Текст книги "Казанские "Тандерболты" (ЛП)"

Автор книги: Стюарт Слейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)

Доклад о случайном поражении союзных войск бомбардировщиками 401-й эскадрильи

Выводы:

Данный доклад рассматривает события, которые привели к сбросу 96 250-кг бомб за пределами обозначенной цели одним подразделением нижнего боевого порядка 401-й бомбардировочной группы. В общей сложности, из-за этого несчастного случая погибло 36 офицеров и солдат 84-й пехотной дивизии, 70 ранено. Исключительно по удаче, промахнувшиеся бомбы упали далеко за фронтом союзного наступления, на относительно безлюдном участке, иначе жертв могло быть намного больше. На данном этапе необходимо подчеркнуть, что рассматриваемый воздушный налет прошёл исключительно успешно. Удар, нанесённый 41-м бомбардировочным крылом, проломил немецкую оборону непосредственно в Ульяновске. Далее, до самого центра города, не было никакого существенного сопротивления. В остальных частях города, велись упорные бои, но через три дня немцы сдались. Разрушения, вызванные бомбардировкой, протянулись южнее Ульяновска. Это позволило морским пехотинцам, высаженным в посёлке Карамзина первоначально как диверсионная группа, нанести удар в глубину, захватить два аэродрома и перерезать дороги, ведущие на запад. Считается весьма вероятным, что именно бросок морских пехотинцев, вышедших в итоге на западные окраины Ульяновска, заставил остатки немецких частей покинуть город. Численность жертв случайной бомбардировки несопоставимо меньше количества спасённых жизней союзников.

Это подводит нас к первому заключению. Тяжёлый бомбардировщик B-17 – разрушительное оружие непосредственной поддержки войск, от которого нельзя отмахиваться. Хотя B-17 теряет стратегическую роль по причине увеличения поставок самолёта B-29, мы рекомендуем сохранить B-17 на театре военных действий, тем более что работоспособных машин достаточно.

Второе заключение. Очевидно, что 401-я эскадрилья сформирована из новичков. Это был их второй боевой вылет. Тактические операции рассматриваются 8-й воздушной армией как учебные задания. В итоге многие экипажи не набирают необходимый для более важных вылетов опыт. Таким образом, мы рекомендуем отказаться от подобной практики.

Восстановлена последовательность событий, которые привели к ошибке сброса.

"Мадлен", ведущий бомбардировщик третьего звена нижнего боевого порядка, получила повреждения от зенитного огня в самом начале захода на курс сброса. Хотя самолёт не был серьёзно поврежден, его радиорубка вышла из строя, стрелок-радист ранен. Когда B-17 начали заход на цель, они столкнулись с неожиданным встречным ветром и, соответственно, потеряли относительную скорость. Это заставило перенести время сброса, о чём передали остальным самолётам. Из-за повреждения "Мадлен" сообщение не получила, и бомбардир руководствовался первичной схемой полёта. Также, из-за неопытности командира корабля и второго пилота, самолёт потерял место в строю. Машины нижнего боевого порядка производили сброс по лидеру. Два из трёх звеньев так и сделали. Бомбардир "Мадлен", ориентируясь на ранее назначенный срок, сбросил бомбы примерно на 90 секунд раньше, а за ним остальная часть его звена.

Отсюда проистекает наша третья рекомендация. Всю 401-ю эскадрилью стоит отправить на переобучение, чтобы они уяснили необходимость сбрасывать бомбы по ведущему, а не собственному разумению.

Наш окончательный вывод основан на потере самого старшего офицера, погибшего при этом. Генерал-майор Ллойд Фредендаль следовал за наступающими частями в штабном броневике M-3, получившем прямое попадание 250-кг бомбы. Считаем, что необходимо отыскать хоть какую-нибудь часть генерала Фредендаля для погребения на Арлингтонском кладбище.

К западу от Чувашского плацдарма, Калинино, 2-я бригада 2-й танковой дивизии

– Сэр, вам нужно это видеть.

Генерал Хармон был рад поводу оторваться от чтения доклада о бойне в Кармамее. Одновременно, голос капитана заставил его ощутить очередную пакость.

– Что и где?

