Текст книги "Казанские "Тандерболты" (ЛП)"

Автор книги: Стюарт Слейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

– Только не по голове, Сергей. Нам нужно то, что в ней намешано.

– Здесь жила женщина. Сейчас её нет, – старший сержант Пархоменко нежно любил свою жену и распространял часть своего отношения на женщин в целом. От этого он нетерпимо относился к тем, кто дурно с ними обращался. Сердце подсказывал ему, что здесь случилось недоброе, и заранее ничего хорошего к Хабарову не испытывал.

– Интересно, что с ней произошло.

– Ушла в Старую Майну. Она работает на тамошней верфи.

– Там её нет, – негромко, но убедительно сказал Раскин. – Мы проверяли.

Напалков снова кивнул сам себе. Майор прервал рассказ подозреваемого, но ровно так, как это и надо было сделать. Хорошая, грамотная работа.

– И как всё прошло?

– Когда мы зашли, он пытался сбежать через заднее окно. Только там его уже ждали двое моих ребяток. Сразу закинули обратно внутрь. Обычное дело.

– Где она? – спросил Раскин вновь, тоном давая понять, что Хабарову лучше бы вспомнить пословицу про гнев терпеливого человека. Но Николай пропустил намёк мимо ушей и ничего не сказал.

Напалков обратил внимание на то, с каким замешательством майор отошёл к окну. Он разделял его разочарование, и ему было интересно увидеть, как Раскин справится с этим. Любой хороший агент тайной полиции умел читать язык тела и, наблюдая за ним, он распознал – майор что-то увидел, но пока не совсем уверен.

– Иван?

– Да?

– Скажи-ка мне, что ты об этом думаешь? – Раскин смотрел из окна на огородик, расположенный на заднем дворе, – вчера лило весь день напролёт, ещё и утром немного. Посмотри, вон там, где овощи, вода просто лужей стоит, видишь? А теперь глянь в конец участка. Воды нет. Как будто земля сухая и ей есть куда стекать. И растения там выглядят неважно. Нельзя сказать, что они завяли, но какие-то... поникшие?

Напалков согласно кивнул. Раскин правильно понял жест и продолжил.

– Может быть так, что растения выкопали, убрали в сторону, вырыли на их месте могилу и после этого вернули?

– Возьми одного из своих людей и идём проверим. Старший сержант и ещё один рядовой останутся с задержанным.

Через десять минут нашлись лопаты, а ещё через двадцать они вскрыли могилу, хотя правота Раскина была очевидна сразу. Рыхлая земля легко подавалась, и по мере углубления они ощутили смрадный запах, хорошо знакомый всем в стране, воюющей третий год. На дне ямы лежало обнажённое женское тело, тронутое разложением, но до сих пор узнаваемое. Руки и ноги связаны, рот застыл в крике. И чекисту, и майору милиции было понятно, что Нина оставалась живой и в полном сознании, когда муж хоронил её.

– Наверняка она молила о пощаде даже тогда, когда это урод закапывал её, – голос Раскина полнился ненавистью. – Боюсь даже думать, как он измывался над ней напоследок.

– Не все чудовища – гитлеровцы, – в словах Напалкова не было ни намёка на иронию. – Надо направить сюда бригаду, чтобы без шума извлечь тело и выяснить все обстоятельства смерти. Убийцу увезём сразу на допрос и как следует выпотрошим. Ну что, майор, здесь дело сделано на отлично. Я передам благодарности для тебя и для твоих сотрудников. Но это ещё не всё. Хабаров, как мы теперь знаем, не просто предатель, а ещё и жестокий убийца. Расследование этого преступления может вывести нас на других подобных мерзавцев. Это уже работа ЧК. И разберёмся мы с ними как следует, будь уверен.

Когда они вернулись в дом, Хабарова уже вывели в гостиную. Они затолкали его в машину, чтобы отвезти в местное отделение ЧК для допроса. Почти всю дорогу Хабаров тихо сидел в машине. Сломался он совершенно случайно, никто не мог бы устроить подобное. Сверху вновь полился звук авиационных двигателей. Не густое рычание "Тандерболтов", но тяжёлое, всеподавляющее гудение. По небу расползались широкие белые полосы, инверсионные следы от огромного строя B-17. Для Напалкова, Раскина и милиционеров это был вдохновляющий вид. Он вселял надежду на победу Родины и её союзников. Но на Хабарова бомбардировщики произвели потрясающий эффект. Он пришёл в первобытную ярость, завопил, выплёвывая бессвязные, несуразные оскорбления в адрес американцев и всех, кто позволил им приехать Россию. Его вопли продолжались до самого отделения. Ну вот, пошло дело, подумал Иван.

