Текст книги "Казанские "Тандерболты" (ЛП)"

Автор книги: Стюарт Слейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

– "Жани", мы работаем по замыкающему 190-му последнего звена.

"Фокке-Вульфы" появились четырьмя парными звеньями, точно соответствуя 360-й эскадрилье в численности. Но у американских лётчиков было преимущество в высоте и скорости. Именно поэтому Эдвардс приказал, чтобы его ведомый бил по одной машине вместе с ним. Так в полной мере можно использовать право первого хода. Имелась и ещё одна причина. Эдвардсу надоело, что дразнят за половину сбитого, и если разделить ещё один с ведомым, то получится вполне целый третий. Американские пилоты перестали учитывать вероятных и поврежденных – теперь они, как и русские, интересовались только настоящей добычей.

190-е потеряли впустую несколько драгоценных секунд, выискивая строй бомбардировщиков. Когда они поняли, что за облаками нет ни одного, "Тандерболты" уже оказались на шаг впереди, и это стало решающим моментом. "5х5" и "Жани" дали залп с трёхсот метров, окатив выбранную цель сосредоточенной мощью шестнадцати крупнокалиберных пулемётов. Немецкий истребитель завертелся, пытаясь вырваться из смертоносной огненной паутины. Он рванулся в нисходящую размазанную бочку. Трассеры двух "Тандерболтов" проносились впереди, позади, выше и ниже цели, и казалось, ни один не зацепил её. Но вдруг череда сверкающих вспышек пробежала по фюзеляжу, кромсая кабину и заставив двигатель выбросить поток огня. Истребитель продолжал крутиться, получая всё новые попадания, а потом вспыхнул взрыв, оторвавший левое крыло. Оно улетело в одну сторону, пылающий 190-й – в другую. Чистая победа.

– "5х5", "Жани", смотрите по сторонам. На вас 190-й заходит.

Эдвардс посмотрел в зеркала. По совету Лили он поставил на верхней кромке фонаря ещё одно, чтобы увеличить поле зрения за кормой. Из-за этого его "Тандерболт" стал немного похож на кролика, но мёртвое пространство позади него прилично уменьшилось. Ведомый сбитого "Фокке-Вульфа" стремительно приближался.

– "Жани", начинаем ловлю на живца.

Андерсон, летящий правее, принял влево, а он – вправо, начиная "ножницы". 190-й клюнул на "Жани", очевидно, полагая, что правый поворот Эдвардса выводит его из боя. Так приманкой стал ведомый. Оба P-47 опустили носы и прибавили газа, разгоняясь. Немцам ничего не оставалось, как последовать за ними, если они хотели сбить хоть кого-то, прежде чем более мощные "Тандерболты" уйдут от них. Спешка сделала их неосмотрительными.

Они не поняли, что как только вражеский самолёт выберет цель, два P-47 начнут сближение. Один наживка, другой рыбак. "5х5" был рыбаком, всего лишь вопрос согласованности действий. Эдвардс внимательно отслеживал расстояние и, как только они с "Жани" разошлись достаточно далеко, начал встречный манёвр, выводящий FW.190 прямо в его прицел. Пока "Тандерболты" выдерживают скорость, подобный фокус оставляет мало шансов спастись даже самому вёрткому противнику – не то что перегруженному и неповоротливому на такой высоте "Фокке-Вульфу".

Плавная дуга закончилась, когда немец оказался в 300 метрах слева от Эдвардса. Он включил впрыск воды, сразу ощутив прибавку тяги. В следующий момент он качнул ручку управления и дал педаль. "5х5" скользнул на крыло и FW.190 влетел в зону поражения точно на дистанции сведения пулемётов. Первые несколько выстрелов прошли перед самолётом, но остальные вгрызлись в правый борт вдоль всего фюзеляжа. Двигатель раскололся, разлетевшись обломками в струях дыма, пропеллер унёсся куда-то по широкой дуге, стойки шасси просто отвалились. Затем "Фокке-Вульф" просто взорвался. Эдвардс был слишком близко, чтобы отвернуть, и пришлось пролететь прямо сквозь облако. Инстинктивно он пригнулся, но куски уничтоженного истребителя его не задели.