– На сортировочной станции, сэр. И в грузовиках рядом, – капитан Грир был поражён найденным и хотел поскорее донести это до командования.

– Лучше бы это было важным, не то отправлю убирать за лошадьми этак на полгода, – пробурчал Хармон.

Грир подвел генерала к автопарку, находящемуся в квадрате, образованном железнодорожной линией и шестью дорогами, которые сходились на Калинино. Благодаря этим дорогам город был очень важным, хотя станция в нём не отличалась размерами. Отсюда можно быстро развезти грузы. Калинино освободили прежде, чем фашисты успели эвакуировать технику, и автопарк выглядел скорее зоопарком. Немецкие "Опели" и "Хеншели", британские AEC, "Бедфорды" и "Скаммелсы", французские "Ситроены", "Панары", "Пежо" и "Рено". Нашёлся даже американский армейские трёхосный грузовик.

– Будьте осторожны, сэр. Мы до сих пор снимаем мины-ловушки. Проверили только эти, нет ли в них раненых.

"Этими" были "Опели" и AEC, выполненные как крытые фургоны. На тентах были поспешно нанесены большие белые круги с красным крестом – грубо и небрежно. Хармон подозрительно посмотрел на грузовики. Судя по тому, как подались рессоры, они набиты до отказа. Рядовой, охраняющий ближайшую машину, откинул задний полог.

– Сэр, эти раненые солдаты слишком похожи на бочки с топливом и ящики боеприпасов. Мы всё обыскали, но не нашли ни в одной машине ни раненых, ни даже медикаментов. И если тактические метки на грузовиках подлинные, они принадлежат просто сухопутным войскам, не СС.

– Проклятье. Капитан, вы слышали, что произошло в Кармамее?

– Только слухи, генерал. Ничего определённого.

– Считайте, всё подтвердилось. Там была кровавая баня. Красный Крест направил группу для фиксации деталей. Надо вызвать их сюда, это ещё хуже. Пусть грузовики поставят отдельно и надёжно охраняют.

Хармон повернулся к адъютанту.

– Отвезите меня в штаб экспедиционных сил. Если Паттон там, то прямо к нему.

Московский фронт, Приволжский, аэродром №108

– Твою ж мать, налёт! – ядовитый возглас Лили почти заглушил вопли сирен воздушной тревоги. Она и Эдвардс только что дошли до его комнаты, где увидели записку – трое других офицеров на весь вечер ушли в другое место. Но не оставалось даже шанса вылезти из комбинезонов не оставалось.

– Надо отогнать истребителей от площадки.

Лиля уже проходила через налёты на авиабазы, и знала, как действовать. Она схватила шлемофон, надевая его уже на бегу. Эдвардс рванул следом. РЛС выдала предупреждение, обнаружив немецкий строй ещё над западным берегом. На перехват поднялись P-39 Чувашского плацдарма. "Тандерболты" и "Яки" 108-го аэродрома должны взлететь немедленно. Американцы послушали русский совет на этот счёт – лучше взлететь и сражаться, чем сгореть на земле. Гитлеровцы следовали другой методике, растаскивая самолёты подальше и надеясь на зенитное прикрытие.

Когда Лиля добежала до своего "Яка", первые "Тандерболты" уже выруливали на взлёт. Другие окутались облаками черного дыма, проворачивая двигатели обогащённой смесью. Её собственный Як-9 облепила наземная команда. Она запрыгнула на крыло, потом в кабину, застегнула ремни, чувствуя знакомые объятия за плечи и талию. Самолёт вздрогнул, оживая.

– Колодки убрать!

Рулёжка была переполнена "Тандерболтами" и "Яками". Все стремились взлететь до такого, как явятся гитлеровцы. Самолеты союзников двигались впритык, даже на разгоне. Чтобы случился завал, достаточно всего одного столкновения. Лиля облегчённо вздохнула, когда её "Як" взлетел, покидая это столпотворение. Она убрала шасси и приняла правее, освобождая пространство для медлительных "Тандерболтов". Началась свободная охота. Глаза Лили выискивали вражеские самолеты. Отблеск солнца от фонаря кабины далеко на Западе подсказал, что гитлеровцы прорвали заслон вдоль Волги и идут к аэродрому №108.

