Текст книги "Смерч над Багдадом"
Автор книги: Теренс Стронг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)
У офиса Халеда Фаделя задержались трое мужчин, вытащили какую-то бумажку, посмотрели на номер дома.
Верный долгу Грутас подключил тройной кабель, поправил линзы камеры, навел фокус, нажал на кнопку. Раздались три щелчка. Хватит. Он сильно сомневался, чтобы хоть кто-то в отделе удостоил снимки беглым взглядом.
– Кажется, здесь, – решил Мойлан.
Стеклянная дверь была зажата между кафе и магазинчиком, торговавшим одеждой для яхтсменов. Крутые ступеньки вели в офис, располагавшийся на первом этаже. В приемной греческая матрона-секретарша с выкрашенными хной волосами и огромными золотыми серьгами поливала растения в горшках.
– Кон Мойлан к господину Фаделю.
Она сладко улыбнулась.
– О да, он вас ждет. Сюда, пожалуйста.
Из окна офиса Халеда Фаделя открывалась панорама продуваемой ветром гавани. Под ногами расстилался сливочного цвета ковер, гармонирующий с бежевыми стенами, украшенными морскими пейзажами. Вся прочая обстановка офиса представляла собой сочетание мягкой черной кожи, хромированного металла и дымчатого стекла.
Сам Фадель сыпал из пакета гранулированный корм в гигантский аквариум с тропическими рыбками, возвышающийся позади стола.
Когда секретарша доложила о посетителях, он выразил искреннюю радость.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – говорил Фадель, указывая на длинный бархатный диван.
Он был маленьким, худеньким, в черном, сшитом на заказ костюме, который сидел на нем как влитой. Держался нервно и словно все время извинялся за то, что все не так хорошо, как хотелось бы. На вид около пятидесяти, коротко стриженные черные волосы блестят от бриолина, физиономию украшают маленькие усики на манер Саддама Хусейна.
– Мой друг Нассир считает, что я могу вам помочь, – сказал он, опускаясь в кресло и подпрыгивая на сиденье.
Мойлан внимательно разглядывал его, ожидая, пока он угнездится.
– А я считаю, что это мы вам можем помочь. Мы приехали с предложением.
– Ах да. – Он наконец перестал ерзать, маленькие темные глазки насторожились. – Как вам понравилось на Мальте?
Ирландец пропустил вопрос мимо ушей.
– Теперь вам понятно, зачем я здесь?
Фадель многозначительно притронулся к мочке уха.
– Я взял за правило обсуждать конфиденциальные деловые проблемы за кофе. Где-нибудь в спокойном уголке. Тут в гавани есть прекрасное местечко. Только, надеюсь, я правильно понял, какого именно рода товар вы предлагаете? Редчайшая вещь в наши дни.
Мойлан нахмурился, пытаясь разгадать двусмысленные намеки.
– Я думал, не такая уж редкая.
– Действительно, мистер Мойлан, – вежливо продолжал Фадель, – предложить такой товар могут многие, однако в последнее время я не встречал никого, кто согласился бы его поставлять.
– Я готов поставлять, – заявил Мойлан.
– Когда?
– Скоро.
– А цена?
Обсудим. – Мойлан позволил себе сухо улыбнуться. – Но недешево.
– Разумеется, нет. – Фадель встал. – Давайте продолжим за кофе.
Он повел их вниз по лестнице, они прошагали под ветром по улице два квартала, вошли в дорогой ресторан. В этот утренний час за столиками было пусто. Единственной живой душой оказался старый кот апельсинового цвета, слонявшийся между ножками стульев, словно в лесу среди деревьев.
Пока официант накрывал на стол, Фадель хранил молчание, а когда заговорил, это был другой человек и речь его звучала четко и решительно.
– Простите все эти увертки, мистер Мойлан. Я должен быть чрезвычайно осторожен. Моя страна переживает не лучшие времена. Знаете ли, что мой офис сканируют каждое утро? Пока никто ничего не обнаружил, но я не могу рисковать. Я – уважаемый и пользующийся доверием человек, имею массу друзей среди греков. А вот американцы – тьфу! Принуждают своих партнеров по НАТО к сотрудничеству! Что бы вам ни говорили, мистер Мойлан, я не шпион. Я искренний патриот и верный член партии Баас. Партия сделала мне много хорошего. Партия всегда хорошо относится к своим верным членам. Поэтому мой долг – сделать все, чтобы помочь своей стране и партии, когда они нуждаются в помощи.
