Текст книги "Казанские "Тандерболты" (ЛП)"

Автор книги: Стюарт Слейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)

– Мы вернём деньги за билеты.

– Купите на них облигации военного займа, поддержите американский легион. – сказал тот же голос, который подтвердил личность Юджина Сирли, и его поддержали дружным рёвом.

– Конечно, – управляющий повернулся к секретарю, которая как раз поднималась на сцену с листком бумаги. Бегло прочитав его, он сказал:

– Это от владельцев. Они говорят, что все сегодняшние сборы в сети их кинотеатров будут переданы в фонд военных облигаций. Копилки поставили в фойе.

Когда Рэй Сирли и Энни Нельсон вышли из зала, в фойе уже было полно людей, вытряхивающих свои кошельки в ёмкости для денег. Энни взяла мелочь, выданную матерью на такси – на тот случай, если свидание пойдёт не по плану – и добавил их в общий котёл. Большинство женщин сделали так же. Вдруг толчея прекратилась из-за раздавшегося завывания пожарной сирены. В кинотеатр вбежал командир добровольной дружины.

– Все наши на выход. Кто-то только что бросил три бутылки с бензином в "Бакалею Шрайнера".

Парни переглянулись. Хельмут Шрайнер был иммигрантом и видным членом Германо-американского союза[288]288
  German-American Bund – нацистская организация, существовавшая в США с 1936 по 1941 годы. Была образована иммигрантами немецкого происхождения. Выступала за дружественные отношения с гитлеровской Германией и за предотвращение вступления США в войну.


[Закрыть]. Даже после того, как началась война, он продолжал высказываться, что большевики – враги, а американцы должны объединиться с Рейхом против них. Так что никто не удивился. Командир, поняв по лицам нежелание тушить пожар, вздохнул.

– Поехали уже. Огонь может перекинуться на другие дома.

Это подействовало. Через дорогу от горящего склада находился призывной пункт, открытый специально для многочисленной молодёжи, желающей пойти добровольцами на фронт. Рэй Сирли записался на лётную подготовку и через несколько минут вышел с готовыми документами в руках, чтобы проводить Энни домой. Они отдали все карманные деньги на облигации, и теперь придётся идти пешком.

Хельмут Шрайнер с женой и детьми сидели на тротуаре, слабо освещенном огнём пожара, пожирающего их бизнес. Они жили прямо над складом, и зажигалки уничтожили всё их имущество. Несколько парней с этой же улицы надвигались на них с бейсбольными битами и арматурой. Полицейский Натаниэль Мэлоун преградил им путь.

– Отойдите. Вы не можете так поступить.

– Нейт, ты сам видел, что сделали колбасники. Это расплата.

– Я не сказал, что вы не должны разбить им головы. Я сказал, что вы не можете. Убирайтесь.

На мгновение ему показалось, что они проигнорируют приказ и заодно отметелят его. К счастью, они отступили, бросив оружие и скрывшись в тени. Мэлоун огляделся. Обстановка, тем не менее, грозила бунтом. Он тяжело посмотрел на Шрайнеров, как никогда ощущая вес пистолета на одном бедре и дубинки на другом.

– Вам нельзя здесь оставаться. Я отведу вас в участок и закрою в предвариловке.

– За что нас арестовывать? Мы невиновны, – Шрайнер был в ярости.

Натаниэль придавил его взглядом.

– Вовсе нет.

Бранденбург, Шорфхайде, Каринхалл[289]289
  Имение Германа Геринга, находившееся в лесу Шорфхайде на территории земли Бранденбург. Было названо в честь умершей в 1931 году первой жены, Карины фон Канцов. Разрушено в 1945 году бомбардировщиками по его же приказу, когда передовым советским частям оставалось до него несколько километров.


[Закрыть]

Раннее утро было любимым временем рейхсмаршала Германа Геринга. Он мог в тишине обдумать беспокоящие его вопросы. С утра, в одиночестве, не заботясь о том, что неизбежные посетители используют его размышления в собственных целях. Самое главное, в покое его не тревожили старые раны, и не требовался оглушающий сознание наркотик[290]290
  Во время «Пивного путча» 9 ноября 1923 года Геринг был дважды тяжело ранен в бедро, начались осложнения, вызванные заражением крови. Продолжительное лечение и вынужденные переезды вплоть до 1927 года привели к развитию морфиновой зависимости.