Выровнявшись рядом с "Жани", Эдвардс осмотрел небо. Синеву расчерчивали полосы дыма, отмечая подбитые или выходящие из боя истребители. В числе таких была "Динамщица", самолёт Джексона. Его ведомый уже пропал из виду, и P-47 тянул строчку гари из повреждённого двигателя. 190-е висели у него на хвосте, пытаясь добить короткими очередями. Джексон крутился и менял скорость, но было очевидно, что "Динамщица" сильно побита и до её гибели остались считанные секунды. Эдвардс накренил "5х5" и начал разгон в попытке отвлечь "Фокке-Вульфы".

Но не успел. Несмотря на отменную прочность P-47, "Динамщице" досталось слишком много, и её удача иссякла раньше. Вспышки двух залпов из всех стволов поставили точку. Двигатель и корневые части крыльев загорелись. P-47 вздёрнулся и перевернулся, Эдвардс видел, как из летящей на спине машины выпрыгнул пилот. Джексон раскрыл парашют не сразу, но потом появился купол и плавно поплыл вниз.

Пара 190-х пронеслась мимо него, ушла с набором высоты, перевернулась и сделала второй заход. Эдвардс понимал, что они собираются сделать, но был беспомощен предотвратить. С тысячи метров он дал длинную очередь, но на таком расстоянии из-за рассеивания немцы её даже не заметили. Единственным результатом осталась запись камеры, заснявшей момент обстрела. Монтгомери видел, как Джексон дёргается в подвесе, в безнадёжном усилии избежать попаданий. Затем всё прекратилось. Парашют схлопнулся, падая вместе с расстрелянным пилотом.

Эдвардс ощутил незамутненную ледяную ярость. Ребёнком он много читал о воздушных сражения Первой мировой, и нормах поведения, которые тогда развились. В конце войны как раз появились парашюты, но лётчики не убивали тех, кто покидал подбитый самолёт. Они воевали с машиной, а не человеком в ней. И всё это закончилось явно намеренным убийством Джексона. Впервые Эдвардс понял истинный характер Русского фронта, и почему русские лётчики мыслят так же, как он. Но всё-таки сейчас он сознательно захотел уничтожить немецкого пилота.

На нынешнем курсе, прикинул он, 190-й окажется у него в прицеле в самом выгодном ракурсе, ? сзади. "5х5" пошёл вниз, накапливая энергию в пологом пике. Затем, когда немец оказался прямо перед ним, он потянул ручку на себя. Набор высоты не был сильной стороной "Тандерболта" – из-за размеров и массы он быстро терял скорость на восходящей. И 109-е и 190-е карабкались гораздо быстрее. Пилот "Фокке-Вульфа" явно не мог поверить своей удаче и наверняка подумал, что перед ними полный новичок. Он полез вслед за P-47, быстро нагоняя его.

Эдвардс следил за падающей скоростью, и точно выбрал миг, когда подошла пора включить подачу воды. R-2800 взревел, дёрнув самолёт вверх. Движение ручки влево, вслед возросшему крутящему моменту, ускорило манёвр, и "Тандерболт" развернулся едва ли не на собственном хвосте. Было слышно, как силовой набор самолёта протестующее заскрипел. Но теперь он шёл на FW.190 в лоб. Загрохотали восемь пулемётов. Немец тоже дал залп, но не понял, что на самом деле случилось, и опоздал на считанные секунды. Эдвардс заметил, как мимо его кабины и крыльев пронеслись трассеры, но успел раньше, и это стало решающим.

Крупнокалиберные бронебойно-зажигательные пули расколотили двигатель 190-го, затем пронзили фюзеляж вдоль, разнося вражеский самолёт. "Фокке-Вульф" взорвался. Второй раз за короткое время Эдвардсу пришлось пролететь сквозь огненно-рыжее облако авиационного бензина.

Когда он выдохнул и огляделся, сражение уже закончилось. Уцелевшие 190-е оторвались и ушли в облачность. Три "Тандерболта" из шестнадцати были сбиты. Оставшиеся собрались в строй и продолжили расчистку воздуха для бомбардировщиков. Свободная охота продолжалась.