«Дерьмо собачье», – подумал Эвери, но признался себе, что поверил бы Фаделю, если бы Стаффорд Филпот не раскрыл карты.
– Поэтому, – продолжал араб, – наша сегодняшняя встреча будет первой и последней. За границей нас, тех, кто может помочь нашему вождю в трудный час, осталось не так уж много. Скажите мне точно, что великая Ирландская республиканская армия может предложить Ираку?
Странно и фантастично прозвучали эти слова в пустом ресторане Пирея мрачным зимним утром. По спине Эвери пробежал озноб, и он вдруг понял, что они с Корриганом сделали дело. Лошадь накрылась бизоньей шкурой.
Мойлан поколебался, глянул сперва на Эвери, потом на Корригана, сидевшего с подчеркнуто беззаботным видом. В сущности, не следовало бы им это слышать. Он глубоко вздохнул.
– Мы планируем устранить британского премьер-министра и всех членов кабинета.
Глава 12
София Папавас, лежа голой в постели, наблюдала, как ее годичной давности друг выходит из душевой кабинки и кружит по тесной захламленной квартире, собирая разбросанную накануне вечером одежду. И черный кот, свернувшийся теплым клубком у ее бедра, тоже наблюдал за ним.
Надо признать, у этого полицейского красивое тело. Гладкое, мускулистое, с тонким налетом черного пушка на груди и ногах. Андреас Грутас не стыдится демонстрировать его, с несказанным удовольствием красуется перед зеркалом для бритья, слегка прикрываясь полотенцем, прекрасно зная, что она на него смотрит. Конечно, он не страдает отсутствием извечного греческого мужского самолюбия и самоуверенности.
Она не против и даже поощряет такую уверенность. Но с чем уж никак нельзя смириться, так это с надменной полицейской походочкой. Просто смех, особенно когда он голый и кочерыжка покачивается на ходу, как жезл у регулировщика уличного движения.
Натягивая брюки, он заметил, что она пошевелилась.
– А, проснулась.
– Я уж давным-давно не сплю.
Грутас подошел к кровати, кот вытянулся, нижняя губа его поехала вниз, открывая в оскале белые острые зубки.
– Что же ты мне не сказала, – проворчал он и взглянул на часы. – Есть еще время по-быстрому перепихнуться.
– Нет, слишком рано, – скорчила она гримаску, означавшую, что ей хочется спать.
Он взглянул на нее сверху вниз и усмехнулся, приняв эти слова за комплимент. Она была почти не накрашена, не нуждаясь в макияже при таких длинных черных ресницах и смуглой чувственной коже. Унаследованные от матери черные шелковистые волосы распущены и, падая ей на плечи, почти закрывают грудь. Он бросил оценивающий взгляд на волнистые пышные пряди, темные кружки сосков, юный упругий живот. Между плотно сжатыми ляжками виднеется холмик курчавых волос, а когда она поднимает руки, натягивая смятую простыню, такие же темные волоски выглядывают из подмышек.
В нем проснулось желание. Чертова спешка!
– Ну и ладно, а то Нико хотел меня видеть. Ровно в девять.
– Капитан приказал, и малыш лейтенант побежал, – поддразнила она.
– Нико знает, что делает, – ответил он, застегивая рубашку. – По крайней мере, мне до обеда не придется снова заниматься этой идиотской слежкой.
– Какой слежкой?
– Запомни, что ты не должна спрашивать, а я – отвечать.
Она обиделась.
– Ты становишься точно таким же, как твой босс. Типичный полицейский, который никому не верит, кроме других полицейских. Даже своей настоящей и верной подруге.
Он смягчился.
– Ну, если хочешь знать, за одним иракцем, агентом судоходной компании в Пирее.
Она на секунду утратила контроль над собой. Губы дрогнули, рот раскрылся. Наверное, да. Ничего другого быть не может. Потом опомнилась, выдавила из себя девический смешок, надеясь, что он не заметил, как кровь приливает к щекам, равнодушно вздернула подбородок и презрительно заявила:
– Ничего я знать не хочу.