[Закрыть]. Он слишком хорошо знал, что весь день так не продлится. При движении боль будет нарастать, и ему придётся принять морфий. Разум помутится, но боль всё равно станет сильнее, дозу потребуется увеличить. Вскоре он потеряет способность к осознанным действиям, и персонал пустится во все тяжкие, прикрываясь властью рейхсмаршала.

Одна из горничных бесшумно, чтобы не беспокоить его, вошла в комнату. Домашняя прислуга очень хорошо относилась к нему. Это поразило бы тех, кто знал только публичный образ Геринга как основателя Гестапо, организатора концентрационных лагерей, создателя системы рабского труда, не говоря уже о потрясающей тяге к собирательству предметов искусства. Но они никогда не видели другую его сторону. Рейхсмаршал был приветливым, внимательным и щедрым работодателем, который старался изо всех сил заботиться о своих людях. Родители одной из горничных пытались купить дом, и один особо въёдливый чиновник постоянно ставил им препоны. Геринг решил вопрос, собственноручно подписав документы на ссуду. Чиновник, увидав его подпись, обмочился.

– Ваш завтрак и газеты, герр рейхсмаршал, – она поставила возле него поднос, улыбнулась и быстро вышла.

Геринг не спешил начинать день. Он съел яичницу-болтунью, выпил чай, и только потом посмотрел на первую из его газет. Одна из самых крупных тайн Рейха была в том, что рейхсмаршал питал необыкновенную склонность к чтению Wall Street Journal. Добыча свежего экземпляра становилась настоящей военной операцией.

Через десять секунд после того, как он взял газету, на его лице отразилось такое, что никто из персонала не усомнился бы – Геринг узрел обвинение в самом ужасном из возможных преступлений. И ещё во многом сверх того. Об этом говорило всего одно слово, «УБИТЫ», напечатанное жирным шрифтом. Снимок под ним всего лишь добил недавнее утреннее спокойствие.

Почти всю газету занимал рассказ о случившемся, большая часть корпоративных и экономических новостей исчезла. Это его не удивляло. Промышленность перешла на военные рельсы, и почти все сведения попали под гриф. Геринг с ужасом читал подробности немецких злодеяний. Лётчики сознательно расстреливали тех, кто выпрыгнул с парашютом; спасшихся выслеживали и захватывали на земле, жестоко допрашивая и затем убивая. От расстрела отдельных попавших в плен солдат до уничтожения без разбора целых сдавшихся частей. Использование маркировки Красного креста для скрытного провоза боеприпасов, топлива и других военных грузов. Вовсе не это встревожило его. С первого дня "Барбароссы" это было нормальным состоянием дел в России. И не количество убийств. Его собственный личный счет уничтоженных политических врагов изрядно превышал названное в газете число. Рейхсмаршала подкосила откровенная глупость резни. Проклятье! Если я вижу, что это предельная глупость, почему они не увидели?

Когда-то давно, ещё до того, как его здоровье покатилось под откос, Геринг был увлечённым охотником. Однажды утром, сразу после рассвета, он шёл по лесу Шорфхайде. Сгустился необычно плотный туман. За несколько секунд погода изменилась от обычных сумерек, тёмных, но прозрачных, к непроглядной белой пелене. Можно было врезаться в дерево, не видя его до последнего момента. За несколько минут он безнадежно заблудился, рискуя сорваться с утёса или скатиться со склона. Он брёл через лес, собирая все сучья и коряги, и с трудом подавлял подступающую панику. И вдруг солнце прорвалось сквозь туман. Лес внезапно стал совершенно прозрачным. Можно было разглядеть отдельные капельки воды на листьях и крошечные радуги, возникающие вокруг каждой капли. Его бесконечно восхитили эти мгновения кристальной ясности, возникшие из пелены рассеивающегося туманного покрывала.

Теперь это случилось снова. Геринг почувствовал, что облака отпрянули от его разума, и он увидел все окружающее с безжалостной ясностью. Он понял, что происходит. Когда-то один из врачей сказал ему, что это рано или поздно произойдет. Его посетит момент совершенного прозрения, в котором он увидит всё вокруг, включая себя прошлого и настоящего в истинной сути. То же коснётся и людей рядом с ним. Он увидит и их, и отношение к нему самому. Безоблачное наркотическое видение позволило глубоко постичь истины, так долго ускользавшие от него. Доктор Эрхард Ветцель предупредил его, что однажды такой момент наступит. Он сказал, что это мозг в последний раз взывает о помощи, прежде чем разрушение примет необратимый характер.

