Текст книги "Царь Голливуда"
Автор книги: Томас Уайсман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 37 страниц)
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава двенадцатаяВ кабинете Александра Сондорфа была папка с распоряжениями: «От администрации студии ассистенту мистера Хесслена». Последнее распоряжение гласило: «Не получив ответа от м-ра Хесслена на мои напоминания от 20, 21, 22 и 23 января, я еще раз подчеркиваю, что нам необходимо безотлагательно узнать решение м-ра Хесслена по вопросам, изложенным в этих документах. Я призываю вас использовать все возможности, чтобы немедленно установить местонахождение м-ра Хесслена в Европе. Нужно отправить телеграммы во все пункты маршрута его путешествия, где он может остановиться, чтобы он мог получить хотя бы одно из этих сообщений. Пожалуйста, сделайте это в первую очередь». Подписано – Сол Джессеп.
Александр вызвал мисс Пирс, секретаршу из отдела внешних сношений, и продиктовал ей ответ.
"От А. Сондорфа администратору студии.
Все ваши сообщения переданы м-ру Хесслену по телеграфу сразу же, как только я их получил. К сожалению, трудно предугадать, где остановится м-р Хесслен во время свадебного путешествия. В его телеграмме из Афин от 19 января сказано, что в этот день он отправляется в Рим, и поэтому ваши сообщения посланы ему туда…"
В это время раздался телефонный звонок. Секретарша Сола Джессепа просила м-ра Сондорфа зайти, и Александр, взяв разбухшую от переписки папку, направился в кабинет администратора студии на первый этаж.
Коридор, ведущий в кабинет, был покрыт линолеумом. На стенах в рамках висели фотографии кое-кого из кинозвезд, с которыми работал Хесслен. Кабинет администратора был устлан бежевым ковром от стены до стены. Обитый темно-коричневой кожей диванчик, несколько того же цвета кресел и большой письменный стол составляли всю мебель кабинета. На стенах висели написанные маслом портреты знаменитых кинозвезд, снимавшихся в этой студии, и огромный цветной график, на нем изображалось изменение доходов от продукции студии за пять лет. Последние три года кривая неуклонно шла вниз.
При кабинете были душ и туалет.
– А, Сондорф! – сказал Джессеп, когда вошел Александр, – вы получили мои указания?
– Именно сейчас я готовил вам ответ.
Джессеп встал. Это был крупный полнокровный мужчина с брюшком, которое он агрессивно выпячивал, как таран, готовый смести все препятствия на своем пути. Джессеп вышел из-за письменного стола. Пиджак его темно-синего чесучового костюма был расстегнут. У Джессепа была нервная привычка сучить ногами, словно он подавлял желание пойти помочиться. Когда он прохаживался по комнате малюсенькими шажками, совсем не подходящими для такого крупного мужчины, его вид приводил в недоумение: он словно собирался заняться утренней гимнастикой, так резко сгибал колени. Но ни одной из этих своих привычек он не замечал.
– Слушайте, Сондорф, – гаркнул он, – как я могу, черт возьми, руководить этой студией, если не получаю ответов на свои телеграммы? Есть у вас хоть какое-нибудь представление, где находится сейчас м-р Хесслен?
– В последней телеграмме из Каира говорилось, что он отправляется в Рим. Но, по какому маршруту, не сообщил.
– Из Каира? Вы проверили все его возможные маршруты?
– Их довольно много, особенно если учитывать страсть миссис Хесслен к путешествиям.
– Вы хотите сказать, что такой человек, как Хесслен может внезапно исчезнуть на несколько дней так, что его никто не может найти? А что слышно из Нью-Йорка? Они вошли с ним в контакт?
– Нет. Они, как и мы, получили несколько телеграмм, но получил ли м-р Хесслен что-нибудь от них, одному богу известно. М-р Хесслен может предпочесть "не получить" кое-какие сообщения. Бывает, что он не хочет, чтобы к нему приставали по пустякам. Я работал на него, когда он в прошлый раз был в свадебном путешествии по Европе. Тогда было то же самое.
– По пустякам?! – взорвался Джессеп. – У меня здесь его телеграмма… – он схватил ее со стола и стал читать: – "…Стаупитц не должен истратить ни цента сверх бюджета". Интересно, как он рассчитывает, что я не дам Стаупитцу превысить бюджет? Стаупитц не хочет даже говорить со мной, он не пускает меня на съемочную площадку, он утверждает – в его контракте оговорено, – что все его дела ведет лично м-р Хесслен.
