Текст книги "Казанские "Тандерболты" (ЛП)"
Автор книги: Стюарт Слейд
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)
– Отто, сколько аэродромов вокруг Свердловска?
– Четыре. Два на юго-востоке от города, два на севере. Мы легко можем их захватить. Вот, – Скорцени протянул добытые снимки.
Бэр внимательно изучил их. Три посадочных полосы и один крупный, хорошо оснащённый аэродром. Но фотографии сделаны в 1928-м. Как я и боялся. Мы направляемся в экспедицию совершенно без свежих разведданных.
– У Люфтваффе есть шестьдесят Ju.290, единственных транспортных самолётов, у которых хватит дальности долететь до Свердловска. На такое расстояние они могут доставить сорок восемь парашютистов каждый. То есть мы пытаемся захватить крупнейший промышленный город силами трёх тысяч человек? На самом деле меньше. Только на выброске будет потеряно не менее десяти процентов[264]264
Немецкие десантные парашюты, в отличие от пилотских, давали очень большую скорость снижения и не управлялись. Совсем. Поэтому доля потерь ещё до входа в бой была весьма высока.
[Закрыть]. С учётом разброса и схваток на земле, допустим, мы располагаем двумя тысячами. Мы уже знаем, что бой в русском городе это смерть без вариантов. Наши две тысячи человек просто исчезнут.
– Плацдармы в Британии мы захватили куда меньшими силами. Никто не говорит, что город надо брать с ходу – мы берём посадочные площадки, прилетают войска, и уже они захватывают Свердловск.
Так вот что стоит за этим планом. Бэр задумался. Вторжение в Великобританию было значительным и несомненным успехом 502-го дивизиона. Мы сделали невозможное – заняли плацдармы для десанта в южной Англии и удержали их достаточно долго, чтобы Люфтваффе перебросили наземные подразделения, чтобы закрепить захват. Затем, ударами с аэродромов, мы сумели захватить небольшие порты и там высадилось ещё больше войск. Да, мы осуществили невозможное – организовали успешное вторжение в Англию. Но для этого потребовалось два года планирования и приготовлений, и элитные войска для взятия ключевых объектов. Даже тогда борьба была напряжённой, и сомнения в победе оставались до самого конца. Все остальные действия 502-го дивизиона оказались или провалами, или сомнительными достижениями. Отто полон решимости провести операцию, которая покажет, что наш успех в Англии не был случайным. Отчаяние как оно есть.
– Захват английских баз был обусловлен тем, что на месте уже находились те или иные войска. Выброска парашютного десанта совсем другое дело. На каждую из этих баз потребуется более чем по батальону лёгкой пехоты, пока не подтянутся серьёзные силы.
– Можно использовать Me.323[265]265
Немецкий тяжёлый шестимоторный транспортный самолёт, развившийся из планера Ме.321. Обладал грузоподъёмностью до 11 тонн, перевозил артиллерию и лёгкую технику. В конструкции применялись передовые решения, используемые до сих пор: многорядное шасси, передний распашной люк и др. При своих размерах и 6 моторах был вдвое экономичнее Ju.52. Применялся в основном в северной Африке и на Средиземноморском ТВД, но побывал и на Восточном фронте.
[Закрыть], чтобы сразу завезти тяжёлое вооружение. И планер 321-й модели.
– "Гиганту" не хватит дальности, чтобы просто долететь туда, не то что вернуться. Кроме того, транспортным самолётам придётся почти четыре часа находиться под угрозой постоянных атак истребителей. Планеры? Единственный рабочий тягач для Ме.321 это тройка Bf.110. У них тоже невелика дальность, а полёт в такой связке опасен сам по себе. Отто, они просто не долетят. Это не Англия, куда транспортнику нужно двадцать минут от взлёта до посадки.
Скорцени вздохнул и с неохотой принял неизбежное.
– Тогда Свердловск отменяется. Его мы не осилим. Но можно попытаться вызвать бунт местного населения и таким образом парализовать железную дорогу.
Бэр постучал пальцем по губам. Однажды это было возможно, но теперь слишком поздно. В 1941, когда люди не знали нас, и кто-то мог поверить, что мы способны сместить коммунистов, ещё могло сработать. Не исключено, что и в 1942-м. Но сейчас 1943. Каждый русский – да вообще любой человек, живущий здесь, знает: идёт война на истребление. А ещё есть американцы. Они предлагают людям третий путь, дружественный выбор, подкрепляемый богатыми дарами, на которые мы не способны. В прошлом году мы приняли на службу горстку украинцев, для борьбы с партизанами. И всё! Нет, Отто, и это тоже не сработает.