Но Андреас Грутас не расслышал, заходя в ванную, чтобы уложить волосы, и продолжал объяснять:
– У меня тут уже целая куча фотографий людей, которые заходили в это агентство. Нико собирается разглядывать их в лупу.
Она бросила взгляд на большой пухлый конверт, который он оставил на кресле возле кровати, и сказала себе: «Три минуты». Он никогда не затрачивает меньше трех минут, пока не убедится, что каждый волосок лег на место, пока не исследует в зеркале глаза и зубы, любуясь и восхищаясь самим собой.
София поспешно вытряхнула содержимое конверта на кровать. Несколько негативов и десятка два снимков. Она замерла, вытаращив глаза. Вот один. А вот еще два. Все трое. Мойлан, Эвери, Корриган. Пресвятая Богородица!
Из ванной доносился шум воды, он мыл руки. Она быстро сунула три фотографии под простыню, потом, спохватившись, спрятала и негативы.
Когда Грутас вернулся в комнату, натягивая пиджак, конверт лежал на месте.
– Если хочешь, к обеду могу вернуться. Что скажешь?
– Как-нибудь доживу до вечера, – сверкнули в улыбке белые зубы. – У меня сегодня лекции целый день, и после обеда тоже.
– Когда-нибудь станешь физиком-ядерщиком или еще кем-нибудь вроде этого, – рассмеялся он.
В ее глазах промелькнула озорная искорка.
– Пожалуй, вольюсь в ряды нашей славной полиции.
Ему нравился ее стиль, редкостное для типичной левой студентки чувство юмора. Они поцеловались, и он ушел.
Как только закрылась дверь и затихли шаги, София зашипела сквозь зубы: «Ублюдок! Надутый буржуйский ублюдок! Фашистская свинья!»
Быстро приняв душ, она натянула на голое крепко сбитое тело тесные джинсы «Ливайс», выбрала из своего скромного гардероба цветастую блузку. Торопясь, положила коту еды. Сегодня предстоят важные события, дела принимают опасный оборот. Ее охватила легкая дрожь и внутренний жар.
Терпеть больше не было сил. Даже ради «Движения» просто невыносимо каждую ночь трахаться с полицейским, задавшимся целью навести так называемый порядок и осуществить так называемое правосудие.
Но сегодня «Семнадцатое ноября» начинает кампанию возмездия.
Мгновенно выхватив из-под простыни фотографии и негативы, София выбежала из дома и быстро домчалась на мотоцикле до запущенных, расползшихся по кварталу Муссио зданий Технического университета, стены которых были исписаны лозунгами типа «Янки, убирайтесь прочь!», увешаны афишами рок-групп и авангардных пьес, похожими на куски пластыря, скрепляющие изношенную ткань строений.
Она, как обычно, оставила мотороллер на площади Экзархии [44]44
Экзархат – самостоятельный епархиальный округ в православной церкви.
[Закрыть]и замахала рукой, перебегая через тротуар к кафе, где студенты встречались за завтраком, выкуривая по сигарете и выпивая по чашке крепкого черного кофе. Оттуда ей помахали в ответ. За столиками звучали оживленные, возбужденные голоса.
– Что случилось? – спросила София, швыряя на стол мотоциклетный шлем, который она никогда не носила.
– Ты не слышала радио? – спросил какой-то юноша.
– Нет. – Чертов Андреас! – А что?
– В этого промышленного магната Вардиса Вардиноянниса пустили ракету!
– Да что ты! – Вот оно, началось! – Убит?
Парень покачал головой.
– Он был в бронированном «мерседесе».
– Весьма типично, – заметил другой молодой человек. – Буржуи все себе могут позволить.
Одна из подружек Софии добавила:
– Говорят, это «Семнадцатое ноября». Как ты думаешь, они стреляли из той базуки, которую свистнули из Военного музея?
Парень рассмеялся.
– Надо было отдать ее им добровольно. Но какая дерзость! Я, правда, предпочел бы, чтобы они нападали на американцев. Господи, если бы не учеба, я с радостью к ним бы присоединился. Водить полицию за нос – как это, наверное, щекочет нервы!