Чувашский плацдарм, Климово, сводная группа 83-й пехотной дивизии

Дождь не собирался утихать. Бывшая вторая рота 802-го противотанкового батальона объединилась с теми, кого непосредственные командиры сумели вывести с линии фронта. И теперь все они, числом примерно двести, окапывались возле Климово. Собственно пехотинцев было немного – в основном водители, вспомогательные части и тыловики, вооружённые винтовками и карабинами. Только у некоторых были ручные пулеметы «Браунинг», да Сирли успешно унёс с собой базуку, вот и всё. Сержант Перри даже не надеялся, что им удастся удержаться. Под лобовым ударом рассыпалась обученная линейная пехота. Почему эти оборванцы должны воевать лучше?

Перри со своими людьми развернулся на высоте 180, южнее посёлка. Холм возвышался над Климово примерно на 20 метров и господствовал над всей близлежащей местностью. Главной трудностью для любой атаки был непрерывный дождь. Он медленно, но верно превращающий поля и открытые пространства в настоящее море липкой грязи. Русские называли это метким словом распутица. Так странно. Наша форма очень хорошо сливается с нею. С другой стороны, мы настолько извозились, что подошёл бы любой цвет.

Грязь не только маскировала. Перри хорошо знал, что немецкая пехота порядком сдала. За весь прошедший год её потери никогда не восполнялись как положено. Наступательная сила немецкой армии заключается в немногих механизированных и танковых частях, не испытавших ужасы городских сражений в Сталинграде, Москве и Нижнем Новгороде. Их двинули в бой только сейчас, но это означало, что ходить они умеют только по дорогам. Климовский тракт, единственная на этом участке дорога с твёрдым покрытием, огибает высоту 180 с севера. Так самой географией было решено, куда направятся немцы и где начнётся бой.

Дождь же, кроме прочего, рассеивал звуки. Лязг Т.IV донёсся из мороси совсем незадолго до появления самого танка. 75-мм орудие обнюхивало местность в поисках цели. Танк проехал ещё несколько метров и замер. Очевидно, экипаж пытается понять, не спрятались ли где мины или позиции ПТО. Интересно, они уже знают, что случилось утром со штурмовым орудием? Сержант решил, что танкисты сочли пейзаж безопасным – панцер пополз вперёд. За ним замаячили размытые фигуры немецких пехотинцев в плащ-палатках с накинутыми капюшонами, согнувшихся под секущими струями дождя. Кому повезло – шлёпали по дороге, остальные пробирались через лужи и расползающуюся грязь.

Перри терпеливо ждал. Гришэм разместил почти всех на вершине, так, чтобы их огонь накрывал дорогу, но часть осталась на обратном скате – как фланговое прикрытие. На случай, если немцы всё-таки обойдут холм, по бокам от основной оборонительной дуги тоже спрятались небольшие группы. Сержант выглянул и увидел, что танк остановился снова. Его башенка шевелилась как морда собаки, вынюхивающей след. Ну, Сирли, прихлопни его.

В следующий миг осталось только поверить в телепатию. Едва он закончил мысль, из навала камней в сторону танка понеслась полоска алого пламени. Выстрел Сирли был точен. Он тщательно выцелил тот же самый участок борта, куда ранее поразил самоходку. Хотя попадание пришлось немного не в то место. Т.IV был длиннее, с восемью опорными катками вместо шести, но это означало только лишь, что огненная струя попала сразу в боеукладку, а не в двигатель. На этот раз сначала вверх взлетел поток бурого дыма, а потом на тридцатиметровом фонтане оранжевого пламени поднялась башня. Отчётливо слышался треск пулемётных патронов в корпусе и глухое бумканье 75-мм снарядов.

Вокруг пылающего танка залегла немецкая пехота, прячась то ли от огня с американских позиций, то ли от до сих пор падающих обломков. Но выучки у них всё-таки было не отнять. Колбасники быстро сориентировались, и ответная стрельба слишком скоро стала убийственно точной. Несмотря на самозарядные винтовки американцев, немцы умело вели огонь на подавление, а их гранаты на длинных ручках летели куда дальше, чем американские. В тыл понесли первых раненых, и Перри снова понимал, что ещё немного, и они драпанут и с этой позиции.