– Знаю, – сказал Александр с сочувствием.
– Прекрасно! А мне-то что делать? У меня есть четыре фильма, которые ждут его окончательного о'кей, чтобы начать монтаж в ближайшие три недели. Если мы не сделаем этого немедленно, у нас будут простаивать павильоны, расходы взлетят, жалованье выплатят, а показывать будет нечего. И что, по его мнению, я должен делать? Вы уверены, что он понимает неотложность и необходимость конкретных решений?
– О, да!
– Так почему же он ничего не сделал?
– Он сделал. Он довел до нашего сведения, что думает о многих делах. – Александр раскрыл папку и перелистал телеграммы. – Например, 5 декабря он дал телеграмму, чтобы выразить свое восхищение новым романом "Жизнь богача на широкую ногу". Его подлинные слова – "хватайте его, если его еще не купили".
– Знаю, знаю, – устало сказал Джессеп, они хотят за него пятнадцать тысяч долларов, а по указаниям м-ра Хесслена мы можем истратить не более десяти тысяч долларов на приобретение любой литературной собственности без особого разрешения.
– Я хочу сказать, что этой телеграммой он дает добро на то, чтобы заплатить большую цену, – сказал Александр.
– Это вы говорите, – тихо ярился Джессеп, – а не он сказал. У меня нет полномочий истратить пятнадцать тысяч долларов. Есть вице-президент со своим штатом экспертов из Нью-Йорка, которые стоят у меня над Душой, а я им в ответ "приветы" и "наилучшие пожелания" из телеграмм Хесслена. Что они скажут, если я истрачу на пять тысяч больше, чем положено на приобретение литературной собственности?
– Не думаю, что м-р Хесслен рассчитывает, что его указания будут выполнены точь-в-точь. Скорее всего, это подачка небольшой группе пайщиков.
– Но м-р Хесслен настаивал, чтобы ко всем их предложениям мы относились очень внимательно. Очень внимательно! – это его подлинные слова.
Александр улыбнулся.
– По-моему, он надеется, что вы рассмотрите их и отвергнете. М-р Доналдсон не его кандидат. Вероятно, он хочет умиротворить м-ра Доналдсона, но не собирается в благодарность за его идеи уделять ему слишком много внимания.
– Это ваша личная интерпретация, Сондорф. За последние четыре года здесь было пять администраторов, которые теперь экс-администраторы, потому что они неправильно интерпретировали пожелания м-ра Хесслена.
– Я могу вам сказать только то, что я думаю, – сказал Александр.
Левая нога Джессепа исполнила нервный пируэт. Он уставился отсутствующим взглядом на портрет Засу Питс и шумно вдохнул и выдохнул, словно делал дыхательную гимнастику.
– Скажите мне что-нибудь, Сондорф, – его голос прозвучал доверительно и вопрошающе. – Давно вы знакомы с м-ром Хессленом? Три-четыре года? У вас сложилось какое-нибудь мнение о его… его… э… отношении к… исполнителям его указаний?
– Я как-то не обращал на это внимания.
– Ну ладно, – сказал он, не вполне подавив раздражение. – Из Нью-Йорка едут люди с фантастическими титулами: вице-президент по руководству производством, контролер студии по финансам, глава инспекции производства. Каждый месяц приезжает новая партия с новыми и все более фантастическими должностями! И у каждого есть собственное мнение, как надо руководить студией. Что, это их м-р Хесслен назначил руководить студией?
– А что м-р Хесслен сказал вам?
Джессеп горько рассмеялся.
– Пожелания м-ра Хесслена бывают двусмысленными. Тем не менее, когда я затронул этот вопрос, он ответил, что я являюсь руководителем и он ждет от меня управления студией. Но, видите ли, мое положение никогда не было точно определено.
– Я полагаю, он хочет, чтобы вы управляли студией, – ответил Александр.
– Да, да, – сказал Джессеп. Он был смущен, что разоткровенничался и высказал свои сомнения этому мальчишке. Поэтому сделал вид человека солидного, сознающего свою ответственность. – Надеюсь, вы понимаете, я говорил с вами конфиденциально.
– Разумеется.
– Я попрошу свою секретаршу отправить м-ру Хесслену срочное сообщение в пяти экземплярах, а если нужно, то и больше. И послать их во все места, где он может находиться. Я вообще не понимаю, почему вся корреспонденция должна проходить через вас. Думаю, напрямую будет гораздо проще.