– Нам всё равно понадобятся дальние транспортные самолёты, а их не хватает. Единственный подходящий это Ju.290, а каждые два из трёх выпущенных забирает морская разведка. Люфтваффе требует больше машин, чтобы покрыть требования армии в воздушных перевозках. Я изучу вопрос и посмотрю, чем мы можем располагать. Боюсь, нам придётся подгонять операцию под транспортные возможности.
– Очень хорошо, Штефан. Займись этим. Мне нужен рабочий план, как можно скорее.
Россия, аэродром Большая Тарловка
– Добро пожаловать в Тарловку, дамы и господа, – как только C-54 зарулил на стоянку, сержант занял место у дверки пассажирского салона, чтобы спустить лесенку. Самолёт был год назад реквизирован у «Западной авиакомпании» и его интерьер лишился всех признаков гражданской машины в пользу полезной нагрузки. Его сегодняшними пассажирами стали 80 человек, прилетевших на концерт фронтовой самодеятельности. В основном все сидели на полу, но неудобства перелёта стоили бесплатных билетов на выступление Глена Миллера. К тому же билет действовал сутки. Это было редкостью американцев и вовсе неслыханным для русских.
– Что это за самолёт? – Лиля недоверчиво разглядывала ободранный салон. В её воображении не помещался четырёхмоторный транспортник, выделенный для доставки персонала на концерт и танцы.
– Это C-54. Авиалайнер Дугласа, появившийся как раз на начало войны. ВВС сразу реквизировали все собранные машины и отжали производственную линию. Авиакомпании были очень недовольны и даже грозили подать в суд на правительство, но сдались. О, сейчас выходим.
Вокруг них люди вставали на ноги, начиналась разгрузка. Лиля подхватило бережно собранную сумку. В ней хранилось её единственное гражданское платье и несколько тщательно подобранных предметов косметики. У большинства русских женщин на борту была подобная ноша с одинаковым драгоценным содержимым, и почти у каждой это оставалось единственной связью с мирной жизнью. Жизнью, к которой они почти не надеялись вернуться.
– Ваш борт улетает обратно в 10:00. Ждать никого не станут, и если кто-то опоздает, ему зачислят самоволку, – объявил сержант, прочитав выданную ему записку. – У нас тут недавно достроен квартал казарм. Они рассчитаны на группу B-26, которая прилетит только на следующей неделе. Вам там выделены комнаты. На входе вывешены списки, кому куда. Вопросы есть?
– Обратно мы полетим на этом же самолёте? – Эдвардсу было любопытно, какого размаха достигла организация.
– Нет, сэр. Эту птичку дозаправят топливом и загрузят лом от аварийных машин. Через три часа она уже улетит обратно в США, – сержант поднял глаза на Эдвардса и его гостью, и понял, что перед ним два лётчика. – Будут промежуточные посадки в Железногорске и Анадыре, а затем, после перелёта через Берингов пролив в Анкоридже. Там груз передадут на рейс в Сиэтл, проведут суточное техобслуживание и отправят назад. Так что через пять дней она вернётся с 15 тоннами всякого добра. Итого, одна неделя, один рейс. Ваш самолет прибудет завтра с партией свечей для R-1820, и после этого заберёт вас на аэродром №108. Там он заберёт несколько важных пассажиров из Казани и отправится домой.
– Спасибо, сержант. Можно узнать, кем вы работали до войны?
– В авиакомпании, планировщиком, сэр. Вы могли и догадаться. А теперь извините…
Эдвардс и Литвяк присоединились к толпе людей, собравшихся у стенда возле новеньких казарм. Все, кто прибыл с аэродрома №108, получили комнаты на втором этаже. Первым нашёл своё имя Эдвардс.
– Меня поселили в 212-ю с Эндрюсом, Беруэллом и Купером. Азбучная банда.
Лиля с любопытством посмотрела на него.
– Азбучная?
– По их инициалам[266]266
Andrews, Berwell, Cooper. Первые буквы алфавита в латинице.
[Закрыть]. Они втроём учились на западном побережье. Летают вместе и даже в самоволки ходят вместе. А ты с кем?