Рядовой первого класса[163]163
  Ефрейтор, по нашему счёту.


[Закрыть] Джаспер Робсон, попав в армию из глубинки, нашёл на службе свой настоящий дом. Здесь он мог спать на целый час дольше, кормили прекрасно – оладий, стейков и просто мяса было вдоволь. То, что в армии называлось «марш-бросками с полной выкладкой», для него оказалось приятными загородными пробежками, и он завоевал немалую популярность, помогая товарищам нести их ранцы, когда становилось трудно. Больше всего его восхитила возможность не только стрелять, но практически бесконечные ящики с патронами. Ему почему-то казалось, что их придётся покупать. А единственным разочарованием стали мишени, расположенные слишком близко, чтобы в них было затруднительно попасть.

Сегодня он подобрал себе хорошо защищенную лёжку между двух камней, при том что для него открывался достаточный сектор огня. Он внимательно изучил, где расположились немцы, и успокоился, уверенно зная, что отрабатывает щедро вложенные в него силы и средства армии. Ненадолго он задумался, а не связан ли какой-нибудь из немцев с Хандли, традиционными соперниками за холм[164]164
  Нравы в глубоких провинциях порой незамысловаты до изумления. И если кто-то думает, что в России иначе – очень сильно ошибается. Вековые войны семей «за межу» или «за берёзовый колок» (отдельно стоящую в поле рощу) явление совершенно международное.


[Закрыть]. За день до отъезда на сборный пункт он прострелил задницу Роско Хандли более чем с полукилометра.

Здесь расстояния были намного меньше, но проливной дождь и полосы тумана создавали собственные трудности. Робсон внимательно наблюдал за врагом, и заметил, что каждым подразделением немецкой пехоты командует один определённый человек. Сам он безучастно относился к власти, и не любил, когда ему приказывают. Это вызывало некоторые трения с сержантами, разрешившиеся только после долгого, серьезного и немного болезненного разговора за окраиной лагеря.

Он высмотрел одного из немецких унтеров, и теперь пристраивал приклад своего "Гаранда" к плечу. Его добыча махала руками, очевидно, направляя четырёх солдат из отделения к косогору под американскими позициями. Робсон выдохнул, задержал мушку на глазу немца и мягко нажал спуск. Голова немца дёрнулась, и он рухнул безжизненно на землю. Робсон уже отползал, покидая лёжку и перебираясь к заранее намеченной. Вся жизнь в Аппалачах[165]165
  Горная система длиной 2600 км, на востоке США и Канады. Покрыта лесами, богата природными ресурсами.


[Закрыть], наполненная враждой с семейством Хандли, научила его стрелять один раз и сматываться поскорее. Ему было досадно, что армейские инструкторы не послушали домашнего совета. Он уже точно понял – армия прекрасное учреждение, но убедился: ей не хватает некоторого соприкосновения с действительностью. Сегодняшнее утро, по его наблюдениям, столкнуло армию с нею прямо в лоб.

Со своей новой позиции он увидел, что немецкая пехота всё ещё продвигается, хотя осторожнее, чем ранее. Робсон выбрал следующего колбасника, которому, казалось, нравилось командовать окружающими, и со всей основательностью прострелил голову. На его взгляд, это значительно задержало немцев на выбранном участке.

У сержанта Перри сложилось такое же мнение. Наступление на позиции его взвода стало вялым, так как несколько унтеров поплатились за явные командные навыки. Немцы прекратили наседать. По рядам американцев пробежало волнение – они наконец-то увидели колеблющегося и отступающего противника. После восьми часов отступления такое зрелище только радовало.

Лейтенант Гришэм посмотрел вниз.

– Сержант, перегруппируйте людей. Это была просто разведка боем, прощупывание обороны в попытке понять, какие у нас силы. Основные ударные части колбасников появятся совсем скоро.

Перри кивнул.

– Они не смогут выдавить нас, пока не разгребут завал на дороге. Для этого потребуются сапёры. Какое-то время мы всё равно отыграли.

– Ага, благодаря Сирли и его базуке. Похоже, этот парень что-то имеет против танков.

Над Коломенским паровозостроительным заводом, В-17E «Мемфисская красавица»[166]166
  Куда же без неё :). Кто не смотрел этот прекрасный фильм – обязательно посмотрите!