Старая Майна, штаб 5-го соединения бронекатеров, госпиталь

– Ну что, мы взяли кого надо? – Кеннеди с трудом опёрся об спинку кровати. Он явно чувствовал себя хуже, чем в прошлый раз. На него давили ослепляющая головная боль, тошнота и усталость. Медсестра, ответственная за него, долго отказывалась впустить чекиста, и смягчилась только когда её убедили в хороших для пациента новостях. А особенно – что встреча жизненно важна для военной экономики.

– И взяли кого надо, и узнали подробности, – Напалков сел верхом на стул возле кровати и начал рассказывать. – Хабаров – обычный хронический алкоголик. Из-за пьянства он застрял на самой нижней должностной ступеньке железной дороги. Как Нина, молодая перспективная женщина, решила выйти замуж за человека намного старше её, что она в нём рассмотрела – непонятно. Она квалифицированный сварщик, и зарабатывала намного больше. А он расходовал её зарплату на пропой, просто не просыхал. Потратив все деньги, избивал. Как и большинство мужчин, бьющих своих жён, он наловчился делать это, почти не оставляя следов. Но однажды, когда напился совсем вдрызг, руки его уже толком не слушались. Вскоре после этого Нина встретила молодого американского матроса. Он увидел следы побоев, понял, что ей больно, и решил помочь ей. Они стали друзьями. Он вёл себя как настоящий товарищ. Но была на верфи одна тётка, которой зрелище русской женщины рядом с американцем пришлось не по сердцу. Думаю, ты знаешь, о каких тётках я говорю. Они уверены, что знают всё обо всех, и готовы растрепать это любому, кто подставит свободные уши.

Как ты понимаешь, ничего хорошего в таких сплетнях не бывает. Эта тётка поспешила с выводами, будто у них сложилось что-то кроме честной дружбы, и сразу рассказала мужу Нины. Хабаров признался в том, что произошло. Нет, не так. Он хвастался этим. Когда она пришла с работы, он набросил на неё, связал и несколько часов подряд "наказывал" её за вымышленную неверность. На самом деле, с его собственных слов, он расстроился только за то, что не мог купить водку на все деньги. От этого и взбесился. Когда он закончил издевательства, то живьём закопал её на огороде за домом, и даже тогда не успокоился. Он только распалился и обратил свою ненависть на американский флот, как будто бы денег на пойло лишился из-за него.

На следующий день на работе Хабаров стал во всеуслышание горько жаловаться, что его жена убежала с американцем. Глупость, конечно, американцам не нужно никуда бежать. На тот момент за ним уже наблюдали настоящие шпионы, отметившие его как вероятного кандидата. Они специалисты в своём деле, и умело направили его гнев в нужное им русло. Не исключено, что они догадались о смерти его жены, и этим крепко взяли за горло. Точно узнаем, когда поймаем всех. Они заронили в его голову мысль, что если он направит на американский бронекатер неправильные боеприпасы, то прямо посреди боя американцы останутся без патронов и жизнями заплатят за его обиду. Мозги у него пропитые, и нелогичность схемы до него не дошла. Он не мог сообразить, что эти боеприпасы вообще не нужны на бронекатере, а будут переправлены русским бойцам. Короче, он подменил накладные. В этом он признался сразу.

Напалков грустно вздохнул.

– У вас в Америке потешаются на теми, кто проворачивает подобные тупые схемы, но такие персонажи, оказывается, есть не только в Америке.

– А шпионы? Их мы раскрыли? И что будет с Хабаровым?

Даже на неопытный взгляд Ивана, состояние Кеннеди ухудшалось с каждой минутой. Его голос слабел.

– Ещё нет. Николай пока не рассказал об этом, но куда он денется. Водки мы его лишили, и скоро за ним придёт белочка. Ей-то он всё и выболтает...

Напалков внезапно потерял всё своё обычное дружелюбие и превратился в того самого чекисткого громилу.

– ...а ещё у нас есть специалисты, готовые устроить ему долгожданный жёсткий интим с водой и электричеством.