«Нужен ты им, – подумала София, – с твоим гонором», – и сказала:
– Вот опоздаем на утреннюю лекцию, нам будет не до американцев и не до полиции.
Они заторопились, вливаясь в поток студентов на пути к Политехническому по улице Стурнари с ее магазинами, забитыми компьютерами, писчебумажными товарами, техническими справочниками и учебниками.
Молодой человек, наклеивающий объявления на проржавевшие зеленые ворота, узнал Софию, вытащил из пачки нижний листок и протянул ей. Она едва взглянула на плохо отпечатанное на дешевой бумаге приглашение принять участие в студенческом вечере танцев. Убедившись, что никто не видит, перевернула листовку и прочла на обороте: «Сегодня. В условленном месте в условленный час. Осторожно. Профессор».
Сердце ее забилось. Она знала, что не должна пропустить ни единого слова из ближайших лекций. Время ей сообщат до перерыва на обед.
Она была одной из немногих, кто знал Профессора. Не подлинную его личность, конечно, – этого не знал никто. Но она знала его в лицо, хотя имя или род занятий этого человека до того, как он встал во главе самой неуязвимой в Европе, идеально законспирированной сети террористических ячеек, оставались тайной. Ей было известно, что он, почти наверняка, никакой не профессор. Свой псевдоним он выбрал в шутку, после того как в прессе промелькнули предположения, что вождем террористических банд вполне может оказаться какой-нибудь академик с левыми убеждениями. София считала эти догадки резонными, ибо движение получило свое название в честь даты крупных студенческих волнений 1973 года, направленных против правившей тогда в стране военной хунты.
Полученное сообщение означало только одно – ирландец прошел проверку. Для иракцев, но не для нее. Ей предстоит вступить в контакт с группой, присланной Временным советом ИРА.
Она догадывалась, что Профессора не очень-то все это радует. В конце концов, именно он вышел на агента иракской разведки Халеда Фаделя и предложил выступить на стороне Саддама Хусейна против общего врага – американцев. Это он выдвинул идею крестового похода во славу Греции и пролетариата, не преследуя никаких корыстных целей. Он сразу из принципа отверг щедрые посулы Фаделя. Принять их означало бы подчиниться, а она успела отлично усвоить, что Профессор никогда никому не подчиняется.
Теперь на сцене появились ирландцы. С крупными силами, широко разветвленной организацией и ресурсами, которые даже не снились «Семнадцатому ноября». Это ее возмутило, и она догадывалась, что гордость Профессора тоже уязвлена. Но, действуя вместе с ними, они могли выйти далеко за рамки своих обычных возможностей и даже ударить в самое сердце мирового империализма. Это будет брак по расчету.
Когда прозвенел звонок на перерыв, она подошла к преподавателю и, сославшись на нездоровье, попросила разрешения не присутствовать на занятиях во второй половине дня, после чего поспешно оседлала свой мотороллер и помчалась в южном направлении, впервые в жизни нахлобучив шлем – сегодня ее никто не должен узнать.
Через десять минут она уже была в захудалом соседнем квартале Монастираки, где в тени Акрополя за железнодорожной линией раскинулся «блошиный рынок», родной дом для афинского отребья, приютивший уличных торговцев всевозможным хламом, дельцов черного рынка, контрабандистов, сводников, проституток и толкачей наркотиков.
София Папавас направила мотороллер прямо в толпу, громкими гудками расчищая себе дорогу в глубь рынка к жалкой лавчонке под драным навесом цвета хаки.
Человек, известный ей под именем Михалис, перебирал свою разношерстную коллекцию военного снаряжения. София считала, что он, как и большинство знакомых ей мужчин, никогда не повзрослеет. Лицо остается мальчишески круглым, несмотря на массивную копну прямых волос и столь же пышную бороду, очки в тонкой стальной оправе только подчеркивают сходство с замкнувшимся в себе вечным студентом.
Этот образ нарушали только внушительный рост да широченные плечи, обтянутые его излюбленным оливковым анораком. Своим мощным телом и буйной растительностью он напоминал Софии фантастическую пушистую игрушку, огромную и безобидную. Но она знала, что это совсем не так.