[Закрыть]

– Подходим к точке встречи, – лениво дублировал доклад штурмана полковник Холланд. Три бомбардировочные эскадрильи напряглись как следует, и подняли в небо почти две сотни B-17, теперь идущие плотным строем. Далеко на северо-западе ещё три эскадрильи бомбардировщиков приближались к Москве-Сортировочной. Более чем четыреста тяжелых бомбардировщиков дошли до цели и сейчас перестраивались, становясь на боевой курс. Дни, когда десяток машин появлялся над объектом в рассеянном порядке, минули.

Москва тянулась перед ними до самого горизонта. По сравнению со всеми предыдущими целями, город был просто огромен и сиял под солнцем. В точности как и предсказывала метеослужба, кромка дождевых облаков только-только осталась позади. Земля выглядела как наглядное средство навигации. Ока текла с востока, но через двадцать пять километров резко поворачивала на 90 градусов, на север, после чего ещё через такое же расстояние снова направлялась на запад. И уже потом разворачивалась на юг. На этом участке течение менялось, образуя череду замысловатых петель. Почти точно посередине южного отрезка Ока указывала одним из таких поворотов точно на запад, как нарисованным пальцем. Точка встречи находилась на самом его кончике, а осевая линия выводила бомбардировщики прямо на завод. Такая география иногда заставляла ЛеМэя думать, что Бог был пилотом бомбардировщика.

– Истребители колбасников взлетели и ждали нас под кромкой облачности, но их перехватила 356-я. Много сбили, и ещё больше разогнали по аэродромам на дозаправку и перезарядку. Малыши добивают уцелевших прямо сейчас.

Холланд рассматривал схватки, всё ещё идущие вдалеке от B-17. "Тандерболты" рассеивали группы немецких истребителей задолго до того, как они становились опасны. Сосредоточенная стрельба из пулемётов отгоняла тех, кто изловчился прорваться через эскорт. Так стало очевидно, что бомбардировщики на самом деле неплохо вооружены, и машины сопровождения, уверенные, что всегда успеют вернуться, могут расширить радиус прикрытия.

ЛеМэй неразборчиво буркнул в ответ и довернул "Мемфисскую красавицу" на курс, выводящий бомбардировщик точно на центр Коломенского паровозостроительного. Прямо перед ним Москва-река, крупный и известный приток Оки, вливалась в основное течение, создавая настолько надёжную примету, насколько можно пожелать. Территория завода занимала пять километров в длину и полтора в ширину, располагаясь параллельно городу. Идеальная цель.

Он посмотрел налево, отмечая, как "Салли Б." выполняет синхронный поворот. Полёт сквозь дождь, зенитный огонь постоянные маневрирования стали из сложных упражнений обыденностью. ЛеМэй толкнул сектора газа, разгоняя "Мемфисскую красавицу" до почти 500 километров в час. Чем быстрее они пройдут сквозь зону обстрела, тем больше самолётов и экипажей вернётся домой.

– Ничего себе, как садят! Посмотри!

Небо перед ними стремительно чернело, но не от дождевых облаков, а от злых тёмно-серых клубков разрывов. Москва была большим городом и единственным коммуникационным и транспортным узлом на сотни километров. Защищали её соответственно. Разведка докладывала, что оборона всех стратегических пунктов дополнительно усилена зенитками. Это означало, что меньше орудий направлено для поддержки войск на линии фронта. Для ЛеМэя уже только этот факт был доказательством, что постоянные бомбардировки оккупированной немцами русской земли дают результат.

"Мемфисская красавица" уже начала подрагивать от ударных волн, войдя в зону действия зениток. На этот раз всё было по-другому. Обычно разрывы, достаточно близкие, чтобы покачнуть бомбардировщик, появлялись редко. Сегодня они вспыхивали почти непрерывно, и полёт напоминал поведение корабля в шторм, а не случайные удары мёртвой зыби. Искушение уклониться было весьма сильным, но ЛеМэй одёрнул себя. Математика доказала, что манёвр ничуть не уменьшит вероятность наскочить на разрыв – как и полёт по прямой. Странно, но стук мелких осколков по фюзеляжу действовал успокаивающе.

