Текст книги "Царь Голливуда"
Автор книги: Томас Уайсман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)
Когда Джанет ушла приводить себя в порядок, он набрал телефонный номер:
– О, алло! Простите, могу я попросить мистера Нельсона? Если он есть. Да-да?.. Ну, это срочно. Льюис Шолт. Да уж, он должен… Шолт! Шо-олт… – После этого он с нетерпением ждал минут пять. Затем: – Алло? Алло? Алло, Льюис! Льюис Шолт. Алло, мистер Нельсон? Нет… не кладите трубку, вы должны меня помнить, мистер Нельсон. Льюис Шолт, агент. Уверен, вы меня помните, мистер Нельсон… У нас с вами был долгий разговор, помните? У Кокосовой рощи? Вы еще сказали, чтобы я позвонил через какое-то время… Что я хочу? Вы помните, мы с вами обсуждали… Ах, не помните?.. Ну хорошо, я буду краток… – он понизил свой голос, поглядывая на дверь, закрытую Джанет неплотно. – Знаете, Джейми, здесь у меня одна цыпочка, я от нее и звоню, и я сказал ей, что знаю вас и… да, и что вы даете прием сегодня вечером, вот я и подумал, не привести ли ее туда… в память о нашей беседе возле Кокосовой рощи… Да, потрясающе выглядит… Блондинка… Восемнадцать… – Льюис Шолт издал слегка конфузливый смешок. – Ну, Джейми, как я тут могу гарантировать, это уж от вас зависит… Хотя я не думаю, что у вас будут трудности. Ну, я не стал бы отнимать у вас время, если бы не был достаточно уверен… О, определенно… Да, да. О, мы будем где-то в районе часа… В два? Прекрасно. Великолепно. До встречи, Джейми. О, и кстати хорошенько поговорим с вами опять. Пока, Джейми.
С удовлетворенным, но слегка озабоченным видом Льюис Шолт вышел в коридор и подошел к двери в ванную:
– Ну, детка, все улажено. Я только что говорил с Джейми, и он заверил меня, что будет рад моему приходу с прелестной девушкой.
Перед самым выходом он сказал:
– Только одно, бэби. Позвольте мне быть откровенным. Я должен это сказать. Прием приемом, там может всякое случиться: если парень позволит себе немного дерзости… Так вы уж не бегите с дикими криками к дверям, вопя: мамочка, мамочка! Ну, что молчите? Потому что если вы опять собираетесь вести себя так, то лучше уж сразу оставайтесь дома; мне, по крайней мере, не придется за вас краснеть и выслушивать всякие гадости.
– Может, я чего-то не поняла?.. Какого сорта этот прием?
– Ну, бэби, я не знаю. Откуда мне знать?
Она пожала плечами.
– Не беспокойтесь, Льюис. Тогда все так вышло потому, что мне не нравится Вилли Сейерман, но это не значит, что я вообще против мужчин. Лучше скажите мне, как я выгляжу?
– Просто сказочно!
Она улыбнулась, кокетливо и очень женственно повела плечами, в последний раз оглядываясь на зеркало.
– Ну, так идемте! Там я встречусь с Джеймсом Нельсоном! Даже не верится.
* * *
Подъездная дорога казалась очень длинной и темной; выглянув, она увидела странные высокие очертания, темнеющие на фоне неба: купола и шпили. Дворецкий впустил их в слегка мрачноватый холл и просил обождать. Но ни звука, говорившего бы о том, что в доме большой прием, сюда не доносилось. Тишина ничем не нарушалась, так что они даже заговорили шепотом, будто они в музее. Джанет вспомнила виденную на журнальных фотографиях главную ванную Джеймса Нельсона. Сама ванна была огромна и с четырех сторон поддерживалась дельфинами, но главное, что ей понравилось из вычитанного в журналах, что вода подавалась в ванную прямо из океана, чистейшая морская вода. Еще, помнится, она читала, что у него был вольер для редких птиц и крикетное поле, где члены английской колонии играли в крикет каждую субботу. Или это было у Роналда Колмэна? Она встала, посмотрела на себя в затемненное зеркало и решила, что выглядит вполне сногсшибательно. В розовом вечернем платье, расшитом узорами из серебристого бисера, с кружевной отделкой на спине, углом обрамлявшей пространство открытого тела, сужаясь к талии и слегка расширяясь к плечам, – она казалась воздушной. «Я прекрасно выгляжу», – думала она, и это успокаивало взвинченные нервы. На левом плече приколота большая роза, лежащая на листке. Несколько ниток темных бус свисало от шеи ниже талии.