– В 227-й, с Надеждой Васильевной, Евгенией Максимовной и Татьяной Тимофеевной. Первые две – экипаж из 588-го ночного штурмового полка, а третью я не знаю.
Лиля с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться от разочарованной мины на лице Эдвардса. У русских, особенно в армии, сложились низкие требования к личной жизни, и если бы парочке припёрло, то все окружающие сделали бы вид, что ничего особенного не происходит. Она сомневалась, что американцы готовы к такому. Ну, тогда как хочет. Уж если действительно возжелает, найдёт способ.
– Посмотри, тут написано, что концерт и танцы начнутся в 19:00 в четвёртом ангаре.
– Хорошо. Тогда я зайду за тобой в 18:45.
– Отлично, – Лиля улыбнулась ему и отправила воздушный поцелуй. Если и это не включит его соображалку, ничего не поделаешь.
Россия, Большая Тарловка, ангар №4
Ангар был новеньким, огромным и нетронутым. Его построили для обитания четырёх B-17F разом, чтобы они могли спокойно зимовать в суровых русских условиях. Ещё три таких же закончили и использовали, и два находились в работе. Здесь не было ни масляных пятен на полу, на которых можно поскользнуться, ни грязи и обломков, лезущих на глаза. Единственный B-17 запихали в дальний конец ангара, и музыканты устроились под его сенью. Всё остальное пространство предназначалось гостям.
– Лиля, ты замечательно выглядишь, – Эдвардс сказал правду. Всё время между прилётом и стуком лейтенанта в дверь она провела, прихорашиваясь. Повозиться пришлось куда дольше, чем когда-то – она уже несколько лет не притрагивалась к косметике.
– Ты хочешь сказать, что я не всегда замечательно выгляжу? – Лиля притворно обиделась. Итак, игра начинается, подумала она.
Эдвардс принял подачу.
– Обычно ты, Лиля, прекрасная охотница, выслеживающая и уничтожающая фашистских зверей. Но сегодня вечером ты – великолепная принцесса, которой все восхищаются и завидуют.
– Годный подкат, Монти, – шепнул ему Ник Роджерс, пилот P-39 из Борисоглебского, основного место базирования 588-й эскадрильи. Он сопровождал Надежду Васильевну, а другой лётчик P-39 с того же аэродрома, вел под ручку Евгению. Если не обращать внимания на разницу в форме, они походили на любую другую парочку сегодняшнего вечера. Но были и другие. Чарльз Шульц, очевидно, офицер ВВС, отличался так явно, что понимающий собеседник сразу видел – чин он получил совсем недавно. Его гостьей была Татьяна Тимофеевна. Очевидно, они только приятельствовали. Остальные шли в обнимку или под ручку, но Шульц и его дама держались рядом. Близко, но не соприкасаясь.
Наступило идеальное вечернее время. Оставалось достаточно света, чтобы всё отчётливо видеть, но приближающиеся сумерки смягчили и окрасили воздух спокойствием. Вскоре обещала наступить ночь.
С востока послышалось слабое гудение. Зажглись огни посадочной полосы, добавив земных звёзд к проявляющимся небесным. Далеко на востоке Эдвардс видел мерцание навигационных огней. Казалось, они не двигались, и на мгновение ему показалось, что он сделал классическую ошибку ночных пилотов – принял Венеру за другой самолёт. Затем проблесковые маячки ускорились и превратились в заходящий на посадку C-54. Он приземлился, двигатели взревели на реверсе, и самолёт свернул на стоянку. Огни вдоль полосы исчезли, и мир вновь погрузился в спокойное предсумеречье. Разгрузочная команда окружила транспортник.
– В начале каждого часа, – покачала головой Лиля. Точность американской грузовой авиации поражала даже больше, чем её размах. После двухдневного перелёта в тремя промежуточными остановками самолёты прибывали с точностью часового механизма.
– Круглые сутки, – тихонько сказал Роджерс, чтобы не показаться хвастуном. – Триста, а то и больше тонн важных грузов за день. Дуглас работает в три смены, чтобы обеспечить армейские ВВС.
Несмотря на расстояние, отделяющее базу от захваченной врагами территории, светомаскировка действовала, и медленно сгущающиеся сумерки затягивали здания тенью. Основные двери ангара были закрыты. Для входа открыли две маленькие боковые, и рядом с ними стояла военная полиция, проверяя документы у выстроившихся в очередь гостей. Поблизости также стояли три БРДМ М-3, две с крупнокалиберными пулемётами, одна с 37-мм противотанковой пушкой. Эдвардс посмотрел на полицейских возле броневиков.
