саве вышел хозяин дома и пригласил его в кабинет, где и находился телефонный аппарат. А Ульяна Ильинична присоединилась к нам с Матвеем.

– Прошу простить моего мужа, новости из Москвы его взволновали, – сказала она.

– Почему? – довольно грубо поинтересовался Матвей. – Вы не поддерживаете связь с Бестужевыми и Шереметевыми.

– Во‑первых, молодой человек, я знала вас малышами, – насмешливо ответила ему Ульяна Ильинична. – Мне запретили появляться в высшем свете, но не лишили памяти. Во‑вторых, Шереметевы прибрали к рукам богатства Морозовых, а Бестужевы заняли их место возле трона. Мой муж знает об этом, и считает вас врагами нашей семьи. Полагаю, вы понимаете, что это… просто позиция. Реальной угрозы он не представляет.

– Понимаю. Прошу прощения. – Матвей склонил голову. – Мы покинем ваш дом немедленно.

– Дождь еще не закончился. Муж довезет вас до города. Ты… – Она посмотрела на меня. – Ты ведь все им расскажешь?

– Да, – подтвердила я. – Это мои друзья.

– Тогда я скажу сейчас…

– Попросишь не возвращаться? – перебила я. – Не вернусь. И Ваню не потревожу.

«До тех пор, пока не докажу невиновность отца», – добавила я про себя.

– Спасибо, – сказала мать. – Но, может… ты оставишь свой адрес?

«Зачем⁈ – хотела воскликнуть я. – Мы чужие люди!»

Но вслух сказала иное.

– Академия госбезопасности. Михайлов Ярослав.

– У тебя нет своего жилья? – удивилась она. – Даже комнаты?

– Какое тебе до этого дело?

Я устала вести себя вежливо. Хорошо, что поиски матери не заняли много времени. И что они не были напрасными. Теперь я знаю о Ване. И есть зацепка – Сергей Львович. Надо будет обсудить с Матвеем и Савой, как к нему подобраться. Хорошо бы и с Леней…

В столовую вернулся Сава.

– Поехали, – сказал он. – Дождь стал слабее. Нас до города подбросят.

Он и Матвей поблагодарили хозяев за радушный прием, за помощь. Все, как полагается. Только я молчала. И ушла, не прощаясь.

Глава 30

Савелий мог лишь догадываться, что сказала Яре мать. Навряд ли что‑то хорошее, если Яра не просто молчала, но избегала смотреть в ее сторону, пока были в доме. И за все время, что они провели в пути до Козельска, не проронила ни слова.

Успокаивало одно, эмоции Яры были ровными: тяжелыми и, скорее, грустными, чем злыми. Волновало ее что‑то светлое, приятное. И Матвей не сильно переживал за сестру. Значит, все не так уж и плохо.

Савелий все еще переваривал новость о том, что Матвей и Яра – брат и сестра по отцу. Какое облегчение! И, одновременно, крутой поворот. Матвею не позавидуешь. Он вроде как брат, а открыто заявить об этом нельзя. И почему проблем становится только больше?

На таком фоне и новость о взрыве Матвеева внедорожника казалась чем‑то обыденным. Всего лишь очередное покушение на Яру. Не на Савелия же! И, тем более, не на Матвея. Хотя… может, за Ленькой охотятся? Ведь стрелок попал в него, а не в Яру. Тогда бешеная собака и пожар в детском доме… как бы отдельно. Нет, все же цель – Яра.

Бронислав Кузьмич Доронин – так звали мужа Ульяны Ильиничны – лично довез их до Козельска. Всю дорогу Савелий говорил с ним о какой‑то ерунде, а Матвей старательно помогал поддерживать светскую беседу.

– Не сомневайтесь, от меня никто ничего не узнает, – пообещал Бронислав Кузьмич, высаживая пассажиров на одной из центральных улиц. – А дома жена за всем проследит.

– Очень на вас надеемся, – кивнул Савелий, прощаясь.

– Что ты ему пообещал? – спросила Яра, едва машина Бронислава Кузьмича скрылась за поворотом.

– Не я, а…

– Александр Иванович, – закончила она за него, перебивая. – Что?

– Учебу в столичной академии для их старшего сына. Правда, я не понял, почему они сами не могут отправить туда мальчика, если у него магический дар с высоким потенциалом. Твоей матери запретили жить в крупных городах, но он же Доронин.

– Он Морозов, – произнесла Яра.

– Что⁈

Савелий и Матвей воскликнули это одновременно.

Яра одарила их тяжелым взглядом.

– Так и будем посреди улицы торчать? На нас уже смотрят.

– Надо идти, – спохватился Савелий. – Кроме Дорониных о том, что мы живы, знает Тамара Егоровна.

На местности сориентировались быстро. Козельск – городок маленький.

– Я правильно понял, дядя решил не объявлять о том, что мы живы? – спросил Матвей.

– Правильно, – буркнул Савелий. – Я все расскажу, как Леню заберем.

– Но деду он хотя бы скажет? – не отставал Матвей.

– Он мне не доложился, – немного раздраженно ответил Савелий. И добавил чуть тише: – Об отце я тоже не знаю.

Яра молчала, словно произошедшее ее не касалось.

– Яр, ты хоть рассказал бы чего, – не вытерпел Савелий. – Как вы поговорили?

– Нормально, – отстраненно ответила Яра. – Она ничего не знает. Иван – мой родной брат. Она была беременна, когда произошла трагедия. Ей пообещали, что забудут о том, что ребенок от отца, если она откажется от меня. Она спасала Ваню, и о выборе не жалеет.

– Кто пообещал? – спросил Савелий.

– Разумовский.

Желание задавать вопросы исчезло. Не то чтобы Савелий боялся Сергея Львовича… Нет, его боялись все. Его мало кто видел, он не участвовал в политической или светской жизни империи, не появлялся на приемах, не водил дружбу с боярскими родами. В академии курс читал, это верно. Но академия – закрытое учебное заведение. Все, что происходило внутри, внутри и оставалось.

Однако все знали, что личный эспер императора – страшный человек. Потому что силен, неуловим и наделен безграничной властью. При этом конкретных примеров его «бесчинств» привести не мог никто. Если судить объективно, то Разумовский не единожды спасал императору жизнь, мастерски раскрывал заговоры, законов не нарушал и репутацию имел безупречную. Кажется, это пугало людей сильнее всего. В непогрешимость Разумовского никто не верил.

– То есть, ты нужна Разумовскому, – уточнил Матвей. – Потому что ты эспер.

– Я всем нужна, потому что я – эспер, – огрызнулась Яра. – И он не исключение. Просто он узнал обо мне раньше многих.

– Неправда, – чуть обиженно возразил Савелий. – Не всем. Для Матвея главное, что ты – его сестра.

– Полагаю, для Савы тоже неважно, эспер ты или нет, – добавил Матвей.

Эмоции Яры чуть потеплели, но выражение лица не смягчилось.

– Вы опять обо мне, как о девушке, – прошипела она. – А если услышит кто?

Прохожих на улицах хватало. Небо очистилось от туч, рабочий день закончился. Но никто не прислушивался к разговору трех парней, что быстрым шагом свернули во двор жилого дома.

– Главное, чтоб не узнали, – парировал Савелий.

Они с Матвеем слегка изменили внешность иллюзией, и навряд ли на улицах Козельска встретится сильный маг, но чем черт не шутит!

Леня пил чай, обмакивая пышный оладушек в вишневое варенье, и внимательно слушал Тамару Егоровну. А она, заполучив благодарного слушателя, с упоением рассказывала ему о детских годах любимого воспитанника Матвеюшки.

Савелий с удивлением взглянул на Матвея, который, сообразив, что происходит, не разозлился и не устыдился, а испытал теплую благодарность. Ясное дело, не за то, что няня в красках расписывала его младенчество, а за то, что она с любовью хранила об этом память.

– Как‑то вы рано, – сказал Леня. – Я вас к вечеру ждал. Удачно съездили?

– Ага, – ответила Яра.

– Садитесь к столу, мальчики, – всполошилась Тамара Егоровна. – Чаю с оладушками. Матвеюшка, как ты любишь. А у меня к ужину почти все готово.

– Вы тут телевизор смотрели? – спросил Савелий.

Этого вопроса можно было бы и не задавать. Посмотрев новости, Тамара Егоровна не стала бы так безмятежно приглашать гостей к столу.

– Да когда бы? – откликнулся Леня. – Кран починил. Потом еще кое‑что по мелочи. Тамара Егоровна на кухне хлопотала. А что?

– Сава, я сам. – Матвей шагнул вперед. – Идите в комнату, там с Леней поговорите.

– Да, так будет лучше, – кивнул Савелий.

К новости о том, что его убили, Леня отнесся, как любой нормальный человек. То есть, испугался и растерялся. Внешне это проявилось слегка неестественной бледностью и ненадолго остекленевшим взглядом.

– Прости, – сказала Яра.

– За что? – нахмурился Леня.

– Я тебя в это втянула. Если бы не взяла твою внешность, мы не познакомились бы на испытании…

– Хватит, – оборвал ее Савелий. – Яра, это не твоя ответственность. Есть человек, который знал, но не остановил. Хотя это не имеет никакого отношения к происходящему!

– Имеет, – возразила Яра. – Леня не поехал бы с нами…

– Если бы, да кабы! – насмешливо перебил ее Леня. – Если ты об этом, то я ни капли не жалею о том, что познакомился с вами. Яра, ты – Морозова?

Кажется, у Яры появился достойный конкурент по части выбивания почвы из‑под ног. Савелия редко можно было удивить так, что он лишался дара речи.

– Почему ты так решил? – осторожно поинтересовалась Яра.

– Тамара Егоровна по секрету сообщила о том, что дочь Годуновых – вдова боярина Морозова, казненного по делу о госизмене. Я реферат по истории по этой теме писал. Знаю, что у него была дочь. Правда, что с ней стало, узнать не удалось, но я прикинул возраст. И это вполне тянет на подписку о неразглашении. Я ведь прав?

– Допустим, – сказала Яра. – И что дальше?

– Да ничего. – Леня повел плечом. – Просто теперь я знаю ваш секрет, и это перестало меня мучить. Я не трепло, но могу дать клятву на крови, если хотите, что никому…

– Не нужно, – остановила его Яра. – Хватит с меня… клятв.

Она покосилась на Савелия. А он едва заметно кивнул, подтверждая, что Леня искренен.

– Я даже рада, что ты такой догадливый, – продолжила она. – Я могу говорить с тобой открыто. Беги, пока не поздно. Я уверена в том, что моего отца подставили, ищу виновных в этом и намерена добиться того, чтобы ему вернули доброе имя. Именно поэтому меня пытаются убить.

Савелий поморщился, но останавливать Яру не стал. Она имеет право верить Леониду. В конце концов, Савелий и сам склонялся к тому, что Леня – надежный парень.

– Значит, мне не показалось, – чуть ли ни радостно заявил Леня. – Меня, конечно, в архивы не пустили, пришлось собирать материалы из общего доступа. Так там столько нестыковок!

– Леня… – Яра вздохнула. – Ты меня слышишь? Это четвертое покушение. Находится рядом со мной опасно.

– А они? – спросил он, словно Савелия в комнате не было. – Им можно?

– Это их выбор, – ответила она. – Теперь, когда вы все могли погибнуть из‑за меня, все стало еще хуже.

– Забей, – сказал Савелий. – Это последнее покушение.

– Узнали, кто за этим стоит? – вскинулась Яра. – Кто⁈

– Узнают, – пообещал он. – Именно поэтому никто не должен знать, что мы живы.

– И какой план? – поинтересовался Матвей.

Он присоединился к ним и слышал последнюю фразу, произнесенную Савелием.

– Готовимся к чудесному воскрешению во время похорон, – мрачно сообщил Савелий. – Александр Иванович уверен, что преступник на них появится. Его вычислят по реакции. Да, Лень, ты можешь связаться со своим куратором, если не хочешь в этом участвовать. Он выведет тебя из игры.

– Вообще‑то, хочу, – немного обиженно заявил Леня. – Это мой выбор.

Глава 31

Няня никаких объяснений слушать не захотела.

– Надо, Матвеюшка, значит, надо. Я для тебя все сделаю.

Так же она ответила, когда Матвей попросил подыграть с просьбой ехать в деревню за мешком картошки. И стыдно даже, что к нему такое отношение. Он няне ничем не помог. Кран, и тот, Ленька чинил.

– Главное, что вы живы и здоровы, – добавила няня. – Промолчать о том, что я вас видела, не сложно.

– Спасибо, нянюшка…

– Да полно, полно, – засмеялась она. – Ты навестить приехал, это лучший подарок. И доброты дедушки твоего я вовек не забуду.

– Няня, скажи… Ты знала, что я не родной Шереметевым?

Матвей и сам не понял, как решился спросить. Но слово не воробей. А няня и не удивилась сильно.

– Догадывалась, – ответила она. – А тебе, значит, сказали?

– Мать объявилась, – усмехнулся Матвей. – Осчастливила.

Няня перекрестила его, как в детстве, зашептала слова молитвы.

– Кто мой настоящий отец, знаешь?

Няня вздохнула, взяла Матвея за руку, погладила кисть.

– Не хотела я о том говорить, но, если спрашиваешь… Врать не буду, за достоверность не поручусь. Ты того помнить не можешь, мал был. Отец твой… Шереметев Павел который… Пил он много. Дома редко появлялся. Всегда пьяный, и болтал, почем зря. Прислуге чего по пьяни не ляпнешь. Наутро он о том, и вовсе, забывал. Я, Матвеюшка, глупая была, многого тогда не понимала. К младенчику его звала, мол, поглядите, барин, какой у вас сыночек. Думала, одумается, пить бросит… А он ругался, чужим отродьем тебя называл. Ты прости, Матвеюшка…

– Все нормально, няня, – успокоил ее он. – Теперь я знаю правду, а ты ни в чем не виновата. Он говорил о моем настоящем отце?

– Говорил, – вздохнула няня. – Говорил всякий раз, что отомстит, что месть – холодное блюдо, что он дождется своего часа. Грозился отнять у обидчика все, даже жизнь. А потом вовсе приходить перестал. Ты подрос, дедушка тебя забрал… я сюда переехала… – Няня перешла на шепот. – А потом друга его казнили. Боярина Ивана Морозова. И я подумала… не ему ли… отомстили? Ты ж вот… к вдове его сегодня ездил… не просто так?

Матвей молчал, но не от потрясения. Он и раньше подозревал, что Шереметевы причастны к делу Ивана Морозова. И даже как‑то легче стало, что главный виновник – не дедушка, а его сын.

Слова няни, разумеется, надо проверить. Если она права, то Ивана Морозова предал друг. А дедушка защищал сына. Как ни крути, месть Яры приведет к краху рода Шереметевых. Матвею придется выбирать, Шереметев он или Морозов. По сути, он ни тот, ни другой. Но если он промолчит, то предаст Яру, а если расскажет ей правду – предаст деда.

Няня вновь принялась извиняться, по‑своему расценив молчание Матвея. Это привело его в чувство. Успокоив ее, он отправился к друзьям, где и узнал об очередном безумном плане дяди.

«А ведь он, наверняка, помогал деду, – мелькнуло в голове. – И, значит, тоже виновен в предательстве и подлоге?»

Матвей смог бы скрыть свои эмоции, если бы не находился в обществе трех эсперов. Вот же… повезло! Три пары глаз уставились на него выжидающе. Но он не обязан объяснять, отчего так муторно на душе.

– Тамара Егоровна никому о нас не расскажет, – выдавил он. – Куда теперь? Сава?

– А черт его знает, куда, – неожиданно выдал Сава. – Александр Иванович сказал, что отсидеться в служебной квартире не удастся. Кто‑то может узнать, донести. Дня на три надо залечь на дно.

– Переночевать мы можем здесь, – сказал Матвей. – Тамара Егоровна предложила. Она и на три дня приютит, но, пожалуй, не стоит. Соседи могут заинтересоваться. Все же нас четверо.

– Козельск – город маленький, – заметил Леня. – Отсюда надо уезжать. Даже изменив внешность, мы на виду. Нас четверо, и мы приезжие.

– Я могу предложить только родовой подвал Морозовых, – фыркнула Яра. – Хотя… Если император знал, где дедушка прячется, то знал кто‑то еще. Скорее всего, Разумовский. Я не уверена, что защита от чужой крови не пропустит эспера внутрь подвала, если идти через Испод.

– Где вас точно не будут искать? – подсказал Леня. – Там и надо пересидеть.

– Там, где не будут искать… и где у нас не попросят документы… – задумчиво произнес Сава.

Они так ничего и не придумали. Чтобы в гостинице поселиться, нужно паспорт предъявить. Друзья, знакомые – все мимо. В большом городе можно затеряться, но ведь и ночевать где‑то надо. В лес идти, туристов изображать? Снаряжения нет.

Леня как‑то незаметно влился в команду. Теперь, когда они не следили за словами, как‑то не казалось, что от него нужно что‑то скрывать. Матвей доверял чутью Савы и Яры, да и собственная интуиция подсказывала, что Леня – свой человек.

Беспокоила Яра. Она все больше отмалчивалась, за разговором не следила, уставившись в одну точку отстраненным взглядом. Ее можно понять. Встреча с матерью получилась не лучше, чем у Матвея. Но ему тогда Сава не позволил рефлексировать, быстро выбил всю дурь из головы. А Яра предоставлена самой себе. И она… девочка. Там еще и брат младший, родной, рожденный в законном браке.

Выручил Сава. Любит он Яру, это и дураку понятно.

– Лень, пойдем на кухню, хозяйке поможем на стол накрыть, – сказал он. – Яр, Матвей, вы пока тут… приберитесь.

– Я тоже могу на стол, – дернулась Яра.

– Кухня маленькая, мы там все не развернемся, – остановил ее Сава.

И Матвею знаком показал, что минут десять у них есть.

Искать утешение в объятиях брата Яра не пожелала.

– Все со мной нормально, – сказала она. – Не нужно так рисковать, мы не одни.

Правда, заметив огорчение Матвея, чмокнула его в щеку.

– Я не сахарная, братик. Если ты беспокоишься, что я переживаю из‑за матери, то это не так. Все лучше, чем я себе представляла. Я же не строила иллюзий. Я, вообще, ее видеть не хотела. Приехала за информацией. Кое‑что узнала. И все равно ничего не сходится.

– И до чего ты додумалась? – поинтересовался Матвей.

– Если мой главный враг – Разумовский, то почему он отдал меня Шереметеву? Вот этого я не понимаю. Разумовский мог узнать о моем даре от деда. От моего, который провидец. Потому маму и заставили написать отказ. Разумовский имел на меня планы и хотел курировать мое обучение. Логично?

– Логично, – согласился Матвей. – Но он не подтвердил твой дар. К дяде ты попала случайно, и он получил право заниматься твоим обучением.

– Несмотря на то, что я – крепостная императора, – напомнила Яра. – Хорошо, допустим, что это не противоречило цели Разумовского, какой бы она не была. Пусть обучает кто‑то другой, он все равно сумеет меня заполучить, через императора. Так?

– Так, – кивнул Матвей.

– Но, если он тот, кто убил отца, он не мог так поступить. Он контролировал бы каждый мой шаг.

– Если он и враг, то не главный, – выдохнул Матвей.

Кажется, он сделал свой выбор. Хоть так, хоть эдак, быть ему предателем.

– Ты будто знаешь наверняка, – нахмурилась Яра.

– Полагаю, что знаю. Это нужно проверить, но вероятность высока. Яра, твоего отца предал Павел Шереметев.

– Что? Ерунда! – отмахнулась Яра. – Я читала материалы дела. Твой отец… то есть, тот, кого ты считал отцом… Он единственный, кто защищал моего отца.

– Он знал, чей я сын, – упрямо возразил Матвей. – И мечтал отомстить.

Во взгляде Яры мелькнуло понимание. Она взяла Матвея за руку, сжала пальцы.

– Я разузнаю все тихо, без скандала, – пообещала она. – Возможно, ты ошибаешься.

Слабое утешение, но…

– Я на твоей стороне, Яра. При любом раскладе.

Она кивнула и обняла его, на мгновение прижалась… и отстранилась. Вовремя. В комнату заглянул Леня.

– Есть идите, – позвал он.

Идею, куда податься, подсказала няня. После ужина ей позвонила племянница, и разговор няню огорчил. Матвей, естественно, поинтересовался, что случилось.

– Да я запамятовала, – вздохнула няня. – Я ж Галке обещала до рынка дойти, парочку парней покрепче в сады отправить.

– В какие еще сады?

– В яблоневые. Яблоки поспели, собирать надо, а работников не хватает. Вот чтоб ей не ехать, меня попросила помочь. А я…

Она махнула рукой.

– Это мы виноваты, что ты забыла, – сказал Матвей. – Мы и поедем помогать. Дня на три. За это время найдешь работников.

Сава идею одобрил.

– Это удача. И покормят, и место выделят на сеновале, – сказал он. – Только Яра останется тут. Один человек внимания не привлечет.

– Вот ты и оставайся! – парировала Яра.

– Яр, там условия…

Ее взгляд был красноречивее слов. Сава заткнулся, недоговорив. Леня прятал усмешку. Матвей и не пытался отговаривать Яру.

Спать легли в кухне, на полу. А ранним утром автобус увез их в Савинские яблочные сады.

Глава 32

Ровные ряды яблонь, усыпанных крупными спелыми плодами, взгляд не радовали. Сладкий воздух, пропитанный фруктовым ароматом, мерное жужжание насекомых, теплое августовское солнце ненадолго наполнили меня умиротворяющим покоем. Стоило сорвать первое яблоко, и в голову вновь полезли тяжелые мысли.

Учеба еще не началась, а я уже поняла главное: быть эспером не сложно, гораздо труднее не сойти с ума, осознавая, что в мире эсперов нет точек опоры. Грани между реальностью и иллюзией практически нет. Любой орган чувств может подвести. И даже власть над собственным телом и разумом под вопросом.

Подозреваются все! И от этого можно тронуться рассудком.

– Есть такое, – согласился со мной Сава. – Но и точки опоры есть. Это люди, которым ты доверяешь.

И если это так, мои ориентиры – Сава и Матвей. И Александр Иванович… до недавнего времени.

– Сава, ты доверяешь Александру Ивановичу? – спросила я.

Неугомонные мальчишки устроили график дежурств. Рядом со мной постоянно работал кто‑то из них: таскал корзины с яблоками и следил, чтобы я не перетрудилась и не перегрелась на солнце. Это злило, но я смирилась. В конце концов, мне физиологию на мужскую не изменили, а носить тяжести для женщины вредно. Теперь вот пришла очередь Савы.

– Да, – ответил он не задумываясь.

– И после того, что мы узнали? – удивилась я.

– Яр, обычные люди складывают впечатление о ком‑то по поступкам. Можно много и красиво говорить, но это все мишура. То, как человек себя ведет, как относится к другим – вот, что важно. Однако хорошее отношение к кому‑то может быть продиктовано желанием добиться чего‑то для себя. Вроде как… «я сейчас сделаю тебе хорошо, а потом мне будет лучше вдвойне». Личная выгода, понимаешь?

– Как раз об этом я и думаю, – мрачно призналась я. – О том, что участие Шереметева в моей судьбе выгодно ему, а не мне.

– Логичный вывод для обычного человека. Но ведь ты – эмпат. Ты, как минимум, чувствуешь, с какими эмоциями человек совершает тот или иной поступок.

– Не ты ли говорил, что сильные эсперы могут внушать эмоции и мысли? – съязвила я.

– Говорил, – не стал отпираться Сава. – В теории это сродни гипнозу. На практике – адский труд и противозаконные действия. Я поверю, что Разумовский может делать это по приказу императора или в личных целях. Но не Александр Иванович.

– Ему силы дара не хватит?

– Дело не только в этом. Он Шереметев.

– Павел тоже Шереметев, – возразила я. – Однако…

– Пока лишь со слов полуграмотной няньки, – перебил меня Сава. – Но даже если так…

Он замолчал, забирая у меня корзину, полную яблок. Пока он ходил к ящикам, чтобы пересыпать собранное, я отдыхала в тенечке, обмахиваясь пучком сорванной травы.

– Даже если так, – продолжил Сава, вернувшись, – Александр Иванович давно мог свернуть тебе шею. И, заметь, совершенно незаметно. Но вместо того, чтобы спасать честь Шереметевых, он отчего‑то носится с тобой, как курица с яйцом.

– Хочет использовать, – упрямо сказала я. – Может, у них с Разумовским вражда.

– Яр, ты сама‑то в это веришь? – вздохнул Сава. – Ладно, ты спросила, доверяю ли я Александру Ивановичу. Ответ ты получила. Вопрос твоей веры – твое личное дело. Теперь моя очередь. Почему ты доверяешь Матвею?

– То есть, ты считаешь, что я ему доверяю? – спросила я исключительно из вредности.

– Да не смеши. Если ты кому‑то доверяешь, то только ему.

– Неправда, – пробурчала я. – Я и тебе доверяю. И вообще, отстань.

– Нет, ты скажи, – не унимался Сава. – Почему?

– Не знаю! Если вам не верить, то кому?

– А если мы оба – под гипнозом коварного Разумовского? – вкрадчиво произнес Сава. – Или оба работаем на Шереметевых? Ладно, не оба. Но Матвей… – Он замолчал, прислушиваясь. – Яра? Яра, ты… плачешь⁈

Наверное, если бы у меня отрасли рога или крылья, Сава так не удивился бы. А я попросту не выдержала, нервы сдали. Хотя плакать в присутствии эспера – недальновидно. И в ветках прятаться бесполезно.

Зато сделать Сава ничего не мог. Мы разговаривали, закрываясь от соседей по сбору яблок магическим звуконепроницаемым барьером. Но навряд ли кто‑то поймет, если один наемный работник вдруг бросится утешать другого. Так что Сава остался на своей лестнице, а я – на своей.

Слезы застилали глаза. Сава озвучил мои страхи. Лишил меня точек опоры, пусть и в шутку.

– Яра, прости…

Приступ жалости к себе прошел быстро, и тут же стало стыдно. Сава рвал яблоки молча, но я прекрасно ощущала его эмоции. Вот что за жизнь такая! Мало мне проблем, так еще и любить нельзя того, кого выбрало сердце.

Мысль о романтических чувствах к Саве заставила меня насторожиться. Я посчитала дни, и тут же стало легче. Всего лишь ежемесячные перепады настроения, которые я в шутку называла «Играй, гормон». С этим я в состоянии справиться.

– Сава, все в порядке, – сказала я вслух. – Я все равно верю тебе и Матвею. И Леньке тоже хочется верить. И даже Шереметевым. Обоим. Но вам с Матвеем – как себе.

– Знаешь, почему Разумовский читает курс в академии? – помолчав, сказал Сава. – Он учит не внушать мысли и эмоции, а распознавать внушение, противостоять ему.

– Зачем, если вероятность существования таких умельцев мала? – спросила я.

– Но она есть. Эсперы рождаются и в других государствах. И даже у нас… есть неучтенные.

– Я чего‑то не знаю?

– Да, – нехотя признался Сава. – Узнаешь, в свое время. Так вот, насчет того, как распознать… Расстояние имеет значение. Кукловод должен находится рядом с марионеткой. Зрительный контакт необязателен, между ними может быть стена, но расстояние – не более трех метров. И время воздействия ограничено. К примеру, если бы я находился под влиянием Александра Ивановича, то он постоянно был бы где‑то рядом. Иначе в промежутках я смог бы осознать неестественность собственных действий или ощущений. И третье. Рядом не должно быть кого‑то еще. Это воздействие расходится волнами, и обязательно зацепит того, кто попадет в радиус влияния. Грубо говоря, если в комнате пять человек, ментальную проекцию получат все. Есть и другие способы, но сейчас этого достаточно.

– Пожалуй, – согласилась я. – Спасибо. Но Александр Иванович не мог не знать о Павле. Наверняка, он помогал дяде скрыть преступление сына.

– А что мешает тебе спросить об этом у него лично? – поинтересовался Сава. – Я об Александре Ивановиче.

– Ничего, – признала я. – И спрошу. После похорон, если жива останусь.

Я планировала встретиться и с Павлом Шереметевым, и с Петром Андреевичем, и с матерью Матвея. Возможно, тот, кто пытается меня убить… Павел?

Мы собирали яблоки не ради денег, поэтому Матвей сразу сказал мне, чтобы я не усердствовала. Но ребята справлялись с работой легко, еще и корзины за меня носили, поэтому я старалась не отставать. К концу дня спина болела, а рук я не чувствовала. И это несмотря на ежедневные тренировки в течение двух лет! Обидно, однако.

Для ночлега хозяева яблоневого сада выделили нам палатку на четверых. Мытьем наемные работники не заморачивались, после работы освежались в реке, протекающей неподалеку. Ели на свежем воздухе, под навесом. Алкоголь был под запретом, и ложились спать рано, чтобы встать с первыми лучами солнца. Хозяева спешили убрать урожай до дождей.

Так прошло три дня. А на четвертый Сава объявил, что мы возвращаемся в Петербург.

– Воскресать будем вместе, на панихиде, – сказал он. – Фрагменты тел еще не идентифицировали, прощание общее, до похорон. Говорить ничего не надо, только появиться в нужном месте в нужное время.

– Как‑то мне не по себе, – призналась я.

– Не тебе одной, – вздохнул Леня.

Сава и Матвей переглянулись. Я это заметила, но ничего говорить не стала. Кажется, мой уровень доверия к этим двоим стал еще выше.

В конце концов, я же понимала, что Сава как‑то держит связь с Александром Ивановичем. Наверняка, они встречались и обсудили все детали. И Матвей в курсе происходящего, потому что они – старшие. Их задача не только выполнить задание Александра Ивановича, но и позаботиться о нас с Леней.