Геринг внезапно почувствовал чьё-то присутствие в комнате. Это был молодой человек в старомодной форме пилотов Первой мировой. Его лицо было искажено презрением и брезгливостью. Рейхсмаршал понял, что видит самого себя, каким он когда-то был – молодого и успешного лётчика-истребителя на Западном фронте. И теперь смотрел на себя его глазами. Болезненно страдающий ожирением, напыщенный, высокомерный, некомпетентный хвастун, втайне презираемый профессиональными коллегами. Короче говоря, зрелище то ещё. Будь он сейчас тем самым молодым лётчиком, сделал бы из этой туши отбивную. Понимание этого заставило его принять решение.

– Найдите доктора Эрхарда Ветцеля и привезите его в Каринхалл.

Приказ по телефону прозвучал ясно и строго, чего оператор не слышал уже довольно давно.

– Он уже здесь, герр рейхсмаршал. Принимает домашнюю прислугу, гостей и местных жителей.

– Тогда отправьте его ко мне. Немедленно.

Несколько минут спустя доктор Ветцель почтительно постучал в дверь, и сразу услышал "Входите".

– Доктор, как вы однажды сказали, у меня настанет момент прозрения, и это будет моим последним шансом. И я хочу воспользоваться предупреждением. Мне нужна ваша помощь.

– Буду честен, герр рейхсмаршал. Ваше нынешнее состояние намного хуже, чем тогда. Мы можем опоздать. Но даже если это не так, нельзя впустую терять время. Чтобы устранить основную причину ваших проблем, нужна операция, которая исправит последствия ранений 23-го года. И надо знать, чем вас пичкал шарлатан Брайтбарт.

– Дигидрокодеин.

– И?.. Признаки, которые вы описали, подразумевают целый коктейль. Требуется выяснить, что там ещё было намешано.

– Это просто. Он скажет сам.

Десять минут спустя образец наркотической смеси отправился в лабораторию для анализа, Геринг – на ежедневное утреннее совещание, а доктор Брайтбарт – на Русский фронт.

Войдя в конференц-зал, рейхсмаршал посмотрел на собравшихся.

– На повестке у нас всего два пункта. Первый. Меня некоторое время не будет, из-за неурядиц со здоровьем. Вместо меня останется генерал-фельдмаршал Мильх[291]291
  Эрхард Мильх (1892 – 1972) – немецкий военный деятель, генерал-фельдмаршал, генеральный инспектор Люфтваффе. Еврей по отцу. Геринг в ответ на упрёк в этом сказал: «В своём штабе я сам решаю, кто еврей, а кто нет».


[Закрыть]. Генерал истребительной авиации Галланд[292]292
  Адольф Галланд (1912 – 1996) – немецкий военный деятель, лётчик-ас, пилот реактивного Ме.262. Командующий истребительной авиацией Люфтваффе. После войны, до 1955 года проживал в Аргентине. Вернувшись в Германию, занялся частным бизнесом.


[Закрыть] и генерал-полковник Йешоннек[293]293
  Ганс Йешоннек (1899 – 1943) – немецкий лётчик, административный деятель Люфтваффе. В РИ застрелился в 1943 году после начала массовых налётов союзной авиации на Германию.


[Закрыть] консультируют Мильха по вопросам, касающимся истребителей и бомбардировщиков соответственно. Генерал-лейтенант Херрик, ваш отчет насчёт системы ПВО Рейха весьма интересен. Составьте план по его внедрению и представьте генерал-фельдмаршалу Мильху. А теперь переходим ко второму, более важному вопросу. Какие оправдания вы найдёте этому?

Геринг бросил газету на стол.

– Дольфо, что сделали ли бы вы, получив приказ расстреливать пилотов, выпрыгнувших с парашютом? Или убивать их на земле потом?

Галланд вскочил, его голос окрасился негодованием.

– Я никогда бы не повиновался такому приказу. И сделал бы всё возможное, чтобы и другие ему не следовали.

Геринг коротко, но весомо кивнул.

– И я сделал бы так же. Поведение, описанное здесь, отвратительно и глупо. А что скажете на остальное?

