355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тим Уиллокс » Религия » Текст книги (страница 2)
Религия
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 17:49

Текст книги "Религия"


Автор книги: Тим Уиллокс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 47 страниц)

Аббас развернулся и потянулся к задней луке седла, достал и раскатал белоснежное одеяло и перебросил его Матиасу. Матиас поймал одеяло. Оно было сделано из тончайшей ягнячьей шерсти. Матиас ни разу за всю жизнь не держал в огрубевших руках ничего столь прекрасного, столь нежного, он даже побоялся испортить вещь своим прикосновением. И недоуменно смотрел на Аббаса, сбитый с толку его даром. Аббас указал на тело матери, растянутое, словно туша на бойне, поруганное.

Матиас ощутил, как комок подступил к горлу, глаза наполнились слезами, ибо даром было не одеяло, а дань уважения к женщине, и доброта Аббаса тронула Матиаса до глубины души. Но на лице капитана появилось предостерегающее выражение, и Матиас интуитивно его понял. Он сдержал слезы, не позволил им пролиться. И Аббас, заметив это, снова восхитился мальчиком и кивнул. Матиас повернулся, развернул одеяло, оно опустилось ласковым покровом на тело матери. Слезы снова подступили к горлу, когда она навеки исчезла под ним, и он снова сдержал их. Она была мертва, но в то же время и не мертва, ведь она наполнила его сердце безграничной любовью, и он подумал, что, наверное, сейчас она на небесах, и еще: позволит ли ему Господь когда-нибудь снова увидеться с ней? Потом он услышал голос Аббаса и обернулся. Аббас повторил фразу. И, не понимая ни слова, Матиас понял исходящее от нее утешение. Он запомнил, как звучали эти слова. В следующие месяцы он слышал их много раз и узнал, что они означают.

– Всякая плоть есть прах, – сказал Аббас.

Из седельной сумки Аббас достал книгу. Зеленая кожа переплета была украшена волшебным золотым узором, и, словно позволяя Богу направить его руку, Аббас раскрыл ее наудачу. Он пробежал глазами открывшуюся страницу и замер, словно натолкнувшись на что-то возвышенное, священное, искомое. Оторвав взгляд от книги, он указал на мальчика.

– Ибрагим, – сказал он.

Матиас смотрел на него, не понимая.

Аббас снова указал на него нетерпеливым жестом:

– Ибрагим.

Матиас понял, что это его новое имя, которым собирается звать его капитан. На самом деле это было имя, которое избрал для него Аллах, ибо открытая наугад книга была Священным Кораном. Матиас заморгал. Матери больше нет. Бритты и Герды нет. Дома тоже нет. Отец вернется к зияющей пустоте на том месте, где оставил хозяйство и родных. Багровый капитан ждал, восседая на высоком арабском коне. Матиас указал на себя пальцем.

– Ибрагим, – сказал он.

Теперь и имени, которое дал ему отец, тоже не было.

Аббас кивнул, закрыл священную книгу и убрал ее. Лейтенант вернулся с оседланной лошадью и передал поводья Матиасу. Матиас понял, что ему предстоит уехать вместе с красными всадниками и огромный мир разверзнется перед ним, словно бескрайняя пропасть. Аббас не оставил ему выбора. Или, наоборот, Матиас был избран. Он не колебался. Он сел на коня, ощутив под собой его жизненную силу; с такой высоты мир выглядел уже иначе и гораздо величествен нее, чем он ожидал. Он наклонился к уху коня и, как научил его отец, прошептал, словно перед заменой подков: «Не бойся, мой друг».

Аббас поехал, лейтенант вслед за ним. Матиас поглядел вниз на накрытое одеялом тело и подумал об отце. Ему никогда не узнать той магии, которой мог бы научить его отец, той любви, которая была самым сильным его волшебством. Сломайся черный клинок или позволь Матиас слезе покатиться по щекам, возможно, всадники оставили бы его хоронить убитых. Но он не мог этого знать: ведь он был еще ребенок. Матиас подавил душевную боль и пустил своего нового коня вскачь. Он ни разу не оглянулся. Хотя и этого он тоже не знал, Война была теперь его хозяйкой, его ремеслом, а Война ревнива, она требует любви только для себя одной.