Михалис заметил мотороллер и поднял глаза, едва обратив внимание на девушку, не удостоив джинсы в облипку даже беглым взглядом, чем вызвал немалое ее раздражение.
Адресуясь куда-то выше ее головы, равнодушно бросил:
– Проходи, – и двинулся сам, указывая дорогу, в разваливающееся бетонное строение, в темный угол, заставленный рядами коробок и связками книг, где стоял запах сырости и плесени.
– Фургон готов? – спросила она.
Михалис мельком взглянул на нее, сверкнув глазами за стеклами очков, и спокойно ответил:
– А как ты думаешь?
Под кучей дерюги покоилась коробка из-под ботинок. Он открыл крышку, демонстрируя содержимое, завернутое в промасленную ткань, – старые, но превосходно сохранившиеся турецкий автоматический пистолет «кириккале» по образцу «вальтера» и довоенный немецкий «люгер».
Она улыбнулась.
– Не буду спрашивать, какой ты предпочитаешь.
Он впервые отреагировал: слегка улыбнулся в ответ и любовно погладил «люгер». Она, не колеблясь, взяла второй пистолет, взглянула на предохранитель, проверила магазин, вытащила из коробки обойму с патронами калибра 7,65.
Довольная произведенным осмотром, София решительно приказала:
– Пошли.
Вернувшиеся из Пирея мужчины нашли Мегги в вестибюле отеля, где она скучала после еще одной одинокой прогулки по городу.
– Вот и путешественники вернулись, – холодно поприветствовала она их. – Куда вы теперь собираетесь?
Завершая встречу, Халед Фадель сказал, что с ними свяжутся «в свое время». Никто не мог знать, когда это время настанет, и Мойлан сказал:
– Забирайте пока своего мужа. Но у меня есть предложение: давайте устроим хороший обед за мой счет. Мне говорили, что в «Крикеласе» возле отеля «Каравелла» неплохо кормят.
Хотя ей не хотелось иметь с Мойланом ничего общего, отказываться было бы ребячеством, а Эвери с Корриганом идея получить кое-что поприличней обычной еды в таверне явно пришлась по душе.
Не найдя на улице Роберту Галли такси, они двинулись по направлению к оживленному главному проспекту, Мойлан и Корриган впереди, а Эвери с Мегги позади, перебирая в памяти блюда греческой кухни, которые они готовили в прошлом году на кулинарных курсах.
Никто из них не обратил внимание на стоявший на узеньком тротуаре под деревьями ржавый голубой микроавтобус с закрашенными стеклами.
Но когда они с ним поравнялись, отворилась задняя дверца, оттуда выскочила молодая женщина в тесных джинсах, встала у них на пути, тряхнула копной смоляных кудрей и без предисловий сказала:
– Я – София. Садитесь, пожалуйста.
В полном ошеломлении мужчины никак не могли сообразить, что в целях безопасности их решили неожиданно перехватить прямо на афинских улицах. Судя по выражению лиц, их, кроме того, поразили ее юность и эффектная внешность. «Мужики, – презрительно подумала она, – вечно одно и то же. Даже если застичь их врасплох, как сейчас, думают не головой, а тем, что носят в штанах».
– Я этого не ожидал… – настороженно произнес Мойлан.
– Так и было задумано, – ответила София, кивнув на открытую дверцу. – Пожалуйста, поскорее.
Ирландец и Корриган полезли в машину, а Мегги отпрянула, оглядываясь на Эвери.
– Макс, что происходит? Кто эта девушка?
Он подтолкнул ее.
– Садись, я потом объясню.
София последовала за ними. Скрытый за занавеской водитель рванул с места, не дожидаясь, пока она захлопнет дверцу. В автобусе было темно, дневной свет проникал внутрь только через маленький, процарапанный в закрашенном заднем стекле глазок.
Испуганная и встревоженная Мегги, подпрыгивая на жестком сиденье вилявшего на поворотах автомобиля, вцепилась в руку Эвери.
– Макс, ради Бога, прекрати скрытничать, – шептала она. – Скажи правду.
София сидела напротив и приглядывалась к ней все пристальней.
– Она что, не знает? Я думала, она с вами.
– Так и есть, – сердито сказал Мойлан. – Она здесь с Максом, но ничего не знает. Мы же не думали, что вы отколете такой номер.