Он долго слушал отговорки и оправдания. Некоторые из них оказались вполне убедительными, в том числе от СС и представителей армии. Слушая убежденных в своей правоте военачальников, он понял, что они совершенно не осознают природу их нового врага. Наконец, рейхсмаршал оглушительно хлопнул рукой по столу, заставив всех замолчать.

– Дольфо, вы займётесь искоренением такого... поведения. Расстреляйте несколько командиров эскадр, если в них бывали подобные случаи. И чтобы ни один из тех, кто балуется этим, не получил титул "эксперта".

Геринг обернулся и пошагал из конференц-зала, но у двери остановился, и прошипел:

– Вы проклятые тупицы! Я представить не могу, что привело бы американцев в большую ярость, чем выходка с массовым убийством невооруженных пленных и расстрел беспомощного экипажа, покинувшего машину. Они никогда нам этого не простят. Сейчас дремавший великан проснулся и полон жаждой мести.

ЭПИЛОГ

Вашингтон, округ Колумбия, кабинет Джозефа П. Кеннеди

– Джоан, сделайте мне кофе. Прямой сейчас. Ночь была слишком длинной.

Введение нормирования на бензин, покрышки, одежду и множество других вещей первой необходимости, требующихся для войны, создало массу трудностей для людей, которых он считал основой своего избирательного округа. Он работал почти до самого утра, взывая к сознательности, договариваясь или находя решения для тех, кому не хватало собственных связей или общественного веса. В глазах Кеннеди это было его обязанностью по отношению к избирателям, так же как и они считали его своим делегатом.

Глаза секретаря были красными и она шмыгала носом. Кеннеди с беспокойством посмотрел на неё. Она ведь тоже относилась к его людям.

– В чем дело, Джоан?

– Сэр, разве вы вчера вечером не слышали сводку новостей? – она пересказала радиопередачу и кинохронику, которые привели в ярость всю страну. – Всё есть на первой полосе, вот.

На взгляд Кеннеди, сомневаться было не в чем. Единственное слово "УБИТЫ" господствовало в заголовке, над фотографией поля, усеянного трупами. Больше на первой полосе ничего не напечатали, да и не требовалось.

По мере того, как сенатор читал статьи на развороте, его гнев разгорался до бешенства. Но гнев вызвала вовсе не резня. Сам способ подачи материала наглядно показал, как лондонская клика Галифакса могла уничтожить его. Вот сволочи. Бездарные манерные сволочи. Пойди я у них на поводу, меня связали бы с антивоенными пронемецкими кругами сразу же после выхода новостей. Моя семья была бы уничтожена с политической точки зрения, а некоторых из нас – меня так точно – вполне могли бы линчевать. А из-за вот этого суды Линча однозначно будут. Кабы бы не предупреждение от Содружества и британского кавторанга, как там его, Флеминг, нас наверняка бы уничтожили. Мы хорошо знаем, что в отличие от игорных и финансовых долгов, политические всегда должны быть оплачены.

– Чарльз, – Кеннеди позвал своего помощника. – Для начала, поднимите все данные по убитым, там должно быть несколько американцы ирландского происхождения. Да чёрт возьми, найдите всех католиков. Подготовьте набросок письма родителям. Обычное письмо с соболезнованиями, сочувствием их потере, отважная борьба за страну, и что их потеря не напрасна. Добавьте в примечании, что это письмо – приглашение зайти к нам в любое время, если они окажутся в Вашингтоне, и мы сможем поговорить о помощи, в которой они наверняка нуждаются. Если кто-нибудь приедет, выделите в расписании двадцать минут. Пусть штатный сотрудник сводит их на обед и потом ко мне. Принесите черновики, я проверю и подпишу лично.

Во-вторых, набросайте мне речь. Глубоко потрясён, возмущён невероятно жестоким убийством военнопленных. Сочувственные реверансы русским. Необходимость лучше узнать и понять друг от друга. Соединенные Штаты, Россия и Содружество сражаются плечом к плечу, мы должны поделиться всеми имеющимися знаниями, и у нас должно быть право голоса в военном совете.

В-третьих, скажите нашему управляющему, пусть он пойдёт в подвал, найдёт самую наилучшую бутылку виски, что у нас есть, выпуска до Сухого Закона, конечно. И отправьте в Оттаву Яну Флемингу, капитану II ранга Свободного Королевского флота.

Да, и в-четвертых, отправьте телеграмму Джеку, в Россию. Текст: "Ты был прав, а я – нет". Всё поняли? Отлично, приступайте.