С хозяевами мы попрощались по‑хорошему. Из садов ушли пешком, до ближайшего леса. Там, в безлюдном месте, дождались назначенного часа. Сава велел всем взяться за руки и повел нас через Испод.

Карамельку я давно отправила к Сане. Самое безопасное место для химеры – дом Александра Ивановича. И в Исподе она к нам не присоединилась. Сава велел не отвлекаться на местных обитателей, если они не нападают и не преследуют, но смотреть в оба. Мы с Леней честно вертели головами, реагируя на каждый шорох, но биться ни с кем не пришлось.

Пожалуй, я впервые видела, как ведет себя в Исподе не эспер. Жутковатое зрелище. Матвей будто стал слепым и глухим. А еще он перестал что‑либо чувствовать. Сава крепко держал его за руку и вел за собой.

Кажется, я поняла, почему обычные люди редко пользуются услугами эсперов при путешествиях. Это запредельный уровень доверия, когда твоя жизнь полностью зависит от знаний и умений проводника. Вот почему даже богатые и влиятельные люди предпочитают обычный транспорт.

Пространство развернулось внутри здания. Зал, сводчатый потолок, высокие окна. Сава остановился у каменного постамента.

– Готовы? – спросил он. – Выходим.

По ушам ударила тишина. Я не сразу поняла, как она может быть такой оглушающей, но быстро сообразила, что ощущаю эмоции людей, собравшихся в зале для прощания с усопшими. Шок, животный ужас, паника. Потом закричали. В шквале эмоций появились ручейки радости.

Матвей взял меня за руку, крепко сжал пальцы, задвинул за спину. Сава оттеснил назад Леню.

Вот оно! Ненависть мечом рассекла эмоциональный фон. Яркая, пылающая, с примесью бешенства. Я поискала взглядом ее источник. И навряд ли смогла бы определить человека в толпе, но он неожиданно оказался рядом. Вскинул руку с оружием. Прогремел выстрел.

И почему я забыла о четвертом…

Глава 33

Я не успела среагировать на выстрел. Эмоции тех, кто находился в зале, давили на разум, глушили и ослепляли. На их фоне собственные ощущения казались незначительными. Поэтому тот, кто желал моей смерти, вполне мог преуспеть. Ему никто не помешал, пуля вылетела из ствола.

Я не видела этого, как при замедленной перемотке пленки. Я просто понимала, что не могу уклониться или выставить защиту. За меня это сделали друзья. Первая пуля намертво застряла в магическом щите Савы. Вторую поймал Леня. Нажать на спусковой крючок в третий раз Артемий Михайлович не успел, Матвей выбил пистолет из его рук.

Замешкавшихся сотрудников службы безопасности можно понять, задерживать министра внутренних дел без прямого приказа им приходилось не часто. К тому же, стрелявший не стоял по стойке смирно, ожидая, когда на него наденут наручники. Он ударил Матвея заклинанием черной плети, не заботясь о тех, кто находился рядом. Защищать людей пришлось Матвею и Лене, и плеть задела их по касательной.

Тут я и пришла в себя. И разозлилась.

Заклинания «Сдохни, тварь!» определенно не было в учебнике системной магии. Зато оно вполне вписывалось в арсенал ведьмы. Я прошипела его сквозь зубы. И представила, как сжимаю пальцами четыре артерии: две сонные и две позвоночные, лишая мозг свежей крови.

В голове рявкнул знакомый голос: «Остановись!»

Ага, разбежалась…

«Яра, он ничего не расскажет, если умрет!»

У них в штате некроманта нет, что ли? Или, на худой конец, колдуна‑чернокнижника!

Я отпустила Романова, отзывая проклятие, и обвела взглядом зал. Вокруг творилось нечто невообразимое. Людей стало меньше, большинство оставшихся лежали на полу или на чьих‑то руках. Врачи оказывали им первую помощь. Очнувшаяся служба безопасности окружила виновника переполоха.

– Александра Ивановича после этого… не того? – спросила я бледно‑зеленого Саву.

Ответа не дождалась. Взгляд упал на раненного Матвея, и я бросилась к нему. Черная плеть живую плоть превращает в прах. На плече Матвея красовалась темно‑серая полоса, такая же появилась на щеке Лени.

«Обезболить. Очистить. Наложить стерильную повязку». – В голове пронеслись строки из учебника. Но ничего из этого сделать я не успела. От Матвея меня оттолкнул Петр Андреевич, к Лене подошел врач.

– Бессовестный! Да я с тебя три шкуры…

Это все, что я услышала. Сава схватил меня за руку и дернул в Испод. Там мы пробыли недолго.

– Кабинет Александра Ивановича, – сказал Сава. – Самое безопасное для тебя место. Жди здесь.

– А ты? – спросила я.

– Там мама, отец… – тихо ответил Сава. – Они думали, что я мертв.

– А, да, конечно. Поспеши, – велела я.

Это обо мне никто не плакал. Страшно представить, как провели эти три дня родные Савы, Матвея и Лени. Впрочем, до Кореи новости, возможно, и не дошли.

Обо мне разве что Карамелька горевала бы. Но она чувствовала, что я жива. Звать ее я не стала. Угостить нечем, да и настроение… так себе. На расстоянии она его хотя бы не ощущает.

Я чуть не убила человека. Романов был без сознания, но жив. Я послушалась Александра Ивановича. Он прав, преступника надо допросить. Но я жалела, что не убила его. Когда я успела превратиться в чудовище?

Александр Иванович появился как‑то незаметно. И раньше, чем я предполагала. Я сидела на полу, у стены, обхватив колени руками. Он опустился рядом быстрее, чем я успела встать.

– Это нормальное желание, желать смерти тому, кто пытался тебя убить, – тихо произнес он. – Тебя и твоих друзей. Чудовищем становится тот, кто убивает.

Его умение угадывать мысли давно не удивляло.

– Я убила бы, если бы вы меня не остановили.

– Я тебя не останавливал.

– То есть, как? – Я подняла голову. – Я слышала ваш голос!

– Кто угодно подтвердит, что я ничего тебе не говорил.

– Так в мыслях! Телепатически.

– Ты знала, что должна остановиться. Это самовнушение, Яра. Я не смог бы пробиться в твое сознание в тех условиях.

Я судорожно перевела дыхание. Нет, я все еще желала смерти Романову, но… черту не перешла.

Александр Иванович внезапно обнял меня. Как‑то неловко, вроде бы даже несмело. Притянул к себе.

– Ох, Яра… Как же я испугался. Пока Сава не сообщил, что вы в Козельске, целые и невредимые…

Если я не сошла с ума, то сейчас меня погладили по волосам.

– Вы… расстроились? Потому что думали, что я умерла? – уточнила я севшим голосом.

– По‑твоему, я не имею на это право? – поинтересовался Александр Иванович. – Я тебя с семи лет знаю.

Ему, наверняка, есть чем заняться. А он сидит тут… рядом… обнимает и… Черт! Я впервые так четко ощущаю его эмоции. Он, и правда, беспокоится. И рад, что я жива.

Даже как‑то неловко портить момент. Но…

– Это потому, что я эспер? Я вам очень нужна?

Он не обиделся. Слегка погрустнел. Поднялся с пола, помогая встать и мне. Положил руки на мои плечи.

– Переубеждать не буду. Я верю, что ты сама со всем разберешься.

– Тогда это чувство вины? – не унималась я. – Вы помогали дяде скрыть преступление его сына. И поэтому теперь помогаете мне?

Александр Иванович улыбнулся.

– Это тебе мама сказала? Что я… помогал?

– Нет. Она ничего не знает.

– Яра, давай ко мне? Там спокойнее. Там Саня и Карамелька. Отдохнешь, поешь, поспишь.

– Я не имею права знать, что происходит? Вы, как и тогда, просто запрете меня в четырех стенах, все решите… а меня поставите перед фактом?

– Все, что надо сейчас сделать – это успокоить людей и оказать помощь тем, у кого нервы слабые. Романов в коме, у него инсульт. Если он и заговорит, то нескоро. Матвей и Леня в больнице, отравленные тленом ткани нужно восстанавливать. Сава с родителями, навряд ли они его сегодня отпустят. Я подумал, у меня тебе будет удобнее. И поговорим, когда я освобожусь. Но если хочешь вернуться в общежитие, я не против. Пока не убедимся, что Романов действовал в одиночку, тебя будут охранять.

– К этому мне не привыкать, – пробормотала я.

В кабинете, кроме нас двоих, никого не было. Мог ли Александр Иванович внушать мне эмоции? Я ощущала его заботу, мне хотелось подчиниться. В его квартире я могу быть Ярой, а не Яриком. Там Карамелька. Но это истинное или наведенное⁈

– Не хочу в общежитие, – сдалась я.

В конце концов, Сава прав. Александр Иванович мог убить меня в семилетнем возрасте, если бы хотел скрыть следы своего преступления. И много раз позже. И ему совершенно необязательно изображать заботу и участие, в этом нет никакого смысла. А еще я хочу ему верить. И буду. Иначе, и правда, можно сойти с ума.

Глава 34

Александр Иванович предупредил, что будет непросто, велел быть начеку и сосредоточиться на защите. Но такого Савелий не ожидал.

Отец Ольки, подружки детства? Страшно представить размеры чертей, что водятся в том тихом омуте. Но ведь он… И зачем? И, получается, Савелия тоже приговорил…

Мысли путались, и Савелий усилием воли заставил себя сосредоточиться на происходящем. Яра все еще не в безопасности. И самое спокойное для нее место – кабинет Александра Ивановича. О Матвее и Лене позаботятся. А Савелий должен найти родителей.

Он вернулся в зал прощаний, поискал взглядом отца. Может, их с мамой здесь нет? Но Савелию казалось, что он видел обоих.

– Посмотри снаружи, – сказал подошедший Александр Иванович. – Яра где?

– У вас в управлении.

– Сава, ты молодец. – Он опустил руку ему на плечо. – Побудь с родными. Позже я принесу извинения за то, что заставил их волноваться.

– А он…

Савелий проводил взглядом носилки. Артемия Романова так и не удалось привести в чувство.

– Жив. Ты пока отдыхай, а денька через три возвращайся с отчетом.

Савелий дернул плечом, мол, сам разберусь, чем заняться, и отправился искать родителей.

Мама и отец сидели на лавочке. Когда Савелий подошел, отец встал, нелепо взмахнул руками. Савелий успел подумать, что этой публичной пощечины он точно не заслужил. Но вместо того, чтобы ударить, отец порывисто его обнял.

– Савушка… – всхлипнула мама. – Савушка, мы все понимаем, у тебя такая служба. Но неужели нельзя было… без этого…

И это мама, которая всегда держала лицо? Ни тени эмоции в публичном месте. Ни ласкового слова, потому что «мальчика нельзя баловать».

– Мне жаль, – сказал Савелий. – У меня приказ.

– Ладно, ладно. – Отец похлопал его по плечу. – Сейчас‑то можешь домой поехать? Или опять… приказ?

Савелий хотел сбежать. К Яре, которой, наверняка, несладко. К Матвею и Леньке, чтобы справиться об их здоровье и поддержать. Да и просто…

– Могу, – ответил он.

Заодно и поговорят. Отец долго рефлексировать не умеет. А Савелий после сегодняшнего точно знал, что не женится ни на ком, кроме Яры. Может, и удастся убедить отца, что лучше сын непослушный, чем изгнанный из рода.

– Сава…

Тонкий девичий голосок был полон слез. Савелий развернулся к Асе.

– Я думала, что ты… Я видела, как…

Не будь Савелий эмпатом, решил бы, что Ася разыгрывает очередную сценку. Но нет, ее эмоции были такими же, полными сожаления. А еще она искренне радовалась чему‑то. Тому, что он жив?

– Поедешь с нами, – решил отец, опережая сына.

Савелий с трудом подавил раздражение.

– Нет‑нет, – быстро ответила Ася. – Я не могу, мама ждет.

– Ну, тогда…

– Завтра, – поспешно перебил отца Савелий, не позволяя ему озвучить приглашение. – Я свяжусь с тобой завтра.

Пришедшие проститься с «погибшими» разъезжались. Александр Иванович пригнал на объект столько медиков, что ждать помощи не пришлось никому. Упавших в обморок привели в чувство, испуганных успокоили.

В машине мама не отпускала руку Савелия, будто он мог исчезнуть. Вообще‑то, мог… Но не стал бы этого делать. Мнимая смерть сына так потрясла родителей, обычно скупых на эмоции и ласку, что он не решился бы их сейчас расстроить. Ни за что не решился бы, если бы отец первым не начал неприятный разговор.

– Зря ты не пригласил Настю, – сказал он уже дома, в гостиной. – Невеста – уже член семьи. Она тоже переживала. Машина взорвалась на ее глазах.

Об этом мельком упомянул Александр Иванович. Да и Леня предупреждал, что Ася собралась устроить засаду с раннего утра. Потому они поехали в Калугу накануне вечером.

– Ася это видела, потому что следила за мной, – сказал Савелий. – Иначе что бы ей делать ранним утром в кустах на Патриарших прудах?

– Избавь нас от подробностей, – поморщилась мама. – Велеть, что подали чай? Или обед?

– Нет, я договорю, с вашего позволения, – вежливо, но твердо продолжил Савелий. – Ася следила за мной, и этим спасла мне жизнь. Всем нам спасла. Мы должны были ехать в Калугу утром, на машине Матвея. Но переиграли и отправились вечером, на электричке.

– И что ты забыл в Калуге? – пробурчал отец.

– Я поехал за компанию.

– Ничего не понимаю, – сказала мама. – Ася спасла тебе жизнь, а ты не пригласил ее к нам? Почему⁈

– Я обязательно ее поблагодарю. – Савелий вздохнул, так как ему предстояло озвучить самое главное. – Но я на ней не женюсь.

Тишина вспорола благодушный эмоциональный фон. Нет, отец не полыхнул злостью, а мама не разлила в воздухе раздражение. Они опешили, оба. И не чувствовали ничего, кроме пустоты.

Наверное, их можно понять. Савелий с самого начала не спорил с желанием женить его на богатой наследнице из семьи императора. Он дал согласие, как наследник рода. Но это, с одной стороны. С другой, родители прекрасно знали, что «нет» Савелия – это «нет» окончательное и бесповоротное.

– Он так шутит, – наконец вымолвила мама. – Савушка, это же шутка? К слову, не смешная.

Савелий отрицательно качнул головой.

– Я не шучу. Я давно люблю другую девушку. Думал, что смогу подчиниться… вашему выбору. Ася… приятная. Красивая, умная. Но я люблю другую.

Треск столешницы под отцовским кулаком никого не напугал и не удивил. Эмоции отца огнем плясали на его коже, невидимые глазу обычного человека.

– Ладно, черт с ними, с контрактами. – А говорил отец спокойно, будто не хотел испепелить всю гостиную, с непокорным сыном в придачу. – К черту деловую репутацию. К черту честь рода. Но как ты думаешь избежать государственной службы, если женишься… Кстати, на ком ты собрался жениться?

– Ни на ком, – сдержанно ответил Савелий. – Я сказал, что люблю, а не что женюсь. Но что плохого в государственной службе? И при чем тут Ася?

Теперь отец удивился, да так, что глаза выпучил. И за воротник рубашки подергал, отрывая пуговицы.

– Не ты ли сокрушался, что тебя лишили выбора, сынок? – тихо‑тихо поинтересовался он. – Не ты ли ныл, что не можешь выбрать иную профессию? Как ты там называл службу госбезопасности? Шавками на побегушках?

– Я⁈ – изумился Савелий. – Когда⁈

– Да я из кожи вон лез, чтобы у тебя был хоть какой‑то выбор! – рявкнул отец. – Женившись на Анастасии, ты сможешь служить роду!

А Савелий вдруг вспомнил – и как ныл, и как дурковал, и как чуть ли не ставил отцу в вину то, что родился с редким даром эспера. Буквально перед поступлением в академию, и вовсе, пустился во все тяжкие. Будто надеялся, что из‑за отвратительного поведения в академию его не примут. Пьянки, дуэли, девочки… Такую жизнь он вел до того, как он встретил Яру.

– Знаешь, папа… – Он с трудом подбирал слова. Было стыдно, за все разом. – Спасибо. Правда, я благодарен… Но дело в том, что выбор я уже сделал. Мне нравится служить государству и императору. Я не хочу ничего менять.

Тик‑так! Тик‑так!

Внезапно громко застучали часы с маятником. Старинные, напольные. В детстве маленький Сава любил рассматривать циферблат с нарисованными на нем солнцем и луной. И мечтал, как станет взрослым, и отец доверит ему ключ от часов. По традиции заводил часы глава рода.

– Савушка… – напомнила о себе мама. – А девушка, о которой ты говорил… Мы ее знаем?

– И да, и нет, – ответил Савелий. – Ее зовут Яромила Морозова.

Мама схватилась за сердце. Отец поступил проще.

– Вон из моего дома, – произнес он. – И не возвращайся, пока не одумаешься.

Савелий предполагал, что услышит именно это. Знал, что у отца характер вспыльчивый. И что встряска его не изменит.

Из карманов Савелий выложил на стол портмоне с банковскими книжками и наличными деньгами, ключи от машины.

– Ты что делаешь? – охнула мама.

– Ухожу, – ответил он. – Мне не нужны ни защита рода, ни его богатства, если у меня не будет Яры.

– Может, догола разденешься? – съязвил отец. – Одежда тоже на мои деньги куплена.

– Могу, – легко согласился Савелий. – Но вам оно надо, если сразу же во всех газетах? Если настаиваешь…

Отец раздраженно махнул рукой. Мол, убирайся с глаз моих.

Савелий и убрался. Навсегда. Если уж рубить концы, то сразу, без рефлексий и сожалений.

Глава 35

В квартире Александра Ивановича ничего не изменилось. Саня приветствовал меня, как старую знакомую, и Карамелька прыгала от радости, как котенок. Мне разрешили хозяйничать, посоветовали поспать и оставили на попечении двух химер.

Спать? Да не смешите меня! Я так перенервничала, что в ближайшие два дня глаз не сомкну. Но на диване полежу. Карамельку поглажу, что улеглась на груди. О Романове думать не буду. Успею еще… Ведь ничего не закончилось. Наоборот, все только начинается.

Отчего‑то сердце не на месте. Оно и понятно, но… есть что‑то еще. Я прислушалась к ощущениям. Матвей? Леня? Нет, с ними все в порядке. Ранение неприятное, но они под присмотром лучших врачей империи. Сава? Он с родными. И с Асей? Кажется, я мельком видела ее в зале.

А, это опять ревность.

Я закрыла глаза, и перед мысленным взором предстала улыбающаяся Ася. Они с Савой – красивая пара. И вообще…

Не заметила, как уснула. А проснулась с криком. Привычный кошмар сегодня был особенно жутким. Я впервые увидела лицо палача: дуло пистолета к моему виску прижимал Артемий Романов.

За окном стемнело. Карамелька, урча, лизнула меня в щеку. И почти сразу в комнате вспыхнул свет. Я зажмурилась.

– Яра? – встревоженно спросил Александр Иванович. – Ты кричала.

– Сон плохой приснился, – ответила я.

Глаза постепенно привыкали к свету. Я села и потянулась, зевая.

– Который теперь час?

– Около полуночи, – ответил Александр Иванович. – Молодец, что поспала. Я только вернулся. Вставай, поужинаем вместе.

– Как дела у Матвея и Лени? – поинтересовалась я, накрывая на стол.

– Прекрасно. Дня на три их под наблюдением оставят. Так положено. Салат порежешь?

Я кивнула, хотя Александр Иванович стоял ко мне спиной. Он выкладывал на сковороду голубцы. Миску с огурцами, помидорами и пучком пряной зелени я достала из холодильника. Сомнительно, что Александр Иванович сам готовит. Домработница? Или еда из столовой управления?

– Прошу прощения за нескромный вопрос. А почему вы не женаты?

Он оглянулся через плечо. Хмыкнул.

– Возможно, тебе уже тяжело представить, но постарайся. Допустим, ты – обычная женщина. А твой муж – эспер. Тебе было бы комфортно с человеком, который… ммм… видит тебя насквозь?

И что тут сложного? Допустим, я – не эспер. Неужели я меньше любила бы Саву⁈ Хотя… Меня бесит, когда он ставит блок. То есть, когда я не ощущаю его эмоций. Бывает, я жалею, что не могу спрятать свои. А если так каждый день? И эмпатия – не единственная способность эспера.

– Но ведь эсперы женятся, – упрямо возразила я, кроша в миску огурцы.

– Редко, – отозвался Александр Иванович. – Я вот… средний сын младшего брата, могу себе позволить быть холостым и бездетным.

– Как‑то я об этом не думала, – призналась я.

– Тебе и не надо.

Точно. У меня другие проблемы.

Он разложил горячие голубцы по тарелкам. Выставил на стол миску с квашенной капустой, банку с грибами, тарелку с тонко нарезанным салом, хлеб. Химеры еду не выпрашивали, значит, не голодные. Обычно Саня и о себе заботился, и Карамельку кормил.

Ели молча. Я здраво рассудила, что вопросы задавать бессмысленно. Александр Иванович расскажет то, что сочтет нужным. И не ночью.

– Чаю?

Я отрицательно качнула головой.

– А я выпью.

Он встал, чтобы поставить чайник.

– Шли бы вы отдыхать, – сказала я. – Утро скоро. Посуду я вымою.

К эмоциональному фону я не прислушивалась. Он опять стал ровным, нейтральным. Но после моих слов полыхнуло раздражением.

– Что‑то не так? – моментально отреагировала я.

Александр Иванович не ответил. Заварил чай, вернулся с чашкой за стол. К тому времени я успела убрать то, что недоели, и составить посуду в мойку.

– Яра, сядь, – попросил Александр Иванович.

Я опустилась на свое место, успев заметить, что химер с кухни как ветром сдуло.

– Ты права, я чувствую вину перед тобой, – произнес Александр Иванович. И вцепился в чашку обеими руками. – Я не помогал дяде. Но бездействие – тоже преступление.

– Долг перед родом превыше всего, – прошептала я.

Странно, но я его… понимала. Неизвестно, как сама поступила бы на его месте. Своя семья всяко ближе, чем чужая.

– Дядя не просил меня о помощи. Тогда я еще и в управлении не работал. И знал не больше, чем другие. К следствию меня не привлекали, как родственника одного из подозреваемых.

– Павел Шереметев? – спросила я. – Это он подставил папу?

Александр Иванович ничего не ответил. Даже не кивнул. Ответ я прочла в его взгляде.

– Никакого заговора не было? Его придумал Романов? Он помог Павлу?

Вновь красноречивый взгляд. И толика уважения в эмоциях.

– А Петр Андреевич спасал репутацию рода. И наследство Матвея, заодно, – озвучила я то, что стало очевидным.

Александр Иванович встал, достал бутылку с коньяком, плеснул в чай пару ложек.

– Все это… из‑за женщины, неразборчивой в связях? Или была другая причина?

– Не уверен, что могу говорить с девушкой о женском коварстве. – Александр Иванович криво усмехнулся. – Но придется. Варвара – редкостная дрянь. Она из тех барышень, что охотятся за толстыми кошельками. Однако навряд ли она была основной причиной. Скорее, поводом для того, чтобы зависть превратилась в ненависть.

– Вас не удивило то, что я знаю о Матвее, – заметила я. – И вы перестали делать вид, что ничего не знаете. Почему?

– Я знаю, с кем вы встречались в Москве, зачем ездили в Калужскую губернию. Матвей никогда не был дураком, ты – тоже. Да и хорошо, что вы знаете правду о родстве. Мы с дядей связаны клятвой, поэтому не могли ничего вам рассказать. – Александр Иванович водил подушечкой указательного пальца по ободку чашки. – А что до остального, то поделившись с тобой тем, что знаю сам, я ничем тебе не помогу. Я искренне не хотел, чтобы ты копалась в этом дерьме. Но, похоже, отговаривать бесполезно.

– Я поклялась восстановить честное имя отца, – ответила я. – Вы поможете мне, если расскажете, что произошло на самом деле.

– Так твоя цель… очистить имя? – Он поднял на меня взгляд. – Не отомстить, а восстановить истинный ход событий?

– Разве это не одно и то же? Если мне удастся доказать невиновность отца, то виновные ответят за совершенное преступление.

– Это не месть, а справедливость, Яра. Потому что есть виновные, а есть косвенно причастные. Например, я. Подробностей я не знал, но понимал, что происходит что‑то неправильное. И позже, когда осознал, что именно, промолчал. Или дядя. Ему никто не говорил о вине Павла, он догадался сам. Но не донес на сына. Наоборот, помог ему избежать наказания.

– Или мой дед, который знал о том, что его сына казнят, а предсказать трагедию на полигоне не смог, – усмехнулась я.

– Он жив? Вы встречались? – быстро произнес Александр Иванович.

– Разрешите, сегодня вопросы буду задавать я? Хотя бы потому, что уже поздно, а я очень долго ждала этого разговора.

– Хорошо, – легко согласился он. – Спрашивай.

– Почему Павел Шереметев ненавидел моего отца? Если не из‑за женщины…

– Глупое соперничество, начавшееся еще в детстве. Твой отец – старший и единственный сын, наследник рода. Павел – младший. Отец Ивана, твой дед – эспер, что также добавляло весу. Возможно, была какая‑то детская обида, несправедливость. Я, как ты понимаешь, младше их, поэтому о соперничестве знаю со слов дяди.

– Но они же дружили? – перебила я Александра Ивановича.

– Со стороны их соперничество казалось шуточным. Возможно, таким и было, для Ивана. Возможно, и для Павла тоже, пока не произошло что‑то еще. Варвара появилась гораздо позже. В компанию ее привел Артемий. Даже думать не желаю, где и как они познакомились.

Судя по тому, как Александра Ивановича передернуло, мать Матвея была из тех, кого называли барышнями легкого поведения.

– Артемий, хоть и родственник императора, но дальний, Варвару не интересовал. Михаил Бестужев уже был женат. Выбор Варвары пал на Ивана Морозова. Полагаю, не обошлось без приворотного ведовства. Но планы Варвары поломала мать Ивана, твоя бабушка. Понятия не имею, что она ей сказала, но Варвара переключилась на Павла. Можешь спросить при встрече, если интересно.

Бабушка жива? С матерью она не живет. И я не поинтересовалась, где она. Наверное, потому что не собиралась с ней встречаться.

– К радости Павла, между прочим, который мечтал о том, чтобы отбить Варвару у Ивана, – продолжил Александр Иванович. – Что произошло дальше, ты догадалась. А меня от клятвы никто не освобождал.

Да, он не может рассказать о том, как Варвара скрыла от Павла, что беременна от другого. Как вышла за Павла замуж, потому что была беременна. И как открылся обман.

– Мотив я поняла. Что вы знаете о взрыве на полигоне? Как Павел все устроил? Кто ему помогал?

В комнате зазвонил телефон. Александр Иванович отставил пустую чашку и вышел, чтобы ответить. Я воспользовалась паузой и помыла посуду.

– У нас гости, – сказал Александр Иванович, вернувшись. – Вернее, гость. Надеюсь, ты не против.

Удивиться, с чего бы мне возражать, если это не мой дом, я не успела. Вслед за Александром Ивановичем порог кухни переступил Сава.

Глава 36

Бегство из дома получилось эффектным, но глупым. Савелий надеялся решить вопрос с женитьбой по‑взрослому, спокойно и разумно. А получилось – по‑детски, с хлопаньем дверью и демонстрацией юношеского максимализма.

Сам виноват. Прекрасно знал, что отец вспылит, услышав имя Яры. Неужели надеялся, что под шумок, вновь обретя сына, родители и невестку из проклятого рода примут? Теперь даже стыдно. Слишком много потрясений для отца и мамы. Савелий мог бы и повременить… с очередным.

О принятом решении он не жалел, потому что не смог бы поступить иначе. А вот исполнение подкачало.

Бездумно пошатавшись по городу, Савелий вернулся в общежитие. Несмотря на поздний час, Яры в комнате не было. Александр Иванович до сих пор ее не отпустил? Или отправил на одну из конспиративных квартир? Одну⁈

Прождав около часа, Савелий не выдержал, позвонил Александру Ивановичу. Мало ли! А вдруг, Яра исчезла, и об этом никто не знает?

– Яра переночует у меня, – сказал Александр Иванович. – Сегодня ей одной…

Он замолчал, вероятно, догадавшись, что Савелий не дома.

– А, хорошо. Прошу прощения за беспокойство.

Повесить трубку он не успел.

– Сава, что случилось? – спросил Александр Иванович. – Почему ты в общежитии? Только не ври!

С враньем Шереметеву Савелий давно завязал. Бесперспективное это занятие, да еще и с последствиями, всегда неприятными. Но правдивый ответ Александра Ивановича тоже не удовлетворил.

– Поссорился с отцом? Знаешь, что… А давай‑ка ко мне. Я открою периметр для перехода.

Савелий и попался. Не хотелось оставаться одному. И к Яре тянуло. Это он потом сообразил, что Александр Иванович всю правду из него вытянет, а поговорить с Ярой не получится.

Она обрадовалась его приходу. И почти сразу испугалась.

– Что‑то случилось?

Смотрела она на Александра Ивановича, поэтому Савелий не стал отвечать.

– Сава расскажет, если захочет.

Он не поверил своим ушам. Если захочет? Ага! Вот сейчас сядет и начнет Яре плакаться!

– Ты ужинал? – продолжил Александр Иванович. – Присаживайся. Яра, выгружай обратно все, что осталось.

Кто бы еще объяснил, почему         теперь          так стыдно. Савелий ничего плохого не сделал, в гости не напрашивался, на жизнь не жаловался. Поздно для ужина, но отказаться от еды не хватило сил. Он, и правда, весь день ничего не ел. И Яра, как назло, смотрела с жалостью.