ГЛАВА ДЕВЯТЬ

УПЛАЧЕННАЯ ЦЕНА

Чувашский плацдарм, Сеитово, главный штаб американской экспедиционной армии

– Если вы подождёте в приёмной, генерал Фредендаль пригласит вас, как только.... ой.

Секретарь забормотал бессвязные оправдания. Стариковская, но очень крепкая рука толкнула его в грудь, откинув обратно в кресло. Он обмяк, наблюдая за кружением звёзд перед глазами. Две из них принадлежали дружелюбно скалившемуся генералу, который пригрозил ему пальцем

– Поговорим об этом потом, лейтенант Роулингс.

– Так точно, сэр генерал Эйзенхауэр! – лейтенант побледнел. Такие разговоры никогда не заканчивались добром для младших офицеров.

– Рыба гниёт с головы, – негромко сказал генерал-полковник Конев, наблюдавший эту сценку. Эйзенхауэр кивнул. Дальнейшие разговоры были прерваны катастрофой. Предводитель делегации ударом ноги распахнул дверь генерала Фредендаля. Она слетела с защёлки, ударилась о стоящие внутри шкафы и вернулась только для того, чтобы получить новый пинок. Грохот эхом раскатился по каменным коридорам штаба, заставив всех замереть. Раскаты происшествия разбежались куда дальше. Все догадливые офицеры сразу приняли невероятно занятой вид.

– О, Джордж, рад видеть вас. Мне сказали, что вы будете...

Генерал Фредендаль попытался скроить довольную рожу.

– Я был на переправе и на переднем крае. Вас там ни разу никто не заметил. И вот что я там увидел. Чертовски много наших парней ничем не заняты. Многие из них шатаются в ближнем тылу, уворачиваясь от военной полиции. А когда их всё-таки ловят, утверждают, будто потерялись или у них нервы не в порядке. Каждый, кто сейчас не на фронте, неважно на каком основании, подразумевает, что одним человеком меньше борется с врагом. Включая вас! Это означает, что другие люди вынуждены брать нагрузку на свои плечи. Другие люди должны делать упущенное вами.

Голос генерала Паттона взревел.

– Вы просто трусливый засранец и сукин сын. Из-за вас, бесхребетное вы дерьмо, достойным людям на фронте приходится выносить на себе последствия ваших тупых решений. Вчера часть из них погибла, сражаясь, потому что от мысли, что придётся возглавить армию, у вас яйца от страха сжались. И остальные, глядя на вас, следуют этому дурному примеру.

Конев смотрел с восхищением. По его мнению, именно так генерал должен расценивать тех, кто неспособен нести ответственность. Он наклонился к Эйзенхауэру[201]201
  Дуайт «Айк» Дэвид Эйзенхауэр (1890 – 1969) – американский военный и государственный деятель, генерал, 31 президент США. Хороший художник-любитель. Непосредственно на месте руководил высадкой союзных войск в Нормандии. Кавалер боевых и почётных наград как США, так и других стран, включая СССР.


[Закрыть].

– Товарищ Айк, а почему бы вам просто не расстрелять его?

Эйзенхауэр тихонько вздохнул, но продолжил, сощурившись, наблюдать за Паттоном. Одной из негласных забот Эйзенхауэра было держать Паттона под контролем, когда тот выходил из себя. Тем не менее, Дуйат понял, что имел в виду Конев.

– О, это мы можем, товарищ Иван. Это мы можем...

Его слова подразумевали, что Айк пропустил мимо ушей большую часть оскорблений, вываленных Паттоном на Фредендаля. Джордж нависал над несчастным генералом, опершись кулаками на край его стола.

– Вы знаете, как наши парни на передовой вас называют? Ветреный Фредди. У меня кровь вскипает от мысли, что они прекрасно понимают вашу гнилую сущность. Как, черт возьми, можно ожидать, чтобы они сражались, пока вы тут отсиживаетесь в своей норе?! Я не позволю трусливым скотам вроде вас ошиваться в тылу, и отдавать бойцам невыполнимые приказы. Пожалуй, нам пора расстреливать мерзавцев вроде вас, иначе выведем породу непроходимых тупиц.

– Никогда не скажешь, всерьёз он это или нет. Даже я не могу совершенно точно понять, когда Джордж играет на публику, а когда говорит истинную правду, – шепнул Эйзенхауэр, глядя за этим образцовым разносом.