По левому борту шла "Милаха", сохраняя своё место в строю. В одну секунду её окутало сразу несколько облаков разрывов, а в следующую весь промежуток крыла между правыми двигателями полыхнул оранжевым шаром. Наверняка прямое попадание 8-8, подумал ЛеМэй. То, что осталось от правой консоли, закувыркалось в воздухе, а «Милаха» перевернулась на спину и медленно завращалась, падая. Остальные бомбардировщики могли сделать только одно, и Холланд отдала приказ.

– Смотрите за парашютами!

– Никого не будет.

Бортинженер озвучил очевидную истину, и все это поняли. Как только самолёт начинает вращаться подобным образом, центробежные силы не дают выбраться из него. Оставался неопределенный шанс, что конструкция разрушится раньше, чем рухнет на землю, и тогда можно просто выпасть наружу. Но до этого момента ещё далеко.

– "Гонщица" горит, – обернувшись, сказал Холланд, пока ЛеМэй сосредоточился на удержании высоты и скорости. – Наблюдаю ясно. Внутренний правый двигатель выбит. Погасили, зафлюгировали винт. Уверенно держатся на трёх моторах.

– Бомбардир на связи. Одна минута до точки сброса.

– Принял, самолёт твой.

ЛеМэй убрал руки и ноги, и почувствовал крошечные движения, которыми бомбардир "Красавицы" направлял всю колонну в заходе на цель. Потом послышался шум открывающихся створок бомбоотсека, и восемь полутонных бомб, ради которых и затевался этот полёт, ушли вниз. Полковник отметил, что самолёт удержался на своём месте после сброса. Несколько машин рядом дымили поврежденными двигателями, но в целом боевой порядок шёл как на привязи.

– "Пяденица" падает, – прозвучал доклад по внутренней связи. Голос был беспристрастен, но ЛеМэй почувствовал досаду от потери ещё одного бомбардировщика. – Хвостовой стрелок выпрыгнул. Стрелок нижней башни тоже. Ещё четыре вышли через бомбоотсек.

"Пяденица" уже тянула за собой жирный бурый след. Оба внутренних двигателя стояли. Пилот освобождался от бомб, надеясь удержать самолёт в воздухе, но тщетно. От фюзеляжа начали отваливаться куски, в струе дыма появились языки пламени. Следом под напором огня сдались лонжероны, и B-17 рухнул со сложившимися крыльями.

– Сброс завершён, – слова просто подтвердили свершившийся факт, понятный по поведению "Мемфисской красавицы". Без бомб было гораздо легче. – Самолёт ваш, полковник.

– Внимание всем! Подготовиться к повороту на курс 095!

Бомбардировщик начал длинный правый разворот. ЛеМэй заметил, что поворот сбил с толку системы наведения зениток, и ещё долгие мгновения разрывы пятнали небо в стороне. Потребовалось примерно десять секунд, чтобы целеуказатели выдали новое решение. Ну вот они, те самые десять секунд. Позади на цель заходил второй рейд, частично отбомбившийся по Москве-Сортировочной, а первый уже вставал на курс к дому.

В этот момент раздался грохот и сильный удар заставил "Мемфисскую красавицу" пошатнуться на один борт. ЛеМэй почувствовал, как что-то влажное ползёт по лицу. Это всё потом. Внутренний левый двигатель горел, поток оранжевого пламени, стекающий по крылу, оставлял подобный комете след. Сейчас надо было беспокоиться только о том, как сбить пламя. Конструкторы загодя предвидели такое, и оборудовали B-17 углекислотными огнетушителями. Но сначала необходимо отрезать двигатель от подачи топлива, полностью заглушив его и перекрыв трубопроводы. ЛеМэй убрал газ, отключил питание бензонасоса. Как только винт остановился, он активировал огнетушители. Через несколько секунд поток пламени затрепетал и иссяк. Теперь можно было осмотреться. В кабине образовался настоящий хаос.