– А мы тут о деле Морозова беседуем.

Савелий чуть вилку не выронил. Не от темы разговора, а оттого, что Александр Иванович так просто об этом говорит. Обычно у него лишнего слова клещами не вытянешь.

– Яра, я же правильно понимаю, от Савелия у тебя секретов нет?

– Правильно, – согласилась Яра.

– Вот и славно. Я предпочел бы закончить с этим сегодня. Ты спросила о том, отчего произошел взрыв на полигоне? Полагаю, в последний момент расчеты подменили. Финальные цифры, определяющие мощность распада ракетного топлива. Да, теоретически Павел мог это сделать. Да, Артемий мог ему помочь. Но доказательств нет.

Савелий ел, исподлобья поглядывая на Яру. Она морщила лоб и испытывала досаду.

– Для того, чтобы обвинить отца, хватило косвенных доказательств…

– Он признал вину. Полагаю, для него это было делом чести, – вздохнул Александр Иванович. – Он мог быть уверен, что ошибка в расчетах произошла по его вине.

– Или ему это внушили, – упрямо возразила Яра. – Но разве сейчас нет оснований для повторного расследования? Романов должен как‑то объяснить, отчего он жаждал моей смерти.

– Все зависит от того, когда он очнется. И в каком состоянии. Если в мозге произошли необратимые последствия, то допрашивать его бессмысленно, даже ментально.

Савелий перестал жевать, так как Яру охватил ужас. Она лично организовала инсульт Романову.

– Если он не очнется, судить будут Яру? – мрачно поинтересовался Савелий.

– Навряд ли кто‑то из присутствующих понял, кто это сделал. Выглядело все так, будто его на месте хватил удар, – ответил Александр Иванович. – Но те, кто понял, могут использовать это, как рычаг давления на Яру. Я не о себе.

– Она должна была позволить ему себя убить⁈ – возмутился Савелий.

– Тише… – Яра дотронулась до его руки. – Пожалуйста, не надо. Александр Иванович, но ведь есть еще Павел. Его нельзя допросить?

– А Павел сбежал, – усмехнулся Александр Иванович. – Полагаю, что из страны. Завтра буду знать наверняка. Хотя, нет, уже сегодня.

– А Петр Андреевич?

– У него также нет доказательств.

– Ну вот… – расстроенно произнесла Яра. – Ни на шаг вперед не продвинулась!

– Я предупреждал, пользы от моего рассказа не жди, – сказал Александр Иванович.

– Кто из эсперов работал над тем делом? – спросила Яра. – Я видела подпись. Вы знаете, кто такой Николаев А. А.?

– Он погиб в Исподе лет десять тому назад. Это опасное место.

– Совпадение? Не думаю… – пробурчал Савелий.

– Думать ты можешь, что угодно, – усмехнулся Александр Иванович. – Следствие будут интересовать лишь факты.

– Николаев – исполнитель, – задумчиво произнесла Яра. – Он мог знать имя заказчика, поэтому его убрали. Александр Иванович, кто тогда возглавлял управление?

– Неправильный вопрос, Яра.

– Хм… Ладно. Кто мог приказать Николаеву нарушить закон? Кого он не посмел бы ослушаться?

– Уверена, что не знаешь ответа?

– Император, – пробурчал Савелий. – Или сам, или…

– Разумовский, – прошептала Яра. – Опять Разумовский!

И уставилась на Александра Ивановича так, что будь Савелий на его месте, он и десяти секунд не продержался бы, выдал все государственные тайны, даже те, о существовании которых не подозревал. Но Александр Иванович взгляд выдержал.

– Вы можете рассказать, почему он не стал моим куратором? – наконец выдала Яра.

И Александр Иванович довольно улыбнулся.

– За это Матвея благодари, – ответил он. – Это он… нашу встречу организовал. Вот это точно случайность. С кураторством же как… кто первый встал, того и тапки. Полагаю, о твоем даре Сергею Львовичу Морозов‑старший поведал. Потому тебя из семьи изъяли заранее. Только вот спрятать полагали надежно, а не в тот детдом, где ты оказалась.

– Но что‑то пошло не так, – язвительно вставил Савелий.

Александр Иванович смерил его сочувствующим взглядом.

– Сергей Львович планировал проверить твои способности позже. И так уж вышло, что я его опередил, – продолжил он. – Между нами вышел небольшой спор…

Савелий примерно представлял масштаб этого «небольшого» спора. Даже странно, что Александр Иванович победил.

– Ты сама вышла на Разумовского, поэтому скажу, как есть. Сергей Львович считает, что твое предназначение – это положить начало новому роду эсперов. Я же пытаюсь доказать, что твой дар в сочетании с силой должны работать на благо империи.

– Судя по тому, что мне жениха назначили, ваш спор еще не разрешен, – с обидой произнесла Яра.

– Сильный эспер сам определяет свою судьбу.

Савелий встрепенулся. Это подсказка?

– Это все, дети мои. – Александр Иванович поднялся из‑за стола. – Подушки и одеяла я в гостиной оставлю, поделите сами диван и кресло, оно разбирается. Я иду спать.

– Так, может, мы в общагу вернемся? – предложил Савелий.

– Ты сегодня сколько переходов совершил? Вот именно. Достаточно. Переночуете здесь.

– Спасибо, Александр Иванович, – сказала Яра. – Я все уберу.

Он кивнул и вышел, а Савелий поспешно проглотил последний кусок голубца.

– Чай будешь? – спросила Яра.

– Не откажусь.

Она поставила чайник, убрала со стола, помыла посуду, заварила чай. И все это – в тишине. Савелий чувствовал, что она ждет его рассказа, но решиться не мог.

– Сава, ты так ничего и не скажешь? – спросила Яра, поставив перед ним чашку с чаем.

Он отрицательно качнул головой.

То, что Яра испытала, и обидой назвать было нельзя. Горькое разочарование. Черная пустота, будто кто из чернильницы плеснул.

– Да ничего страшного! С отцом поссорился, – выпалил Савелий.

Стало только хуже. Яра почувствовала ложь, и разочарование усилилось. Внешне она держалась безукоризненно. Вежливо улыбнулась. Вазочку с конфетами ближе к Савелию пододвинула.

– Ты не должен мне ничего объяснять. Пей чай, я постелю тебе на диване.

Минута. Две. Три.

Савелий не выдержал, пошел следом. Обнял Яру со спины, прижал к себе.

– Я ушел из дома. Сказал отцу, что не женюсь на Асе, и он меня выгнал. А я ушел. Совсем. Я теперь без роду и без племени. Без денег и без связей. Ты примешь меня таким?

– Как только избавлюсь от бастарда императора, – прошептала Яра в ответ. – Но, Сава…

Он быстро развернул ее лицом к себе и поцеловал. Никаких «но». Их столько, что язык устанет перечислять. Сейчас и без них несладко.

Поцелуй прервал возмущенный писк. И острые коготки, впившиеся в ногу сквозь ткань брюк.

– Карамелька! – возмущенно произнесла Яра.

– Мяу! – с вызовом ответила ей химера.

Со спинки дивана на них взирал хмурый Саня.

Глава 37

Невозможный мужчина!

Когда я была готова ему отдаться, проигнорировал. А когда в соседней комнате не кто‑нибудь, а Александр Иванович, поцеловал. И спасибо Карамельке, что вмешалась. Хотя и досаду на бдительных химер я испытала сильную. Александр Иванович не вышел бы из спальни. Он прекрасно понимал, что оставляет наедине двух влюбленных.

Я чувствовала, что Сава не хочет говорить о разрыве с семьей, и не поднимала эту тему. Было обидно, когда он вновь закрылся. И это после разговоров о настоящей дружбе! Но теперь я его понимала. На его месте и я не горела бы желанием обсуждать такое.

И что теперь будет?

Сава не пропадет, это точно. Даже если отец от него отречется, останется аристократом, ведь эсперам жалуют дворянство. И содержание ему определят хорошее. Но я вспоминала наши разговоры о долге перед родом, о семье. Даже я теперь не одиночка, у меня есть братья. А каково Саве? Он сам, добровольно, стал изгоем. Наверняка, он считает себя предателем.

А ведь я еще не сделала свой выбор. Малодушно считала, что Сава никогда на мне не женится, поэтому нет смысла портить отношения с императором. Думала о выгоде, что мне может принести брак с его бастардом.

И что теперь⁈ Я даже имени своего жениха не знаю!

Сава почувствовал мое смятение. Я сидела на диване, а он устроился рядом, положив голову мне на колени. Держал меня за руку, поглаживал пальцы. И вдруг сказал:

– Яра, мой выбор ни к чему тебя не обязывает.

– Серьезно? – растерялась я.

– Не хочу, чтобы ты испытывала чувство вины. Поступай так, как сочтешь нужным.

– То есть, ты из‑за меня из семьи ушел, а я…

Сава сел и коснулся пальцем моих губ, заставляя замолчать.

– Да, Яра. Мой выбор не должен влиять на твой. Я знаю, что ты чувствуешь. Но и о том, в какой ты ситуации, знаю. Я на твоей стороне. Это единственное, что имеет значение.

В ту ночь мы больше ни о чем не говорили. Сава вскоре уснул, а я, наоборот, так и не сомкнула глаз. Выспалась днем. Да и поразмыслить было над чем.

Правдивая или нет, но картина преступления складывалась. Она перестала напоминать хаотично перемешанные кусочки мозаики.

Павел Шереметев и Артемий Романов, в сговоре, устроили диверсию на ракетном полигоне. В результате погибло много людей, в том числе – родной брат императора. Вину за взрыв ракетного топлива свалили на моего отца. И расследование провели так, что суд приговорил Ивана Морозова к смертной казни.

Теперь Романов со свернутыми мозгами, благодаря мне, а Шереметев в бегах. С кого спрашивать? За какую ниточку потянуть? Где искать слабое место?

Разумовский. Если кто и управлял этим… представлением, то он. По собственной инициативе или по приказу императора? Это почти одно и то же, если нет других зацепок. Чтобы добраться до императора и его личного эспера мне придется попотеть. Причем буквально. Ничего, со своим десятым уровнем я как‑нибудь справлюсь. Просто это долгий путь.

Петр Андреевич Шереметев. Вот с ним я побеседовала бы. Может, у него и нет доказательств, зато он хитрый лис. Вдруг подскажет что‑нибудь дельное? Тем более, сын его сбежал, чем косвенно подтвердил вину. Попрошу Матвея устроить нам встречу.

Кто еще? Какое удобное преступление! Все, кто был на полигоне, погибли. И главного инженера казнили. Так, стоп! А что с теми ракетами, что испытывал отец? Что с его разработками? Где чертежи и расчеты? В отчете об этом ни слова! Если все уничтожил взрыв, то…

Я подскочила и заметалась по комнате, благо Сава спал, как убитый. Умаялся, бедный. Карамелька лениво следила за мной из темноты.

Моего отца убили из‑за ракеты⁈ Чем не версия? Шереметев и Романов остаются марионетками, но ими управляет уже не император и его эспер, а… внешний враг? Да, но Ивана Морозова устранили руками императора.

Все опять упирается в Разумовского!

Мне казалось, что я близка к разгадке. Я была готова приступить к миссии! Но допрос Романова, похоже, мне ничем не поможет. Мне придется идти долгим путем. Если я хочу бросить вызов Разумовскому, я должна стать сильнее него.

И как бы мне не пришлось ради этого выйти замуж за бастарда императора…

Я посмотрела на спящего Саву. Уже светало, а шторы я не задергивала. Вот бы свершилось чудо! И бастардом оказался он. Жаль, что это невозможно. Сава – родной сын Бестужева, их сходство бросается в глаза.

А если все же Леня? С ним можно договориться. Фиктивный брак, например, это выход для нас обоих.

Утром мы с Савой вернулись в общежитие. И уже оттуда вместе отправились в госпиталь к Матвею и Лене. Там я и столкнулась с Петром Андреевичем Шереметевым.

Он навещал внука, и когда мы с Савой ввалились в палату, тут же попрощался. Сказал, что ему пора уходить, что у него дела.

Это было против правил, но я вышла следом за Петром Андреевичем, нарушая этикет. Ребятам успела сказать, что вернусь позже и все объясню.

– Петр Андреевич! Прошу прощения, мне нужно с вами поговорить!

Он остановился и смерил меня удивленным взглядом. А я запоздало вспомнила, что явилась в госпиталь в образе Ярика.

– Позвольте представиться, Ярослав Михайлов, – отчеканила я, по‑военному вытягиваясь перед Петром Андреевичем.

После этого у него глаза поползли на лоб. Но соображал Петр Андреевич быстро.

– Яра? – уточнил он, понизив голос.

Рядом с нами никого не было, и я согласно кивнула.

– Пожалуй, и мне… надо, – произнес Петр Андреевич. – Но не здесь и не сейчас. Приходи ко мне домой, к ужину.

Он назвал точный адрес и время. Я заверила его, что приду, и вернулась в палату к ребятам.

– Чем не курорт, а? – весело спросил у меня Сава. – Глянь, Яр, комната у них отдельная, кровати удобные, еду приносят, еще и тихо, парк за окном.

– Ага, – сказала я, уставившись на Матвея.

Выглядел он неплохо, для пораженного тленом. Лицо украшала ярко‑красная полоса, след от недавно перенесенного лечения. Но это ничего, это пройдет. Просто ткани молодые, да еще контраст с бледной кожей. Тлен разносится по всему организму кровяным потоком, поэтому «чистили» Матвея основательно. Ленька тоже был бледным, но в целом, как и Матвей, производил впечатление здорового человека.

– Спасибо, – сказала я. – Вам обоим. Матвей, ты опять спас…

Я осеклась, потому что уловила волну радости от Савы. Да он и не скрывал, что доволен: сиял, как солнышко, и улыбался во все тридцать два зуба.

– А я говорил, – скучным тоном произнес Матвей. – Я говорил, что не надо с ним спорить.

– Да блин! – проворчал Леня. – Яр, вот чего ты такой предсказуемый!

Если я предсказуемая, то и Сава – тоже. Я сразу догадалась, что он опять на меня поспорил. Поэтому молча подошла и стукнула его по плечу.

– Ай! – возмутился он. – За что⁈ Мы же шутим!

– За такие шутки в зубах бывают промежутки, – выдала я внезапно возникшую в голове присказку.

Не иначе, как из прошлой жизни занесло. Тут я такого не слышала. Или не с теми общалась?

– Яр, правда, прекращай, – сказал Матвей. – Работа у меня такая, людей защищать. Там и Леня щит держал, и Сава.

– Саву я уже поблагодарил. – В голос я специально добавила капризные нотки. – А Леню собирался после тебя.

– Яр, проходи, садись, – вмешался Леня. – Тут вот… фрукты. Угощайтесь. И расскажите уже, что на воле происходит. Нас тут на несколько дней заперли.

Они имели право знать. Оба. Я не стала ничего скрывать, хоть и держала в голове, что Леня – подопечный того самого Разумовского.

– А что, вариант! – Матвею определенно понравилась версия с внешним врагом. – И что теперь будем делать?

– Я с твоим дедом поговорю. Может, он подскажет что дельное, – сказала я.

Сава и Матвей переглянулись и хлопнули друг друга по рукам.

– Не смешно, – заявила я. – Догадаться, зачем я отлучалась, несложно.

– Яр, не лишай нас единственного развлечения, – попросил Матвей. – Когда ты успела… успел стать таким занудой?

Между прочим, обидно. А еще стыдно, потому что двое из троих ощутили мои эмоции.

– А дальше по обстоятельствам, – продолжила я. – Если все нити ведут к Разумовскому, то расследование придется отложить.

– Или прекратить, – усмехнулся Сава.

– Нет, – возразила я. – Я добьюсь восстановления справедливости. Но я должна стать сильнее Разумовского, иначе любая схватка с ним обречена на провал.

– Хорошо, что ты это понимаешь, – произнес Леня каким‑то чужим голосом.

Я взглянула на него и потеряла дар речи от изумления. Черты лица поплыли, фигура – тоже. Мгновение – и передо мной сидел незнакомый мужчина лет тридцати пяти, темноволосый, некрасивый. Совершенно спокойный внешне и абсолютно стерильный эмоционально.

Сава и Матвей синхронно выставили щиты между мной и незнакомцем. Но он не пытался нападать. Криво улыбнулся, повел рукой, сминая защиту пальцами.

– Будет проще, если вы успокоитесь, – произнес он. – Я никого из вас не трону.

Не знаю, сама ли я догадалась, кто перед нами, или он вложил это знание в мою голову. Я понимала лишь то, что отныне и навсегда меня будет преследовать фобия вновь встретиться с таким сильным эспером. Никому нельзя верить!

– К… князь Ра… Ра… Разумовский? – выдавила я. – В‑в‑ваше…

Как назло, из головы напрочь вылетело нужное слово.

– Для тебя – Сергей Львович, – сказал он. – Приятно познакомиться лично, Яра.

Глава 38

«А мне – нет!»

Я не брякнула это исключительно потому, что язык намертво прилип к нёбу. Сбылись мои самые худшие опасения. Мной управляли, как куклой‑марионеткой! И что теперь настоящее, если даже своим эмоциям я не могу доверять⁈

Я вцепилась в стоящего рядом Саву, как в якорь. Он – точно настоящий. И Матвей – тоже. Они ошарашены не меньше моего.

– Да успокойтесь уже, – досадливо поморщился Разумовский. – Мозги включите, чай не барышни.

Э‑э… Меня это тоже касается? Я для него уже не барышня?

Мысли цеплялись за всякую ерунду, потому что иначе от таких поворотов и умом тронуться недолго.

– Да, ваше сиятельство, – сказал Сава. – Логично, что вы поговорить хотите, если открылись.

– А если бы хотели нашей смерти, то устроили бы это давно и безболезненно, – добавил Матвей. – Достаточно было позволить нам ехать в Калугу машиной.

– Молодцы, – с ехидной улыбкой похвалил их Разумовский. – Только о взрывном устройстве я не знал. Я не пророк. Тут, скорее, интуиция сработала. Но все же по порядку…

– А где Леня? – перебила его я, очнувшись. – Леонид Алексеев. Он существует? Или тогда, на балу… Это вы пригласили меня на танец?

Улыбка не добавляла Разумовскому шарма. И без того некрасивые черты лица искажались, взгляд становился по‑настоящему жутким. Полагаю, он почувствовал мою неприязнь, потому что вновь превратился в Леню.

– Нас не услышат, но в палату могут зайти медсестры или врачи, – сказал он. – Леонид Алексеев – вымышленный персонаж. Такой же, как Ярослав Михайлов. К слову, я терпеть не могу, когда меня перебивают.

– Прошу прощения, ваше сиятельство, – пробурчала я.

Странно, но, когда Разумовский вновь стал Леней, я почувствовала облегчение. Наверняка, он параллельно внушает нам спокойствие. Я чуть не взвыла от злости. Выставить блок хотелось так, что кожа зудела.

Кстати! Это Разумовский, притворяющийся Леней, или Леня, притворяющийся Разумовским⁈ Я точно сойду с ума.

– Итак, первое, – произнес Леня, он же князь Разумовский, или наоборот. – Я никогда ни на ком из вас не использовал проективную телепатию. То есть, внушение. Никакого воздействия не было: ни иллюзорного, ни эмоционального.

Я промолчала, памятуя, что перебивать его нельзя. Но Сава не сдержался.

– Мы должны в это поверить? Вот так, на слово? Человеку, который так успешно водил нас за нос?

– Курсант Бестужев, еще одно слово до того, как я разрешу задавать вопросы, и месяц дежурств на кухне ваш, – спокойно пообещал ему Разумовский.

Сава скрипнул зубами, но благоразумно промолчал.

– Я поставил вас в известность, – продолжил Разумовский. – Верить или нет, ваш выбор.

На языке вертелись вопросы. Много вопросов. Я чувствовала, что и Матвея распирает, как и нас с Савой. Однако приходилось играть по чужим правилам.

– Человек верит в то, во что хочет верить. Образ Леонида совершенно случаен, я хотел познакомиться с тобой, Яра, без шлейфа мифов и сплетен о личном эспере императора. Внешность Ярослава ты выбрала сама. В академию я пришел, чтобы лично наблюдать за тем, как ты проходишь испытания. Встреча с двойником – всего лишь шалость, впрочем, весьма полезная. Ты неплохо справилась со сложной ситуацией. А мне стало интересно, как далеко зайдут твои отношения с Леонидом. Когда же ты собралась в Москву, я решил, что это предлог для того, чтобы навестить мать. И не ошибся.

Матвей открыл рот – и закрыл его, вовремя спохватившись.

– Нет, я не устраивал нападения! – рявкнул Леня голосом Разумовского. – Ни одного! И ловушка в Исподе – не моя. Это все усложнило, и мне пришлось настаивать на том, чтобы ехать с вами. Но вы не можете упрекнуть меня в том, что я мешал вашим личным делам.

Я вспомнила, что общение с Александром Ивановичем так же оставляло впечатление, что он читает мысли. Может, у сильных эсперов это как бы… само собой получается? Мы слишком громко думаем?

– Для того, чтобы понимать, о чем вы думаете, необязательно читать ваши мысли, – как‑то устало произнес Разумовский. – Достаточно внимательно наблюдать. С вами, курсант Бестужев, мы об этом вскоре на семинарах побеседуем. И с вами, курсант Михайлова. Кстати, курсант Шереметев, вам настоятельно рекомендую посетить факультатив. Для вашей специальности нет обязательных лекций, и курсанты считают, что им эти премудрости ни к чему. И сильно ошибаются. Если захотите, я и вас научу… мысли читать. Второе…

Он обвел нас внимательным взглядом. У меня все волосы на теле встали дыбом. Неужели… я сама внушаю себе страх? «Человек верит в то, во что хочет верить».

– Я полагал, что время для серьезного разговора еще не пришло. Однако у Романова сдали нервы, и его выходка значительно ускорила ваше… хм… – Разумовский кашлянул. – Расследование. Выводы Яры, и вовсе, заставили меня поторопиться. Да и Леонид вам больше не нужен. Третье. Я не буду брать с вас клятву о неразглашении. Близкое общение убедило меня в том, что на вас можно положиться. Болтать – не в ваших интересах. Свое исчезновение из академии я организую сам.

– Черт с ними, с дежурствами! – выпалил Сава. – Хоть два месяца! Ваше сиятельство, на чьей вы стороне?

– Вы меня удивляете, курсант Бестужев. Из вас троих самой нетерпеливой я считал Яру. Уговорили, два месяца.

– С вашего позволения, я присоединюсь к Саве, – произнес Матвей. – Мой дядя знал о том, что Леня – это вы?

– А что Яра? – наконец отмерла я, отчего‑то говоря о себе в третьем лице. – Яра дара речи лишилась. Но у меня тоже есть вопрос. Вы – бастард императора?

На лице Разумовского не дрогнул ни мускул. Сава и Матвей уставились на меня так, будто у меня рога выросли. И хобот, заодно.

– На чьей я стороне… – Разумовский отвечал Саве, но смотрел на меня. – Что бы я не ответил, вы будете сомневаться в моих словах. Поэтому я повременю. Если считаете, что я ваш враг… – Он развел руками. – Вы ничем не связаны, действуйте. Я буду сильно разочарован, но лучше так, чем иметь дело с неразумными детьми.

– Это манипуляция, – буркнул Сава. – Вы играете на нашем самолюбии, ваше сиятельство.

– Вот поэтому я разговариваю с вами, а не приказываю, курсант Бестужев. – Разумовский, наконец, взглянул на него. – Вы ловите на лету. Вы способны анализировать и делать правильные выводы. Хотя тем, как быстро вы стали доверять Леониду, я недоволен.

Он вновь перевел взгляд на меня.

– Надеюсь, вы получили хороший урок. И впредь будете осторожнее. Это вас всех касается.

– Да уж… – пробормотала я.

После такого, пожалуй, и параноиком стать недолго.

– Александра Ивановича я не ставил в известность, – продолжил Разумовский, обращаясь к Матвею. – Мы с ним об этом не разговаривали. Полагаю, о своих догадках, если они есть, он расскажет сам. Яра, на твой вопрос я отвечу позже.

Вот почему он ко мне на «ты» обращается, а к ребятам – на «вы»? Потому что они аристократы, а я – все еще дочь врага?

– Почему никто не спрашивает, зачем я вам открылся? – поинтересовался Разумовский.

– Еще один месяц штрафных дежурств заработать не хочется, – съязвил Сава.

– Нет, Савелий. Для тебя это слишком легкое наказание. Назначаю тебя личным пособием. Заодно будешь готовить материалы к лекциям и семинарам.

Лицо у Савы вытянулось. Разумовский довольно усмехнулся.

– Ладно, проехали. Обращайтесь ко мне по имени и отчеству, если того не требует обстановка. Вам опять придется поверить мне на слово, потому что доказательств не будет. И подробностей вы сейчас не услышите. У нас общая цель. И я прошу вас временно остановить расследование.

– Боитесь пострадать? – не выдержала я. – Сами сказали, что мои выводы…

– Боюсь, что пострадаете вы, – перебил меня Разумовский. – Я устал ждать, когда появится тот, кто сможет положить этому конец. Но сейчас ни один из вас не сможет меня одолеть, даже если вы объедините усилия.

Я ничего не поняла. Сава и Матвей, кажется, тоже. Однако наши с Разумовским цели, действительно, совпали. Я собиралась стать сильнее него, и он тоже этого хотел.

– Савелий, Матвей, прогуляйтесь по коридору. Мне нужно кое‑что сказать Яре наедине.

Они боялись оставить меня одну. Но все же вышли, осознавая, что страх иррационален.

– Ты спросила, не я ли твой жених…

Передо мной сидел Леня, но я видела глаза Разумовского. Мне показалось, что в его взгляде промелькнула грусть.

– Ты права, я – внебрачный сын Всеслава Романова.

Произнеся это, он замолчал. И я опять не могла вымолвить ни слова.

Глава 39

– Не нравится мне это, – мрачно произнес Матвей, не спуская глаз с двери, за которой осталась Яра.

– Было бы странно, если бы наоборот, – философски заметил Савелий.

– Неужели он, и правда…

– Бастард императора? – подхватил он. – Похоже, что да. Знать бы еще, чья это идея, женить на нем Яру…

– Зачем? – спросил Матвей. – Это что‑то изменит?

– Хотелось бы быть уверенным, что вызываю на дуэль нужного человека, – процедил Савелий.

– Чушь не неси, – отмахнулся Матвей. – Разумовский от тебя мокрого места не оставит, а его величество еще и клеймо врага народа выдаст, за покушение на его жизнь.

– Это не помешает мне вызвать того, кто посмеет отобрать у меня Яру, – ощетинился Савелий.

Он и сам понимал, что это эмоции. Но что он мог? При личном интересе Разумовского Яру никогда не оставят в покое. Савелий предполагал, что многие захотят взять ее в жены, чтобы укрепить силу рода. Естественно, что первый в этом списке – император.

Яра вышла в коридор минут через десять. Живая, невредимая. И махнула им рукой, приглашая зайти в палату.

Разумовского там не было.

– Он ушел, – пояснила Яра. – Медперсоналу велел сказать, что Леня сбежал, с остальным он сам разберется.

– День свадьбы назначили? – нарочито весело поинтересовался Савелий.

Он тут же пожалел о неудачной шутке. Матвей одарил его мрачным взглядом, а Яре стало больно. Эмоционально. Внешне она даже улыбнулась и ответила:

– Если это все, что тебя интересует, я, пожалуй, тоже пойду.

– Прости, – повинился Савелий.

– Вот что это сейчас было⁈ – буркнул Матвей, меняя тему разговора. – Я должен вам что‑то сказать, но не скажу, потому что вы не поверите. И вообще, забудьте о том, что узнали. Так к чему это эффектное… – Он сделал замысловатый жест рукой. – Я чуть не помер от неожиданности.

– Сава, ты знаешь об эсперах больше нас с Матвеем. – Яра не захотела отбивать его подачу. – После окончания академии эсперы присягают в верности империи?

– Само собой, – ответил он. – И клятву дают, сродни врачебной. Не навреди… и всякое такое.

– Личный эспер императора – официальная должность?

– Да, – подтвердил он.

– И, наверняка, есть клятва, связывающая волю самого эспера?

– К чему ты клонишь? – вмешался Матвей. – Хочешь сказать, Разумовский на коротком поводке у императора? Не наоборот?

– Наоборот… слишком опасно, – медленно проговорил Савелий. – Яра права, Разумовский в подчинении у императора.

– Но он его сын, – возразил Матвей.

– Которого не признали, – напомнил Савелий. – Клятва на крови становится сильней, если связывает кровных родственников. Яра, что он тебе сказал?

– Это личное, – ответила она. – И с нашими делами не связано.

– То есть, Разумовскому нужна помощь? – уточнил Матвей. – Князю Разумовскому, сильнейшему эсперу империи? Тому, кем детей пугают?

– Как вариант, – сказала Яра. – Если он был откровенен.

– Почему мы⁈ – воскликнул он. – Я даже не эспер.

– Ему я нужна, – прошептала Яра. – Наверняка, дед что‑то напророчил.

– И отказаться ты не можешь, – с горечью произнес Савелий.

– Это как‑то связано с делом моего отца. Я не хочу отказываться, Сава. Тем более, он еще ничего не предложил. Только попросил не копаться в прошлом и заняться учебой.

– Ладно. Допустим. Но ведь есть и другие варианты. Например, все ложь. Разумовскому нужно время, чтобы в очередной раз замести следы.

– Я и без него собиралась взять паузу, – напомнила Яра. – Спасти его нужно или уничтожить, без разницы. Мне нужно учиться и практиковаться. И вам советую то же. Потому что вы будете рядом, во что бы я не вляпалась.