Фредендаль что-что отвечал, но Паттон просто игнорировал его. Вместо этого он сказал Эйзенхауэру:

– Не важно, что вы знаете, Айк. Важно, что знаю я.

Конев заметил:

– Должен предупредить всех вас, что русский фронт место такое... на нём становятся правдой даже самые жестокие шутки.

Фоном зудел Фредендаль, которого, в общем, уже никто и не слушал.

– ...но армии нужен безопасный штаб, где можно принимать решения без отвлекающих факторов.

– Отвлекающих факторов?! – Джордж побагровел и явно дошёл до точки кипения. Эйзенхауэр пододвинулся поближе, на всякий случай. Паттон выбросил руку и перетянул Фредендаля перчатками поперёк морды.

– Заткнись и не ной! Не желаю, чтобы храбрые люди, исполняющие свой долг и погибающие на фронте, видели трусливого нытика!

Он вновь треснул Фредендаля и заорал так, что его услышали все в штабе.

– Вышвырните эту тварь дрожащую! В моём штабе нечего делать боязливому сукиному сыну! – и повернулся к дрожащему всем телом генералу. Его голос стал устрашающе тихим. – Ветреный Фредди, вы отправляетесь на фронт. Там вас могут подстрелить или убить, но вы будете воевать. А если не будете, я поставлю вас к стенке и скомандую «Пли!». На самом деле, – сказал он, достав пистолета, – я должен сам вас расстрелять.

А вот теперь пора, подумал Эйзенхауэр, шагнул вперёд и придержал руку Паттона.

– Джордж, он не стоит того. Ты хоть представляешь, как тяжело здесь достать патроны "45 длинный"?

Паттон хмыкнул и кивнул.

– Ну ладно, Айк... Генерал Траскотт[202]202
  Люциан Кинг Траскотт II (младший) (1895 – 1965) – заслуженный американский военачальник, полевой командир, прошедший путь от младшего лейтенанта кавалерии до генерала армии. Участник африканской кампании 1942 и итальянской 1944 годов.


[Закрыть], у вас ровно сутки, чтобы урезать этот чёртов главный штаб до сообразного размера, мобилизовать его и поставить на колёса. Мы должны быть на линии фронта, а не в сотне километров от неё.

По бункеру прокатил явственно слышимое оживление. Эйзенхауэр мог поклясться, что Джордж подмигнул ему.

Паттон на секунду замолк, а затем продолжил отдавать приказы.

– Доставьте сюда главврача и старшую медсестру. Пусть это место превратят в госпиталь. Ребята, получившие пулю в боях за Родину, достойны наилучшего приёма в самом безопасном месте, которое мы можем обеспечить. Сейчас санитарки выхаживают наших парней на линии фронта в рваных палатках под огнём. Речь и про ваших людей, товарищ Иван. Раз они рискуют вместе, как союзники, пусть и лечатся вместе. Хоть какая-то польза от этого белого слона.

– Генерал, а вы будете использовать этот штаб? – было неясно, кто задал вопрос.

Паттон впился взглядом в стол Фредендаля и ошеломленного человека, все ещё сидящего за ним.

– Ни одно годное решение не было принято на трещащей ветке. Мы съезжаем прямо сейчас. Айк, подготовь приказ для Ветреного Фредди. Он направляется наблюдателем на Ульяновский плацдарм. Пусть поучится военному делу настоящим образом. Товарищ Конев, пожалуйста, проинструктируйте своих людей в Ульяновске, что генерал Фредендаль едет к ним как наблюдатель. А если дёрнется и попытается покомандовать чем-нибудь, пусть пристрелят его нахрен.

– Генерал Паттон, сэр, – в кабинет бесшумно вошёл полковник Андерсон. – У нас заварилась серьёзная каша. Враг наступает к северу и к югу от Канаша, и если наши фланговые силы не сдержат его, город будет отрезан. Направить туда подкрепление? Лучшая картина обстановки у нас на узле связи, сэр. Мы постоянно ведём радиоперехваты, и она настолько актуальна, насколько мы успеваем сводить информацию воедино.