А Корриган добавил:
– Теперь ты ей должен все рассказать, Макс.
Испытующе устремленные на Эвери глаза Мегги еще больше расширились.
– Что рассказать? Это дела Совета, да, Кон? Черт побери! Я знала, что ты никогда не изменишься.
– Нет, здесь кое-что поважнее, – спокойно заметил Эвери.
Мойлан медленно расплылся в улыбке.
– Введите ее в курс, Макс. Теперь она снова с нами по самую шейку. Ничего не поделаешь. – Он сухо прищелкнул языком. – Как в добрые старые времена.
В темноте и тесноте микроавтобуса она ощутила, как вдруг подступили слезы, и чуть не расплакалась от тошнотворного страха, гнездившегося где-то в желудке. От стыда за себя, за то, что дала себя обмануть. И прежде всего позволила это Максу. Он врал, врал, врал. Как он мог? Ведь он все время знал. Обманул ее доверие, поставил под удар будущее их собственного сына.
А Эвери произнес:
– Временный совет, то есть мы, протягиваем руку помощи иракцам.
На секунду она подумала, что ослышалась. Внимательно посмотрела на него, ожидая чего угодно, но только не этого.
– Иракцам? – недоверчиво повторила Мегги, оглядываясь на Софию. – Иракцам? Ты хочешь сказать, Саддаму Хусейну? – Это звучало так дико, что она никак не могла уяснить.
– Иракцам нужна помощь специалистов, – объяснил Мойлан, с некоторым любопытством следя за ее реакцией. – И мы собираемся ее предоставить. За очень высокую цену.
– Вы с ума сошли, вы все! – вдруг закричала она и рванулась к дверце. – Остановите. Я хочу выйти.
Эвери схватил ее за руку, толкнул на сиденье.
– Заткнись, Мегги! Ты тут ничего не поделаешь.
– Ты, ублюдок! – Раздувая ноздри, она сыпала проклятиями, колотила его кулаками, пока он не выпустил ее.
София с нарастающим беспокойством следила за происходящим, понимая, что совершила серьезную ошибку. Ведя наблюдение в аэропорту и заметив, что все четверо прибыли по отдельности, она заключила, что видит перед собой членов одной из самых страшных и уважаемых в мире террористических организаций. Откуда ей знать, что жена Эвери – ни в чем не повинное и ни о чем не ведающее создание?
Мегги с отвращением смотрела на Макса.
– Ты просто использовал меня. Хотел надежней замаскироваться? Прикинуться парочкой туристов?
Он пожал плечами.
– Это была неплохая идея.
Она вдруг всхлипнула и, содрогнувшись всем телом, крикнула изо всех сил:
– Подонок!
Мойлан мгновенно рванулся вперед, его длинные пальцы вцепились в ее лицо, охватили плотно, как намордник собачью пасть, и крик оборвался. Крепкой хваткой он скрутил ей голову так, что перекосило рот.
– Надо научить ее слушаться, – мрачно предупредила София.
Мойлан стиснул Мегги покрепче.
– О, она будет слушаться.
Все это надо было стерпеть. В глубине души Эвери кипел от гнева и ярости. Он проклинал себя за то, что привез ее в Афины и теперь ничего не мог сделать, не поставив под удар операцию.
– Перестаньте, Кон, – сдержанно попросил он, испытывая единственное желание размазать башку ирландца по стенке фургона, раскроить ему череп вдребезги.
Мойлан, наверное, почуял угрозу в его тоне, неопределенно улыбнулся и разжал руки. Мегги принялась поглаживать красные пятна на шее.
– Мне кажется, вы многого не знаете об этой девчонке, Макс. – Его вдруг позабавила эта мысль.
– И знать не хочу, – спокойно и твердо отрезал Эвери. – Она рассказывала и о своем прошлом, и о вас.
– Держу пари, далеко не все, – злобно заметил Мойлан.
– Столько, сколько мне было нужно, Кон, благодарю вас. И если вы еще раз дотронетесь до нее, я вам руки переломаю. Ясно?
Мегги немного пришла в себя и попыталась собраться с мыслями.
– А ты не из Ирака, – подозрительно взглянула она на Софию.
