Текст книги "Смерч над Багдадом"
Автор книги: Теренс Стронг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)
– Неизвестно, – возразил Георгос. – В любом случае Саддам не собирается торопить события. Он нанесет удар, только если дело дойдет до войны. Он все еще верит, что у американцев не хватит духу. – Грек отхлебнул из бокала. – Но сначала поговорим о финансах. Как я понимаю, вы здесь главным образом из-за этого. Печально, но факт, что наши организации преследуют в этом случае разные цели.
– Георгос, – сказал Мойлан, бросая взгляд на Эвери и Корригана, – этот вопрос мы с вами обсудим наедине. Надеюсь, никто не обидится.
– Конечно. Джентльмены, – с чрезвычайной любезностью произнес грек, – вас проводят в каюты. Мистер Эвери, вам немедленно сообщат, когда ваша жена покинет операционную.
Появился стюард, и двое мужчин неохотно вышли из салона.
Георгос налил себе и Мойлану еще.
– Весьма разумная предосторожность. Секретность – наш главный козырь. Именно поэтому «Семнадцатое ноября» так долго держится. Если не хочешь, чтоб люди знали, так ничего им не говори. – По его лицу прошла тень улыбки. – Мы, греки, известны своей философией, а люди нашей профессии должны принять одну непреложную философскую истину – женщины гораздо лучше умеют хранить свои тайны. Мужчина же часто не в силах носить в себе то, о чем невозможно поведать другой душе – исповеднику, другу, возлюбленной.
Мойлан чувствовал, как убаюкивает его спокойная речь грека, и гадал, кто он такой на самом деле. Кажется человеком образованным и состоятельным, можно представить его кем угодно – адвокатом, политиком, – только не анархистом. Усмехнувшись, ирландец спросил:
– А кому вы поверяете свои тайны, Георгос?
В ответ прозвучал мягкий смешок.
– Своей кошке, мистер Мойлан, только своей кошке.
Кажется, они нашли общий язык.
– Пожалуй, вернувшись домой, я посоветую нашим ребятам завести себе кошек.
– Вы доверяете этим двоим, что приехали с вами?
– Конечно.
– Но все же, надеюсь, не до конца? Что касается денег, я уполномочен предложить вам миллион долларов. Треть по заключении соглашения, треть, когда все будет готово, и треть после удачного завершения операции.
Мойлан заулыбался. Солидный доход за работу, которую они все равно собирались сделать.
– А расходы? Транспорт, надежная крыша и прочее обойдется не дешево.
Георгос кивнул. Все эти двусмысленные эвфемизмы были ему хорошо знакомы.
– Расходы, естественно, будут покрыты.
– В таком случае, я полагаю, мы договорились.
Грек долго задумчиво смотрел на своего собеседника. И наконец проговорил:
– Разумеется, мы могли бы провернуть дело гораздо, гораздо более крупное.
– Простите, не понял? – переспросил удивленный Мойлан.
– Наверное, вы даже не понимаете, как рады в Ираке вашему предложению о сотрудничестве. И даже не самой акции против вашего правительства, какой бы полезной она ни была. Видите ли, Саддам приперт к стенке. Хоть он и не верит в реальность войны, но решил не сдаваться, если она все же начнется. Однако, несмотря на оптимистические заявления для прессы, он знает, что обычными методами ему не победить. И вот высшие военные советники и Эстикбара разработали формулу, которая гарантирует Ираку победу в войне.
– Лично я не вижу такой возможности, – усомнился Мойлан.
– На Западе мало кто понимает, как мыслит Саддам. Там совершенно не представляют, на что он способен. Вы не могли не заметить, как он швырял миллионы из скудных ресурсов страны на разработку химического и биологического оружия.
– Американцы, французы и англичане вполне могут справиться с этим. Они давно готовились, опасаясь, что Советы пустят такое оружие в ход.
Грек снова улыбнулся.
– На поле боя – да, могут справиться. А дома, в своем дворе?
– Не понимаю… – начал было Мойлан, но тут же почувствовал, что понимает. Сердце затрепетало, и бокал дрогнул в руке.
– Смертоносное оружие, которое разрабатывалось для уничтожения Израиля, – объяснял Георгос, – можно повернуть против бывших друзей Саддама – Англии и Америки. Американцы предали его, он будет к ним беспощаден.