Всё выглядело так, будто несколько нью-йоркских банд решили устроить разборку в условиях ограниченного пространства. Лобовое стекло, приборная панель и боковые окна были забрызганы невероятным количеством крови и какими-то неопределяемыми ошмётками. ЛеМэй посмотрел на себя. Его кожаная куртка и лётный костюм тоже оказались целиком залиты кровью, а по очками что-то стекало. Полковник Холланд, сидевший на месте второго пилота, обмяк в кресле и был мёртв. Осколок снаряда, взорвавшегося рядом с "Мемфисской красавицей", снёс ему челюсть и выворотил б?льшую часть шеи.

– Бортинженер – в кабину. Стрелок-радист, прими верхнюю башенку.

ЛеМэй посмотрел направо и увиденное потрясло даже его. Из боевого порядка медленно вываливался B-17, хотя все его двигатели работали. Прямое попадание из зенитки снесло почти весь нос. Кабина бомбардира и штурманская выгородка отсутствовали полностью, а то, что осталось, было перекручено и искорёжено. Почему самолёт вообще летит, выходило за рамки понимания.

– "Гончая Запада", отзовитесь кто живой.

Ответ прозвучал с едва скрываемым страхом.

– Всё очень плохо. Снаряд взорвался у самого носа. Штурман и бомбардир просто исчезли. Командир и второй пилот мертвы.

– А вы кто? Бортинженер?

– Нет, сэр. Он ранен, не осилит. Много мелких осколочных. Его место занял Фрэнки. Я Сэм. Мы бортовые стрелки.

– Бортовые стрелки? – На этот раз ЛеМэй порадовался, что частичный паралич лицевого нерва не даёт ему быстро изменить интонацию. – Сколько у вас часов налёта на B-17?

– Ни одного, сэр, – стрелок, очевидно, достаточно пришёл в себя и осознал, что говорит с офицером. – Два часа на кукурузнике в 50 лошадиных сил.

– Сгодится. Ну, будем надеяться, по крайней мере. Самое главное сейчас – не отстать от строя. Фрэнки понимает, что он делает?

– Он считает, да. Он раньше смотрел за работой бортинженера, когда больше нечем было заняться. И ещё ездил на мотоцикле.

О боже правый.

– Тогда скажи ему, что вам надо включить максимальный газ, или просто установить автоподачу топлива на "высокую мощность". Забейте на точную регулировку, просто сделайте как я сказал. Вы должны удержаться в строю. Только не забудьте рассказать об этом, когда приземлимся. Техники не откажутся поменять моторы, но не над вражеской же территорией.

– Так точно, сэр.

ЛеМэй вновь оглядел кабину. Останки полковника Холланда уже убрали с места второго пилота, и даже отдраили кресло от крови и ошмётков тканей, насколько это было возможно в воздухе. Бортинженер принял пост и покосился на пробоину в правом борту.

– Сэр, этот осколок летел за вами. На дюйм дальше к хвосту, и он снёс бы вам голову.

ЛеМэй глянул на дыру и рыкнул:

– Да хрен там.

Чувашский плацдарм, неподалёку от Тимяшей, 746-й танковый батальон

Полковник Лонг размышлял над полученными сведениями. Воспользовавшись понемногу ослабевающим дождём, он отправил разведгруппу, чтобы изучить вражеские позиции в Тимяшах. Восемь бойцов на двух джипах объехали район, где, как предполагалось, окопались немцы, и вернулись с подробным докладом. Силы противника состояли всего из сотни пехотинцев, нескольких единиц бронетехники и одной или двух противотанковых пушек. Даже для его значительно ослабевшего батальона это казалось посильной задачей. Если справимся – отобьём свой отрезок фронта, а подразделения севернее усилят нас и стабилизируют его. Он позвал майора Барндоллара к танку, выбранному вместо своего предыдущего.

– Ну, Джордж, выдвигаемся. Пусть колбасники думают, что мы до сих пор застряли в грязи. Я возьму вторую роту, и пойдём пробивать оборону. Первая и третья расширят дыру, которую проделаем мы.

Жаль, что у меня нет здесь разведки на лёгких танках. Вот уж удружил Ветреный Фредди – раздёргал батальон куда попало, не оставив нам усиления. Без поддержки пехоты остаётся только надеяться, что немцев напугает один вид моих танков, сопровождаемых водителями грузовиков и поварами с походной кухни.