Девушка слегка улыбнулась, с облегчением видя, что Мегги успокаивается, и саркастически бросила:
– Какая догадливая! – и тут же обернулась к Мойлану. – Халед Фадель не рассказывал вам о нашей организации?
Мойлан вздрогнул.
– О какой организации? Вы разве не из иракской разведки?
– Нет, мистер Мойлан, вы ошибаетесь. Иракская разведка дыхнуть не может и шагу не сделает без ведома американцев. Поэтому вы имеете дело с нами. Наша организация надежно законспирирована и всеми силами борется с Соединенными Штатами. Так что мы сейчас замещаем иракцев. В наших общих интересах.
– Так как называется эта ваша чертова организация? – озадаченно воскликнул Мойлан.
И София ответила с гордостью:
– Мы – «Движение Семнадцатого ноября».
Брэд Карвер оставил Лютера Дикса в машине возле отеля «Эродиан», а сам приготовился следовать за группой Мойлана пешком, ожидая, когда они выйдут из гостиницы и отправятся обедать. Он видел, что поодаль на улице позицию занял шотландец Вильерс, за ближайшим углом притаился Рэн Рейд на мотоцикле.
Вот из гостиницы вышли Мойлан и Корриган, за ними Эвери с Мегги. Оживленно переговариваются. Через авторучку с передатчиком до сидевшего в автомобиле Лютера Дикса донесся голос Корригана: «Нету такси, поищем на перекрестке…» Пошли к перекрестку. Вильерс завел мотоцикл. Брэд Карвер прикрывал преследуемых сзади.
Группе слежения трудно было разглядеть, что произошло потом – кругом припаркованные машины, тротуар в тени деревьев. Перед компанией Мойлана вдруг выросла девушка, заговорила с Коном. Никто не заметил, откуда она взялась, словно материализовалась из воздуха.
Возня, суета. Все нырнули в микроавтобус. Дверцы захлопнулись. Из выхлопной трубы вылетел клуб дыма, и автобус сорвался с места.
– «Чарли-первый» всем, – вызывал Дикс, – что там за чертовщина?
Сначала отозвался Вильерс, которому сцена была видна лучше.
– «Чарли-третий» первому. Кажется, наших друзей увезли в автобусе. На тротуаре их встретила девушка, они вроде бы удивились. Пусть «Чарли-четвертый» идет следом.
– Согласен, – бросил Дикс. – Слышишь, «Чарли-четвертый»?
Рэн Рейд слышал.
– «Первый», я пошел, – мотоцикл взревел, – конец связи.
Он рванул по параллельной улице, чуть задержавшись, чтобы Вильерс успел вскочить сзади, потом дал полный газ, пытаясь догнать автобус.
Тем временем свернувший на север фургончик остановился у светофора, выжидая момент, когда можно будет влиться в бесконечный транспортный поток на улице Дионисия Ареопагита, прилегающей с юга к массивной скале в десять акров, на которой высится Акрополь. Рейд держался позади, отметив, что табличка с регистрационным номером машины видна хорошо и это наверняка не случайно. Потом он решил подобраться поближе, чтобы между ним и автобусом оставалась только одна машина, и в таком порядке они мчались в северном направлении, огибая пышный зеленый массив парка Ареопагос и приближаясь к деловому району Тиссио. Там автобус перевалил через трамвайную линию и взял курс на запад – в лабиринты промышленного предместья.
Рейд приготовился к долгой погоне, но через несколько миль фургончик вдруг завернул во двор старой фабрики. Рэн тормознул за углом, Вильерс соскочил с седла и, осторожно выглянув, успел заметить, как бородатый мужчина распахивает изъеденные ржавчиной железные ворота какого-то полуразрушенного склада, потом возвращается к автобусу, чтобы загнать его внутрь. Через мгновение ворота закрылись и воцарилось прежнее запустение, только ветер гонял между останками разбитых трейлеров комья перекати-поля, обрывки газет и картонки из-под еды.
Вильерс вернулся к мотоциклу, где к Рейду успели присоединиться Лютер Дикс и Брэд Карвер, разглядывавшие крупномасштабную карту, разложив ее на крыше своей машины.
– Подойти незаметно нельзя, – доложил Вильерс.