– Ожидаются неприятности?
– Нет, сэр. Мы слишком далеко за линией фронта, чтобы всерьёз рассматривать возможность нападения. Но генерал ЛеМэй настоял на устройстве периметра. На всякий случай, мол, и заодно учения проведём. Хотя патроны и снаряды у нас боевые.
Эдвардс обратил внимание ещё на две вещи. Гул переносного генератора заставил его предположить, что мощности сети ангара недостаточно для концерта. А кроме того, через всю стоянку плыл узнаваемый аромат жарящейся говядины. Лейтенант улыбнулся сам себе. Между концертом и последующими танцами намечался перекус. Он предвидел затруднение, которое может появиться, и уже принял некоторые меры.
Оркестр Гленна Миллера был на месте и настраивался для выступления. Наконец, все заняли свои места. Миллер появился под гром аплодисментов, выглядя при этом довольно смущённым и застенчивым. Тем не менее, с каждым шагом к подиуму он обретал самообладание и властность. В миг, когда он взял дирижёрскую палочку, никто бы не усомнился, кто здесь главный. Он постучал по кафедре, и на импровизированный концертный зал легла тишина. Повернувшись к аудитории, он слегка поклонился.
– Товарищи, добро пожаловать на наше выступление. Я благодарю вас за приезд. Ещё я хочу поблагодарить организаторов и офицеров СОО, которые много потрудились, чтобы сделать сегодняшний концерт возможным.
Он обернулся к музыкантам, вновь постучал палочкой и сказал:
– Господа, готовимся играть "Сент-Луис блюз"…
Как только стихли последние звуки вступительной мелодии, настала очередь "Лунной серенады", перешедшей в "Настроение", затем в "Вязаный фрак", "Пенсильванию 6-5000" и "Поезд на Чаттаногу", последними прозвучали "Нитка жемчуга", "Наконец"' и "Калама?зу". Когда Эдвардс взглянул на часы, то потрясённо увидел, что прошло сорок минут, заполненных музыкой и ощущением приятной тяжести на плече – Лиля всё это время опиралась на него. В недолгой тишине громом разразились аплодисменты, сквозь них прогудел ещё один C-54. 20:00.
– Сейчас мы уходим на небольшой перерыв. Открою вам тайну: игра на духовых инструментах сушит горло, и единственное, что может достаточно смочить его, это пиво, – Гленн Миллер сделал паузу, – ну, по крайней мере, так мне говорят музыканты. Во втором акте с нами будут выступать три дамы. Прошу любить и жаловать. Анна Шелтон[267]267
Анна Шелтон (урождённая Патриция Жаклин Сибли, 1923 – 1994) – английская певица, вошедшая в историю как исполнительница вдохновляющих песен на радио и в выездных концертах на фронте. После войны вела авторскую музыкальную программу и снималась в кино. В 1990-м за многолетнее сотрудничество с Ассоциацией Памяти была награждена офицерским Орденом Британской Империи в ранге дамы-командора.
[Закрыть] и Дина Шор[268]268
Дина Шор (урождённая Франсис Роза Шор, 1916 – 1994) – американская певица, в годы Второй Мировой выступала на фронтовых концертах. Потом снималась в кино, вела авторские телепередачи. В её честь названа улица в родном городе Винчестер, Теннеси.
[Закрыть]. А ещё, встречайте Клавдию Шульженко! У неё сезон в Петрограде, но она специально прилетела на A-20, чтобы петь для нас сегодня вечером.
Миллер подождал, пока утихнут рукоплескания.
– А пока мы отдыхаем, выступает Дина Шор и её квартет.
Эдвардс не был знаком с мелодией и раньше никогда эту песню не слышал. Но как только над аудиторией взлетел голос солистки, у него в горле встал ком.
There'll be bluebirds over the banks of the Volga,
Tomorrow, just you wait and see.
There'll be love and laughter and peace ever after.
Tomorrow, when the world is free
The shepherd will tend his sheep.
The valleys will bloom with grain.
And Sasha will go to sleep
In his own little room again.
There'll be bluebirds over the banks of the Volga,
Tomorrow, just you wait and see.[269]269
Небольшая авторская переделка английской песни времён Битвы за Британию «White cliffs of Dover (Bluebird)». В популярное исполнение не включены ещё два куплета, их легко найти.
