Текст книги "Царь Голливуда"
Автор книги: Томас Уайсман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 37 страниц)
Вилли, собственно говоря, не рвался исполнить свое намерение начать пошивочный бизнес, а было нечто, о чем он не сказал мистеру Эсбергеру, излагая свои перспективы на будущее в той знаменательной встрече с глазу на глаз. С первой же встречи с мистером Эсбергером изумительная проницательность Вилли шепнула ему, что человек, решивший жениться на Саре, вполне может получить от папаши кругленькую сумму, ибо невозможно было не заметить, что деликатесная лавочка процветает. Учитывал Вилли и то, что папаша Эсбергер был замечательно экономен, не разбрасывал денег зря и не вкладывал их в то, что считал делом рискованным; к тому же и здоровье его не было особенно хорошим, так что, возможно, он не долго и протянет. Как выяснилось в дальнейшем, Вилли ошибся только в последнем. Все же остальное получило подтверждение в жизни, в большей или меньшей степени. Пока же Вилли не заглядывал слишком далеко, а просто установил курс ближайших действий. Со времени его успешного предприятия с зонтиками он постоянно находился в готовности, высматривая, не подвернется ли где еще какое выгодное дело. Он знал, что портновский бизнес в должной мере обеспечил бы его вполне приемлемой жизнью, и он даже, начав с маленькой мастерской, мог в конце концов основать на ее базе процветающий пошивочный концерн. Но Вилли не вдохновлялся портновским делом, он давно пришел к выводу, что портновский бизнес – не путь к процветанию, во всяком случае, не такой путь к процветанию, какого хотел для себя Вилли. Из наблюдений на фирме «Германн Глэнц и сыновья» он узнал, что прибыль, хотя и вполне солидная, все же не была слишком большой; множество людей занято в мануфактуре, и всем им надо платить немалое жалованье; кроме того, у Глэнца было заведено, что его работницы могут ежегодно покупать себе некоторое количество одежды по сниженным ценам. Короче говоря, накладных расходов в этом бизнесе было предостаточно. Но не было в этом бизнесе того, что так нравилось Вилли, – не было внезапного (хотя и в какой-то мере подготовленного) прироста спроса, как это было в случае с зонтиками, а была только скучная конкуренция с родственными фирмами из-за того спроса, который обычно существовал. Нечто, относительно чего Вилли и находился в постоянной боевой готовности, могло бы принести быструю прибыль в несколько сотен с цента. И вот с чем он это связывал. Он был убежден, что большие деньги можно сделать вокруг нескольких новинок века, о которых он постоянно слышал, – телефон, лампы электрического света, автомобили, аэропланы, кинетоскоп, беспроволочный телеграф. Люди посмеивались при упоминании всех этих новинок, ведь и в самом деле это были, скорее, вещи поэтические и фантастические, и часто, беседуя с Сарой Эсбергер в пору ухаживания, он в несколько напыщенном тоне говорил ей о всем том новом, что начинает входить в жизнь человечества, и скоро, не пройдет и нескольких десятков лет, совершенно изменит ее. Самые обыкновенные люди, говорил он в моменты таких поэтических бесед, смогут разговаривать друг с другом через огромные расстояния с помощью устройства, называемого телефоном. Огромные воздушные корабли, построенные людьми, станут переносить людей по воздуху через весь Американский континент. Но хорошо было все это говорить и расхваливать девушке во время ухаживания и совсем другое убеждать твердолобого бизнесмена, пусть это даже будет мистер Эсбергер, что какой-то юный закройщик из фирмы «Германн Глэнц и сыновья» собирается сделать серьезную ставку на что-то из области научной утопии. Потому-то Вилли, хотя он и мог говорить о новинках века весьма возвышенно и красиво, помалкивал о своих намерениях, не советовался ни с кем, а просто строил свои, вполне конкретные практические планы. Если же мистер Эсбергер узнает раньше времени, на что решил пустить Вилли полученные им к свадьбе четыреста долларов, он может просто не согласиться с этим и денег не дать, он может фактически и вообще изменить свое мнение о Вилли и не считать его больше подходящей кандидатурой для того, чтобы занять место зятя.