Водивший пальцем по карте Дикс согласился:
– Полный тупик. Может, попробуем сзади? Как думаешь, Рэн?
Пока Рейд и Вильерс исследовали прилегающие к фабрике сзади улицы в поисках незаметных подходов к складу, Карвер пытался поймать сигнал авторучки Корригана. Она молчала.
В старом складе было холодно и темно, как в пещере. Где-то во мраке капала из лопнувшей трубы вода, из глубоких провалов доносилось царапающее нервы шуршание и топот крошечных бегающих лапок.
София Папавас зажгла парафиновую свечку, осветив небольшое пространство, где стояли старые ящики из-под чая, изображающие сиденья и накрытый к чаю стол.
Предвидя возможность обыска, Корриган незаметно обронил свою ручку на пол, ногой закатив ее в тень. Предчувствие оправдалось, осмотр состоялся, не дав никаких результатов.
София казалась несколько обеспокоенной.
– Здесь не очень удобно, зато можно разговаривать без опаски. Дело вот в чем. – Она перевела взгляд на Мойлана. – Наш общий ливийский друг сказал, что вам можно верить, что вы отвечаете за акции ИРА в Британии и в Европе. Так?
Ирландец беспокойно заерзал. Он не привык говорить об этом не то что с незнакомцами, но даже с близкими друзьями.
– Так.
– А эти двое?
Мойлана, уже разозленного тем, что он нежданно-негаданно оказался в компании, которую считал полоумными фанатиками-террористами, начинал раздражать этот допрос.
– Макс Эвери – наш, так сказать, квартирмейстер. Он занимается материально-техническим снабжением некоторых европейских ячеек, обеспечивает надежное жилье, транспорт, документы, всякие такие вещи. Он также неплохо говорит по-арабски, а мы собирались работать с иракцами.
Мегги слушала, онемев от изумления. Она даже не представляла, как глубоко увяз Макс.
– Он англичанин? – допытывалась София.
– Ничего не поделаешь, – сухо улыбнулся Мойлан, – по рождению англичанин, однако предки его и родители – ирландцы. Он с нами уже шесть лет.
Черные глаза девушки остановились на Корригане.
– А это американец?
– Родился и вырос в Эйре. Его семья эмигрировала в Нью-Йорк, теперь он вернулся домой и работает у нас.
Она внимательно рассматривала жесткое обветренное лицо американца, его яркие синие глаза, которые встретили и выдержали ее взгляд. «Какие бездонные, – подумала она, – непроницаемые…» О чем они говорят, не поймешь, то ли он хочет заняться с ней любовью, то ли готов прикончить ее на месте.
– Кто он по специальности?
– Лу специалист по подрывным работам.
– Если мы в самом деле попали в компанию ребят из «Семнадцатого ноября», – заговорил Корриган, – надо бы нам их поздравить.
Она с изумлением и любопытством снова взглянула в его сторону.
– Я слышал сегодня утром по радио о вашей акции, – пояснил он. – Промышленник в «мерседесе».
– Вы понимаете по-гречески? – удивленно спросила девушка.
– Неплохо. Семья моей бывшей жены из греческих иммигрантов. Кое-чему научился.
В ее глазах загорелась симпатия.
– Боюсь, поздравления преждевременны, мистер Корриган. Мы не добились цели.
Он содрал целлофан с сигары и закурил.
– Тогда вам и правда нужна наша помощь.
Опять эти глаза. Насмехается он или говорит серьезно?
– Это мы будем решать, – резко сказала она.
Мойлан был не в восторге от ее поведения.
– У нас есть особый план, который мы хотим предложить иракцам. Халед Фадель в курсе дела.
– Решение в принципе принято, – подтвердила она, – но теперь все зависит от того, согласится ли Профессор сотрудничать с вами.
– Кто? – недоуменно спросил Мойлан.
– Наш лидер. Мы не иракские марионетки, это от нас требуется согласие. – У нее была типично греческая привычка подчеркивать речь резкой жестикуляцией тонких рук с обгрызенными ярко-красными ногтями. – А нам надо убедиться не только в том, что вы те, за кого себя выдаете, но и в том, что вы захотите и сможете сделать то, на что мы согласимся.