Мойлан в сомнении покачал головой.
– Даже если ему такой фокус удастся, американцы не отступят. Им есть что терять.
– О, они, безусловно, отступят, даже не сомневайтесь. – Георгос встал, направился к двойной двери, ведущей на кормовую палубу, выглянул в ночь. – К югу отсюда лежит остров Крит, где во время войны произошла знаменитая высадка немецких десантников. На нем есть американская военно-морская база и аэропорт в Сауда-бей. Обычно это тихая гавань, место для стоянки, заправки и пополнения запасов кораблей Шестого флота. А сегодня там кипит бурная деятельность, это опорный пункт операции «Щит в пустыне». Только представьте, какой эффект произвела бы его неожиданная атака с использованием убийственной комбинации антракса и клостридиум ботулинум. [46]46
Антракс – культура бацилл сибирской язвы; Clostridium botulinum – токсин ботулизма.
[Закрыть]
– Что-что?
– Вы, конечно, не знаете, что может сделать подобная химико-биологическая система. Антракс высоко вирулентен, [47]47
Вирулентность – степень болезнетворности микроорганизма, зависящая от его инфекционных свойств.
[Закрыть]попав в дыхательную или пищеварительную систему, он убивает за двадцать четыре часа. Вызывает, как правило, пневмонию или сепсис с поражением жизненно важных органов. Через день на базе не останется в живых ни одного американца. Грандиозная шоковая терапия для Вашингтона!
Мойлан был потрясен.
– Иракцы пойдут на это? – проговорил он, внимательно глядя на Георгоса. – Вы пойдете на это?
Грек отвечал тихо-тихо, чуть ли не шепотом, с хрипотцой:
– Вопрос в том, друг мой, пойдете ли на это вы? Решится ли Временный совет ИРА помочь нам атаковать Крит и другие цели?
– Какие другие? – Пораженный до глубины души Мойлан не мог осознать масштабов предполагаемой операции.
– По примеру Соединенных Штатов, – продолжал Георгос, глядя на канделябр, – которые завершили Вторую мировую войну, сбросив без предупреждения атомную бомбу, Саддам Хусейн готов уничтожить базу на Крите. В качестве небольшой иллюстрации к тому, что может последовать дальше. Одновременно будет объявлено об аналогичных акциях в Вашингтоне, Лондоне и других городах союзников. Продемонстрировав способность и готовность к действиям, Саддам вынудит Буша с партнерами отступить ради собственного спасения. Если нет, коалиция быстро развалится после угрозы атак на Париж, Каир и Дамаск.
Мойлан тяжело перевел дух.
– Но все остальное после Крита будет блефом?
– О нет, мистер Мойлан. Вовсе нет. При необходимости будет сделано и все остальное. Соединенным Штатам придется отступить и отказаться от всяких претензий на роль мирового полицейского. Атака на Крите разрабатывается тщательно, чтобы произвести максимальный эффект, но уже готовятся планы акций в Вашингтоне и Лондоне.
– Вы шутите?
Георгос пропустил вопрос мимо ушей.
– Агенты Эстикбары завезли в Лондон баллоны с газом, содержащим бациллы сибирской язвы. Предполагается незаметно рассеивать их с буксиров, курсирующих через весь Лондон по Темзе. В результате ожидается около полумиллиона жертв и эвакуация обширных районов города.
Мойлана вдруг прохватил озноб, как будто по салону пронесся сквозняк, хотя Георгос уже закрыл двери.
– А Вашингтон?
– Одновременно с акцией в Лондоне в Вашингтоне в сенатских кухнях в пищу попадет примерно десять миллиграммов токсина ботулизма. Ударим американцев там, где побольней. По оценкам иракских экспертов, пострадает не менее пяти тысяч человек, половина из них умрет. Больше никто не станет смеяться над «Семнадцатым ноября».
– Вы говорите серьезно?
– Гораздо важнее, мистер Мойлан, что серьезно говорят иракцы. Настолько серьезно, что предлагают вашей организации ни больше ни меньше, как два миллиарда долларов за помощь в организации и проведении этих акций. Как вы считаете, Дублину это понравится?
Мойлан поморщился.
– Не могу знать.