– Ну как? Я в порядке? – шепотом спросила она Шолта.
– Великолепно, бэби. Вы смотритесь просто великолепно.
Прошло минут двадцать прежде чем появился Джеймс Нельсон. Он оказался гораздо меньше ростом, чем она себе представляла, он был меньше шести футов. И вообще, мало походил на самого себя в этом вечернем костюме, – она всегда видела его в костюмах киногероев.
– Страшно виноват, но я ожидал вас раньше…
Услышав голос своего кумира, Джанет не поверила ушам. Она в замешательстве посмотрела на Льюиса Шолта.
– Боюсь, что мы уже отобедали…
– Я думала, это прием, – сказала она.
– Да, – улыбнулся хозяин дома. – Званый обед. Но боюсь, что вы уже никого не застали…
Голос! Она была просто потрясена; это совсем не его голос, не тот голос, которым он говорил в кинофильмах; этот голос даже не подходил к его внешности, не связывался с его мужественным обликом. Голос совершенно не совпадал с этой многогранной экранной личностью. Он был тонкий, высокий, какой-то петушиный и с ужасным английским произношением… Сильнейший акцент. Да! Ведь где-то она читала, что родом он действительно чуть ли не из Литвы.
– Весьма огорчен, вероятно, произошла путаница, – сказал он. – Возможно, мистер… мистер… Льюис?.. Льюис, вы приведете эту очаровательную юную леди в другой вечер?..
От мысли, что он просто хочет отделаться от них, Джанет покраснела.
– Если… если вы, – продолжал Нельсон, – не возражаете, можете присоединиться к нашей небольшой компании, мы тут решили немного поиграть в покер. Но только, если вы сами пожелаете… Вы играете в покер?
– Ну, у вас тут слишком большие ставки, Джейми, – сказал Шолт, – я бы не рискнул с вами играть…
– Виноват, что ж делать?..
– Ну, в другой раз, может, Джейми? Мы заглянем в другой раз.
– Да, в самом деле. Я приглашаю вас обоих. И весьма, весьма рад был познакомиться с…
– Джанет Деррингер, – подсказал Льюис Шолт.
– Да. Если вы захотите остаться ненадолго, то добро пожаловать.
Джанет чувствовала глубокое разочарование; это было так унизительно – собираться, волноваться, все эти приготовления, одеваться, ехать, и все затем, чтобы получить от ворот поворот. Теперь, когда она уже здесь и ей так хочется хорошенько выпить…
– Я бы не раздумывая осталась, – сказала она.
– В таком случае, бэби, – сказал Шолт, – вы оставайтесь. Ну а мне опасно играть в покер. Если я сяду играть, то рискую остаться в одной рубашке. Но вы оставайтесь, бэби. Джейми присмотрит, чтобы вы благополучно добрались, до дому.
– Да, Конечно, мой шофер доставит вас домой, как только вы захотите, – сказал Джеймс Нельсон. – Итак, вы остаетесь?
Она была сконфужена; когда она заявила, что хочет остаться, она, естественно, думала, что Шолт останется тоже, и вот теперь она не знала, как ей поделикатней отказаться от своих слов; ей не хотелось показаться грубой, да и остаться, честно говоря, ей хотелось. Она же так давно мечтала познакомиться с Джеймсом Нельсоном!
– Ну, хорошо, – решилась она, – я остаюсь.
– До встречи, Джейми, – раскланялся Шолт и повернулся к Джанет: – Пока, бэби, всего хорошего.