– Слава богу, хоть кто-то здесь занят делом. Андерсон, верно? С этого момента вы оперативный офицер. Ваша первая задача – углублять охват своей карты. Никаких подкреплений. Я был в Канаше вчерашней ночью. Они должны удержаться с теми силами, что есть. Будьте уверены, колбасники наверняка ждут от нас отправки дополнительных частей. У них уже будет наготове перехват, причём там, где это выгодно им. Не позволяйте врагу выбирать место боя. Доведите до всех – нельзя недооценивать врага, но и переоценивать его столь же фатально. Первое мы сделали, теперь делаем второе. Неважно, что мы устали и жрать хотим. Пусть враг ждёт нас, пусть он устанет и проголодается больше чем мы. Удар будет нанесён. Только не там, где они ждут, вот и всё.

Чувашский плацдарм, северо-западнее Канаша, Атнашево[203]203
  Деревня в Канашском районе Чувашии


[Закрыть]

Истребитель танков М-10[204]204
  М-10 Wolverine – лёгкая американская противотанковая самоходка с орудием калибра 76.2 мм


[Закрыть] старшему сержанту Фредерику Мерримену не нравился. У него, с одной стороны, был открытый верх с одной стороны, и отсутствие нормальной брони с другой. На «Шермане» он чувствовал себя гораздо лучше, чем на «Росомахе». Само собой, именно из-за открытой башни. Тем не мене, именно отсутствие крыши спасло ему вчера жизнь. В их машину попал снаряд немецкого Pz.IV, насквозь пробивший тонкую броню. От удара Фредерик вылетел вон, а иначе наверняка погиб бы на месте. Хотя форму потрепало, и лицо немного обожгло, всё-таки он, по большому счёту, остался невредимым и успел отбежать до того, как взрыв боекомплекта разнёс самоходку на куски.

К ночи он сумел вернуться в расположение своего батальона и... добровольно вызвался в экипаж другой М-10. Потрёпанная часть втягивала в себя остатки подразделений, сошедшихся к Канашу. И, таким образом, Мерримен вернулся на M-10. Сама машина ему не стала по нраву, зато её трёхдюймовое орудие он успел оценить. Оно было намного мощнее 75 мм пушек "Шерманов". Он уже проверил его в бою, успешно поражая фашистские "тройки" и "четвёрки", пока командир, ошибившись, не подставил их борт под выстрел панцера. Следующий бой уцелевшие противотанковые самоходки приняли вместе с войсками, защищающими Атнашево. Деревня блокировала продвижение немцев по основному тракту, который соединял Канаш с другими городами, включая Казань. Семь M-10 и четыре "Шермана" развернулись для поддержки пехоты, засевшей в глухую оборону. M-10 Мерримена была одной из трёх, расставленных веером на правом фланге.

Оборона опиралась на неширокую речку, текущую через поле прямо перед позициями американцев. Все три самоходки стояли недалеко от берега и достаточно близко друг к другу, чтобы перекрывать сектора обстрела. За ночь сапёры окопали машины так, что над уровнем земли выглядывала только часть башни по самое орудие, а сами позиции прятались в кустах. Тыльная часть капониров сделали наклонной, на тот случай, если М-10 придётся отступить. Они даже вырыли маленькую ямку под днищем, чтобы там можно было посменно отдыхать. Часть экипажа дежурила в машине, наблюдая, часть спала.

Предстоящее нападение не было первым в тот день. Около 4 часов утра скоротечный немецкий артналёт поджёг несколько усадеб. Краткий обстрел сопровождался атакой пехоты числом до роты, при поддержке трёх штурмовых орудий. Атаку отбили решительно, обнаружив, что наступавшим не хватает знакомой по прежним стычкам сноровки. Так или иначе, немцы подняли пальбу и ударили со стороны деревенского кладбища. Ещё обнаружилось, что новости о базуках до этого подразделения ещё не дошли. Все три "Штуга" двигались прямо, не маневрируя, и их быстро сожгли. Остаток боя прошёл тяжело, но закончился отступлением немцев. Тогда и стало ясно, что противостояли американцам не просто пехотинцы, а эсэсовцы. Пройдя дальше, в район, откуда выбили только что выбили врага, они нашли на белёной стене одной лачуги надпись древесным углём: "Ракетчики, не попадайтесь к нам в плен живыми. Иначе мы вас заживо на ремни порежем". Поблизости обнаружили тела стрелка и его заряжающего. У них на лбу были вырезаны звёзды, руки переломаны, глаза выколоты, а гениталии отрезаны и засунуты в рот. Известие об этой находке мгновенно разлетелось по округе.