Он в самом деле не знал, но хорошо представлял, какой ужас охватит Совет ИРА, какие там вспыхнут споры.
Даже у кровавых ястребов, к которым принадлежит он сам, есть свои моральные ценности, что бы ни думал о них весь остальной мир. Два миллиарда долларов превосходят самые смелые ожидания, но возникает серьезная нравственная дилемма. ИРА впервые пришлось бы работать исключительно из финансовых соображений, только ради денег.
Впрочем, кроме этого, ничего нового. Разве они уже не предложили расправиться с британским кабинетом на тех же самых условиях? Разве не помогали другим «братьям» – ЭТА, баскским сепаратистам, АНК в Южной Африке, [48]48
АНК (Африканский Национальный Конгресс) – старейшая политическая организация коренного населения Южно-Африканской Республики, борющаяся против апартеида и других проявлений расизма.
[Закрыть]многим европейским террористическим группировкам – бороться с угнетателями?
Однако сейчас речь идет о другом. Химическое, биологическое и бактериологическое оружие завоевало дурную славу во всем мире. Нет никаких сомнений, что тот, кто применит это оружие, не обретет друзей и не одержит победы, которая имела бы пропагандистский успех за пределами арабского мира.
Может быть, Буш и пойдет на попятную, позволит Ираку остаться в Кувейте, но это вопрос времени – выждав момент, американцы за все отомстят Саддаму Хусейну.
Если причастность к акции ИРА раскроется, она лишится всех своих сторонников и сочувствующих. Такой риск не стоит даже двух миллиардов долларов. В Лондоне будут умирать ни в чем не повинные ирландцы, в Вашингтоне не станет могучего ирландского лобби, которое многие годы оказывает ИРА неоценимую поддержку, – все это рухнет в один момент.
Нет, он не думает, что Совет ИРА одобрит такое безумие.
Георгос наблюдал за ним молча, расслабившись, отдыхая, словно они только что потолковали о ценах на овощи. Теперь он подсел поближе к ирландцу.
– Главные наши помощники и связные, разумеется, греки. Никто не узнает о цели своего участия в операции, в акциях здесь и за рубежом. Однако расчеты показывают, что нам не хватит специалистов и рабочей силы для действий в других странах. Поэтому мы будем договариваться с любой профессиональной террористической группировкой, располагающей соответствующими возможностями. Я понятно говорю, мистер Мойлан? – Карие глаза обрели новое выражение, твердое и решительное.
И вдруг Мойлан понял. Точно понял, что предлагает Георгос. Он все время был на шаг впереди.
Георгос поднялся и нажал кнопку звонка обслуживающему персоналу.
– Утром мы снова поговорим. А пока я вам покажу вашу каюту. – Он пошел к стене, открыл встроенный потайной ящик и вытащил большой коричневый конверт. – Только не заблуждайтесь, не думайте, что это легко будет сделать. Смотрите, на вас уже есть компромат.
Мойлан взял конверт.
– Что вы имеете в виду?
– Эти снимки сделал отдел по борьбе с терроризмом у офиса Халеда Фаделя, иракского агента в Афинах.
Ирландец в ужасе уставился на фотографии. Крупнозернистая печать, моментальное фото. Эвери, Корриган и он сам.
– К счастью, – сказал Георгос, – мы смогли изъять их, прежде чем они попали в чужие руки.
Мойлан задохнулся от изумления.
– Но как, черт возьми…
– Не спрашивайте. Просто запомните этот урок. Нельзя недооценивать нашу организацию.
В этот момент вошел стюард в белой куртке.
– Спокойной ночи, мистер Мойлан. Обдумайте все, что я вам сказал.
– Непременно, – взяв себя в руки, спокойно ответил Мойлан.
Он все еще был смущен и задумчив, придя в небольшую, отделанную дубом каюту с застланной накрахмаленными льняными простынями койкой, с мраморным умывальником, на котором выстроилась небольшая коллекция туалетных принадлежностей, со столиком, на котором стояла бутылка «Джонни Уокер» и хрустальный стакан. В узком шкафчике висела пижама и толстый махровый халат. Кажется, Георгос действительно постарался устроить его поудобней, не упустив ничего.