Район Казани, аэродром №108, Як-9Д «Белая роза»

Поднявшись на двести метров, Лиля бегло осмотрела надвигающуюся волну противника. Полётный ордер был нарушен, и она догадалась, что P-38 и P-39 успели перехватить их порядком потрепать. 190-е летели по два или по три самолёта, так же как и 109-е, пытающиеся прикрывать их. «Яки» уже неслись им в лоб. Лиля внимательно выбрала свою цель – того, что держался с правого края и вполне мог вовремя удрать, если атака пойдёт не так. «Худой» уже открыл огонь, но она держала пальцы наготове, не стреляя, пока расстояние не уменьшилось «до заклёпок». Тогда она и врезала из 20-мм пушки и крупнокалиберного пулемёта. Трассы казались жидкими по сравнению с густыми потоками от «Тандерболтов», но их хватило. Лиля видела сверкающие вспышки от ударов пулями по обтекателю двигателя и переднему бронестеклу кабины. 109-й дёрнулся в поворот. Литвяк, пользуясь манёвренностью «Яка», легко села на хвост немецкому истребителю и оказалась всего в 20 метрах от своей добычи. Короткими очередями она выгрызала куски обшивки.

Из двигателя "Мессершмита" тёк густой чёрный дым. Лиля не обращала на это внимание. Точно такой же возникнет от переобогащённой смеси, если резко двинуть вперёд сектор газа. Тем более, целилась она по кабине. 109-й вспыхнул, но Лиля висела у него на хвосте, методично вгоняя выстрел за выстрелом. Внезапно он перевернулся, пилот выпрыгнул. Она бесстрастно проводила его взглядом, но парашют так и не раскрылся до самой земли. Ещё один хороший фашист[287]287
  Очевидно, «хороший фашист – мёртвый фашист», перефразируя известную поговорку.


[Закрыть], мрачно подумала Лиля, поворачивая «Як» навстречу следующему звену Bf.109.

Район Казани, аэродром №108, «Тандерболт» «Живец»

Эдвардс не был уверен, чему радоваться больше – ещё одному сбитому так быстро, или тому, что удалось вывернуться всего в паре ладоней от земли. Он набрал безопасную высоту и направился на перехват бомбардировщиков, обнаруженных станцией наземного наведения. Истребители завесы передали, что не менее двенадцати Ju.188 пытались пересечь Волгу, но пятерых сбили, а ещё два поползли домой. Уничтожение остальных выпадало на долю первых поднявшихся в воздух P-47, а остальные вместе с «Яками» займутся истребителями.

Впереди Эдвардс видел шесть черных точек – уцелевшие "Юнкерсы". Вряд ли стоило рассчитывать на целого сбитого. Четвёрка P-47 шла строем пеленга, 188-е образовали нечто, знакомое американским пилотам. Когда они приблизились, то распознали попытку повторить построение, используемое "Летающими крепостями". Рассчитывают ли они усилить оборону, подобно B-17, или что-то ещё, пока не было ясно.

– Ладно, ребята. Они копируют нашу тактику, мы используем их. Бьём сверху, с 12 часов. Выносим центральный и левый самолёт в каждом звене, разворачиваемся и добиваем остальных.

Услышав подтверждение приёма, он повел своё звено вверх. Когда они вышли на намеченную высоту, "Юнкерсы" заметно приблизились. Более лёгкие, чем B-17, они не могли сравниться с ними по плотности оборонительного огня. "Тандерболты" разделились на две пары, по одной на каждое звено 188-х. Эдвардс видел, как вырастает в коллиматоре выбранная им цель. Длинная, похожая на теплицу кабина с пулемётной турелью шишкой выдавалась на фюзеляже.

С трёхсот метров он открыл огонь. Остекление брызнуло во все стороны. Бомбардировщик под плотным обстрелом разваливался на части. Разматывая за собой рыжие хвосты пламени и чёрные – дыма, он упал. Высота не оставляла экипажу никаких шансов покинуть гибнущую машину. Крупные обломки рухнули на поле, подняв фонтан земли и мелких кусков.