– Мне кажется, что м-р Хесслен считает, что проще послать один пакет с инструкциями, которые я могу потом передать в соответствующие отделы, чем все время повторяться.
– Вполне возможно. Это понятно. Но, пожалуйста, попытайтесь надавить на него, Сондорф, напишите, что нам необходимы точные указания.
– Попробую.
– Будем надеяться, что эта женитьба м-ра Хесслена окажется последней. Боюсь, что я не переживу еще один его медовый месяц, – несколько иронически сказал Джессеп.
* * *
Вечером Александр пошел прогуляться по холмам над Голливудом. Он был полон решимости. Завтра, сказал он себе. Он был совершенно спокоен. Конечно, все может случиться… Он немного побаивался себя. Он больше не мечтал, как прежде, во время прогулок. Тогда он мысленно представлял, как будет вести себя в той или иной ситуации, которые родились в его воображении. Теперь это было не нужно. Он шел навстречу случаю, и… никаких размышлений. У него не было четкого плана, кроме первого хода, после которого ему следовало действовать быстро и решительно. И он знал, что может положиться на внутренний голос, который подскажет ему, как вести игру дальше, минута за минутой. Не надо ничего мысленно репетировать. Александр был Доволен, что сердце его билось так ровно. Он рано вернулся в свой номер отеля «Голливуд» и уснул глубоким сном, без сновидений.
* * *
Как всегда, Александр явился в студию в четверть десятого и мисс Пирс вручила ему почту и телеграммы от м-ра Хесслена. У себя в кабинете он выбрал из почты конверты «Вестерн Юнион» и, не распечатывая, запер их в ящике письменного стола. Уходя, он сказал мисс Пирс, что идет на съемочную площадку, но не сказал, на какую, и что его не будет все утро.
– А что, если вы потребуетесь м-ру Джессепу? – спросила она.
– Меня нет, – ответил он.
Александр неторопливо шел по коридору вдоль длинного ряда дверей, – латунные таблички сообщали имена управляющих и режиссеров. Затем прошел кабинет главного бухгалтера, миновал отдел рекламы и вышел из административного корпуса через боковую дверь с надписью "Запасный выход". Он пересек плотницкую, здороваясь на ходу с работниками, вышел к небольшой съемочной площадке и проследовал сетью узких проходов до павильона.
На высокой обитой двери висела дощечка с названием фильма: "Ночь во время праздника". Под ней записка: "Входить запрещается всем, включая работников студии, не участвующих непосредственно в съемках. Посетители без письменного разрешения лично м-ра Стаупитца не допускаются. Вальтер Стаупитц".
Александр нажал ручку и толкнул плечом тяжелую дверь. Он попал за декорацию Монте-Карло. Осторожно переступая через кабели, он очутился на ярко освещенной площадке перед казино и отелем "Де Пари". Несколько дюжин статистов, в костюмах, соответствующих модам 1905 года, стояли, ожидая указаний. Фасад и холл отеля "Де Пари" были точной копией оригинала. Перед входом в отель расположилась вереница экипажей, и несколько лошадей нетерпеливо били копытами, а кучера их успокаивали.
Александр увидел Джеймса Нельсона, одетого в белую форму капитана австрийских драгун, с лихо сдвинутой на левое ухо каской. Он совещался с Вальтером Стаупитцем – крупным мужчиной с грубым лицом пруссака, с прической офицера прусской армии: коротко остриженной макушкой и почти выбритыми висками. Стаупитц был в костюме для верховой езды – лосины, черные кожаные сапоги и рубашка с открытым воротом. В руках он держал прекрасного черного кота и нежно поглаживал его, пока давал указания Нельсону и ведущим членам съемочной группы.
– Ладно, поехали, – обратился он к ним, считая, что ясно высказал все свои требования.
– Внимание! Массовка, приготовьтесь, пожалуйста! – крикнул в мегафон ассистент режиссера. – На счет три начинайте прогуливаться. Кучера, займите места!
Стаупитц критически осмотрел съемочную площадку, чтобы удостовериться, все ли в порядке. Удовлетворенный, он кивнул ассистенту. Тот начал считать.
– Раз… два… три!