Было в то время одно местечко на Четырнадцатой улице под названием "Автомат", и Билли, еще до своего знакомства с Сарой Эсбергер, частенько захаживал туда, стоило лишь у него появиться свободному времени. Это было одно из развлекательных заведений, что начинали процветать в Нью-Йорке. "Автомат" содержал в себе все новые выдумки и изобретения, обычные для таких заведений: мешки, по которым ударяли кулаком, чтобы узнать свою силу; фонографы; автоматы для определения вашего веса; машины, выкидывающие жевательные резинки; кинетоскопы, демонстрирующие движущиеся картинки, – словом, все, что помогает клиентам освободить свои карманы от мелочи. Это заведение весьма нравилось Вилли, но не потому, что ему важно было измерить силу своего кулака, определить вес или посмотреть в щелочку кинетоскопа на завлекательные картинки, – вовсе нет; больше всего ему было интересно наблюдать за всем тем, что происходило в полуподвальном зале "Автомата", где находилось одно из самых захватывающих и впечатляющих зрелищ, какие он когда-либо видел. И зрелище это к тому же было весьма поучительно. Здесь, в полуподвале, была смонтирована миниатюрная железная дорога, по рельсам которой бегал открытый вагончик: когда он останавливался у маленькой станции, в него из специального устройства ссыпались никели [7]7
Никель – монета достоинством в 5 центов.
[Закрыть], и вагончик продолжал свой путь, неутомимо бегая по круговой колее, а когда он достаточно заполнялся, то переходил на другие рельсы, делал поворот к дальней стороне подвала и сбрасывал свой груз в специальный бункерчик. Это был не простой бизнес, не тот бизнес, который просто делает деньги, это был бизнес, который делает деньги на том, что дает посмотреть, как делают деньги, и свечение всех этих падающих никелей, дождем ссыпающихся в бункер, а оттуда – в воображении зрителей – в их собственные карманы, заставлял зрителей еще раз слазить в карман за кормом для юркого вагончика. Такой бизнес глубоко волновал и восхищал Вилли. Разве это похоже на портновское дело? Нет, здесь не было пота, не было огромного штата, которому надо платить, – здесь все делали забавные механизмы, и делали это играючи. Посетители входили, бросали свои монетки в щели, маленькие железнодорожные вагончики собирали их и очищали карманы посетителей. Только один человек обслуживал машины, присматривал за их исправностью, а так как служитель был один, то и возможности для злоупотребления со стороны персонала были сведены к минимуму. А у владельца этого заведения была только одна забота: пару раз в неделю забрать кучу никелей и положить их в банк. Вилли такой способ деланья денег казался прямо-таки научным. И – воистину современным.
Когда Вилли наносил визиты в "Автомат", несколько и его пятицентовиков нашли свою дорожку в карман владельца этого заведения, но больше всего времени тратил он на исследовательские наблюдения, на разговоры с постоянными клиентами, на размышления, приводящие его к определенным выводам. Эти люди не знали, что им с собой делать по окончании рабочего дня, вот что он обнаружил. Рабочий человек получает слишком мало для того, чтобы повести семью на представление водевиля. Он только и может, что взять пару-тройку кружек пива в салуне, а позднее, ближе к ночи, доходило и до более крепких напитков, уж таков этот вид развлечения. А так как в большинстве своем это все был человек женатый, то жена его, вероятно, неодобрительно относилась к такой форме отдыха, особенно в тех случаях, если муж напрочь исключал жену из подобных видов отдыха. По своему жизненному опыту и благодаря наблюдениям, Вилли знал, что пустое это дело пытаться наполнить пустые дома, если ты предпочитаешь бездельничать после рабочего дня; он все знал о той тяжелой усталости, которая накатывает с сумерками и заставляет тщетно стремиться к волнению и приключению. Некоторые молодые люди, вроде Эда Сейлера, имели свои специальные способы провождения времени, но большинство были такие, как Вилли, – с постоянной усталостью в конце рабочего дня. Вообще это было величайшее в его жизни открытие, когда он в миг озарения понял, что он был как большинство людей; а великой эту мысль он считал потому, что сделал из нее хороший вывод; раз он принадлежит к большинству, то, значит, то, чего