Когда его кабинет опустел, Кеннеди ещё раз пробежался по своим решениям. Итак, любезничаем с избирателями. Речь скажет Содружеству, что я на их стороне в вопросе о военной аналитике. С Донованом вопрос решим позже. Признал свою неправоту перед Джеком. Теперь осталось придумать, как разобраться с лондонскими придурками.

Теннеси, Хокинс, Мэйн-Стрит

Когда Робсоны приезжают в город, мужчины расходятся. Когда Хандли вокруг, женщины прячутся (впрочем по неписаным правилам земельных споров, женщинам нельзя вредить, пока они не становятся активной стороной спора). Суть была в том, что единственный закон, которого придерживались обе семьи – это закон оружия. И когда дело доходило до стрельбы, с обеих сторон силы оказывались практически равны.

Таким образом, когда Мика Робсон и двое его сыновей шли по Мэйн-Стрит к ратуше и встретили Айка Хандли с двумя сыновьями, тоже идущих туда, шериф повесил табличку "Уехал на рыбалку" и смылся через чёрный ход. Все прочие на улице спрятались кто куда.

Все шестеро при встрече удержались от слов. Они были беспощадными, суровыми мужчинами, скупыми на разговор и взвешивающими каждое слово. Никто не говорил, пока тишину не нарушил Айк.

– Я слышал о вашем мальчике, Мика. Наци неправильно поступили.

Мика Робсон согласно кивнул.

– Трусы не сражаются честно. Нельзя стрелять в безоружного.

– Помните, как Джаспер прострелил мне задницу, когда я присел облегчиться. Там почти шестьсот метров было.

– Заткнись, мелкий. Старшие говорят, – Айк посмотрел на сына искоса, но без гнева или ехидства. Роско сделал важное замечание. Стрелок, способный прострелить ягодицу сидящему на корточках человеку с шести сотен метров, так же легко может попасть и в голову.

– Мика, мои мальчики собираются поступить на службу. Ты ведь не против, если они завалят по несколько нациков в память о Джаспере?

– Да почему же. С удовольствием приму такой дар. И Бет тоже.

– Как она пережила это?

– Когда пришла правительственная телеграмма, она упала с плачем на кровать. А теперь снова рыдает, когда узнала, что убили медсестёр...

Все медленно закивали. Когда идёт вражда, убитые и раненые становятся обыденностью, а между их семьями она длилась уже несколько поколений. Здесь, в Аппалачах, к медсёстрам относились почтительно, на грани поклонения. Во время бури городская фельдшерица отправлялась на вызов. Медсёстры оставались с больными во время эпидемий, рискуя собственными жизнями. Они присматривали за больными младенцами, когда их матери отчаянно нуждались в небольшом сне. Никто никогда не поднял бы руку на врача, а всё-таки посмевшему жить осталось бы недолго.

Айк Хандли почесал в затылке.

– Мика, кажется мне, что проблема с нациками куда больше, чем тёрки между нами.

Мика Робсон немедленно принял подачу.

– Верно, Айк. Нациков надо убивать. Очень надо.

Оба протянули руки так синхронно, что даже самый пристрастный наблюдатель не смог бы определить, кто начал движение первым. Они торжественно обменялись рукопожатием и в этот миг на Мэйн-Стрит городка Хокинс закончилась полуторавековая вражда семей Робсонов и Хандли.

Сержант-рекрутёр ничуть не удивился, увидев, что младшие наследники нарисовались вместе. На всей территории Аппалачей старая вражда забывалась или откладывалась, чтобы объединяться против большего врага.

– Привет, мальчики. Хотите записаться в армию? Есть предпочтения, где служить?

– Там, где мы сможем убить побольше нациков, – Роско Хандли сказал за всех, заработав это право шрамом от винтовочной пули на левой ягодице.

– Значит, в пехоте.

Сержант знал путь к сердцу молодого жителя Аппалачей. Он взял новенькую М1903A4 "Спрингфил" с оптическим прицелом и вручил её ближайшему новобранцу.

– Вы из глуши, поэтому вручаю винтовку одному из вас. Обычно новички получают простой "Гаранд", но вы заслуживаете особого. Возьмите эти бумаги, отдайте секретарю, он всё оформит. В армию вас заберут месяца через полтора.

Молодёжь ушла, и сержант внимательно посмотрел на отцов.