Так и получилось, что обсуждать стало нечего, и у Савелия появилось время для того, чтобы заняться собственными делами.

– Яр, ты здесь будешь? – спросил он перед тем, как попрощаться с Матвеем. – Когда за тобой зайти?

– За мной присматривают, – ответила Яра. – Александр Иванович выделил охрану. И я сегодня поздно вернусь. Ужинаю с Петром Андреевичем.

Что ж, Савелий вполне может пригласить на обед Асю: поблагодарить за чудесное спасение и принести извинения за несостоявшуюся помолвку.

Только вот… как ее найти?

Савелий полагал, что легко узнает телефон Аси у матери или отца, но теперь обратиться к ним с такой просьбой невозможно. И Мишку неизвестно, где искать. Разве что Ольга поможет? Савелий полагал, что о визите американской родственницы она знает все. К тому же, ее надо поддержать, в преступлении отца нет нее вины.

В особняке Романовых никто не подходил к телефону, даже прислуга. Савелий не поленился, подъехал туда лично. Дверь открыл знакомый дворецкий.

– Хозяева в отъезде, – произнес он очевидно заученную фразу.

И на вопросы отвечать категорически отказался.

Тогда Савелий позвонил Лопухиным и, к счастью, застал Зяму дома. От него и узнал последние светские сплетни.

Общество еще не определилось, пал Артемий Романов жертвой злостных интриг или сошел с ума. Официально ему обвинение не предъявили. Однако жена и дети не спешили возвращаться домой. Трагедия застала их на Лазурном берегу. Все единодушно осуждали такое поведение. «Как можно бросить умирающего мужа!» И обсуждали, кто займет освободившееся кресло министра внутренних дел.

Зяма и с Асей успел познакомиться, на каком‑то приеме. О чем и сообщил без наводящих вопросов.

– Крутая девица! Хвасталась, что самолетом управляет. Пилот разума, представляешь? По отцовской линии, он у нее американец. Вроде как к жениху приехала. Случайно не знаешь, кто он? О помолвке еще не объявили. А приходи сегодня в наше кафе! Ну, то, где пышки. Я обещал угостить ее бочковым кофе.

Савелий поморщился. То, что он ничего не знал о невесте – исключительно его проблемы. Но пышки… и бочковое кофе… Это место – их с Ярой. Пусть они не появлялись там последние два года, но именно там они познакомились. Встречаться с Асей в том кафе… Нет, ни за что.

Зяме он сказал, что занят. Асю же перехватил, когда она выходила из кафе.

– А я все гадала, как ты со мной свяжешься, – фыркнула она.

– Посидим где‑нибудь в тихом месте или пройдемся? – предложил Савелий. – Я собирался пригласить тебя на обед, но, боюсь, опоздал.

– После пончиков есть совсем не хочется, – согласилась Ася. – Может, покажешь мне залив? Или даже прокатишь на яхте? Погода вроде бы позволяет, а ты…

– Нет, – перебил ее Савелий. – Прости, нет настроения.

И на яхте он будет ходить только с Ярой.

– Да, понимаю, – кивнула она. – Это ты прости. Я все еще сама не своя после вчерашнего, а уж тебе каково такое пережить, не представляю.

Они медленно шли по улице и свернули в первый попавшийся переулок. Там Ася запросто уселась на ступеньку каменного крыльца, не обращая внимания на прохожих. Савелий вздохнул и сел рядом. У них так не принято, но дом нежилой, а крыльцо не парадное, поэтому их не прогонят.

– Ладно, говори, что хотел, – разрешила она.

А настроение у нее тревожное. Это из‑за встречи или папенька успел сообщить, что сынок взбрыкнул? Последнее маловероятно. Савелий не сомневался, что отец предпримет еще несколько попыток его вразумить.

– Поблагодарить хотел, – сказал Савелий. – Если бы ты не приехала в Москву, если бы тебе не пришло в голову за мной следить…

– Мишка – трепло, – без злости фыркнула Ася. – Уши ему оборву. Так ты от меня сбежал, да? Поэтому машину бросили?

– Ага, – не стал отпираться Савелий. – Спасибо, ты спасла нам жизнь.

– Ничего, вот женишься на мне, и будем квиты, – рассмеялась Ася.

Смех ее звучал невесело.

– Вчера я сказал отцу, что свадьбы не будет.

Горькое разочарование? Ася успела в него влюбиться? Савелий расстроился. Обижать эту девушку ему не хотелось. Все же Ася… забавная. Хоть порой и раздражает до жути.

– И что? – спросила она. – Что он тебе сказал?

– Из дома выгнал, – хмыкнул Савелий. – И из рода. Кажется.

Она взглянула на него удивленно.

– Ты так его любишь?

– Кого⁈ – вытаращился на нее Савелий.

– Ну… – Она отвела взгляд. – Ты не волнуйся, я никому не скажу. – Она перешла на шепот. – Ярика…

– Ты ох… – Савелий вскочил, поперхнувшись на слове, что не произносят в присутствии барышни. – С ума сошла⁈

– Я, конечно, не эмпат. – Ася зябко повела плечами. – Но в языке жестов разбираюсь неплохо. У вас это… взаимное. Но ты прав, не будем об этом. Просто… Ладно, я поняла. Молчу.

Савелий чуть не взвыл от досады. И ведь не скажешь Асе, что Яра – девушка! Нельзя! И вообще… впору ее еще и за наблюдательность благодарить. Язык жестов! Так и в академии такие же внимательные найдутся. Им с Ярой надо это учесть.

– Ты не так все поняла, – сказал Савелий. – Но сейчас я не могу тебе все объяснить. А ты, правда, пилот разума?

Смена темы разговора – то, что им нужно.

– Ой, нет, что ты, – отмахнулась она. – У меня слабый дар. Да, я училась, летала, но только с ведущим, под присмотром. Интересно было, каково это. А ты зря испортил отношения с родными, Сава. После вчерашнего мой отец категорически против нашего брака.

– Почему? – спросил он.

– До него дошло… – Ася поправила волосы. – … что рядом с тобой я буду в постоянной опасности. Он же надеялся, что ты унаследуешь дела отца, встанешь во главе рода. Так вот вчера один дядечка рассказал маме о твоих перспективах. А она с папой поделилась.

– О каких еще перспективах?

Савелий чувствовал себя весьма глупо. Финт «Ленечки» Разумовского откровения Аси не переплюнули, но все же…

– В карьере эспера, – сказала Ася. – Ой, ладно, скажи честно, чем ты собираешься заняться после окончания академии? Ты же мне уже говорил. Ну?

– Служить Российской империи, – буркнул Савелий.

– Вот. Короче, расслабься. Свадьбы не будет.

Ася встала, отряхнула брюки.

– Не провожай, – улыбнулась она.

Совершенно опустошенный, Савелий смотрел вслед Асе, пока она не скрылась за поворотом.

Глава 40

Матвей тоже мог бы сбежать из госпиталя, да не хотелось возвращаться к деду. Тот лишь спросил: «Догадался, значит?» и добавил: «Потом поговорим». А Матвей к такой беседе готов не был.

Яра не настаивала на вине деда, но Матвей понимал, что это в знак благодарности за то, что Шереметев заботился о нем, как о родном внуке. Дед виновен, потому что промолчал, потому что выгораживал сына. Мало того, он владел львиной долей того, что когда‑то принадлежало боярину Морозову. А Матвей уже выбрал сестру. Разговор с дедом предстоял нелегкий.

– Может, отложишь? – спросил Матвей у Яры. – Ужин? Выйду отсюда, составлю тебе компанию.

– Нет. – Она ожидаемо отказалась. – Мне надо узнать, остался ли кто в живых из свидетелей. И почему ниточки ведут к Разумовскому.

– Он же попросил остановиться, – напомнил Матвей.

– А я только узнаю, ничего предпринимать не буду, – пообещала Яра. – Да и навряд ли Петр Андреевич что‑то полезное скажет. Но, может, посоветует что?

– Может, и посоветует. Яра, а что он тебе сказал? Что‑то… неприятное?

– Петр Андреевич? – удивилась она.

– Нет, князь Разумовский. Это секрет?

– А‑а… Нет, он не брал с меня слово хранить молчание. Подтвердил, что он внебрачный сын императора. Об этом вы и сами догадались.

– И все?

Будь Яра чужой, Матвей промолчал бы, не допытывался. Но ведь сестра. А он – старший. Он за нее в ответе.

– Сказал, что не важно, верю я ему или нет, он все равно поможет. Но если доверюсь, то будет проще.

– Ты ему веришь?

– А ты? – спросила Яра.

– Я не эспер, я не чувствую, как вы.

– Способности бесполезны, если нам внушили определенные эмоции. Но он утверждает, что внушения не было. Что ты об этом думаешь?

Яра смотрела не на Матвея, а в окно. И катала по столу красное румяное яблоко.

– Если честно, то ничего, – признался Матвей. – Как‑то все это неожиданно. И ошеломляюще.

Она медленно кивнула.

– Вот и я пока не знаю, верить ему или нет. Но какой смысл во вранье? Заставить нас замолчать можно иначе.

– Быстро и эффективно, – согласился Матвей.

– Сава из дома ушел. Он тебе не сказал, верно?

– Что? – растерялся Матвей.

– Из‑за меня, – добавила Яра. – Отказался жениться на Асе, отец его выгнал.

– Так… не в первый раз, – неуверенно произнес Матвей. – Они вспыльчивые, оба.

– Может, выгнал и не в первый, а вот Сава всерьез решил уйти из рода. Матвей, поговори с ним? Потом, как‑нибудь? Это… неправильно.

– Почему ты не рада? – спросил Матвей, помолчав. – Он выбрал тебя. Ты его не любишь?

– Я за него боюсь. Это я – уникальная личность. – Яра усмехнулась. – При любом раскладе меня пальцем не тронут. Ценный ресурс. А с Савой считаться не будут, хоть он и эспер. Без рода он беззащитен.

– Это его выбор, – напомнил Матвей. – Уверен, он все прекрасно понимает.

– Мне страшно, – повторила Яра. – Пока я недостаточно сильна, чтобы защитить тех, кто мне дорог.

Матвей вновь хотел возразить, но не успел. В палату заглянула медсестра и сообщила, что к нему посетитель.

– Кто? – недовольно поинтересовался Матвей.

– Говорит, она ваша мать.

– Скажите ей, что я не…

– Да прекратите, в конце концов! – воскликнули за дверью. – Как вы смеете не пускать меня к сыну!

Оттолкнув медсестру, в палату ворвалась Варвара Ильинична. Матвей поморщился. Яра с любопытством на нее уставилась.

– Сынок! Как ты⁈

– Мне позвать охрану? – осведомилась медсестра.

– Не надо, все в порядке, – ответил ей Матвей. – Варвара Ильинична, заканчивайте представление.

– Но я переживала, правда, – возразила она. – Как только узнала, сразу же… А это что за юноша?

Матвею очень хотелось сказать, что этот «юноша» – его сестра Яромила Морозова. Но нельзя, увы.

– Матвей, я пойду?

Яра могла остаться. А если попросить, то выпроводила бы мать, Матвей в этом не сомневался. Но нет, это не ее проблема. Ей своих хватает.

– Заглядывай завтра, если будет желание, – ответил он.

Яра справится, она сильная. И дед ее не обидит. А Матвею нужно поставить точку в отношениях с матерью.

– Какой ты грубый, – посетовала Варвара Ильинична, едва Яра покинула палату.

– В том, что ты не занималась моим воспитанием, можешь винить только себя, – парировал Матвей. – Зачем пришла?

Ему надоело быть вежливым. В конце концов, он имеет право так себя вести.

– О твоем здоровье беспокоилась, – ответила она.

– Если ты о чем и беспокоилась, так это о том, что некого будет шантажировать. Так вот, мама… – Матвей произнес это обращение через силу. – Ты беспокоилась не зря. Я знаю, кто мой отец. Уходи. Надеюсь, мы больше не увидимся.

– Кто тебе сказал⁈ – взвизгнула Варвара Ильинична. И почти сразу успокоилась. – А, это ты поймать меня хочешь. Никто не мог назвать имя.

– Сам догадался, – не без удовольствия заявил Матвей. – И подтверждение получил.

– Это невозможно, – возразила Варвара Ильинична, но уже не так уверенно.

– Отчего же? Не всех Морозовых казнили.

Варвара Ильинична поджала губы. Но, как оказалось, праздновать победу было рано.

– Мне нужны деньги, – сказала она. – Передай деду, что откупиться мелочевкой не выйдет. Десять миллионов золотом. Или все узнают, что ты – бастард предателя. Так и быть, я подожду, пока он продаст что‑нибудь из имущества твоего отца. Нефтеперерабатывающий завод, например.

Матвей смотрел на мать и думал, что желание ее придушить – не преступление. Главное, не сорваться и не сомкнуть руки на этой тонкой шее.

– Уходи, – глухо произнес он. – Убирайся, иначе…

– Я остановилась в «Астории», – сухо сказала Варвара Ильинична. – У вас сутки на размышление.

Она ушла, оставив после себя шлейф приторных духов. И запах гнили, от которого невозможно избавиться. Матвей настежь распахнул окно, выходящее в парк, полной грудью вдохнул чистый воздух. Свесился через подоконник, рассматривая стену. Вполне реально спуститься, всего‑то третий этаж. Жаль, Яра ушла, она принесла бы нормальную одежду. Но и пижама сойдет. Ему бы до общаги добраться, это не так уж и далеко.

– Поломаешься, но не разобьешься, – произнес позади знакомый голос. – Разве что повезет, и шею свернешь. Могу другой способ подсказать. Но лучше завязывай. Если хочешь, воспоминания сотру. Легче будет.

Матвей дернулся назад уже при первых словах, и полушутливую речь Разумовского слушал, взирая на него в немом изумлении. Он появился в образе Лени.

– Забыл кое‑что. – Он выдвинул ящик тумбочки и достал оттуда наручные часы. – Привык к ним, знаешь ли. Так подправить память?

Матвей отрицательно качнул головой.

– Да я не прыгать собрался, – наконец смог произнести он. – Мне домой надо. Срочно.

– О здоровье подумай, – сказал Разумовский. – Удар черной плети – не шутки.

– Я объяснил, почему вниз смотрел, а не совета просил, – огрызнулся Матвей.

– Эх, молодость, – вздохнул Разумовский. – Ладно, держись. В особняк Шереметевых не смогу, сам понимаешь. Общежитие подойдет?

«Ты ему веришь? А если это внушение?»

– Ага, – ответил Матвей. – Спасибо.

Он коснулся протянутой руки.

Глава 41

Заходя в общежитие академии, я никак не рассчитывала столкнуться с Матвеем.

– То есть? – изумленно выдохнула я. – Да как ты… Да я сейчас…

Договорить мне не дали. Захват. Крепкая ладонь плотно зажала рот.

– Молчи, я все объясню! – прошипел Матвей на ухо.

И внес через проходную, жизнерадостно заговаривая зубы вахтеру дяде Жоре.

Психанула я сильно. Так, что за ладонь укусила. Могла бы и врезать, он сопротивления не ожидал, но пожалела. Все ж больной…

– Яр, ты чего⁈ – Матвей взмахнул укушенной рукой.

– А ты? – грубо поинтересовалась я.

– Уж и пошутить нельзя! – Он скосил взгляд на проходящих мимо нас курсантов.

– Вот где у меня ваши шутки! – Я провела ребром ладони по горлу.

В общежитии стало заметно оживленнее. Всего неделя прошла, как мы отправились в путешествие из Петербурга в Москву. Даже не верится, что скоро начнется трудовой семестр. Впрочем, я теперь даже своему отражению в зеркале не могу верить.

– Яр, прости. Ну ты тоже хорош! Зачем было так орать на проходной?

Я толкнула дверь в нашу с Савой комнату, и Матвей шагнул следом за мной. Хороший получился отдых! К тому же часть вещей осталась в Москве, часть потерялась в Калужской губернии.

Я отчаянно цеплялась за что угодно, лишь бы не думать о Разумовском и его выкрутасах.

– У тебя минута, – мрачно сообщила я Матвею.

И никому не пожалуешься, что я мечтаю о горячей ванне, но обрадуюсь и обычному душу. В квартире Александра Ивановича я не смогла расслабиться.

В ванной комнате что‑то громыхнуло. Мы с Матвеем переглянулись.

– Сава? – неуверенно спросила я.

Дверь распахнулась, и появился Сава, окутанный водяными парами. Из одежды на нем было только полотенце. Окинув нас невозмутимым взглядом, он прошлепал к своему шкафу, достал оттуда чистую одежду и вернулся в ванную комнату.

– Яр, послушай, – торопливо произнес Матвей. – Мне срочно нужно поговорить с дедом. Не из‑за тебя. И не спрашивай…

Он осекся, правильно расценив мой свирепый взгляд.

– Знаешь, – сказала я. – Никто из нас не обязан докладывать обо всем, что происходит. Личные границы тоже важны. Но в сложившихся обстоятельствах, когда любая информация теоретически может быть использована против нас самих, это… недальновидно, что ли.

Эмоционально я почти не чувствовала Саву. Когда он появился, по мне скользнуло раздражением, будто мы ему помешали. Сейчас же за дверью разливалась пугающая тишина. Матвей был, скорее, раздосадован. Его что‑то сильно беспокоило, и он воспринимал меня, как досадную помеху на пути к цели.

– Без проблем, – добавила я. – Иди, куда хочешь. Я не побегу жаловаться.

– Да я в столовую шел. А вечером пойдем на ужин вместе.

Я отрицательно качнула головой.

– Нет, ты пойдешь один. Петру Андреевичу записку передашь, с моими извинениями. Перенесем встречу на другой день.

– Ну? – На сей раз Сава предстал перед нами одетым. – Я вас внимательно слушаю. Что вы оба тут забыли?

– Вообще‑то, я здесь живу, – напомнила я. – Ванная свободна?

Сава повел плечом, мол, пользуйся на здоровье. Я открыла свой шкаф, чтобы взять чистую одежду.

– Мать приходила, – громко произнес Матвей. – Потребовала десять миллионов. Если дед не осыпет ее золотом, она расскажет, чей я сын. Журналистам.

Сава присвистнул. Я уронила полотенце.

– Но ты оказался здесь раньше меня! – напомнила я.

– Леня часы в тумбочке оставил. Он меня до общаги подбросил.

– Чудесно, – сказал Сава. – А твоя матушка не боится, что вместо золота получит свинец в голову? Ну, или тазик с цементом… и на дно Невы. Варианты есть. У нее много жизней?

В воздухе отчетливо запахло озоном, как перед грозой. Матвею определенно не понравилось, какого Сава мнения о деде. Вернее, о его способах устранения конкурентов.

– Вы еще подеритесь! – воскликнула я. – Как дети малые, честное слово! Вместо того, чтобы поддержать друг друга…

Я подхватила полотенце и чистую одежду и театрально хлопнула дверью. Как бы там ни было, но во мне они видят девчонку. И в моем присутствии непременно поругаются вдрызг. Просто потому, что нервы у всех сдают, и им хочется казаться круче, чем они есть. Передо мной – точно. А если вдвоем останутся, есть шанс, что нормально поговорят.

В конце концов, даже если подерутся, я не желаю этого видеть.

Меня потряхивало. Это я заметила, расстегивая пуговицы на рубашке. Пальцы дрожали. Я содрала с себя одежду и корсет, встала под обжигающие струи воды.

Надо успокоиться. Ничего страшного не произошло. Я и до появления Разумовского знала, что есть сильные эсперы, способные внушать, что угодно. Я сама умела успокаивать эмпатически. Это тоже разновидность внушения. Если верить Разумовскому, то и он на моей стороне. А нет, так буду решать проблемы по мере их появления. И ребята непременно помирятся, не успев толком поссориться. Они же друзья.

После душа я не спешила возвращаться в комнату. Долго рассматривала свое лицо в запотевшем зеркале. Устроила небольшую стирку.

Общежитие – это удобно, когда нет собственного жилья. Тем, у кого оно есть, разрешают жить дома. Может, снять комнату? Нет, мне нужна квартира. Жить в одной комнате с соседкой я привыкла. Но как я буду делить пространство с Савой? Теперь, после всего, что случилось…

– Яр, ты там жив?

В дверь постучал Сава.

– А если нет? – буркнула я в ответ.

– За некромантом сбегать?

– Ага, – согласилась я. – Если вы не помирились, то прибью обоих, как только выйду. А воскрешать мертвых я не умею.

– Мы и не ссорились…

Сава толкнул дверь и зашел в ванную комнату.

– А если бы я была голой⁈ – возмутилась я.

– Тогда ты бы первым делом сказала бы, чтобы я не смел входить, – шепнул он, обнимая. – И вообще, ты меня практически голым видела. Вдруг и мне бы так повезло?

– Ты… подлизываешься, что ли? – растерялась я, отстраняясь. – Сава, мы договаривались…

– Свадьбы не будет. Ася тоже разрывает помолвку. Ты выйдешь за меня замуж?

Это предложение… какое по счету? Теперь я знаю, он всякий раз был искренен в своих чувствах. И сейчас – тоже. Но я обречена отвечать ему отказом.

– Сав, ты сказал, что твой выбор не должен влиять на мой… – мягко напомнила я.

– Да, – подтвердил он. – Я понимаю все твои обстоятельства. Но если бы ты была свободна… что бы ты ответила?

– Да, – сказала я, не задумываясь. – Я ответила бы согласием.

– Я умею ждать.

Вернувшись в комнату, я не сильно удивилась сидящему на моей кровати Александру Ивановичу. Исчезновение Матвея из палаты не могло остаться незамеченным. Похоже, Сава намеренно удерживал меня в ванной комнате, чтобы Матвей и Александр Иванович могли поговорить наедине.

– Все в порядке? – спросила я.

– В порядке? – Александр Иванович вымученно улыбнулся. – Это я должен спросить, в порядке ли вы после всех потрясений.

– О Лене вам уже рассказали? – уточнила я.

Он кивнул.

– Вы знали?

– Догадывался. Можешь меня за это ненавидеть, но мне было гораздо спокойнее, когда он находился рядом с вами.

– Противно, но не смертельно. – Я повела плечом. – Надеюсь, Матвея вы отправите в госпиталь?

– Разумеется. Я передам все дяде.

– Мне вечером не приходить?

– Что? А, у вас встреча за ужином… Приходи, меня там не будет. – Александр Иванович поднялся. – Матвей, нам пора.

– Я завтра тебя навещу, – сказала я.

– Вместе навестим, – произнес Сава.

– Вы, правда, не подрались? – спросила я, когда мы с ним остались одни.

– Правда, – ответил он, заваливаясь на кровать. – Спасибо, что не вмешался.

Он закинул руки за голову и закрыл глаза.

– Сава… – позвала я, игнорируя намек.

– Мм? Яр, я б поспал. Или у тебя что‑то важное?

– Я когда‑нибудь смогу стать для тебя таким же другом, как Матвей?

– Нет. – Сава не задумался ни на секунду. – Для этого тебе придется сменить пол. А я, знаешь ли, категорически против такого извращения.

Я фыркнула и тоже легла, отвернувшись к стене. До вечера еще есть время, можно и вздремнуть.

Глава 42

Не знаю, зачем, но ужин Шереметев устроил почти тожественный. Столовую освещали свечи. Стол накрыли на две персоны: мейсенский фарфор, хрусталь, серебро. И все это определенно в мою честь.

– Петр Андреевич, вы бы хоть предупредили, – посетовала я после того, как мы обменялись приветствиями. – Я б оделся соответственно.

В дом боярина Шереметева я явилась в мужском обличье, и раскрывать свою личность перед слугами не хотела.

– Во фрак? – хмыкнул Шереметев. – Нет, Яра. Будь добра, переоденься в платье. Тебе помогут. Конфиденциальность гарантирую.

Не знаю, кто выбирал мне платье, но оно прекрасно село на фигуру и идеально подошло к цвету моих волос и короткой стрижке. Я не сильно удивилась желанию Шереметева ужинать с девушкой. Парней перекашивало от моего вида и «мужского» голоса, а Петр Андреевич – старик, и, наверняка, такое вовсе не приемлет.

Уроки Ларисы Васильевны вспомнились легко. Я знала, как носить вечернее платье, как вести себя за столом, как пользоваться приборами. Я могла вести беседу на любую отвлеченную тему и изящно орудовать вилкой и ножом, наслаждаясь вкусными блюдами. Если это проверка, то ее я успешно прошла.

– Яра, это против правил. И даже против закона. Но формально сейчас ты – глава рода бояр Морозовых.

Серьезный разговор начался за десертом. Я съела кусочек мильфея, покатала на языке смесь малины и заварного крема, и запила это великолепие глоточком превосходного китайского чая. Такого вкусного мильфея я не пробовала с тех пор, как умерла Лариса Васильевна.

– Разве? Матвей – старший сын.

– Матвей – бастард, – возразил Петр Андреевич. – Непризнанный.

– Отец ничего о нем не знал. И вы тоже хранили молчание.

– Это не меняет того, что глава рода ты, а не он.

– У меня есть и младший брат.

Об этом Петр Андреевич не знал. Его захлестнули сильные эмоции: изумление, сомнение, досада.

– Она все же была беременна… – прошептал он. – Была! Поэтому…

Он осекся, взглянув на меня.

– Поэтому отказалась от меня, – подтвердила я. – Ее заставил князь Разумовский.

Странно, что Петр Андреевич не знал об Иване. Александр Иванович ему не сказал? Как же так? Ведь старший Шереметев знает всё и обо всех!

– И все же ты – глава рода Морозовых, – упрямо повторил он. – Твой младший брат несовершеннолетний.

– Я – тоже, – улыбнулась я. – До полного совершеннолетия еще месяц с небольшим.

– Это ерунда, – отмахнулся он. – Да и не в том смысл, чтобы утвердить тебя в должности. Мне приятно принимать в своем доме главу рода Морозовых. Я не эспер, но уверен, что ты не испытываешь ко мне ненависти. Хотя у тебя есть все основания желать моей смерти.

– Это вы так извиняетесь за то, что дали моему отцу умереть, спасая собственного сына? – уточнила я.

Но, черт побери! Он был прав. Я не испытывала ненависти. И вновь кольнула тревога: мои это чувства или внушенные.

– Извинения тут неуместны, – произнес Петр Андреевич. – Я раскаиваюсь в том, что не смог встать на сторону правды. Но если бы мне довелось сделать выбор заново, он был бы таким же.

– Потому что вы спасали сына?

– Я спасал род. – Петр Андреевич шумно вздохнул. Воздух в столовой замерцал, формируя над нами защитный купол. – То, что я сейчас расскажу, знают двое, Пашка и я. И еще те, кто его… – Он поморщился. – Завербовал.

– И зачем вы хотите рассказать это мне? – забеспокоилась я. – Разве сначала вы не должны взять с меня клятву хранить молчание?

В противном случае в общежитие я могу и не вернуться.

– Я не буду брать с тебя клятв, – сказал Петр Андреевич. – Поступай так, как сочтешь нужным. Этот олух сбежал, и если потянуть за правильную ниточку, то рано или поздно… – Он махнул рукой. – К тому же… Яра, о чем ты хотела поговорить?

– Хотела узнать, не осталось ли доказательств невиновности моего отца. Может, кто‑то еще…

– Вот! – Петр Андреевич не дал мне договорить. – Вот и ответ на твой вопрос. Я расскажу тебе то, что ты хотела услышать.

Начало ничем не отличалось от того, что мы успели узнать. Павел завидовал Ивану, потом был вынужден признать его бастарда своим родным сыном, мечтал отомстить.

– Пашка ничего не смог бы сделать один. Ученый он, может, и хороший, но стратег отвратительный. И план не они с Артемием придумали. – Петр Андреевич поморщился. – Этот и вовсе дурак. Недавно все в этом убедились. Пашка часто ездил на симпозиумы, научные конференции, съезды ученых. Там его и взяли в оборот.

«Иностранная разведка, – догадалась я. – Все же внешний след!»

– Этому идиоту пообещали помощь в отмщении в обмен на чертежи ракеты, что изобрел Иван. Это военная разработка. – Петр Андреевич потер висок. – Не вдаваясь в подробности, чертежи заказчик не получил. Хотя Пашка клялся, что ему удалось изъять их до взрыва. По сути, он заметал следы, одновременно подставляя лучшего друга и мстя ему за поруганную честь.

Последнюю фразу он произнес с нескрываемым сарказмом.

– Я не прошу меня понять и простить. – Петр Андреевич смотрел мне в глаза, и у меня мурашки бежали по коже от этого взгляда. – Я обязан защищать тех, кто за моей спиной. Взрыв унес много жизней, это госизмена. Но ошибка в расчетах и шпионаж в пользу другого государства – не одно и тоже. За Пашкино преступление полетели бы головы всех совершеннолетних мужчин моего рода.

Как отнеслась бы к такому раскладу настоящая дочь Ивана Морозова? Простила бы? Навряд ли. Пожалуй, она ни за что не приняла бы приглашение на ужин. И при первой же возможности отомстила бы за смерть отца. Но ведь есть какой‑то смысл в том, что я – не она?

– Я не буду вас прощать, – сказала я. – И даже постараюсь, чтобы вы не пострадали, в благодарность за то, что вы вырастили Матвея. Но сделаю все, чтобы восстановить честное имя рода.

– Справедливо, – кивнул Петр Андреевич. – Я могу рассказать все, что знаю, но это навряд ли поможет. Мог бы, сам бы все уладил. Я не знаю заказчика, и чертежи исчезли бесследно. Вообще, если задуматься, то и ты тогда… исчезла. Я еле‑еле отыскал тебя в московском приюте. И чуть не опоздал.