он хочет, и то, что ему нравится, так же необходимо и желанно для большинства. Единственное, что отличало все-таки его от большинства, говорил он себе, это то, что он обладает энергией, решимостью и готовностью эксплуатировать новинки века. Подобные мысли занимали его несколько лет. И все эти годы он выжидал момента, когда сможет воплотить свои замыслы в действия. В течение этих выжидательных лет он внимательно наблюдал и многое примечал; например, приливы и отливы доходов в увеселительных заведениях; дождливый, например, день наполнял залы бурлеск-шоу до отказа, чего нельзя было сказать о ясных звездных и лунных вечерах; и еще, всякая новая мания (вроде танца Саломеи), внезапно вспыхивая и взлетая, принося известность своим исполнителям и обильную прибыль учредителям, как правило, навлекала на себя ярость полуофициальных общественных деятелей и охотников за скандалами, и вот отрасль, процветшая на время, так же внезапно умирала под аккомпанемент улюлюканий и насмешек и под ропот возмущенной, морально уязвленной публики. Как холостяк, изголодавшийся по необходимым половым контактам, бегал Вилли в "Автомат", наслаждаясь этими новыми развлечениями и сожалея, что мораль крестоносцев (как он называл про себя христиан) всегда пыталась уничтожить их; но как человеку, стремящемуся к бизнесу, ему казалось, что зрелище, которым люди могут себя развлечь, более того, развлечь и своих жен и детей, принесет в конечном счете больше пользы, чем может быть пользы от той незначительной суммы, которую человек, никогда не развлекавший себя и семью, скопит под старость.
Эти и подобные размышления убедили Вилли, что свой первый большой бизнес он рискнет начать, открыв такой или похожий пенсовый зальчик для развлечений: он сделал все необходимые предварительные запросы о найме машин и о сдаваемых в аренду подходящих помещениях. Недели он потратил, жонглируя цифрами, сводя цены к абсолютному минимуму, но, как ни крути, по самому скромному счету для начала ему нужно никак не меньше тысячи долларов. Он же имел только шестьсот и, следовательно, ему не хватало еще четырехсот долларов.
Вскоре после знаменательной беседы с глазу на глаз с мистером Эсбергером, Вилли сделал официальное предложение Саре, и была назначена дата свадьбы – через три месяца. На следующий день, в те полчаса, что предназначались для ланча, Вилли нанес один из своих периодических визитов мистеру Брейли, в местную контору недвижимости "Брейли и Бергенсон".
– Удачно, что вы зашли повидаться со мной сегодня, – сказал мистер Брейли, – я только что получил информацию о помещении, которое, полагаю, вам стоит посмотреть. Да и цена, которую за него запрашивают, вполне может вас устроить.
– Могу ли я спросить, какую цену они хотят?
– Не хочу вводить вас в заблуждение, это все еще нуждается в уточнении. Но для той цели, которую вы себе наметили, помещение в самый раз. Как только я увидел его, я сразу сказал себе: это как раз то, что ищет мистер Сейерман. Пара стен внутри разборные, можно расписать их красками, потом вы укрепляете их в том месте, где вам хочется, а надоест – переставите по-другому, и вы имеете дворец для развлечений.
– Где же именно находится это помещение?
– Только повернуть за угол. Несколько кварталов отсюда – на Рейбурн-стрит.
– Но Рейбурн-стрит считается трущобной улицей.
– Что вы хотите? Вы хотите обосноваться на Лонгакр-сквэе?
– Ну хорошо… Так сколько они запрашивают?
– Я скажу вам кое-что, мистер Сейерман. Эта собственность принадлежит человеку, владеющему массой недвижимости, и он не имеет никакой нужды беспокоиться о столь незначительном зале. Он готов отдать его такому предприимчивому парню, как вы, за сущие пустяки.
Пока мистер Брейли все это говорил, он внимательно изучал Вилли, прикидывая его финансовые возможности на манер ростовщика, оценивающего стоимость принесенного ему в заклад предмета.
– Восемьсот долларов вы заплатите за двухгодичный найм, – сказал он наконец.
– Восемьсот долларов? Не многовато ли для такой местности?
– Многовато? Эта сумма включает в себя одногодичную арендную плату авансом. Слушайте, место будет сказочно рентабельно! А вы хотите потерять его из-за того, что жалеете пары сотен? Посмотрите-ка сами это помещение, тогда скажете. Я пойду с вами.