Голова шла кругом, он знал, что не заснет. Налил себе виски, растянулся на койке, подсунув под голову подушку, уставился на усеянный каплями воды иллюминатор.
Вот наконец и настал критический поворотный момент.
Словно вся жизнь, начиная с детства в Дерри, подводила его к этому случаю. К этой судьбе. Он вырос в католической семье, усваивая традиции и истории о бесчинствах англичан и несправедливости оккупации, которые передавались из поколения в поколение. Он слушал речи родителей, дедов и дядей частенько без должной почтительности, но всегда с чувством гордости, пробуждавшим первые вспышки гнева и возмущения. Но как у любого другого мальчишки, его интересы сводились главным образом к разведению кроликов на заднем дворе и к футболу на узких улочках. Повзрослев, он стал присматриваться к девочкам, таинственным и надменным созданиям, следил издали, с любопытством, с таким же странным и необычным чувством, с каким наблюдал за битвами жуков-оленей или бабочек-совок, которых держал в коробках у себя в спальне.
Способный к наукам юноша поступил в технический колледж, где формировались его общественные убеждения и где, вдохновленный такими вождями, как Маркс, Троцкий, Мао Цзэдун, он вместе с другими студентами 1967 года увлекся историей борьбы народов мира против угнетения.
Когда ему стукнуло двадцать два, в Ольстер вошли первые британские войска, чтобы защитить католическое меньшинство от протестантов в их вечной сектантской вражде. Через несколько месяцев правда вышла наружу – это была армия оккупантов. Он понял это, и зревшая с детства тайная ненависть закипела и выплеснулась через край.
Вместе со многими сверстниками он встал под трехцветный флаг и записался в местный батальон Временного совета ИРА. Но скоро почувствовал себя обманутым. Стал замечать промахи и ошибки лидеров Движения. Он знал науку и теорию борьбы, руководители Совета ее явно не знали. Отходя понемногу в сторону, он даже на несколько лет уехал в Англию, чтобы не участвовать в заведомо провальных операциях. Пока не настал нужный момент.
Он правильно выбрал время. К середине семидесятых годов британская армейская разведка наводнила ряды ИРА осведомителями и шпионами, и перед крестными отцами встала необходимость реформ и создания новой сети ячеек. Только тогда Мойлан вернулся в провинцию, убежденный, что теперь Движение отчаянно нуждается в его интеллекте и знаниях, в мыслителе и разработчике планов, который владеет всеми способами проведения кампаний террора и, главное, умеет выигрывать. Кругом полно неграмотных деревенских парней и молодчиков из городских гетто, готовых подставлять лбы. Тюрьма в Мейзе или пуля в затылок в ночной стычке не для Кона Мойлана.
Он быстро взбирался по иерархической лестнице, принимая участие только в тех акциях, которые до мельчайших деталей планировал сам, уверенный в успехе и возможности безопасно скрыться. Он стал известен как Фокусник, завоевал мрачную славу среди соратников и навлек на себя гнев противников, осуждавших его за самонадеянность и упорно отрицавших, что он обгоняет и переигрывает их на каждом шагу. Всегда оказывается прав.
Осушив стакан, Мойлан налил еще.
«Всегда прав», – насмешливо повторил он. Это вывело его на верхушку организации. Может быть, его ненавидели, но доверяли и уважали. Настолько, что передали капитал Совета, – «почти весь», – усмехнулся он, – для легальных инвестиций в строительный бизнес. И снова он преуспел, на этот раз в отмывке денег и обеспечении крупных дивидендов.
Но, несмотря на все победы, он не добился одного. Самого главного. Власти. Власти, которая дает право поступать по-своему.
Да, он всегда оказывался прав, но Совет ИРА его пока что не слушался. Пока что он действовал так, как хотел, а не так, как велел Мойлан. Террор – такое же оружие, как любое другое. Чтобы оно убивало, его надо использовать в полную силу. Иначе оно станет таким же бессильным, как меч в ножнах или пистолет на предохранителе. Он не станет рассылать предупреждения по телефону, нападать на военные или правительственные объекты. Это не привлекает общественное внимание.
Воображение тупых масс захватывает, когда ты бомбежкой расчищаешь себе дорогу. Когда простые мужчины и женщины ежедневно испытывают смертельный страх.