– Из какой страны заказчик, тоже не знаете? – спросила я.

– Пашка познакомился с ним в Лондоне. Но утверждал, что он араб. Наверняка, это посредник.

Мы поговорили еще немного, однако ничего принципиально нового я не узнала. Как ни печально, но игры в детектива придется отложить, как того требовал здравый смысл. Если Разумовский знает больше, в ближайшие два‑три года он ни о чем не расскажет. Зато можно заняться собственными капиталами. Напомнить Саве об обещании, например.

– Ты не попросишь меня вернуть то, что принадлежит роду Морозовых? – спросил Петр Андреевич, словно прочтя мои мысли.

Все же Разумовский прав, опыт – страшная сила. Не обязательно быть эспером, чтобы понимать собеседника без слов.

– По какому праву? – усмехнулась я. – Я же Михайлова. Полагаю, все эти богатства – наследство Матвея?

Он медленно кивнул.

– Я не против, – сказала я. – Пусть владеет. Кстати, почему вы отправили его в военное училище, а не обучили экономике, например? Ведь капиталом нужно уметь управлять.

– Поначалу дисциплине научить хотел, – улыбнулся Петр Андреевич. – А после пытался, но… – Он развел руками. – Матвей – защитник по сути своей. Нет в нем коммерческой жилки.

– Может, в Иване есть? – предположила я. – Я выкупила бы земли и заводы. Матвея я не обижу.

– На какие, позволь спросить, шиши? – прищурился Петр Андреевич. – У тебя даже угла своего нет.

– Будет. – Я повела плечом.

– Вот когда будет, тогда и поговорим.

– А можно спросить о том, что меня… как бы… не касается? – решилась я.

– Тебя это очень даже касается, – вздохнул он. – Ты ведь о Варваре?

Я кивнула.

– Если я могу чем‑то помочь…

– Посмотрим, – сказал он. – Все может быть. Я разбираюсь с этим вопросом.

Сава ждал меня недалеко от особняка Шереметевых. Мок под зонтом и мерз под пронизывающим ветром с Невы, но ждал. Хотя я трижды сказала ему, что встречать меня не надо.

– Ну как? – сиплым голосом поинтересовался он.

– Дурак, – ответила я. – Сидел бы в тепле. И я бы сидела. Петр Андреевич машину предлагал, до общежития. А я отказалась. Так и знала, что ты где‑то неподалеку.

– То есть, ужин прошел в теплой дружеской атмосфере?

– Ничего страшнее Разумовского со мной сегодня не приключилось.

– Хоть это радует, – вздохнул Сава. – Ладно, до метро добежишь или трюфеля с черной икрой не позволят?

– Не через Испод? – удивилась я.

– Александр Иванович запретил, – коротко ответил Сава. – На счет «три», кто быстрее. Три!

Закрыв зонт, он рванул по лужам, поднимая брызги и пугая редких прохожих. Я вздохнула и припустила следом. Не догоню, так хоть согреюсь.

Глава 43

Матвей подозревал, что в госпитале его держат исключительно по просьбе деда. С тем же успехом можно ничего не делать дома или в комнате общежития, а к врачу, для осмотра, являться в назначенное время. Сава и Яра развлекали «больного», как умели, но и только. Уж и сутки, отведенные матерью на принятие решения, минули. И ни слуху, ни духу!

На выписку дед явился лично. Велев Матвею ждать в палате, о чем‑то долго беседовал с врачом. А после привез домой, проигнорировав язвительное замечание внука, что он предпочел бы вернуться в общежитие.

Чувствуя себя уязвленным, Матвей оставил попытки расспросить деда о том, что тот решил. Понятное дело, денег он матери не даст. Но это единственное, в чем Матвей был уверен.

– Матвеюшка, ты не дуйся, чай не ребенок, – беззлобно попросил дед, когда они остались одни.

– Это ты ведешь себя так, будто я ребенок, – возразил Матвей.

Раньше он не рискнул бы так дерзить. В прежние времена за такое и по губам получить можно было. Но ведь то – дело прошлое, у них с дедом сейчас иные отношения. Или это конец? Если Матвей выбрал другую сторону, то и дед может выбрать благополучие рода, принеся в жертву чужого бастарда. Да кого он обманывает⁈ Старший Шереметев всегда на стороне рода.

– Ну, прости. – Дед ничуть не рассердился. – Я, знаешь ли, не молод для таких потрясений. Смерть твою пережить было нелегко. И чудесное воскрешение на похоронах, тоже. И в тот же миг – черная плеть. Хочешь верь, хочешь нет, я к тебе, как к родному привязался. Так что, может, и перегнул. Мне важно было убедиться, что ты совершенно здоров.

– Да что со мной сделается, – пробормотал Матвей, изрядно смущенный таким откровением.

– Разговор нам предстоит непростой…

Матвей вскинулся, собрался. Или не откровение это, а ловкий ход? Дед встречался с Ярой. А о чем говорили, она молчит. Мол, личное.

– Не о твоей сестре и ее глупом желании отомстить, – усмехнулся дед. – Хотя стоило бы. Но это терпит, а проблема твоей матери – нет.

– Я могу выступить с заявлением раньше, чем она, – сказал Матвей. – Так, чтобы честь Шереметевых не пострадала. Мне все равно, что будет со мной.

– Ну и дурак, – нахмурился дед. – А мне вот не все равно. Но скажи, Матвеюшка, ты мог хотя бы спросить, зачем ей столько денег?

– Зачем? – искренне удивился Матвей. – То есть, зачем спрашивать? Ясно же. Однажды она уже продала меня. Теперь видит во мне источник дохода.

– Да, ты прав, – вздохнул дед. – Прав в том, что мыслить иначе тебе невозможно. Тебя предали, и такое предательство простить тяжело.

– А что не так? – насторожился Матвей. – Если ты говоришь об этом…

– Я привык докапываться до сути. И тебе, кстати, советую поступать так же, забывая о личном вовлечении. Так вот, десять миллионов золотом – деньги немаленькие. И все же, когда ты погиб, как все считали, я не мог купить тебе новую жизнь, пожертвовав всем своим состоянием. Но я могу заплатить Варваре, чтобы она оставила тебя в покое.

– Не надо! – воскликнул Матвей. – Нет! Я не хочу!

– Я знал, что ты не захочешь. Поэтому решение должно быть иным. Мне удалось узнать, зачем Варваре понадобились деньги. Она рассказывала о себе?

– Нет. Я не интересовался.

– Тогда без подробностей. У Варвары есть дочь, ей десять лет. Ее украли и требуют выкуп, десять миллионов золотом.

Вот же… дерьмо. Но почему мать не могла сказать, как есть? Зачем притворялась и разыгрывала стерву? Или… она не умеет иначе?

– Дедушка, будь добр, скажи, что ты пошутил, – попросил Матвей, нарушая затянувшееся молчание.

Дед лишь развел руками.

– Тогда… – Он сглотнул. – Что из того, что в будущем будет принадлежать мне, можно продать? Чтобы быстро. Этого мало? Не хватит? Черт…

– Не суетись, – сказал дед. – Даже если бы я мог дать однозначный ответ, кому из вас принадлежит наследство Морозовых, то и это решение не будет верным. Я знаю, кто украл девочку, и почему. Ее не оставят в живых. Попробовать можно, но…

– Давай с подробностями. Если нельзя выкупить, значит, ее нужно освободить. Власти привлекать нельзя, я правильно понял? Ничего, сам справлюсь. Скажи только, где ее держат. Ты же знаешь?

Дед молчал. Он откинулся на спинку дивана, скрестил на груди руки… и молчал. А Матвей чувствовал прилив адреналина и уже планировал спасательную операцию. Все зависит от того, где держат девочку, какая там охрана. Может, стоит попросить о помощи Саву? Эспер ему точно пригодится.

– Ты уверен? – наконец спросил дед. – Это все та же мать, что бросила тебя в детстве.

– Я помогаю не ей, а ребенку, – возразил Матвей.

– Ты даже не спросил, как зовут твою сестру.

– Да какое это имеет значение? – поморщился он. – Сколько у меня времени? Где ее держат?

– Неделя. – Дед хлопнул себя по коленям. Он всегда так делал, когда принимал какое‑то важное решение. – Грозный.

– Кто? – не понял Матвей.

– Город Грозный. Варвара уверена, что девочку держат в доме чеченца Вахи Бекмурзаева. Если по порядку… Матвей, прости, но я буду называть вещи своими именами. Твою мать всегда тянуло к богатым мужчинам. Иван не был первым, кого она пыталась окрутить, а Павел не стал последним. Уйдя от него, она вышла замуж за американца. А познакомились они в Грозном.

С тех пор, как Чечня вошла в состав Российской империи, нефть там не добывал только ленивый. Из истории Матвей знал, что поначалу черное золото черпали ведром из колодцев. Потом добычу и переработку нефти пытались взять в своируки иностранцы: англичане, французы, бельгийцы, голландцы. Когда к делу подключились ученые, то было доказано, что грозненское месторождение – одно из крупнейших, богатейших и перспективных в развитии. Указом императора земли перешли в собственность российских подданных. В частности, приличный кусок смогли урвать бояре Морозовы.

– Род Ивана владел тремя заводами: нефтеперерабатывающим, химическим и нефтяного машиностроения. В начале века Морозовы привлекали к строительству некоторых цехов американцев, они же на первых порах обучали рабочих. Они же построили в Грозном Английский замок, крупнейшую научно‑исследовательскую лабораторию. – Дед рассказывал неспешно, исподволь подходя к сути. – И так сложилось, что связи поддерживались. Сотрудничество, обмен студентами, научные разработки…

Теперь Матвей понимал, где мать встретила американца. Павел Шереметев бывал в тех лабораториях, ведь ракетное топливо производили из нефти. Наверняка, ездил туда по просьбе Ивана, а жену брал с собой.

– Так мать все это время жила в Грозном? – спросил он хмуро. – Я был уверен, что за границей.

– Не все время, – ответил дед. – Но в Грозном у американца этого есть дом. Недавно американец умер, и Варвара решила дом продать, занялась этим лично, и дочь в Грозный привезла. Редкостная дура.

– Почему? – удивился Матвей. – То есть… почему лично заниматься продажей дома – глупость?

– Да потому что у американца кровник в Чечне остался, – вздохнул дед. – Что он с Бекмурзаевым не поделил, не спрашивай, не знаю. И Варвара не знает. Понадеялась, что кровная месть по наследству на дочь не перейдет. Короче, девочку украли. Она жива, Варвара в этом уверена. На той магический маячок, спрятанный под кожей. Если бы Бекмурзаев попытался бы его извлечь или заблокировать, Варвара о том узнала бы.

«Даже так… – мысленно усмехнулся Матвей. – Ну, хоть кого‑то она любит настолько, что боится потерять».

– Бекмурзаев не пощадит девочку, как только получит деньги. Он уверен, что убьет разом двух зайцев. И золотишком разживется, и с кровной местью разберется. Его бойцы тщательно следят за всеми приезжими. Дом охраняется тщательнее, чем императорский дворец. Если шанс спасти девочку есть, то один‑единственный.

– Дашь подсказку? – оживился Матвей.

Пока в голову не приходило ничего путного. Любая попытка проникновения на территорию – огромный риск. Надо пробраться туда незаметно. Матвей надеялся, что идея, как это сделать, придет на месте.

– Бекмурзаев должен сам впустить в дом того, кто сможет освободить ребенка. – Дед смотрел на Матвея, не мигая. – А еще он очень падок до женской красоты.

Яра. Матвей сразу понял, что дед намекает на Яру. Но, черт побери, это же опасно! И если за эту вылазку Яру не прибьет Александр Иванович, то князь Разумовский точно спустит шкуру с них обоих. Или даже с троих, ведь Сава не останется в стороне.

– Любовь, – произнес дед.

– Что? – очнулся Матвей.

– Любовь, говорю. Твою сестру зовут Любовью.

Матвей вдруг осознал, что его это не задевает. Он – сын от нелюбимого мужчины, а сестренке повезло больше, потому она… любовь. И что? Он уже перерос детские обиды. А малышка ни в чем не виновата. И если ее больше некому защитить… он готов рискнуть. Тем более, у него есть козырь, и не один.

Глава 44

Грозный встретил нас тридцатиградусной жарой, пыльной, но не выгоревшей на солнце зеленью и тяжелым маслянистым запахом мазута. Впрочем, последнее – следствие того, что перед прибытием на вокзал поезд проезжал мимо нефтяных заводов.

– Вы в гостиницу? – спросила Ася, обмахиваясь соломенной шляпкой.

– Нет, – ответил Матвей. – У деда тут дом. А вы?

– А нас встречают, – сказал Мишка. И замахал кому‑то: – Алан! Привет, брат!

К нему подскочил рослый широкоплечий парень. Мишка говорил, что они ровесники, но его друг казался старше. Наверное, из‑за щетины и ухоженной бородки. Похлопав Мишку по спине и обменявшись с ним рукопожатием, Алан уставился на нас.

– Это мои друзья, – поспешно произнес Мишка и по очереди нас представил. – За компанию поехали. Скуку развеять, город посмотреть.

Похоже, в городе смотреть было нечего, потому как Алан удивленно приподнял бровь. Однако следуя традициям кавказского гостеприимства, вслух он произнес:

– Твои друзья – мои друзья! Вы все – мои гости. Приглашаю на свадьбу, отказа не приму! Только в машину все не поместятся, я сейчас брату позвоню.

– Не надо, у нас есть, где остановиться, – вежливо ответил ему Сава. – Спасибо за приглашение.

– Я серьезно, – забеспокоился Алан. – Слушай, обязательно приходи.

– Придем, – пообещал Матвей. – Честно говоря, очень любопытно побывать на настоящей кавказской свадьбе.

Мы с Катей помалкивали, отыгрывая роли милых и скромных девушек.

– Не нравится мне все это, – мрачно произнес Сава, когда машина с низкой подвеской с визгом умчала Мишу и Асю с привокзальной площади.

– Мне тоже, – согласился Матвей. – Слишком просто. Но у нас и выбора нет. Главное, приглашение получили. Ладно, дамы и господа, пора и нам такси брать.

– А я мороженого хочу, – заявила Катя. – Вон там продают, видите?

Она указала на тележку под зонтом, где уже выстроилась небольшая очередь.

– И я хочу, – поддержала я подругу, не отвлекаясь от сканирования площади.

Может, от меня пока и мало проку, но почувствовать интерес к нашей компании я в состоянии. Людей вокруг было много, после прибытия поезда еще не все разъехались.

– Я возьму на всех, – сказал Сава, отправляясь за мороженым.

Он принес его в обычном листе коричневой бумаги, свернутом конусом. Вафельные стаканчики с пломбиром и бумажные – с ягодным щербетом.

– Другого нет, – пояснил он. – Когда я попросил эскимо, на меня посмотрели, как на идиота.

– Сава, ты часто выезжал за пределы столицы? – поинтересовалась Катя, с наслаждением вгрызаясь в пломбир. – Мм… Вкуснота!

– Бывало, – повел плечом Сава. – А что?

– В провинции многое иначе. И чем дальше от столицы, тем проще, – ответила Катя.

Я выбрала щербет и вяло ковыряла его деревянной палочкой, расширяя зону поиска. Нет, ничего. Похоже, нас не заметили.

Когда Матвей пришел к нам с новостями о похищенной сестре, я сразу сказала, что поеду с ним. А Сава так обрадовался возможности отвлечься от личных проблем, что не возражал против моего участия в спасательной операции. Чуть позже выяснилось – Сава был уверен, что Александр Иванович запретит мне ехать в Грозный.

Однако Александр Иванович проявил несвойственную ему, по мнению Савы, беспечность. Он сказал, что я имею право решать, как мне поступить. И даже заметил, что без меня освободить похищенную девочку практически невозможно. Ибо Матвей и Сава, безусловно, сильные ребята, но бойцов Вахи Бекмурзаева им не одолеть.

– Численностью задавят. Но честной схватки и не будет. Вас, как баранов, зарежут, едва вы появитесь в городе.

Из уст Александра Ивановича это звучало, как приговор. И Сава смирился с тем, что оставить меня в Петербурге не удастся.

План был простым. Мы приезжаем в Грозный, как туристы, под чужими фамилиями. Нас там в лицо никто не знает, поэтому нет смысла мудрить с внешностью. Разве что мне придется вновь превратиться в девушку. Ведь я, в первую очередь, нужна для того, чтобы Ваха на меня клюнул.

Очутившись в его владениях, я найду девочку и с помощью Карамельки покажу Саве путь через Испод. Собственно, и все. Главное – это освободить заложницу.

Катя попала в нашу компанию из‑за моих волос. Мне все казалось, что парик смотрится неестественно. Ведь нужно соблазнить мужчину, быть роскошной и желанной. Александр Иванович ясно дал понять, что препятствовать нам не будет, но и помогать – тоже. Не из вредности, а чтобы не нарушать условий Вахи. За Александром Ивановичем определенно следили. Мы с Савой заметили, что его это сильно злило, и он намеревался избавиться от соглядатаев, но рисковать не мог. Поэтому я вспомнила о Кате.

Высокий уровень дара позволял ей экспериментировать с восстановлением тканей и ускорением регенерации. Еще в гимназии мы с ней практиковались на волосяных фолликулах. То есть, Катя могла отрастить мне волосы до нужной длины. Правда, я не придумала, как все ей объяснить, и в итоге сказала правду, не раскрывая подробностей.

Моему звонку Катя очень обрадовалась, а при встрече взглянула на мою стрижку и довольно хмыкнула:

– Я так и знала. И как ты на такое согласилась?

Я развела руками, мол, сама не понимаю. Катя не догадалась, что я – эспер, но мои тренировки для нее секретом не были, и, скорее всего, она решила, что меня привлекли на секретную службу в качестве военного медика.

– Ты все еще не можешь рассказать? – поинтересовалась она.

– Боюсь, никогда не смогу, – призналась я. – И, Кать… мне нужна твоя помощь.

Объяснять ничего не пришлось.

– Сделаю, без проблем, – согласилась Катя. – Но не бесплатно. Ты с парнем определилась? Матвей или Сава?

Сказать Кате, что Матвей – мой брат, я не могла. Зато сразу догадалась, какую «плату» она хочет попросить, и лукавить не стала.

– Сава. Но мы не встречаемся.

– Ну и дура, – беззлобно сказала Катя. – Теперь понятно, из‑за кого он от выгодной помолвки отказался.

Сплетни, как обычно, распространялись быстрее официальных новостей.

– Впрочем, это ваше дело, – продолжила она. – Ты мне с Матвеем встречу организуй. Так, чтобы не свидание, а вот хотя бы вчетвером.

– Он тебе так понравился? – улыбнулась я.

– Откровенно говоря, да. Я хочу попробовать ему понравиться. Может, он меня с первого раза не разглядел.

Это было так непохоже на Катю, что я согласилась, не раздумывая. Поговорила об этом с Савой, а он предложил взять Катю с собой в Грозный.

– Для нее опасности нет, – сказал он. – Надо только предупредить ее, чтобы не лезла на рожон, да Вахе не показывать. Зато и для прикрытия хорошо, и Матвей ей больше внимания уделит.

Безумная идея, если задуматься. Но нам казалось, что мы все предусмотрели. Катю не использовали вслепую, я честно предупредила ее, что у Матвея в Грозном важное дело, что мы с Савой ему помогаем, и что поездка может быть опасной. А Катя заявила, что она не безрукая, и даже может принести пользу. И пообещала ни о чем не расспрашивать, инициативу не проявлять, и слушаться Матвея, которого мы назначили старшим.

Самое удивительное, что и Матвей согласился взять Катю в команду. Только предупредил, что на сборы у нее два часа, потому что билеты куплены, и он никого ждать не будет.

Ехать мы решили поездом, тоже в целях конспирации. И задерживала всех я, потому что пришлось срочно обновлять женский гардероб. А с Катей договаривались в процессе сборов. Но она успела: явилась на вокзал легкая, воздушная, красивая. Мне показалось, что Матвей задержал на ней взгляд дольше, чем позволяли приличия.

Во время посадки в поезд, прямо у вагона, мы столкнулись с Асей и Мишкой.

– Это уже не смешно, – процедил Сава вместо приветствия.

Я испугалась такому совпадению. А Матвей поинтересовался, куда они едут.

– В Грозный, на свадьбу к моему другу, – сообщил Мишка. – Я Леню хотел с собой позвать, чтоб одному не ехать, но он куда‑то пропал. Вроде даже документы забрал из академии. Не знаете, что с ним случилось?

– Не знаем, – не моргнув глазом, соврал Сава.

– Вот, – кивнул Мишка. – Никто не знает. А Ася согласилась составить мне компанию. А вы куда?

– В Грозный, – ответила я. – Но не на свадьбу, а…

– Дед поручил мне кое‑что, – перебил меня Матвей. – У него там заводы. А мы решили рвануть туда все вместе, хоть немного развеяться перед началом учебного года. Предыдущий отдых у нас, как вы знаете, не задался.

– А чего ж вы Ярика не взяли? – медовым голосом поинтересовалась Ася.

– У него свои дела, – сказал Сава.

Он изобразил беспечность, но я ощущала, как он напрягся.

– Зато я, наконец, познакомлюсь с твоей девушкой. – Ася протянула мне руку. – Анастасия, очень приятно. Ты, и правда, очень красивая. Теперь я понимаю, почему Сава не хочет на мне жениться.

На рукопожатие я ответила, осознавая, что имени своего назвать не могу. Какая, к черту, Яра? Это безумие. А ведь нас двое! Я и Катя. И почему‑то Ася сразу меня вычислила.

– Это Мила, – пришел мне на помощь Матвей. – И Катя. Если уж мы едем в одном направлении, продолжим беседу в вагоне.

Чуть позже выяснилось, что друг Мишки Алан – племянник Вахи Бекмурзаева, и что свадьбу будут играть в его доме.

– Совпадение это или нет, – сказал Сава на закрытом совещании, – но от подарков судьбы не отказываются. Получить приглашение на свадьбу несложно. Чеченцы – гостеприимный народ.

Мы с Матвеем с ним согласились. И Сава оказался прав.

Доев мороженое, мы погрузились в такси и назвали адрес, полученный от Александра Ивановича. Останавливаться там, где привыкли видеть Петра Шереметева, естественно, мы не собирались.

Глава 45

– Нам точно сюда? – обеспокоенно спросила Яра, когда машина свернула с обычной городской улицы в переулок и запрыгала по ухабинам вдоль одноэтажных домиков, прячущихся за разномастными заборами.

– Э, чего обижаешь? – возмутился водитель такси. – Я свой город, как пять пальцев знаю.

Он растопырил пятерню, и машина вильнула в сторону, чуть не влетев в кусты. Савелий, сидящий сзади, подхватил обеих девчонок, не позволяя им упасть.

– Да просто непривычно, – поддержала подругу Катя. – Ехали по центру города, и вдруг окраина.

– Э, какая окраина? Центр и есть.

Водитель лихо объехал яму, прохрустел по гравию, взметнул клубы пыли и остановился возле зеленого забора. Напротив калитки росла старая липа, а с другой стороны дороги тянулась канава, засаженная деревьями с мелкими красными и желтыми плодами. А за ней – кирпичный забор и двухэтажное здание, в котором Савелий опознал больницу.

– Республиканская больница, – подтвердил Матвей, проследив его взгляд. – Здесь когда‑то американцы жили, они и дома эти построили, два квартала. Вокруг уже позже местные поселились. Тут еще один квартал вглубь – и берег реки.

– О, мы туда сходим? – обрадовалась Катя. – Там, наверное, красиво. Это же горная река?

Из‑за угла вывернули бараны. Может, и не стадо, но штук семь или восемь – точно. Их с гиканьем гнали босоногие мальчишки в трусах. Нетвердым аллюром бараны проскакали мимо, к реке.

– Там частная территория, – ответил Матвей. – На Сунжу в другом месте посмотреть можно. Она берет начало в горах, но здесь, в городе… короче, сами увидите.

Это счастье, что Матвей уже бывал в Грозном. Он неплохо ориентировался на местности и знал, чего ожидать от чеченцев. Например, заранее предупредил девчонок, чтобы не оголялись сверх меры. Русским девушкам не запрещено носить шорты и мини‑юбки, и замечания никто не сделает, но… неприлично. А молодые горячие парни, и вовсе, могут позволить себе лишнее.

Пока ехали по городу, Савелий заметил, что чеченок легко отличить от русских, даже не сравнивая внешность. Все чеченки носили платки или косынки и длинные платья с длинными же рукавами, несмотря на жару. И платья эти блестели на солнце, как новогодние елки, потому что в тканях переплетались в узорах золотые и серебряные нити.

Александр Иванович предупредил, что в квартире будет хозяйка.

– Это в крупных городах за приезжими никто не следит, а в маленьких – все на виду. Да и вам проще будет – накормят, за порядком проследят. Хозяйка одна живет, но у нее есть родственники в других городах, и соседи об этом знают.

Калитку открыла полная женщина лет пятидесяти: приятное лицо, короткая стрижка, широкий сарафан, резиновые тапки на босу ногу.

– Наконец‑то! Как добрались? Заходите, заходите! – суетилась она. – Как выросли‑то! Как повзрослели!

Представление она устроила для соседки, что подходила к канаве, неся лестницу и ведро. Позже Матвей объяснил, что деревья с красными и желтыми плодами – это не дикая слива, а алыча, и из нее варят варенье или вкусный соус для мяса.

Дом стоял в глубине сада. От калитки к крыльцу вела асфальтированная дорожка, вдоль которой цвели флоксы. Крыльцо густо оплело какое‑то южное растение с ярко‑оранжевыми цветами, похожими на трубочки и колокольчики одновременно. Слева два окна и глухая стена соседнего дома, увитая плющом. Справа – огромный розовый куст под окном. В саду росли фруктовые деревья. Савелий узнал абрикос, персик, сливу, черешню и вишню.

– Нам не сюда, дом обойти нужно, – сказала хозяйка. – Я этой дверью не пользуюсь.

За углом дома ковер из трав и южных цветов обрывался, уступая место розарию. Еще один поворот – и они миновали малинник и беседку из винограда. К слову, пах он одуряюще сладко.

– Сорт «Изабелла», – сказала хозяйка, заметив, что девчонки принюхиваются.

Между двумя деревьями висел гамак. А на ветках этих деревьев – крупные желтые плоды, размером с голову ребенка.

– А это… – заинтересовался Савелий.

– Айва, – подсказала хозяйка. – Варенье из нее очень вкусное. Я вас угощу. Заходите в дом.

Там они и познакомились, закончив представление для соседей.

Хозяйка назвалась тетей Валей.

– Лучше так, чтоб вы не путались, – пояснила она. – Соседи любопытные, но с расспросами не полезут. Им я скажу, что племянник приехал на пару дней, с друзьями. Гостинцы привез. Вы из Москвы, отдыхали в Кисловодске, заехали по просьбе родителей. Пойдемте, я вам комнаты покажу. Одна для девочек, другая – для мальчиков.

Дом оказался небольшим, в три комнаты. Но потолки высокие, полы паркетные. Обстановка небогатая, зато чисто и уютно. И, главное, прохладно, несмотря на отсутствие кондиционера.

– Голодные? – спросила тетя Валя. – Если помыться хотите, то ванная комната одна. Вода горячая есть, у меня колонка.

– И грязные, и голодные, – ответил за всех Матвей. – Катя, Мила, идите первыми.

У Савелия вновь дернулся глаз. Из Яры Мила, как из него – балерина! Но Матвей прав, учитывая обстоятельства. Имя звучало непривычно, однако Савелий готов смириться, лишь бы Яра подольше выглядела, как девушка. Ей так идет это легкомысленное платье в цветочек. И босоножки со множеством ремешков. И роскошные рыжие волосы, переливающиеся на солнце.

Савелий тяжело вздохнул.

– Матвей, я во дворе подожду, – сказал он.

Убивая время, он прошелся по дорожкам сада. Обнаружил три дерева с грецкими орехами, одно – с зелеными грушами, жесткими, несмотря на конец августа. А еще несколько кустов с помидорами, грядку с огурцами, фасоль вдоль забора и нечто вытянутое и зеленое, на лиане, оплетающей ствол абрикосового дерева.

– Это мочалка.

– Чего? – переспросил Савелий.

– Мочалка, – повторил Матвей. – Это варят и получается мочалка. Да ладно, не смотри на меня так. – Он рассмеялся и понизил голос: – У деда похожий дом и сад кварталах в пяти‑шести отсюда. Там еще один городок, построенный американцами.

– А где дом Вахи?

– Я покажу.

– Матвей… – Савелий решил, что надо ловить момент. – Приглашение в дом Вахи у нас есть. Давай оставим девчонок здесь.

– Катя останется, – согласился Матвей.

– И Яре не нужно идти на свадьбу. Я справлюсь сам.

– Сава, я тоже переживаю за Яру. – Матвей смотрел ему в глаза, и у Савелия внутри все переворачивалось, хотя взгляд этот был ясным и чистым. – Но это путь в никуда. Прежде всего, для Яры. Я уже говорил, что гость для чеченца – это дар Всевышнего. Если мы придем в дом Вахи гостями, то он не причинит нам зла, даже если раскроет наши намерения.

– До тех пор, пока мы не выйдем за ворота, – проворчал Савелий.

– Но мы же уйдем оттуда Исподом, – напомнил Матвей. – Яре будет проще попасть на женскую половину. У Яры есть химера. Яра, в конце концов, не беспомощная барышня. И знаешь…

– Знаю что?

– Ее очень обижает твое недоверие.

Это Савелий понимал и сам. Но он ничего не мог с собой поделать! Яра – девушка, и он, как мужчина, должен ее защищать.

«Я когда‑нибудь смогу стать для тебя таким же другом, как Матвей?»