Эдвардс вновь набрал высоту и осмотрелся в поисках уцелевших 188-х. Он заметил ещё три дымных костра, отметивших места падения сбитых "Юнкерсов", но ни одного в небе. Потом, догадавшись, что из-за резких манёвров курс изменился, и глянул прямо на запад. Пара двухмоторных самолётов пыталась скрыться, ещё не подозревая о приближающихся "Кобрах".

– Возвращайтесь. Их добьёт патруль, – строгим командным голосом приказал наземный наводчик.

– Выполняем.

Район Казани, аэродром №108, Як-9Д «Белая роза»

«Фокке-Вульф» в прицеле определённо относился к штурмовой модификации, более бронированной по сравнению с обычными истребителями этого типа. Он был вооружён двумя 13-мм пулемётами в носу и двумя 20-мм пушками в корне крыльев. Места под вторую пару крыльевых пушек освободили, чтобы подвешивать бомбы или баки. 190-е пытались штурмовать аэродром, но судя по тому, что воронок не было, они взяли дополнительные баки ради увеличения дальности. Лиля очередной раз выплюнула проклятье, увидев, как вспышки попаданий позади кабины ничуть не повлияли на полёт фашиста. «Яки» недостаточно вооружены для такого противника.

Она глубоко вздохнула, успокоилась и перенесла прицел. Нажала спуск пушки. По левому крылу "Фокке-Вульфа" пробежали разрывы, оно отломилось у самого фюзеляжа, самолёт опрокинулся и отвесно воткнулся в землю.

Лилия расслабилась всего на мгновение и ощутила увесистые удары по бронезаголовнику. Одновременно в крыльях её "Яка" возникли множественные пробоины. Она оглянулась и яростно выматерилась. Надо же было попасться на самую старую уловку истребителей! Пока она увлечённо расковыривала 190-й, четвёрка "худых" взяла её в клещи, закрыв возможность снизиться до самой земли. И если бы не броня, её уже бы убили. Теперь неважно, как она повернётся – на любой манёвр один из 109-х позади неё способен ответить огнём. Лёгкие на подъём, они сразу нагонят её при попытке уйти на высоту. И не прижмёшься к земле, до неё едва ли семьдесят метров.

У нее был только один шанс, и он зависел от того, как долго продержится её "Як". Прямо по курсу стояла одна из зенитных батарей, прикрывающих аэродром. Она бросилась скольжением вправо, вырываясь из-под обстрела, потом влево, снова сбивая прицел. Это дало ей время, чтобы зайти прямо на батарею и увидеть, что командир расчёта указывает на неё. Товарищ капитан, только в меня не попадите. И так забот хватает. Фашисты прямо за мной. Делайте что должны.

"Яку" оставалось немного. Двигатель дымил, она безошибочно определила запах от тлеющего дерева и лака. Хуже того, управление теряло точность, так как пропало бортовое питание. На скольжении она ощутила, как самолёт всё хуже отзывается на движения ручки. Затем навстречу ей пронеслись алые полосы трасс. На мгновение показалось, что стреляют в неё, но оглянувшись, она убедилась, что всё правильно. Очереди разогнали 109-х, вынудив прервать атаки и разбежаться в стороны. Теперь им самим придётся выкручиваться – на помощь подошли два "Тандерболта" и три "Яка".

Лиля смотрелась. "Белая роза" доживала последние минуты. Следом тянулся густой хвост чёрного дыма, рули слушались всё хуже. Она развернула умирающий истребитель на осевую линию ВПП. Рычаг управления шасси оказался бесполезен, он просто остался у неё в руке при попытке выпуска. Значит, садимся на брюхо. Всё лучше и лучше.

Полоса приближалась. Лобовое стекло почернело от сгоревшего моторного масла, запах пламени лез в ноздри. Двигатель потерял мощность, аварийная посадка стала неизбежной. Она привстала и попыталась сдвинуть фонарь, чтобы быть наготове и сразу выскочить как можно быстрее. Он не поддавался.

– Чёртовы фашисты! Ведь отлетали на сегодня! И я уже собиралась завалиться в постель!