Когда они ехали по улице, мимо пылающих домов и деревенских жителей, отводящих глаза, Матиас увидел останки тех двух дьяволов. Их обезглавленные тела плавали в больших мутных лужах крови, а побелевшие глаза отрубленных голов глядели в землю. Отрезвевшие товарищи мародеров мрачно строились под ружьями турецких командиров. Эти люди, узнал потом Матиас, были наемниками, которые собрались под знамена султана в поисках богатств: безземельные неудачники и преступники, валахи и болгары, грязная пена, отребье без понятия о дисциплине, без военных навыков, ждущее от войны лишь наживы. Казнь должна была продемонстрировать, что они покусились на собственность султана: ведь все, что есть на этой земле, принадлежит ему. Каждое зернышко пшеницы, каждая чарка вина, каждая овца, каждый мул, каждый житель деревни. Любой мужчина, женщина и ребенок. Каждая капля дождя, которая упадет на землю. Все это принадлежало его августейшему величеству, как принадлежал теперь и юный Ибрагим.

Вот так в год 1540-й Матиас, сын кузнеца, стал девширме, как называли христианских юношей, захваченных во время завоеваний и включенных в число «рабов ворот». Через множество диковинных земель предстояло ему проехать, множество странных вещей повидать, прежде чем сказочные минареты старого Стамбула поднялись впереди, сияя на солнце своими золотыми полумесяцами. Поскольку он сделался убийцей прежде, чем стал мужчиной, ему предстояло учиться в эндеруне, внутреннем дворе Топкапы-Сарая. Он присоединится к пылкому братству янычаров.[2]2
  Янычары – элитный корпус турецкой армии, существовавший в 1330–1826 гг. Набирались из представителей завоеванных народов.


[Закрыть]
Он изучит странный язык, традиции и многие военные искусства. Он узнает, что нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк его, он будет жаждать биться и умереть во имя Аллаха. Ибо неведомая судьба, навстречу которой он ехал, обрекла его на то, чтобы посвятить жизнь тени Господа на земле, падишаху Белого моря и Черного, спасителю всех народов мира, султану из султанов, королю королей, Законодателю, Великолепному, императору Оттоманской империи, шаху Сулейману.[3]3
  Сулейман II Законодатель (в европейской традиции Сулейман Великолепный) (1494–1566) – турецкий султан с 1520 г.; совершил ряд завоевательных походов в Южную и Центральную Европу.


[Закрыть]

Часть первая
МИР ГРЕЗ

Воскресенье, 13 мая 1565 года

Крепость Сент-Анджело, Эль-Борго, Мальта

Ситуация, по мнению Старки, была такова.

Самая огромная со времен античности армада, несущая с собой лучшую армию современного мира, отправлена шахом Сулейманом на завоевание Мальты. В случае победы турок Южную Европу захлестнет волна исламского террора. Сицилия будет разграблена подчистую. Мусульманское завоевание Гранады перестанет казаться невероятным. Сам Рим содрогнется. Однако, какие бы еще награды ни ожидали победителя, не было у Сулеймана мечты заветнее, чем истребление рыцарей ордена Иоанна Крестителя, единственного в своем роде отряда лекарей и монахов-воинов, которых одни называли «рыцарями моря», а другие – госпитальерами[4]4
  Орден госпитальеров (с 1530 г. Мальтийский орден) вырос из религиозно-благотворительного братства, которое было создано при госпитале Святого Иоанна Милостивого в Иерусалиме. Существовал с 1120 г., базировался до 1291 г. на Святой Земле, с 1308 г. – на Кипре, затем на Родосе, на Мальте, в Петербурге (1798–1803) и в Вене.


[Закрыть]
и которые в эпоху инквизиции сами осмелились называть себя Священной Религией.

Великой турецкой армией командовал Мустафа-паша, который однажды уже разгромил рыцарей, защищенных крепостью неизмеримо более надежной, чем эта, во время знаменитой осады Родоса в 1522 году. С тех пор Сулейман (который, хоть и достиг многого в разных областях, почитал своей священной обязанностью и главной целью политики распространение ислама по всему миру) успел покорить Белград, Буду, Багдад и Табриз. Он захватил Венгрию, Сирию, Египет, Иран, Ирак, Трансильванию и Балканы. Двадцать пять островов Венеции и все порты Северной Африки сдались его корсарам. Его военные корабли сокрушили Священную лигу в Превезе. Только зима заставила его уйти от ворот Вены. Никто не сомневался в исходе последнего объявленного Сулейманом джихада против Мальты.

Кроме, быть может, горстки самих рыцарей.

Фра Оливер Старки, лейтенант-туркопольер из Английского ланга,[5]5
  Мальтийский орден, как объяснено ниже, делится на восемь национальных образований – лангов, или языков. Каждый ланг имеет несколько собственных штабов, или обержей, расположенных в разных провинциях одного ланга. Здесь и далее обержи – штабы, управляющие деятельностью ланга на Мальте.


[Закрыть]
стоял у окна в кабинете великого магистра. Из этой точки, с высоты южной стены крепости Сент-Анджело, он обозревал сложную географию будущего поля битвы. Три треугольных мыса, окруженных скалами, образовали границы Большой гавани, дома рыцарей моря. Крепость Святого Анджело стояла на вершине первого полуострова, доминируя над главным городом Эль-Борго. Здесь теснились обержи[6]6
  Слово «оберж» означает также «замок», «укрепленное владение».