Джеймс Нельсон взял ее за руку и повел в "игорный притон", как он это назвал, где пятеро мужчин сидели вокруг карточного стола, причем двое из них – без пиджаков, а рядом с каждым стоял стакан с выпивкой; сигарный смог заставил ее закашляться. Когда все мужчины при ее появлении встали, она увидела, что один из них – Вилли Сейерман. Хозяину, представлявшему ее своим гостям, когда очередь дошла до него, Сейерман сказал:
– Да мы уж знакомы.
– Ах вы, хитрая лисица! – усмехнулся Джеймс Нельсон.
Он придвинул девушке стул и дал знак камердинеру, чтобы девушке принесли выпивку. В течение следующего часа никто не заговорил с ней. Находиться здесь ей было очень трудно. Камердинер периодически пополнял стаканы игроков и ее стакан тоже; другой ливрейный обносил всех сигарами взамен только что выкуренных; Деньги – огромные количества денег – переходили из рук в руки. Каждый из игроков был полностью погружен в игру, которой она не понимала и правил которой никто не спешил ей объяснить. Она приходила во все большее смущение, ибо видела, что они не собираются заканчивать игру, не намечается даже и перерыва, а наоборот, они все более увлекаются игрой, совсем не чувствуют себя обязанными уделять хоть какое-то внимание ее персоне. Единственное, что ей оставалось в подобной ситуации делать, это изображать, что она весьма заинтересована ходом игры, а потому не нуждается в том, чтобы ее развлекали. Прошел час, потом еще полчаса а к ней так никто и не обратился, и она поняла, что может, таким образом, проторчать тут всю ночь. Сигарный дым разъедал глаза. Она закашлялась и, наконец, сказала:
– Ну, мне пора домой. Спасибо, было очень интересно.
– О, я так огорчен, что вы уже покидаете нас, – сказал Джеймс Нельсон. – Я распоряжусь, чтобы Хенк вас отвез.
В это время Сейерман встал, потянулся, взял свою погасшую сигару и сказал:
– Джейми, у меня сегодня еще один визит. А завтра утром рано вставать.
У него были свои причины остаться здесь еще, но он заявил, что сильно устал.
– Ну хорошо, Вилли, – сказал Джеймс Нельсон, – раз вы едете, так, может, довезете мисс Деррингер до дома?
– Буду рад. С большим удовольствием.
В машине он сидел спокойно, говорил очень мало не делал никаких предложений или попыток обнять ее окно с его стороны было полуоткрыто, и он с видимым удовольствием дышал свежим ночным воздухом. Когда машина остановилась у ее дома, он сказал:
– У меня дико болит живот. Не найдется ли у вас случайно немного соды? Или сельтерской?
– Кажется, есть.
– Буду вам весьма обязан. Если, конечно, это не затруднит вас.
Он велел шоферу подождать несколько минут.
Квартира была неубранной, а студия выглядела голой, потому что Джим Кэй забрал все свои фотографии, украшавшие стену, и увез всю аппаратуру. Сейерман сел в кресло, пальто его поднялось на плечах горбом, и выпил сельтерской, которую она принесла. Возвращая ей стакан, он сказал:
– Вы прекрасно выглядите. Простите меня, я устал как собака.
Он встал, потрепал ее по щечке в манере доброго дядюшки и ушел. Она подошла к окну и видела, как отъехал его лимузин. Она посмотрела на себя в зеркало, сделала лицо… Нет, нет, вся она так страшно опустошена… она чувствовала себя униженной и глубоко несчастной.
Глава одиннадцатаяНа фирменном бланке, увенчанном крупным фирменным знаком «Гектор О. Хесслен продакшн», находился совсем небольшой текст; один короткий параграф, гласящий:
«Дорогая мисс Деррингер! Я видел ваши портреты, выполненные Джимом Кэем. Не могли бы вы прийти и повидаться со мной здесь, в студии, в понедельник, 15-го числа, в 4.15?»