– Вы оба были пехотинцами на Первой Мировой, верно? Ну, у вас есть две недели, более или менее. Научите их всему, что успеете. Им понадобится знание настоящей армейской жизни.

Казанский фронт, Малмыж[294]294
  Село в 130 км на северо-восток от Казани, в Кировской области


[Закрыть], лагерь военнопленных

– Выходим, выходим, выходим! – американская охрана била дубинками в гонги, создавая безобразно неблагозвучный шум. – Построение снаружи через пять минут!

Оберлейтенант цур зее Оскар Вупперман поднялся с нар и натянул форменный китель. Ещё не было холодно, но в воздухе уже чувствовалось приближение страшной русской зимы. Это было похоже на зрелище грозовой тучи на горизонте. Понятно, что буря разразится не сразу, но разразится несомненно.

Но, подумал он, всё может стать хуже. Кормили в лагере так хорошо, как будто он находился на флотском довольствии. Постройки были надёжными, а охрана вела себя благоразумно. Вела. Всё внезапно изменилось. Теперь они стали враждебными и раздражёнными. Вупперман ощущал, что многие из них только и ждут повода выстрелить.

Он присоединился к другим оставшимся в живых офицерам S-38 и услышал, как охрана проводит перекличку. Каждая секция докладывала по готовности, число заключенных соответствовало спискам. Когда всё закончилось, начлаг объявил перед строем:

– По результату соглашения, подписанного вчера между русским и американским правительствами, присмотр над немецкими военнопленными передаётся силам Союза Советских Социалистических Республик. Вскоре прибудет колонна грузовиков, чтобы отвезти вас в русский лагерь дальше на востоке.

Колонна "Студебекеров" уже въезжала на территорию. Они проехали мимо построения, обогнули его, остановились и начали сдавать назад. Вупперман удивился, отметив внезапную волну страха, охватившего пленных немцев. Грузовики остановились, задние части тентов откинулись, показав пустые кузова. Оттуда выпрыгнули по двое унтеров-автоматчиков. И хотя среди пленных прокатился вздох облегчения, Оскар вновь почувствовал, как охрана просто-таки ищет причину открыть огонь.

Начлаг продолжил:

– Начинайте погрузку в машины перед вами. Идите прямо, колонной по одному. Шаг влево, шаг вправо считаются попыткой побега. Называете своё имя унтеру возле заднего борта.

Вупперман встал в хвост небольшой группы пленных слева от себя. Самый первый уже представился автоматчику.

– Стелян Василеску, капитан румынских ВВС.

– Минуту. Вы румын?

Василеску кивнул.

– На чём летали?

– "Спитфайр" М-VI. Меня сбила "Кобра".

– Все румыны в этом отряде – лётчики? И действительно ли они единственные румыны среди пленных?

– Так точно, сэр.

– Тогда выйдите из строя. Румынские пленные остаются под присмотром американцев и будут позже отправлены в Канаду.

Вупперман подошёл к унтеру.

– Оскар Вупперман, оберлейтенант цур зее, германский флот.

На мгновение он подумал, что и ему скажут остаться, но американец просто ткнул большим пальцем себе за спину, в грузовик. В этот момент он понял, что жизнь действительно может стать куда хуже. Затем тент опустился, машина дёрнулась и куда-то поехала.

Капитан Василеску перешел к начлагу и козырнул.

– Сэр, полагаю, теперь я старший по званию среди военнопленных.

– Капитан, наши лётчики сообщили, что во время недавнего бомбардировочного рейда румынские пилоты на "Спитфайрах" прикрывали собой подбитый B-17, пока его не покинул весь экипаж. Также, Красный крест передал нам, что команда, взятая в плен румынской частью, вывезена в Бухарест и с ними хорошо обращаются. Мы получили переданные заверенные списки. Вы поступили правильно, и это ответная любезность.

Начлаг ткнул в сторону удаляющейся колонны.

– Они так не сделали.

Волга, Ульяновск, штаб 7-го соединения бронекатеров

– Поздравляю, Джек. У тебя теперь собственная база и своё подразделение. То есть разрушенная база и строящиеся корабли.

Кеннеди посмотрел на руины Ульяновского порта. Русские перед отходом не пожалели взрывчатки, а немцы разрушили большую часть того, что уцелело. Затем, когда уже они покидали город, довершили разгром окончательно. Кеннеди особенно поразился тому, как немецкие инженеры-подрывники "завернули" два подъёмных крана один вокруг другого и обрушили их. Наконец, повсюду были спрятаны мины-ловушки.