Он не забыл вопрос, что задала Яра. И ее эмоции после ответа намертво врезались в память. Пожалуй, тогда Савелий впервые задумался о том, что он не прав, предпочитая видеть в Яре лишь красивую девушку. То есть, он ценил ее ум, ее силу, способности, но… неискренне. Если предпочитает, чтобы она была только красивой девушкой.

– Я постараюсь это исправить, – искренне пообещал Савелий.

Стол хозяйка накрыла во дворе, в виноградной беседке. Пришлось отмахиваться от комаров, мух и пчел, пока Катя не установила невидимый барьер, отпугивающий насекомых. Все же медик‑биолог в команде – это удобно.

Кормили их борщом – наваристым, густым, ароматным. А еще котлетами с икрой из баклажанов. Не той, что продается в банках – перетертой и часто пересоленной. Скорее, это соте из «синеньких», так хозяйка называла баклажаны, лука, болгарского перца и помидоров. Последние поражали своей мясистостью и сахарным вкусом в натуральном виде. А арбуз был таким сладким, что казалось, он пропитан то ли медом, то ли вареньем.

– Астраханский? – поинтересовался Савелий, мысленно прикидывая, какую прибыль он смог бы получить, сбыв в Петербурге грузовик таких вот арбузов.

Порой у него случалось искать экономическую выгоду в самых обычных делах. В последнее время, учитывая ссору с отцом, все чаще. Видимо, наследственность сказывалась.

– Из Червлённой, – ответила хозяйка. – Там у нас самые сладкие арбузы, астраханским до них далеко.

После обеда, пусть не роскошного, но очень сытного, клонило в сон. Катя первой успела занять гамак и расслабленно покачивалась в нем, прикрыв глаза. Яра помогала хозяйке убирать со стола. Савелий встал, отгоняя дремоту, и кивнул Матвею, мол, идем. Прогулка по городу в их случае не блажь, а необходимость.

Матвей сам предложил Яре отдохнуть, но она ожидаемо не согласилась. И Катя тут же проснулась и заявила, что полна сил и энергии, чтобы обойти весь город.

– Весь не успеем, – ответил Матвей. – Он не такой уж и маленький. Но по центру прогуляемся.

Он подал Кате руку, и Катя просияла от удовольствия. А Савелий и Яра грустно переглянулись. Матвей не испытывал к Кате никаких чувств несмотря на то, что она изо всех сил старалась ему понравиться. С одной стороны, время неудачное, Матвею сейчас явно не до ухаживаний. С другой, и Савелий знал это по себе, никакие обстоятельства не остановят мужчину, если девушка ему интересна. Тот же Мишка сох по Асе, это было понятно и без эмпатии, в том числе, и самой Асе.

– Ничего, – сказал Савелий Яре, когда Матвей и Катя ушли вперед, – зато теперь мы знаем, что не судьба. И ты сможешь объяснить это подруге.

– Влюбленное сердце глухо к голосу разума, – витиевато ответила Яра.

Савелий хмыкнул и взял ее за руку, мысленно благодаря судьбу за то, что может это сделать.

Глава 46

Все шло гладко, и Матвея это изрядно беспокоило. Раздражала его и невозможность вступить в открытую схватку с врагом. У чеченского бандита в заложниках находится беззащитный ребенок, девочка, а Матвей вынужден изображать отдыхающего бездельника.

Впрочем, он понимал, что спешка ни к чему хорошему не приведет. И прекрасно знал, что войну выигрывает не самый сильный, а самый хитрый. Поэтому злость и беспокойство Матвей умело скрывал, как и раздражение из‑за того, что Яра, заручившись поддержкой Савелия, упорно сводила его с подругой. Пришлось вспомнить уроки по огневой подготовке, где, наряду с прочим, кадетов учили основам снайперской стрельбы. Кто бы мог подумать, что умение отрешаться от собственных эмоций пригодится ему в обычной жизни! Матвею порядком надоело, что друзья читают его, как открытую книгу. Он ведь не скрывал от них что‑то важное, только провел личную границу.

С тех пор, как Матвей был тут в последний раз, город мало изменился. Он словно застыл в одном времени: тот же щербатый асфальт, те же пыльные деревья и куцые клумбы, те же заборы с облупившейся краской, те же вывески, те же старушки с тазиками семечек и разноцветными леденцовыми палочками в прозрачной обертке. А вот люди…

Вроде бы мужчин на улицах стало больше. Молодых мужчин с густыми бородами, похожих на тех чеченцев, что Матвей видел в горных аулах. Дед возил его на озеро Кезеной‑Ам, в Аргунское ущелье, к Ушкалойским башням, и Матвей еще тогда заметил разницу между городскими и горными жителями. Город, пусть и провинциальный, вел светскую жизнь. В аулах, за редким исключением, люди существовали бедно и просто, перебивались сельским хозяйством: выращивали кукурузу и разводили баранов.

Матвей не обратил бы на это внимания, если бы во взглядах бородачей не мелькала ненависть. А потом ему показалось, что у одного из них под одеждой спрятано оружие.

Сава и Яра тоже что‑то заметили, однако не обсуждали это при Кате, лишь обменивались недоумевающими взглядами. И все же опасности Матвей не ощущал. Бородачи вели себя расслабленно, занимались своими делами. Разве что раздраженно сплевывали под ноги, когда мимо них проходили горожане иной национальности.

Опять же, никто от бородачей не шарахался, никакого внимания на них не обращал. А Матвей не приезжал в Грозный уже лет пять. Могло же за это время хоть что‑то измениться?

Они пересекли Александровскую улицу, обычно называемую «аллейкой», дошли до центральной площади, заглянули в Аракеловский гастроном, где выпили по стакану густого молочного коктейля. Добрели до сквера на набережной Сунжи.

Похоже, дождей давно не было, уровень воды в реке упал, кое‑где обнажилось дно. Но темные пятна мазута никуда не делись.

– Грязновато, – разочарованно произнесла Катя.

– Издержки производства, – коротко пояснил Матвей.

Даже обмельчав, Сунжа бежала шустро, быстрее, чем равнинные реки. И шумно, заглушая звуки города.

На обратном пути поели мороженого. На сей раз не уличного, в стаканчиках, а в кафе‑стекляшке, из металлических креманок.

– Это все? – поинтересовалась Яра. – Больше тут смотреть не на что?

– На базар лучше идти утром, – ответил Матвей, вспоминая местные достопримечательности. – Есть парк, с колесом обозрения. Правда, не советую, оно постоянно ломается. Есть исторический музей и музей искусств. Театры летом на гастролях, но возле одного из них вечером работают цветные фонтаны.

– Чего? – переспросил Сава. – Какие фонтаны?

– Цветные, – хмыкнул Матвей. – Подсветка. Еще и музыка играет. Народу нравится. Если хотите сходить…

– Нет, – перебил его Сава. – Свадьба завтра, нам лучше выспаться.

Матвей перевел взгляд на Катю. Сава и Яра тоже на нее уставились.

– Что? – мгновенно отреагировала она. – Мне на свадьбу лучше не ходить?

– Лучше, – подтвердил Матвей.

– Ну… – Катя зябко повела плечами. – Если так надо…

– Не бойся, – вмешался Сава. – Ничего страшного не случится.

– Да, – согласилась она. – Вы будете вместе.

«А меня бросите одну», – не прозвучало, но повисло в воздухе.

Матвей свирепо посмотрел на Саву. И промолчал, потому что винить его в том, что Катя поехала с ними, бессмысленно. Матвей дал согласие, поддавшись какому‑то безумию. А если учесть, что на свадьбе будет и Ася, а Мишка, хоть и эспер, но без опыта и соответствующей подготовки…

– Гостей не тронут, – тихо напомнила Яра.

– Ладно, – сдался Матвей. – Но от нас ни на шаг.

– Ты дом не показал, – сказал Сава, когда девчонки ненадолго отошли.

– Сейчас мимо него пойдем.

– Слушай, а тут… – Сава замялся. – Приезжих недолюбливают? Или… иноверцев?

– Никогда раньше не замечал, – мрачно произнес Матвей.

– А сейчас…

– Заметил.

– Паршиво. При таких условиях стоит ли надеяться на неприкосновенность гостей?

– Не знаю, – честно признался Матвей. – Вот чего они так долго? Тут до дома пять минут ходьбы, могли бы и…

Он не договорил, потому что Сава вдруг вздрогнул и вскочил, опрокидывая стул. Матвей, сообразив, что случилось что‑то нехорошее, бросился к двери туалетной комнаты. Сава же выскочил на улицу и помчался к служебному входу в кафе. Взвизгнув шинами, с места сорвалась черная машина с тонированными стеклами и низкой посадкой.

Как завязалась драка, Матвей понять не успел. Когда он обогнул здание, на Саве висели три «абрека», а четвертый лупил его ногами в живот. Матвей сбил его с ног ударом по коленной чашечке, и отправил в нокаут, впечатав кулак в висок. Двое других бросили Саву, и силы сравнялись, но ненадолго.

«Абреки» дрались профессионально, и все же Матвею и Саве удалось бы одержать верх, если бы не примчалась подмога. В теории Сава мог уйти в Испод, однако это означало бы конец операции. Зато защищались они отчаянно. Матвей успел сломать пару носов и разбить в кровь костяшки пальцев, прежде чем потерял сознание от удара по голове.

В себя Матвей пришел, пожалуй, нескоро. Тело затекло от неудобного положения, а при малейшем движении острая боль пронзала затылок. Рядом, шипя сквозь зубы, кто‑то шевелился.

– С‑сава? – Матвей едва смог шевельнуть онемевшими губами.

Во рту было солоно и мерзко.

В ответ Сава негромко, но емко выругался.

Матвею потребовалось немало времени, чтобы кое‑как сесть и убедиться в том, что руки и ноги связаны. Сава сообщил, что из сбросили в земляной колодец. Он очнулся раньше, поэтому успел кое‑как сгруппироваться при падении, а Матвей упал на него. Снять веревки не удалось, сила не отзывалась. Такой пустоты Матвей не ощущал даже после тяжелых магических боев, а ведь они дрались лишь кулаками.

– Блок, – просипел Сава. – Сверху, как крышечкой… накрыли.

Состояние было паршивым, а настроение таким, что впору вешаться. Провалить все, даже не начав – это талант.

– Ты какие языки знаешь? – спросил Матвей на французском. – Кроме английского. Нас могут слушать.

– Русский матерный, – зло ответил Сава. И добавил: – Ты уверен, что на французском безопасно? – И перечислил: – Немецкий, испанский, китайский.

– Полиглот? – поинтересовался Матвей на китайском.

– От полиглота слышу, – огрызнулся Сава.

Они посидели молча, прислушиваясь к тишине. Очевидно, что до утра за ними не придут. Сквозь отверстие наверху падал тусклый свет от фонаря – и только.

– Хорошая новость, – произнес Матвей. – Нас не убили сразу, значит, мы для чего‑то нужны.

– Плохая, – подхватил Сава. – Мы – ни на что не способные придурки.

– Есть еще хорошая новость, – упрямо продолжил Матвей. – Яра дала себя украсть, иначе не сдалась бы без боя.

– С ней Катя, – напомнил Сава. – И Яра не сдастся, пока не отыщет твою сестру. Это, по‑твоему, хорошая новость?

– Между прочим, драку не я затеял, – вспылил Матвей.

– И не я, – отрезал Сава. – Я никого не трогал.

– И ничего не говорил?

– Ну… – Сава вроде как задумался. – Я испугался, ведь девчонок увезли. Разозлился. Но не бежать же за машиной! Поэтому что‑то орал… вслед. А, вот. «Чтоб вы сдохли, свиньи!»

– Трындец, – вздохнул Матвей. – Вот поэтому на тебя и набросились. Страшнее, чем свинья, для мусульманина ругательства нет.

– Так. – Сава завозился, усаживаясь поудобнее. – Значит, похищение девчонок и наше… кхм… пленение, не связаны?

– Связаны, – возразил Матвей. – Но не причинно‑следственной связью.

– Ладно, ты меня понял.

– Сава, а твои способности…

– Нет.

– Нет – это…

– Нет – это нет, Матвей. Разная природа. Чтобы блокировать эспера, надо самому быть эспером.

– Тогда что мы тут делаем⁈

– А ты куда‑то спешишь? Химера найдет нас в любом месте. Если Яра до сих пор ее не послала, значит, время не пришло. Убраться отсюда и обнаружить себя? Нет, я предпочитаю ждать здесь.

– Логично, – согласился Матвей, подумав. – Давай хотя бы от веревок избавимся.

– Чудная мысль. Хочешь их перегрызть?

– Почему бы и нет…

Беспокойство за Яру и Катю не позволит уснуть. Злость придаст сил. А ночи в августе уже длинные. К утру и веревку перегрызть можно. Если постараться.

Глава 47

Катя сильно испугалась, но вела себя спокойно и сдержанно. Она поджала губы и с ненавистью и толикой презрения смотрела на похитителей. Рядом с Катей я всегда забывала, что она – боярышня одного из семи великих родов. А вот сейчас вспомнила, потому что от нее повеяло силой. Той самой, кровной. И на запястье вспыхнул и рассыпался холодными синими искрами знак рода: сердце, пронзенное стрелой.

Я тоже сидела тихо. Устраивать истерику нет никакого смысла. Я упустила момент, когда можно было поднять шум. Все произошло быстро. Мы с Катей даже дойти до туалетной комнаты не успели. Двое мужчин без лишних слов схватили нас и через служебный вход вытащили из кафе. Я могла вырваться, хотя бы попытаться, но выпасть из образа наивной девушки, перепуганной применением грубой силы, боялась сильнее, чем быть похищенной не тем, кем надо. Маленькая заложница оставалась в приоритете, а для нас с Катей крайний случай еще не наступил.

Да, нас украли. Нагло, по‑разбойничьи, нарушая все мыслимые законы. Но не бьют, не лапают, не оскорбляют. Молча везут куда‑то. Разумнее выяснить, зачем нас похитили. Но не спрашивать, нет. Говорить надо с главным, а это так… «шестерки». Я слушала их эмоции. Водитель лихо выкручивал руль, периодически выезжая на встречку, и наслаждался виражами. Тот, кто сидел рядом с ним, испытывал удовлетворение от хорошо проделанной работы. Наши с Катей соседи роняли слюни, пожирая взглядами наши коленки, но ничего лишнего себе не позволяли. Значит, знали, что нас трогать нельзя. Мы предназначались для кого‑то другого.

Немного странно было думать о себе, как о товаре. И случись такое «по‑настоящему», еще неизвестно, как бы я себя чувствовала. Но я, и даже Катя, в лучшем положении, чем Люба. Я со всем разберусь. Я уверена в Саве и Матвее, и в Карамельке. Если будет нужно, я нарушу правила и уведу Катю Исподом. Ничего страшного с нами не случится.

Незаметно я нащупала Катину руку, слегка сжала пальцы, подбадривая подругу. «Прости, Катюш, – мысленно произнесла я. – Это моя глупая ошибка. Но я ее исправлю».

Катя немного расслабилась, ощутив мою поддержку. А машина, попетляв по улицам, нырнула за железные ворота и остановилась во дворе, напоминающим склеп. Высокий металлический забор упирался в крышу. Под ногами – плитка, но не тротуарная, а кафельная, вычищенная до блеска, и не единой травинки вокруг.

А домов несколько. Один большой, двухэтажный, из кирпича, с террасой и балконом над ней. В зоне видимости – еще три, поменьше, беленые, с низкими окнами. Матвей называл похожие домики саманными. В одном угадывалась летняя кухня.

Из кирпичного дома вышел мужчина и заорал на наших похитителей. Те что‑то закричали в ответ, тыча в нас пальцами. Разговаривали они на чеченском языке, и я не понимала ни слова. Спорщики злились, но не сильно.

– Давай, иди! – Меня толкнули в спину. – Без глупостей!

Я вцепилась в Катю, на всякий случай. Вдруг нас хотят разделить? Но нет, обеих подвели к саманному домику, кликнули Айну и велели идти внутрь.

Кажется, пора кое‑что прояснить.

Я задвинула Катю за спину, обернувшись к мужчинам.

– Кто у вас главный? – спросила я.

Те несколько опешили. Успели расслабиться, потому что мы с Катей не сопротивлялись, и вопроса не ожидали.

– Кто главный? – повторила я резче. – Ведите к нему, я хочу с ним говорить.

Сзади зашипели, дергая меня за платье. Не Катя, а молодая чеченка. Вероятно, та самая Айна.

– Дура, молчи! Иди за мной! – прошептала она.

Мужчины дружно загоготали.

– Смешная, – наконец изрек один из них. – Иди, тебя позовут. Айна…

Он резко добавил что‑то на чеченском. Девушка не ответила, но быстро втолкнула нас в дом.

– Здесь так с мужчинами не разговаривают! – набросилась она на нас.

– А я сюда не сама приехала, – огрызнулась я. – Я подданная Российской империи, а не личная собственность какого‑то зарвавшегося…

Звук пощечины оборвал фразу. Для меня это неожиданностью не стало. Я чувствовала, что Айна злится, и могла остановить занесенную для удара руку. А Катя в ужасе охнула и бросилась к нам.

– Что ты себе позволяешь? – закричала она. – Что тут вообще происходит? Это беспредел! У твоего хозяина будут большие неприятности!

Катю прорвало, и я ее не останавливала. Пользуясь случаем, осматривалась и прислушивалась.

Похоже, мы попали на женскую половину. Или в женский дом? А, может, гарем? Не знаю, как правильно назвать место, где живут женщины. На шум прибежали обитательницы дома, уставились на нас с любопытством.

Айна же неожиданно спокойно выслушала Катю. Ее она по лицу не била.

– У тебя есть выбор, – произнесла Айна, когда Катя выдохлась. – Делаешь, как я скажу, и, если понравишься хозяину, он тебя наградит. Не отпустит, но жизнь твоя будет сладкой. Или сопротивляешься, и тебя приведут к хозяину на цепи, он побьет тебя плетью и продаст рабыней в горный аул. Тебя… – Она ткнула в меня пальцем. – Это тоже касается.

– Нас будут искать, – возразила я.

– Не найдут. Вы поехали в ущелье без проводника и сорвались в пропасть.

– Мы были не одни, – не сдавалась я.

– С мужчинами? Если молодые, отдадут в рабы. Если немощные, убьют.

– Яра… – прошептала Катя одними губами.

Я ощущала ее шок, но в ответ могла лишь кивнуть ободряюще, мол, все будет хорошо. Хотя… Нет, я могла кое‑что еще: успокоить ее ментально. Меня исключат из академии еще до начала занятий? Плевать. Я несу ответственность за подругу.

– Так нас отведут к хозяину? – уточнила я, укутав Катю теплыми эмоциями. – Он должен на нас посмотреть?

– Вай, ты такая глупая, да? – рассердилась Айна. – Я все сказала!

– А как его зовут? – спросила Катя.

– Тебе нельзя произносить его имя, – отрезала Айна.

Я чуть не взвыла с досады. Ладно, как‑нибудь иначе узнаю. Сейчас же жизненно необходимо кое‑что сказать Кате, но так, чтобы наедине. Однако в покое нас не оставят. Другой язык? Они могут знать английский, французский… но точно не латынь!

В гимназии Катя увлеклась изучением латинского языка, и копнула глубже, чем требовала программа. То есть, в основном мы изучали медицинские термины, а Катя пыталась освоить язык на уровне разговорного. Она и нас с Милей втянула в это, уговорив писать друг другу записки на латинском. Я использовала это для тренировки памяти, и сейчас вполне могла сложить пару фраз, наплевав на грамматику.

– Надо потерпеть, сделать вид, что подчинились. Я все объясню, это важно, – выпалила я на латыни.

Надеюсь, получилось связно, и Катя поймет…

– Что ты ей сказала? – взвилась Айна. – Нельзя непонятно!

– Ага, – кивнула я. – Вам можно, а мне нельзя. Ругалась я. Матом. Перевести?

– Харам! – заверещали вокруг. – Харам!

Это слово я знала. «Грех» по‑арабски. Ох, не те языки я учила. Но кто ж знал!

Катя едва заметно кивнула мне. Значит, поняла.

То, что происходило после, я предпочла бы забыть навсегда. Поначалу требования Айны были приемлемыми. Нас заставили раздеться и вымыться. Потом пришли девушки с пилочками, щипчиками и маслами. Последние втирали не только в кожу, но и в волосы. Чужие прикосновения бесили, от запахов тошнило. Но самое худшее случилось, когда Айна привела пожилую женщину. И нам велели раздвинуть ноги.

Чтобы подчиниться, мне пришлось твердить про себя: «Думай о Любе. Это ради нее». А как это унижение пережила Катя, я не представляла. То есть, я чувствовала ее эмоции… и не понимала, как она сдерживается. Она, в отличие от меня, о Любе не знала, и страдала, доверившись мне. Я успокаивала Катю ментально, и это тоже помогало пережить унизительный осмотр.

Убедившись, что мы девственницы, Айна побежала с докладом к хозяину. А мне удалось разговорить одну из обитательниц дома и узнать имя того, кто занимался торговлей людьми. Хозяина звали Асламбек Завгаев.

Похищали не всех приезжих. Не трогали тех, кого приглашали чеченцы, так что Мишке и Асе ничего не угрожало. Не трогали пожилых. И тех, кто приезжал по делам, особенно нефтяным. Зато таких, как мы, сильных парней и красивых девушек, «праздношатающихся», забирали прямо с улицы.

Я размышляла, как лучше уйти. Устроить пожар и сбежать в суматохе? Есть риск нарваться на мага. И далеко по улице мы не убежим. Тут и с направлением сложно определиться, города я не знаю. Проклясть всех разом, забрать машину… А вдруг проклятием Катю заденет? С управлением проклятиями у меня, мягко говоря, не очень складывалось. Точнее, никто меня этому не учил, эсперу оно без надобности, да еще и запрещено законом. Значит, Испод. Пора звать Карамельку, она будет нашим проводником.

Айна обернулась быстро. И сообщила, что хозяин обрадовался ценности своих новых рабынь и решил подарить нас обеих другу, чей племянник завтра женится. Поэтому я решила дождаться ночи, вызволить Катю и вернуться. Наверняка, друга зовут Ваха. А о друзьях я не беспокоилась. Сава ушел Исподом, и Матвея увел, потом отправлю к ним Карамельку с запиской.

Глава 48

Грызть веревку не пришлось. Удалось сесть спиной друг к другу, и Савелий, извернувшись, почти онемевшими пальцами нащупал узел на веревке, стягивающей запястья Матвея. Подозрение подтвердилось, узел был разбойничьим. Не классический морской, прочный и легко развязывающийся при необходимости, однако используемый в морском деле. И Савелий знал, как с ним работать.

Даже ослабить такой узел адски сложно. Но если подкрутить… и попытаться вытянуть из петли…

– Не дергайся, – предупредил Савелий Матвея. – Замри. Любое движение затягивает веревку.

Положение было неудобным. Собственный узел на запястьях от возни затянулся так, что Савелий почти не чувствовал пальцев. Тело ныло от побоев, а вывихнутая лодыжка периодически выстреливала острой болью. Матвею тоже приходилось несладко, Савелий это чувствовал. Злость придавала сил им обоим.

Савелий содрал ногти и почти отчаялся, когда веревка поддалась, прокрутилась, кончик выскользнул из петли. Савелий завалился на бок, крепко сжимая зубы, чтобы не застонать. Матвей растирал запястья и кисти рук.

– Сейчас, – бормотал он. – Я сейчас тебя развяжу.

– Не получится, – процедил Савелий. – Слишком сильно затянуто. Возьми катану. И не отрежь ничего лишнего.

Оружие он выдернул из подпространства. И впервые позволил коснуться его чужой руке. Ничего, Матвею можно. Он умеет обращаться с клинком.

– Уснул, что ли? – недовольно поинтересовался Савелий.

– Руки дрожат, – пробурчал Матвей. – Дай пару минут, иначе могу и отрезать.

– На себе потренируйся, – посоветовал Савелий. – Разрежь веревку на ногах.

Если он способен шутить, значит, все не так плохо. Яма неглубокая, можно попытаться выбраться. Похитители заблокировали возможность применить силу… недешевое, кстати, удовольствие, даже для мага. Но они не могли представить, что связанные разбойничьим узлом пленники освободятся. Может, и охрану не выставили?

– Очень тихо, – сказал Савелий, наконец, восстановив кровообращение в конечностях. – Если бы охраняли люди, то шумели бы. Собаки?

– Нет у них собак, – ответил Матвей. – Они их боятся.

– Чего? – не поверил Савелий.

– У них суеверие есть, что укушенных собакой не пустят в аль‑Джанна. То есть, в райские сады.

– Тогда давай выбираться.

Савелий честно признался, что с вывихом на плечи Матвея не заберется, поэтому остался внизу. А Матвей до края ямы дотянулся, и тяжесть с плеч вскоре исчезла.

По идее, покинув яму, Матвей выходил за пределы замкнутого контура. Сила блокировалась внутри него, а не по волновому принципу. И еще одна удача: нельзя поставить сигнализацию на пересечение контура. Если нет охраны, то до утра никто не узнает, что пленники сбежали.

Матвей исчез, но вернулся с лестницей.

– Сможешь подняться?

– Как‑нибудь, – ответил Савелий.

Это упражнение показалось ему самым легким из того, что пришлось делать за последний час.

– И где мы? – спросил он, отдышавшись.

– Похоже, в горах. – Матвей ткнул пальцем в небо. – Посмотри.

Сквозь непроглядную темень едва можно было различить очертания низкого дома. В окнах не горел свет, и фонари не освещали двор. Далее все терялось во мгле. А небо, усыпанное яркими крупными звездами, будто накрыло их сверкающим одеялом.

– Хорошо бы отойти подальше, чтобы следы терялись у какой‑нибудь пропасти, – сказал он.

– Как бы самим в ту пропасть не загреметь, – заметил Матвей. – Нет у них собак, кто след брать будет?

– Маг.

– Мага пропастью не обманешь.

– И то верно.

– Так что, нам обратно в яму лезть? – съязвил Матвей.

В темноте что‑то громыхнуло. Будто кто‑то пустое ведро уронил. Савелий схватил Матвея за руку и шагнул в Испод.

Катана не пригодилась. В вывернутом наизнанку мире было так же темно и тихо. Сосредоточившись, Савелий максимально сжал пространство до точки выхода в доме, где они остановились. Он не знал, в какой стороне город, поэтому шагнул туда, где увидел знакомые очертания деревьев с гамаком между ними.

В конце концов, подошло бы любое место. Савелий сильно рисковал, сунувшись в Испод со свежими ранами. Запах крови непременно привлечет живчиков. Он повторил ту же ошибку, что и раньше, когда повел в Испод раненного. Но другого выхода не было! Потому Савелий и спешил, как мог, чтобы быстрее покинуть опасное место.

Им в очередной раз повезло. Возможно, в этих местах обитатели Испода появлялись нечасто. И это означало, что эсперы тут редкие гости.

– Да где ж вас носит! – раздался из темноты сердитый голос хозяйки.

Появление постояльцев из ниоткуда ее ничуть не удивило. Зато едва Савелий и Матвей шагнули под фонарь, освещающий крыльцо, она испуганно охнула.

– Это кто же вас так… А девочки где⁈

«Не вернулись». Савелий понимал, что это навряд ли возможно, но все же надеялся.

– В дом! – скомандовала хозяйка, не дождавшись ответа. – Идти‑то можете?

Вывих вправил Матвей. Савелий спешил смыть с себя кровь, потому что Испод больше не простит ошибок, а Яра могла прислать химеру в любой момент. Ссадины обработала хозяйка. Все, что кровоточило, она залила медицинским клеем. У Савелия глаза на лоб лезли от боли, но она же отвлекала и гасила эмоции. Наплевав на здравый смысл, хотелось бежать в ночь, искать Яру и Катю. Матвей тоже едва держался.

– Сволочи, совсем страх потеряли, – бормотала хозяйка, заваривая травы.

– И давно у вас работорговлей промышляют? – жестко спросил Матвей.

– Не знаю, – вздохнула хозяйка. – Слухи появились… где‑то полгода назад. Люди и раньше пропадали, но где не так? А тут… вроде как ребят молодых видели в горах, на полях. И девушки. Чеченок они давно воруют, это обычай такой, невесту своровать. Нет, ребята, я не знаю. Мы тут тихо живем, с соседями не ссоримся. Кто говорил о том, так казалось… преувеличивают. Я и подумать не могла…

– Оставь, – сказал Матвею Савелий. – Доложим. Разберутся.

Хозяйка заставила их обоих выпить горький отвар из лечебных трав. Савелий чувствовал ее благие намерения, поэтому не стал отказываться. Только убедился, что в состав не входит ничего успокоительного или снотворного. И потянулись томительные минуты ожидания.

Они с Матвеем лежали без сна и почти не разговаривали, хотя, наверняка, оба думали об одном и том же. Вдруг Яра не смогла? Вдруг что‑то плохое случилось сразу? Ее могли оглушить и…

Представляя «что‑то плохое», Савелий испытывал ярость. И ее приходилось сдерживать. А больше всего убивало то, что он бессилен что‑либо изменить! Он ничего не делает. Ждет! Когда две девушки в руках каких‑то отморозков, возомнивших, что им можно все!

А Матвею еще тяжелее, ведь в беду попали обе его сестры.

– Надо идти на свадьбу, – произнес Савелий, когда стало светать. – Либо они у Вахи, либо Ваха скажет нам, где они.

Матвей медленно кивнул.

– Надо предупредить Мишу и Асю, – сказал он. – Мы договорились встретиться…

Черная кошка на мгновение зависла в воздухе и приземлилась на груди Савелия. Он вскочил, подхватывая химеру на руки.