Подпись была немного витиеватой, но разборчивой, а перед нею стояли слова: личный ассистент мистера Хесслена. Ниже она прочитала подпись: Александр Сондорф.
Джанет пришла на эту встречу, опоздав на полчаса. Секретарша в приемной с сомнением взглянула на свои часики и заметила, что встреча назначена на 4.15, но она узнает, возможно, мистер Сондорф и примет ее. Вернувшись, она неулыбчиво сказала:
– Входите, мисс Деррингер.
Она показала на дверь с матовыми стеклами, имитирующими морозные узоры, находившуюся рядом с другой дверью, обвитой панелями из красного дерева. Кабинет, небольшой и малообставленный – стол, несколько стульев, пара кабинетных картотек – был пуст. Она остановилась в нерешительности; но вскоре дверь из смежного кабинета – очевидно, того, что находился за дверью красного дерева, – открылась и вошел незначительный молодой служащий, несущий груду папок. Он улыбнулся ей.
– Я… У меня назначена встреча с мистером Сондорфом…
– Все правильно, я и есть мистер Сондорф. Александр Сондорф.
– О!..
Она ожидала увидеть кого-то постарше и посолиднее. Этот юноша с густыми черными волосами и гладкой нежной кожей напоминал скорее свежеиспеченного выпускника колледжа.
– Садитесь.
Он положил папки в ящик стола и улыбнулся ей еще раз. Он был очень красив, глубокие темные глаза и определенная застенчивость в улыбке.
– Мне понравились ваши фотографии, сделанные Джимом Кэем. Это очень хороший фотограф.
– Да, я с вами согласна.
– У вас есть агент?
– Меня представляет Льюис Шолт.
– Ну да. Хорошо… Я просто хотел посмотреть на вас…
– О, я вижу!
В этот момент она решила уйти; единственное, что удержало ее, это ее застенчивость, порожденная незнанием того, как вести себя в данной ситуации и в данном месте. Но она недоумевала, должна ли она вообще разговаривать с этим человеком? Скорее всего, никакой пользы от этого разговора не будет. Он не казался ей принадлежащим к тому сорту людей, которые могут сделать для нее что-то реальное. А она-то связывала с этой встречей такие большие надежды, обрадовалась той деловитой заинтересованности, которую проявил к ней представитель киностудии; но, очевидно, произошла банальная история: этот мальчишка увидел на чьем-нибудь столе ее фотографии и вообразил, что с ней можно легко познакомиться… Они все рады воспользоваться любым случаем, даже эти конторские мальчики.
– Я хотел бы посмотреть на вас… – повторил он.
– Неужели?
– …чтобы удостовериться, что ваша выразительность – не случайность, схваченная в какой-то момент объективом Джима Кэя, я хотел убедиться, что не только на фотографии, но и в жизни вы именно такая.
Он улыбнулся ей в третий раз, что совсем уж никуда не годилось; она подумала, что люди, собравшиеся что-то сделать для вас, не станут вам улыбаться так часто.
– Как у вас завтра со временем?
– Завтра?..
Неужели он пытается так примитивно назначить ей свидание?
– Хорошо бы, чтобы вы подошли сюда в два тридцать. Вы сумеете? Как у вас со временем? – Он говорил все это достаточно жестко, но не убирая с лица улыбки.
– А зачем, собственно, мне приходить сюда и завтра?
– Для кинопроб.
– О, ну как же! Я вас поняла, – сказала она слабо.
– Ну так вы сможете прийти в это время? – В его голосе немного прибавилось резкости.
– Вы хотите сказать, что я могу получить у вас роль?
Она, однако, не сомневалась, что он просто ловит ее на крючок. Кинопробы были именно тем крючком, тем соблазном, той мучительно-желанной приманкой, на которую ловят девушек студийные донжуаны, не имеющие к кинопробам никакого отношения.