Ее негодующий крик совпал с сотрясением от жесткой посадки. Истребитель плюхнулся на полосу и юзом поехал по ней. От удара Лиля почувствовала головокружение, потом её бросило на прицел. Осев в кресло, она почувствовала, как по лицу бежит кровь. "Як" замедлился достаточно, чтобы врыться законцовкой крыла в землю, самолёт развернуло.

Сделать она ничего не могла. Фонарь заклинен, не выбраться. От двигателя стремительно распространялся огонь. У деревянной конструкции были свои преимущества, но как только она загоралась, пламя быстро охватывало всё. Фашисты знали об этом, и применяли осколочно-зажигательные боеприпасы.

В конечном счете "Як" остановился, немного скособочившись с полосы. Дёрнулся, как будто собирался кувыркнуться, но осел обратно. Лиля услышала протяжный хлопок крыльевых баков. Они почти опустели, но остатков паров топлива в них хватило, чтобы по краям кабины встало пламя. Она оказалась в огненной ловушке и инстинктивно вздёрнула тяжёлый воротник кожаной куртки, хотя понимала, что положение безнадежно. Ей уже приходилось слышать крики заживо сгорающих в самолёте пилотов, и на этот случай с ней всегда был револьвер. В кабине становилось жарко, дым тёк из всех щелей, и она потянулась к нагану.

Но раньше, чем Лиля его достала, "Як" дёрнулся ещё раз и завалился набок. Дополнительные баки лопнули. Прости, Миша. Всё.

Затем кабина как будто взорвалась вокруг неё.

Район Казани, аэродром №108, «Тандерболт» «Живец»

– О боже, посмотрите что там творится!

Картина вокруг аэродрома №108 и правда была насколько неописуемой, настолько и незабываемой. Черные дымные столбы от сбитых самолётов окружали базу, несколько тянулись прямо с её территории. Замечание "Огнёвки" было ни чем иным, как самоочевидным ответом.

– Всем самолётам прикрытия – садиться. Смотрите под ноги. Повсюду обломки, в основном от фашистов. Сбито 26, наши потери один P-47 сбитым и один аварийный Як-9 слева от основной полосы. Рядом с ним машины техпомощи. "Живец", имейте в виду, это "Белая роза". Доклада с места крушения пока не поступало.

– "Живец", садись первым, мы за тобой, – в голосе майора Янга звучали сочувствие и настороженность. Он понимал, что такое – или нечто похожее – рано или поздно случится. И от того, как будут развиваться последующие события, зависело множество стратегических решений.

Эдвардс оглянулся и отметил, что два "Тандерболта" идут с дымом и явно повреждены.

– Сэр, со всем уважением, первыми должны сесть "Огнёвка" и "Развратница Люси?". Что бы там ни произошло.

Ответом послужила уважительная тишина. Янг про себя надеялся, что всё хорошо.

– Добро. "Огнёвка" и "Развратница Люси?", садитесь и сразу освобождайте полосу для "Живца".

Эдвардс тренированно притёр самолёт на три точки. Проносясь мимо места посадки "Белой розы", он рассмотрел только несколько техничек – оливково-серых и бурых, сгрудившихся вокруг бензинового костра. Пламя было буйным. Авиационное топливо жадно пожирало деревянные обломки. Его едва не стошнило, когда на ум пришло, что он может обнаружить, когда добежит туда. Почерневший скрюченный труп или опалённое, всё ещё живое и кричащее тело?

Он загнал истребитель на стоянку, выключил как положено двигатель и вылез из кабины. Рядом сразу же затормозил джип. За рулём американской машины сидел Колдунов.

– Прыгай, довезу.

Эдвардс даже не подозревал за капитаном такие умения. Джип промчался вдоль полосы, петляя прямо между садящимися "Тандерболтами", и боком притёрся возле горящего "Яка". Огонь уже утихал, и можно было рассмотреть двигатель и металлический каркас кабины. Пустой. То, чего он больше всего боялся, не случилось.

– Лейтенант, она в скорой. Мы вытащили её.

Возле помятого и закопчённого джипа стояли два сержанта. Они записывали на досочке свои замечания, сравнивая предположения и практику. Эдвардс обратил внимание на их форму, увидев непонятные нашивки на рукавах. Там был морской котик, удерживающий на носу мяч. Возле медкареты тесно стояло несколько человек, собравшихся у носилок. Он сунулся было к ним, но его перехватили.