– Опять идут, – услышал он по радио, а беглый взгляд сразу подтвердил сообщение. Немцев было намного больше, чем раньше, и с ними ползли не штурмовые орудия, а настоящие танки. Мерримен присмотрелся к ним и определил как "четвёрки". Ну, с ними мы можем справиться. Он провернул башню вправо-влево и ощутил вибрацию от заведённого заранее двигателя. Ну да, всё правильно. Если нам придётся рвать когти, надо быть к этому готовыми. Тем временем он навёл прицел трёхдюймовки на вражеский танк и выставил отметку в центр силуэта. Что-то цепляло взгляд, но времени задумываться уже не было.

– Цель захвачена. Пли!

Орудие выбросило снаряд. Алая искра донного трассера позволяла Мерримену точно следить за траекторией. Это был красивый выстрел, угодивший точно в лобовую броню танка. Только вместо блестящей вспышки пробития, брызнули искры от рассыпавшейся на куски болванки.

– Бронебойный!

Заряжающий стремительно засунул в казённик следующий снаряд. Мерримен проверил прицел и выстрелил – с тем же результатом. Сквозь пыль он видел, как сверкнул рикошет от лобовой плиты.

– Что за хрень?! Наши снаряды просто отскакивают от него. Как будто я жёваной бумагой стреляю!

– Это не Т.IV. Он намного больше!

Немецкий танк выстрелил. Снаряд пронёсся так близко над M-10, что сержант ощутил, как взвихрённый воздух тащит за собой его шлем. Командир дал команду на отход, когда следующий снаряд вспорол закраину башни. Мерримен едва не лишился зубов от сотрясения. Вторичные осколки ударили по заряжающему. Он упал, истекая кровью из шеи и щеки. Командир помог с перевязкой. Немцы надвигались, их танки стреляли по позициям американцев. Чадящий костёр уже отметил место, где стоял один из "Шерманов". К нему стремительно присоединились второй и третий.

– Что это, чёрт возьми, такое? – разочарованно смотрел Мерримен. От немецкого танка отскочили ещё два бронебойных.

– Убираемся отсюда.

На этом их везение исчерпалось. Снаряд пронзил земляной бруствер, ударил в низ корпуса, вывернул двигатель и выбросил его вместе с кусками кормы. Горящий бензин выплеснулся из вентиляционных решёток над моторным отсеком и начал растекаться в стороны. Мерримен уже знал – у него всего несколько секунд, чтобы смыться. Он зажмурился, вылез на закраину башни с противоположной стороны и, оказавшись на земле, рванул изо всех сил. Взрыв сбил его с ног, проволок пару метров и закатил в кусты. Скорее всего, это спасло ему жизнь – немецкий танк густо обдал из пулемёта всё вокруг пылающей самоходки. Так или иначе, сержанту вновь удалось уцелеть. Он внезапно обнаружил у себя в руках собственный пистолет, и почувствовал, что до безумия хочет выстрелить из него по танку. Но всего один взгляд на местность, где то и дело вздымались разрывы снарядов, и хлестали трассеры очередей, остудил его порыв. Здравый смысл возобладал, и Мерримен пополз в сторону, направляясь к реке, где можно найти укрытие.

Через несколько минут он оглянулся назад. От его M-10 ничего не осталось. Машина полностью развалилась, только коробка передач ещё оставалось узнаваемой – она лежала в стороне, объятая сизым пламенем. Больше всего его потрясло, что рядом с обломками застыл немецкий танк. Он был огромен, самоходки по сравнению с ним выглядели маленькими. Потом он рассмотрел, что из одного люка наполовину свисает немецкий танкист. Неизвестно почему панцер подошёл слишком близко, и другая М-10, спрятавшаяся между домами, всадила ему снаряд в упор, самое большее с десяти метров. Она тоже горела, очевидно, её подбили точно в тот момент, когда она стреляла по здоровенному немецкому танку. Двое оставшихся в живых из её экипажа пробирались к своим, оба были ранены. Одному, насколько он мог рассмотреть, зацепило руку, у второго текла кровь из расцарапанной щеки.