К удивлению полковника, всё получилось как и было задумано. Столкнувшись с пятнадцатью танками, пара T.IV не стала ввязываться в безнадёжную перестрелку и отошла. Пехота отступила вместе с ними, укатив лёгкие 50-мм пушки на руках. Именно для таких случаев и создавались "Шерманы". Танковые орудия стреляли по целеуказанию Лонга, подгоняя отступающих немцев. Часть из них попряталась в развалинах по обе стороны улицы, проходящей через деревню. Остальные бросили пушки и убежали в поисках укрытия. "Шерманы" прибавили скорость и вошли в промежуток между зданий восточной окраины. Машина Лонга тоже покатилась быстрее, нагоняя побеждённых немцев – картинка просто по учебнику.

К сожалению, это был русский фронт, и полковнику пришлось на своей шкуре узнать, как быстро мечты могут обернуться кошмаром при столкновении с немецкими ветеранами. Деревня Тимяши состояла из двух обособленных частей, разделённых овражистым пустырём. Едва "Шерманы" вышли на открытое место, по ним ударили ПТО. Лонгу хватило времени только чтобы понять – он сам въехал в умело разработанную западню. Прямое попадание разбило ленивец и порвало траки. Мехвод успел перебросить передачу на задний ход. Танк описал короткую дугу, разматывая гусеницу и сползая в садик перед домом. Удобная и укрытая позиция, попавшаяся по чистому везению. Полковник понимал, что такое повреждение можно исправить только в рембате – силами экипажа не справиться. Ощущая неминуемую катастрофу, он приказал команде остаться с машиной, а сам пошёл посмотреть, что происходит вокруг. Обстановка была ещё хуже, чем он мог представить. Один из танков застрял носом вверх в дренажной канаве, экипаж лежал рядом. Остальные вспыхивали под плотным, прицельным огнём. Обернувшись, Лонг увидел, что "отступающие войска" сплотились, заняли новые позиции и хлопнули дверью, закрывая ловушку. Обе "брошенных" противотанковых пушки стремительно перекатили. Теперь они лупили по слабо защищенным кормовым частям "Шерманов". Пехотные отделения немцев тем временем окружали американские войска и методично истребляли их.

На юге было ещё хуже. Первая и третья роты, которым задали расширить прорыв в обороне Тимяшей, упёрлись прямо в заслон грамотно расположенных противотанковых пушек и панцеров. Они разносили "Шерманы" на куски, усыпая землю горящими обломками американских танков. Математика была проста и безжалостна – 746-й танковый батальон прекратил существование. Лонг ощущал острое чувство вины. Пока он ждал ослабления дождя, немцы приготовили небольшой отряд-приманку. И когда он отступил, показав паническое бегство, американцы сами влетели в западню.

Лонг вернулся к экипажу. В саду, кроме его команды, уже ждал майор Барндоллар и его люди – всего десять человек. Кроме них, подходили другие уцелевшие танкисты, но много их быть не могло. К тому же немцы рано или поздно начнут прочёсывание деревни, чтобы отыскать всех, кто нашёл где спрятаться. И им стоило бы убраться отсюда до того.

– Куда, Билл?

– На север. Танки и мотопехота колбасников наступают с юга, по дороге от Канаша. Мы будем уходить на север, подальше от них. Я слышал, что какие-то наши части зацепились у Климово.

Никто не сказал ни слова. Маленький отряд выживших танкистов начал свой долгий поход.

Чувашский плацдарм, Климово, сводная группа 83-й пехотной дивизии

– Это же танк!

– Только Сирли не говорите, ещё взорвёт.

– Это "Шерман", он из наших!

– Всё равно взорвёт. Он ненавидит танки. Как только заметит, сразу взрывает. Детский испуг, что ли?

– Кто такой Сирли?

Лейтенанта Джейка Фуллера с самого утра преследовали знамения. Насколько он знал, из всего 746-го батальона уцелел только его танк. Он догадывался, что где-то ещё есть отставшие вспомогательные части, которые на чём-то добираются к месту сбора, но не видел их. Видел только "Шерманы" танковых рот, разбитые немецкими танками и ПТО. А мысль, что его прямо сейчас могли подстрелить свои же, заставляла бегать по позвоночнику мурашки.