[Закрыть]
Эдвардс краем глаза посмотрел на Лилю и увидел, как по её лицу бегут слёзы. Через более чем два года войны мир должен казаться несбыточной мечтой. Мы здесь всего три месяца, а у меня уже такое чувство. Перед отбытием в Россию мы с папаней долго говорили за бутылкой его особенного самогона. Во время прошлой войны он был пехотинцем, и наставлял меня не как отец сына, но ветеран новобранца. Одним из советов был способ остаться в здравом уме. Для этого нужно загодя считать себя мёртвым. Он сказал, что если задаваться вопросами жизни и смерти – точно свихнёшься. Тот, кто цепляется за жизнь, на грани смерти становится парализованным и теряет рассудок. Если ты признаешься сам себе, что умер в тот миг, когда прибыл на фронт, то сможешь принять всё происходящее, и сохранить способность ясно мыслить. Он сказал, что каждый день нужно рассматривать как дар, который, возможно, никогда не повторится, и брать от него всё. Хотя иногда всё же нужно вспоминать, почему мы здесь… как раз тот случай.
– Поблагодарим, товарищи, Дину Шор и её квартет. Наш оркестр готов выступать с новыми силами, и мы начинаем вторую часть концерта. Для начала мы исполним песню, третью неделю занимающую первую строчку в списке журнала "Биллборд". Клавдия Шульженко, "Казачий разъезд"[270]270
В России эта песня известна как «Полюшко-поле». Она действительно исполнялась и исполняется многими западными фолк– и эстрадными исполнителями (включая Гленна Миллера, разумеется) в самых разных аранжировках. Искать Cossack Patrol или Russian Patrol.
[Закрыть]!
Первые аккорды были легко узнаваемыми и вызвали вздох у всех русских, кто здесь собрался. Традиционную песню обработали, добавив в музыку джазовой раскачки в американском стиле. После инструментального вступления чистый голос Клавдии Шульженко захлестнул весь ангар. Эдвардс слышал фоновый гул, ритмом совершенно совпадающий с песней. Взгляд на Лилю подсказал ему, что это русские подпевали, поддерживая лейтмотив. А потом оркестр завёл мелодию, которую лейтенант не узнал.
– "Тачанка", – шепнула Литвяк. – Такая повозка с пулемётом.
Русские пишут невероятную военную музыку, подумал Эдвардс. Когда песня стихла, освещение пригасло. Это стало сигналом для нескольких прожекторов, смонтированных под крышей. Каждый из них подсветил одну из огневых точек «Летающей крепости», стоящей у стены «Летающей крепости». Эдвардс отметил, что оружие стояло на месте, видимо специально для сегодняшнего вечера; обычно на долгой стоянке его снимали на склад. Часть присутствующих встретила эту сценку свистом, улыбками и топотом. Едва шум стих, оркестр заиграл следующую песню.
One of our planes was missing,
Two hours overdue
One of our planes was missing
With all its gallant crew
The radio sets were humming
They waited for a word
Then a voice broke through the humming
And this is what they heard:
We’re comin' in on a wing and a prayer,
Comin' in on a wing and a prayer
Thought there's one motor gone
We can still carry on
Comin' in on a wing and a prayer[271]271
Кто не узнал – «На честном слове и на одном крыле».
[Закрыть]
Это удивило лейтенанта. С самого момента, когда американские войска начали прибывать в Россию, им объяснили, что здесь атеистическое общество, и о религии упоминать не стоит. Но даже за тот недолгий срок, что он здесь провёл, успел заметить – старые религиозные мотивы до сих пор проскакивали. Несмотря на это, явные отсылки в песне стали для него неожиданными. Лиля заметила его замешательство. И хотя она была слишком хорошо воспитана, чтобы сделать замечание, его политическая наивность удручала.
– Миша, можешь быть уверен, каждая песня для этого концерта была одобрена всеми и на всех уровнях.
Первая половина концерта прошла в основном как инструментальное исполнение, вторая же состояла из оркестровок, аккомпанирующих одному или нескольким певцам. Американские и русские мелодии перемешались, и Эдвардс снова потерял ощущение времени. Когда программа подошла к концу, он по-настоящему расстроился.