– Я собираюсь распределить бронекатера между маленькой гаванью к северу от моста и этой. Погрузочно-разгрузочный участок перестроим под техобслуживание. Вы слышали, что к нам направят новые 30-метровые "Элко"?

– Да. Извини, но ПР-73 я не смогу тебе отдать. Теперь это катер Тома. Он заслужил повышение. А если я отправлю его сюда, всё равно это будет твой корабль. И в честь МакХейла базу назвать не получится – флот уже строит эсминец в 2250 тонн, который назовут его именем.

Фэрроу пристально посмотрел на замысловатую груду металлолома, когда-то бывшую грузовым узлом небольшого порта.

– Бог свидетель, нынче у тебя здесь полная власть. Когда эта база вернётся к работе, мы будем контролировать оба берега Волги от Казани до Ульяновска. Первая задача – наладить связь с Чувашским плацдармом, затем продвигаться на юг, на соединение с Самарским. Мы знаем теперь знаем, как это сделать. Последовательность маленьких укусов десантными силами, каждый на достаточную глубину, чтобы окружать опорные пункты фашистов, не отрываясь от собственного снабжения. Но это всё на следующий год.

Их разговор прервался звуком сирен с реки. На руинах Ульяновского моста заводили на опоры новую секцию эстакады. Начиналась реконструкция и прокладка новой железнодорожной линии через Волгу. Более того, размах работ явно указывал на длительный, полноценный ремонт. По сути, это был видимый признак того, что напор немецкого наступления удалось преодолеть, и теперь наступали союзники.

– Как думаешь, Генри, сколько времени потребуется, чтобы дойти до Берлина, – Кеннеди спросил так, как будто не очень хотел знать ответ.

– Даже и не спрашивай. Я думаю, десять лет и пять миллионов погибших. Но мы туда дойдём.

Пестрецы, районное отделение ЧК

– Мне хотелось бы рассказать вам о том, как много Нина Кларавина сделал для Родины, – Иван Напалков говорил со всей искренностью, на которую был способен. Не то чтобы он в полной мере испытывал её, но был способен показать. – Несмотря на то, что она погибла, её роль в раскрытии гитлеровской агентурной сети была ключевой. Благодаря ей освободили Ульяновск и создали новый плацдарм на западном берегу Волги. Благодаря ей спасены жизни сотен наших и американских солдат. Когда мы победим и освободим Родину от иностранных захватчиков, то расскажем её историю будущим поколениям, чтобы они знали – можно преодолеть любые препятствия.

– Она никогда не была красивой девочкой. Её внешность рано потускнела, – в голосе её отца сквозила вина. – Она отчаянно хотела выйти замуж, и когда Николай Павлович попросил её руки, она была безмерно рада. Нам с женой стоило почувствовать неладное, но тоже порадовались, наконец увидев её семейной. Может, будь мы более внимательными, она бы не умерла. Что стало с Николаем Павловичем?

– Его признали виновным в жестоком убийстве, измене, вредительстве, помощи врагам, шпионаже и нарушении государственных правил оборота спиртного. Он кремирован, а его прах развеян.

Напалков выглядел опечаленным, но на самом деле был расстроен совсем по иному поводу – из-за административной ошибки, которая привела к казни Николая Павловича, и уже потом к дешёвому гробу и крематорию. Но, тем не менее, шпиона настигла справедливость.

– Как бы там ни было, за кремацию Нины заплатит государство. Изготовят специальную табличку, на которой сохранят её заслуги перед Родиной. Мы выбрали прекрасное место для её упокоения. Небольшое кладбище, выходящее на Волгу, рядом с городом. Там она будет в мире, и одновременно рядом с домой. Вы всегда сможете её проведать.

После того, как дверь кабинета закрылась, Напалков сел за стол и открыл следующую папку. Скорость, с которой пал Ульяновск – в основном из-за удара B-17, проломивших брешь в обороноспособности немцев – привела к захвату многочисленных уцелевших фашистских архивов. В некоторых, был уверен Иван, найдутся сведения о прочих предателях и вредителях. Эта мысль заставила его вздохнуть. На самом деле, работа чекиста никогда не прекращается.