[Закрыть]
рыцарей, госпиталь «Сакра Инфермерия», орденская церковь Святого Лоренцо, дома горожан, главные доки и склады, щетинились шпилями прочие постройки крошечного метрополиса. Эль-Борго был отгорожен от материка огромной загибающейся крепостной стеной, защитной завесой с множеством укрепленных бастионов, за которой кишмя кишели рыцари и ополченцы, занимающиеся военными учениями.

* * *

Старки поглядел через Галерный пролив на второй клочок земли, Лизолу, где в странном и неуместном спокойствии вращались крылья нескольких дюжин мельниц. Отряды ополченцев дружно развернулись, солнечный свет отразился от их шлемов. Позади них голые мусульманские пленники, скованные попарно, подчиняясь свисткам надсмотрщика, затаскивали блоки известняка на контрфорс Святого Михаила, крепости, которая защищала Лизолу от остального мира. Когда начнется осада, единственным средством связи между Лизолой и Эль-Борго останется хрупкий понтонный мост, протянутый через Галерный пролив. В полумиле к северу, на противоположной стороне Большой гавани, на обращенной к морю оконечности третьего полуострова, стоял форт Святого Эльма. Это самая обособленная крепость: если начнется осада, добраться туда можно будет только по воде.

Повсюду, куда доставал взгляд, велись приготовления к битве. Подготовка фортификаций и учения, рытье окопов, сбор урожая, засолка, закладка в погреба, полировка доспехов, заточка оружия, моления. Старший сержант рычал на копейщиков, грохотали молотки оружейников. В церквях трезвонили колокола, шли девятидневные службы, женщины днями и ночами молились Матери Божьей. Восемь из десяти защитников были обычными крестьянами в самодельных кожаных доспехах и вооруженные копьями. Но, выбирая между рабством или смертью, храбрые и гордые мальтийцы нисколько не колебались. Настроение мрачной решимости повисло над городом.

Какое-то движение привлекло внимание Старки. Пара темнокрылых соколов падала с бирюзового неба, приближаясь к земле; казалось, их падение будет длиться вечно. Но вдруг они остановились, разом взмыли вверх и без всякого видимого усилия исчезли на западном горизонте; в то неуловимое мгновение, когда они растворились в дымке, они показались Старки последними птицами на свете. Голос, прозвучавший в просторной комнате, разрушил грезы лейтенанта.

– Тот, кто не знал войны, не знает и Бога.

Старки слышал этот сомнительный девиз и раньше. И каждый раз он будоражил его сознание. Сегодня он наполнил его страхом, Старки опасался, что уже скоро сможет проверить правдивость этих слов. Он отвернулся от окна, чтобы присоединиться к собранию.

Жан Паризо де Ла Валлетт,[7]7
  Ла Валлетт, Жан Паризо (1494–1568) – великий магистр Мальтийского ордена с 1557 г.


[Закрыть]
великий магистр ордена, стоял перед столом с картами вместе с полковником Ле Масом. Высокому и суровому, в длинной темной рясе с нашитым на нее крестом Святого Иоанна, Ла Валлетту исполнился семьдесят один год. Пятьдесят лет сражений в открытом море закалили его, так что, должно быть, он знал, о чем говорит. В двадцатые годы он пережил кровавую трагедию Родоса, когда потрепанные остатки ордена оказались изгнаны в море на последних своих кораблях. В сорок шесть он на год стал рабом на галере Абдур-Рахмана. Пока остальные приобретали высокое положение в ордене, оставаясь на безопасной земле, Ла Валлетт десятилетиями бороздил море в бесконечных пиратских походах, набивая ноздри табаком, чтобы не ощущать корабельной вони. У него был высокий лоб, совсем уже седые волосы и такая же седая борода. Глаза выгорели на солнце, приобретя цвет камня. Лицо казалось отлитым из меди. Для него весть о грядущем вторжении стала чем-то вроде эликсира молодости из античного мифа. Он бросался в объятия судьбы с пылом любовника. Он был неутомим. Энергия в нем била через край. Он был полон воодушевления. Воодушевления человека, чья ненависть наконец-то может вырваться на свободу без оглядки и сожаления. Что Ла Валлетт ненавидел, так это ислам и творимые им злодеяния. А любил он Бога и Религию. И вот на закате его дней Бог послал Религии благословение в виде войны. Войны в ее высшем проявлении. Войны, выражающей божественную волю. Войны безыскусной и чистой, которую предстоит довести до конца, пройдя через все мыслимые крайности жестокости и ужаса.