– Пока я ни в чем не уверен, – сказал он. – Мы пробуем множество девушек. Но я не могу тратить деньги компании и свое время, пока не удостоверюсь, что нашел именно то, что нужно. Я должен сначала сделать пробы, а уж потом можно будет поговорить о ролях. Когда вы завтра придете, пожалуйста, прошу вас, как можно меньше макияжа, и принесите два-три платья и купальный костюм. И еще, не старайтесь походить на кого-то из тех, кого вы видели на экране, оставайтесь самой собой. И одежду принесите обычную, не надо ничего экстравагантного. Договорились?
Он открыл дверь и повернулся к Джанет, показывая этим, что аудиенция закончена. Она не могла придумать, что ему сказать, кроме:
– Большое спасибо. Значит, завтра, в два тридцать?
– Правильно, – ответил он добродушно. – И не вздумайте всю ночь бессонно размышлять об этом. Я хочу, чтобы завтра вы выглядели как можно лучше. Не дело, если вы будете нервничать. Так что постарайтесь перед этой работой хорошенько отдохнуть. Всего доброго, мисс Деррингер.
На следующий день, когда она пришла в студию, ее направили к павильону "Джи", где она нашла Александра Сондорфа, кинооператора с камерой и девушку-гримера, уже поджидавшую ее. После того, как ее загримировали, а оператор установил свет, Сондорф вежливо сказал:
– Понимаете, обычно на пробах все очень нервничают, не повторяйте их ошибок. Забудьте о камере и обо всем, что происходит вокруг.
Он ободряюще улыбнулся ей.
В павильоне размещалось несколько постоянных, изрядно потертых сооружений: возвышение с яблоневым деревом в полном цвету; часть большой лестницы со ступенями, разделанными под мрамор; две стены, создающие интерьер изящной гостиной; здесь же воспроизведен кусочек парижской улицы, вымощенной булыжником. Сондорф попросил ее присесть на холм, под яблоню.
– Должен сказать, что я не буду диктовать вам, как двигаться и какие принимать позы. Просто будьте самой собой.
Она энергично кивнула; сильный свет слепил ей глаза, что очень мешало расслабить лицо и придать ему естественное выражение.
– Поговорите, Джанет. Расскажите о себе. Сколько вам лет?
– Восемнадцать, – сказала она с усилием, направляя ослепленный взгляд в то место, откуда исходил его голос.
– Откуда вы?
– Отсюда…
– Из Голливуда?
– Из Лос-Анджелеса.
– Так, значит, вы местная девушка?
– Да.
– Почему вы хотите сниматься в кино, Джанет?
– Я… Я полагаю, что это… Ну, я догадываюсь, что хочу этого потому, что кроме… – ее голос сорвался. – Извините, мистер Сондорф, я совсем запуталась во всем этом… И лампы меня ослепили… О, черт! Камера уже включена?! О, извините… Я совсем запуталась…
– Почему вы так решили? Не смотрите на лампы, смотрите выше… Вот, сейчас правильно. Так почему вы так решили?
– Что? Извините, прошу прощения. Я не совсем поняла…
– Я спросил, почему вы думаете, что запутались в этом?
– Ну… – она глубоко вздохнула. – Я, кажется, совсем не способна сейчас говорить, потому что думаю о том, как мне сказать поумнее…
– Большинство девушек в подобной ситуации больше заботятся о том, как они выглядят, достаточно ли хорошо смотрятся.
– Ну, с этим-то, полагаю, у меня все в порядке, – сказала Джанет, слегка улыбнувшись.
– Вы так уверены в себе в этом смысле?
– А разве я ошибаюсь?
– Нет, нет. Но, вообще…
– Скажите, мистер Сондорф, зачем я сижу под этим деревом? Я чувствую себя так глупо, сидя здесь. Вы согласны со мной?
– Конечно, это сидение под деревом – порядочная глупость. Это ни в чем не убеждает, ни о чем не говорит. Рядом какие-то стулья, а вы сидите не на стуле, а под искусственным деревом. Но с другой стороны, вы ведь можете вообразить, что сидите под настоящим яблоневым деревом, в саду, над вами небеса и нет никаких стульев?
– О, я об этом не подумала.