– Карамелька, веди.

Савелий рвался в бой. Он выпрыгнул из Испода с катаной в одной руке и огненным шаром – в другой. Его ждали. Едва взглянув на Яру, он понял, что воевать не с кем.

Глава 49

Я наивно полагала, что мы с Катей останемся в доме Асламбека до утра, но ошиблась. Он торопился вручить «подарок», поэтому нас без церемоний запихнули в машину. Однако на сей раз обеим завязали глаза. Я не успела отвести Катю в безопасное место.

Оставалось надеяться, что везут нас все же к Вахе, и что там я смогу найти девочку, вызову Саву, и он вытащит нас всех из этой передряги.

Своей одежды нам с Катей не оставили. Выдали восточные шаровары и тонкие полупрозрачные рубашки. Волосы оставили распущенными. А перед тем, как вывести на улицу, накинули на голову мешки с прорезями для глаз. Потом и глаза завязали. Но я ощущала Катю, знала, что она рядом. И гнала от себя сожаления о том, как необдуманно подвергла ее жизнь опасности. Рефлексировать буду потом. Сейчас только от меня зависит, сможем ли мы спастись.

Чеченцы разговаривали на своем языке, я не понимала ни слова. Их эмоции были ровными, без всплесков чрезмерной радости или ненависти. Кажется, мы для них – пустое место. Мелькало сожаление, что‑то вроде «девками не удастся попользоваться», но никого это сильно не расстраивало.

Ехали недолго, от силы пару минут. Кто‑то взвалил меня на плечо, понес. Катю несли рядом. Хлопнула дверь. Чей‑то недовольный голос спросил, внезапно – на русском языке, хоть и с сильным акцентом:

– Что происходит? Кто это?

Отвечать начали на чеченском, но тут же замолчали. Я почувствовала чье‑то сильное раздражение.

– Асламбек, ты не видишь, у меня гости из Петербурга? Прояви уважение.

«Уж не Мишка ли с Асей?» – заволновалась я.

В свои дела мы их, разумеется, не посвящали. Матвей только предупредил, что мы все путешествуем инкогнито и сообщил, на всякий случай, наши вымышленные фамилии. Так что Миша и Ася с равной долей вероятности могли как помочь, так и помешать освобождению Любы.

Асламбек проявил не только уважение, но и сообразительность. Он определенно собирался торжественно вручить подарок, но услышав о гостях из столицы, передумал.

– Прошу прощения, что помешал беседе… бла‑бла‑бла…

Лишенная возможности видеть, я прислушивалась к эмоциям тех, кто находился рядом со мной. Катя, Асламбек, два его прихвостня, стоящие позади. Тот, кто говорил с Асламбеком. Мужчина был сильно раздражен, даже зол. Его гости испытывали любопытство. Все, кроме одного, узнавшего меня по эмоциональному фону. Мишка тут, а Асю я не чувствовала. Как подать ему знак? И какой? Чтобы вмешался? Или, наоборот, сидел тихо?

Речь Асламбека свелась к тому, что он, недостойный ишак, подождет, когда ему смогут уделить время. Странно, что при таком подходе его пропустили к хозяину дома.

– Хорошо. Иди, тебя проводят. Жди, – велели Асламбеку.

– Ваха Магомедович, простите, что вмешиваюсь…

Я замерла, услышав Мишку. Он определенно что‑то задумал!

– Но вы зря стесняетесь того, что естественно для вашего народа, – продолжил Мишка.

Бессмертный он, что ли!

– Этих наложниц привели к вам в подарок, я правильно понял? – не унимался он. И, получив неохотный, но однозначный ответ, добавил: – Не обращайте на меня внимания, примите подарок. Я и сам с удовольствием взгляну на лица девушек. Это так интересно и необычно.

Если он всерьез так распинается, я ему лично наваляю, как только выберемся отсюда. Впрочем… Нет, Мишка волновался, даже нервничал.

– Ну, хорошо, – сдался Ваха. – Асламбек…

Повязку сдернули с глаз, и я зажмурилась от яркого света. Потом меня выдернули из мешка.

– Катя⁈ Мила⁈ – возопил Мишка, подскакивая из‑за стола, ломящегося от яств.

Самое интересное, что сильного удивления он при этом не испытывал. Катя всхлипнула и закрыла лицо руками. Я постаралась изобразить оглушенность, потому что еще не поняла Мишкин замысел.

А он тем временем с негодованием обрушился… на Алана, сидящего тут же, подле Вахи.

– Да как ты мог⁈ Я тебе верил! Ты подло ударил в спину! – доносилось до меня сквозь внезапно возникший гул в ушах.

Мишкины вопли прервал Ваха. Он был в ярости. Однако сумел меня удивить, так как принял нашу сторону. Все шишки и проклятия полетели в Асламбека. Я глазом не успела моргнуть, а он уже ползал в ногах у Вахи, вымаливая прощение.

Стараниями Миши мы с Катей из рабынь превратились в почетных гостей. Асламбека и его людей Ваха велел высечь плетьми, но меня это не заботило вовсе. Мишка лично отправился проводить нас до женского дома, где, по его словам, находилась и Ася.

Мне не удалось с ним поговорить. Но Мишка и не пытался что‑то выяснить, он же не знал, что Мила – это Ярик, то есть, наоборот. Для него мы с Катей – обычные девушки, нуждающиеся в защите.

Ася проводила время весело, за чаем со сладостями в компании молодых богато одетых чеченок. И, мягко говоря, сильно удивилась, увидев нас. Мишку к женщинам не пустили.

К столу нас пригласили после того, как мы переоделись в приличную одежду. Сопровождающая нас чеченка сказала, что Михаил Всеволодович попросил подождать буквально полчаса, после чего заберет нас всех в гостиницу, где остановился.

Предоставив Кате рассказывать о том, что с нами случилось, я улучила момент и шепнула Асе, чтобы она задержала Мишку в доме Вахи.

– Нам нельзя уходить. Здесь мы гости, на улице станем добычей. Но это не все. Здесь держат пленницу, мне нужно ее найти.

Я доверилась Асе не от отчаяния, а потому что чувствовала, что она поймет и поможет. И не ошиблась. Ася одарила меня внимательным взглядом, прищурилась и шепнула:

– Будет исполнено. Но после ты мне все расскажешь… Ярик.

– Все, что смогу, – согласилась я.

Как она меня узнала? Даже любопытно. Но об этом я спрошу позже.

Я выбралась из шумной комнаты под предлогом, что мне нужно в туалет. Одна из девушек вызвалась меня проводить.

Хадижа, так ее звали, не мешала. Я предполагала, что девочку держат среди женщин, поэтому прислушивалась к эмоциям тех, кто находился в доме, а Хадижа молчала, показывая дорогу. Однако едва мы дошли до ванной комнаты, к слову, роскошной, Хадижа нырнула следом за мной и плотно закрыла за нами дверь.

– Что? – Я изобразила испуг. – Что случилось?

Хадижа нервничала, но я не придавала этому значения. Все же мы с Катей появились в доме несколько неожиданно и наделали много шума.

– Вас убьют, – выпалила Хадижа, бледнея на глазах. – Я слышала. Всех убьют, как только выйдете за ворота. Я слышала, брат сказал.

Допустим, это не новость. Что‑то такое я и предполагала.

– Почему ты мне это говоришь?

– Я не могу. Я так больше не могу! – Она закрыла лицо ладонями, но тут же отвела их и взглянула на меня зло. – Брат совсем обезумел. Нам и раньше немногое позволяли, а теперь вовсе ничего. Учиться нельзя, выходить из дома нельзя, книги читать нельзя. Мадина не послушалась, он избил ее до полусмерти. Он приводит в дом девушек и насилует их, а потом убивает. Он отдает меня третьей женой в дом старика Саида…

Я с жалостью смотрела на девушку, содрогающуюся от рыданий. Как же ей тяжело, если она вот так изливает душу первой встречной! И почему она решила, что я могу ей помочь? Хадижа даже говорить связно не могла, перечисляя свои беды. Она не лгала, нет. Она устала жить в золотой клетке, устала от страхов и ненависти. Ей и пожаловаться было некому.

Кажется, Хадижа решила, что девушки из столицы смогут вызволить ее из заточения. При условии, что сами останутся живы.

– Хадижа, где Люба? – спросила я прямо.

– Что? – отшатнулась она.

– Здесь прячут девочку, дочь кровника Вахи. Отведи меня к ней.

Если сейчас закричит, стукну по голове и свяжу вот… полотенцами.

– Нет. – Хадижа замотала головой. – Нет. Он меня убьет. Он убьет!

– Хорошо, скажи, куда идти.

– Мила, не надо!

– Тогда я не смогу тебе помочь.

Я с трудом отцепила ее пальцы от одежды. Хадижа опустила голову.

– Во дворе… яма… – едва слышно прошептала она. – Ты не сможешь. Там… охрана. Если подойти ближе, они узнают, прибегут.

– Направление, ориентиры, – потребовала я.

Еще бы собрать всех вместе. Труднее всего предупредить Мишку.

Выяснив, как незаметно выйти во двор, я велела Хадиже позвать Катю и Асю.

– Скажи им, что мне плохо стало. Сознание потеряла. Только не громко. Или соври что‑нибудь. Нужно, чтобы мои подруги пришли сюда.

Шум поднимется, едва я вскрою магическую защиту. У меня нет времени разбираться с тонкими настройками, это будет грубый взлом. Надеюсь, Мишка сообразит, куда бежать.

Карамелька явилась по первому зову. Требовательно мяукнула, потерлась головой о щеку.

– Будь рядом, – сказала я ей. – Ты чувствуешь Саву? Сможешь быстро его найти?

Могла бы и не спрашивать, для Карамельки пара пустяков найти кого‑то по моему требованию, при условии, что она его знает. А Испод – ее родной мир. Но беседуя с ней я успокаивалась. Мне нельзя поддаваться эмоциям.

– Как только скажу, иди за ним. Он знает, ждет. Приведешь ко мне. Поняла?

Я успела почесать Карамельку за ухом, и она спрыгнула с рук и растворилась в тенях. В ванную комнату вошли Катя, Ася и Хадижа.

– Фух! – Ася облегченно перевела дыхание. – А она сказала, что ты…

– Это я попросила вас позвать, – перебила я ее. – Объяснения после. Что бы я не делала, держитесь рядом и не вмешивайтесь. Умоляю! Увидите Саву, бегите к нему.

– Забери меня отсюда! – вцепилась в меня Хадижа.

– И за ней присмотрите, – добавила я. – Катя…

– Все в порядке. – Она дернула плечом, словно отряхиваясь от наваждения. – Я верю, ты нас вытащишь.

– А Миша? – спросила Ася, нахмурившись.

– Есть способ его предупредить? Действуй, – разрешила я. – Но я надеюсь, что он сам прибежит, как только шумиха поднимется. Все, девочки, нет времени. Пора.

Тихо вытащить их всех через Испод я и пытаться не буду. Это верная смерть. Без опыта мне не провести трех человек даже с Карамелькой. Направление она подскажет, а от живчиков мне одной отбиваться придется.

Нам удалось незаметно выйти из дома. По двору женщины могли перемещаться свободно, разве что им не рекомендовалось ходить без разрешения туда, где находились пленники.

Я усилила плетение, разрушающее защиту, проверила собственный арсенал магического оружия.

– Туда? – спросила я у Хадижи, указывая на темное здание в дальнем конце двора.

– Да… – ответила она шепотом.

А ведь здесь есть маг. Двор пронизан силовыми линиями, распознающими чужих и своих. Поэтому тут так пусто. Меня обнаружат задолго до того, как я найду чертову яму.

Но выхода нет. Когда‑нибудь я научусь планированию и стратегии. Если выживу.

– Бегом! – скомандовала я и понеслась вперед.

Ася и Катя помчались следом, Хадижа осталась у дома. Трусиха. Впрочем, ее можно понять.

Яму я обнаружила благодаря накрывающему ее куполу. Защиту снесла сразу, целиком. Упала на живот, освещая яму огненным шаром.

Никого⁈ Хадижа обманула?

Нет, куча тряпок на земляном полу шевельнулась. Звякнула цепь. Самое время звать Саву. Со стороны главного дома послышался шум.

– Карамелька! Пора! – крикнула я.

Химера не услышала? Не послушалась? Ничего не произошло, и разбираться с этим не было времени. Я закрыла нас троих щитом, и это все, что я смогла сделать, потому что чеченцы, идущие к нам, впереди вели Мишу, приставив к его горлу кинжал. Любое заклинание из моего арсенала убьет и его. И если сейчас появится Сава…

– Карамелька, отбой, – прошептала я, когда крылатая тень метнулась к моим ногам.

– Сюда иди, рыжая, – приказал Ваха, выходя вперед. – Отпущу всех, если сдашься добровольно.

Почему он обращается ко мне? Нас тут трое. Он – маг? Или, того хуже… неучтенный эспер⁈

Это объясняет, отчего чеченцы не нападают. Их же много, и они вооружены. Они не могли испугаться трех безоружных девушек. Не совсем безоружных…

Так это меня и выдало. Моя сила. Я перестала ее скрывать, ринувшись к яме.

– Там, внизу, девочка. Ее надо вытащить, – быстро произнесла я, обращаясь к Асе и Кате. – На ней цепь. Я не смогу удерживать щит и лезть в яму одновременно.

– Я сделаю, – вызвалась Катя. – Ася, сможешь удержать конец веревки?

– Какой еще веревки? – не поняла та. – У нас нет веревки!

– Сейчас будет.

Кате по силам сплести веревку, уплотнив воздух и напитав его силой. И с цепью она справится. А мне бы потянуть время, если отвлечь внимание Вахи не удастся.

– Почему я? – крикнула я в ответ. – Зачем я тебе? Понравилась?

– Милка, не вздумай… – вскинулся Миша, и его ударили, заставляя замолчать.

– Хочешь силами померяться? – засмеялся Ваха.

И дал отмашку своим бойцам. Пули не смогли пробить щит, но разозлили меня. Ваха не получит никого из нас.

– Отпусти Мишу, я выхожу.

Это несколько озадачило Ваху. Он удивился, что я так быстро сдалась. Насторожился. А я шагнула вперед, оставляя девчонок за щитом. У меня только одна попытка.

– Твое слово – пустой звук? Ты обещал его отпустить.

Ваха дал отмашку, рука с кинжалом опустилась. Мишку вытолкнули вперед. Но я не ударила силой, как предполагал Ваха. Я видела, что он успел развернуть «зеркало», любая магия обернется против меня. Любая, кроме силы эспера.

– К девчонкам, за щит! – рявкнула я Мишке.

На что я надеялась, проецируя массовую иллюзию? Никто не учил меня, как это делать. Я не знала, в моей ли это власти. Я никогда не пользовалась внушением! Но что мне оставалось, если помощи ждать неоткуда?

Ничего сложного в таких условиях я придумать не успела. На чеченцев обрушились полчища иллюзорных скорпионов. Арабских, толстохвостых, ядовитых. Я ничего не произносила – ни вслух, ни про себя. Я представляла, как по людям ползут скорпионы. Ползут и жалят. Много. Кишащая масса.

Раздались крики. Чеченцы замахали руками, стали палить себе под ноги из автоматов. А я набросилась на Ваху, не давая ему опомнится.

Набросилась ментально, бесцеремонно вторгаясь в разум, круша защиту.

Я не обезумела, ощутив собственное могущество. Я прекрасно понимала, что ничем хорошим для меня это не закончится. Но проваленная миссия меня не волновала, как и собственная жизнь. Прежде, чем меня накажут за нарушение закона, я уничтожу этого нелюдя.

Не убью, нет. Сделаю из него растение.

Выжигать разум Вахи было невыносимо трудно. Не имея опыта, я не знала, что, соприкасаясь, сознания сливаются. Зато сразу поняла, почему нет дураков читать чужие мысли. Это омерзительно! К тому же, Ваха – дьявол в человеческом обличье. Он убивал, насиловал…

Я все же не выдержала напряжения, в какой‑то момент мир померк. В чувство меня привел Мишка, вылив мне на голову ведро ледяной воды.

С трудом, но я села. Голова гудела. А вокруг – тишина.

– Они перебили друг друга, – сказал Мишка. – А этот… вон, таращится.

Ваха сидел на земле, и взгляд его был пустым.

– Надо уходить, – добавил Мишка.

Я согласно кивнула.

– Карамелька, зови…

Химера, крутящаяся рядом, исчезла, и почти сразу из Испода во двор шагнул Сава. С разбитым лицом и катаной в руке. Вот же…

Я закрыла глаза, уверенная, что теперь все будет хорошо. Не для меня, но это уже неважно.

Глава 50

Любу забрали первой. Вести ее через Испод было нельзя, и дед организовал срочный перелет в столицу. В Грозном не нашлось врача высшего уровня, а первую помощь вполне профессионально оказала Катя.

Девочку плохо кормили, а в последнее время не давали ни еды, ни воды. Посадили на цепь в яме – и бросили умирать. Матвей бессильно сжимал кулаки. Всё сделали за него. Дед узнал, зачем матери нужны деньги, а друзья рискнули жизнью, чтобы спасти его сестру. А он только и смог, что переложить заботу о пострадавших на плечи старших.

Саве пришлось вести через Испод шестерых, и то, что Люба находилась на грани жизни и смерти, сильно затрудняло переход. Ее дух‑отражение находился рядом и стремился занять телесную оболочку. Если бы это произошло, Люба навсегда осталась бы в Исподе. Поэтому Сава выбрал ближайшую знакомую точку выхода – дом, где они остановились.

Оставаться там надолго было нежелательно, и Матвей быстро организовал переход в дом деда. Хотел забрать с собой и хозяйку, но она отказалась.

– Двум смертям не бывать, а одной не миновать, – сказала она. – А эти, если им хвост прижать, те еще трусы. К тому времени, как очухаются, ваши с ними разберутся.

И в чем‑то она была права. По словам Миши, на шум и стрельбу никто из соседей Вахи не прибежал. Мужчины, что спрятались в доме, не стремились воевать. Алан, и вовсе, чуть ли ни рыдал из‑за того, что его дядя нарушил закон гор. Мстители найдутся, в этом Матвей не сомневался. Но зачистка произойдет быстрее. Дядя Саша, приведший деда, поставит на уши всех, кому по должности положено следить за порядком в городе.

Ася отделалась легким испугом. Она помогала Кате, когда в этом была необходимость, а теперь что‑то втолковывала мрачному, как туча, Мише. Они сидели во дворе, в беседке. Рядом крутилась Хадижа. Она наотрез отказалась оставаться в доме Вахи, увязалась за Ярой. А Яра спала, и сон ее оберегал Сава. Матвей отдал им свою спальню.

Катя не захотела лететь в Петербург вместе с Любой, хотя Матвей предлагал ей место в самолете.

– Боюсь летать, – коротко ответила Катя. – Я не буду мешать.

И она старательно «не мешала», забравшись с ногами на диван в гостиной. Сидела и смотрела в одну точку совершенно пустым взглядом.

Матвей попросил на кухне чаю, принес Кате и сел рядом, держа поднос на коленях. Катя отвернулась. И даже чуть‑чуть отодвинулась. По возвращении она искренне бросилась в объятия Матвея. А он не оттолкнул, нет. Он не смог бы оттолкнуть девушку, что нуждалась в защите. Он даже неловко ее обнял. Но Катя тут же смутилась, извинилась и отошла. Теперь же определенно стыдилась своего порыва.

– Катюш, выпей чаю. – Матвей сам налил и подал ей чашку. – Вас чуть позже покормят, на кухне готовят завтрак.

– Я не хочу есть, – ответила она.

Но чашку взяла, отпила глоток и опустила руки.

– Прости меня, – произнес Матвей.

Катя вздрогнула и пролила чай на колени.

– Горячо? – испугался Матвей.

Она отвела в сторону его руку, не позволяя коснуться. Поставила на поднос почти полную чашку.

– Все в порядке. Почему ты извиняешься?

– Потому что из‑за меня ты попала… в неприятности. – Матвей не знал, как иначе назвать то, что с ними произошло. То слово, что он мог бы употребить, не предназначалось для нежных ушей барышни. – И спасибо. Я благодарен тебе за помощь.

– А… – В голосе Кати Матвею послышалось разочарование. – Я рада, что пригодилась. Лечить – мой долг, я же будущий врач. Что же до извинений, то я их принимаю. Однако должна сказать, что я никого не виню. Даже не думала. И вообще, это мне впору просить прощения.

Она посмотрела на Матвея ясными, но печальными глазами.

– Но мне неловко говорить об этом. Поэтому буду благодарна, если ты просто забудешь.

– А если нет?

– Нет? – переспросила она растерянно.

– Если не забуду? – Матвей взял Катю за руку. – Я не хочу забывать.

– Ты… смеешься надо мной? – осторожно предположила она, пытаясь отнять руку.

Матвей держал крепко.

– Я предупреждал Яру, чтобы она не вмешивалась в мою личную жизнь. Но я никогда не говорил, что ты мне не нравишься.

– Яра не вмешивалась! – горячо возразила Катя. – Это я попросила. Я…

Она не договорила, окончательно смутилась и сникла. Очевидно, что в делах сердечных у Кати опыта нет. Она всегда вела себя уверенно, и только рядом с Матвеем словно стеснялась чего‑то. Это он давно заметил.

– Давай встретимся, когда вернемся в Петербург? – предложил Матвей. – Сходим на свидание. Я возьму твой телефон у Яры и позвоню. Договорились?

– Нет, – возразила Катя. – Если ты делаешь это из жалости или благодарности…

– Я не стал бы так поступать, – перебил ее Матвей. – Спроси у Яры, она хорошо меня знает.

– У Яры… – Катя зябко повела плечами. – Ты можешь рассказать, что там произошло? Я была в яме с Любой. И, кажется, пропустила все самое интересное.

Матвей отрицательно качнул головой.

– Меня там вовсе не было.

– Но ты ведь знаешь. Яра… тайный агент? Ася говорит, что эспер. Разве такое возможно?

Он вздохнул.

– Уверен, Яра все тебе расскажет, если ей разрешат. Спрашивать бесполезно, мы все связаны клятвой.

Катя кивнула.

– Вот я и думаю, скоро ли я увижусь с Ярой, – сказала она. – И увижусь ли вообще. Матвей, если нам не дадут поговорить, ты скажи ей, что я в порядке. Пусть не винит себя. Это путешествие пошло мне на пользу. Я, наконец, определилась с направлением. Может быть, когда‑нибудь будем работать вместе.

В гостиную заглянула Зулайка, жившая при доме.

– Петр Андреевич просил передать, чтобы шли завтракать, – сказала она. – Стол накрыт в саду.

– Я не хочу, – отказалась Катя. – А ты иди. Я тут посижу.

– Опять пропустишь что‑нибудь интересное, – предположил Матвей. – И я не хочу оставлять тебя одну.

К столу вышли вместе. Дед и дядя Саша к ним не присоединились. Яра все еще не просыпалась, и Сава не желал отходить от нее ни на шаг. Ошалевшая Хадижа выглядела испуганной и довольной одновременно. У чеченцев женщина не может сидеть за одним столом с мужчинами, и в ней боролись природное бунтарство и традиционное воспитание.

Ася невозмутимо поглощала чепалгаш, слизывая с пальцев масляные капли. Миша взглянул на Матвея мельком, и, что удивительно, с неприязнью. Неужели расстроен тем, что свадьба его друга не состоялась? Но это несерьезно…

При Хадиже Матвей не рискнул начать разговор, но когда она вызвалась помочь Зулайке с посудой, спросил без обиняков:

– Миша, что не так?

Он не стал притворяться, выпалил в ответ, будто ждал этого вопроса:

– А тебе понравилось бы, если бы тебя использовали бы вслепую? Пусть я младше, но мы все же из одной академии!

– Никто тебя не использовал, – вздохнул Матвей. – Поверь, для нас было полной неожиданностью, когда мы столкнулись с вами на вокзале.

– Совпадение? – не поверил Миша. – Хочешь сказать, это совпадение? Вам не нужно было попасть в дом Вахи гостями?

– Совпадение. В это тяжело поверить…

– Вот и я не верю в такие совпадения!

– Ты же можешь понять, вру я или нет, – рассердился Матвей. – Да, мы не стали отказываться от приглашения Алана, но ведь ни о чем не просили.

– Да лучше бы попросили, – пробурчал Миша. – Я, вообще, не понимаю, как можно было привлечь к операции гражданских, но ничего не сказать мне.

– Я медик, – сказала Катя. – И меня прикрывали.

– А Мила⁈

Ася фыркнула и прикрыла рот ладонью.

– Скажи ему, – попросил Матвей. – Ты же догадалась? Одного не пойму… Он же там был. Видел своими глазами.

– Не видел, – пояснила Ася. – Поначалу ему не до того было, в него ножиком тыкали. А потом Милка велела к нам бежать, он и не разобрал с перепугу, кто командует. Ну, и помогал, да, держал щиты, Катю с Любой вытаскивал из ямы. Так что все пропустил.

– Вообще‑то, я здесь, – хмуро произнес Миша. – Не надо говорить обо мне в третьем лице.

– Короче. – Ася покровительственно положила руку ему на плечо. – Мила – это Ярик Михайлов. И она эспер.

Катя быстро взглянула на Матвея. Он повел плечом, мол, слушай, я же предупреждал.

– Чего⁈ – вытаращился Миша.

– Того, бестолочь. Вы же поступали вместе, ты рассказывал, – напомнила Ася. – Как ты не понял, что Ярик – девушка?

– А ты, можно подумать, сразу поняла, – огрызнулся Миша.

– Еще в Москве, – сообщила Ася.

– Нет. Не может быть… – Он обхватил руками голову. – Как девушка? Мы же жили в одной квартире. Я же… в трусах…

Он замер, покрываясь красными пятнами. Матвею даже стало его жаль.

– Главное, что не без, – услышали они голос Савы, спускающегося с крыльца. – Аська, а тебе я еще припомню… любовь к Ярику.

Ася довольно рассмеялась.

– Поделом, Бестужев. Это была моя маленькая месть.

– Как Яра? – спросил Матвей. – Проснулась?

– Ее Александр Иванович для беседы забрал. Сказал, что ненадолго.

– Что ей грозит? – совершенно серьезно спросила Ася.

– По закону – трибунал. По справедливости – за такое награждать надо.

– Ее не тронут, – уверенно произнес Матвей. – Яра уникальна.

– Угу, – согласился Сава. – Но могут запретить учиться, посадят под замок и заставят воспроизводить потомство. Догадайся, от кого теперь зависит, что с ней будет?

И гадать нечего. Судьбу Яры определит князь Разумовский. И если у Матвея от одной мысли об этом противно засосало под ложечкой, то страшно представить, каково сейчас Саве.

Глава 51

Сон не избавил от тошнотворных воспоминаний, не смыл грязь, в которую мне пришлось окунуться. Но он восстановил силы. Я даже смогла улыбнуться Саве. Говорить ему, что все в порядке, не стала. Он не поверит.

Нам дали немного времени, минут пять, не более. Сава ни о чем не спрашивал, и я была ему за это благодарна. Он молча обнял меня. Я прикрыла глаза, наслаждаясь теплом и чувством защищенности, что дарили его объятия. Жаль, что это длилось так недолго…

Карамелька мяукнула, предупреждая о приходе гостя. И в спальню вошел Александр Иванович.

– Сава, иди завтракать, – произнес он. – Мне нужно поговорить с Ярой.

– Да, – согласилась я. – Сава, иди. Я должна рассказать кое‑что важное.

– Мы будем тебя ждать. – Обращался Сава ко мне, но смотрел на Александра Ивановича. – Вы же недолго, да?

Александр Иванович выдержал его угрожающий взгляд и ничего не ответил.

– Яре тоже нужно поесть, – не унимался Сава. – Она потратила много сил.

– Разумеется, я об этом помню. Савелий, не доводи до греха.

Сава повернулся ко мне.

– Яра, ты спрашивала, сможешь ли ты стать мне таким же другом, как Матвей. Забудь то, что я ответил. Не знаю, осталось ли твое желание прежним, но я сочту за честь быть твоим другом.

Он быстро вышел, а я почувствовала горечь во рту. Не ожидала, что Сава попрощается именно так. Лестно, конечно, но и невыносимо больно.

– Не хорони себя раньше времени, – нарочито бодро произнес Александр Иванович.

Я хмуро на него посмотрела и вцепилась в Карамельку. Она чувствовала мое настроение и настороженно наблюдала за Александром Ивановичем. Кто этих химер знает, а вдруг бросится? Ведь меня арестовывать пришли, а не утешать.

– Я понимаю, что нарушила закон. И приму любое наказание. Но, Александр Иванович, мне действительно нужно сказать вам кое‑что важное. Я узнала это… от Вахи.

– Говори, – велел Александр Иванович.

Мы будем беседовать здесь, а не в его кабинете. Не в управлении. Это означает, что меня сразу заключат под стражу? Как опасную для общества преступницу. А ведь я могу сбежать. Мне ничего не стоит… хотя бы попробовать. Александр Иванович – сильный эспер, но вдруг я… сильнее?

Отмахнувшись от искушения, как от надоедливой мухи, я сосредоточилась.

– Они зовут его Дуки. Его ждут, он возглавит бунт.

– Бунт? – переспросил Александр Иванович.

– Они называют это борьбой за независимость Ичкерии. – Я тщательно выговаривала слова, выуживая их из чужой памяти. – В планах – создание Кавказского государства на территориях, что Российская империи незаконно отобрала у горцев.

– Чего⁈ – Александр Иванович не скрывал своего изумления.

– Я озвучиваю не свои мысли, – напомнила я.

Не хватало еще, чтобы на меня государственную измену повесили.