– Подожди нескольких минут, лейтенант. Пусть врачи закончат, – гвардии майор Ганин говорил вполне убедительно.

– Как она?

– Проставься тем двум сержантам. Они протаранили джипом самолёт, оттолкнув его от разлитого горящего топлива. Потом один запрыгнул на капот и разбил кабину кувалдой. Они вытащили её, когда она ещё была в сознании. И так же через огонь проехали обратно. Уверен, что гвардии капитан Литвяк почти не пострадала, в отличие от машины. Вон и врачи руками машут. Иди.

– Лейтенант Эдвардс? Она зовёт вас.

– Что с ней, доктор?

– Надышалась дыма, мы подали ей кислород. Промыли глаза – туда попали частички сажи и есть подозрение, что роговица поцарапана. Надо будет ещё проверить. Незначительные ожоги на руках, но они хорошо лечатся. Я больше беспокоюсь за голову. Она сильно ударилась в кабине и повредила лоб. Шрамов там добавится. Похоже, раньше она уже разбивала "Яки". Есть серьёзное сотрясение, она вышла из строя не менее чем на неделю. Вы можете пойти к ней, но многого не ожидайте. Из-за сотрясения она несколько не в себе. Мы отвезём её в госпиталь и оставим там, пока не будем уверены, что ей не станет хуже. Сделаем рентген головы, чтобы проверить, нет ли повреждений костей черепа.

– Спасибо вам, доктор!

– Вон тех сержантов благодарите. Я не видел ничего столь же смелого, как их поступок. Теперь быстро поговорите со своей девушкой, и мы её забираем.

– Миша, я облажалась, – потом Лиля вспомнила, с кем говорит. – Ошиблась, то есть. Я собиралась застрелиться, чтобы не гореть заживо.

– Я знаю. Как ты думаешь, зачем мне пистолет? – он похлопал по "Кольту 1911" в подмышечной кобуре. – Явно не для того, чтобы расстрелять из него всю гитлеровскую армию.

Эдвардс присел и взял её за руку. Перчатки защитили пальцы, но на запястьях была несколько мелких ожогов.

– По крайней мере, ты в безопасности. Доктор говорит, у тебя сотрясение, но всё будет в порядке. Они оставят тебя в госпитале.

Он посмотрел, как её укладывают в машину и увозят в госпиталь авиабазы. Теоретически это было американское учреждение, но у русских, при некоторой примитивности медобслуживания, оказалось удивительно много людей, обученных оказанию первой помощи. Поэтому лёгкие травмы и первичная обработка сами собой перешли к русским, а американские госпитали принимали более тяжёлых пациентов. Как только скорая покинула полосу, Эдвардс вернулся к непонятным сержантам.

– Даже не знаю, ребята, что вам сказать. "Спасибо" кажется совершенно недостаточным.

– Это наша работа, сэр. Я сержант Кидд, а это сержант Уинт. Мы "Морские котики", наша часть задачи в том, чтобы найти и передать другим наилучшие способы спасения экипажей из аварийных самолётов. Сегодня мы поняли, что кто бы ни проектировал Як-9, он очень не любит лётчиков. Из него почти невозможно выбраться, не пострадав.

– Сегодня нам повезло, – Уинт поднял глаза от заметок. – У этой толстой лётной куртки с большим смешным воротником огнестойкость даже лучше, чем у наших рабочих комбезов. Гвардии капитану Литвяк хватило силы духа поднять воротник и прикрыть лицо. Мы это записали как первый совет. Второй – если подбит на "Яке", не жди и прыгай. А то с двумя баками по бокам и одним впереди очень быстро поджаришься.

– А ведь я вас знаю, – вспомнил Эдвардс. – Вы написали брошюру, "Как сбить "Тандерболт". Практическое пособие". Она спасла не одну жизнь.