– Товарищи, прошу внимания! Нам нужно примерно полчаса, чтобы подготовить место для танцев. Снаружи вас ждут закуски, обеспеченные Ассоциацией техасских скотоводов и компанией "Кока-Кола". Танцы начнутся в 21:30 и закончатся в 23:00. Потом нам придётся освободить ангар – уже завтра он понадобится по своему непосредственному назначению.
Имеется в виду, что рейды B-17 продолжатся. Даже после потери шестидесяти бомбардировщиков в одном вылете, «Летающие крепости» работают. Надеюсь, у нас получится сопровождать их на всём пути. Меня просто коробит, что они летят без прикрытия.
Техасские скотоводы расстаралась и помогла поварам базы проявить все свои умения. На стойках жарились стейки из отборной спинной мякоти, причём жарились под чутким присмотром. Один из поваров начал нарезать тонкие как бумага ломтики, отваливая их на блюдо стратегического размера. Другой резал хлебные караваи, а третий отделял куски от огромной круглой сырной головы. К сожалению, на лице Лили появилось озадаченное выражение. Свежеприготовленный сэндвич с ростбифом был слишком сочным, и капли мясного сока могли безнадёжно испортить одежду.
– Это подойдёт? – Эдвардс достал из куртки огромную бумажную салфетку, стыренную со служебного стола. Достаточно большую, чтобы с её помощью спокойно съесть сэндвич, не рискуя заляпать единственное платье. К тому же салфетка была маслоустойчивой, вряд ли она порвётся. Компания "Корбин" вряд ли предусматривала такое использование их продукции, но она оказалась очень к месту. Некоторые, более сообразительные, уже бежали к ремонтным мастерским за бумажными рулонами[272]272
Собственно, это и были знакомые нам сейчас бумажные обтирочные полотенца, только из более прочной специальной бумаги производства компании Corbin Paper. Тогда выпускались под маркой Nibroc Towel.
[Закрыть]. Сержант-распорядитель тоже отправил нескольких своих подручных.
– Сэр, как вам оформить подачу? – повар, выстраивающий сэндвич для Эдвардса, навалил на ломоть хлеба целую гору мяса. Помощники вернулись с большими катушками, и один из них немедленно взялся разрывать их на 70-см отрезки, а другие рванули обратно на склад.
– Лейтенант, вы спасли наши шкуры. Несмотря на всю предусмотрительность, никто и не подумал о таком. Сделать для вас и вашей дамы ещё сэндвичей?
Эдвардс оглянулся. Лиля решительно кивнула.
– Спасибо, сержант. Один с хорошо прожаренный стейком, один с полупрожаренным.
– Вот, готово. Когда дойдёте до холодильника, скажите капралу, что вас направил я. Он выдаст ещё пару бутылок "Колы".
Лиля посмотрела на чёрное содержание бутылки с некоторой подозрительностью.
– Пей, не бойся. Это народный американский напиток.
Она попробовала и задумалась.
– Жаль, но тут чего-то не хватает. Знаю!
Она запустила руку в сумку, достала фляжку с водкой, долила добрую порцию, а потом добавила и в бутылку Эдвардса. Он попробовал и был вынужден признать, что водка сделала кока-колу интересней.
– Лиля, а русские вообще выходят на улицу без запаса водки?
Она на мгновение задумалась, и уверенно ответила:
– Нет.
За их спинами приземлился ещё один C-54 и покатил по рулёжке. К тому времени, когда прибыли два следующих, танцы как таковые закончились. То, что началось чинно и благопристойно, постепенно превращалось в полевой ночной клуб. Парочки медленно двигались, более-менее попадая в такт музыке, руки дам покоились на шеях их партнёров. Шульц и Татьяна были единственным исключением – они сохраняли классическую позу танца с небольшим, но явным промежутком. Лиля перехватила взгляд Эдвардса и прошептала ему на ухо:
– Я её видела раньше. Ей пришлось пережить множество изнасилований. Поэтому она не выносит прикосновений. Повезло, что нашёлся тот, с кем она чувствует себя в безопасности. Дважды повезло, что он – хороший человек, понимает её потребности и не давит на неё. В итоге он стал основой, на которой она пытается восстановить свою жизнь.
Это был последний танец. Гленн Миллер еще раз поднялся на подиум и постучал жезлом.
– Прошу прощения, товарищи, но нам пора закругляться. Благодарю всех, что пришли. Теперь мы исполним "Интернационал" и "Звёздно-полосатый флаг".
На пути к казармам они остановились, чтобы посмотреть на звезды, усеивающие иссиня-чёрное небо. Лиля указала на одну из созвездий.
– Это Водолей.
– Мы называем его Аквариус, – это стало началом, и вскоре они показывали друг другу созвездия, сравнивая американские и русские названия.
– А это что?
– Большой Пёс.
Игру прервало появление очередного C-54. Один самолет в час выдавал высокую точность организации. Она и радовала, и тревожила Лилю. Хорошо знать, что у Родины есть такой мощный союзник. Но количество военного снаряжения и других богатств, которые завозили таким потоком, откровенно показывало, насколько её страна отстала. Что случится, когда настанет мир, а они откажутся уехать? Не поменяем ли мы захватчика на властелина? И если американцы такие умные, почему он до сих пор не нашёл место, где мы можем уединиться?
На самом деле сей вопрос в эту же минуту занимал и Эдвардса. Сначала он решил "одолжить" B-17, но у всех доступных самолётов теснились наземные команды. Оставалась возможность скрыться на открытом пространстве между взлетно-посадочными полосами и стоянкой, но он уже заметил, как туда направилось несколько других парочек. Он также не сомневался, что Лиля не захочет запачкать платье травой.
– Может, нам пойти в казармы? Там ты сможешь переодеться.
– Ты хочешь сказать, раздеться? – Лиля покосилась на него. – Будет трудно найти там подходящее место.
На самом деле всё решилось гораздо проще. Проходя мимо комнаты 212, он увидел на двери листок с большой буквой М, нарисованной на лицевой стороне. Он перевернул его и рассмеялся, а потом прочитал вслух.
– "Монти, сегодня вечером мы обитаем в другом месте. Так что комната для тебя одного. Или не одного. Азбучные бандиты".
Лиля проскользнула внутрь, и он закрыл замок. Она глубоко вдохнула, и пока расстёгивала пуговицы спереди на платье, проговорила:
– Миша, обещай мне, что хотя бы три месяца не дашь себя убить.
Он обнял её за талию под свободно свисающим платьем.
– Перед тем как я отправился в Россию, отец дал мне один совет. Он сказал, что в окопах научился воспринимать каждый день как неповторимый дар, и брать от него всё. Что бы ни случилось завтра, у нас есть сегодняшний вечер, и он бесценен.
Чувашский плацдарм, Канаш, полк СС «Германия»
Штандартенфюрер Курт Мейер только что получил приказ от командования дивизии. Он должен немедленно начать вывод части из Канаша и прямо ночью отступить к первоначальным позициям «с наиболее возможной скоростью». Как и любой другой толковый офицер, он первым делом решил, что нужно найти самого опытного унтера и обговорить с ним, как наилучшим образом выполнить приказ. Поэтому вызвал в штаб штурмшарфюрера Йоханнеса Готтшалька, чтобы тот поучаствовал в совещании.
– Мы могли бы отойти непосредственно в Орауши, туда 40 километров. Но мы не можем. На этом маршруте нет ни одной дороги, а если попытаемся двинуть напрямик, превратимся в земляных червяков. Мы уже потеряли много грузовиков, а среди оставшихся очень мало внедорожных. Значит, надо ехать по дорогам. Путь увеличивается до 50 километров. Я предлагаю использовать грузовики для буксировки орудий и миномётов, а также перевозки как можно большего числа людей. Остальные поедут на танках и самоходках. Готтшальк, как скоро мы способны выдвинуться?
– Если мы начнём погрузку немедленно, герр штандартенфюрер, то в 22:00. Это даст нам семь часов темноты. Я имею в виду, если мы ни во что не вляпаемся, то у нас будет хороший шанс отойти на первичные позиции. Но, хочу обратить ваше внимание на такое вот затруднение. У нас более четырёх сотен пленных американцев. Техники для их перевозки нет, переправить их на нашу территорию не на чем. И есть ещё кое-что...
– Говорите, Готтшальк. Я же вас для этого и позвал.
– Герр штандартенфюрер, люди слышали разговоры, что лучше попасть к американцам, чем к русским. Тогда весь остаток войны просидишь в тепле и покое.
– Я понял. Нам следует пресечь подобные рассуждения. Думаю, для начала было бы неплохо избавиться от этих пленных. Решим этот вопрос – решим и многие другие. Проследите, штурмшарфюрер.
Чувашский плацдарм, луг к западу от Кармамея[273]273
Деревня в Канашском районе Чувашии.