– Да, мистер Брейли, не мешало бы взглянуть на него, – задумчиво согласился Вилли.
Владение под номером 14 на Рейбурн-стрит имело не очень-то свежий вид, занято оно было парикмахерской и татуировщиком по имени Чарли Гофф. Главная витрина разбита и заколочена досками, вывеска, висящая над входом, гласила: "Бритье 5 центов; стрижка 10 центов". Ниже висела маленькая вывеска, извещавшая: "Татуировка, нижний этаж". И на каждой стеклянной панели входной двери было по примитивному изображению человеческого глаза, а ниже слова: "Черные Глаза Сделаем Натурально". Внизу корявыми буквами приписка: "Чарли Гофф, мастер-татуировщик. Все виды работ 20 центов. Входите".
Рейбурн-стрит выглядела мрачновато. Неподалеку от Чарли Гоффа располагалась лавка старьевщика, все вокруг загромоздившая и обезобразившая своим хламом, сквозь который пробирались по узкому проходу. Содержимое лавки, переполняя ее, вывалилось на улицу, на тротуар, поражая разнообразием предметов, – рамы от картин, латунные кровати, тазы и кувшины, неожиданное чучело лосиной головы, резные дубовые стулья, на которых тоже стояли предметы, керосиновая лампа, например, большой медный поднос, загроможденный всякой мелочью, и возвышающийся надо всем довольно изящной формы самовар; тут же припали к стене замурзанные и щербатые мраморные плиты, старинные рукомойники, мясницкие колоды. По другую сторону от Чарли Гоффа располагался ночлежный дом, взимавший за ночлег 30 центов, а дальше галантерейная лавочка, торгующая пуговицами и детскими товарами, еще дальше находился ресторанчик, решительно сообщавший нечто о своем меню: "Бобовый суп – 5 центов".
Вилли знал эту улицу; здесь был салун, возле которого вечно околачивались проститутки, а немного дальше, за перекрестком, располагалось известное заведение Толстушки Анны. Одним словом, это была не очень здоровая улица. Но Вилли понимал, что именно здесь и можно сделать хороший бизнес; он прикинул, что и люди, коротающие ночь в ночлежке или возле Толстушки Анны, и те, что ждут, когда в аптеке на углу им приготовят по рецепту нужное лекарство, и те, что выходят из салунов, – все это его потенциальные клиенты. В посетителях лавки старьевщика и покупателях детских товаров он не был уверен, но все же место прекрасное, а главное, недалеко от магистрали, и многоквартирных домов здесь хватает, а в них живет немало любопытных и желающих убить свое время.
– Мистер Сейерман, вы только посмотрите на этот фасад, – сказал мистер Брейли. – Тридцать футов [8]8
Один фут – 30,48 см.
[Закрыть], не меньше. Прямо специально для вашей будущей световой рекламы, о которой вы мечтаете. Советую вам только купить на окна зеркальные стекла, хоть оно и дороговато выходит, но послушайте меня, сделайте так, и потом сами скажете спасибо.
Лицо Вилли приняло довольно раздумчивое выражение; он помнил, что все время должен быть начеку, чтобы не сказать лишнего, не выдать своего истинного отношения к месту.
– Давайте войдем внутрь и все осмотрим, – сказал он.
Мистер Брейли отпер висячий замок и открыл дверь, ведущую в большое помещение, будущий зал развлечений. Подстригальщик с татуировщиком уже устранили свое снаряжение и всякий хлам, и место выглядело удручающе пусто. Тут же была довольно большая комната, служившая раньше парикмахеру чем-то вроде лавочки, за ней находилась комната поменьше, которую Чарли Гофф приспособил под свои трапезы и даже – послеобеденный сон, если бизнес шел из рук вон плохо. Отсюда в подвал вела винтовая лестница. Сам же подвал, когда-то тоже занимаемый татуировщиком, был довольно поместителен, сух и не так темен, и Вилли подумал, ощутив прилив радости, что тут можно устроить превосходное жилое помещение; в задней комнате наверху имелась железная печка, а в передней – бывшей парикмахерской лавочке – сохранилась система водоснабжения. Если он возьмет это помещение, отпадет нужда платить еще и за жилье.