Тот, кто не знал войны, не знает и Бога? Христос никогда не благословил бы вооруженной борьбы. Впрочем, временами Старки приходил к убеждению, что Ла Валлетт просто безумен. Безумен от предчувствия необузданной жестокости. Безумен от осознания, что через него течет сила Господа. Безумен, потому что кто еще, кроме безумца, может держать в своей руке судьбу народа и с таким хладнокровием предвидеть гибель тысяч людей? Старки пересек комнату, подходя к двум старым товарищам, которые беседовали перед столом с картами.

– Сколько еще придется ждать? – спросил полковник Ле Мас.

– Дней десять. Неделю. Может быть, и меньше, – ответил Ла Валлетт.

– Я думал, у нас в запасе еще месяц.

– Мы ошибались.

В убранстве кабинета Ла Валлетта отображался суровый характер его хозяина. Никаких гобеленов, картин и изящной мебели, которые были у его предшественников. Вместо них – камень, дерево, бумага, чернила, свечи. К стене прибито простое деревянное распятие. Полковник Пьер Ле Мас прибыл этим утром из Мессины с неожиданным подкреплением из четырехсот испанских солдат и тридцатью двумя рыцарями ордена. Это был плотный, закаленный в боях человек лет под шестьдесят. Ле Мас кивнул Старки и указал на разложенную карту.

– Только философ в силах расшифровать эти иероглифы. Карта, к досаде Старки, который сам занимался тонким искусством картографии, оказалась густо испещренной пометками и значками, придуманными Ла Валлеттом. Орден Святого Иоанна Крестителя делился на восемь лангов, или языков, в соответствии с происхождением их членов: Французский, Прованский, Овернский, Итальянский, Кастильский, Арагонский, Баварский и Английский. Ла Валлетт указывал на защитную стену, которая огибала Эль-Борго огромной каменной дугой с запада на восток, называя, за каким лангом закреплен каждый бастион.

– Франция, – сказал он, указывая на крайний правый бастион как раз рядом с Галерным проливом. Как и Ле Мас, Ла Валлетт был представителем самой воинственной французской провинции, Гаскони. – Затем наш доблестный Прованский ланг, вот здесь, на главном бастионе.

Ле Мас спросил:

– И сколько у нас рыцарей Прованса?

– Семьдесят шесть рыцарей и сержантов. – Палец Ла Валлетта двигался по карте на запад. – На левом фланге ланг Оверни. Затем итальянцы, сто шестьдесят девять копейщиков, за ними Арагон. Кастилия. Германия. Всего пятьсот двадцать два брата откликнулись на призыв к оружию.

Ле Мас наморщил лоб. Число рыцарей было печально мало.

Ла Валлетт добавил:

– С теми людьми, которых привели вы, у нас получается еще восемьсот испанских tercios[8]8
  Tercio (исп.) – рота в испанской армии.


[Закрыть]
и четыре десятка джентльменов удачи. Мальтийское ополчение составляет немногим больше пяти тысяч.

– Я слышал, Сулейман послал шестьдесят тысяч гази,[9]9
  Гази (от араб, воевать) – участники походов мусульман против неверных.


[Закрыть]
чтобы сбросить нас в море.

– Если считать матросов, рабочие батальоны и обслугу – гораздо больше, – ответил Ла Валлетт. – Псы пророка гонятся за нами уже пять сотен лет, от Иерусалима до Крака-де-Шевалье, от Крака-де-Шевалье до Акра, от Акра до Кипра и Родоса, и каждая миля по ходу нашего отступления отмечена кровью, пеплом и костями. На Родосе мы предпочли смерти жизнь, и, хотя для всего мира это история, овеянная славой, для меня это позорное пятно. На этот раз не будет никакого «славного поражения». Нам больше некуда отступать. Мальта наш последний рубеж.

Ле Мас потер руки.

Прошу отрядить меня на пост чести. – Под этими словами Ле Мас подразумевал место, где сосредоточена самая большая опасность. Рубеж смерти. Он был не первым, кто просился туда, должно быть, он знал об этом, потому что добавил: – Вы мой должник.

Старки не знал, на что он намекает, но что-то пронеслось в воздухе между двумя товарищами.

– Мы обсудим это позже, – сказал Ла Валлетт, – когда намерения Мустафы проявятся яснее. – Он указал на крайнюю западную точку фортификационных укреплений. – Вот здесь, у Калькаракских ворот, бастион Англии.

Ле Мас засмеялся.

– Целый бастион одному человеку?

Древний и доблестный Английский ланг, когда-то самый большой в ордене, был уничтожен напыщенным развратником и ересиархом Генрихом VIII.[10]10
  Генрих VIII (1491–1547) – английский король с 1509 г., в 1532 г. осуществил в Англии Реформацию.