Когда Мерримен помог им добраться до медсанбата, немецкое наступление достигло предместий Атнашево, но уже теряло разгон. Шесть из семи M-10 и все "Шерманы" были потеряны в обмен всего на два немецких танка. Один подбила самоходка, второй сожгли гранатомётчики, подобравшись сзади. После того, что произошло ранее, никто не собирался с ними цацкаться – эсэсовцев, пытавшихся покинуть горящий танк, расстреляли на месте.

– Старший сержант, возьмите кого-нибудь и проверьте левый фланг. Нам нужно знать, что там происходит. Попытайтесь взять пленного.

Мерримен заозирался, надеясь, что поблизости есть ещё один старший сержант. Такого не нашлось. Взять с собой "кого-нибудь" означало выбрать из числа легкораненых, но по сравнению с теми, кто прошёл через пекло на северном фасе Атнашево, они были здоровы. Он подумал и отобрал четверых.

На территории медсанчасти в одном из углов лежала груда оружия – его здесь оставляли раненые. Мерримен взял "Томпсон" и все патроны к нему, которые смог найти. Бойцы тоже подобрали себе стволы по вкусу. Роли распределили на ходу, пока выбирались к колючке. Дежурившие в траншее солдаты посмеялись над их выбором оружия и похлопали по плечам на удачу. Затем небольшая разведгруппа проползла по дренажной канаве к винограднику. Русские в своё время умело переделывали винные погреба в бункеры, создавая надёжные оборонительные позиции. Когда они приблизились к одному, Фредерик рассмотрел кое-что рядом на земле и решил, что это фашист.

– Он мёртв?

Один из тех, кого Мерримен взял в вылазку, пригляделся.

– Не, сержант, то просто солома так слежалась. Но там дальше есть дверь.

Вход в строение был приоткрыт. Мерримен надавил на дверь стволом "Томпсона". Петли пронзительно заскрипели.

– Ну, если бы там кто-то был, то уже выстрелил бы.

Сержант согласно кивнул.

– Прикройте меня, мало ли, – и вошел. Он очень хотел дать очередь вперёд себя, но помнил слова инструкторов, что в темноте мощная дульная вспышка автомата засветит ему зрение и сделает хорошей мишенью. Винограда в домике не было, зато нашёлся мёртвый немец. Мерримен обыскал его, найдя початый коробок спичек, нарезанную газету и что-то, похожее на письмо. Самым ценным была машинка для сворачивания самокруток – Фредерик уверенно засунул её в карман.

– Ну, ребята, колбасники здесь точно были. Это означает, что они уже обошли нас и перекрыли дорогу из Канаша. Возьмите всё его барахло. Пусть мы не взяли языка, но доказательства у нас будут на руках.

Чувашский плацдарм, южный фланг, Балабаш-Баишево[205]205
  Село в Батыревском районе Чувашии.


[Закрыть], 125-я отдельная танковая бригада

Полковник Михаил Лаптуров выбрался из окопа, сделанного под танком. Как правило, танкисты обитали в таких землянках, когда бригада долго никуда не перебазировалась, хотя сейчас он и его команда готовили Т-34-76 к бою. Каждый экипаж обслуживал свою машину самостоятельно. Дозаправляли, загружали боеприпасы, делали весь необходимый ремонт. Никто не отлынивал от тяжёлой грубой работы. Даже замполиты работали вместе со всеми, особенно сейчас. Вообще, по сравнению с прошлой зимой, отношение к ним сильно изменилось. Пока они стояли на страже политической благонадёжности, их уши всегда были открыты для речей, которые могли быть истолкованы как измена или пораженчество. Иногда они издавали собственные приказы, противоречащие командирским, и подрывали власть армейских офицеров. Наконец, пришёл день, когда восстановилось единоначалие. Часть замполитов исчезла, и больше их никто не видел. Остальные стали офицерами-воспитателями, чьё дело заботится о бойцах и поддерживать боевой дух, а не следить за каждым словом.

Им запретили вмешиваться в систему управления частями, где они служили. "Делай как я" – таков был девиз, и самые прилежные стремились вызваться на наиболее сложную работу. Лаптуров не мог не думать, что такое отношение к новым обязанностям вполне может проистекать из стремления избежать судьбы, постигшей других в дни перемен.