– Рады слышать, – смутился Кидд. – Если вы хотите знать, как нас отблагодарить, то... в общем, это и так очень важная работа правительственного уровня. У нас есть всё что требуется. Но мне и Уинту нужно попасть в Железногорск. Мы должны были явиться туда ещё несколько дней назад. Люди, заведующие Воздушным Мостом, беспокоятся, что может произойти авария перегруженного C-54. Хотят заранее знать, что сделать, если это случится. А мы до сих пор тут сидим, но уже отвадили двоих от этого самолёта. Одного генерал-майора, и какого-то капитана второго ранга британского флота. Генерал с понятием, просто пожелал нам удачи. А британец взбесился. Вряд ли он нам такое простит.

Пенсильвания, Хеллертаун, Спрюс-стрит 548, дом Эдвардсов

– Дорогая, я дома, – Уильям Эдвардс бережно повесил уличный плащ. Когда появилось нормирование одежды, он сразу понял, что нового долго не увидит. За плащом последовала шляпа.

– Пришёл пакет из России, – Элис Эдвардс положила конверт прямо на столик прямо перед собой, чтобы они могли открыть его вместе. У неё было ощущение, что там есть фотографии новой девушки их сына. Персоны, к которой мать всегда будет относиться с подозрением. Она уже проверила заклейку. Её сердце перестало колотиться, едва она увидела пометку, что всё в порядке. Уильям открыл пакет и вытряхнул содержимое. На столик выпало длинное письмо. Они его внимательно прочтут, прежде чем положить к остальным. Между двумя тонкими дощечками было зажато несколько фотокарточек. Уильям, несостоявшийся плотник, сразу отметил красивый, причудливый рисунок и узнал превосходную сибирскую сосну.

– Ой, ну разве она не симпатяжка? – воскликнула Элис, взяв фотографию. На снимке Лиля выбиралась из кабины своего "Яка", смотря прямо в камеру.

– Кажется, хорошенькая.

Про себя Уильям в этом усомнился. Во всяком случае, под мерки американского среднего класса она не подходила. На войне женщина не может выжить, оставшись "хорошенькой". На другом фото, сделанным профессиональным фотографом крупным планом, она выглядела не просто симпатичной, а действительно красивой. Одновременно камера передала её безжалостный взгляд. Не хотел бы я, чтобы за мной такая охотилась.

– Хорошие снимки. А вот Монти в своём "Тандерболте". Пожалуй, я покрою эти дощечки лаком и сделаю из них рамки для снимков. Мы поставим их на камин, по бокам от часов.

– Отличная идея! Как думаешь, Билл, мы её увидим?

– Конечно. Он привезёт её, как только получит достаточно длинный отпуск, – Уильям сознательно лгал. Его захлестнули воспоминания об окопах Первой мировой. Мы никогда не увидим нашего сына и его девушку. Русский фронт поглотит их так же, как в 1917-м окопы поглотили детей моего возраста. Другое поколение, враг тот же. Во имя всего святого, давайте на этот раз добьём его! – Давай послушаем радио, пока ужинаем, а потом я сяду за верстак и сделаю рамки.

Жена улыбнулась и пошла готовить. Она ещё не совсем привыкла к нормированию, но обоснованно гордилась тем, что даже в таких условиях у неё получались вкусные и сытные блюда. С кухни было слышно, как повизгивает и хрипит настраиваемая радиола.

– ...Мы прерываем эту программу для передачи спецвыпуска новостей. На русском фронте, германская армия убила четыреста восемьдесят шесть американских солдат, взятых в плен около города Канаш. Среди мёртвых есть четыре женщины, армейских медсестры. Президент Рузвельт объявил день траура по нашим соотечественникам. Американские войска, продвигающиеся на Калинино во время контрнаступления в Чувашии, обнаружили брошенные на поле тела. Передаём слово Вашингтону.

Заговорил другой диктор.

– Пока не известны подробности случившегося, но официальное заявление ожидается через несколько минут. Белый дом подготовил краткое изложение для репортёров, зачитанное Стивеном Эрли, пресс-секретарем президента. Пожалуйста, подождите... Нам только что сообщили, что части Экспедиционных войск во время наступления в Чувашии захватили большое количество немецких армейских грузовиков, замаскированных красными крестами, но загруженных топливом и боеприпасами. Передаем слово местным радиоузлам, но как только появятся новости, мы выйдем в эфир.