[Закрыть]
Старки был единственным представителем англичан в ордене Иоанна Крестителя.

– Фра Оливер – наш Английский ланг, – сказал Ла Валлетт. – И еще он моя правая рука. Без него мы бы не справились.

Старки, смущенный, переменил тему разговора.

– А эти люди, которых вы привели с собой, – как вы оцениваете их качества?

– Хорошо обученные, хорошо экипированные, все посвятили свою жизнь Христу, – ответил Ле Мас – Я выжал две сотни добровольцев из губернатора Толедо, угрожая спалить его галеры. Остальных завербовал для нас один германец.

Ла Валлетт удивленно поднял бровь.

– Матиас Тангейзер, – пояснил Ле Мас.

Старки добавил:

– Тот, кто первым сообщил нам о планах Сулеймана. Ла Валлетт уставился в пространство перед собой, словно вспоминая лицо этого человека. Потом кивнул.

– Тангейзер добыл для нас сведения? – уточнил Ле Мас.

– Но не из большой к нам любви – сказал Старки. – Тангейзер продал нам колоссальное количество оружия и боеприпасов, чтобы мы могли вести войну.

– Этот человек – настоящая лиса, – сказал Ле Мас не без восхищения. – Ничто, происходящее в Мессине, не ускользнет от его внимания. И с людьми умеет обходиться. И в бою он был бы нам ценной подмогой – как-никак бывший девширме, тринадцать лет провел в султанском отряде янычаров.

Ла Валлетт заморгал.

– Львы ислама, – произнес он.

Янычары были самыми неукротимыми воинами в мире. Это была элита Оттоманской армии, головной отряд своего отца-султана. Секта янычаров состояла исключительно из юношей, происходивших из христиан, но воспитанных и обученных – как того требовал фанатичный и не ведающий снисхождения дервишский устав Бекташа[11]11
  Войско янычаров было устроено по образцу европейских орденов рыцарей-монахов, таких как госпитальеры. Янычары считались последователями дервиша Хаджи Бекташа (XIII век) и жили по его уставу.


[Закрыть]
– нести смерть во имя пророка. Ла Валлетт посмотрел на Старки, ожидая подтверждения.

Старки напряг память, выуживая из нее подробности карьеры Тангейзера.

– Персидские войны,[12]12
  Войны Сулеймана против Персии относятся к 1534–1555 гг. В результате к Турции были присоединены Месопотамия, Грузия и Армения.


[Закрыть]
озеро Ван, разгром Сафавидов,[13]13
  Сафавиды (Сефевиды) – династия, правившая в 1502–1736 гг. в Персии.


[Закрыть]
разграбление Нахичевани. – Он увидел, как Ла Валлетт заморгал во второй раз. Прецедент налицо. – Тангейзер дослужился до привратника, то есть до капитана, входил в число телохранителей Сулейманова старшего сына.

Ла Валлетт поинтересовался:

– И почему же он ушел из янычаров?

– Этого я не знаю.

– Вы его не спросили?

– Он мне не ответил.

Выражение лица Ла Валлетта изменилось, и Старки почувствовал, что у того зреет какой-то план.

Ла Валлетт обнял Ле Маса за плечи.

– Брат Пьер, мы скоро вернемся к нашему разговору о посте чести.

Ле Мас понял, что его отпускают, и пошел к двери.

– Скажите мне еще одно, – попросил Ла Валлетт. – Вы упомянули, что Тангейзер умеет обходиться с людьми. А как насчет женщин – с ними тоже?

– Ну, у него служит восхитительная компания весьма видных девиц. – Ле Мас покраснел, устыдившись собственного воодушевления, поскольку все прекрасно знали, что он сам время от времени пускается в любовные похождения. – Причем, должен заметить, это не продажные женщины. Тангейзер не принадлежит ни к одному священному ордену, и на его месте… то есть, если человек имеет вкус к женщинам, и, заметьте, хороший вкус, лично я не стану его за это осуждать.

– Спасибо, – сказал Ла Валлетт. – Я тоже не стану.

Ле Мас закрыл за собой дверь. Ла Валлетт подошел к своему креслу.

– Тангейзер. Это не дворянская фамилия.

Претендующий на вступление в число рыцарей ордена Святого Иоанна Иерусалимского кандидат должен был доказать, что в крови его предков течет хотя бы одна шестнадцатая благородной крови. И великий магистр свято верил, что это лучший способ отбора.

* * *

Старки ответил:

– Тангейзер[14]14
  Исторический Тангейзер (ок. 1205–1270) – немецкий миннезингер, который, по преданию, был любовником самой Венеры («Фрау Венус»).