Георгос, или как там его, хорошо понимает это.
Как он сказал? «Мы будем договариваться с любой профессиональной террористической группировкой, располагающей соответствующими возможностями».
С группировкой. Грек тщательно, очень тщательно выбирает слова. Нарочно закинул удочку? Группировка – небольшой коллектив. Георгос бросал приманку, отлично зная, какую рыбку хочет поймать.
Теперь Мойлан все понял. Грек с самого начала был убежден, что Совет ИРА отвергнет его предложение. Знал, что должен поймать бесстрашного и тщеславного одиночку, который захочет и решится осуществить этот чудовищный план.
Отсюда проверка – приказ убить незнакомого человека на афинской улице.
Два миллиарда долларов.
За два миллиарда долларов Георгос поймает свою рыбку, а Саддам Хусейн выиграет свою войну.
Мойлан вдруг сел и взглянул на свое отражение в зеркале.
За два миллиарда долларов Фокусник умоет стариков из Совета и дальше пойдет один – вождь новой, могучей и компактной, несказанно богатой группы, которая поведет террористическую войну против британцев, о чем он всегда мечтал. Абсолютная власть будет в его руках.
Он поднял стакан перед смутным зеркальным отражением.
– Георгос, мы, кажется, договорились.
Глава 14
– Так вы пишете книгу об истории Ливерпуля? – восхищенно спросил Дэвид Синклер. Он всегда лелеял мечту писать сам, но как-то увяз в службах социального обеспечения, в данный момент в организации доктора Барнардо. – Я и не думал, что на рынке на них есть еще спрос. Столько уже написано!
Дэнни Гроган допивал предложенную при встрече чашечку кофе, сидя в современном офисе на Чайлдуолл. Здесь, внутри, было тепло и красиво, на стенах висели рождественские плакаты, там, снаружи, – сыро и холодно, в оконные стекла барабанил бесконечный дождь.
– Но я-то пишу не о городе, а о людях. Нельзя не упомянуть про Барнардо, правда?
– У нас теперь все изменилось. Живут только несколько ребят. В основном подростки со всевозможными отклонениями в поведении, с физическими или умственными недостатками, – пояснил Синклер. – Знаете, время другое. Быть матерью-одиночкой не позорно, и социальные службы работают намного эффективней.
– А раньше? – спросил Гроган.
– Раньше было несколько отделений, и в каждом по сорок, по пятьдесят детей. В Ливерпуле, Саутпорте, Литэме и Уирреле. Вам бы надо наведаться на Александр-Драйв или Эгберт-роуд. Там сейчас частные лечебницы, но вы почувствуете атмосферу, схватите колорит.
– Наверное, я так и сделаю. Знаете, у меня есть приятель, который жил в одном из ваших домов.
– Да что вы?
– Его родители погибли в автомобильной катастрофе в шестьдесят первом. Кошмарный случай. По общему мнению, достойнейшее ирландское семейство.
– Католики?
– Конечно.
– Обычно ирландских детей-католиков отправляют в Наджент – так называют ливерпульскую католическую службу социальной защиты. – Он на минутку задумался. – Но после автомобильной катастрофы полиция могла привезти его прямо к нам. Бывали такие случаи.
– У вас не осталось о нем никаких сведений? Ему было бы любопытно узнать.
– Боюсь, за этим придется обращаться в Лондон. – И он, словно что-то припомнив, спросил: – Как его зовут? Только не говорите мне, что еще один наш воспитанник стал знаменитым писателем!
Гроган ухмыльнулся.
– К сожалению, Патрик О’Рейли не писатель.
Это имя поразило Синклера как удар грома. Всего пару недель назад был странный звонок из Лондона, его предупредили, что полиция интересуется всеми, кто будет расспрашивать о бывшем воспитаннике О’Рейли.
– Я бы очень хотел помочь, – забормотал он, промокая салфеткой расплескавшийся кофе, – но сейчас страшно загружен работой – вы понимаете, Рождество на носу…
Ирландец не мог не заметить, как резко изменился тон его собеседника.
– Понимаю, конечно. Но может, найдется кто-нибудь, кто его помнит? Какая-нибудь медсестра, воспитательница на пенсии? Весьма пригодилось бы для колорита и фона в моей книге.
Синклер встал.