– Джанет, пока мы разговариваем, подвигайте немного головой, так, чтобы мы видели вас и в фас и в профиль. Можете это сделать? Но вернемся к моему вопросу. Попытайтесь объяснить, Джанет, что в кинематографе вам кажется восхитительным, а что ужасает?
– Скорее, я сказала бы, что кино действует на меня возбуждающе. Я люблю, когда вокруг происходит множество событий, я люблю, когда со мной что-то все время происходит. Мне не нравится, когда вокруг все тихо и спокойно. Покой просто ужасает. Не люблю тихо сидеть, пусть даже и под яблоневым деревом. – Она даже хихикнула. – Надеюсь, вы меня понимаете?
– Если хотите, можете походить, только не заходите за эту меловую черту, иначе вы уйдете из кадра.
Она встала и пренебрежительно оглянулась на яблоню, критически осматривая ее аляповатое цветение.
– Не очень-то натурально выглядит.
– На пленке получается натурально, говорят даже, что эта яблоня в фильме выглядела натуральнее живого дерева, – это и есть кино. Что же вы о нем думаете?
– Ну, – сказала она, – вы хотите знать, что мне нравится в кино?
– Да.
– Хорошо, в кино, я думаю, мне нравится то, что там… там можно всегда быть разными персонами. Я имею в виду, что если ты все время одна и та же, то можно собой и пресытиться. Иногда я страшно надоедаю самой себе, ну, то есть надоедает быть собой. А вам? Вам не надоедает?. Ой, простите, я не то хотела сказать. Быть одной персоной сегодня и совсем другой на следующий день. Это возбуждает. В моем представлении, это никогда не надоест. Это то, что вы хотели, чтобы я объяснила?
– Что бы вы ни говорили, вы постоянно думаете, что и как вам сказать, как построить фразу. Вы не должны пытаться играть. Забудьте о камере.
– Вот это-то как раз и не просто.
– Ну, хорошо. Я буду говорить, что вам делать. Отойдите от этого холма – хоть вы и встали с него, вы не сделались более естественной. Идите к парижской улице.
Когда она подошла туда, он продолжал:
– Вот что я хочу, чтобы вы сделали: прогуливайтесь вдоль улицы. Это все. Хорошо? Начинайте идти. Теперь, внимание, посмотрите на одно из тех окон, из него за вами наблюдает мальчик. Он просто смотрит на вас, и больше ничего. Но вы уже раньше заметили его, и от того, что он за вами наблюдает, вы чувствуете себя хорошенькой, привлекательной. Как только мальчик вас замечает, у вас сразу улучшается настроение. Затем вы подходите к фонарному столбу и смотрите наверх, вы улыбаетесь ему, но не соблазнительной улыбкой, а доброй, теплой, благодарной, потому что вы почувствовали себя счастливой, потому что вам нравится, когда вами восхищаются. Только одна быстрая улыбка, и затем вы уходите.
Когда она все это выполнила, он сказал:
– Я изменю ситуацию. Стойте там, где стоите, у фонарного столба. Вы – проститутка. По улице, по направлению к вам идет мужчина, вам надо его подцепить. Он видит вас, смотрит на вас. Посмотрите на него так, чтобы он остановился. Сделать это вам нелегко, это ваш первый выход на улицу, вы боитесь… Это должен быть бесстыдный, призывный взгляд, но с примесью страха. Вы боитесь неизвестности.
Она выполнила и это, и тогда он сказал:
– Так, так… Ну, хорошо.
Он вышел из-за софитов, чтобы она могла видеть его. Он стоял и смотрел на нее, будто подыскивая слова.
– Виноват, – наконец заговорил он, – но, полагаю, лучше сказать напрямик. Мой совет вам, найдите хорошую работу с регулярным заработком и регулярными часами работы. Я не думаю, что у вас есть какие-нибудь способности, чтобы сниматься в кино. Виноват, мисс Деррингер, но, увы, ничего другого сказать не могу.