– Да, хоть местность и не из престижных, ну, ничего, – сказал Вилли, когда они вышли на улицу. – Ничего. Хорошенько все тут устроить, и – ничего. Как-нибудь…
– Да что вы! Я вам говорю, для такого предприимчивого человека, как вы, если он возьмет это помещение оно окажется просто золотоносной жилой. А вы говорите!
– Вот что я скажу вам, мистер Брейли, – продолжал Вилли, я не хочу торговаться. Сдача внаем практически ничего не стоит в этом случае. Позвольте сказать, я решил потратиться, пусть это место будет за мной. Но вы видите, какие тут предстоят расходы, чтобы привести его в порядок? Я скажу вам так: я заплачу шестьсот долларов годовой арендной платы и подпишу арендную плату на другой год с последующей выплатой.
– Мистер Сейерман, я буду с вами откровенен, я думаю, что мой клиент может получить и лучшее предложение, а я ведь должен действовать исключительно в его интересах, я, конечно, могу посоветовать ему принять ваше предложение, но единственное, что может заставить меня приступить к уговорам клиента, это то, что нам удастся уладить все дело через двадцать четыре часа. Это единственное, что может показаться ему привлекательным, поскольку он не хочет снова и снова утомлять себя долгими переговорами.
Вилли быстро думал. Потом он достаточно твердо сказал:
– Двадцать четыре часа – невозможно. Но сорок восемь часов – это другое дело. За сорок восемь часов, мистер Брейли, я достану деньги и мы все уладим, если, конечно, вы пообещаете подождать эти сорок восемь часов.
– Сорок восемь часов… Значит, в среду, в двадцать часов тридцать минут вы придете ко мне в офис с шестьюстами долларами, а я подготовлю все необходимые бумаги, и место, мистер Сейерман, будет ваше.
В этот же вечер Вилли пошел провожать Сару Эсбергер домой. Он пребывал в молчании, прерываемом лишь неясным ворчанием, издаваемым им в ответ на всякую всячину, сообщаемую девушкой.
– Ах вот что! В плохом настроении? – сказала Сара. – Мой Вилли сегодня в плохом настроении. А что так расстроило моего Вилли?
– Сара, – заговорил Вилли, стараясь быть как можно более убедительным. – Есть нечто, чего я не хотел бы обсуждать с тобой.
– Но мы теперь помолвлены, мы ведь собираемся пожениться, так какие же у нас могут быть друг от друга секреты?
– Ну ладно, хорошо, я скажу тебе, но это с моей стороны жестоко, говорить с тобой об этом. – Он умолк, но тотчас, будто что-то взорвалось в нем, выпалил: – Это все ожидание, Сара, ожидание! Я все жду и жду, когда же мы наконец поженимся. Ты не представляешь, как мне тяжело ждать. Что ты думаешь, я каменный? Я вижу тебя каждый день и все время, Сара, думаю о тебе. Я так больше не могу, я хочу, чтобы мы скорее поженились.
Внезапно он остановился посреди тротуара и, к ее величайшему удивлению – ибо он никогда не позволял себе ничего подобного, да еще при публике, – обнял ее и страстно поцеловал.
– Вилли! – протестующе выдохнула она, когда он отпустил ее.
– Прости, я не мог удержаться, – сказал он довольно вызывающе. – Человек не может скрыть своих чувств. Сара, разве я виноват, что судьба наделила меня такой страстной натурой? Это грех, что я люблю женщину, которая будет моей женой? Сара, дорогая моя, ты знаешь, я не попрошу тебя ни о чем, что противоречит твоим правилам, потому что я уважаю твои правила и уважаю тебя, но ты должна понимать, что человек нетерпелив в любви. Весьма, Сара. И человеку очень трудно ждать три долгих месяца.
Она взглянула на него обиженно и одновременно кокетливо.
– Ты должен учиться быть терпеливым, Вилли.
– Но тогда, Сара, может, нам лучше не видеться пока так часто до свадьбы, потому что для меня это пытка. Скоро я просто заболею. Я уже потерял сон.
– О Вилли, Вилли! – воскликнула она.