– Из тех, кто работал в шестьдесят первом году? К сожалению, нет. Они все давно ушли. Вам действительно лучше обратиться к директору нашего офиса в Лондоне. Извините.
Гроган понял намек и поплелся за служащим к двери.
В глубоких раздумьях он направлялся к центру города. Какого черта тот тип из Барнардо сразу свернул разговор, почти сразу, как только услышал настоящее имя Эвери? Или у него разыгрывается воображение?
Оставив машину за углом отеля «Фезерс», он поднялся в свой крошечный номер на верхнем этаже, вытащил из сумки бутылку «Бушмиллс», плеснул виски в пластмассовый стаканчик для чистки зубов, опустился на кровать и уставился на телефонный аппарат.
Что дальше?
Что еще остается проверить? Со временем до него дошло, что осталось не так уж много. Он подумал, что с момента гибели родителей в шестьдесят первом Эвери провел большую часть своей жизни то в одном, то в другом государственном заведении. Приют Барнардо, армия, тюрьма лет на десять. Кроме официальных сведений, проверять почти нечего.
Тюрьма. Это мысль.
Он заглянул в записную книжку и набрал номер коммутатора Сент-Элен. Ответил мужской голос, явно пьяный, хотя еще не перевалило за полдень.
– Майкл, старый бездельник, это Дэнни Гроган, за помощью.
Майкл легонько икнул и сказал:
– Рад тебя слышать, Дэнни. Помогу с удовольствием, только поторопись. В начале января я должен предстать перед судом, значит, потом исчезну на время.
– Встретимся сегодня вечером. Скажем, часов в шесть в Биг-Хаус?
– Ладно, до встречи. Устроим ночку.
Гроган повесил трубку, разулыбавшись в предвкушении славного вечера в городе, и, хорошо зная, что завтра окажется в неподходящем для серьезных дел состоянии, решил взглянуть на следующий пункт в своем списке.
Просмотрев записи Маргарет О’Мелли, поставил птичку около имени Дон Мерривезер, скупщик металлолома в Бутле, где Эвери работал после увольнения из армии.
Он нашел двор старьевщика на жалкой задней улочке возле дока Гладстон. Дождь, не стихавший целую неделю, превратился в занудный моросящий туман, из которого выступала, навевая тоску и уныние, высоченная груда ржавых останков. Хозяин обрел пристанище в древнем разборном павильоне, который давно пора было снести.
Когда появился Гроган, Мерривезер оторвался от раскрытого перед ним на столе женского журнала и встал – крупный, солидный, с крепкими мускулами, начинавшими заплывать жиром, и заметно вырисовывающимся под старым серым свитером брюшком.
– Слушаю вас? – сказал он не слишком любезным тоном. Серые глаза на румяном цветущем лице глядели с вошедшей в привычку подозрительностью.
– Не могли бы вы мне помочь? – вежливо начал Гроган. – Я собираюсь взять на службу человека, который когда-то работал у вас. Дело в том, что ему придется заполнить кое-какие анкеты.
Мерривезер хмыкнул.
– Кому ж не приходится в этом городе, полном жуликов?
– Я думал, вы можете дать рекомендации.
– Если бы вы сперва позвонили, сэкономили бы на дороге. Я не даю рекомендаций.
– Тогда просто ваше мнение, – настаивал Гроган. – Это важно и для него, и для меня.
Старьевщик молча смотрел на него несколько секунд, потом сердито ответил:
– Я не даю рекомендаций, потому что никого не нанимаю. Только в самых крайних и редких случаях.
Гроган сообразил.
– Я не из налоговой инспекции и не из социального обеспечения. Мне нужно только ваше мнение.
Мерривезер неохотно захлопнул журнал.
– Как его имя?
– Макс Эвери.
Мерривезер даже глазом не моргнул; если это имя что-то ему говорило, о том можно было догадаться лишь по мгновенно и неприметно дрогнувшей нижней губе.
– А, вот кто.
– Он говорит, что работал на вас – простите, с вами, – когда ушел из армии, в семьдесят третьем году.
Старьевщик издал нечто вроде смешка.