На счет "три" толпа начала двигаться. Они разговаривали, смеялись, обменивались взглядами, раскланивались…
Стаупитц скомандовал "Пошел!", первый кучер погнал своих лошадей вперед. Потом Джеймс Нельсон выбежал из вестибюля отеля и окликнул стоящий в ожидании фиакр. Как только он устремился к нему, ассистент режиссера, находившийся вне кадра, взял черного кота и подтолкнул его вперед. Кот послушно перебежал дорогу Нельсону и остановился довольно точно в обозначенном месте, между фиакром и Нельсоном. Камера, поставленная на железные рельсы, взяла крупным планом Нельсона, когда он с испуганным выражением лица наклонился, будто собирается ударить кота. В этот момент второй ассистент режиссера сдернул покрывало, которое было наброшено на клетку, где находилась свирепая на вид собака, Она тотчас угрожающе залаяла на кота. Но кот не обратил на нее, ни малейшего внимания. Через минуту Стаупитц устало сказал:
– Вырезать!
И статисты, подобно механическим солдатикам, у которых кончился завод, перестали прогуливаться, смеяться, разговаривать, обмениваться взглядами и раскланиваться. Они застыли в скучающих позах там, где они находились, как только камера перестала работать.
Это была двадцать третья попытка заставить кота ощетиниться и зашипеть, и это был шестой кот, которого пробовали снять. На репетиции у кота поднималась шерсть дыбом каждый раз, как только залает собака, но он упорно отказывался это делать во время съемки.
Другие коты либо делали это не вовремя, а выгибали спины и шипели сразу же, как только чуяли собаку, либо не останавливались в нужном месте, прятались под фиакром или удирали от камеры. Только этот кот останавливался там, где надо, но не ощетинивался! Из-за одного этого кадра съемки задерживались уже на два дня.
– Попробуем персидского кота! – воскликнул Стаупитц… и тут он увидел Александра… – Это еще что?! Я категорически запретил любому, кто не имеет отношения к моему фильму, появляться здесь! – обрушился он на Александра.
Голос Стаупитца всегда звучал так, будто он отдает команду через мегафон.
– Я не желаю терпеть у себя надутых жаб из администрации, равно как и лакеев, вынюхивающих, что я делаю! – продолжал он в ярости, ощетиниваясь, как кот, от которого он безуспешно этого требовал.
Александр продолжал спокойно приближаться к нему, но глаза его смотрели настороженно.
– Ну, что вы хотите узнать от меня?! Что вам надо?! – бушевал Стаупитц.
"Великий режиссер, – размышлял Александр, – а совершенно неспособен владеть собой. Возможно, упрямство кота взбесило его, он выходит из себя больше, чем обычно".
Александр подошел совсем близко, настолько, чтобы Стаупитц, наконец, его услышал, и, не повышая голоса, сказал:
– Я не сомневаюсь, что для таких запретов у вас есть причины, но я до сих пор не получил ответа на мои запросы.
– Я не отвечаю посыльным, – грубо оборвал его Стаупитц, – и у меня нет времени на болтовню с ними! Не угодно ли вам сейчас же покинуть студию, куда вы ворвались вопреки моим строгим приказам!
– На этот фильм вы истратили больше ста семидесяти тысяч долларов сверх бюджета, – мягко сказал Александр. – И, насколько мне известно, вы попросили костюмерную переделать четыреста шестьдесят униформ только из-за того, что гребни на касках были не совсем правильными.
– Это так.
– И что же, это было абсолютно необходимо? – сказал Александр неторопливо. – Несомненно, для крупного плана можно было переделать одну-две униформы, но в массовке, среди четырехсот шестидесяти человек, невозможно заметить какие-то незначительные неточности. Во всяком случае, среди публики вряд ли найдутся такие знатоки, которым известно точное строение гребней на касках образца 1905 года у австрийских драгун.
– Не в моих привычках давать объяснения, какими методами я работаю.
– Очень жаль, – прервал его Александр. Он говорил спокойно, конкретно, без эмоций. – Я хотел дать вам возможность самому сэкономить необходимую сумму, но так как вы не способны выполнять разумные просьбы, я отстраняю вас от этого фильма.
Стаупитц был так ошеломлен этим заявлением, что застыл с открытым ртом, он просто онемел, услышав такое. И вдруг покатился со смеху, сотрясаясь всем телом. Он хохотал громко и заразительно. Съемочная группа, которая сначала, как и Стаупитц, была ошеломлена, вслед за ним разразилась смехом. Вскоре смех заполонил все пространство. Эта внезапная оргия смеха сняла общее нервное напряжение. Хохотали актеры, статисты, осветители, студийные рабочие… Они переглядывались, словно спрашивая, – какова шутка?!
Когда бурное веселье поутихло, Александр взглянул на мостик осветителей и крикнул громко, твердым голосом:
– Экономьте электричество! Свет можно выключить!