– Ох ничего себе... – Элис, услышав это, едва не выронила блюдо. – И что теперь, Билл?

– Теперь нам лучше бы закончить войну совсем. Не так, как в прошлый раз.

Индиана, Цицерон, 235-я улица, кинотеатр «Астория»

– Мы можем пересесть ближе к экрану? А то у меня глаза устали, – Энни Нельсон прибегла к обычной девичьей уловке, не желая оставаться на задних рядах.

Рэймонд Сирли мысленно поднял брови и покорился неизбежности. Может, на следующем свидании. Когда они уселись, свет потускнел, но фильм не начался. Вместо этого на сцену вышел управляющий.

– Дамы и господа, мы только что получили ленту кинохроники из России. Правительство просит, чтобы её показали немедленно. Мы сами ещё её не видели, но, учитывая недавнее объявление по радио, догадываемся, что там.

Проектор щелкнул и затрещал. На экране появилось изображение – участок поля с высоким каменным забором. Рядом стояли армейская техника, грузовики, танки. Русские и американцы сосредоточились у входа. Там же были видны и местные мирные жители. Голос комментатора звучал похоронно.

– Дамы и господа, я никогда не думал, что буду озвучивать такую новость. Мы находимся на Русском фронте, в Чувашии, в местности, называемой Колхозный проход. Здесь были обнаружены тела четырехсот восьмидесяти шести американских мужчин и женщин, взятых в плен в городе Канаш. Их расстреляли войска СС, – диктор заволновался. – Нет. Увы, но я не могу назвать их войсками. У солдат есть чувство благопристойности, чувство собственного достоинства. Они уважают своих противников даже во время боя. У тех, кто в ответе за эту резню, нет чести. Они не заслуживают звания солдата, и я сомневаюсь, можно ли их считать мужчинами. Здесь собрались настоящие мужчины, которые собирают тела в машины скорой. Здесь наши русские союзники: солдаты, партизаны и гражданские лица. Есть добровольцы из Красного Креста.

Комментатор отодвинулся в сторону от съёмочной группы. Они пошли ко входу. В объектив камеры попали груды тел на траве. В зале у всех перехватило дыхание от такого ужаса. Мёртвых осматривали медики, фотографировали, проверяли документы и жетоны, затем укладывали на носилки и укрывали одеялами. Когда первое тело выносили из ворот, из-под одеяла выпала рука, пальцы свесились в грязь, скользя по ней. Подбежала русская женщина и подняла руку. Зрители ожидали, что она просто уложит её обратно под одеяло, но вместо этого шла рядом до самого грузовика. Когда носилки загрузили она вернулась к воротам. Там уже образовалась цепочка, и каждое тело сопровождала кто-то из русских женщин, держа за руку до самой машины.

– Дамы и господа, у меня нет слов для того, что мы здесь видим. Я слышал о подобном, но воочию увидеть сотни убитых наших... Не знаю, что сказать. Теперь мы видим, что русские выносили два с половиной года. То есть, конечно, мы знали, но не понимали. Только сейчас, увидев это, поняли. Мы думали, что с нами такого не произойдёт, что с нами будет как-то по-другому. Оказывается, вовсе нет. Нацисты сделают то же самое и с нами. Простите, я не могу продолжать.

Вероятно, чтобы сгладить потерю самообладания комментатором, оператор объективом приблизил чьё-то тело, которое готовили к укладке на носилки. Человек лежал лицом вниз, прикрыв голову руками, и птицы до него не добрались. Когда санитары перевернули его, черты лица стали ясно видны.

– О боже, это же мой младший брат Джин!

– Точно, Рэй. В школе я играл с ним в одной футбольной команде. Несомненно, это Джин.

До этого хронику смотрели в мёртвой тишине, но она взорвалась гневом, когда одного из убитых опознали. По залу прокатилось рычание мужчин и плач женщин. Когда под конец фильма оператор заснял медсестёр, управляющий всерьёз опасался, что случится бунт.

– Прошу вас, тише. Мы собирались показать романтическую комедию "Небеса могут подождать" с Доном Амиче и Джиной Тирни. Но после такого... мы просто не можем. Управляющий запнулся и собрался с мыслями только через минуту.