[Закрыть]
– это его nom de guerre, боевое имя, заимствованное, насколько я понимаю, из германской легенды, – он взял его, когда служил герцогу Альбе[15]15
  Альба, Фернандо Альварес де Толедо (1508–1582) – испанский военачальник, наместник Нидерландов.


[Закрыть]
во время франко-испанских войн.

– Если Тангейзер провел тринадцать лет среди львов ислама, он знает о нашем враге, о его тактике, устройстве войска, настроениях, моральных устоях, больше, чем кто-либо в лагере. Я хочу, чтобы он был на Мальте во время осады.

Старки был ошеломлен.

– Фра Жан, но с чего бы ему вдруг присоединяться к нам?

– Джованни Каструччо отправляется в полдень в Мессину, на «Куронне».

– Каструччо не сумеет уговорить Тангейзера.

– Верно, – согласился Ла Валлетт. – С ним поедете вы. Когда Каструччо вернется, вы тоже вернетесь на Мальту с этим германским янычаром.

– Но я буду отсутствовать дней пять, а у меня здесь бесчисленное множество дел…

– Мы постараемся обойтись без вас.

– Тангейзер не встанет на нашу сторону, если мы притащим его сюда в цепях.

– Так придумайте другой способ.

– А почему его присутствие так важно?

– Возможно, оно не так уж и важно. Но тем не менее.

Ла Валлетт поднялся. Он вернулся к карте и осмотрел земли, на которых уже скоро тысячи людей сложат свои головы.

– Война за нашу Священную Религию будет выиграна или проиграна не благодаря какому-то могучему удару, – произнес он. – Не будет никаких блистательных или хитроумных маневров, не будет ни Ахиллеса, ни Гектора, ни Самсона с его ослиной челюстью. Верить в подобные легенды может только крайне недалекий человек. В нашей войне будет множество мелких ударов, множество незаметных героев – наших мужчин, женщин и детей, и никто из них не будет знать, чем все завершится, и лишь немногие доживут до конца, чтобы увидеть все собственными глазами.

В первый раз Старки уловил в глазах Ла Валлетта что-то похожее на угрозу.

– В плавильном тигле Господа рождаются неисчислимые возможности, и только Бог будет знать в конце, кто именно переломил ход войны: был ли это рыцарь, погибший в проломе стены, или же мальчик-водонос, утолявший его жажду, а может быть, пекарь, который давал ему хлеб, или же пчела, ужалившая в глаз его врага. Вот что окажется в итоге на весах войны. Вот почему я хочу, чтобы Тангейзер был здесь. С его знаниями, его мечом, его любовью к туркам – или ненавистью.

– Простите меня, фра Жан, но я совершенно уверен, что Тангейзер не поедет.

– А леди Карла до сих пор засыпает нас письмами?

Старки заморгал от этого non sequitur[16]16
  Вывод, не соответствующий посылкам; нелогичное заключение (лат.).


[Закрыть]
и от тривиальности темы.

– Графиня Пенотье? Да, она все еще пишет, эта женщина не понимает смысла слова «нет», но при чем тут она?

– Используйте ее как приманку.

– Для Тангейзера?

– Этот человек любит женщин, – сказал Ла Валлетт. – Пусть полюбит и эту.

– Я никогда не встречался с графиней, – запротестовал Старки.

– В юности она славилась исключительной красотой, которой годы, я уверен, мало повредили, если повредили вообще.

– Очень может быть, но, если оставить в стороне все остальное, графиня женщина благородного рода, а Тангейзер, он… Он едва ли не варвар…

Выражение лица Ла Валлетта пресекло возможность дальнейшей дискуссии.

– Вы отправитесь на «Куронне». И вернетесь на Мальту с Тангейзером.

Ла Валлетт положил руку Старки на плечо и проводил до двери.

– Будете уходить, пришлите ко мне инквизитора.

Старки моргнул.

– Я не удостоен чести присутствовать при вашем разговоре?

– Людовико отбудет вместе с вами на «Куронне». – Ла Валлетт заметил смятение Старки, и на лице его появилась столь редкая для него улыбка. – Фра Оливер, знайте, что вас горячо любят.

Людовико Людовичи, судья и правовед священной конгрегации, восседал за дверью в приемной с невинной безмятежностью, как лик святого на иконе, и перебирал пальцами бусины четок. Он посмотрел Старки в глаза без всякого выражения, и на миг Старки лишился способности говорить.

Людовико было лет сорок, как и Старки, но волосы за тонзурой апостола Павла[17]17
  Тонзура апостола Павла подразумевает наголо стриженную переднюю часть головы в отличие тонзуры апостола Петра, когда выстригается кружок на макушке.