– Я почти и не видел этого мошенника. Он действительно тут работал, слинял лет десять назад. Потом главным образом отбывал срок, пока не съехал на юг Лондона. – Он на минутку задумался. – По-моему, в восемьдесят третьем. Божился, что начинает честную жизнь. Вроде бы шанс получил.
– А как он себя вел?
Мерривезер пожал плечами.
– Держался сам по себе. Насколько я знаю, дружков почти не имел. Я его подобрал, когда он только вышел из тюряги. Бывшему вору трудно приходится. Он меня никогда не обманывал, да и не смог бы, если бы захотел.
– Почему?
Мерривезер кивнул на небольшой цветной фотоснимок, прикрепленный к стене рядом с прейскурантом на металлолом, с которого улыбались солдаты-парашютисты.
– Я начал служить еще до суэцких событий [49]49
В 1956 г. Великобритания при поддержке Франции и Израиля заявила свои права на Суэцкий канал, который египетское правительство объявило национализированным; в ходе военных действий коалиция потерпела поражение.
[Закрыть]и протрубил до шестидесятого. У бывших десантников свой кодекс чести. Он просто не мог обманывать меня вроде тех маленьких негодяев, которых я здесь держал.
– Понятно.
– Но, разумеется, не гарантирую, что вас он не облапошит.
Гроган нехотя улыбнулся.
– Больше вы мне ничего не скажете?
Мерривезер покачал головой.
– Оставьте карточку, звякну, если что вдруг припомню.
Но Гроган уже шел к двери, не в силах даже стоять рядом с бывшим парашютистом. Отребье – иначе он их и не называл. Буркнув, что карточки позабыл в другом пиджаке, ирландец исчез на тропинке, ведущей к докам.
В подернутое туманом окно Мерривезер следил, как визитер садится в машину. Потом вернулся к столу, аккуратненько записал регистрационный номер автомобиля и позвонил в анонимный офис на Говер-стрит. Человек по имени Макс Эвери никогда у него не работал и он никогда его не встречал. Но, как он сказал Грогану, у десантников свой кодекс чести, и бывший сержант, принимавший участие в суэцких событиях, никогда не отказывался выполнять просьбы прежних своих командиров.
Тем временем Дэнни Гроган вернулся в Ливерпуль и подъезжал к «Виноградной лозе» – роскошно отделанному в эдвардианском стиле погребку на Лайм-стрит, где ждал Майкл, уже приступивший к выпивке.
– Я думал пойти к Фланагану и прихватить пару девчонок, – восторженно запел он протяжным дублинским говорком, напрочь позабыв, что в его муниципальной квартире в Сент-Элен пребывают жена и пятеро детей. – А если не повезет, попробуем попозже словить старушку в Графтоне.
– Ладно, ладно, – сказал Гроган.
Ему в самом деле больше нравилась идея подцепить женщину постарше, из тех, что любили попользоваться свободой, пока мужья на работе. Женщины постарше знают, чего хотят, и радуются, когда получают то, чего хотят.
– Только сначала дело. Мне надо, чтоб ты поспрашивал, знает ли кто-нибудь человека по имени Макс Эвери. Он отсиживал крупный срок между семьдесят третьим и восемьдесят третьим.
Майкл не стал задавать лишних вопросов. Он не был связан с ИРА и не имел ни малейшего представления о том, что с ней связан Гроган.
– Где?
– В Уолтоне, Ваймоте и потом в Вейкфилде. – Он показал список.
– На это уйдет несколько дней.
– Это важно, Майкл.
– Понятно. И будет стоить тебе нескольких баб.
Было уже далеко за полночь, когда Кларисса Ройстон-Джонс услышала по телефону первые уклончивые намеки на плохие вести.
– Тогда лучше приезжайте сюда.
Она положила трубку и спустила на пол босые ноги.
Господи, два часа ночи! Какого черта понадобилось Ральфу Лавендеру в два часа этой дождливой ночи? Он отказался объяснять, но его взволнованный тон говорил, что дело серьезное.
Она осталась одна во всем доме в Пимлико, так что здесь можно спокойно поговорить. Ее муж, дирижер оркестра, часто бывал в разъездах. Трудно даже припомнить, где он сейчас, в Бирмингеме, что ли? Впрочем, где бы он ни был, рядом с ним обязательно та тридцатисемилетняя виолончелистка из Макклсфилда.