– Это понятно, что не свои. – Он махнул рукой. – Дуки? И никак иначе?

– Он пилот разума, генерал, боевой офицер, – перечислила я. – Он служит Российской империи. Или служил. А, вот еще… У него жена – русская. Вахе это не нравилось.

– Твою ж… – Александр Иванович взглянул на меня и осекся. – Яра, это очень ценная информация. Ты просто… чудо.

– Это зачтется на суде? – пошутила я, криво усмехнувшись. – Я даю согласие на ментальный допрос. Не знаю, почему не заметили то, что творится в городе. Возможно, не хотели замечать. Но вооруженные мужчины на улицах – не только горцы, но и наемники. Ваха был одним из командиров.

– Местный эспер перешел на сторону бунтовщиков, вот и весь секрет, – сердито произнес Александр Иванович. – Ничего, разберемся. Яра, ты умница. Если дело дойдет до суда, я сделаю все, чтобы тебя защитить.

– А может… не дойти? – спросила я.

Тихо прикопают в ближайшем лесочке? Ой, нет. Тут же горы. Сбросят в пропасть.

– Если Разумовский убедит императора, что ты неопасна. Тебе дали время на отдых, но не более того. Так что нам пора.

– К императору?

– К Разумовскому, – вздохнул Александр Иванович. – Сейчас он не может покинуть императора, поэтому требует, чтобы тебя доставили к нему немедленно, до того, как завертится машина правосудия.

Легко предположить, что князь потребует в обмен на помощь.

– Александр Иванович, вы не можете его ослушаться? Лучше суд, чем…

– Не лучше, – перебил меня он. – Поверь, Яра, не лучше. Все сильно осложнится, как только узнают, чья ты дочь.

– Мне нужно привести себя в порядок.

Звучит так, будто я хочу оттянуть неприятную встречу. Но мне просто необходимо снять с себя чужие тряпки. Противно!

– Не нужно, – жестко возразил Александр Иванович. – И химеру оставь при себе.

– Куда хоть мы… Ай!

Он грубо схватил меня за руку и дернул за собой, в Испод.

– Я, по‑твоему, шучу? Да, вы спасали ребенка. И ты молодец. Не растерялась, справилась. Я на твоей стороне. Но закон не на твоей стороне! Люди боятся сильных эсперов. И тебя будут бояться сильнее, чем Разумовского. Нужно объяснять, почему?

Александр Иванович выговаривал мне, сворачивая пространство в Исподе. И ответа не ждал. Да и я не стремилась к диалогу. По всему выходило, что моя дальнейшая судьба зависит исключительно от князя Разумовского. А Александра Ивановича было откровенно жаль.

Из Испода мы вышли в библиотеку – небольшую, но уютную. Из окна второго этажа просматривался то ли сад, то ли лес, за деревьями блестела гладь пруда или озера.

– Подмосковная дача императора. Он тут рыбу ловит, – соизволил объяснить Александр Иванович.

– Наконец‑то! – В библиотеку быстрым шагом вошел Разумовский.

Он взглянул на меня, и брови его взметнулись. Я крепче прижала к себе Карамельку.

– Как ребенок? Все живы? – спросил Разумовский, обращаясь к Александру Ивановичу.

А я даже не поинтересовалась здоровьем Любы. Была уверена, что с ней все в порядке?

– Наши – все, – ответил Александр Иванович. – Девочка в столице, ею занимаются лучшие врачи. Состояние тяжелое, но стабильное. Жить будет. Сергей…

– Не сейчас, Саша, – остановил его Разумовский. – Яра пока останется у меня. Я приду на завтрашнее совещание, там все и обсудим.

Саша? Я не предполагала, что они в таких отношениях. Впрочем… Может, они учились вместе?

– Я в порядке, Александр Иванович, – произнесла я. – И ребятам передайте, что я в порядке.

Губы Разумовского тронула кривая усмешка. Александр Иванович коротко кивнул и исчез в Исподе.

– Мда… – Разумовский развернулся ко мне. – Иди за мной… красавица.

Он снял с себя куртку – легкую ветровку – и набросил ее мне на плечи. Карамелька вела себя спокойно. Вроде бы даже обрадовалась старому знакомому. Означает ли это, что мне ничего не угрожает?

Насколько я поняла, находились мы в обычной усадьбе. Или в необычной, учитывая, что она принадлежала императору. Меня повели полутемным коридором, предназначавшимся для слуг, и по дороге мы никого не встретили.

– Это моя комната, – сказал Разумовский, открывая передо мной дверь. – Здесь тебя никто не побеспокоит. И химере не придется прятаться.

Навстречу нам из‑под стола выскочило существо, очень похожее на собаку. Вылитый бигль, но со сложенными на спине крыльями, как у Карамельки. Химера Разумовского.

– Тоби, принимай гостей. Яра, да отпусти ты свою Карамельку. Они же познакомиться хотят. Тебе никто не говорил, что химеры дружат?

– Да… – отозвалась я. – Говорили. Карамелька с Саней хорошо ладят.

Это какой‑то сюр. Разве я здесь не для того, чтобы умолять Разумовского о помиловании? Я ждала чего угодно – выговора, жестких условий, шантажа. Но никак не того, что наши химеры будут скакать по гостиной, а Разумовский с умилением наблюдать, как они резвятся.

– Ах, да, – спохватился он, будто услышав мои мысли. – Ванная комната в твоем распоряжении. Насчет чистой одежды я распоряжусь. Химеру покормят, пока ты моешься.

Теперь я точно знала, что никто в мою голову не лезет. Но почему он так добр? Или это уловка? Ведь условия можно выдвинуть и позже.

– О чем задумалась? – поинтересовался Разумовский. – Справишься сама? А то могу и спинку потереть.

Он шутил. Пусть неуклюже, но шутил. Во всяком случае, я чувствовала его ровные эмоции, без желания навредить мне.

– Вы как баба Яга из сказки, – ответила я. – Та часть, где доброго молодца в баню посылают, помыться и попариться. После еще вкусно накормят. Чтобы потом зажарить и съесть.

– Ну, ты не добрый молодец, да и я не баба Яга. Если хочешь представлять меня чудовищем, то пусть я буду драконом, укравшем принцессу. И тебе спокойнее, и мне не так обидно.

Серьезно? Я с удивлением на него посмотрела.

– И зачем дракону… принцесса, Сергей Львович?

– Да кто их поймет, этих драконов, – ответил он не без сарказма. – Ты иди, Яра, иди. Ни за что не поверю, что тебе не хочется помыться. Избавиться от той грязи не получится, но будет немного легче. И не бойся, твоей невинности ничего не угрожает.

Отчего‑то стало стыдно, хотя ни о чем подобном я не думала.

– Если Карамельку накормят, может, и меня тоже? – спросила я. – Вам, наверняка, не понравится, если я хлопнусь в голодный обморок.

После чего, не дожидаясь ответа, отправилась в указанном направлении. Не знаю, чего добивается Разумовский, но я не растекусь перед ним лужицей из‑за того, что меня чуточку пожалели.

Глава 52

Когда я вышла из ванной комнаты, Разумовского нигде не было. В спальне, на узкой кровати, лежала стопка одежды. Белье, мягкие домашние брюки и рубашка. Все женское и новое, с несрезанными бирками. Князь ограбил любовницу? Если жены у него еще нет, навряд ли он… кхм… не предается разврату.

Подумав об этом, я отчего‑то разозлилась. Мне предлагают поменять одни чужие шмотки на другие? Из гостиной прибежала обеспокоенная Карамелька, она всегда чутко улавливала смену моего настроения. И Тоби осторожно заглянул в спальню.

Это отрезвило.

«Ох, Яра, прекращай вести себя, как обиженный ребенок», – сказала я себе.

В теплом пушистом халате я чувствовала себя уютно. И беззащитно одновременно. Значит, придется переодеться. Бирки я безжалостно оторвала. Вещи сели идеально. Обуви не нашлось, но в ней необходимости не было. Пол здесь покрывали мягкие ковры с густым ворсом.

Как только я оделась, Тоби подбежал и, схватив зубами штанину, потащил меня в гостиную. Карамелька не возражала. Там, на столе, я нашла тарелки с едой, чайник с горячим чаем, графин с яблочным соком и корзинку с горячей выпечкой. А еще записку от Разумовского.

«Поешь. Меня не будет около получаса».

Видимо, мне его еще и благодарить придется. За горячий душ, за вкусную еду. И, главное, за возможность спокойно поесть. В его присутствии мне кусок в горло не полез бы.

Отчего‑то я вспомнила Леню. Вернее, то время, когда я была уверена, что Леня… это Леня. Обычный парень, ровесник, по дурацкой случайности ставший моим двойником. То есть, наоборот, я – его. Мы вместе ели, пили пиво, шутили и смеялись…

Вот зачем он превратился в князя Разумовского⁈

Я знала ответ. Сергей Львович объяснил свои действия, как мог. Но отчего теперь я вдруг испытала сожаление? И о чем? О том, что потеряла друга?

Мои эмоции не наведенные. Внушение я почувствовала бы. Теперь я знала, как оно ощущается. Маг видит энергетическую силу, понимает, где она есть, а где – нет. У эсперов все, как и у магов, только на ином уровне. Так уж получилось, что истина открылась мне там, во дворе дома Вахи Бекмурзаева.

Когда я убивала внушением.

Булочка со сладкой начинкой вдруг показалась мне горькой, как полынь. В голове загудело, к горлу подкатила тошнота. Химеры протяжно завыли, в два голоса. Почти сразу на виски легли чьи‑то теплые ладони. И стало легче.

Теперь я чувствовала воздействие. Разумовский ничего мне не внушал, но забирал тревогу, боль и отчаяние. И щедро делился спокойствием.

Я не возражала, малодушно принимая его помощь. Правда, не понимала, зачем он это делает. Разве он вызвал меня сюда для того, чтобы жалеть?

– Ты на редкость не любопытна для юной барышни, – произнес Разумовский, убирая ладони.

Он извлек из подпространства тарелку со сливами: крупными, матовыми, ярко‑золотыми. Казалось, что они наполнены медом.

– Хотел принести тебе яблок, но вспомнил о садах… – Он хмыкнул. – Поэтому сливы. Ешь, они сладкие.

– Спасибо, – произнесла я. – И за сливы – тоже.

Я взяла одну, повертела ее в пальцах, но надкусывать не спешила.

– Почему же не любопытна, Сергей Львович? Я спросила о том, зачем дракону принцесса. Вы ушли от ответа.

– Каюсь. – Разумовский засмеялся, усаживаясь за стол напротив меня. – Грешен. Мне нравится, когда ты сама находишь верный ответ.

– Хорошо, я попробую. Дракон – существо сильное, могущественное. У него все есть, включая власть. А принцесса – всего лишь красивая безделушка. Ею можно пополнить свою коллекцию. Или позабавиться от скуки. Сергей Львович, вам скучно?

Улыбка сползла с лица Разумовского, глаза потемнели. Но если он и испытывал гнев, я этого не чувствовала. Обида же во взгляде промелькнула. Или мне показалось?

– Разумеется, скучно, – произнес он ровным голосом. – Отпуск закончился, надолго покидать императора нельзя. У меня очень скучная работа. Целыми днями ничего не происходит. Слушаю фон, охраняю покой его величества. Скука смертная.

– Простите, – сказала я тихо.

– Ничего, все в порядке. – Разумовский повел шеей. – Принцессе положено видеть в драконе монстра.

– Сергей Львович, можно без аллегорий? – взмолилась я. – Возможно, вы и дракон, но я – не принцесса. Что вы собирались сделать? Отчитать? Наказать? Выставить условия? Я внимательно вас слушаю.

«Я в вашей власти…» – добавила я мысленно.

– Дурочка ты еще, хоть и талантливая, – как‑то грустно произнес Разумовский.

Обидно, однако. Хотя он прав. Умной я себя не ощущала, особенно рядом с ним.

– И сильная, – добавил он. – Первый откат – всегда тяжело. Я вот полчаса блевал.

Его пальцы отбарабанили дробь по столешнице.

– А ты молодец. Держишься. Понравилось властвовать над людьми?

– Да ни за что! – выдохнула я, ощутив новый приступ тошноты.

– Отчего же? Разве не заманчиво? – Голос Разумовского стал теплым, обволакивающим. Он укутывал меня, как уютное одеяло. – Ты можешь подчинить себе любого. Можешь карать и миловать. Любой каприз…

– Замолчите! – взмолилась я, закрывая уши ладонями. – Нет! Пожалуйста! Нет!

Видимо, он очень хотел, чтобы и меня вывернуло наизнанку. Что ж, сам виноват, я не собиралась портить ковер.

Разумовский молча помог мне добраться до ванной комнаты, придерживал волосы, пока я умывалась и полоскала рот, а после велел лечь в спальне. Я чувствовала себя так отвратительно, что не сопротивлялась. И очень скоро провалилась в забытье, прижимая к себе Карамельку.

Теперь я знаю, за что осуждена. Простые люди боятся эсперов сильнее, чем магов. Проективная телепатия, или внушение, под запретом. Ментальный допрос может вестись только при согласии допрашиваемого или, в особенных случаях, по постановлению суда. И то, что «пострадавшие от незаконных действий» – преступники, нелюди, не оправдание.

– По решению трибунала Морозова Яромила Ивановна приговаривается к смертной казни.

Я ничего не вижу: на глазах повязка. Руки за спиной – в наручниках. В затылок упирается что‑то твердое. Дуло пистолета?

– Дурочка, – шепчет за спиной знакомый голос. – Ты сделала неправильный выбор.

Оглушительный выстрел…

– Прости. Я тебя разбудил, – виновато произнес Разумовский. – Окно приоткрыл, свежий воздух… А сквозняк не учел. Вот рама и грохнула.

– Ничего, – пробормотала я, садясь. – Хорошо, что разбудили.

– Кошмар? – догадался он.

Я кивнула. Кошмар, что не закончился, как обычно, криком и пробуждением.

Карамелька недовольно заворчала. Меня опять мучил голод. Но еще сильнее хотелось определенности. Я до сих пор не знала, что со мной будет.

– Яра, я все же должен тебе сказать…

– Меня убьют? – перебила я его.

Разумовский вздохнул, подвинул стул ближе к кровати и сел напротив меня.

– Формально ты не давала присягу. Ни как курсант академии, ни как эспер. То, что твоя сила вышла из‑под контроля, косяк твоего куратора.

– Савы⁈ – воскликнула я, холодея. – Но его там не было вовсе! Нет! Не надо! Я сама отвечу…

– Яромила! – рявкнул Разумовский. – У Бестужева ты, как минимум, наглости набралась! Или кто‑то другой научил тебя перебивать старших?

– Прошу прощения…

– Учитывая все обстоятельства и сведения, что тебе удалось добыть, инцидент не будет предан огласке.

«Тогда зачем меня сюда притащили⁈» – чуть не воскликнула я. К счастью, удалось вовремя прикусить язык.

Разумовский довольно усмехнулся.

– Спрашивай.

– Вопрос все тот же, Сергей Львович. Зачем я здесь?

– А кто еще поможет тебе справиться с откатом? – как‑то устало поинтересовался он. – Так уж получилось, что кроме меня – некому.

– Это потому, что я такой же сильный эспер, как и вы?

Он не рассердился. И даже ответил.

– Нет, Яра. Ты сильнее. После такого выброса силы эспер либо наслаждается обретенным могуществом, либо мучается угрызениями совести, причем и то, и другое может свести его с ума. Определить вектор твоего дальнейшего развития мог и Шереметев. Но удержать тебя от помешательства не в его власти.

И что, не будет никаких условий? Никакого шантажа? Я пристыженно молчала.

– Нет худа без добра, – сказал Разумовский. – Теперь ты перестанешь подозревать меня в нечестной игре?

– Прикажите мне что‑нибудь, – оживилась я. – Ментально.

– Яра, не смешно. Я никогда не делаю этого просто так. Ты же знаешь, как это противно!

– Пожалуйста. Я хочу проверить.

– Наглая девчонка, – проворчал Разумовский.

Внезапно у меня зачесалась левая ладонь. Я поскребла ее ногтями, испытывая облегчение. Да, я чувствовала силу князя.

– Убедилась? – спросил он. – Теперь ответь на мой вопрос.

– Постараюсь, – пообещала я.

– Ты жалеешь о том, что сделала?

А вот это неожиданно. Так разговор еще не закончен…

– Нет, – ответила я честно. – Я ощущала эмоции этих людей. Я понимала их намерения. Они бандиты, а Ваха – монстр. Я не хотела убивать. Если бы у меня был опыт, я смогла бы предусмотреть… То есть, я не подумала о том, что они начнут стрелять друг в друга. Но я не жалею. Я понимаю, что нарушила закон. Я не хочу никакого могущества. Но я не жалею.

Разумовский кивнул.

– Ты справишься. В гостиной сейчас закончат уборку, накроют на стол. Спокойно поешь и отдыхай. Постарайся не думать о том, что произошло. Если не получится, повторяй: я ни о чем не жалею. Если станет совсем плохо, химеры меня позовут.

– Сергей Львович…

Он обернулся, взявшись за дверную ручку.

– Что?

– Вы же не накажете Саву? Не его вина, что…

– О господи! – Разумовский возвел очи горе. – Пошли мне терпения!

И он вышел из спальни, ничего не ответив.

Глава 53

– Еще не вернулась?

– Не вернулся, – процедил Савелий, не отрываясь от очень важного занятия.

Он запихивал в рюкзак резиновые сапоги. Следовало отправить их туда раньше, сразу после консервов с тушенкой, а внутрь засунуть мыло, мочалку и прочие банные принадлежности. Но Савелий о сапогах забыл, а когда вспомнил, в рюкзаке почти не осталось места. И что, теперь его разбирать и заново укладывать⁈

– Точно. Я уже как‑то и отвык говорить о Яре, как о парне, – вздохнул Матвей.

Он привычно оседлал стул и с минуту наблюдал за мучениями Савелия.

– Не впихнется, – наконец резюмировал Матвей. – Тупо объема не хватает.

– Да знаю я! – воскликнул Савелий и пнул многострадальный рюкзак.

– Что‑то ты рано вещи собираешь, – заметил Матвей.

– У тебя есть другие предложения, как убить время? – мрачно поинтересовался Савелий. – В комнате уборку сделал. Шкаф разобрал. Полы помыл. Дважды. На стадионе не знаю сколько километров нарезал. Из тренажерки меня выгнали.

– Кто посмел?

– Инструктор. Там сегодня Бес дежурит. Сказал, что ему трупы без надобности.

Бес, он же Бесо Давидович Ниношвили, безусловно был прав. Савелий и сам понимал, что истязал себя нагрузками, вопреки здравому смыслу. Если сердце не выдержит, то никакой врач десятого уровня не поможет.

Ожидание давалось Савелию нелегко. Разумовский забрал Яру вчера утром, а сейчас уже шесть вечера, а она еще не вернулась. Собственная беспомощность бесила, как никогда.

Савелий перевернул рюкзак и вывалил его содержимое на кровать.

– Яре не предъявят обвинений, – произнес Матвей. – Дед сказал. Дядя Саша подтвердил.

Савелию Александр Иванович говорил то же самое. Но зачем Разумовский держит ее при себе? И почему так долго!

– Сава, зачем тебе тушенка? – спросил Матвей. – Насколько я помню, там хорошо кормят.

– Кормят хорошо, – согласился Савелий. – Ты же в прошлый раз в другом хозяйстве был? Не на картошке?

– Мы свеклу убирали.

– Ага, точно. Так у нас с ребятами традиция. Картошку варим, потом в нее банку тушенки добавляем. Классный перекус, когда ночной жор нападает.

– А варите в чем? – заинтересовался Матвей. – В котелке? На костре?

– В чайнике.

– Вещь, – согласился Матвей.

– Ладно, ты о сестре расскажи, – попросил Савелий. – Как она? Ты у нее был?

– Она в порядке. Дед лучших врачей подключил, оплатил лечение. Я у нее не был. Она ж ребенок, только родных пускают.

– А ты кто? – опешил Савелий. – Ты ее брат.

– Я и Яре брат. Об этом все знают? – неожиданно зло огрызнулся Матвей.

– С Ярой особый случай, – возразил он. – Она скрывает принадлежность к роду. И тебе невыгодно становиться бастардом опальных Морозовых. А с Любой что не так?

– С ее матерью, – пояснил Матвей. – Все не так с ее матерью. Она не хочет говорить дочери о старшем сыне. Да и черт с ней. Так даже лучше.

– Она тебя хоть за спасение дочери поблагодарила?

– Зачем? – Он усмехнулся. – Сказала, что я жмот. И что Люба чуть не погибла из‑за моей жадности.

– Чего⁈ – возмутился Савелий. – Надеюсь, ты объяснил ей, что Люба стала заложницей из‑за ее глупости? И что если бы не ты…

– Если бы не Яра, – перебил его Матвей. – Я ничего не сделал. Ни‑че‑го. И поэтому я ничего не стал ей объяснять.

Савелий хотел возразить, но промолчал. Если так, то и он ничего для спасения Любы не сделал. А с матерью Матвей сам разберется. Не Савелию советы давать, когда сам с родителями в ссоре.

– Ты ужинал? – спросил Матвей. – Прогуляемся в столовую?

– Можно, – согласился Савелий.

До начала занятий оставалась пара дней, и общежитие гудело, как растревоженный улей. Новички заселялись, старожилы возвращались с каникул.

Порядки в академии государственной безопасности не были такими строгими, как в военных училищах, и в отношениях между старшими и младшими обходилось без обязательных цуков. Однако любители попугать первогодок находились и здесь. Зарываться им не позволяли, но упражнение «упал – отжался» практиковалось, иногда даже с удовольствием.

Савелий в том особого вреда не видел. В конце концов, по реакции новичка на розыгрыш можно разобрать, что он за человек. Савелий, к примеру, такому шутнику втащил, не раздумывая. Но он знал, что справится, потому как драться умел. Больше его не проверяли и не разыгрывали.

А Матвей, имеющий опыт после кадетского училища, перехватил инициативу и заставил «старичка» прыгать, отжиматься и стоять в планке на спор. Курсанты потом долго подозревали, что Матвей – эспер, иначе как бы он справился с подчинением.

Вот и сейчас в общежитии уже разыгрывались знакомые сценки. Шутники отлавливали в коридорах первогодок и заставляли их «прописываться», то есть, выполнять несложные, на первый взгляд, приказы.

Савелий прошел бы мимо группы курсантов, толпящихся на лестнице, но Матвей тронул его за плечо.

– Чего? – недовольно спросил Савелий.

– Ярик, – одними губами шепнул Матвей.

Кровь ударила в голову, когда Савелий понял, что это Яра стоит на ступеньках вместе с другими первогодками. Рыжие волосы вновь коротко подстрижены, черты лица изменены, на подбородке – легкая щетина. И голос низкий, грубый.

– Я не понимаю, чего вы от меня хотите, – говорил Ярик гиганту Юре, однокурснику Савелия. – Покажи пример. Я повторю.

– Ты дурак? – раздражался Юра. – Чего тут непонятного? Встаешь на руки и идешь. Пролет вверх и пролет вниз.

– Я ногами хожу, – не сдавался Ярик. – Не понимаю, как идти руками.

– Ну, представь, как. И иди.

– У меня плохо с воображением. Я же не отказываюсь выполнять приказ. Мне нужен пример.

– Хватит тупить, – уже злился Юра.

– А, так ты не умеешь? – добил его Ярик. – Так бы и сказал.

Савелию хотелось вмешаться. Очень. Но Матвей совершенно зря держал его за запястье. Савелий, скорее, откусил бы собственный язык, чем поставил бы Яру в неловкое положение. Тут ей придется выкручиваться самой.

Зато нервы сдали у Мишки, стоявшего рядом с ней.

– Да отстаньте уже. Мы с Яриком тут первыми заселились, давно уж прописались, – заявил он.

– У кого? – не поверил Виктор, другой «проверяющий».

Юра переваривал «ты не умеешь», определенно колеблясь между тем, чтобы доказать, что умеет, и разумным отступлением. Потому что подняться и спуститься по ступенькам на руках, вниз головой, под силу акробату, но никак не верзиле, чья сила вовсе не в головокружительных кульбитах. Грубо говоря, ляпнуться на ступеньки на глазах первогодок Юре не хотелось.

– У них, – ответил Мишка, указывая на Матвея и Савелия.

– Что, правда? – оживился Юра.

– Правда, – ответил Матвей. И указал на Мишку. – Этому я осваиваться помогал.

– А этот – мой сосед, – добавил Савелий, кивая на Яру.

– Чего сразу не сказали⁈ – воскликнул Юра.

– Вы не спрашивали, – огрызнулся Ярик.

– Вот‑вот, – поддакнул Мишка.

– Салагам слово не давали, – прикрикнул на них Виктор.

– Мы уезжали, недавно вернулись, – сказал Матвей. – Не успели предупредить.

– А остальные?

На Савелия и Матвея уставились еще две пары глаз. Умоляюще.

– Остальных впервые вижу, – честно ответил Савелий. – Ребят, может, по пиву? Мы с Матвеем собрались вот… Вы с нами? Я угощаю.

Последнее было лишним. Но ему почему‑то стало жаль этих мальчишек, сусликами застывших перед старшими. Задание не просто с подвохом, оно невыполнимое. Хотя, нет. Кто‑то, наверняка, сможет. Только…

Если Ярика с Мишкой отмазали, то и этих надо. Так справедливо.

– Мы поужинать собирались, – вполголоса напомнил Матвей.

– У тебя были другие варианты? – так же тихо поинтересовался Савелий.

Когда они вышли из общежития, Виктор вдруг хлопнул себя ладонью по лбу.

– Юрка! – воскликнул он. – Я ж забыл! Нас же ждут!

– Кто? Где? – засомневался Юра.

– По дороге расскажу. Мы опаздываем! Опаздываем! Ребята, извините, с вами – в другой раз.

– Виктор всегда соображал быстрее, – прокомментировал Савелий, глядя им вслед.

– Думаешь? – спросил Матвей.

– Уверен. Ну, что? Ужинать или…

– Ужинать.

Ярик появился в столовой где‑то через четверть часа. Правда, не один, с Мишкой. Матвей махнул им рукой.

– Вы не против? – Ярик поставил на стол поднос с ужином. – Салагам можно присоединиться к… э‑э‑э…

– Сядь уже, не отсвечивай, – попросил Савелий.

Мишка устроился на последнем свободном стуле.

– Тебя долго не было, – сказал Матвей, обращаясь к Ярику.

– Все хорошо, – ответил он. – Меня не допрашивали.

– И что же ты делал… в гостях? – поинтересовался Савелий.

Мишку они не стеснялись. А он наворачивал гречку, делая вид, что его разговор не касается.

– Не поверишь. Ел и спал, – усмехнулся Ярик.

Савелий перевел взгляд на его тарелки: два салата, двойная порция гуляша, котлета с картофельным пюре.

– У всего есть своя цена, – пояснил Ярик. – Сергей Львович сказал, что к завтрашнему дню это пройдет. Матвей, как сестра?

– Лучше.

– Миша, я прошу у тебя прощения…

– Да перестань! – перебил Ярика Мишка. – Ну… Это было неожиданно, да. И неловко. Но я же не отмороженный! Мне объяснили, я все понял. И я нем, как рыба.

Ярик улыбнулся ему, и Савелий увидел перед собой Яру. Жаль, длилось это недолго, всего лишь мгновение.

– Мне сказали, по секрету… – Ярик перешел на громкий шепот. – Но разрешили поделиться с вами. В общем, мы помогли раскрыть заговор. Там готовился госпереворот. И могла случиться война. Только наше участие засекречено. Награды мы не получим.

– Да кому она нужна, эта награда, – вырвалось у Савелия. – Слава Богу, все живы. И тебя отпустили.

Матвей согласно кивнул.

– А еще у меня есть вопрос. – Ярик посерьезнел. – Между нами… что‑то изменилось?

Если до этого эмоции Яры были ровными, спокойными, то сейчас Савелий ощутил ее волнение. И даже страх.

– Не понимаю, о чем ты, – сказал Матвей. – Почему что‑то должно измениться?

– Если что и изменилось, то только то, о чем я тебе говорил, – добавил Савелий.

– Вопрос и ко мне тоже? – уточнил Миша. – Если да, то нет. Слушай, Яр, а Ленька сразу понял, кто ты, да?

– Да, Миш, сразу. – Ярик не рискнул соврать. – То есть… вы не будете меня бояться?

– Как Разумовского? – вздохнул Савелий. – Нет, Яр, не будем. Я не буду.

– Да и я не буду, – согласился с ним Матвей. – Я и князя не боюсь.

Савелий не был уверен, что может утверждать то же самое. Однако чувствовал, что и его отношение к князю меняется. Разве что ревность мешает, а так…

– Мне, вообще, пофиг, – сказал Мишка, – что ты там умеешь. Может, я тоже так могу. Эх, жаль, что Ленька отчислился… Вы точно не знаете, как его найти?

Матвей фыркнул. Савелий сделал вид, что жует котлету.

– Я постараюсь выяснить, – пообещал Ярик.

Думать о нем, как о Яре, отчего‑то получалось с трудом. Вылитый парень. Кадык. Голос. Скупые движения. И, наверное, это хорошо. Яра ненадолго уехала, оставив вместо себя брата. С Яриком проще делить комнату. Интересно, как быстро раскроют ее секрет. И раскроют ли?

– Яр, если кто‑нибудь снова начнет приставать и назовет салагой, зови меня, – сказал Савелий. – Я дам ему в глаз.

– Или меня, – добавил Матвей.

Мишка обиженно запыхтел, но ничего не сказал. Наверное, потому что был согласен с тем, что Яра, может, и молодая, и неопытная, но только не неумелая. А опыт, как известно, дело наживное.