[Закрыть]
были цвета воронова крыла, и он явно не лишился пока ни единой пряди. Лоб его был гладок, лицо лишено растительности, и вся его голова производила впечатление вырезанной из камня скульптуры, созданной некими первозданными силами. У него был длинный торс и широкие плечи, он был в белом наплечнике с черным капюшоном, обозначающим принадлежность к ордену доминиканцев.[18]18
  Доминиканцы – орден, учрежденный святым Домиником в Тулузе в 1216 г. С 1233 г. в ведении этого ордена находилась инквизиция.


[Закрыть]
Глаза его блестели обсидиановыми бусинами, в них не было ни намека на угрозу или сочувствие. Они взирали на падший мир так, словно наблюдали его со времен Адама, – с искренностью, исключающей любую возможность радости или страха, и со сверхчеловеческой проницательностью, как будто постигая самую суть каждого, кто оказывался предметом их изучения. И за всем этим застыла тень невыразимой тоски, сожаления, создающего впечатление вечного траура – словно он когда-то видел лучший мир и знал, что уже никогда не увидит его снова.

«Сделай меня хранителем тайн твоей души, – словно говорили бездонные черные глаза. – Возложи на меня свое бремя, и жизнь вечная будет тебе обеспечена».

Старки ощутил разом и острое желание вверить себя его заботам, и какое-то нездоровое волнение. Людовико был особым легатом Папы Пия IV[19]19
  Пий IV (Джованни Медичи) (1499–1565) – Папа с 1559 г.


[Закрыть]
к мальтийской инквизиции. Он проезжал тысячи миль в год, выискивая ереси. Среди прочих его подвигов поминали осуждение Себастьяно Моллио, прославленного профессора Болонского университета, – его сожгли в Кампо-дель-Флор. Это он, Людовико, направлял герцога Альберта Баварского,[20]20
  Альберт V (1528–1579) – герцог Баварский с 1550 г., противник Реформации.


[Закрыть]
железной рукой восстановившего истинную веру. Во время очищения Пьемонта он отправил целый караван узников, несущих в знак покаяния горящие свечи, на аутодафе в Рим. Однако смирение Людовико было глубоким, слишком глубоким, чтобы казаться наигранным. Старки никогда не видел, чтобы кто-то нес бремя огромной власти так легко. Задачей Людовико на Мальте было искоренить лютеранскую ересь в ордене иоаннитов, но он не произвел пока ни одного ареста. И из-за подобного бездействия все боялись его еще сильнее. Хочет ли Ла Валлетт просто отправить Людовико на безопасную Сицилию? Или же ведутся какие-то новые интриги? Старки осознал, что неприлично долго изучает легата.

Он поклонился и произнес:

– Его высокопреподобие великий магистр ожидает вас.

Людовико поднялся. Стремительным движением под стук бусин завязал на талии нитку «священного розария». Не говоря ни слова, прошел мимо Старки в кабинет. Дверь закрылась. Облегчение, которое испытал Старки, было испорчено мыслью о предстоящих ему двух днях путешествия в обществе доминиканца. Он отправился к себе на квартиру, чтобы собраться в путь. Он не был мастером ловких интриг и обмана, но в нынешние времена только дурак путал служение Господу с моралью. Он любил Ла Валлетта. Он любил Религию. Служа им, Старки был готов совершенно на все – пусть даже расплачиваться придется его душе.

* * *

Вторник, 15 мая 1565 года

Вилла Салиба, Мессина, Сицилия

«…Говоря коротко, военные соображения по-прежнему не оставляют мне возможности позволить Вам прибыть на остров Мальта. Однако же я могу предложить Вам иное средство для осуществления Вашего самого заветного желания.

В порту Мессины есть один человек по имени Матиас Тангейзер, чье происхождение слишком запутанно, чтобы проливать на него свет в письме. Достаточно сказать, что он шагает по жизни под ритм своего собственного барабана. Поскольку он выходец из низов, он мало почитает законы, и ходят слухи, будто он безбожник или даже хуже того, но я ручаюсь, что он человек слова, и у меня нет причин подозревать, что он может нанести Вам какую-либо обиду. Равным образом у меня нет причин верить, что он поможет Вам. И в то же время я не в состоянии предвидеть, с какой силой слабая женщина Ваших добродетелей и красоты может воззвать к его благородным чувствам.

Я не стану обманывать Вас, моя госпожа. Присутствие капитана Тангейзера на Мальте станет нашим преимуществом в борьбе с Великим турком. Яснее ясного, что, не имея перед нами никаких обязательств и сознавая степень опасности, он не выказывал желания присоединиться к нам. Если Вы убедите его сопровождать Вас, я не смогу Вам отказать и гарантирую Вам разрешение на приезд под его эскортом. «Куронн» отходит из Мессины сегодня в полночь. Если сведения наших лазутчиков верны, это будет последний христианский корабль, который успеет уйти до наступления турецкой блокады.