Как бы там ни было, замполит вместе с остальными возился сейчас с дозаправкой машины. Полковник слышал, что в американских танковых батальонах доработали для этого грузовики. У Советской Армии такой роскоши не было. Обычный грузовик с платформой для крупногабаритных грузов привозил топливные бочки поближе к танку, спускал по настилу и уезжал. Экипажи выходили с двумя десятилитровыми вёдрами. Двое их наполняли, третий носил к корме, а четвёртый выливал в горловину. Когда Лаптуров стал командиром роты, то решил, что носить вёдра ему невместно, и встал наполнять их из бочек. А вырастя до комбрига, взял на себя работу по заливке дизельного топлива в бак. Подними-ка полсотни десятилитровых ведер, быстро окрепнешь!

После дозаправки этими же вёдрами будут подаваться наверх снаряды. Сначала их надо очистить от заводской смазки. Обычно это поручали стрелку-радисту. После обтирки один берёт снаряд, второй, стоя на надгусеничной полке, принимает и передаёт третьему, стоящему в башне, а тот опускает его заряжающему, который засовывает снаряд в ячейку укладки. За три года войны цепочка была отработана до идеала.

Лаптуров созвал свой экипаж. Танки готовы к выходу, и можно было поесть, перед тем как идти в бой. Обычно завтрак, обед и ужин совмещались вечером. Но в паёк входил американский бекон, а повара где-то раздобыли мелкий молодой картофель и обжарили всё вместе. Фронтовикам нравилось это блюдо – вдруг вечером ты уже не сможешь его попробовать? Так что полковник постарался, чтобы люди могли поесть сейчас. Ещё на экипаж выдавалось по две поллитровых бутылки водки. Лаптуров внимательно следил за часами. Он устроил всё правильно. Люди успели поесть, немного выпить, закончить подготовку машин к сражению. Оставалось даже немного личного времени. Официально оно предназначалось для отдыха, но кое-кто просто шептал молитву. До Михаила доходили слухи, что в некоторых частях перед боем такое происходит открыто. Он посмотрел на часы. Пришла пора произнести речь и пойти в атаку.

– Братцы! – влез он на танк. – Доколе наша Родина будет страдать от гитлеровцев? Врежем по ним! Пусть наши танки говорят за нас, пусть мстят за павших товарищей! Есть у нас миномёты? Да! Есть у нас противотанковые пушки? Да! Есть у нас автоматчики? Есть у нас есть пулеметчики? Да! Что нам ещё нужно? Берите боеприпасы, берите всё, чтобы бить фашиста. Крепче кулаки! Ударим по этой нечисти! А если кому-то из них повезёт уцелеть, он никогда не забудет этот день. Десантники, разойтись по назначенным машинам!

Цель сегодняшней операции лежала прямо впереди. Бригада выдвинулась на исходную накануне ночью, перейдя сюда из-под Тугаево, чтобы воспользоваться открывшейся тактической пустотой. В бою сошлись немецкий и американский танковые батальоны. Союзники потерпели поражение, но нанесли немцам серьёзные потери. Никто не упрекал американцев. Все помнили тяжёлые сражения, начавшиеся в мае 1941-го. Казалось, они никогда не закончатся. Американцы показали себя ничуть не хуже, чем русские части в те дни, и добились большего успеха, чем многие.

То, что сейчас наблюдал полковник, было подходящим примером. На опушке леса стояло примерно три десятка танков, в основном "четвёрок" – всё, что осталось от батальона. По сведениям разведки, они отошли сюда на переформирование после вчерашнего боя. Тридцать танков из семидесяти одного[206]206
  Численность танкового батальона Вермахта составляла от 60 до 71 машины, но исключительно номинально, по уставу. Реальная численность редко превышала 2/3 от списочной.


[Закрыть]. Лаптуров мысленно покрутил это число. Так сколько вчера подбили американцы? Все фашистские части ослаблены, но с какого количества пошёл отсчёт? Он, затаив дыхание, внимательно рассматривал с вершины холма возню гитлеровцев. Они до сих пор занимались заправкой танков и погрузкой боекомплекта – ровно тем же самым, что Лаптуров и его люди делали несколько минут назад. Фашисты устроились с наибольшим удобством, доступным в полевых условиях: вокруг машин стояли столы, стулья, были видны термосы. Русские солдаты способны спать прямо на земле или под танками, а эти как будто на прогулку с пикником собрались. Странные они люди, – подумал полковник. Мелких ошибок не делают, зато если делают, то с размахом. Уверен, они способны сказать своим жёнам, что новое платье полнит.