Волга, Приволжский, аэродром №108, офицерская столовая 866-го истребительного полка

– Братишка, что ты сделал с Лилей? – Колдунов хмуро посмотрел на Эдвардса. Гвардии капитана Литвяк выписали из госпиталя с совершенно здоровой, по крайней мере физически. Комиссия была уверена, что душевно она совершенно истощена из-за полутора лет на фронте без единого перерыва. Её друзья собрались и решили, как лучше всего помочь ей. Было решено, что они должны создать настолько обычную атмосферу, насколько получится, включая подшучивание и привычные дразнилки. Сочувствие и сострадание пошли бы только во вред.

Поэтому Колдунов схватил её за руку и показал тонкое красное кольцо, оставшееся от ожога, когда жар горящего "Яка" вполз между перчаткой и рукавом лётного костюма.

– Ты опять её связывал?

– Ну конечно же, порядочную русскую женщину сначала надо покрепче связать, прежде чем она поддастся объятиям иностранца.

Валентин Яковлевич тоже участвовал в забаве. Он видел, насколько близка к срыву была Лиля и ей требовалась срочная помощь. Поэтому он сразу протолкнул американский запрос через бюрократию. Тем временем в дело пошло грубоватое товарищество её друзей.

– Всё совсем наоборот, – ушёл в защиту Эдвардс. – Это для того, чтобы защитить меня, бедного иностранца, от укусов, синяков и глубоких царапин, которые неизбежны, когда любишь русскую!

Пока остальные ржали, он украдкой взглянул на Лилю. Она покраснела от смущения, но поддерживала веселье. Затем в её глазах появилась паника, а смех стал больше похож на сухое визгливое карканье. Она не могла остановиться. Эдвардс сделал вид, будто она поперхнулась напитком и постучал её по спине. Этого хватило. Лиля свободно вздохнула, но больше не рисковала смеяться.

– Извините, что встреваю, но майор Янга хочет видеть вас обоих у себя в кабинете, прямо сейчас.

– Ой-ой... Звучит так себе. Ладно, Лиля, пойдём посмотрим, что там.

В кабинете Янга также был гвардии майор Ганин, из-за чего Эдвардса охватило мрачное предчувствие. Янг читал какую-то папку.

– Ага. Хорошо, Эдвардс, начнём с вас. Руководство установило продолжительность цикла боевой работы в 200 лётных часов. Вы уже близки к этому пределу.

Лиля удивлённо открыла рот. Мысль покинуть фронт, пока ты ещё жив, была абсолютно чужда ей, и она даже не рассматривала возможность, что он может вот так просто отбыть домой.

– Миша, ты улетаешь?

– Нет, товарищ Литвяк. Эдвардс добровольно вызвался на следующие 200 часов на Волге. Запрос утвердили. Кроме того, такое продление даёт ему право на двухнедельный отпуск в Штатах. Честно говоря, после полёта туда-назад, будет хорошо, если получится от четырёх до шести дней. Но решение есть. Монти, известие о награждении тебя Серебряной Звездой было вчера опубликовано. Оно едва не сгинуло под новостями об убийстве пленных, но режиссёр Джон Форд успел заметить его. Он хочет сделать темой своего следующего фильма авиацию, и обскакать этим конкурентов. Ещё бы, первая картина о Русском фронте. Он попросил у армии технических консультантов. Там подумали и решили, что вы могли бы согласиться. То есть получается две недели в Голливуде, а время на дорогу не считается. И у вас будет полноценный отпуск.

Эстафету принял Ганин.

– Дело в том, Лиля, что никто в Голливуде ничего не знает о русских и на что похоже наши битвы. Кроме того, представь – у них нет ни малейшей идеи о том, как может выглядеть женщина лётчик-истребитель. Господин Форд хочет, чтобы фильм реалистично показал американцам, что происходит на Волге. Поэтому наше командование армии хочет, чтобы ты всё это им рассказала. Иными словами, ты будешь ещё одним техническим консультантом. Ведь немногие наши пилоты свободно говорят на английском. Посему, считай две недели в Голливуде боевым приказом. А за твои заслуги прошедших полутора лет, тебе также выписано две недели отпуска в Америке, уже после того, как закончите в Голливуде. Надо будет поучаствовать в нескольких радио-интервью, призвать к покупке облигаций военного займа, но само собой, речи уже будут написаны. Так что слушатели проникнутся.