Вы найдете Тангейзера в таверне под названием «Оракул», это в южном конце гавани. Я ни в коем случае не рекомендовал бы Вам отправляться в это сомнительное заведение лично, но Вы наверняка обнаружите, что обычных посланцев он отправляет обратно без ответа. Сумеете ли Вы найти к нему подход, зависит от того, насколько сильно Вы хотите добиться результата.

Совесть вынуждает меня повторить предыдущее предостережение: над островом нависла угроза близкой войны, смерть или порабощение грозит всем, кто окажется здесь в ближайшие дни. Если я могу предложить Вам какую-либо помощь или совет, Вы найдете меня в Мессине до отхода «Куронна», в монастыре рыцарей Святого Иоанна Иерусалимского».

* * *

Карла никогда не видела почерка красивее, чем у Старки. Она задумалась, сколько же часов он провел в детстве, добиваясь совершенных завитков, изящных переходов от утолщенных линий к тонким, неизменно одинаковых расстояний между буквами в слове, между словами и между строками. Его письмо было символом власти. Такое письмо способно заставить даже короля обратить внимание на то, что в нем говорится, и короли обращали внимание, поскольку Старки занимался дипломатической корреспонденцией ордена. Карла не была знакома с ним лично. Интересно, подумала она, так же ли он безупречен, как и его каллиграфический почерк, или же, напротив, это всего-навсего пропыленный, иссохший монах, сгорбленный от вечного сидения за конторкой. Еще она подумала о своем мальчике – умеет ли он хотя бы читать и писать? И от этого очередного напоминания себе о том, какая плохая она мать, болезненная судорога свела внутренности, а ее желание вернуться на Мальту и страх, что она никогда туда не вернется, сделались особенно жгучими.

Карла сложила письмо и зажала в руке. Она переписывалась со Старки шесть недель подряд. Его предыдущие письма, запрещающие ей возвращаться на остров, были ответами занятого человека, которого беспокоят по пустякам, и, отвечая, он делает над собой усилие лишь из уважения к ее благородному происхождению и фамилии. За эти недели она упрашивала множество капитанов и рыцарей, проезжавших через Мессину, отвезти ее на Мальту. Ее выслушивали с безупречной вежливостью, изредка обещали помощь, однако она все еще оставалась здесь, наблюдая восход солнца с виллы Салиба.

Великий магистр Ла Валлетт издал указ, в котором говорилось, что любой, кто не сможет участвовать в обороне острова, будет лишь «лишним ртом». Сотни беременных женщин, старики, больные и бесчисленное количество выродившихся мальтийских аристократов, и больных и здоровых, было переправлено на кораблях через Мальтийский пролив на Сицилию. Каждый уроженец Мальты, способный держать в руках копье или лопату, был оставлен на острове, невзирая на пол и возраст. Карла в глазах рыцарей была слабой женщиной голубых кровей, которую они считали себя обязанными защищать, а значит, она составляла балласт. Не говоря уж о том, что каждый, самый малый уголок палубы на галерах, идущих в Большую гавань, был предназначен для воинов, военного имущества и провианта, а не для праздных дамочек с неколебимым желанием умереть. Карла не выносила праздности и, конечно же, не считала себя слабой. Она жила сама по себе, пусть скромно, и сама управляла поместьем в Аквитании. Карла не подчинялась приказам и прихотям мужчин. Она, со своей доброй компаньонкой Ампаро, проехала через весь Лангедок под защитой одного лишь Божьего милосердия и собственной сообразительности. Последняя война с гугенотами[21]21
  Имеются в виду многолетние религиозные войны, начавшиеся во Франции в 1562 г., при Карле X, и продолжавшиеся до 1598 г.


[Закрыть]
оставила по себе шрамы и память о разнообразных пережитых в дороге опасностях, однако же они добрались до Марселя целыми и невредимыми и благополучно переправились в Неаполь, а оттуда на Сицилию. То, что они без всякой помощи и поддержки забрались так далеко, приводило в замешательство многих из тех, кого они встречали на своем пути, и, оглядываясь назад, Карла признавала, что на путешествие ее толкнуло безрассудство и даже глупое упрямство, но когда решение было уже принято, сама мысль, будто бы они не смогут добраться до места, ни разу не приходила ей в голову. Женщину, давным-давно привыкшую к самостоятельности, недели, проведенные в бездействии в Мессине, приводили в ярость. Письмо Старки было первым проблеском надежды. Теперь и у Карлы была какая-то потенциальная военная ценность. Если она сумеет затащить этого Тангейзера на борт «Куронна» к полуночи, ей позволят поехать вместе с ним.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю