Текст книги "Казанские "Тандерболты" (ЛП)"

Автор книги: Стюарт Слейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

– Один из моих стрелков. Взял базуку и оказался настоящим охотником за танками.

Гришэм тоже не отошёл от утренних событий. Среди них хорошим было только внезапное владение Сирли противотанковым гранатомётом.

– А что вокруг творится? От командования мы получаем только какую-то ерунду.

– Как и все остальные. Колбасники изрядно пробили фронт. Наш батальон попытался устроить контратаку на Ленино. Мы единственные, оставшиеся в живых. Судя по тому, что мы видели по дороге сюда, все стягиваются к Канашу. Если закрепиться здесь, это даст им какое-то время.

– И в чём смысл? Упереться и стоять здесь, пока не подойдут, наконец, резервы? – Гришэм изо всех сил пытался вникнуть в обстановку, хотя всё, казалось, летит к чертям.

– Да нет никакого смысла. И резервов нет. Ветреный Фредди раздробил все части и мелко рассыпал их по переднему краю. Вот нас немцы и бьют по одному. А мы стараемся сделать что можем, там где можем, и надеемся, что всё как-то обустроится.

– Значит, будем держаться тут, сколько получится, а потом отступаем к Канашу.

Гришэм наконец обдумал ситуацию и понял, что это единственный способ. Колвино было подходящим местом для блокирования наступающих сил противника, но и только. Канаш важнее. Все дороги в районе сходились туда. И это был город среднего размера, а не деревня, которую моторизованная группа немцев легко возьмёт с наскоку.

То, что случилось в следующий момент, вовсе не порадовало лейтенанта. Нарастающее завывание сверху обозначило артналёт с большого расстояния. Снаряды рассеянно рухнули на высоту 180, не выдав никаких признаков концентрации огня или стрельбы по определённой цели. Несколькими часами ранее Гришэм, пожалуй, принял бы такой обстрел за непрофессионализм, но за прошедшее с начала дня время он многому научился, и понимал – немцы зря снаряды тратить не станут. Если они сыпанули, с виду будто наугад, значит так и задумывали. Но зачем?

Лейтенант подполз к месту, с которого было хорошо видно дорогу, до сих пор перегороженную разбитым Т.IV. Подсознательно отметив, что ни одной машины так и не появилось, он обратил внимание на Климово. Северный и западный края небольшого города прятались в клубах дыма от постоянной стрельбы немецких гаубиц. Ещё чуть дальше местность повышалась, образуя дугу холмов длиной примерно в четверть круга. Орудия располагались именно там. Внезапно Гришэм понял, насколько изменилась погода за считанные минуты – он беспрепятственно мог наблюдать всё на несколько километров вокруг. Проливной дождь ослаб, превратившись в лёгкую ненавязчивую морось.

– Посмотри, – Фуллер оставил свой танк на обратном скате и присоединился к лейтенанту. Он протянул ему бинокль и показал на длинный склон, ведущий от гребня в сторону Климово. Гришэм увидел небольшие группы немецкой пехоты, пробирающиеся к городку. Одно отделение пробегало несколько метров, залегало, и осыпало пулемётным огнём американские позиции на окраине, прикрывая остальные. Потом следующее отделение подавляло оборону, а другие бежали. Это была обычная тактика поочерёдного продвижения при штурме, но выполнялась она с такой чёткостью и профессионализмом, каких ни один американский офицер раньше не видел. Прямо в рядах пехоты ползли самоходки, подавляющие прямой наводкой любой очаг сопротивления. Гришэм видел, что оборона на северной окраине города уже начинала сыпаться.

– Они связали нас здесь, и в это время берут город. Потом перекроют путь отступления и займутся нами.

Гришэм понял, что он видит, но потрясло его другое – с какой скоростью понеслись события. С момента, когда Сирли сжёг танк, прошёл всего лишь час, а немцы уже начали размеренную, всестороннюю атаку.

– Нам надо убираться.

Фуллер смотрел, как немцы вплотную подходят к окраинам Климово. Штурмовые орудия в сопровождении пехоты уже продвигались среди домов. Любое сопротивление пресекалось огнём из 75-мм орудия.

– Устройте раненых на танке, мы их повезём. Остальные идут пешком. Если протянем ещё немного, то здесь и останемся.

На всё про всё ушло десять минут. К этому времени немецкие пехотинцы дошли почти до центра города, легко преодолев хлипкую оборону. От осознания, что его люди снова отступают, у Гришэма появилась оскомина. На пути им попался небольшой хутор, Чурашево. В нём обнаружились четыре трёхосных американских тягача. Как только танк остановился, из избы к "Шерману" выбежали артиллеристы. Фуллер спустился с башни и подошёл к их командиру.

– Вам нужна помощь?

Сержант, путаясь и едва не рыдая, поведал их злоключения. По-видимому, огневую позицию немцы накрыли интенсивным артобстрелом. Части прикрытия бросили тех, кого должны были защищать, и убежали. Сержант артиллерии показал на грузовики и на пару уцелевших 105-мм гаубиц – всё, что осталось от его батареи. Четыре лёгких тягача, "Додж ?", джип, два орудия и 17 человек. Немецкие артиллеристы знали своё дело.

– Просто вытащите нас отсюда, – озвучил сержант очевидное. Гришэм погрузил своих людей в грузовики, расчёты прицепили орудия к двум другим.

– Лейтенант, у нас тут два снаряда лежат! – крикнул Сирли из кузова.

Гришэм улыбнулся.

– У нас танковый батальон численностью в один танк, почему бы не появиться артиллерийской батарее с двумя снарядами? Надо просто подобрать по дороге ещё несколько. Валить пора, пока нас колбасники на гусеницы не намотали.

Московский фронт, Суровка, аэродром №33, КДП

– Как всё прошло, Бен?

Бригадный генерал Клейтон Эдкинс уже знал ответ на свой вопрос. Пятьдесят четыре "Мародера" взлетели, и пятьдесят четыре вернулись.

– Как по маслу, – майор Вуд не мог не сравнить этот вылет с катастрофой при атаке на РЛС. – Мы построили курс по радиомаяку, и нас постоянно вели наземные радары. В расчётной точке нам передали снизиться, мы снизились, высыпали бомбы по счислению, и ушли. Я даже не знаю, попали ли куда-то вообще.

– Лётчики сообщают, что над Москвой сильный зенитный огонь, но противодействие истребителей было очень слабым. Так что ваш налёт явно возымел результаты.

Эдкинс посмотрел на выстроившиеся В-26. Задача их рейда как раз и была в том, чтобы прижать немецкие истребители к земле, пока B-17 идут на Москву.

– Сэр, два B-17 просят посадку. "Мемфисская красавица" и "Гончая Запада". Они не могут сесть в Тарловке, там полоса перегорожена разбившимся самолётом. "Мемфисская красавица" докладывает, что не работает один двигатель и есть потери в экипаже. У "Гончей Запада" сильно повреждена носовая часть, а ведут её бортовые стрелки.

– Стрелки? Они не смогут посадить её. Скажите им, пусть прыгают.

– Никак нет, сэр. Они говорят, у них на борту много тяжело раненых, и должны сесть... хщщщщ... просят совета, как это лучше сделать.

– Бен, прими связь и веди их. Сначала пусть садится "Мемфисская красавица", чтобы не разложиться на полосе. – Эдкинс на секунду задумался и хмыкнул, – кажется, намного лучше называть самолёт по имени вместо кода.

Вуд уже сидела за столом связи.

– Да, сэр. Так и есть. Странно, но некоторые экипажи говорят, что теперь их машины более везучи.

Эдкинс насмешливо фыркнул.

– Да уж. Ну, сажайте.

Генерал вернулся к окну КДП и наблюдал за "Мемфисской красавицей", заходящей на посадку. Она выравнивалась на трёх моторах, а стрелок-радист включил красный проблесковый маячок над верхним люком. Раненые на борту, срочно нужна медпомощь.

– Уинт и Кидд поехали, – кто-то из состава диспетчерской службы заметил джип, мчащийся по ВПП рядом с подбитой "Крепостью". B-17 сел идеально, несмотря на неработающий двигатель, и уже на половине полосы почти остановился. Затем три оставшихся двигателя взревели, выкатив самолёт на рулёжную полосу. Как только "Мемфисская красавица" остановилась, её окружили машины скорой помощи и пожарные экипажи.

– Лучше вон на то посмотрите, – Эдкинс затаил дыхание, когда на глиссаду встала "Гончая Запада". Он честно не мог понять, как самолёт в таком состоянии всё ещё держится в воздухе. Нос впереди кабины был оторван полностью, а сама кабина выглядела путаницей из металла и стекла. За его спиной Вуд руководил действиями двух стрелков, неожиданно ставших пилотами.

– Стрелок нижней башни вылез? – вопрос Вуда был важен. Если шасси повреждены, то нижняя турель схлопнется, как виноградина в прессе.

– В основном да, сэр, – диспетчерскую обежало хихиканье внезапного экипажа. Хотя юмор явно был чёрным.

Это приземление куда как отличалось от ровного, профессионального захода "Мемфисской красавицы". "Гончая Запада" пошатывалась в воздухе, переваливаясь с боку на бок, её крылья от неловких движений рулями дёргались. В какой-то момент одно основное колесо коснулось полосы слишком сильно, машина скозлила и отпрыгнула. Неопытный пилот перегнул и приложил бомбардировщик другой стойкой, снова подлетев над аэродромом. Наконец ему всё-таки удалось выровняться, притереться обоими основными стойками как положено и самолёт покатился по полосе в сторону стоянки.

На мгновение Эдкинс подумал, что "Гончая Запада" таки села, но повреждений от двух увесистых ударов, вместе с последствиями зенитного огня, оказалось слишком много. Шасси сложилось, самолёт сел на брюхо и пополз, медленно съезжая с полосы и разворачиваясь. В итоге B-17 остановился на траве сбоку от бетонки. Уинт и Кидд уже мчались туда. Ровно к моменту, когда "Мемфисская красавица" остановилась на площадке за рулёжкой, они уже подкатили с подбитому B-17. Выпрыгнули из джипа, подбежали к самолёту и исчезли внутри. Несколько секунд спустя они появились с первым из раненых. Уложили его на сиденье и вернулись за следующим.

Вскоре на стол Эдкинса лёг список потерь в экипаже "Гончей Запада". Двое погибших, их уложили на носилки и укрыли брезентом. Троих увезла скорая, и трое остались невредимы. Остальные машины скучковались у "Мемфисской красавицы". Он понял, что определённо что-то пропустил, так как заметил Уинта, уже помогающего раненому лётчику с "Красавицы". Осмотревшись, он как раз увидел на пороге КДП коренастую фигуру, покрытую кровью и какими-то невообразимыми клочьями.

– Кёртис? Чёрт возьми, тебе же надо в госпиталь!

Сейчас даже частичный паралич лица не остановил волнение в голосе ЛеМэя.

– Всё в порядке, это не моё. Холланд ушёл в верхнюю тундру. Зенитка. А кто те два сержанта? Которые первыми рванулись к самолётам?

– Уинт и Кидд. По ряду причин они взяли на себя обязанность вытаскивать экипажи из повреждённых машин. Если случается крушение, они первыми прибывают и уходят последними.

– Рисуются?

– Нет. Я думаю, они, в некотором роде, нашли своё призвание. Это началось, когда мы потеряли все "Мародёры" в налёте на Луговской. Сейчас они повесили у себя в комнате схемы компоновки B-17 и B-26, и изучают, как лучше всего эвакуировать раненых из аварийного самолёта. Хорошо влияет на боевой дух. 26-е своенравны при посадке даже в обычных условиях, а после боя, если есть повреждения, вовсе нелегки в управлении. И знать, что на земле их уже ждут два человека, готовые в случае чего вытащить – дорогого стоит.

– На них есть представления?

– Думаю, да. Я, по крайней мере, от себя уже написал. Они заслуживают наград, бог мне свидетель. Кто хладнокровно полезет в горящий самолёт, чтобы вынести оттуда раненых? На мой взгляд, это достойно чего-то большего, чем медали. В общем, мне уже позвонили из штаба "Девятки", и попросили переправить экипажи туда. Вот что, иди вымойся, приведи себя в порядок, и поговорим. А пока я позвоню в Большую Тарловку, и скажу, что у нас две их птички. "Мемфисская красавица" после небольшого ремонта отправится домой, но "Гончая Запада" однозначно под списание.

Чувашский плацдарм, Сеитово, главный штаб американской экспедиционной армии

– Генерал Фредендаль? Генерал Эрнест Хармон[167]167
  Эрнест Хармон (1894 – 1979) – американский кадровый офицер, кавалерист, потом танкист. Ветеран обеих Мировых войн, в РИ участник африканской кампании, включая сражение за перевал Кассерин в Тунисе. Кавалер многих боевых наград, в том числе солдатских.


[Закрыть], представляюсь по случаю прибытия на службу. У меня приказ принять командование Второй танковой дивизией, а также должность вашего заместителя командира корпуса.

Фредендаль весь аж ощетинился.

– А что Вторая танковая? Она застряла на другом берегу Волги. Нам здесь есть о чём беспокоиться, и вовсе не о подразделении, до которого сто двадцать километров. Колбасники прорвались, и их невозможно остановить. Понимаете? Они прорвались, и остановить их невозможно.

Хармон посмотрел на командующего с неприкрытым отвращением. Фредендаль непрерывно курил, и генерал ощущал запах виски в его дыхании.

– Сэр, могу я узнать о ваших ближайших намерениях?

Фредендаль истерично повторил своё замечание о прорыве немцев, и добавил:

– Я издал приказ о выводе штаба и его перебазировании. Здесь всё будет уничтожено.

– Со всем уважением, а не преждевременно ли это, сэр? До колбасников девяносто километров на запад.

Вспышка гнева могла поджечь всё деревянное в кабинете.

– Если вы думаете, что так много знаете про обстановку, то принимайте командование! Мне надо вздремнуть.

Фредендаль торопливо начёркал приказ о передаче полномочий, и вылетел как ураган. Хармон, глубоко вздохнув, взял бумагу. Это же трус, и душевно, и физически. Что здесь, черт подери, творится? Он подошёл к стене и посмотрел на карту с значками, прикреплённую к стене.

– Я на вашем месте не доверял бы этой расстановке.

В кабинет вошёл полковник Андерсон.

– У нас на узле связи карта намного лучше. Мы составили её по радиоперехватам, как наших частей, так и противника. Генерал Фредендаль издавал такие приказы, которые никто не мог понять, и в итоге командиры подразделений стали действовать по собственному разумению. Поэтому всё свелось к сдерживающим действиям везде, где можно, пока кто-нибудь не возьмёт на себя ответственность. Вам надо поговорить с генералом Уордом, командиром Первой танковой.

– Повесьте её здесь. И согласуйте время с Уордом, чтобы мы могли пообщаться. Полковник, как бы вы могли охарактеризовать сложившуюся обстановку за тридцать секунд?

– Колбасники прорвали фронт на участке 83-й пехотной дивизии и углубились не менее чем на десять километров. А скорее всего, больше. Они уничтожают разрозненные и беспорядочно отступающие подразделения 83-й дивизии. Но из-за собственных потерь за прошедшие два года они сильно зависят от дорог и блок-постов на них. Самая хорошая для нас новость – поступление в войска противотанковых гранатомётов. Для немцев это полная неожиданность, и они пока не поняли, как противодействовать пехоте, способной уничтожать танки на уровне взвода.

Хармон уважительно кивнул.

– Ровно тридцать секунд. Какие у нас есть резервы?

– Здесь рядом, в Калиновке, базируется командование Первой танковой. Фредендаль пытался раздробить её и распределить по частям переднего края, но генерал Уорд отказался подчиниться, и пригрозил обратиться к генералу Маршаллу. И Ветреный Фредди сдал назад. Приказ как бы есть, но все сделали вид, что его никогда не было.

– Какое безумие... Итак, мы располагаем полноценной бригадой на северном фланге прорыва. И прямо сейчас подходят ещё три бригады и пехотная дивизия. Думаю, с такими силами мы на кое-что способны.

– Переправка техники через Волгу потребует чрезвычайных усилий, сэр. Колонны растянулись на километры.

– Знаю, сынок. Именно этим мы сейчас и займёмся.

ГЛАВА СЕМЬ

ОБРАТНЫЙ ПУТЬ

Казань, речная паромная переправа

Вой сирен воздушной тревоги был внезапным, но вовсе не неожиданным. Вдоль всей вереницы машин и другой техники, скопившейся на восточном берегу Волги, люди разбегались по местам согласно боевого расписания. Стволы зениток вздымались в небо. Немецкие истребители-бомбардировщики не первый раз налетали на войсковые колонны, и точно не последний. Но каждый раз они наталкивались на всё больший отпор, и их потери росли. Танки и грузовики несли крупнокалиберные пулемёты. Полугусеничные БТР пехотинцев порой и вовсе три. Опыт – великое дело.

Когда зазвучали сирены, вдоль длинной цепочки танков и грузовиков пробиралась небольшая колонна из пяти машин. В центре ехал разведывательный броневичок M-20[168]168
  Небольшая трёхосная машина, по сути, бронированный от пуль и мелких осколков, вооружённый пулемётами (1х12.7, 1х7.62) тяжёлый джип. Иногда в отделении десанта (4 человека) возили базуку с выстрелами к ней.


[Закрыть] с двумя генералами в нем – русским и американским. Перед ним и позади шли два полугусеничника, каждый со счетверённым крупнокалиберным пулемётом. Головным и замыкающим были броневики M-8[169]169
  Броневик на одинаковом с М-20 трёхосном шасси, но обладающий башней с 37-мм орудием.


[Закрыть]. Реакция войск на пути этого конвоя случалась разная. Кто-то считал, что эти машины привлекут внимание и оттянут огонь на себя, кто-то – что немецкий самолёт просто попадёт в генералов, а не в них.

Клубящиеся дымные облака, подсвеченные оранжево-красным, отметили первые разрывы. И войска на дороге понимали, что это означает. Немецкий самолёт поразил один из трех небольших пунктов погрузки. Там люди и техника собирались на плоскодонных паромах для переправы. Пока их не заменят, скорость прибытия пополнений ещё больше упадёт. Для кого-то, тем не менее, такое событие было в некотором смысле радостным – все знали, что немцы при атаке делают всего один заход и сразу убираются обратно на запад.

Тем временем, сквозь дым от пожарищ и разрывов бомб появилась шестёрка Bf.110С. Четыре неслись над самой дорогой, обстреливая колонны из носовых установок. И ещё два держались выше и позади штурмовиков, очевидно, прикрывая их от атаки с воздуха. Казалось, их опутывает конус оранжевых вспышек и искр – по самолётам били крупнокалиберные пулемёты с каждой машины. Рядом со 110-ми лопались клубки бурого дыма от разрывов снарядов тяжёлых зениток. На восточном берегу Волги располагалось шесть американских дивизионов, расставивших свои орудия вокруг портов Казани. У русских там тоже стояли собственные подразделения, сейчас добавлявшие заградительного огня в и так потемневшее от разрывов небо.

И зенитки уже взяли свою дань. Изначально 110-х было восемь, но двоих сбили, а за третьим потянулись жирные чёрные следы масляного дыма от двигателей. Пилот определённо терял управление, но для прыжка высоты уже не хватало, и всё что ему оставалось – убраться подальше от дороги и отыскать место, где можно шлёпнуться на брюхо. Никто в здравом уме не станет садиться поблизости от войск, которые только что бомбил и обстреливал. Подбитый самолёт уполз довольно далеко вдоль Волги и скрылся из виду, хотя на том участке западного берега немцев не было.

Другие три штурмовика стремительно приближались. Грохот крупнокалиберных пулемётов нарастал и достиг пика, когда они пронеслись над головами в рёве двигателей и выстрелов. Раздались взрывы 50-кг бомб, сброшенных на колонну. Затем всё прекратилось, самолёты ушли, и над дорогой повисла тишина. Её нарушало только потрескивание пламени горящих грузовиков и перекличка людей, которые выносили раненых к санитарам.

– Где, блядь, наша авиация? – вызверился американский генерал на замеченного полковника ВВС.

– Сэр, погода проясняется с запада. Это означает, что авиабазы колбасников уже работают, а над нашими обстановка ещё сложная. Через три или четыре часа развиднеется окончательно, то есть как раз к сумеркам. Темнота будут идти с востока, то есть могла бы сработать на нас, но не сегодня. Самый близкий аэродром, на который мы можем рассчитывать, 108-й здесь в Казани, а "Тандерболты", базирующиеся там, сейчас возвращаются от Москвы.

– Они должны поддерживать наши войска на линии фронта, – генерал был более чем уверен в этом.

– Поэтому сейчас идёт реорганизация. Тактическая авиация, B-26, A-20 и P-39, переходит в 9-ю авиадивизию. Они будут заниматься поддержкой. Два бомбардировочных крыла B-17 и истребительная группа P-47 объединяются в 8-я авиадивизию. Это стратегическая авиация. P-38 и F-5 делятся между ними поровну.

Офицер связи ВВС понимал, что под ковром продолжалась борьба за то, как должны развиваться воздушные силы армии. Разделение на две дивизии всегда предполагалось, так или иначе, но делёжка ресурсов в какой-то момент привела к практическому результату.

Слушая этот разговор, генерал-полковник Конев поражался тому, как щедро американцы вливают средства в войну. Казалось, их национальный девиз – "Зачем выбирать?". Столкнувшись с необходимостью выбора между фронтовой и стратегической авиацией, они обеспечили и ту, и другую. Наземная армия, встреченная на пути, была ещё одним примером. Когда американцы начали выводить силы на Волжский фронт, рассчитывалось, что их подразделения по размеру такие же русские или немецкие. Поэтому транспорт и средства обеспечения запланировали исходя из этого.

Однако сегодняшняя поездка показала ему, что они ошибались, и результатом были постоянно задерживающиеся конвои. Американские подразделения оказались втрое больше своих русских эквивалентов и вдвое – немецких. Еще более поразительным стала полная механизация. В американской пехотной дивизии танков насчитывалось больше, чем в немецкой танковой, и больше артиллерии, чем в немецком корпусе. Дать орудия командованию дивизии или корпуса? К чему выбирать? Дайте обеим, да побольше! Как только американцы разберутся в собственной системе управления, расстреляют нескольких идиотов и наберут практический опыт, всё у них пойдёт как надо.

К таким размышлениям Конев пришёл в итоге событий и новостей последнего часа. Партизаны передали первые доклады о результатах воздушного налета на Москву. Радиопередачи с оккупированной территории были чрезвычайно рискованным делом. Их устраивали только когда требовалось сообщить по-настоящему важные сведения. Немцы слишком быстро перехватывали сигнал и пеленговали рацию. Но передача дошла, и Конев задумался, сколько партизан погибло, чтобы обеспечить её.

Бомбардировщики полностью разрушили две сортировочных станции в Москве и разнесли самый большой паровозостроительный завод в стране. Пройдёт не один день, когда немцы смогут восстановить взорванные пути – а Москва была единственным железнодорожным узлом, через который снабжается армия, атакующая Чувашский плацдарм. Как только фашисты израсходуют наличные боеприпасы и сожгут топливо, окажутся на бобах. Замечательно. Американцы вывели из игры целый армейский корпус гитлеровцев, не стронув с места ни одно наземное подразделение. Ценой всего семи «Летающих Крепостей» и части их экипажей они накинули петлю на шею значительной части фашистской армии.

M-20 ехал дальше вдоль длинных цепочек грузовиков и танков, остановившихся на дороге. Конев смотрел на своего напарника, отмечая его угрюмый вид, доходящий до состояния грозовой тучи. Гнев буквально искрился вокруг него. Очень интересно. Я ещё не видал, как выходит из себя американский генерал. Он найдёт тех, кто, по его мнению, саботируют обеспечение боевых действий, или придумает что-то более дельное? Зачем выбирать? Возможно, он сначала придумает, а потом расстреляет тех, кого найдёт.

Переправа перед ними могла обрабатывать только один паром за раз, и он уже был занят одним из четырёх танков, готовых к погрузке. Экипаж перемещал ещё два по замысловатой траектории, явно намереваясь запихнуть и пятый. Их усилия осложнялись нервной лошадью, которая танцевала и вставала на дыбы в самом начале погрузочного пандуса. Трое солдат пытались успокоить её, но безуспешно. Американский генерал вылез из броневика и поднялся к грузовым мосткам.

– Кто здесь главный?

Простой вопрос был задан настолько лютым и ядовитым тоном, что у повидавшего всё тридцатилетнего унтера подогнулись ноги и ему пришлось сесть.

– Я, сэр, – ответил молодой офицер, новенький, явно ещё не понимающий, кто перед ним и почему так рычит.

– Тогда объясни мне, что, блядь, здесь творится?..

Голос генерала был чуть тише настоящего рёва, но совсем ненамного. Офицер побледнел и отступил, но это не сильно ему помогло.

– ...и что эта ёбаная лошадь делает на пароме?

– Приказ генерала Фредендаля, сэр. Он потребовал, чтобы его лошадь перевезли прямо на следующем пароме.

– У нас здесь тридцатикилометровая колонна танков, техники и людей, которых обстреляли из-за этой ёбаной лошади!

На этот раз генерал взревел в полный голос.

– Там на дороге есть чьи-то дети, погибшие из-за тебя. Ты пойдёшь рассказывать их родителям, что их сын умер из-за лошади? Я покажу сейчас, как решаются такие вопросы.

Генерал выдернул из кобуры армейский "Кольт", тщательно прицелился в звёздочку на лбу лошади и выстрелил. Она рухнула замертво, но по наблюдавшим за этим людям прошелестел одобрительный ропот.

– Разделай её и раздай мясо гражданским, всем кто захочет. И почему паром ещё здесь?

Офицер, отвечающий за погрузку, смертельно побледнел и очень захотел очутиться подальше отсюда.

– Сэр, генерал Фредендаль прочитал, что паромы рассчитаны на пять танков, и приказал, чтобы ни один не отправлялся без полной нагрузки. Требуется десять минут, чтобы закатить первые четыре, и час или больше, чтобы устроить место для пятого.

Генерал посмотрел на реку. Кроме верениц техники, ждущей погрузки, впустую простаивали и паромы. Во время последнего налёта утонули два, и ещё три были повреждены.

– С этого времени ни один паром не задержится под погрузкой дольше десяти минут. Если он не будет полностью загружен, отправляй как есть.

– Но приказ генерала Фредендаля... Он сказал, что отдаст меня под трибунал... – офицер замер, уставившись на ствол револьвера, указывающего точно на его лоб. Он никогда раньше не представлял, насколько велик 45-й калибр[170]170
  0.45 дюйма – 11.43 мм. Чуть меньше крупнокалиберного пулемёта.


[Закрыть], и к нему пришло внезапное понимание, что могла чувствовать лошадь.

– У тебя есть выбор. Трибунал от имени Фредендаля, или на корм осетрам. Отправляй, блядь, паром!

Офицер сошёл с палубы и дал отмашку. Следующий паром переместился под погрузку, принял четвёрку "Шерманов", и всего через восемь минут отбыл. Его место занял другой, на который поползли полугусеничники. Американский генерал отошёл к броневику под ликование, раздающееся от длинной колонны, которая наконец-то начала двигаться, так как паромы шевелились всё быстрее.

Генерал-полковник Конев посмотрел на своего попутчика с новым интересом.

– Похоже, товарищ Георгий, вы преуспеете на Волжском фронте.

Приволжский, аэродром №108

За время полёта над западным берегом Волги гнев Эдвардса переродился в ледяную ярость. Теперь, сидя напротив инструкторов, он даже не осознавал, что в третий раз рассказывает историю гибели Джексона, случившейся одновременно с тем, как сам он меньше чем за минуту сбил двух немцев. Тем не менее, инструкторы тщательно отмечали каждую подробность и сравнивали детали рассказов. Они не искали противоречивости, просто незначительные различия лишний раз подтверждали уже услышанное. Доказательств искомого хватало, и теперь можно было вернуться к предмету разговора.

– Лейтенант, у нас есть подобные отчеты 4-й и 56-й групп. Сейчас мы анализируем записи всех фотопулемётов[171]171
  Небольшая автоматическая камера, направленная в точку прицеливания и включающаяся во время стрельбы. Средство объективного подтверждения сбитых. На учебных самолётах использовалась вместо реального вооружения – заснят в прицеле, значит, сбит.


[Закрыть].

– Я более чем уверен, что они есть на моём.

– Надеюсь, так и есть, но тем не менее. Какие особенности были у тех 190-х, которых вы перехватили?

– Другой окрас. Обычно у 190-х зелёные либо тёмно-серые крылья, а фюзеляж светло-серый и покрыт круглыми тёмно-зелёными пятнами. Эти были целиком тёмно-серыми, со светло-серыми кляксами на фюзеляже. Ещё по сравнению с предыдущими они более вялые.

– Точно "Вепри", версия 190-го в виде ночных истребителей. Их оснастили подавителями выхлопа, чтобы не было пламени, радиооборудованием для слепого полета и усиленным вооружением. 13.2-мм пулемёты в носу и четыре 20-мм пушки MG151[172]172
  Немецкая авиационная пушка под снаряд 20х82, разработанная на базе 15-мм пулемёта.


[Закрыть]. Первого вы и Андерсон сбили вместе? Ваш рассказ в точности описывает это.

– Так и было. Половина сбитого моя.

– Не вопрос. Второго вы сбили, используя метод наживки. В нём есть что-нибудь необычное?

Эдвардс покачал головой.