Мистер Эсбергер прекрасно понимал желание Вилли поскорее жениться, понимал его нетерпение, но он полагал, что слишком уж торопиться не совсем прилично. Это наверняка все воспримут, как нетерпение Сары, как ее желание поскорее выскочить замуж. Но с другой стороны, возможно, и три месяца ждать необязательно. Тем более что Вилли прямо заговорил о второй причине своего нетерпения. Он сказал, что в тот день осматривал помещение, и оно оказалось не просто хорошим, а идеальным – для пошивочного бизнеса, да к тому же там они с Сарой могли и сами жить, не снимая специально жилья. Это великая удача, второй раз такая удача может посетить не скоро. И все дело в том, что ответ необходимо дать через сорок восемь часов. И сразу внести деньги. Нужно внести девятьсот долларов, а у него только шестьсот. Мистер Эсбергер выразил желание тоже осмотреть помещение, но Вилли сказал, что сначала хочет привести все в порядок и уже только после этого показать Саре и своему будущему тестю. Правда, он подробно рассказал о своем будущем приобретении, обрисовав все подробности.
– Ну что ж, – задумчиво проговорил мистер Эсбергер, – это, правда, не совсем то, что я назвал бы добротным домом старой выделки, но ты, Вилли, взялся начать дело, и, как я вижу, взялся горячо. Думаю, что ты сумеешь сделать свой бизнес. Цена приемлема, и, как ты говоришь, там имеется и жилье для будущей твоей семьи. Так я скажу тебе, что я сделаю. Я дам тебе четыреста долларов прямо теперь, не дожидаясь свадьбы, чтобы ты мог совершить эту сделку. Ну а затем вы поженитесь. Полагаю, что три месяца вам с Сарой ждать не обязательно. Достаточно будет и одного.
В этот момент Вилли страстно поверил в Бога и в то, что Он, Бог, на его стороне.
* * *
Великое дело было сделано за те четыре недели, что оставались до свадьбы. У Вилли была идея соединить свадьбу с торжественным открытием его «Галереи развлечений». Папаша Эсбергер был уважаемым членом местной еврейской общины; его друзья и постоянные клиенты (включая нескольких членов городского управления), видные деятели торговой палаты, юристы, врачи, владельцы лавок и магазинов, бизнесмены, религиозные лидеры и даже редактор местной газеты – все они приглашались на торжество. За двадцать три года, что папаша Эсбергер держал свою деликатесную торговлю, он завел великое множество друзей, и свадьба его дочери обещала стать видным событием для его окружения. Одним из пунктов серьезных обсуждений был вопрос, кого приглашать – полицейского комиссара или мэра Нью-Йорка? Ну а для Вилли это было удобным случаем, которого упустить никак нельзя. Что может быть лучше для знакомства местных властей с фактом его нарождающегося дела? Как еще он мог собрать столько замечательных людей в свою «Галерею развлечений»?
В среду Вилли явился в офис фирмы "Брейли и Бергенсон" с суммой в шестьсот долларов. Через полчаса он положил бумага, говорящие о новом приобретении, в свой карман; еще через час он подал Герману Глэнцу заявление об уходе и покинул здание, унося с собой восхитительные и приятные воспоминания о недолгом времени пребывания там служащим, хотя время, проведенное там, не было еще временем, когда он мог бы назвать себя человеком бизнеса и владельцем собственности. И вот новоиспеченный собственник прогуливался по улице. Вот он, сам не зная почему, остановился возле витрины со шляпами, постоял, посмотрел и вошел в лавочку. Там он купил себе коричневый котелок. Новомодная шляпа была ему к лицу; подумав, что остальная одежда слегка потрепана, он не смутился, а, напротив, почувствовал себя этаким несколько небрежно-развязным, почти залихватским пешеходом. Неспешно прогуливаясь, он практиковался в улыбках собственника – это были теплые, дружелюбные, вежливые, но не раболепные улыбки; вежливо, добросердечно, но только не раболепно. Он репетировал улыбки, которые пристало иметь независимому человеку, игнорируя насмешки праздношатающихся парней, пытаясь придать лицу оттенок отчужденности. Это было не просто – искоренить многолетние подобострастные повадки. Он должен перестать стараться сразу понравиться людям; собственник совсем не то, что человек зарплаты, он не должен раболепствовать, с кем бы он ни разговаривал. Скорее всего, он должен выглядеть несколько несговорчивым и тем утвердить себя.