Гримаса смеха застыла на лице Стаупитца.
– Убирайтесь вон с моей площадки, пока я не свернул вам шею! – заорал он на Александра. – Могу вас заверить, что сделаю это с большим удовольствием. Не испытывайте мое терпение, юноша!
Александр подозвал к себе ассистента режиссера.
– Боюсь, что у меня голос не такой сильный, как у мистера Стаупитца, так что будьте любезны, объявите, что я закрываю этот фильм временно. Пока распустите всех и скажите, что после полудня мы возобновим съемки. К этому времени я надеюсь найти нового режиссера.
Ассистент выдавил слабую улыбку, словно его разыгрывали, но чувство юмора покинуло его.
– Ладно, похоже, вы потеряли дар речи, – сказал Александр, – дайте мне мегафон.
Получив мегафон, Александр снова взглянул на мостик осветителей и повторил громко, строгим голосом:
– Я сказал, чтобы вы экономили электричество!
В следующее мгновение произошло одновременно несколько событий. Один из осветителей, исполняя приказ Александра, выключил дуговые лампы в своем секторе, и сразу показалось, что на съемочной площадке темно. В тот же момент Стаупитц, не в силах сдержать свой гнев, бросился на Александра, схватил его за горло, словно собираясь задушить, и начал дубасить тыльной стороной руки, подбираясь к лицу. Но как только Стаупитц бросился на Александра, один из рабочих студии прыгнул на Стаупитца, пытаясь разжать руки режиссера. Пока эти трое боролись, члены съемочной группы глазели, прикидывая, кого поддержать в этой ситуации. Но тут остальные осветители погрузили съемочную площадку в полутьму, и это произвело драматический и почти магический эффект. То, что осветители послушались приказа Александра, подняло его авторитет в глазах членов съемочной группы, и они признали право Александра командовать. А Стаупитц оказался в ложном положении из-за своего поступка. Теперь актеры и статисты дружно бросились оттаскивать Стаупитца. Трое мужчин повисли у него на спине, а Стаупитц орал на Александра:
– Я подам на вас в суд! Я уничтожу вас! А те, кто вам помогают, больше никогда не будут у меня работать!
Александр, проигнорировав его слова, обратился к мужчинам, удерживавшим Стаупитца:
– Я буду вам очень обязан, если вы проводите мистера Стаупитца из студии.
– Вы… вы!.. Кто дал вам на это право?! – ревел Стаупитц, вынужденный смириться с тем, что не может вырваться и разбить физиономию Александру. – По какому праву вы здесь распоряжаетесь?!
– По собственному праву, – сказал Александр, слегка улыбаясь.
– А кто вы такой?!
– Я человек, который отстраняет вас от этого фильма, – сказал Александр и показал визитную карточку. Он повернулся к ассистенту и дал ему указания. Ассистент взял у него мегафон и попросил тишины. На съемочной площадке воцарилось молчание, слышался только шум за павильоном, где работали плотники.
– Слушайте! Это касается всех, – провозгласил ассистент. – Съемки приостановлены только на время. Мистер Сондорф просит вас вновь собраться здесь в половине третьего. Есть надежда, что к этому времени можно будет возобновить работу. Мистер Стаупитц освобожден от своих обязанностей, и все дальнейшие распоряжения будут исходить от мистера Сондорфа.
Александр поблагодарил человека, бросившегося ему на помощь, и записал, что его зовут Фрэнки Брендано. Поблагодарил и остальных членов съемочной группы за внимание и сотрудничество. Когда он уходил со съемочной площадки, к нему подошел Джеймс Нельсон.
– Все правильно, это надо было сделать. Вы можете рассчитывать на меня, я поддержу вас, если, конечно, вы нуждаетесь в моей поддержке.
– Спасибо, м-р Нельсон, – сказал Александр, – я ее принимаю.
– Давайте как-нибудь пообедаем вместе, – предложил Джеймс Нельсон.
– С удовольствием.
– Эту прусскую сволочь надо было проучить!
– Я сожалею, что пришлось это сделать. Он великий режиссер.
– Двадцать три попытки заставить кота ощетиниться! Он спятил и всех нас довел до сумасшествия.
– А какой замечательный кадр, если бы ему удалось его сделать! – сказал Александр.
* * *
В коридоре перед своим кабинетом Александр увидел мисс Пирс, искавшую его.