– Совершенно ничего. Способ очень хорошо работает. Если колбасник клюёт, то умирает. Но я заметил кое-что ещё. Когда 190-й взорвался, сначала оторвалось крыло. Был яркий взрыв с белыми искрами, он и оторвал. А потом взорвался весь самолёт.

Инструктор кивнул.

– И это подтверждается другими. Некая особенность постройки немецких истребителей, которая к этому приводит[173]173
  Там находилось кислородное оборудование.


[Закрыть]. Русские нашли кое-какие обломки, пригодные к изучению, так что до сути мы доберёмся. А пилот третьего 190-го как раз и расстрелял Джексона, верно?

– Да. Я не назвал бы его человеком, – Эдвардс руками показал ход схватки, изображая последовательность своих манёвров, – я хорошо всё видел. Машина взорвалась вместе с ним. Это должно быть снято.

– Не думаю, что понадобится. Мой напарник участвовал в бою и видел все ваши выкрутасы. Считалось, между прочим, что выполнить такой манёвр невозможно. Так что подтверждаем два с половиной сбитых. Ваш общий счёт теперь равен пяти, и вы становитесь первым пилотом-асом "Тандерболта". Ну всё, разговор окончен, можно выпить за победу.

Эдвардс ушёл, но ярость до сих пор не покинула его. Он зашёл в свой кубрик вылезти из пропитавшегося потом лётного костюма и переодеться в простую полевую форму. Задержался только чтобы взять небольшой пакет и направился в офицерский клуб. Дождь прекратился, и солнце пыталось разогнать остатки жидких облаков. В баре пилоты Яков сидели без дела, завидуя, что B-17 и "Тандерболты" бьют фашистов, а они вынужденно сидят на земле, скованные погодой.

– О, Миша! Как успехи?

Эдвардс ответил в тон вопросу.

– Потеряли три "Кувшина" в бою со 190-ми. Сбили одиннадцать. И ещё неизвестно, что у бомбардировщиков и двух других истребительных групп.

– И сколько фашистов сбил ты? – Колдунов явно радовался достижениям 356-й на свободной охоте.

– Два с половиной. Я наконец собрал целый самолёт, – Эдвардс обнаружил, что грубоватая теплота русских постепенно согревает его сердце.

– Поздравляю, братишка! – воскликнул Колдунов. – Значит, у тебя пять сбитых, и тебе полагается орден Отечественной войны[174]174
  Первый советский орден периода Великой Отечественной войны. Имеет две степени, с разницей в статуте.


[Закрыть].

– Пять мёртвых фрицев – уже достаточная награда.

Лейтенант оттаивал, но память о его комэске, расстрелянном на парашюте, не отпускала.

Лиля Литвяк, сидевшая рядом, пристально посмотрела на него. Поначалу она подумала, что Эдвардс дразнит русских пилотов своими достижениями, но это не продлилось и секунды. Одного взгляда в глаза хватило.

– Что случилось?

Её голос впервые был наполнен сочувствием вместо обычной мимолётной вежливости или учтивого безразличия.

– Фашисты убили Джексона. Схватка изначально была честной, он атаковал 190-го и так увлёкся, что забыл оглянуться. Ещё один "Фокке-Вульф" зашёл сзади и подбил его. Том прыгнул, но тот урод расстрелял его под парашютом.

Эдвардс снова показал ход боя, двигая ладонями. Когда он описал, как использовал крутящий момент от двигателя, чтобы развернуть "5х5" на хвосте, в баре раздались одобрительные выкрики, от которых вздрогнули стёкла.

– Тот совет, товарищ Лиля, что вы дали, оказался очень полезным. Дополнительное зеркало спасло меня. Возможно, если бы Джексон поставил такое и себе, то был бы жив. Позвольте мне сделать маленький подарок. От одного лётчика другому.

Он вынул пакет и вручил под аккомпанемент одобрительных возгласов. Лиля смущённо порозовела, но открыла его и вынул белый шёлковый шарф. Её глаза широко распахнулись – два метра лучшего американского авиационного шёлка, в тридцать сантиметров шириной. Её собственный, синий в горошек шарф, был сделан из искусственного и порядком истрепался за долгие часы полётов на Як-9[175]175
  Лётчики-истребители носили шёлковые шарфы, чтобы не натирать шею о воротник.


[Закрыть]. Она сняла его и обернула новый вокруг шеи, наслаждаясь ощущением гладкой мягкой ткани. В стране, где третий год идёт война, это был поистине царский подарок.