[Закрыть]
– Внимание, американские военнопленные! Вскоре мы начнём перевозить вас на железнодорожную станцию в Лесниках. Оттуда вас поездом отправят в лагеря в восточной Германии. Первые пять грузовиков вскоре прибудут. Каждая такая партия заберёт сто пленных. Соберите все вещи, которые у вас есть, чтобы не задерживать погрузку.
Готтшальк слез с "Кюбельвагена" и выключил мегафон. Он не мог не признать – после унижений, пережитых из-за американцев, это назначение доставляло ему огромное личное удовольствие.
Поколения вражды в Аппалачах привили ефрейтору Джасперу Робсону острое чувство опасности. И сейчас оно просто вопило. Он оглядел участок, который последние дни служил временным лагерем для пленных американцев. Его взгляд вцепился в двухметровый каменный забор с единственными воротами. Очевидно, здесь когда-то был полевой стан. Почти инстинктивно он выбрал самое безопасное место, где человек может спрятаться, когда всё пойдёт кувырком. Он наметил себе небольшое углубление возле одной из стен, у которой лежали остатки бетонной трубы или чего-то похожего. Как можно более незаметно Джаспер стал переползать в ту сторону.
– Мне не нравится, как это выглядит, Джордж, – подполковник Уильям Лонг уже начинал думать, что капитуляция была его худшей ошибкой.
– Они говорят, что собираются вывезти первую сотню через несколько минут, но даже не начали отделять народ, – Джордж Барндоллар привык вести административные дела батальона, и наблюдаемое явно расходилось с озвученным.
Те же мысли посетили Хилла, Кертиса и Мартина. Объявление о скорой перевозке ничуть их не впечатлило. Что-то в интонациях эсэсовца заставляло не доверять его речам. Поэтому они сместились туда, где под небольшим навесом сидели четыре медсестры.
– Мэм, нам это не нравится. Если дела пойдут дурно, мы попробуем вытолкать вас на стену, чтобы вы могли сбежать. Если получится, бегите к лесу. Что бы не произошло, не останавливайтесь.
– А вы трое? – хотя старший лейтенант Дороти Хопкинс сердцем чуяла, что ничем хорошим это не закончится, она всё-таки спросила.
– Там первые грузовики подошли, – сержант Джереми Перри указал на маленькую колонну, остановившуюся рядом с загоном. Он узнал в них британские "Матадоры", мощные внедорожные машины, в которых таилось множество мелких подлянок для водителя. Грузовики остановились цепочкой вдоль дороги, а потом сдали задом. Тенты откинулись, и из-под них высунулись рыла пулемётов в кожухах водяного охлаждения. За каждым уже сидел расчёт.
Рядовой Юджин Сирли был одним из первых, кто осознал жестокую правду. Он был недалеко от грузовиков, к тому же посреди поляны, где никак не укрыться. Но именно его положение добавило ему несколько секунд жизни. Пулеметчики открыли огонь, наведясь на края лагеря, где пленные американцы стояли гуще. Меньше чем на мгновение Юджину померещился стук дорожных отбойных молотков И только когда стали падать люди, он понял, что происходит. Недоверия хватило на несколько ударов сердца. Когда он отчаянно дёрнулся бежать, было слишком поздно. Полтора десятка пуль пронзили его, отбросив навзничь в грязь. На последних проблесках сознания он потянулся к базуке, чтобы уничтожить хотя бы один из грузовиков, но силы его оставили.
Сержант Джереми Перри сложил два и два намного быстрее. Он упал, пропуская над головой первую длинную очередь. Как только пули пролетели, он подхватился и побежал вдоль стены грузовикам. Всё равно ни в какую другую сторону бежать смысла не было. Мысль у него осталась одна – забрать с собой хотя бы одного фашиста, пока его самого не убили. И он сделал это. Взял булыжник и метнул его в кузов ближайшей машины. Прежде, чем пулемётная очередь перерезала ему ноги, он услышал лязг удар по стальному шлему. Истекая кровью, он думал о том, что солдату полагается умирать как-то иначе.
Лейтенант Ирвин Гришэм видел, как упал его сержант, на котором скрестились трассы пулемётов. Он дёрнулся в одну сторону, потом в другую, но был убит раньше, чем успел куда-то отбежать. Почему-то он считал, что первыми скосят офицеров, и успел пожалеть только о том, что не успел отдать подходящий приказ.