Разочарование, отуманившее ее лицо, было душераздирающим. Слезы полились из глаз, несмотря на все усилия их удержать. Он стоял, наблюдая за ней, не делая никаких попыток утешить. Затем улыбнулся и сказал:
– Вот сейчас все было прекрасно. Видите, когда вы чувствуете что-то, вы можете это показать. Но если вы ничего не чувствуете, вы даже не знаете, с чего начинать, вы делаете разные ужасные гримасы, чтобы выразить нечто совсем простое. Прошу прощения за такой жестокий прием, но я сделал это для вашей пользы, мне надо было вас оживить, добиться от вас непосредственной реакции, которую мне надо было видеть. Камера работала. Вы были весьма убедительны.
– Да?
Ее лицо внезапно озарилось радостью. Сейчас оно было очень выразительно, сияя счастьем.
– Здесь вы есть, – продолжал он, – а теперь вы дадите мне сцену с мальчиком, смотрящим из окна. Вот, что я хотел бы видеть: взгляд, выражающий радость осуществленного желания. Это все, что я попрошу вас сделать.
Когда с этим было покончено, он сказал:
– Они еще захотят иметь несколько обязательных материалов: обворожительные позы в купальном костюме, но это для вас не составит никакой трудности.
– Значит, у меня есть шанс?
– Да. Я думаю, вы сумеете. Я сообщу вам о результатах, как только пробы будут отпечатаны и просмотрены. До встречи, Джанет.
Студию она покидала окрыленной, она уже знала, что съемки в купальном костюме, все эти обворожительные позы получились хорошо; когда они закончили с парижской улицей, она была продемонстрирована нескольким специалистам, среди которых находился и мистер Сондорф, и все эти обворожительные позы были ими в сдержанной манере одобрены. Но главное, она ему понравилась, она чувствовала, что это именно так. Но те специалисты, которые смотрели ее в купальнике… Это было ужасно. И все же ее воображение в тот момент было до такой степени подхлестнуто, что она просто представила себя великой звездой и с легкостью выполнила все эти программные позы. Да и теперь она шла и думала: я, Джанет Деррингер собственной персоной – кинозвезда. Из студии она отправилась прямо в офис Льюиса Шолта и сразу выложила ему все свои хорошие новости. Он спокойно выслушал ее, а потом сказал:
– Ну, бэби, это все хорошо, конечно. Это просто прекрасно. Но только одно, детка, не возлагаете ли вы на это слишком больших ожиданий, а-а? Вы знаете, ведь Александр Сондорф не слишком большая фигура в этом деле. Я знаю его еще с тех пор, как его имя писалось и произносилось Сондорпф, и люди плевали ему в глаза, пытаясь выговорить это. Я, видите ли, ничего против этого парня не имею. Он неплохой парень. Но он никто. Он личный ассистент Гектора Обедайи Хесслена, это значит, что он главный мальчик на побегушках. Он добрый малый, но я догадываюсь, что кто-то из его приятелей допускает его до проведения проб и тестирования девушек, да и то время от времени, – и вы у него там можете встретить потрясающих цыпочек. Я не виню его. Почему нет? Но решает-то не он. Мне не хотелось бы видеть, что вы возлагаете на него все свои надежды, ожидая, что именно он даст вам тот самый баснословный один шанс из тысячи, что сделает ваш успех. Я знаю этот бизнес, поверьте мне, и я знаю, кто уровне, а кто нет. Может, конечно, вам и повезет, может, кто-то из администрации увидит случайно эти пробы и они ему понравятся… Может быть. Но особенно, бэби, на это не надейтесь. Во всех случаях, разве вам нужен Александр Сондорф? Я представил вас Вилли Сейерману, боссу большой студии, который действительно может вознести вас до небес, а вы возлагаете свои упования на то, что канцелярский мальчик Обедайи Хесслена – ибо он именно канцелярский мальчик – сказал вам несколько приятных слов…
– Думаю, он очень хороший, – проговорила Джанет, окончательно павшая духом.
– Конечно, он хороший! Действительно, хороший малый. Хорошее ничто.