– Ой, м-р Сондорф! – воскликнула она. – Вас спрашивал м-р Джессеп. Очень срочно. Он настоятельно просил вас немедленно к нему прийти.
– Сейчас я не могу увидеться с м-ром Джессепом, – ответил Александр, открывая дверь красного дерева, ведущую в кабинет м-ра Хесслена и входя внутрь.
В это время зазвонил телефон, и мисс Пирс схватила трубку.
– Это м-р Джессеп, – сказала она, – он хочет знать, вернулись ли вы.
– Хорошо, – пробормотал Александр, – соедините меня с ним.
Он подошел к большому письменному столу, обтянутому зеленой кожей, где стоял телефон образца 1905 года, латунный, с трубкой цвета слоновой кости, и снял трубку.
– Да?
– Сондорф? Черт возьми! Что там происходит? Мне только что сказали, что вы пришли на съемочную площадку и подрались со Стаупитцем…
– Джессеп, у меня сейчас нет времени разговаривать с вами. Я хотел бы, чтобы вы зашли в мой кабинет, то есть в кабинет м-ра Хесслена, сразу после ланча. Я созываю руководителей отделов на совещание в два тридцать…
На миг воцарилась напряженная тишина.
– Я полагаю, что вы получили полномочия от м-ра Хесслена на то, что вы вытворяете?..
– Когда м-р Хесслен говорит, что он хочет, чтобы что-то было сделано, – заявил Александр, – он надеется, что это когда-нибудь будет сделано.
– Послушайте, – жалобно произнес Джессеп, – я никогда не получал никаких точных указаний…
– Я многое сделал сегодня утром, – коротко и резко ответил Александр.
– Я… Я хотел бы точно знать, каково мое собственное положение, – потребовал Джессеп, плохо скрывая желание отстоять свои права. – Я имею право знать…
– М-р Хесслен, – сказал Александр, – относится с большим уважением к вашему опыту и знанию дел киностудии, и я тоже. Я хотел бы, чтобы вы остались, и, надеюсь, вы тоже этого хотите. Дайте мне знать, что вы решите.
Александр положил трубку. Он поднялся и медленно осмотрелся. В отличие от других кабинетов студии только этот был обставлен и отделан так, чтобы как можно меньше походить на офис. Первое, что бросалось в глаза, – гигантский камин с мраморной облицовкой, и хотя никто ни разу его не топил, в нем были уложены бревна, ожидающие огня. Одну стену полностью занимали книжные полки, где расположились полные собрания сочинений Диккенса, Шекспира, Бальзака, Гете, Золя и других классиков. Имена авторов и названия произведений, тисненные золотом на разноцветных кожаных корешках, выглядели эффектно. Однако при ближайшем с ними знакомстве обнаруживалось, что это были только обложки. Внутри не оказалось ни одной страницы, ни одного слова. Вся стена была фальшивой: нажатием кнопки за Дэвидом Копперфилдом стена распахивалась, превращаясь в бар с хорошим ассортиментом напитков. Другие стены были облицованы панелями красного дерева с нишами, в которых стояли бронзовые статуэтки полуобнаженных женщин, некоторые держали в руках светильники. На пьедестале в виде дорической колонны стоял бюст Гектора Обедайя Хесслена, а над каминной полкой с затейливой резьбой висел портрет м-ра Г.О. Хесслена.
На письменном столе не было бумаг, там стояла латунная чернильница, увенчанная фигуркой альбатроса, и лежал кожаный бювар с тисненными золотом инициалами Г.О.Х. В нем не было ничего, кроме меню ланча, данного по случаю 55-летия м-ра Хесслена. Остальная обстановка не представляла ничего особенного: длинный стол для совещаний, два кожаных диванчика с пуговками, прижимающими обивку, и несколько стремянок для несуществующей библиотеки. По всей вероятности, они использовались для того, чтобы доставать напитки с верхних полок.
Александр вызвал мисс Пирс и продиктовал ей несколько распоряжений. Покончив с делами, он сказал ей, чтобы его не беспокоили, что он не будет подходить к телефону и до ланча никого не хочет видеть. Как только она ушла, Александр лег на кожаный диванчик, закрыл глаза и сосредоточился на том, чтобы расслабить все тело. Теперь оставалось только ждать… ждать, пока эти новости станут всем известны. Гектор Хесслен и слышать не желал о том, что случилось за последние две недели. Александр был единственным человеком, который знал, что м-р и миссис Хесслен отправились в Центральную Африку принять участие в сафари с отстрелом крупного зверя.