Накидывая поверх шелковой пижамы неподобающий для такого случая халат из шотландки, Кларисса со злостью гадала, умудряется ли музыкантша держать коленки вместе хотя бы минуту днем или ночью.
Выудила из сумочки сигареты и закурила, уставившись в зеркало невидящим взглядом. Прежде чем лечь в постель, она от души хлебнула джину, поленилась смыть макияж и теперь похожа на пучеглазую наркоманку с растрепанными волосами.
Этот хлыщ Ральф Лавендер! Можно побиться об заклад, что он тщательно наряжается, чтобы предстать в лучшем виде. А намекни, что это неуместно, обидишь до смерти.
Ограничившись брошенной в лицо пригоршней воды и проведя щеткой по волосам, она спустилась в кухню, поставила чайник. Он не успел закипеть, как раздался звонок в дверь.
К ее удивлению, рядом с Лавендером на ступеньках вырисовывалась знакомая фигура Уилларда Фрэнкса.
– Мы их потеряли, – объявил представитель ЦРУ, когда она разливала кофе в гостиной. – Они растаяли в воздухе после перестрелки.
Кларисса расставила изящные фарфоровые чашки.
– И вы говорите, Мегги О’Мелли застрелила полицейского?
Лавендер кивнул и заметил:
– Не знаю, о чем думал Макс, позволив ей это.
Она разглядывала его сквозь клубы пара и сигаретного дыма.
– В той ситуации, которую вы описали, он вряд ли имел возможность подумать. Это явно была серьезная проверка – их хотят ввести в сеть «Семнадцатого ноября». Если бы он рыпнулся, то погубил бы всю вашу операцию. Должно быть, Мегги согласилась под сильным давлением – я так понимаю, что София угрожала оружием. Что было делать Максу? Вы хотели подсунуть его к иракцам в постель, это самое он и сделал.
– Несмотря на действия – или бездействие – вашего агента, – сказал Уиллард Фрэнкс, – мы попали в переплет. Если их участие в покушении на офицера греческой полиции выйдет наружу, нашим отношениям с Афинами грозит настоящая катастрофа.
Она не могла упустить момент.
– Интересно, что Макс опять стал моим агентом, правда?
– Ничего такого Уиллард в виду не имел, – поспешил Лавендер на помощь американцу. – Но ваши люди из МИ-5 действительно знают Макса лучше, чем наши в Интеллидженс сервис, а мы с Уиллардом оба гораздо больше завязаны на операции «Щит в пустыне». Игра в лошадку имеет второстепенное значение, но начинает путать карты, привлекая к себе столько внимания.
– Понятно, – сказала она, выпуская дым сквозь стиснутые зубы.
– Я и подумал, может, отправить ваших людей в Афины навести порядок? – Он изо всех сил пытался улыбнуться. – Посмотреть, что можно сделать.
– В самом начале, Ральф, вы ясно сказали, что Европа не в моей юрисдикции, – напомнила Кларисса.
– Что бы ни было сказано и сделано, – парировал Лавендер, – Макс – ваш человек. Вам известен его стиль работы. Поймите, война скоро начнется, уже начинается. Мы не можем сидеть и ждать. Я счел бы это вашим вкладом в борьбу с терроризмом. Я говорил с генеральным директором, он просто счастлив, что вашим людям выпадает возможность отличиться.
«Еще бы», – подумала Кларисса. И Лавендер, и Интеллидженс сервис просто счастливы заполучить кредит доверия, когда речь идет о блестящей новой идее, но с возникновением первых же трудностей все сваливается на ее голову.
Она оглянулась на Фрэнкса.
– А вы что думаете, Уиллард? В конце концов, Лу Корриган – ваш человек.
– Черт побери, – буркнул американец, явно чувствующий себя неловко. – Видите ли, Клэрри, мы, собственно, считаем, что раз эта акция в принципе направлена против британских политиков, основные решения должны приниматься в Лондоне. На самом деле, участники операции добились контакта с иракцами, так что нашему президенту, по-моему, особенно беспокоиться не о чем, по крайней мере, в этом отношении все идет по плану. – Он экспансивно взмахнул руками. – Мы страшно рады, что вы ухватились за ниточку, и, разумеется, не собираемся отзывать Корригана.
